Текст книги "Окна и коридоры. Книга-подсказка о том, как начать жить интересно"

– Нерон такая сволочь, – говорю я, подходя к окну.

– Надеюсь, Братство однажды о нем позаботится, – говорит Стефано тихо, но я слышу гнев в его словах.

– Я бы не стала расправляться с ним, – произношу я мысли вслух. – Он того не стоит.

– Думаешь? Члены совета превращают нашу жизнь еще в больший ад, чем ангелы. Я от многих разнорабочих слышал о том, что им не выплатили зарплату.

– Даже если его убьют, что тогда? Если не он будет нас использовать, этим будет заниматься кто-то другой. Так мы хотя бы знаем, кто во всем виноват…

Даже по моему мнению, эти слова звучат лицемерно. Но отец двух детей не должен думать о том, чтобы начинать восстание. Ему есть что терять.

Дальше мы разговариваем про людей, которых знаем, а потом раздается стук в дверь, и в комнату заглядывает Алессио.

– Передай ей привет от меня, когда проснется, – прощаюсь я. – И удачи.

– Надеюсь, однажды я смогу помочь тебе, – отвечает Стефано. – Обращайся, если нужна будет помощь. Мы живем в Дорсодуро.

– Спасибо.

В наше время друзей много не бывает.

– Ты останешься здесь? – спрашиваю я Алессио, когда мы спускаемся к выходу по лестнице.

– Я провожу тебя домой. – Взгляд Алессио скользит справа налево. Площадь уже почти опустела, а в очереди осталось совсем немного людей, хотя я пробыла у Суны и Стефано не больше получаса.

– Ну что, Пьетро что-то слышал? – спрашиваю я его. – Знает ли он, что затеяло Братство?

– Он знает не больше моего, – голос Алессио звучит беспокойно, и я сжимаю его руку.

– Может, через пару дней появится больше информации, – утешаю я его.

– Насилие – это не решение, – тихо говорит он. – Ангелы применяют к нам силу, а совет подавляет волю граждан. Братство же просто бешено бьет кулаками всех подряд. И когда это закончится?

Он наверняка не ждет от меня ответа, его у меня и нет. Я живу, надеясь проснуться на следующий день, и желаю того же брату и сестре. Это не очень походит на оптимистичные планы на будущее, но все же лучше, чем ничего.

Солнце медленно опускается за горизонт, но воздух все еще теплый. Остается надеяться, что скоро похолодает. Летняя жара и мои унылые мысли выматывают. Не придется ли Тициану и Стар провести в этом городе еще одну зиму? Или Тициан все-таки одумается? Я не хочу принуждать его к побегу. Ответственность за брата и сестру висит на моих плечах, как джутовый мешок, наполненный камнями. Эти камни давят на меня и на мои чувства. Я спасла Суну своими деньгами и рада этому. Но мои мысли тем не менее разбегаются в разные стороны. Если бы я оставила деньги себе, я могла бы не ходить на арену некоторое время. Но теперь на следующей неделе мне снова придется сражаться.

Алессио кладет руку мне на плечо.

– Ты все сделала правильно, – говорит он, словно читая мои мысли. – Мы и так со всем справимся. Нас четверо, мы сильные и здоровые. Не надо ни в чем себя упрекать.

То, что он включил в нашу группу Стар, в очередной раз доказывает, какой Алессио хороший человек. Он всегда принимал мою сестру со всеми ее особенностями и никогда не был с ней резок. Наверное, он прав. Однажды мы все будем в безопасности. Однажды мы снова будем счастливы. Мне бы так хотелось, чтобы это «однажды» наступило завтра.

– Ты спасла эту семью, – продолжил он. – Тициан гордится тобой, но он каждый раз переживает тысячу смертей, когда ты идешь на арену.

– Правда? – Я не знала об этом раньше. – Но я же нервная старшая сестра, постоянно читающая ему нотации!

Алессио ускоряет шаг, когда мы сворачиваем в переулок. Мне сразу же становится холодно. Над нами кто-то шумно закрывает ставни.

– Ты его образец для подражания. Его опора. Он хочет стать таким, как ты, и панически боится тебя потерять.

– Мне всегда казалось, что он любит Стар больше, – тихо признаюсь я. Даже говорить об этом вслух мне стыдно.

– Он любит тебя по-другому, но это не значит, что он любит тебя меньше. Поставь себя на его место. Если тебя не станет, ему придется заботиться о Стар. Он восхищается тобой, потому что ты со всем справляешься. Ты все-таки ничего не понимаешь в мужчинах…

Я толкаю его в бок, и мы слышим громкие шаги позади нас. Алессио прижимает меня к стене. Мои глаза округляются, когда я вижу, кто на нас надвигается. Длинные темные накидки почти не оставляют шансов что-то рассмотреть, и я не верю своим глазам. Члены Братства Света не передвигаются по Венеции в сумерках, они действуют в темноте. Никто не знает, кто скрывается под накидками. Конечно, ходят слухи про мужчин, которые противопоставили себя ангелам. Им плевать на то, сколько людей погибнет, когда начнется война. Одни жители Венеции ненавидят их, другие обожают. Многие молодые мужчины с радостью бы присоединились к организации, но это так не работает. Братство вербует новых членов тайно, нельзя просто так стать их частью. Надеюсь, они никогда не встретят Тициана, иначе он сразу же вступит в их отряд самоубийц. Ведь именно этим они и занимаются. Посылают своих людей на верную смерть.

Я не сомневаюсь в том, что трое мужчин, надвигающиеся на нас, – члены тайного общества. Только сумасшедший будет разгуливать по улице в таком наряде. В темнице под Дворцом дожей не очень уютно.

С головы одного из мужчин соскальзывает капюшон, обнажая лицо, и я делаю глубокий вдох. Я знаю это лицо, хотя оно и стало худее, а короткая стрижка изменила внешность. Под накидкой не мужчина, а женщина. Мы с ней вместе ходили в школу, ее отец был мясником до Вторжения. Она на год или два старше меня, эта девушка всегда была невидимкой. Я судорожно пытаюсь вспомнить ее имя, но не выходит. Она смотрит на меня и снова накрывает голову капюшоном. Я успеваю рассмотреть ее предплечье. Я знаю эту татуировку. Это знак розенкрейцеров[19]19
  Розенкрейцеры (Орден розы и креста) – теологическое и тайное мистическое общество, по легенде, основанное в период позднего Средневековья в Германии неким Христианом Розенкрейцем. Ставит перед собой задачи совершенствования христианства и достижения прочного благоденствия государств и отдельных лиц.


[Закрыть].

– Ты это видел? – спрашиваю я у Алессио, который морщит лоб, задумавшись. Он терпеть не может Братство. За нападения на ангелов или чиновников всегда осуждали невиновных, а Алессио ненавидит несправедливость еще больше, чем насилие. К сожалению, члены этого тайного общества слишком хорошо прячутся, чтобы кто-то мог привлечь их к ответственности.

Алессандра. Имя вдруг всплывает в памяти. Эту девушку зовут Алессандра.

– Конечно. То, что они так открыто ходят по городу, – плохой знак. Нам нужно предупредить жителей.

– Как, если мы не знаем, что они задумали? Ты собираешься бегать по Венеции и кричать на каждом углу о том, что скоро произойдет теракт? Люди либо сочтут тебя сумасшедшим, либо заставят замолчать.

– Наверное, ты права, – неохотно признает он. – Нам нужно уйти отсюда. Эти крысы – дурной знак.

Мы все равно остаемся на месте еще некоторое время и пытаемся прислушаться. Кажется, что все звуки этого суетного города вдруг умолкли.

– Я знаю ее, – тихо говорю я, хотя вокруг никого нет. Но в Венеции даже у стен есть уши. Это то, что никогда не изменится. Даже старые дожи были в курсе этого и бережно хранили свои тайны.

– Мы с этой девушкой учились в одной школе. Ты видел орден розы и креста на ее руке?

– Это знак адептов Братства, – бормочет Алессио. Он знает легенды христиан почти так же хорошо, как мой отец. – Они используют этот знак, пытаясь прикрыть им свои злодеяния.

Алессио очень редко злится. Но сейчас как раз такой момент. Он верит в мирное сосуществование людей и ангелов и надеется, что однажды они увидят в нас равноправных жителей земли. Я думаю, ангелы хотят всего-навсего выжить нас отсюда. Тем не менее я считаю поступки Братства неправильными. Насилие порождает насилие.

Глава

Мы беспокойно идем дальше. Еще два поворота, и мы окажемся на площади Сан-Марко и сможем спокойно вернуться в безопасную библиотеку. На самом деле с наступлением темноты по улицам города лучше не ходить. Это даже опасно для жизни, потому что в это время царит хаос. Нам нужно было раньше покинуть больницу. Я ускоряю шаг. Что, если Алессио прав? Вдруг совместное будущее людей и ангелов возможно? Я смотрю наверх, но переулок слишком узкий, и я не могу разглядеть все семь небесных дворов с этой точки.

Мы почти добрались до конца переулка, и тут я замечаю чью-то тень. Тень, которая теперь мне знакома. Я тяжело сглатываю, чувствуя свой страх, и ничего не могу поделать, меня прошибает пот. Неужели недостаточно того, что мне пришлось сражаться с ним на арене? Ему не хватило того, что он чуть меня не убил? Конечно, нет. Он открыл на меня охоту и не отстанет от меня, пока не утащит мою душу в свой ад. Я прячу свои дрожащие руки в карманы. Он не должен видеть моего страха.

– Что вы делаете на улице в такое позднее время? – спокойно спрашивает Люцифер. Кажется, он не узнал меня в свете сумерек. Я с облегчением выдыхаю и опускаю взгляд. Наверняка все люди для него выглядят одинаково. Мы в его глазах два жука, которых он может раздавить одной ногой.

– Мы идем домой, – отвечает Алессио, уверенно шагая вперед, будто так он заставит Люцифера отступить. Я иду вслед за ним, надеясь, что владыка тьмы не обратит на меня внимания. Возможно, он принял меня за обычную женщину, возвращающуюся домой со своим мужем. Я опускаю плечи, пытаясь выглядеть покорной, правда, в кожаных брюках и с ножом на поясе это не так-то просто. Может, мне стоит почаще надевать платья?

– Поторопитесь. Город в это время опасен. – К моему удивлению, Люцифер действительно отступает в сторону, и Алессио с высоко поднятой головой проходит мимо него. Можно упрекнуть юношу в том, что он слишком осторожничает, но Алессио, несомненно, так же храбр. Я тороплюсь вслед за ним, но вдруг чья-то рука хватает меня за предплечье, заставляя остановиться.

– То, что ты вчера сделала, – шепчет Люцифер мне на ухо, – было очень неразумно. Даже для человека.

Я не в силах сдвинуться с места. Не могу идти, пока его рука удерживает меня, а его прохладное дыхание щекочет лицо. Он все-таки узнал меня. Он что, из-за меня тут околачивается? Чтобы сказать мне это?

– Почему ты вообще это сделала? Зачем ты подарила им свои деньги?

Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза. Даже в сумерках я могу заметить в них удивление. Я вырываю свою руку из его хватки.

– Тебя это не касается! – говорю я. – Это были мои деньги. И я честно их заработала.

Его губы искривляются в улыбке. Меня смущает то, что она не выглядит раздраженной или злой. Люцифер кажется веселым.

– Мун де Анджелис, – говорит он мягко. – Меня касается все, чем вы, люди, занимаетесь, хотя иногда мне сложно понять, почему вы ведете себя так или иначе. Пусть наш Отец сотворил и нас, и вас, уяснить ваши поступки очень тяжело.

Я слишком шокирована произошедшим, чтобы пошевелиться. Страх пронзает мою шею и распространяется по всему телу. Он запомнил мое имя. Что еще он обо мне знает? Люцифер знает, где я живу, что у меня есть брат и сестра? Нет, быть этого не может. Ангелы – не всезнающие существа, они не умеют читать мысли. Их единственная особенность заключается в том, что они умеют летать. Ну да, кроме того, что они почти бессмертны, живут на небе и еще пара мелочей.

Наш Отец сотворил и нас, и вас.

Раньше я бы рассмеялась, услышав такое заявление. Сегодня же я знаю, что это правда.

– То, на что я трачу свои деньги, тебя не касается! – снова кричу я. – Я могла хоть выбросить их в Гранд-канал!

Люцифер отпускает меня и кивает.

– Зачем ты только это сделала? – Он наклоняет голову. – Теперь тебе снова придется сражаться.

Ну и нахал! Я стискиваю зубы так сильно, что он наверняка слышит хруст. Если бы я этого не сделала, наверное, я сказала бы еще какую-нибудь глупость.

– Отведи ее домой! Сейчас же! – кричит он Алессио. – Если я хоть раз увижу ее на улице в это время, ей придется провести пару ночей в темнице под Дворцом дожей! Может, хоть это заставит ее перестать вести себя так вызывающе. Я наблюдаю за тобой, Мун де Анджелис.

Я не могу ничего ответить на это, потому что пытаюсь успокоиться и унять приступ паники, сотрясающий мое тело. Теперь ангел в ярости, он настолько разгневан, что его тень становится темнее. Ночь окутывает его, и Люцифер уходит прочь. Из всех ангелов, которые могли начать мне угрожать, он худший.

Алессио тоже удивленно смотрит ему вслед.

– Что это вообще такое было?

– Наверное, он не хочет, чтобы его жертвенного агнца растерзали на улице. Он сам хочет заняться этим вопросом, – отвечаю я хрипло. Что мне теперь делать? Вероятно, лучшим решением было бы выйти на арену и добровольно сразиться с ним. Все лучше, чем жить в постоянном страхе, зная, что где-то таится Люцифер в ожидании меня.

Прежде чем Алессио успевает что-то сказать, я толкаю его дальше. На улице стало еще темнее, и теперь нам и правда нужно торопиться. Рука об руку мы бежим вперед, прижимаясь к стенам домов. Все двери и окна закрыты, пара таких же потерянных жителей пробегает мимо нас, а какая-то женщина набирает воду из общественной цистерны. Лучше бы поторопилась. Мы переходим по мосту, и я смотрю на гондольера, который пришвартовывает свою лодку к пристани на ночь. Еще несколько метров, и мы будем в безопасности.

Мы бежим по Пьяцеттадеи Леончини[20]20
  Пьяцеттадеи Леончини (итал. Piazzetta dei Leoncini) – квадратная площадь с местами для отдыха и рядом статуй, соседствует с собором Сан-Марко.


[Закрыть]. В одном из зданий когда-то было кафе с лучшими бургерами в городе. Сегодня в бывших магазинах живут люди. В крохотных комнатах располагается сразу несколько семей. Каждый раз, когда я это вижу, мне совестно, потому что огромный комплекс зданий музея пустует. Но если мы откроем его публике, редкие экспонаты сразу же будут украдены или уничтожены. Я не могу допустить этого, и, хотя это всего лишь вещи, они все же являются частью нашей человеческой цивилизации, от которой не так много осталось. Справа от нас возвышается фасад собора Сан-Марко, а над ним – плавающие трибуны арены. Торговцы складывают свои товары в мешки и коробки и отправляются домой. Три ангела развлекаются, прогоняя их прочь. Что они вообще здесь делают? Обычно ангелы проводят ночи во Дворце дожей, где они поселились сразу же после прибытия. Они отправляются туда на закате, потому что боятся темноты. По крайней мере, большинство из них. Как минимум один точно не боится. Для Люцифера и его последователей темнота вряд ли является чем-то необычным. Но и они тоже редко появляются в городе ночью.

На углу, где мы должны повернуть на площадь Сан-Марко, стоит Нуриэль. Интересно, как прошло его свидание с Фелицией де Лукой? Он выглядит еще более пугающим, чем я его помню, и мне становится жаль свою одноклассницу. Рядом с Нуриэлем ангел стоит ко мне спиной, эти крылья дымчатого цвета, сверкающие в сумерках, ни с чем нельзя спутать. Это Семьяса, верный друг Люцифера. Будто почувствовав на себе мой взгляд, он оборачивается и широко улыбается мне. Эта улыбка оказывается такой неожиданной, что я спотыкаюсь. Ангелы не улыбаются людям, как старым друзьям. Еще не хватало, чтобы он мне помахал, хотя еще позавчера он убил бы меня не моргнув и глазом. Три года я пыталась оставаться незаметной, ходила по улицам невидимкой. Теперь же Люцифер знает мое имя, а Семьяса улыбается при встрече. Это принесет мне только проблемы. О чем я вообще думаю? Если кто-то и может назвать себя незаметным, то точно не я. Как Стефано правильно подметил, я единственная девушка, которая три года подряд сражается на арене и выживает. День, когда даже самый тупой ангел меня запомнит, должен был когда-то наступить. Осознание этого поражает меня, словно удар. Что, если Люцифер считает меня ключом? Это предположение вполне осмыслено, даже если я вижу его абсурдным. Каждый ключ должен чем-то выделяться. Например, двенадцатый – ключ славы. Это могла бы быть я, если бы они еще не нашли этот ключ. Я тяжело сглатываю, потому что понимаю, что нашла единственное логическое объяснение интереса Люцифера ко мне. Я не могу быть ключом. Я ведь почувствовала бы это! У меня нет каких-то особенностей. Тут, наверное, Алессио со мной не согласится. Он считает меня слишком раздражительной, но такого ключа, к счастью, не существует.

В день, когда все ключи будут найдены, ангелы откроют с их помощью врата рая: во время ритуала каждая девушка должна сказать тайное слово. Или несколько слов. Если одна из кандидаток будет избрана неверно, она погибнет во время ритуала, а врата рая останутся закрытыми. Ангелы не могут позволить себе допустить ошибку, потому что тогда им придется продолжить поиски.

Алессио тащит меня дальше, а Нуриэль и Семьяса провожают нас взглядом. Чуть позже я слышу свист, и звуки взмахов крыльев дают мне понять, что ангелы улетают прочь. Я смотрю им вслед. Нуриэль летит первым, а Семьяса и другие три ангела следуют за ним. Их крылья сверкают самыми разными цветами. У одного из них бирюзовые с серебристыми кончиками. У другого – пурпурно-красные крылья, и они сияют ярче. У третьего ангела – перламутровые. Я с облегчением выдыхаю, когда они исчезают за горизонтом, и замедляю шаг. Колокольня напротив собора словно вытянутый палец, указывает в вечернее небо. Эту башню ангелы в отличие от собора оставили нетронутой. Для них приземляться на вершину колокольни с утра, когда они возвращаются из своих небесных дворцов, – любимое развлечение. Когда мы доберемся до этой башни, можно сказать, будем уже дома. Я сделаю себе лимонад, и, возможно, мы все поиграем в карты.

Когда я думаю, чего мне бы хотелось поесть дома, меня оглушает удар. Алессио толкает меня на землю и закрывает своим худым телом прежде, чем я успеваю понять, что вообще происходит. Я слышу крики и еще один взрыв. На брусчатку падают камни. Алессио стонет и медленно поднимается на ноги. Я помогаю ему встать, и мы прячемся в арках напротив собора.

– Ты ранен? – испуганно спрашиваю я. – Что это вообще было?

Очки Алессио перекошены. Он наверняка ничего не видит. Но не успевает юноша ответить, как раздается третий взрыв. Взрывная волна разбивает окна соседних домов. Осколки летят в воздух, и пыльные тучи закрывают мне обзор. По лбу Алессио течет кровь, чего он, кажется, совсем не замечает, а в его глазах я вижу отражение огня. В этот раз взрыв прогремел совсем близко. Мы должны бежать отсюда.

– Кто-то взорвал собор, – откашливаюсь я, с ужасом глядя на руины собора, которые с трудом можно рассмотреть из-за пыли. На месте стены, мимо которой мы только что шли, в земле зияют кратеры.

Оцепеневший Алессио кивает мне, и я сопротивляюсь искушению бежать к библиотеке, чтобы посмотреть, не случилось ли что-то с ней. Сначала нам нужно убедиться в том, что мы находимся в относительной безопасности.

– Только собор? – спрашивает Алессио, выдыхая.

Я не хочу и думать о том, что другие здания могли пострадать от взрыва. В этих домах живет куча людей и семей, как наша.

– Думаю, да, но нам нужно идти домой, – говорю я, кашляя.

– Да-да, – заикается Алессио, оглядываясь по сторонам. – Подожди. – Он тянет меня назад.

Из домов вокруг нас выбегают люди. Они в панике покидают свои квартиры и несутся по площади, не обращая на нас внимания. Возникает давка. Я теряю равновесие, но Алессио крепко меня держит. Я слышу гром, и сквозь толстый слой пыли, зависший в воздухе, замечаю, что колокольня шатается. Я смотрю на все это и не могу понять, что происходит. Если башня упадет на библиотеку, она уничтожит нашу квартиру: мои брат и сестра будут похоронены заживо под ее обломками. Она медленно кренится в сторону. Я выкрикиваю предупреждение людям, но большинство из них бежит дальше, не слушая меня. Огромная башня падает, словно в режиме замедленной съемки, и разбивает очередную стену. Красные камни летят по площади, мы с Алессио прячемся. Люди кричат и падают под весом камней. Я не верю в то, что происходит. Теперь, чтобы добраться до Стар и Тициана, нам придется карабкаться по обломкам, но, по крайней мере, мы хотя бы под ними не лежим.

– Пойдем! – Я бегу, меня снова кто-то толкает, но я продолжаю нестись вперед. Красные кирпичи закрывают дорогу и не позволяют увидеть, что дальше. Крики пронизывают воздух, и я пытаюсь понять, откуда они доносятся.

Алессио хватает меня за руку, останавливая:

– Я открою ворота собора. Люди не могут выйти оттуда.

Несмотря на взрывы, стены все еще слишком высоки, чтобы перебраться через них. Многие бездомные проводят ночи в стенах собора. Нерон де Лука берет с них деньги и закрывает ворота на ночь, чтобы никто не пробрался туда тайком. Сегодня собор перестал быть убежищем для этих людей и превратился в ловушку.

Я бросаю взгляд на библиотеку. Несмотря на хаос и происходящее вокруг, она все еще цела. Нам нужно помочь людям, погребенным под обломками. Все больше горожан появляется на площади: большинство из них бесцельно бегают кругами, пытаясь найти безопасное место для укрытия. Не могу их в этом винить. Кто знает, может, в каком-то из зданий есть еще бомбы! Остается надеяться, что Тициан уже был дома, когда все это началось. Проклятое Братство Света! Я сжимаю зубы. Вот почему они шатались по городу.

Алессио качает головой:

– Лучше иди в библиотеку и посмотри, все ли дома.

– Ты что, с ума сошел? Я не оставлю тебя здесь одного.

Пусть забудет об этом. Почему именно он должен всегда играть в героя?

– Мы оба останемся здесь.

Его лицо выражает что-то среднее между гневом и страхом, но после минутного колебания Алессио все-таки кивает:

– Но если мы потеряемся, ты сразу пойдешь в библиотеку и закроешься там со Стар и Тицианом. Пообещай мне.

Я делаю глубокий вдох и опускаю голову вниз. Кажется, этого достаточно, потому что глаза Алессио полны решимости. Он не позволит людям умереть в закрытом соборе. Он не может так с ними поступить. Мы локтями проталкиваемся мимо бегущих во все стороны людей. Несколько раз меня кто-то стукнул, и я чуть не потеряла равновесие. Я, невзирая ни на что, проталкиваюсь дальше. Если мы упадем, эти люди просто затопчут нас. Я протягиваю свою руку Алессио и иду за ним, пока мы не добираемся до наполовину разрушенной внешней стены собора. Мы видим чьи-то силуэты, карабкающиеся вверх по разрушенным трибунам. Горожане всхлипывают, пытаясь прорваться наружу. Кто-то с криком падает вниз. Больше я не могу ничего разглядеть, но замечаю других людей, пытающихся выбраться из собора таким же способом. Мы нащупываем путь, прорываясь через пыль и остатки атриума. Как мы и думали, ворота собора закрыты снаружи на несколько замков. Обычно здесь стоят вооруженные стражи Нерона де Луки. Наверное, они уже погибли или просто сбежали, решив не помогать запертым внутри людям. Мы слышим очередной взрыв, и я наклоняюсь, хотя это и бессмысленно. Я смотрю наверх. Арки над атриумом, как ни странно, все еще целы. Террористы, видимо, не осмелились заложить бомбы прямо у выхода. Земля под моими ногами дрожит, и я хватаюсь за ворота, чтобы удержать равновесие.

Объединенными усилиями мы с Алессио отодвигаем засов. Кто-то внутри бьется в деревянные ворота кулаками. Раздаются отчаянные крики. Новая взрывная волна пробегает по площади, и мне кажется, что она идет с южной стороны. Мои руки дрожат от напряжения и страха. Собор уже не такой огромный, как раньше, но даже одного камня, выбитого из стены, будет достаточно, чтобы убить нас обоих. Последний засов отодвигается на удивление легко. Я хочу оттянуть Алессио в сторону, но уже слишком поздно. Ворота открываются, и паникующие люди врассыпную бросаются в разные стороны, унося за собой и меня. Нужно бежать вместе с толпой, иначе мне крышка. Я отчаянно пытаюсь найти Алессио, но не вижу его. Позади меня что-то взрывается. Визг и гром наполняют воздух, и я бегу, чтобы спасти свою жизнь. Молюсь о том, чтобы Алессио не раздавили: остается надеяться, что он вернется в библиотеку и больше не будет пытаться спасти еще кого-нибудь. Это стало бы самоубийством. Поскальзываясь и спотыкаясь, я иду по площади, обхожу огромный булыжник, пытаясь не попадать в поле зрения бегущей толпы. Время от времени я оглядываюсь в надежде увидеть Алессио. Сердце бешено колотится в груди. Крики, рыдания и визг людей заполняют воздух, земля вибрирует под громким топотом бегущих людей. Запах огня и дыма ударяет мне в нос. Из-за взрывов некоторые стены собора горят. При мысли о том, что Алессио лежит где-то там без сознания и тлеет, мне становится тошно, я прижимаюсь к колонне и пытаюсь восстановить дыхание.

Я должна найти его, хотя разумнее было бы подождать некоторое время, пока толпа не разойдется. Осколки камней перекрывают путь к Гранд-каналу, и людям не остается ничего другого, кроме как бежать по маленьким переулкам. Единственный выход находится около бывшего входа в музей. Я стою, притаившись у стены, и мое дыхание и сердцебиение потихоньку восстанавливаются. Тем временем на улице становится очень темно. Только слабый лунный свет и искрящийся огонь на руинах собора освещают площадь. Люди все еще бегут по ней, но я уже не боюсь, что они задавят меня. Там, где недавно бушевала толпа, теперь сидит всего несколько человек, пытающихся залечить друг другу раны. Пьетро пришел на площадь с несколькими помощниками, они принесли с собой факелы. Мужчина приказывает перенести тяжелораненых в больницу. Как он так быстро узнал о происшествии? Неужели взрыв был слышен и в больнице? Я бегу к нему.

– Ты видел Алессио? – спрашиваю я, останавливаясь перед ним. – Он с тобой?

Врач качает головой, наклоняется к женщине и закрывает ее глаза. Пьетро не успел ей помочь.

– Он был с тобой? – Я вижу отчаяние в его глазах и киваю ему. – Мы случайно потеряли друг друга в этой суматохе.

– Найди его! – приказывает мне Пьетро. – Он нам нужен!

– Но Стар и Тиц… – говорю я.

– Библиотека осталась нетронутой! – говорит он мне, не бросая и взгляда на здание. – Найди его и приведи сюда.

– Ладно… – Он еще никогда не говорил со мной так нервно, но подобная ситуация кого угодно заставит переживать. Даже такого мужчину, как Пьетро. Я бегу дальше. Какой-то человек отпрыгивает в сторону, когда я прохожу мимо. Вдруг я замечаю, что он снимает обувь с раненого. В моей голове какая-то неразбериха. Вполне вероятно, Алессио пошел в собор, чтобы посмотреть, может ли он кому-нибудь там помочь. Это было бы очень на него похоже. А еще он мог упасть прямо у двери. Я не должна думать о плохом. Я спокойно выдыхаю, когда подхожу к воротам и не нахожу там его размозженного трупа. Маленькая девочка сидит на ступеньках и цепляется за тело своего отца, который широко открытыми глазами смотрит в небо. Я не могу оставить ребенка одного. Как раз тогда, когда я собиралась успокоить девочку, к нам с криками подбегает женщина. Она вырывает девочку у меня из рук, одновременно смеется и плачет. Она целует ребенка в щеки. Я оставляю их вдвоем, надеясь, что мертвый мужчина не был отцом ребенка.

Я аккуратно нащупываю путь в собор, проходя мимо обломков. Во многих очагах еще горит огонь, призрачно освещая округу. Камни, колонны и части трибун разбросаны повсюду. Недалеко от меня несколько людей карабкаются по руинам. Я выкрикиваю имя Алессио, но не получаю ответа. Задняя сторона собора, как и южная его часть, полностью разрушены, и трибуны свисают с обломков стен. Там никогда никто больше не будет сидеть и наслаждаться сражениями и убийствами. То, что кто-то выбрался отсюда живым и невредимым, – абсолютное чудо. Вокруг меня раздаются стоны и крики. Я помогаю какому-то мужчине вытащить ногу из-под обломков, и он, хромая, уходит прочь. Кто-то хватает меня за плечо, и я поворачиваюсь. Женщина с ног до головы покрыта пылью.

– Моя дочь, – шепчет она, качая головой, и уходит.

Ее платье разорвано и клочьями висит на теле. Остается надеяться, что сегодня ночью с ней не произойдет ничего еще более ужасного.

– Алессио! – кричу я, не рассчитывая на то, что он услышит меня. Потому что я не одна, кто выкрикивает чье-то имя. – Пожалуйста, пусть с ним будет все хорошо, – бормочу я, не зная, кого прошу об этом. Ведь Бог заботится только о своих крылатых детях, а на нас ему плевать.

Мужчина сидит на камне. В его глазах стоят слезы, он держит женщину на руках. Он продолжает нашептывать ей что-то на ухо, хотя она мертва. Именно поэтому, на мой взгляд, лучше не влюбляться в людей. Боль от потери человека, которому ты подарил свое сердце, может быть невыносимой. Мне хватит и любви, которую я испытываю к Стар и Тициану. Больше я не вынесу.

Крыло ангела мешает мне пройти дальше. Оно неестественно вывернуто и зажато между камнями. Вокруг меня люди разгребают камни, вытаскивая раненых и мертвых из-под них. Никто не обращает внимания на убитых ангелов. Что он вообще делал на арене? Я подавляю желание вытащить из его крыла красное перо и иду дальше, пробираясь сквозь руины.

Я сжимаю ладони в кулаки, карабкаюсь по камням и прикладываю руки ко рту так, чтобы получилась воронка.

– Алессио! – кричу я, быстро моргая, потому что дым заставляет мои глаза слезиться. – Алессио! Где ты?

Ответа нет. Это неправильно – жертвовать жизнями невинных людей. Я в отчаянии опускаю руки. Что-то движется в мою сторону. Человек весь в пыли и хромает. Но я сразу понимаю, кто это. Я спрыгиваю с камня и бегу к нему, падаю в объятия Алессио и чувствую, как слезы текут по моим щекам, когда он прижимает меня к себе.

– Почему ты не пошла в библиотеку к Стар и Тициану?

– Ты действительно думал, что я оставлю тебя здесь одного? – Алессио опускает подбородок на мою голову и крепче меня обнимает. Я мгновенно чувствую облегчение.

– Мне надо было увериться в том, что ты жив, – шепчу я. – Я так боялась.

– Людей было очень много, – отвечает Алессио, и я чувствую, как движется его кадык. – Черт, я боялся, что они меня насмерть задавят.

– Пойдем домой? – Наверное, мой голос сейчас похож на голос маленького ребенка, но мои запасы сил истощились.

– Я нужен здесь, – отвечает он. – Мне нужно помочь Пьетро.

Конечно.

– Он снаружи, на площади. Это просто кошмар какой-то.

– Тебе надо идти к Стар и Тициану. Я справлюсь. – Он выпускает меня из своих объятий и берет мое лицо в ладони. – Как ты считаешь, ты сможешь сама добраться до дома?

Я киваю.

– Ты сможешь не попасть в неприятности?

Лицо Алессио и его очки все в пыли, но он с любовью улыбается мне и вытирает слезы с моих щек.

– Смогу. Обещаю, – говорю я, потому что действительно хочу домой.

– Я вернусь в библиотеку, как только смогу. – Кто-то касается его плеча, и я узнаю́ в человеке одного из помощников Пьетро. – Как только, так сразу, – говорит Алессио, еще раз целуя меня в лоб.

Я пробираюсь мимо обломков к выходу из собора. Собор Сан-Марко после этого теракта канет в Лету… Одна из легенд гласит, что с падением собора падет и вся Венеция. При мысли об этом по моей спине пробегают мурашки, и я в тот же момент спотыкаюсь о чье-то тело и падаю на колени. Твердый камень впивается в мою кожу, и я издаю стон, пытаясь найти точку опоры в щебне. Рядом со мной кто-то тихо хрипит.

– Извините, – выдавливаю я. – Вы тяжело ранены?