Текст книги "Дюнкерк"

А французы все теряли время. Генерал Вейган плохо представлял обстановку, поэтому, прежде чем принимать какие-то решения, хотел посоветоваться с союзными командующими в Бельгии. В результате 22 мая он пришел к тому решению, что и Гамелен три дня назад. «Это были правильные решения», – вспоминал потом Черчилль, но тут же с горечью напоминал, что этот приказ об общем отступлении северных армий на юг запоздал, по меньшей мере, на четыре дня. На севере были блокированы около сорока французских, английских и бельгийских дивизий, получивших боевой опыт, и если бы они ударили в южном направлении через немецкий танковый клин 19 мая, как приказал Гамелен, то могли бы вырваться из западни.

И все-таки союзники попытались провести контрудар. 21 мая под Аррасом две английские дивизии и одна бронетанковая бригада ударили по превосходящим силам противника и отбросили немецкие части на несколько километров к югу. Гитлеровское командование, опасаясь, что это начало крупного контрнаступления, спешно стало перебрасывать подкрепления. Однако эти опасения были напрасными. К тому времени англичане и французы окончательно потеряли возможность быстрой коммуникации и действовали крайне неслаженно. Французы даже не знали, что Горт старался вырваться из немецкого окружения. Поэтому к вечеру английское наступление, не получив помощи, захлебнулось. 22 мая перешли в наступление две французские дивизии, но к тому времени английское командование уже приказало отступать. Вслед за ними так же пришлось поступить и французам. Так закончилась первая и последняя попытка прижатых к морю союзных войск выйти на соединение с основными силами.

23 мая танковый корпус Гудериана, блокировав Булонь и Кале, вышел на рубеж канала Аа примерно в 20 км от Дюнкерка – последнего крупного порта, еще находившегося в руках прижатой к Ла-Маншу англо-французской армии. С падением Дюнкерка блокированные войска потеряли бы единственный путь снабжения и возможность эвакуации.

Глава 3
Эвакуация – планы и практический опыт

14 мая в утренней программе новостей радиостанция Би-би-си сделала объявление: «Согласно распоряжению Адмиралтейства, все владельцы самоходных прогулочных судов длиной от 30 до 100 футов обязаны в течение четырнадцати дней представить подробные сведения о своих судах, если последние еще не сданы ими или не реквизированы».

Означало ли это, что Англия уже начала готовиться к эвакуации своей армии? Вряд ли. Судя по мемуарам очевидцев и непосредственных участников событий, тогда никто еще не ожидал, что французская армия будет так легко разбита и ее остаткам придется бежать в Англию вместе с британским экспедиционным корпусом. Наоборот, как было сказано в предыдущей главе, английские политики во главе с Черчиллем были полны энтузиазма, и даже когда французское командование сообщило, что они потерпели поражение, еще достаточно долго не хотели в это верить и рассчитывали на контрнаступление.

Так что это объявление было совершенно обычной, чисто административной мерой, предпринятой Амиралтейством с прицелом на отдаленное будущее. Руководство резервом малых судов было в его компетенции, а поскольку Великобритания все-таки островное государство, все понимали, что в условиях войны чем больше будет под рукой кораблей, судов и лодок, тем лучше. Это распоряжение было подготовлено еще даже до начала наступления – 10 мая. Несколько дней оно шло через обычные инстанции Адмиралтейства, и 14-го числа дело, наконец, дошло до официального объявления. О том, что эту меру тогда еще никто не считал особо важной и срочной, говорит и то, что владельцам судов было дано целых две недели для представления сведений. И уж тем более никто не подозревал, что эта административная мера поможет спасти тысячи жизней.

Серьезно об эвакуации заговорили только 19 мая, когда опасность сложившегося положения уже не вызывала сомнений. Первым это предложение озвучил генерал Горт, после того как обсудил ситуацию со своим французским начальством[4]4
  В англо-французских войсках была сложная система командования, по которой получалось, что генерал Горт подчинялся одновременно и своему британскому руководству, и французскому командующему.


[Закрыть] и узнал, что придется отступать к Сомме. В том, что им удастся туда пробиться, он очень сомневался, поэтому вечером 19 мая сообщил в Англию, что, возможно, придется подумать об эвакуации. В министерстве обороны сразу же было созвано совещание, на котором присутствовал адмирал Рамсей – именно ему предстояло руководить морской операцией, если она потребуется.

На французском берегу были три порта, из которых можно было проводить эвакуацию, – Кале, Булонь и Дюнкерк. После изучения обстановки было принято решение максимально использовать порты Кале и Булонь, поскольку обеспечить прикрытие с воздуха Дюнкерка было труднее. Были рассмотрены три варианта:

1) постепенная эвакуация личного состава, не нужного больше английским экспедиционным силам в связи с изменившейся обстановкой, в количестве двух тысяч человек в день, начиная с 20 мая;

2) возможность срочной эвакуации личного состава баз, госпиталей и т. п., в общей сложности около пятнадцати тысяч человек, начиная с ночи на 22 мая;

3) экстренная эвакуация крупных контингентов войск.

Впрочем, даже тогда в то, что появится необходимость в третьем варианте, мало кто верил.

Тем не менее, разрабатывать решили все три варианта. На всякий случай. Было решено использовать для эвакуаций коммерческие суда, а поскольку руководство операциями было полностью возложено на адмирала Рамсея, ему поручили изучить вопрос о количестве судов, могущих действовать из этих трех французских портов, и установить, можно ли в случае крайней необходимости использовать дополнительные пункты погрузки для малых судов.

В тот же день, 19 мая, генерал Гамелен, прежде чем его успели снять с должности командующего, направил руководству французского флота телеграмму, в которой говорилось: «Хотя обстановка не требует немедленного принятия таких мер, было бы предусмотрительно сразу же приступить к сбору транспортов для эвакуации некоторых частей, хотя и невозможно заранее установить количество необходимых судов и порты погрузки».

19-го (в 4 часа 30 минут пополудни) нам сообщили, что лорд Горт «изучает возможность отхода к Дюнкерку, если он будет вынужден это сделать». Начальник Имперского генерального штаба Айронсайд не мог принять этого предложения, поскольку он, как и большинство из нас, считал правильным движение на юг. Поэтому мы послали его к генералу Горту с указаниями двинуть английскую армию в юго-западном направлении и пробиваться через любые препятствия с целью соединиться на юге с французами, с тем чтобы бельгийцы присоединились к этому маршу или, в случае отказа, согласились на эвакуацию как можно большего числа бельгийских войск через порты Ла-Манша. Связь даже с генералом Гортом прерывалась и была затруднительной, но нам сообщили, что он имеет лишь четырехдневный запас продовольствия, а боеприпасов хватит только для одного боя.

На совещании военного кабинета утром 20 мая мы снова обсуждали положение нашей армии. Даже при условии успешного отхода с боями к Сомме я считал вполне вероятным, что значительные силы могут быть отрезаны или отброшены обратно к морю. В протоколе совещания было отмечено: «Премьер-министр полагает, что в качестве меры предосторожности морскому министерству следует собрать большое количество мелких судов, которые должны быть готовы к выходу в порты и бухты на французском побережье».

Военно-морское министерство начало немедленно действовать со все усиливающимся рвением, так как время шло и положение становилось все более мрачным. Планировалось, если окажется необходимым, проводить эвакуацию из Кале, Булони и Дюнкерка по 10 тысяч человек из каждого порта в сутки. 30 судов типа пассажирских паромов, 10 военно-морских дрифтеров и 6 небольших каботажных судов были выделены в состав первой очереди. 22 мая морское министерство отдало приказ о реквизиции 40 голландских шхун, которые нашли у нас убежище, и укомплектовании их военно-морскими командами. Во всех английских гаванях была проведена полная проверка всех судов. Эти планы, которые получили название операции «Динамо», десять дней спустя обеспечили спасение армии.

Уинстон Черчилль, «Вторая мировая война».

20 мая офицерам службы морских перевозок в основных британских портах были даны указания взять на учет все малые суда грузоподъемностью до 1000 тонн, включая колесные пароходы и прогулочные суда, и сообщить необходимые данные вице-адмиралу Рамсею в Дувр.

21 мая генералу Горту передали приказ, о котором говорил Черчилль: «двинуть английскую армию в юго-западном направлении и пробиваться через любые препятствия с целью соединиться на юге с французами». В эту же ночь началась практическая разработка плана эвакуации английских экспедиционных сил, о которой говорили на заседании 19 мая. «Перед военным кабинетом стояла тяжелая альтернатива, – писал Черчилль, – английской армии любой ценой, совместно с французами и бельгийцами или без них, пробиваться на юг, на Сомму, – задача, в возможности выполнения которой лорд Горт сомневался, – или же отойти к Дюнкерку и осуществить морскую эвакуацию под бомбами вражеской авиации при полной уверенности потерять всю артиллерию и вооружение, которого было так мало и которое было так ценно. Выполнение первой задачи было, совершенно очевидно, связано с большим риском, но не было никаких причин, почему бы не принять все возможные предупредительные и подготовительные меры для того, чтобы обеспечить эвакуацию морем в случае провала южного плана».

Но британское руководство все еще колебалось. Утром 22 мая стало казаться, что положение английских экспедиционных сил не такое уж тяжелое, и они вполне могут прорваться около Арраса – немецкие танковые дивизии, наступавшие на Булонь и Кале, были остановлены. Поэтому, когда проект плана эвакуации был закончен, разрабатывавшему его полковнику Бриджмену сообщили, что пока еще он не требуется, а сам полковник был отозван в штаб.

Военное министерство заявило, что до пятницы 24 мая никакой эвакуации не будет и не планируется и что оно не намерено проводить эвакуацию «паническим» образом. Но, как уже говорилось в предыдущей главе, успех был временный, и в тот же день английской армии пришлось отступить. Во второй половине дня немецкие танковые силы снова ринулись вперед, и к утру 23 мая из окон кабинета Рамсея в Дувре можно было видеть вспышки на другом берегу Ла-Манша. Это были вспышки от разрывов снарядов 2-й танковой дивизии, наступающей на Булонь.

Разработанный Бриджменом план эвакуации рушился на глазах – он ведь составлялся с расчетом на Кале, Булонь и Дюнкерк, а чем дальше, тем яснее все понимали, что Кале и Булонь будут вот-вот потеряны. И для спасения десятков тысяч человек останется один Дюнкерк – самый маленький и неудобный из этих трех портов.

Так и случилось.

Что же именно произошло в Булони и Кале? Это важный вопрос, потому что именно там британский флот провел первые, пусть и небольшие эвакуации людей под огнем противника, а следовательно, там, в боевых условиях, стали видны все недостатки разработанных в штабе планов. Без этого потери в Дюнкерке через несколько дней были бы гораздо выше.

Итак, к полуночи 22 мая головной батальон 2-й немецкой танковой дивизии вышел к морю около устья Соммы. План Гудериана, в распоряжении которого были 1-я, 2-я и 10-я танковые дивизии, был довольно прост: 2-я танковая дивизия наступает на Булонь, 1-я дивизия – на Кале, а 10-я на Дюнкерк. Если бы этот план был осуществлен и Дюнкерк захвачен, англичанам пришлось бы плохо. Но немецкое командование после контрудара под Аррасом решило проявить осторожность и вывело 10-ю танковую дивизию в резерв.

21 мая пришел приказ продолжать наступление на север с задачей овладеть портами Ла-Манша. Я хотел направить 10-ю танковую дивизию через Эден, Сент-Омер на Дюнкерк, 1-ю танковую дивизию – на Кале и 2-ю танковую дивизию – на Булонь, но вынужден был изменить свой план, так как в 6 час. 22 мая получил приказ командования выделить 10-ю танковую дивизию в резерв танковой группы. Следовательно, в моем распоряжении для наступления 22 мая остались лишь 1-я и 2-я танковые дивизии. К сожалению, моя просьба в целях быстрого овладения портами Ла-Манша оставить мне все три дивизии не была удовлетворена. С тяжелым сердцем мне пришлось отказаться от немедленного наступления 10-й танковой дивизии на Дюнкерк, 1-я танковая дивизия вместе с прибывшим из Седана пехотным полком «Великая Германия» направлялась теперь через Саме, Девр на Кале, 2-я танковая дивизия наступала вдоль побережья на Булонь.

21 мая севернее нас произошло интересное событие: английские танки сделали попытку пробиться по направлению к Парижу. Под Аррасом они натолкнулись на еще не обстрелянную в то время дивизию СС «Мертвая голова» и вызвали панику в ее рядах. Пробиться они не пробились, но некоторым образом повлияли на настроения штаба танковой группы фон Клейста, который вдруг стал проявлять нервозность. На солдат это влияние не распространилось.

Г. Гудериан, «Воспоминания солдата».

Между тем англичане и французы тоже не знали, что делать, – одни начальники отдавали противоречивые приказы, другие выжидали, в какую сторону изменится обстановка. В портах царили бардак и непонимание происходящего, в то время как быстрое продвижение немецких танковых сил требовало решительных мер. Пусть вопрос об эвакуации армии еще не был решен и оставалась надежда на французское контрнаступление, но на побережье Ла-Манша кроме собственно армии были, по выражению Горта, «лишние рты», которые надо было срочно эвакуировать в Англию вне зависимости от того, что будет делать армия.

«Позади английских экспедиционных сил, располагавшихся в течение первых девяти месяцев войны вдоль франко-бельгийской границы, вырос огромный «хвост» из небоевых элементов, какой обычно тянется за всякой современной армией. Он был гораздо больше, чем требовалось для самих экспедиционных сил, ибо правительство рассматривало их лишь как ядро огромных вооруженных сил, которые будут развернуты после введения воинской повинности. Поэтому в тылу были сосредоточены административные и хозяйственные учреждения, склады, учебные и опытные части, предназначенные для приема пополнений из Англии, после того как широкая программа боевой подготовки, вступившая в действие в начале войны, начнет наконец приносить плоды. Многие из этих частей были укомплектованы нестроевыми, очень много было необученных и невооруженных людей. Те части, которые находились ближе к фронту, были привлечены для формирования сводных отрядов на линии каналов, а остальные только поглощали все уменьшающиеся запасы продовольствия и служили мишенью для немцев. Это и были «лишние рты», и при планировании операции «Динамо» надо было считаться с фактом их существования и обеспечить суда для их перевозки».

А ситуация все ухудшалась, в основном даже не из-за продвижения танковой армии, а из-за того, что масштаб немецких воздушных налетов быстро увеличивался, и море становилось таким же опасным, как и суша. Около Кале в результате налета авиации противника английский флот потерял эсминец «Уэссекс», а также была разрушена носовая часть польского эсминца «Бужа». За двое суток было уничтожено четыре эсминца и шесть выведено из строя.

Была и другая проблема, которую надо было срочно решать, – из-за минирования с воздуха устья Сены серьезно задержалось снабжение французских войск. Первоначально предполагалось отправить первое судно 20 мая, но конвой вышел только 24-го. Из 37 судов в конце концов прибыли в Дюнкерк только 13, причем 5 из них были уничтожены бомбами уже в самом порту. Поэтому было решено отказаться от использования грузовых судов и снабжать Дюнкерк при помощи мелких судов, бывших для авиации куда более сложными мишенями.

В самом Дюнкерке французы решили вывести из порта все крупные суда, иначе бы их там все просто разбомбили. Первая группа судов вышла из порта беспрепятственно, но вторая подверглась мощному удару с воздуха и была разгромлена, а эсминец «Л’Адруа», прикрывавший их отход, получил прямое попадание и в безнадежном состоянии выбросился на мель.

Между тем офицер, на которого была возложена оборона Булони, потерял связь с адмиралом Абриалем и 21 мая приказал эвакуировать порт. Однако его подчиненному, офицеру береговой артиллерии, удалось установить связь с Дюнкерком, и он получил приказ «оказывать сопротивление противнику столько времени, сколько понадобится». 22 мая командование обороной города принял капитан 3-го ранга Анри Номи, а затем туда прибыл генерал Ланкето с остатками 21-й пехотной дивизии.

В тот же день в Булонь из Дувра была переброшена 20-я гвардейская бригада британской армии – помогать французам защищать город. «Высадка протекала не без трудностей. Конвой прибыл во время самой малой воды, и «Уитсхед», шедший впереди транспортов, пришвартовался к набережной Шанзи только с помощью буксира. Причалы были загромождены всевозможными материалами и брошенными автомобилями; все грузовые операции прекратились. Вдобавок район порта был забит толпами беженцев, отставшими солдатами из тыловых частей, подразделениями бельгийских и французских войск. Не было никакой дисциплины. С огромным трудом экипажам эсминцев удалось очистить место и организовать выгрузочные команды. Тут прибыли госпитальные обозы, забившие причалы, но их оттеснили назад, чтобы разобраться с ними позднее. Постепенно порядок был восстановлен, бригада со всем своим имуществом высадилась на берег, а транспорты и эсминцы вышли из порта, до отказа забитые ранеными, беженцами и потерявшими свои части солдатами».

В полдень того же дня, 22 мая, запись в немецком журнале боевых действий гласит: «…командир корпуса в полдень направил 2-ю танковую дивизию на Булонь, не ожидая распоряжения из штаба группы Клейста. В результате дивизии удалось прорваться в город». Однако англо-французские войска, находившиеся в Булони, сумели отбиться. На рассвете 23-го немецкие танки снова пошли в атаку, поддерживаемые с воздуха авиацией. Но британские и французские эсминцы, несмотря на воздушные налеты, вели огонь с рейда по хорошо видимым при утреннем свете танкам.

22 мая под Девром, Саме и южнее Булони начались ожесточенные бои. Против нас действовали главным образом французы, но были и англичане, бельгийцы и даже некоторые отбившиеся от своих частей голландцы.

Противник был отброшен, но его авиация действовала энергично, бомбардировала и обстреливала наши войска, чего нельзя было сказать о нашей авиации. Оперативные аэродромы были расположены далеко от района боевых действий, авиация, по-видимому, не могла быстро перебазироваться на передовые аэродромы. Несмотря на все это, нам удалось ворваться в Булонь.

Г. Гудериан, «Воспоминания солдата».

Эсминец «Уитсхед» вместе с другими эсминцами прикрывал передвижение пехотной бригады в Кале. Возвращаясь в Дувр, он получил распоряжение «как можно скорее» следовать в Булонь. Когда он прибыл в порт, было уже ясно, что положение ухудшается с угрожающей быстротой. Высоты, господствующие над городом, и городские укрепления были захвачены немцами, и только район, примыкающий к порту, находился еще в руках союзников. Эсминцы высадили моряков и солдат морской пехоты для восстановления порядка в районе порта, после чего «Уитсхед» взял на борт тяжелораненых и отошел от причала, открыв огонь по немецким пулеметным точкам, расположенным в каких-нибудь ста метрах от порта. В 17.30 «Уитсхед», уже ложась на курс по направлению к Дувру, перехватил радиограмму с распоряжением немедленно приступить к эвакуации.

Уже стоявшие у причала два эсминца начали срочно принимать на борт войска. В это время с севера налетела большая группа немецких бомбардировщиков, но тут же появилась группа британских «спитфайров» и атаковала их. Однако еще одна группа из шестидесяти немецких пикирующих бомбардировщиков нанесла удар по порту и стоящим поблизости кораблям. Одновременно с суши начался общий штурм города. По двум эсминцам, стоявшим в порту, был открыт минометный и пулеметный огонь, и лишь благодаря невероятной удаче ни одна бомба не попала в корабли. Но многие офицеры и матросы были убиты или тяжело ранены пулеметным огнем.

Тем временем мощному удару с воздуха подверглись и корабли, вышедшие из порта. Одна бомба разорвалась вблизи «Уитсхеда», но, по счастью, почти не причинила ему вреда. Французам повезло меньше – один французский эсминец загорелся и затонул, второй эсминец был сильно поврежден.

Когда налет окончился, «Уитсхед» тут же поспешил к берегу, чтобы выяснить, не требуется ли помощь, и послал радиограмму в Дувр с просьбой об авиационной поддержке, так как продолжать эвакуацию без истребительного прикрытия было невозможно. Через пятьдесят минут над Булонью снова появились британские «спитфайры».

Был отлив, поэтому первые два эсминца с трудом вошли в порт, одновременно паля по пулеметным гнездам и другим целям. Несмотря на постоянный обстрел со стороны немцев, им все-таки удалось взять на борт людей и выйти из порта. Их место сразу занял третий эсминец, но на него сразу обрушился массированный огонь с высот севернее города. Вероятно, немцы надеялись потопить его и тем самым загородить вход в порт, чтобы помешать продолжению эвакуации. Один снаряд все-таки попал в него, эсминец с остановившимися машинами сел на мель, все старшие офицеры были ранены или погибли, но младший лейтенант Джоунз, взявший на себя командование, в конце концов вывел корабль из порта кормой вперед.

Четвертый эсминец, подходя к причалу, попал под сильный огонь, не прекращавшийся в течение всей погрузки. К 21.00 оба корабля приняли около тысячи человек. Уровень воды был еще слишком низкий, поэтому больше загружать было нельзя. Все они благополучно вернулись в Дувр, но в Булони еще оставались войска. Адмирал Рамсей приказал кораблю «Виндзор», действовавшему в районе Кале, следовать в Булонь. Около 22.30 он вошел в порт и подобрал 600 солдат и 30 раненых.

К этому времени у Дуврского командования оставались только два неповрежденных эсминца. Один из них был направлен в Кале, а второй – «Вимьера» – подошел к Булони и пришвартовался у внешнего мола, потому что попытка достигнуть внутренней гавани могла бы оказаться самоубийственной. В порту было тихо, казалось, что остатки армии уже капитулировали и там никого не осталось. На деле же там было довольно много гражданских беженцев и около тысячи солдат. К 2.45 «Вимьера» взяла на борт 1400 человек. Корабль был перегружен, но ему все же удалось отойти от причала и направиться к Дувру.

На этом оборона Булони почти закончилась, хотя в течение всего следующего дня французы еще продолжали оказывать сопротивление в отдаленных от порта районах, а с моря их поддерживали огнем французские эсминцы, большая часть которых при этом серьезно пострадала. Оставшиеся эсминцы были отозваны из Булони, но генерал Ланкето с горсткой солдат продолжал сопротивляться до утра 25-го, когда ему пришлось капитулировать. Первый из трех портов, запланированных для эвакуации британской армии, был потерян.

Тем, кто не был очевидцем событий, трудно представить себе картину Дуврского порта в то время и в последующие дни. Дуврский порт обширен, но его причалы невелики и, за исключением причалов Адмиралтейской гавани, не приспособлены для напряженной работы. Порт был предназначен больше для стоянки старого ла-маншского флота, чем для интенсивных погрузочно-разгрузочных работ. В Адмиралтейской гавани было восемь причалов, предназначенных для курсирующих через Ла-Манш пароходов. В самые напряженные моменты у этих восьми причалов скапливалось шестнадцать, восемнадцать и даже двадцать судов. Они швартовались друг к другу по два-три судна, и вследствие трудности разворота (во время отлива между пирсом принца Уэльского и Адмиралтейским пирсом из воды выступает гряда камней и мелей) почти все суда приходилось отводить буксирами, причем с максимальной поспешностью. Суда подходили к пирсу, как можно скорее высаживали измотанных солдат на берег и снова уходили, чтобы, пополнив запас топлива, вернуться на противоположный берег. В главной гавани было от сорока до пятидесяти швартовых бочек. Они были постоянно заняты судами, принимающими грузы, устраняющими мелкие повреждения и очень редко остановившимися для длительной стоянки.

Дэвид Дивайн, «Девять дней Дюнкерка».

Во втором из тех трех портов, через которые планировалось эвакуировать английские и французские войска – Кале – события начали развиваться немного позже, чем в Булони. Французы обороняли его изо всех сил, поэтому им удалось ненадолго остановить немцев. Но 22 мая 1-я немецкая танковая дивизия все же подошла к Кале вплотную и уже готова была атаковать город. Однако Гудериан передумал – в это время под его командование вернулась 10-я танковая дивизия, которую временно переводили в резерв, и он подкорректировал свои планы. «Я решил немедленно повернуть на Дюнкерк 1-ю танковую дивизию, подошедшую уже вплотную к Кале, – вспоминал он, – а 10-ю танковую дивизию, двигавшуюся за ней из района Дуллан, направить через Сааде на Кале, с захватом которого еще можно было не спешить».

Союзникам эта передышка дала возможность тоже собраться с силами, а главное – усилить гарнизон Кале. Пока немцы перегруппировывали армию, в Кале прибыли территориальный пехотный батальон королевы Виктории и 3-й танковый полк 1-й бронетанковой дивизии. Правда, они сразу столкнулись с трудностями при разгрузке машин – портовые сооружения к тому времени были уже сильно повреждены в результате бомбежек, да и обслуживающего персонала в порту почти не осталось. Пришлось разгружать при помощи судовых кранов, и затянулось это почти на сутки.

Танковому полку и прибывшему через день пехотному подкреплению был дан приказ прорываться на юго-запад, на соединение с гарнизоном Булони. Но он, как уже не раз было в этой войне, запоздал – к тому времени немцы подошли уже почти к самым окраинам города, и ни о каком прорыве к Булони не могло быть и речи. Поэтому английские войска занялись тем, что стали помогать французам укреплять Кале.

В это время пришел новый приказ: доставить английским экспедиционным силам 350 тысяч пайков. В распоряжении подчеркивалось, что эта задача «выше всех прочих соображений». Танковый полк выслал одну из своих рот разведать дорогу на Дюнкерк. Но там их караулили подразделения 1-й танковой дивизии Гудериана. Три британских танка сумели прорваться назад в Кале, остальные были уничтожены. Но приказ есть приказ, и на рассвете 24 мая пехота с еще одной ротой танков снова попыталась прорваться к Дюнкерку. К концу боя от них осталось только девять средних и двенадцать легких танков.

Тем временем артиллерия 10-й немецкой танковой дивизии вела массированный огонь по Кале, временами делая пробные атаки. Со своей стороны англичане пытались как-то отбиваться со стороны моря – их эсминцы патрулировали на рейде и при всякой возможности открывали огонь по немцам.

В два часа ночи 24 мая военное министерство сообщило, что вопрос об эвакуации Кале «в принципе» решен. На корабли, с которых выгружали машины и боеприпасы для бронетанковой дивизии, поспешно погрузили раненых, личный состав службы снабжения и других нестроевых частей и обслуживающий персонал порта, после чего корабли направились в Дувр. А из Дувра в Кале были направлены эсминцы с предметами снабжения и с отрядом морской пехоты для охраны порта.

«10-я танковая дивизия блокировала Кале и начала готовиться к штурму старой морской крепости, – писал Гудериан. – Во второй половине дня я посетил дивизию и приказал продвигаться планомерно, чтобы уменьшить потери. Для действий 25 мая дивизия была усилена тяжелой артиллерией, которую можно было снять с участка Булони».

Вечером немцы предприняли сильные атаки со всех трех направлений. Защищавшие город французские и английские солдаты были вынуждены оставить свои позиции и отойти на укрепления старой морской крепости. Тогда же пришло сообщение от начальника французского Генерального штаба, в котором говорилось, что они «запрещают эвакуацию», и это «означает, что Вы должны подчиниться во имя союзнической солидарности». Но это был крик отчаяния, к которому британское командование так и отнеслось – с сочувствием, но без малейшего намерения подчиниться.

Утром 25 мая немцы отправили к англичанам взятого в плен мэра Кале с предложением о капитуляции. Те мэра оставили у себя, а немецкий эскорт отправили обратно. Капитулировать они, конечно, отказались. Обстрел продолжался все утро, были разрушены водопроводные магистрали, поэтому возникла острая нехватка воды, усиливающаяся с каждым часом. Почти все орудия защитников Кале вышли из строя, и хотя эсминцы всеми силами старались им помочь, толку особо не было, потому что некому было корректировать их огонь. «В Старом городе бушевали пожары, улицы превратились в руины, пыль и едкий дым заволокли позиции обороняющихся. На восточном участке была предпринята вылазка с целью ослабить нажим противника, но она захлебнулась в дюнах. Наконец противник форсировал каналы, и обороняющиеся отступили в район доков. Бригадир Никольсон и французский командир создали объединенный штаб в старой цитадели. Сюда во второй половине дня был доставлен немецкий парламентер, потребовавший капитуляции. Немецкий журнал боевых действий приводит ответ Никольсона: «Отвечаю отрицательно, потому что долг английской армии, как и немецкой, – драться». Эту же фразу вспоминает в своих мемуарах и Гудериан, причем с заметным восхищением.

В полночь из британского военного министерства поступило последнее обращение к защитникам Кале: «Каждый час вашего сопротивления оказывает огромную помощь английским экспедиционным силам. Правительство решило, что вы должны продолжать сражаться. Восхищены вашей блестящей стойкостью».

Премьер-министр – начальнику Имперского генерального штаба.

25 мая 1940 года

«Бригадному генералу, обороняющему Кале, следует сказать что-нибудь в таком роде: оборона Кале до последнего предела является сейчас актом величайшей важности для нашей страны и для нашей армии. Прежде всего она сковывает очень большую часть вражеских танковых сил и не дает им наносить удары по нашим коммуникациям. Затем она сохраняет для нас порт, через который смогут вернуться на родину части английской армии. Лорд Горт уже послал к Вам на поддержку войска, а военно-морской флот сделает все возможное для того, чтобы обеспечить Ваше снабжение. Взоры всей империи устремились на защитников Кале, и правительство его величества уверено, что Вы и Ваш доблестный полк совершите подвиг, достойный англичан».