Текст книги "Эгоистичный ген. Ричард Докинз. Саммари"

Эгоистичный ген. Ричард Докинз. Саммари

Оригинальное название:

The Selfish Gene

Автор:

Richard Dawkins

www.smartreading.ru

«Машины», состоящие из генов

Все живые организмы на Земле, включая растения, представляют собой сложные «машины», созданные генами. Гены позволили огромному разнообразию организмов выжить, устоять в условиях жесточайшей конкуренции, принять тот или иной внешний облик, развить свойства, способствующие эффективному размножению. И в конечном счете эволюционировать в тот или иной вид.

Осьминог разительно отличается от мыши-полевки, мышь не похожа на дерево, а дерево – на обезьяну. Между тем все эти формы жизни с биохимической точки зрения идентичны. В их основе – генетический коктейль, состоящий из мельчайших молекул. Эти молекулы одинаковы у всех существ – от бактерий и вирусов до слонов.

Ген – это репликатор, то есть частица, способная воспроизводить саму себя в неизменном виде бесчисленное количество раз. Самокопирование генов происходило непрерывно с тех пор, как на планете возникла жизнь. Прошли миллиарды лет, но в целом современные гены – почти то же самое, из чего состоял первобытный «бульон» с амебами.

Ген хочет жить и использует для этого все имеющиеся возможности: любые среды обитания, любые биологические формы. Поэтому репликаторы создали целый спектр «машин выживания». Обезьяна служит машиной для сохранения генов лазания по деревьям, рыба – для сохранения генов плавания в воде. Пути ДНК невероятно сложны и запутанны. Гены, не наделенные ни сознанием, ни волей, способны между тем сотрудничать, кооперироваться ради общих целей или конкурировать между собой. В результате этого сотрудничества и конкуренции одни гены ослабляются, другие же усиливаются, занимая в организме господствующее положение.

Гены человека взаимодействуют между собой в десятках тысяч комбинаций, начиная с внутриутробного развития. Если бы процесс формирования зародыша (а это лишь первый и самый простой этап развития плода!) можно было превратить в чертежи, то они заняли бы 46 толстых книжных томов.

Живые организмы смертны, но сами гены не разрушаются, они меняют хозяев и продолжают свой путь. Мы лишь машины, необходимые им для того, чтобы выжить.

После того как тело выполнило свою задачу, его «выбрасывают». Вот почему ген эгоистичен. Его единственно важная задача – бесконечно воспроизводить себя во все новых и новых организмах. Чтобы обеспечить себе жизнь, гены стремятся сделать каждое последующее поколение биологического вида более адаптивным, чем предыдущее. Например, развить более мощные мышцы ног, чтобы носитель гена мог эффективнее убегать от хищников. Или наделить своего хозяина особым окрасом, позволяющим ему оставаться незаметным в траве.

Естественно, гены не знают, с какими проблемами и опасностями в течение жизни может столкнуться тело, в котором они обитают. Условия будущей жизни известны лишь в общих чертах. Поэтому генная система должна делать «предсказания», основываясь на удачном и неудачном опыте прошлого. Если популяция белых медведей уменьшилась в результате гибели его индивидов от холода, то логично, что следующие поколения медведей гены наделят более толстой шкурой и густым мехом. Если оленя с мелкими рогами не выбрала ни одна самка, он умрет, не оставив потомства. В то время как ген крупных рогов от более успешных самцов перейдет дальше, в организмы детенышей.

Однако подобный эволюционный процесс – до невозможности медленная вещь. Гены все время рискуют «ошибиться», и это неминуемо происходит, неся за собой серьезную расплату – гибель организма. Ошибка должна повториться множество раз, прежде чем гены селектируются таким образом, чтобы в дальнейшем успешно выживать.

Гены и поведенческие стратегии

Для успешного выживания, помимо внешнего вида и физических свойств, организм должен быть наделен подходящей стратегией поведения.

Осторожность – агрессия. Косуля, сталкиваясь с опасностью, всегда убегает. Для быстрого бега у нее есть длинные и сильные ноги. Она никогда не нападает на хищника, даже если он мельче ее по размеру. Вероятно, когда-то в популяции косуль встречались отважные бойцы, однако они погибли от чьих-то клыков и когтей, поэтому ген агрессии не закрепился в последующих поколениях косуль.

Львы и тигры, напротив, рождены, чтобы нападать на добычу. Гены наделяют их способностью подолгу сидеть в засаде и выслеживать жертву по запаху.

«Гены льва хотят получить мясо косули в качестве пищи для своей машины выживания. А гены косули хотят сохранить мясо в качестве функционирующих мышц и органов собственной машины выживания. Эти два способа использования данного мяса несовместимы, что и приводит к конфликту интересов», – так объясняет Докинз извечную вражду между хищниками и травоядными, которая на самом деле не несет в себе никакой эмоциональной враждебности.

Таким образом, различные гены составляют программу собственного существования, а в качестве награды выступает индивидуальное выживание.

Однако у ДНК есть еще одна задача – обеспечить выживание не только отдельного организма, но и всего вида. Поэтому одновременно в силу вступают другие поведенческие программы.

Сотрудничество – паразитирование. Пчелы, которые переносят пыльцу с цветка на цветок, способствуют размножению растений. Но, разумеется, сами насекомые об этом не знают, они лишь «эгоистично» заботятся о собственной пище и строительном материале для ульев. Тем не менее гармоничное сотрудничество насекомых и растений существует миллиарды лет.

Примеров кооперации разных видов в живой природе очень много. Крокодил широко раскрывает пасть, чтобы маленькие тропические птички могли почистить ему зубы, избавив от остатков пищи. Для самих птичек это очень удобный способ питания, не требующий утомительных поисков еды в течение всего светового дня, как это происходит у других пернатых. Однако прежде чем птичка подлетит к пасти крокодила, она должна «предъявить пропуск» – свой характерный яркий окрас. Только в этом случае пасть крокодила не захлопнется и не превратит «стоматолога» в добычу. А вот участь птицы с менее пестрым окрасом, которая вдруг решит последовать этому примеру, станет фатальной. У ее генов «договор» с хищником не заключен, поэтому птица будет съедена.

Сотрудничать могут и особи одного вида, например гиены, которые вместе охотятся, или обезьяны, которые вычесывают друг у друга блох и клещей. А вот сами кровососущие насекомые – типичные паразиты: они не заинтересованы в честном сотрудничестве. Их цель – забрать себе все питательные вещества хозяина, используя его заодно и как жилище, транспортное средство или посредника для размножения.

Другие хорошо известные нам паразиты – вирусы. Они заставляют хозяина чихать и кашлять, распространяясь при этом на десятки метров и находя новые тела для эксплуатации.

Сотрудничать с хозяином вирусы не настроены, поэтому рано или поздно они истощают организм, вызывая его гибель и подписывая смертный приговор самим себе. Однако к тому времени, когда одно тело умрет, вирус уже найдет себе пристанище в сотнях других тел. Так что стратегия весьма эффективна.

В этом смысле бактерии оказываются более «сговорчивыми»: среди множества вредных существуют и полезные, например те, которые помогают хозяину переваривать пищу. В какой-то момент их ДНК «решило» закрепить стратегию сотрудничества в качестве основной. Однако стоит лишь организму стать слабее в результате травмы или болезни, как полчища бактерий восстают. Они могут добить хозяина, чтобы затем переместиться в более молодое и сильное тело, которое съест мясо умершего.

Эгоизм – самопожертвование. Когда за самкой кенгуру гонится гепард, она может вытащить из своей сумки детеныша и бросить на съедение хищнику. Расчет на то, что преследователь удовлетворится небольшой добычей и оставит в покое взрослую особь. Выжившая самка успеет убежать и очень быстро забеременеет снова. Вынашивание детеныша дается ей сравнительно легко: не нужно обустраивать гнездо, высиживать яйца, надолго оседая в одном месте и рискуя жизнью, как это происходит у птиц. Поэтому, как бы чудовищно ни звучало для человеческого уха, кенгуру нет нужды всеми силами защищать детеныша.

Совершенно иная картина складывается в птичьей реальности. Сначала очень сложный брачный ритуал для выбора подходящего партнера – танцы, призывные песни, демонстрация собственной красоты, сражение с соперниками. Некоторые виды птиц принимают ухаживания несколько недель, прежде чем приступить к гнездованию. Затем следует совместное строительство гнезда. К моменту, когда приходит пора откладывать яйца, партнеры уже серьезно «вложились в отношения». Учитывая небольшую продолжительность их жизни, они не могут позволить себе передумать и вновь отправиться на поиски: слишком велик шанс упустить время и не размножиться. Поэтому птичья пара чаще, чем другие виды, защищает семью – хранит моногамию, по очереди высиживает яйца, отбивает гнездо от хищников. А затем усиленно кормит птенцов, часто в ущерб себе.

Синица, чтобы прокормить свое потомство, должна каждые 30 секунд ловить насекомое и приносить в гнездо птенцам. Так происходит от рассвета до заката. Все это время сама родительская особь практически не ест. Она не может позволить себе отвлекаться на схватки за ресурс. Поэтому почти невозможно увидеть синиц, дерущихся за корку хлеба, как происходит у голубей.

Родственные связи

Итак, отдельный эгоистичный ген старается стать как можно более многочисленным в генофонде. С этой целью он способен помогать своим репликам, находящимся в других телах. Максимальная концентрация одинаковых генов, конечно же, встречается у близкородственных особей в популяции. Вот почему столь обычен среди животных альтруизм родителей по отношению к детям. Прямое потомство содержит в своих телах 50 % генов от матери и еще 50 % – от отца. У внуков содержание родственных генов снижается до 25 %, поэтому самоотверженная забота о них со стороны бабушек и дедушек уже менее вероятна. В конце концов, родство становится настолько размытым, что особи воспринимают друг друга просто как товарищей по стае. Животные неспособны отслеживать свою родословную, в их арсенале нет таких понятий, как тети, дяди и внучатые племянники. Однако альтруистичное поведение встречается и в этом случае.

Бесплодная самка обезьяны или та, у которой детеныш умер, может выкрасть и усыновить чужого. При этом она будет проявлять материнскую заботу, как если бы ребенок был ее собственный.

Киты и дельфины поднимают на своих спинах раненых товарищей к поверхности воды, чтобы дать им подышать. И тем самым спасают их от гибели, хотя сами рискуют стать добычей хищников или браконьеров.

Цыпленок, найдя пищу, тут же сообщает об этом всему выводку громким писком. Братья и сестры сбегаются на зов, в результате каждому достается немного еды. С точки зрения выживания вида это эффективная стратегия, хотя для конкретного цыпленка было бы разумнее наесться до отвала одному.

В разрезе эгоизма и альтруизма любопытно рассмотреть и такой феномен, как отказ от размножения. Некоторые виды животных намеренно снижают свою плодовитость. К ним относится и человек. В нашем обществе нежелание иметь детей называют эгоизмом. Чайлдфри клеймят за инфантильность и стремление жить для себя. На самом деле так работают гены регуляции численности вида.

В стае грызунов, которая живет скученно (например, в клетке), часть самок становится бесплодной. Другая часть перестает подпускать к себе самцов, реагируя на их ухаживания агрессией. Фертильными останется лишь ограниченное число особей. Они будут поддерживать популяцию, выращивая сильных и здоровых детенышей и загрызая слабых, чтобы ресурсов для выживания хватало всем.

В мире людей регуляторами популяции стали контрацепция и аборты. Женщина фертильна в среднем с 12–13 до 50 лет. Теоретически за это время можно выносить и родить три десятка детей (что и происходило в «пещерные времена»). Однако в XXI веке мы не готовы использовать свою способность к размножению в полную силу. Если оставить в стороне моральную составляющую (и психологию с ее копанием в детских травмах), это всего лишь стремление генов экономно расходовать ресурсы. С тех пор как население планеты перевалило за пару миллиардов и продолжило неуклонно расти, понадобился фактор, который взял бы этот процесс под контроль.

Ученые подсчитали: если все ныне живущие люди родят по двое детей, то через 500 лет человеческие особи покроют плотным «ковром» все участки суши. Люди будут стоять плечом к плечу, как в метро в часы пик. И десятками тысяч в день умирать от инфекций и голода. Этот факт дает понимание, почему в одних семьях рождается пять детей, а в других – ни одного. В этом смысле вмешательство в природную регуляцию путем ЭКО и лечения от бесплодия, с одной стороны, благо для конкретных индивидов, а с другой – вред для человечества в целом.

Именно поэтому люди используют презервативы, часто не отдавая себе отчета, почему не хотят иметь детей. Птицы сокращают кладку, когда популяция становится слишком плотной, выбрасывая «лишние» яйца из гнезда. Свиньи начинают приносить по одному поросенку вместо пяти-восьми, если хлев перенаселен. Все это не имеет никакого отношения к морали.

В то же время не стоит забывать, что инстинкт размножения – один из самых мощных у любого живого существа. Природа не может допустить, чтобы все самки разом решили вдруг стать бездетными, увидев в этом огромное преимущество для себя (не нужно жертвовать здоровьем, вынашивать детеныша, кормить и защищать его, делиться территорией). Материнский инстинкт создает огромные неудобства, но он же и вознаграждает за риск. Эгоистичный ген работает в двух направлениях сразу.

Родители получают в награду невероятно мощный гормональный коктейль, видя, что их ребенок доволен жизнью. На уровне тела это ощущается как чувство глубокого удовлетворения. Мы испытываем целый спектр приятных эмоций, когда наш младенец агукает и улыбается. Но человек в этом смысле не уникален. Такую же радость испытывает корова, видя, как ее теленок бодро скачет, или кошка, которая слышит сытое мурчание котят. Гены надежно позаботились о положительном подкреплении такого затратного мероприятия, как материнство.

Да, речь идет именно о материнстве, а не о родительстве в целом. И вот почему…

Ген и роли в семье

Как уже было сказано, каждый детеныш получает 50 % генов от матери и столько же от отца. Было бы логично предположить, что родительские гены, заботясь о своих репликах в телах детей, должны одинаково побуждать и маму, и папу участвовать в выращивании потомства. На деле происходит иначе. Очень часто самцы покидают самок, предоставляя им в одиночку заботиться о выводке. Женская особь оказывается в очень уязвимом положении, ведь теперь она должна совмещать множество обязанностей наряду с собственным выживанием и тратить огромное количество ресурсов, чтобы выжили ее дети. Почему же в таком случае ей не бросить детенышей, как это сделал отец? Кажется, что это был бы самый простой и логичный путь.

Дело в том, что перекос «вложений» в паре происходит гораздо раньше, чем родится потомство, – еще на этапе зачатия.

Питательные вещества для развития зародыша содержит только женская половая клетка (она гораздо больше по размеру, чем сперматозоид). Женский организм питает детеныша в утробе. Женщина выкармливает уже родившегося младенца. На момент, когда дети немного подросли и окрепли, женские вложения в потомство настолько серьезны, что природа не может допустить, чтобы эти ресурсы были растрачены впустую (ведь если мать уйдет, ее выводок неминуемо погибнет). Вот почему оставление матерью своих детенышей стоит рассматривать как сбой в системе, а не как логичный поступок в трудной ситуации. Сколь бы множественны не были проблемы и риски одинокой матери, они не оправдывают расточительства половых клеток, пищи, жизненных сил и времени.

Самец же совершает свой вклад лишь на этапе оплодотворения, отдавая свое семя. Он ничего не теряет, когда самоустраняется из процесса воспитания потомства. Напротив, ему выгодно переложить бремя дальнейшей ответственности на самку, а самому пойти размножаться дальше. Чем большее количество самок он успеет оплодотворить за свою жизнь, тем больший он «молодец». Ричард Докинз называет это явление «эксплуататорской стратегией малого вклада при сохранении эволюционных выгод». Увы, но выживание и распространение генофонда самцов происходит исключительно за счет материнского инстинкта самок. Вот такая несправедливость, обошедшая стороной только бесполые организмы, размножающиеся делением.

Отцу практически всегда выгоднее бросить самку с детенышем, если у нее есть шансы вырастить ребенка самостоятельно. Тем не менее существуют виды, у которых и мужская, и женская особь вкладываются в выращивание потомства на равных. Это наблюдается у некоторых видов птиц и млекопитающих.

«Объясняется это не каким-то особым альтруизмом и сознательностью, а лишь сформировавшейся эволюционной стратегией, согласно которой выгода от совместной заботы о детях выше, чем выгода размножиться с как можно большим количеством самок», – объясняет Ричард Докинз.

Тут любопытен один момент. У тех видов, для которых характерна совместная забота о детях, самка тщательно изучает претендентов на ее «руку и сердце», прежде чем приступить к размножению. Она старается заранее определить, будет ли самец верным, расположен ли он хранить домашний очаг, насколько щедро он готов делиться пищей. Один из способов это узнать – долго не подпускать к себе самца, разыгрывая скромницу. При этом принимать заботу, еду и другие ресурсы, поощряя «жениха» небольшими жестами благосклонности. Если самец не выдержит долгих ухаживаний и уйдет на поиски более сговорчивой партнерши, значит, на роль отца он не годится. Таким образом самка отвергает нескольких несерьезных поклонников, пока, наконец, не спарится с самцом, доказавшим ей свою верность и настойчивость.

Вот такие брачные игры, совсем как у людей. Впрочем, не стоит считать это особым женским коварством. Долгие ухаживания выгодны и самцу. Завоевывая свою даму сердца и находясь с ней рядом большую часть времени, самец может быть уверен, что будущие дети – от него, а не от проворного соседа. В противном случае самец проиграл бы по всем статьям, выращивая не своих детей: и гены не распространил, и ресурсы потратил.

Генофонд и мемофонд: чем люди отличаются от животных

Все, что было описано до сих пор, во многом напоминает поведение человеческого вида. Существуют общества людей, в которых узаконены гаремы и многоженство (совсем как у морских слонов, когда один самец может покрывать до 70–80 самок). Мы так же, как животные, ухаживаем друг за другом, чтобы быть выбранными в качестве брачного партнера. Если у птиц и млекопитающих на «брачном рынке» котируется красивый окрас, длинный хвост или крупные рога, то у людей аналогичными факторами привлекательности становятся модная одежда, стильная стрижка и выдающиеся формы. У нас не так очевидна неравноценность родительского вклада в выращивание детей, однако она существует. На плечи матери ложится большая часть бытовой заботы о детях, пока мужчина занимается зарабатыванием денег (ну или скрывается за горизонтом, чтобы ухаживать за новой «самкой», кому как повезет).

Так неужели мы со своими законами, ценностями, гуманистическими идеями, религией, искусством и наукой мало чем отличаемся от примитивных биологических машин? Это не совсем так. Отличия есть, но они лежат за пределами биологии. Наряду с генами образ жизни людей в значительной степени определяется культурой. Передача культурного наследия аналогична генетической передаче.

«Язык – лишь один из многих примеров. Мода на одежду и еду, обряды и обычаи, искусство и архитектура, технические знания и умения – все это развивается в историческое время, причем развитие напоминает многократно ускоренную генетическую эволюцию», – пишет Докинз.

Культурная эволюция, так же как и генетическая, осуществляется на основе «мельчайших частиц», как называет их Ричард Докинз, – мемов. Мем – это некая культурная или идейная единица, передающаяся от поколения к поколению. Музыкальные композиции, модные словечки, поговорки, рецепты блюд, способы сооружения жилых помещений, шутки в интернете, религиозные догмы да и сама идея существования Бога – все это мемы. Они переходят из мозга в мозг, распространяясь, подобно генофонду. Однако если генам для этого нужны века и века, то мемы в нашей информационной реальности разлетаются по миру молниеносно, как вирусы во время чихания.

Одни мемы невероятно живучи, как, например, представление о едином Боге, которое возникло тысячелетия назад и затем передавалось через письменные источники, подкрепляясь музыкой, ритуалами, изобразительным искусством. Другие существуют очень недолго, как вирусные видео на YouTube: посмеялись, скинули друзьям и через пару дней забыли.

Что же придает мему вековую стабильность? Как работает закон естественного отбора в этом случае? Выживаемость мему обеспечивает особость идеи, которая затрагивает глубинные слои нашей психики. Видео с милыми котятами хотя и забавны, но они не потрясают никаких основ в наших головах. В отличие от идеи карающего Бога, который все видит и когда-нибудь воздаст по заслугам. Базовый страх и желание себе лучшей участи толкает людей соблюдать Божьи законы. Стремление выжить и оставить след в истории побуждает сочинять музыку или стихи, писать картины, делать научные открытия, сниматься в кино.

Вероятно, в наши дни на Земле не осталось ни одного прямого потомка Сократа, так что его гены, увы, ушли в небытие. Чего не скажешь о письменных трудах Сократа. В мемофонде он продолжает жить, обретая особую форму бессмертия. Мемы, способные в той или иной степени это бессмертие даровать, становятся очень стойкими. Когда мы соприкасаемся с музыкой Моцарта и поэзией Шекспира, любуемся древней архитектурой Рима и египетскими пирамидами, передаем детям народный фольклор, который усвоили от бабушек, мы способствуем сохранению мемофонда.

Получается, мы были построены природой как генные машины, созданные, чтобы передавать гены потомкам. А цивилизация превратила нас еще и в «каталог» мемов. Так что бессмертие действительно существует. Если вы вносите вклад в мировую культуру, если у вас возникла хорошая идея, или вы сочинили песню, или изобрели свечу зажигания, или написали роман, то ваши авторские мемы смогут продолжать жить в первозданном виде еще очень-очень долго после того, как ваши гены растворятся в поколениях людей.

Однако творчество и наука – не единственный путь. Человек, в отличие от животных, способен к неподдельному бескорыстному альтруизму. Вы можете вносить свой вклад в мемофонд, воспитывая в детях идеи милосердия, самоотверженности, служения другим. Передаваясь из поколения в поколение, соответствующие мемы взрастят прекрасных врачей, педагогов, менторов, священников, спасателей, волонтеров, общественных деятелей.

Пожалуй, мы единственные генные машины на планете, способные восстать против тирании эгоистичного гена, подпитывая в себе альтруизм, чтобы в будущем цивилизация была гуманнее и жила лучше, чем сегодня.