Текст книги "Ни о чём и обо всём"

Ни о чём и обо всём
М. Е. Суворова

© М. Е. Суворова, 2024

ISBN 978-5-0062-1237-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление и благодарности

Иногда достаточно одной фразы от близкого человека, который очень верит в тебя, твой писательский талант, чтобы ты не останавливалась, а делала то, от чего получаешь удовольствие.

«Каждый человек должен делать то, что он очень хорошо умеет. Ты должна писать» – это были слова моей подруги, одноклассницы, которые я очень хорошо запомнила.

Первую книгу своих рассказов я получила от неё в подарок несколько лет назад, и это был самый лучший подарок в моей жизни.

Леночка, благодарю тебя за твою в меня веру. Без тебя и помощи моих самых близких людей не было бы этой книги.

Огромная благодарность моему сыну Алексею за помощь и поддержку в том, чтобы книга наконец появилась на свет в отредактированном виде.

 
                  * * *
 

Пишу для людей, о людях, о их жизни. Пишу о том, что наблюдаю в повседневной жизни. В своих рассказах размышляю, смеюсь, переживаю вместе со своими читателями.

Каждый сможет увидеть в моих рассказах что-то близкое, знакомое, что перекликается с их жизненными ситуациями.

Марина

Я от Модеста Ивановича

Во все года и века считалось большой удачей найти хорошего врача. Хороший врач – это великое дело, он может продлить твою жизнь, сделать её яркой и красочной, наполненной чёткими звуками, способностью хорошо видеть, слышать и жевать. А также, пардон за голую откровенность, писать-какать, ходить на двух ногах уверенно и твёрдо. В общем, хороший врач – это ваше всё, если вдруг в системе организма произошёл сбой, и стало необходимо срочно его починить и качественно отреставрировать.

В наше время врачей хоть пруд пруди. Но попасть к хорошему доктору – счастливая редкость. Раньше, в каждой благородной дворянской семье был свой, семейный доктор, который знал о болячках всех членов родового клана: как часто бывает ангина у младшей дочери семьи N, что отцу семейства следует держать в тепле поясницу, а у матушки камни в желчном и ей не следует есть жирную пищу, а дед крепок как столетний дуб и у него почти все зубы целы, что является признаком крепкого здоровья и долгожительности.

В наши дни мы лишены такой роскоши – иметь своего семейного доктора. Приходится полагаться на волю судьбы. Качественно ли выполнил свою работу врач можно узнать, к сожалению, чаще всего ценой своего здоровья.

У меня два любимых доктора – стоматолог и гинеколог. После того как мне починили половину зубов в нашей частной стоматологической клинике «Очаровательная улыбка», и у меня через пару месяцев стали отваливаться пломбы вместе с остатками зубов, я поняла, что там работают плохие дяди и тёти, которые обманывают несчастных, больных на зубы людей. На здании клиники висело огромное изображение красивой тёти с улыбкой в 42 зуба до самых гланд. Каждый зуб был похож на отборную жемчужину без единого изъяна. Люди ныряли в дверь под рекламным плакатом с тётей, как крысы за мелодией волшебной дудочки. Может сравнение с крысами не очень удачное, но другое как-то на ум не пришло. Тем более, что люди действительно заходили в двери клиники со стеклянным выражением глаз, как в забытьи. Может верили, что чем черт не шутит, выйдут отсюда и будут улыбаться акульей улыбкой тётки с плаката и грызть по 2 килограмма моркови в день, как бобры древесину.

Через какое-то время красотке на плакате заштриховали черной краской зубики через один. Видимо кто-то сильно обиделся на несбывшиеся обещания и надежды, и не поленился показать всю правдивую сущность труда зубных специалистов этого заведения. Теперь народ шарахается от дверей заведения, как от чумы. Но свое чёрное дело клиника успела сделать. Я потом 10 лет пыталась склеить и удержать во рту драгоценные остатки своих зубов.

На этот раз с врачом мне несказанно повезло. Я его полюбила, как члена семьи за умение и способность продлевать жизнь моим зубам. Не знаю, любил ли меня врач, но каждый раз, когда я открывала свой рот при очередном к нему визите, он всплёскивал руками и тихо говорил: «… твою мать!». Фраза была из трёх слов, но первое он, видимо, стеснялся произнести вслух, а просто шевелил его губами. Я каждый раз обмирала в кресле от его слов, в ужасе пытаясь представить себе, что же там такого в моем ротовом отверстии он углядел, что может вызывать такой короткий, но ёмкий приговор?

Врача звали Александр Иванович. Он очень любил разговаривать с пациентами, пока ковырялся у них в зубах. Может это привычка многих зубных врачей? Я не знаю. Но мой врач любил задавать мне вопросы, сам же на них отвечать и оспаривать свои же ответы, недоумевая при этом, почему я молчу. Как-то не приходило, видимо, ему в голову, что с открытым ртом отвечать сложновато, разве что только мычать. Пока он возился со мной – ласково называл то птичкой, то рыбкой, то умничкой. Если что-то у него не получалось, он ругался, беззвучно шевеля губами на неприличных словах и восклицал при этом: «Господи! Какой маленький рот!». Я вздыхала, что делать – рот маленький, во рту какой-то ужас, который из года в год Александр Иванович пытался ликвидировать. И надо сказать, что ему это удавалось.

По наследству от меня врач перешёл моей маме, брату и подруге. Все были довольны. Мама смеялась, когда возвращалась от Александра Ивановича: «Опять твой доктор пересказал мне все политические и семейные новости. Дочка у него младшая в школу пошла, а жена у него тоже зубной врач и зовут её, представляешь, как тебя!». Я знала, что мы с его женой тёзки. Это меня ещё больше сближало с врачом и его семьёй. Я знала о его жизни так много, как будто мы жили в соседних подъездах.

Я вышла с новопочиненными зубами из здания, где принимал мой врач. На лавочке возле входа сидели дед с внучкой. Они улыбнулись мне одинаковыми, щербатыми улыбками. «Какие славные», – подумала я. И улыбки у них были славные, открытые, с той только разницей, что у внучки скоро вылезут новенькие, белые, крепкие зубки, а у деда выпадут последние. Раньше, в древние времена, внуки жевали своим старикам пищу, чтобы они не умерли с голоду. Я представила себе, как девчушка будет пережевывать пищу своими крепкими, молодыми зубами для любимого, дорогого человека, чтобы продлить ему жизнь.

У меня появилась нужда в походе к гинекологу. Обычно люди идут к врачам, когда уже сильно прижмёт, и не идти будет нельзя. Врачам в нашей стране не доверяют и даже боятся. Да и кому охота сидеть в скорбной очереди часами, чтобы на 10 минут попасть в кабинет к врачу с усталыми, равнодушными глазами, на лице которого можно прочитать, что ему и самому неплохо было бы полечиться.

Гинеколог в нашей поликлинике явно была больна, так как выражение лица у неё было такое, как будто у неё болят все зубы разом. Она была далека мыслями от своих пациентов. Ей вообще было ни до чего. После быстрого осмотра вялыми, прохладными руками, она молча выписала мне витамины и какие-то БАДы. Я поинтересовалась – почему так сильно болит и засомневалась, что выписанные препараты мне помогут.

«Так бывает в вашем возрасте, – туманно ответила врач. – Если не поможет за две недели, то придёте ко мне снова. Я выпишу другие препараты». Всё это она говорила, глядя на меня сонными глазами. В них я прочитала, что, «Боже, как вы мне все надоели!». Если не поможет, то само пройдет или отвалится, как старая запчасть в грузовике.

Грузовиком я себя чувствовать не хотела, поэтому решила поехать в платную клинику, к врачу, которого мне посоветовала одна хорошая знакомая. По рекомендации всегда лучше к любым специалистам обращаться. Это значит, что человек проверенный. Хорошего специалиста передают из рук в руки, как драгоценный сосуд с целебным напитком.

Приятельница дала мне бумажку с адресом и телефоном и назвала кодовую фразу, которую я должна была назвать при телефонном звонке. Это мне напомнило советские времена тотального дефицита. Сразу вспомнились старые книги и фильмы, в которых герои, чтобы достать колбасу салями с икрой или заграничный прикид, называли при встрече заветную фразу: «Я от Модеста Ивановича. Он о вас помнит и передает вам большой привет».

Имя человека, которое следовало назвать, оказалось столь мудрёным, что я целый вечер заучивала его наизусть, пытаясь представить себе, как выглядит человек с таким именем и отчеством, и к какой невиданной национальности он принадлежит. Волнуясь, я позвонила врачу и назвала пароль. Это сработало, в голосе говорящего появились теплота и заинтересованность.

При встрече врач оказался худеньким, стремительным, похожим на подростка человеком. В зрелом возрасте уже так не стесняются мужчин – гинекологов, как в юности. Помню, как я говорила своей маме, будучи на 9-ом месяце беременности, что ни за что рожать не стану, если акушер окажется мужчиной. «Милая, тебе будет не до стеснения. Даже если придёт целая толпа мужиков акушеров, тебе будет всё равно, лишь бы родить». Так оно и случилось. Когда я рожала своего первого ребенка, меня наблюдало сразу двое мужчин этой чудесной профессии. И они оказались мягче, добрее и компетентнее врачей-женщин.

Врач, которого звали Игорь Андреевич, с вполне русской фамилией и не совсем русской внешностью, попросил меня занять место на кресле. Мне выдали бахилы на ноги, чему я очень обрадовалась, так как меня обычно смущает, что мои голые ступни висят по бокам от носа доктора, который меня осматривает. Ноги имеют обыкновение потеть и пахнуть отнюдь не розами. И неизвестно, кому это более неприятно врачу или пациенту. Вполне возможно, что врач уже привык к издержкам своей профессии, а краснеть и потеть ещё больше, и испытывать неудобство будете скорее вы, чем доктор.

Я решила, что тому, кто придумал надевать бахилы на голые ноги, надо выдать большую премию и объявить всемирную благодарность. Всё гениальное просто. В результате все спокойны и довольны друг другом.

Игорь Андреевич аккуратно приступил к осмотру. Кресло было каким-то новомодным и автоматически поднималось причинным местом к самым глазам доктора. Я лежала в позе полуберёзки, а врач вел неспешный рассказ о том, что он там у меня обнаружил. Рассказывал он интересно и подробно, объясняя и расшифровывая непонятные для меня медицинские термины. Я задавала ему вопросы, он с готовностью на них отвечал. Так мы мило беседовали минут десять. Я в бахилах с растопыренными ногами. Он, стоя между моих ног, ощупывая мой низ живота. Я беспокоилась, удобно ли ему так вести со мной беседу. Видимо, ему было удобно, он, скорее всего, давно привык вести разговор в таком положении. И я тоже расслабилась и вела себя естественно, как будто мы мило беседовали, сидя рядом на морском бережку.

Доктор действительно очень помог мне. Мои недомогания вскоре прошли. Я ещё несколько раз приезжала к нему на приём и, он, каждый раз спрашивал: «Напомните мне, от кого вы?». Я называла заветную фразу, доктор теплел лицом и взглядом, видимо, вспоминая что-то приятное, связанное с человеком, имя которого я произносила.

До сих пор не знаю, как выглядел тот человек с необычным именем и отчеством, в какой стране он родился, а может даже племени, но я ему очень благодарна за то, что попала к такому хорошему врачу и человеку, как Игорь Андреевич. И как порой всё-таки замечательно, что в нашей жизни можно что-то изменить к лучшему, достаточно при этом сказать одну загадочную фразу: «Я от Модеста Ивановича. Он о Вас помнит и передаёт вам бааальшооой привет!».

До сих пор не знаю, как выглядел тот человек с необычным именем и отчеством, в какой стране он родился, а может даже племени, но я ему очень благодарна за то, что попала к такому хорошему врачу и человеку как Игорь Андреевич. И как порой всё-таки замечательно, что в нашей жизни можно что-то изменить к лучшему, достаточно при этом сказать одну загадочную фразу: «Я от Модеста Ивановича. Он о Вас помнит и передаёт вам БОООЛЬШОЙ привет!».

Ослиное упрямство

Иванов проснулся от того, что захотел в туалет по малой нужде. Первые секунды спросонья он ещё не мог понять, что его выдернуло из сладких грёз сна, а когда понял, то в голове промелькнула досада. Вставать и вообще делать какие-то движения совсем, ну, никак не хотелось. А в туалет хотелось. Иванов вяло ругал себя за такое глупое упрямство. Знал ведь, что провалиться обратно в сон он не сможет, что надо вставать, а если встать, то тогда надежда на то, что он всё-таки крепко уснёт, окончательно испарится.

Иванову снилось что-то очень приятное, хорошее, но что именно, он сейчас точно припомнить не мог. Воспоминание ускользало от него, как слова из старой песни – крутятся слова на языке, а вспомнить их никак не удаётся. Он лежал и не шевелился, постепенно злясь на себя все больше и больше: «Ну, вот что за человек! Ведь встать надо, не в постели же нужду справлять!». Иванов вспомнил себя маленьким. Как он иногда, когда очень крепко засыпал, обнаруживал с утра под собой мокрый, жёлтый кружок. Бабушка горестно всплёскивала руками: «Опять! Что ж ты, ирод, так крепко спишь, как убитый, что до нужника не можешь сбегать! Осподи! Вот горе-то моё! Снова матрас сушить придется. Клавка соседка опять будет коситься из-за своего забора. У неё после внука матрас сушить не надо! Водяной ты мой, чисто водяной!».

Иванов подумал, что если жена увидит в постели желтый круг, то поймет, что супруг окончательно сошёл с ума. Тем более, что это, наверняка, будет не круг, а огромная окружность, целое озеро.

«А вот и не встану! – думал с каким-то злым упрямством Иванов. – Пусть думают, что я впал в детство, и сдадут меня в Тишкинку». Тишкинкой бабушка в детстве называла сумасшедший дом. Почему именно Тишкинкой, Иванов не знал. Наверное, было место такое, может посёлок или городок, где находилось сие скорбное заведение. Бабушки давно не было на свете, и теперь уже спросить об этом было не у кого.

«Вот буду лежать в Тишкинке вместе с другими помешанными и притворяться дураком», – решил Иванов. Зато не надо будет вставать на работу, решать кучу неотложных вопросов и дел, которые без Иванова стояли, как неразгруженный состав на запасном пути. Там не будут доставать жена и дети, которые всё время теребили уставшего до одури Иванова. Всем им что-то было от него надо. Жене – новую шубу или деньги на курорт, сыну – мотоцикл, маленькой дочке – куклу и покачать на ноге, как на лошадке. Не надо будет ехать на дачу, где жена заставляла сажать картошку. Иванов совершенно не понимал этого дурацкого занятия. Зачем весной нужно было вскапывать пять грядок, бросать туда чуть съёжившиеся семенные клубни, чтобы потом, в конце лета выкопать бедную картошку в таком же количестве и качестве, как забросил три месяца назад?

«Зато своя, без нитратов», – гордо говорила жена. И уже не помнила, как все летние месяца ругала сорняки и колорадских жуков и корячилась на этих пяти грядках, не разгибая спины.

Каждую весну Иванов с надеждой спрашивал: «Может ну её, а? Купим на рынке, всё равно ведь много не соберём, будем докупать». Но, видимо жене нравилась эта глупая, никчёмная игра «Спрячь картошку, отыщи картошку». Может так она чувствовала, что делает какое-то нужное, полезное дело на благо семьи. И значимость этого дела придавало ей уверенности в себе, возвышая её в собственных глазах, как хорошую хозяйку, заботливую жену и маму, удачливого садовода-огородника.

Иванов смирялся и махал рукой на такую причуду жены. Причудой, не иначе мог назвать этот процесс Иванов, так как денег он приносил в дом достаточно, чтобы купить целую плантацию картошки и других огородных культур.

Иванов мечтал посадить на месте картофельных грядок берёзки. Берёзки он любил, они напоминали ему детство, бабушку, походы за грибами и ягодами. Жена говорила, что Иванов ненормальный. Березок было полно в лесу, который раскинулся у них в полукилометре от забора. Иди и любуйся, сколько влезет. Какой прок от березок, кору-то ведь жевать не будешь. А вот свою картошечку – с превеликим удовольствием, с маслицем и укропчиком за обе щеки умнёшь.

Иванов загрустил. Понял, что опять в этом году жена будет сажать картошку с ослиным упрямством. Что на работе опять его засосёт водоворот нерешённых вопросов и дел, дети будут хотеть от него чего-нибудь, в зависимости от сезона и своих фантазий. Ещё он понял, что не готов написать в постель, а значит в Тишкинку он не попадёт, и значит надо вставать и начинать новый день с чистого листа. Может сегодня что-то произойдёт, и Иванов начнёт этот лист с совершенно новой повести.

Отдых

Я лежала на пляже и думала, что жизнь как-то проходит мимо меня. Вот лежу я, вокруг пальмы, море песок, ходят красивые и не очень девушки в купальниках, бегают дети и переваливаются пузатые мужики в шортах. Иногда проходят молодые ребята с белозубыми улыбками, с переполненными энергией телами. Всё это движется вокруг меня как в калейдоскопе, море шумит, разбиваясь о камни. И всё это плавно обтекает меня, не вовлекая в свой круговорот. Только ветерок с моря ласкает мою кожу, нагретую солнцем.

Передо мной, в натянутом между деревьями гамаке, качается мужик в жёлтых трусах. Лицо у него такое, какое бывает у моего сына, когда он наблюдает за событиями со стороны – рот открыт, выражение лица передает все эмоции от наблюдаемых им событий, глаза как два маленьких телевизора, в которых отражается действо, происходящее перед ним, как на сцене. Мужик лежал с таким же выражением на лице, и был как-то даже немного похож на умственно отсталого.

Почему у детей такое рассредоточенное выражение выглядит вполне нормальным и уместным, а взрослые с таким же выражением выглядят как немного того? Потому что взрослые привыкли контролировать свои эмоции, они скрывают их под маской спокойствия и равнодушия. А дети и дураки полностью отдаются своим эмоциям, и это можно прочитать на их лицах.

Мужик не видел, что я вижу его, поэтому расслабился. А может, он вообще не привык одевать маску, а умел радоваться всему, как ребёнок в десять лет. Шёл шестой день отдыха на берегу так любимого мною моря, и я чувствовала, что начинаю как-то уставать от повторяющихся изо дня в день событий. У людей кипела жизнь. А у меня был распорядок. И я не знала как его нарушить. Как изменить в своей жизни что-то, чтобы это «что-то» качественно изменило всё, что устоялось в моей жизни.

Я хотела страстей и зрелищ, и участвовать во всём этом, и радоваться, и быть пусть маленьким, но не второстепенным персонажем в этой кипящей и бурлящей жизни.

Раньше, сто лет назад, всё так и было в моей жизни. Каждый день что-то происходило, как в приключенческом фильме. Я думала, что все так живут. Одна девушка, моя однокурсница, сказала как-то моей приятельнице, что ей кажется, что я очень многое сочиняю про себя, что не бывает, чтобы так пёстро, ярко и насыщенно жил один человек. Моих тогдашних событий хватило бы на нескольких таких девушек. Поэтому она не верила, что всё это доставалось мне одной. Она пришла на наш курс после декретного отпуска. У неё был молодой муж и маленькая дочка, а сама она была красивая и серьёзная. В смысле того, что жизнь у неё была очень взрослой и серьёзной в сравнении с моей, хотя она была всего на полтора года старше нас. А я не врала и ничего не сочиняла. Я так жила и всё. В меня всё время кто-то влюблялся, вокруг кипели «шекспировские страсти». Я тоже влюблялась и крутила романы направо и налево. Мы с подругами всё время ходили в походы, бегали на дискотеки, участвовали в каких-то авантюрах, всё время что-то выдумывали, постоянно хохотали. Это была молодость, и я теперь никак не могла смириться с тем, что моя жизнь застыла как в ледниковом периоде. Картинка моих событий замёрзла в глыбе льда, в ней отражалась, как в зеркале, взрослая тётя с усталыми глазами. Да… жизнь потрепала нас всех, но я не хотела смириться с тем, что вместе с упругостью моего тела ушли неуловимые беспечность и лёгкость. Я-то чувствовала, что во мне всё ещё это есть. И так несправедливо, что в твою сторону никто не смотрит только потому, что у тебя лицо и фигура женщины «хорошо за тридцать», и рядом с тобой твои, уже почти взрослые дети.

Мимо меня прошла высокая девушка Настя. Насте двадцать лет, у неё белые, чуть выступающие вперёд верхние зубы, зелёные глаза и длинные летящие волосы. Настя привлекает к себе внимание, потому что она стройная и загорелая, как эбонитовая статуэтка, она носит туфли на высокой платформе, и чувствуется, что считает себя красивой. Она и вправду красивая, потому что молода, у неё чистая упругая кожа, длинные ноги и высокая грудь. Вечером на диско-шоу на неё все смотрят и любуются её молодостью и красотой. Настя впитывает в себя внимание как губка или цветок после дождя. Она воспринимает это как должное. И никто не знает, как будет выглядеть Настя через десять-пятнадцать лет. Может она будет всё так же притягивать к себе взоры, а может фигура её расплывётся, а глаза потухнут и станут похожи на пожухлое сено. И она уже не будет напитываться вниманием мужских глаз, ей будет не хватать этой энергии восхищения. Может она будет время от времени тихо плакать и вспоминать эти дни, когда она прошла мимо меня летящей походкой, неся свою голову на плечах как цветок тюльпана – нежный и хрупкий.

Мой сын устал просто так лежать и загорать. Он дёргает меня, ему скучно, и он хочет, чтобы я поиграла с ним во что-нибудь. Я заметила, что детей его поколения мучает скука. Это непрекращающаяся тема наших споров и скандалов с ним. Я удивляюсь на повышенных тонах по поводу того, что ему всё время скучно. У него есть всё. У них сейчас вообще есть всё, и даже более того, чтобы не скучать. А они сидят, как маленькие старички под грузом прожитых девяти-десяти лет, и скучают, как будто они прожили за девять лет столетнюю жизнь, всё знают, всё умеют, и их ничего не радует. Пресытились. Я называю эту скуку «с жиру беситесь».

Рядом с нами играют двое турченёнков пола «Эм» и «Жо» четырёх примерно лет. Они взяли два пластиковых ящика, в которые отдыхающие бросают окурки и мусор, притащили откуда-то ведро. В таких обычно продают строительную краску. И замесили во всей этой утвари жижу из грязи и песка. Я сказала сыну: «Посмотри, вот им нескучно, они увлечены делом». Рядом отдыхают счастливые родители. Им всё равно, что их дети похожи на двух счастливых свинок, и их придётся отмывать вместе с одёжками, а в грязи куча всякой гадости и микробов. Зато все счастливы и при деле. Может мне тоже надо поменьше внимания обращать на гигиену своих детей и на то, во что они играют. Хотя, по правде сказать, если бы мой сын изъявил желание таким простым и незатейливым образом скрасить свой досуг, я была бы не менее счастлива, чем мама-турчиха. Но ему всё время скучно, и я порой не знаю чем его развлечь. Дети-турчата принесли своим родителям в пластмассовых стаканчиках с водой что-то сильно напоминающее какашку. Мама прижала палец к губам. Это означало: «Тихо, не мешайте спать отцу, и несите свою какашку расчудесную в другое место».

Вспомнила себя в возрасте своего сына. Я тоже любила месить грязь. Помню, как домой явилась в одном сапоге, потому что второй намертво засосало в жидкой глине. Почему детям и свиньям доставляет такое удовольствие копаться в грязи? Какая тонкая связь между ними заставляет их с блаженством ковыряться в грязных лужах и мягкой пыли? Думаю, что и дети, и свиньи бесхитростно добры, и у них все чувства видны как на ладони. Им не надо ничего выдумывать, чтобы испытать счастливые минуты. Плюхнулся в грязь и вся печаль!

Современные дети какие-то стерильные, у них грязь в мозгах, а не на штанишках и платьицах. Наша действительность выплёскивает на их головы потоки ненужной, тяжёлой информации, с которой не справляются их детские умишки. Глядя на то, как турецкие дети возятся в грязи, мне захотелось взять всех наших детей в кучу, вытащить у них из ушей наушники, отнять электронные, бездушные игрушки и посадить в большую канаву с классной глиняно-земляной жижей. И самой залезть туда в резиновых сапогах, с упоением чавкая своей обувкой, и ни о чём больше не думая. Вот это был бы отдых и для души, и для тела!

P.S.

От отдыха тоже можно устать. Есть люди, которые не умеют отдыхать. В них слишком много нерастраченной энергии. Они её аккумулируют из космоса, из людей, из ниоткуда, и она не даёт им спокойно жить. А есть люди, которые никогда не отдыхают, потому что просто нет возможности. Они вынуждены вкалывать каждый день, чтобы выжить. Падая замертво в сон, они мечтают о том, чтобы лечь в позу тюленя и долго-долго ничего не делать. А есть такие, которые всё время отдыхают. Материальное положение позволяет им бесконечный отдых «forever». Но тогда у них пропадает смысл жизни. Они травят себя наркотиками и режут вены, выбрасываются из окон своих пентхаусов.

Я не хочу отдыхать всё время, и вкалывать как вол тоже не хочу. Всё должно быть хорошо в меру. Для меня отдых – это природа, обязательное присутствие большого количества воды – моря, озера, или большой широкой реки. Хоть раз в году я начинаю суетиться и тосковать по водным просторам. Начинаю собирать семью в стаю и улетать в тёплые края.