Текст книги "Ни о чём и обо всём"

Записки туристки

Очень уж я люблю путешествовать, просто хлебом не корми. Была бы состоятельной дамой, объездила бы, наверное, весь земной шарик.

Больше всего в путешествиях от пункта А в пункт Б, я люблю саму дорогу, сам процесс, так сказать. Обожаю собираться, предвкушая, как переполняюсь вся до краёв новыми впечатлениями.

Особенно люблю самолеты. Эти огромные, серебристые птицы внушают мне просто какой-то священный трепет. Подъезжая в очередной раз к аэропорту, чувствую прямо-таки ни с чем несравнимое возбуждение и подъём. Так я всё это дело люблю – всю эту улетающе-прилетающую толпу народа, чемоданы, сумки, суету, информационные табло с меняющимися строками номеров рейсов. Обожаю голос диспетчера, который сначала на русском, а потом на английском (что особенно нравится) объявляет куда и кому идти, чтобы благополучно погрузиться в свой самолет и вовремя вылететь до пункта назначения. Английский вариант речи будоражит больше, и как бы придаёт значимости и возвышает в собственных мыслях.

«О, да! Да я крутая девчонка, I’m not just, меня по-англицки приглашают. Сейчас я взмою в небо со всей этой толпой, спешащей вместе со мной на наш рейс». И с нами там будут симпатичные девчонки и ребята, одетые в волшебную форму воздушного братства. Все они мне кажутся чуть ли не небожителями, приобщенными к некой тайне, и наделённые определённой властью в пределах воздушного пространства. Воздушный корабль – это их вотчина, крылатая машина, где они чувствуют себя в какой-то степени и на определённое время вершителями судеб во главе с капитаном корабля и его командой. И мы, пассажиры, так сказать, волею судЕб, маленький, вверенный их заботам народец, который они должны оберегать, поить-кормить, следить за нашим состоянием, создавать нам во время полета комфортное состояние, быть нам няньками и наставниками, скорой помощью, массовиками-затейниками. Ну, и просто добрыми ангелами-хранителями, пока шасси не коснётся земной тверди.

Обожаю этих ребят. Обожаю капитана корабля, потому что он почти Бог для меня на время полёта, в его руках наши жизни. Да и всех, летящих вместе со мной пассажиров люблю за общую сопричастность. Представляю себе какой это кайф и ни с чем несравнимое чувство – поднять в первый раз в небо эту огромную тяжелую машину и легко и плавно нести её в небе, разрезая крыльями облака. На небо подсаживаешься, как на наркотик, жить без него уже не можешь, и живешь от полета до полета. Для любого летчика нет ничего хуже, чем списание на землю по состоянию здоровья и в силу возраста.

Вспомните наш хитовый фильм «Экипаж», который любим нами уже на протяжении многих лет. Для меня также, наверное, как для всех, кто любит летать, самые будоражащие моменты – это взлёт и посадка. Отсчёт времени идёт с того момента как самолет начинает движение по взлётной полосе, потом внезапно останавливается на несколько секунд, замирает как перед невероятным прыжком, и вдруг начинает разгоняться всё быстрее и быстрее, и в какой-то неуловимый, нужный момент отрывается от земли, неуклонно набирая высоту, замирая, как на очередной ступеньке, и поднимаясь на следующую ступень высоты, припадает то на одно крыло, то на другое, постепенно выравниваясь, прямо по заданному курсу.

В самолёте я практически никогда не сплю. И не потому, что совсем не хочется. Иногда бывает, что с превеликим удовольствием вздремнула бы часок– другой, но ведь просто невозможно спать на фоне дальнейших, разворачивающихся событий. Всегда завидую тем, кто, как только самолет начинает набирать высоту, откидываются на спинку кресла и спокойненько себе отбывают в царство Морфея, не взирая на беготню по салону, грохот тележки, шумовые эффекты, зоны турбулентности и прочие прелести полета. Только хочется смежить налитые усталостью веки, как начинается инструктаж по спасению самого себя на случай падения самолета с небесных высот. Потом идёт раздача конфет и пакетиков на случай того, если конфеты в организме не приживутся, как и скромный полётный паек и прочая, припасённая пассажирами еда и напитки. Потом, с небольшим перерывом, идёт собственно раздача напитков, и не успеешь ты в очередной раз смежить тяжелые веки, как тебя уже толкают легонько в бок: «Чё будешь – рыбу или курицу?». И если повезёт, то ещё и мясо. Потом начинается сбор коробочек из-под еды и пустых стаканчиков и прочего мусора, который в невероятных количествах плодится под, перед, вокруг каждого пассажира, который обустраивает себе своё маленькое гнёздышко на время полета и гадит с невероятной скоростью и усердием. После кормёжки и поёшки пассажиры начинают выстраиваться змейкой в сторону ватерклозетов.

Обязательно на каждом рейсе окажется парочка детишек, которые весь полёт будут истошно вопить и скакать по салону, не давая покоя не только родителям, но и всему летящему, подуставшему народу. В последние мои перелеты мне повезло несказанно. Во всём самолёте был один маленький вопящий ребенок и сидел он с родителями рядом со мной. Полёт прошёл в тонусе.

Люблю наблюдать за людьми во время полёта. Случается очень много забавных случаев во время путешествий. Недавно, во время очередного перелёта к морям– океанам, порадовал один эпизод. Стюардессы раздавали пакетики пассажирам на случай «Если вдруг что…». Мужчина с соседнего ряда попросил двойной комплект пакетиков, на что стюардесса задала ему замечательный вопрос: «Вы что, так в себе не уверены?», на что получила, на мой взгляд, такой же замечательный ответ: «Вот как раз-то в себе я очень уверен, поэтому прошу двойной комплект».

Употребление спиртных напитков на борту самолета категорически запрещено и все об этом знают, а кто ж не знает, того оповещают об этом в самом начале полета. Но разве это когда-нибудь останавливало наш народ, который обожает действовать в обход всех правил и предостережений? Правила ведь для того и существуют, чтобы их нарушать. Иначе жить неинтересно. Пресно. Драйва не хватает, как перцу в супе. Наш находчивый и изобретательный народ наливает спиртное в бутылочки из-под колы, минералки и даже в термосА. Самые смелые просто прихлёбывают веселящий напиток, почти не таясь. По салону начинают витать запахи коньяка и мартини, а глаза пассажиров начинают зажигаться радостной искрой. Некоторые, особо часто прикладывающиеся к заветному сосуду, начинают скакать на месте озорной свиньёй, радуя глаз наливным румянцем.

Как-то летели отдыхать в Египет на новогодние праздники. Попали на такой рейс, на котором пассажиры видимо уже очень хотели начать радоваться предстоящему празднику и начали серьёзную подготовку к оному действу уже в дьюти-фри. Все радостно звенели и булькали стеклянной тарой, размеры и количество которой напугали бы до икоты любого иностранца. Наши же, уважительно, понимающе, с подбадривающими улыбками посматривали на соотечественников, мысленно представляя себе масштабы разгула. Один мужик запомнился мне особо. В празднишном костюмчике серебристого цвета, он набрал в дьюти-фри рекордное количество бутылок дорогой водки. Сидели мы во время полёта не рядом, поэтому затрудняюсь сказать сколько мужик принял на грудь во время перелёта, но в аэропорту его выгружали из самолета, как мешок с картошкой. Приобретённый за время полета приятель, с которым видимо и усугубляли, оказался немного покрепче. Бросить собутыльника в таком состоянии он не мог. А постольку, поскольку и сам нетвёрдо стоял на ногах, то товарища по возлияниям довести в горизонтальном положении просто не мог физически. Но и не оставил в бедственном положении. Серебристый мужик был в полной отключке и ему было по барабану, что дружок тащит его, как куль с мукой, полируя пол арабского аэропорта дорогим костюмчиком. Что там было дальше, я не видела. Надеюсь, что мужика как-то установили в вертикальное положение для прохода через фейс-контроль.

Всё своё детство я провела на колесах, путешествуя в поездах дальнего следования. Возможно, отсюда у меня сформировалась эта цыганская страсть к дорогам. На время, которое преодолевал поезд от Москвы до Орловской области, где, собственно, и прошло моё счастливое детство, я обычно успевала познакомиться с каким-нибудь мальчиком, примерно моего возраста. Познакомиться и прочно влюбиться в него к концу пути. Любовь чаще всего становилась взаимной и расставались маловозрастные Ромео и Джульетта обычно со слезами и рвущей сердце тоской. С тех пор во мне живет какое-то тайное ожидание необычной, судьбоносной встречи.

Дорожные романы оставили во мне ощущение ожидания всегда чего-то нового, необычного, будоражащего воображение и душу. С годами такие знакомства сошли на нет, ведь только в детстве мы так легко и непосредственно даём волю своим чувствам, так запросто знакомимся, бурно расстаемся и так же просто и легко забываем. Но волнения от тех событий моего детства, которые я испытывала во время путешествий так и остались жить во мне, не проходя с годами, и оживают каждый раз, когда я готова паковать чемоданы в дорогу.

Помимо поездов мне очень часто приходилось в детстве ездить с многочисленными родственниками на машине. Обычно мы собирались несколькими семьями, загружались в три автомобиля марки «Запорожец» и «Москвич» и ехали в лес. Благо лесов в Орловской губернии предостаточно. Ехали мы за ягодами—грибами шумной, весёлой компанией. Брали с собой вёдра-корзины, обязательно покушать – варёные яички, огурцы—помидоры со своего огорода, нехитрую колбаску, вкуснейший хлеб, пряники, компот. В перерыве между сбором грибов—ягод обязательно устраивался пикник. На траве расстилалось старое покрывало, выкладывалась снедь, и все дружно рассаживались вокруг угощения. Солнце, смешанные ароматы лесных деревьев и трав, щедро прогретых тёплыми лучами, запах спелых ягод, грибной дух, пение птиц, наш смех и весёлые разговоры делали обычную пищу такой аппетитной и вкусной. Страсть к сбору грибов осталась со мной с детства и до сей поры. А букеты из полевых трав и цветов всегда были и остаются для меня самыми любимыми.

Поездки наши всегда сопровождались задушевными, народными песнями, которые так хорошо пели мои бабушки, мама, тётушки. И я люблю петь в дороге, потому что душа моя поёт навстречу открывающимся красотам. За окном мелькают леса, поля, реки, маленькие деревеньки и большие города. Тёплый ветер развевает волосы и бьёт в лицо. Ветер путешествий. Ветер свободы.

Несколько лет назад в мою жизнь вернулась традиция путешествовать на машине на дальние расстояния. Дорожная лихорадка охватывает меня за несколько дней до поездки. Я начинаю писать списки необходимых вещей и продуктов. Несколько раз списки проходят корректировку, что-то вычёркивается, что-то дополняется, то, что уже уложено помечается галочкой. Каждый раз мы с супругом ведем яростную борьбу за количество упакованного в дорогу багажа, размеры которого заставляют вылезать глаза моего мужа на затылок и приводят его в конце концов в полное негодование. Я стою насмерть за тёплые вещи и медикаменты. Муж бегает вокруг машины, размахивая руками и вопрошает то ли у меня, то ли у неба – чем это таким мы должны заболеть уже в пути или на чужбине, что я чуть ли не капельницу с собой тащу. Для него существуют три препарата, которым он доверяет и считает их панацеей от всех болезней – это активированный уголь для живота, нафтизин от насморка и цитрамон от головы. Он разражается длинной, гневной тирадой про то, что кому-то надо лечить голову, не иначе, причем желательно путем хирургического вмешательства.

Я скорбно молчу, упрямо сдвинув брови. Не спорю. Зачем? Ведь я то знаю, что стоит хоть что-то выложить из саквояжика, размером с медицинский чемоданчик, как именно это что-то нам занадобится позарез. Проверено не раз! Лучше перебдеть, чем недобдеть! Потом идёт очередь резиновых сапог и теплых вещей. «Мы едем на Северный Полюс?» – ехидно спрашивает муж, тыча пальцем в штаны с начёсом и куртку на меху, взятые на случай внезапных катаклизмов. Я лепечу в ответ, что вдруг непредвиденное похолодание, и вообще, когда утром они отправляются рыбачить, то на дворе чертовски холодно. «В Астрахани? В августе? – уточняет муж. – В тридцать градусов жары в тени?». «Ну ты же знаешь как сынуля мёрзнет по утрам, я никак не могла не положить ему курточку и штанишки». «А это что?» – подозрительно спрашивает он опять, роясь в сумке, и глаза его опять начинают ползти на лоб, когда он вытаскивает из её недр на свет Божий тщательно упакованные мной тёплый свитер и шерстяные носки две пары. «Это я на всякий случай взяла. Вдруг ты ноги промочишь, замерзнешь, – тихо бормочу я и добавляю, – я же беспокоюсь о твоём здоровье». «Ты бы лучше о своём здоровье побеспокоилась!» – взвывает он. – Это надо же! Едем в самое пекло, где кроме трусов вообще ничего из одежды больше не понадобится, а она полбагажника завалила тёплыми кафтанами и валенками!». Приходится смириться с таможенным досмотром и выложить недопущенные к перевозке вещи. Но сердце греет то, что на дне другой сумки лежат тёплый спортивный костюм, а в углу багажника спрятаны резиновые сапоги, про которые позабыли в пылу баталий.

Еще меня всегда терзает вопрос – что мы будем кушать во время отдыха? В магазине я набираю месячный запас круп и макарон, тушенку, сахар, соль и прочие жизненно необходимые съестные припасы. А ещё очень много воды. Я же не знаю, как там, куда мы едем, с водой. А вдруг она вообще непригодна для питья, вдруг она не устроит наши желудки? И что тогда? Страшная смерть после семи дней поноса!

Муж сурово следит за багажником, зорко охраняя подступы к машине, куда я как бы невзначай пытаюсь пронести упаковку минеральной воды, мечтая ещё о том, как бы тайно запихать в багажник канистру с питьевой водой. Мне таки удаётся подобраться к охраняемому объекту и рассовать по салону несколько бутылок с живительной влагой. Канистру приходиться оставить. Но мы заключаем договор, что всё-таки возьмем с собой пятилитровую баклажку с водой. Вопрос улажен.

Следующая очередь продуктов. Количество авосек и пакетов вновь повергает только– только пришедшего в себя супруга в очередной ступор. После нескольких минут гробового молчания, муж внезапно хватается руками за голову и выражение его лица подсказывает мне, что его вот-вот хватит кондратий. «Ты с ума сошла?! Куда мы всё это уместим?! И скажи на милость – кто всю эту прорву продуктов будет есть?! Мы что, по-твоему, едем на необитаемый остров, где будем добывать себе пищу копьём и гарпуном?! Там везде ц и в и л и з а ц и я, и существует в наше время такая вещь, как магазины! Куда тебе столько пшена и гречки?! А ГОРОХ??? Ты ж его терпеть не можешь! Зачем нам столько тушенки?! Это ж целый мамонт! Мы едем ловить рыбу, из которой можно приготовить уху, пожарить, запечь, закоптить!» – в исступлении кричит он. «А вдруг не поймаем? А вдруг магазинов поблизости не будет? Вспомни, ведь такое уже было! И если бы не мои припасы, то нам нечего было бы есть, кроме подножного корма!» – горячо доказываю я. Я вспомнила, как умудрилась с собой взять фарш и замороженные ягоды с нашего огорода. Фарш пригодился, когда уже почти всё съели, и я нажарила что-то типа чебуреков, буквально наскребя по сусекам на тесто. А из ягод сварила компот, правда сахар к тому времени уже закончился, но мы и несладкий выпили за милую душу.

Мои припасы уполовиниваются и со скорбным кряхтеньем заталкиваются в багажник. Про туалетную бумагу, влажные салфетки, средство для мытья посуды и саму посуду рассказывать здесь не буду. Потому что, когда очередь доходит до них, муж мой уже близок к умственному помешательству и только издает нечленораздельные звуки, потрясая в воздухе найденной в недрах баула воронкой.

Наконец, мы всё утрамбовываем, и идём ложиться спать, чтобы на рассвете выехать в путь дорогу, пока ещё нет пробок. Первые три часа пассажиры спят, утомленные бурными сборами накануне и ранним подъёмом. Бедный шофер – мой муж – капитан нашего корабля уверенно ведёт наш кораблик по асфальтовой змее. Потом мы просыпаемся, достаём завтрак, бережно мной упакованный с вечера. Настроение улучшается на глазах. Я начинаю напевать песни, глазею по сторонам и радуюсь жизни.

Грибники

Ооо, как я люблю собирать грибы!!! Как Винни-Пух любит мёд, так я люблю собирать грибы, и никакие обстоятельства, преграды типа плохой погоды, соплей из носа, и даже угрозы заблудиться навсегда в лесных чащобах, меня не останавливают от желания испытать то самое волшебное состояние. Обостряется многократно зрение, становится прямо-таки периферическим, что помогает видеть грибы спереди, сверху, с боков и даже чуть сзади. Интуиции моей в тот момент позавидует любой, потому что за даже «чуть сзади» я угадываю ещё одну грибную особь съедобного вида. Нюх тоже на высоте, соседский элитный пёс-медалист отдыхает. Я чувствую грибы за версту и иду на них, как Нийя в «Через тернии к звездам» по позывному в голове «Иди на Астру, иди на Астру!».

В лесу я теряю всякое ощущение реальности, какая там ориентировка на местности! Я забываю в каком конкретно месте я нахожусь, потому как одну ягодку беру, на другую смотрю, третью замечаю и так далее, только ягодки заменяем грибами, и вот мы уже вообще не понимаем где север, где юг и все остальные стороны света. Хорошо, что их не так много. В тяжелые моменты грибной лихорадки, когда часа через два я слегка приходила в себя с мыслью: «Где я?», задрав голову кверху, потому как только там ещё был виден кусочек неба, размером с носовой платок, я понимала, что всё… Я заблудилась в этом заколдованном лесе. Обычно со мной в паре была такая же сумасшедшая грибница, как и я – моя тётя. В байковом халате, в дачных пластиковых галошах синего цвета на босу ногу и на размер больше, с мусором листьев, мелких палочек и паучков на голове, моя крёстная была неописуемо хороша. Сначала мы отупело вертели головами по сторонам, вспоминая из школьной программы по биологии что-то про мхи и лишайники, растущие с северной стороны, пытались понять, где у нас юг, где север по правой и левой рукам. Прислушивались, вытянувшимися как у лисички-фенёк ушами – не слышно ли в какой стороне проехала электричка или залаяла собака, посаженная возле дома на цепь. Если ничего не помогало, тогда оставалось сделать звонок другу. Друг у меня в этот момент был один в этой беде – мой папа. Папа всегда очень переживал, ругался, что я опять пошла в лес, так далеко и почти одна (крёстная не считается, потому что она такой же даун в нахождении себя относительно населенных пунктов в лесу, как и я). Потом начинались чудеса. Папа ориентировал меня на расстоянии телефонного звонка по солнцу (оно, правда, не всегда было), по деревьям, чуть ли не по запахам. И всегда выводил к людям.

Однажды мы заблудились конкретно. Есть такие места в лесу, блудные или как их там называют, когда в них попадаешь, то кружишь и кружишь, как ненормальный, и выбраться не свет Божий не можешь никак. Вот однажды мы в пылу грибной лихорадки, будучи не одни, а с детями 4-х и 8-ми лет от роду, попали в такое место. Вроде вон уже и просвет, и электрички слышны, и собаки лают, ан нет, а за деревом дерево, а за деревом дерево… В такие моменты невольно начинаешь ускоряться, прибавляешь ходу и прыти. Как будто это может как-то помочь найти дорогу. Через полчаса мы уже носились кругами и зигзагами по лесу, с ребёнком поменьше на закорках у крёстной, и на буксире за руку у меня постарше. Мелкий ещё не очень понимал нашей лёгкой паники, ему было хорошо сидеть наверху, он даже начал как-то немного задрёмывать. А вот старший смекнул по озабоченным выражениям наших лиц, по скорости, с которой мы прокладывали себе дорогу средь трав лесных и многочисленных деревьев, что что-то пошло не так. По обрывкам наших фраз, он понял, что может так статься, что напрасно старушка ждёт сына домой. Бедный ребёнок готов был заплакать, но мы бодро и находчиво объяснили ему, что вот-вот выйдем из лесу, что просто тропинка с нами играет в прятки-догонялки, и это очень даже здорово, это такая игра, кто найдет тропинку из лесу быстрее всех, того ждёт приз – порог родного дома и вкусные грибы на обед.

Из лесу мы-таки выбрались, как вы догадались, иначе бы я не писала сейчас этих строк. Но перепугались мы тогда не на шутку и выйдя из леса, дали слово, что больше в лес ни ногой.

Мужская нежность

Ленкина свекровь часто говорила ей: «Не надо придавать слишком большое значение обидным и даже может быть грубым словам и поступкам мужа. Мужчины часто скрывают под этим свои истинные чувства. Просто им неловко их показать, они ведь должны быть сильными и суровыми». Помните, как в фильме: «Я – солдат и не знаю слов любви…». Свекровь говорила, что надо всегда обращать внимание на поступки. Только они отображают истинное положение вещей.

Ленка честно пыталась разглядеть за большой навозной кучей признаки нежности, любви и доброты. Она никак не могла понять, что если ей каждый день на все её действия и поступки, объясняют, что она тупая, как сибирский валенок, а может ещё тупее, то это просто хорошо закамуфлированный признак нежности. И то, что почти каждый день она тягала какие-то тяжести, волокла из магазина неподъёмные сумки, а муж при этом внимательно следил за её действиями, как за разворачивающимся сюжетом на экране, или в это время с увлечением читал очередную книгу, то это было ничто иное, как забота о её физическом развитии. Чтобы она смогла нарастить мощный мышечный каркас и в особенности укрепить силу рук, чтобы в случае чего можно было бы легко поднять небольшой запорожец.

Это как в том анекдоте, где сосед смотрит за забор к своему соседу и видит, как жена его мечется от плиты к стирке, от уборки к детям. То в огород побежала, то вдруг крышу полезла латать. А муж лежит себе в тенечке яблоневого сада в гамаке, подремывает, отдыхает. Сосед не выдержал и спрашивает: «Чего это ты разлёгся, а баба твоя носится, как угорелая, за все дела хватается?». На что мужик ему отвечает: «Ну, ты сам подумай, вдруг война начнётся, а я уставший?». Выходит, что Ленка вот уже 12 лет готовилась к военным действиям, вернее, муж её готовился. Чтобы при первых сигналах тревоги можно было бы легко и бережно перенести мужа в укромное и безопасное место, чтобы при нападении коварного неприятеля, он, отдохнувший и полный сил, мог защитить Ленку и всю её семью.

Когда мы встречались с ней время от времени, чтобы поболтать за жизнь, она часто сетовала мне, что видимо неправильно воспринимает звуковые сигналы, исходящие от мужа, видимо что-то у неё там в голове замкнуло, и она никак не хочет понять, что если он орет на неё и стучит кулаком по столу, то всё это для ее же блага. Просто он сильно волнуется за неё, пытается уберечь от ошибок и жизненных невзгод, как неразумное дитя, а значит, глубоко в душе, очень любит. Просто по– другому стесняется показать ей свои чувства и заботу. Чтобы ушлые соседи и близкие друзья не догадались о том, что он на самом деле плачет от нежности ночами в подушку, что он переполнен этой самой нежностью и ему трудно скрывать её в своем мужском, суровом сердце. Поэтому днём он должен громко кричать на свою жену Ленку, вращая глазами, и от переполняющих эмоций дополнительно стучать кулаком по столу. Чтобы уж наверняка никто не догадался (ни-ни!) о том, как сильно и глубоко он может любить.

Родственники с годами перестали вздрагивать и обращать внимание на такие странные способы проявления внимания к жене со стороны мужа. И когда уж он особенно сильно выплескивал на неё свои чувства, Ленка всё-таки терялась, обижалась и начинала плакать. Её, как могли, успокаивали, гладили по голове, как малого ребенка, добрыми голосами советовали не обращать внимания на такие мелочи, ведь на самом деле он её, Ленку, любит. При этом Ленке всегда казалось, что они так горячо и проникновенно ей это втолковывают, что казалось, пытаются убедить в первую очередь в этом себя, а не её.

За много лет она должна была бы ко всему этому привыкнуть и научиться, так сказать, отделять зёрна от плевел. Но, видимо, в умных книжках, которые Ленка успевала когда-то читать в вечной круговерти бесконечных дел, знающие специалисты объясняли, что если тебе постоянно втолковывают, что у тебя руки не оттуда растут, потому что ты криво прибила на кухне полочку для специй, не помогают тебе донести сумки из магазина, не проявляют никакого к тебе положительного внимания, то это самая обычная, ничем неприкрытая грубость, и даже жестокость. Если ты забыла, когда муж тебя в последний раз целовал и называл солнышком и рыбкой, то сколько бы раз за день он не хватал тебя за округлости и выпукольности с радостным ржанием, это не есть признак сильной любви и страсти. Особенно, если при этом ты ощущаешь себя коровой на рынке, которую выставили на продажу.

В конце концов, Ленка сдалась и подала на развод, не в силах больше разгадывать ребусы и загадки в поведении мужа и его к ней отношении.

Ей хотелось, чтобы её хвалили, когда она заслуживает и просто так, без повода, целовали не по большому одолжению и праздникам, а просто потому, что она женщина, привлекательная и обаятельная.

Муж так и не понял – чего это она… Он никак не мог взять в толк, чего Ленке не хватало, ведь как сыр в масле каталась, обута, одета, на курорты с ним ездит, ничего он для неё не жалеет… Он с обидой рассказывал всем, кто готов был слушать, что все бабы дуры, и вообще странные существа, действия и поступки которых ему никогда не понять.

А Ленка, наконец, встретила того, кто стал называть её солнышком, встречал после работы, не позволял носить тяжелые сумки и дарил цветы, просто так, безо всякого повода.

Ленка расцвела и поняла, что она всё правильно сделала и расценила в этой жизни, просто её вводили в заблуждение. А может она сама хотела позволить ввести себя в заблуждение, потому что так хочется верить в то, что тебя всё—таки любят и ценят, вопреки всему, просто потому что ты есть на свете. Одна такая, неповторимая и ни на кого непохожая.