Текст книги "Одинокая охота"

Что нормальное будущее было гарантировано им только в случае защиты датских обычаев. Уважения к флагу. Христианской морали. Консервативной семейной политики. Нулевой иммиграции. Полной ассимиляции тех немногих иммигрантов, которые могли остаться, и жестких законов против любых проявлений многокультурности.

И именно здесь Линн постоянно становилась проблемой. Она рьяно препятствовала осуществлению их долгосрочных целей. Наносила точечные удары, останавливавшие или тормозившие попытки создать какое-никакое движение в Швеции. Мешала им распространять их идеи.

В конце концов, эта вражда стала носить чуть ли не личный характер. Амид не знал, какие мысли были в голове у Бофельта после ее тяжелого контрудара в ноябре, когда она навела полицию на их главный офис. Как он оценивал неудачную попытку Амида остановить ее?

Бофельт никогда не обвинял его в случившемся напрямую. Но Амид делал это сам. Его мучил стыд. Он считал, что подставил под удар всю организацию, не предусмотрев поведение Линн. Она смешала с грязью его чувство собственного достоинства. Выставила его полным ничтожеством перед всеми, кто ему доверял. Перед Бофельтом, службой безопасности и идеологическим отделом. Из-за полицейского расследования всем в Ульв А/С тогда пришлось затаиться. Амид на целый месяц покинул страну.

Он ничего не забыл.

И ничего не простил.

Глава 12

Пятница

Линн толкнула конверт Ильвы Рикарду. Он наклонился и взял его. Эрик переставил грязные тарелки на соседний стол.

Бургерная «Прайм Бургер» на Хантверкаргатан оказалась лучше, чем она думала. Ей пришлось констатировать это, несмотря на недовольство, ведь ей не удалось заманить их в известную вегетарианскую столовую в Седере. Гамбургер халлоуми был отличный, несмотря на то что тройной бургер Эрика выглядел несколько аппетитнее. Но пару недель назад она решила отказаться от мяса в попытке внести свой вклад в защиту окружающей среды. Рикард вытащил из конверта несколько фотографий и положил их перед собой и Эриком. Он окинул заведение взглядом, но никого вроде бы не интересовало, чем они занимались, уединившись в углу.

– Что это такое? – спросил он.

– Привет от Ильвы. Она оставила их после себя. Скорей всего, сделала эти снимки после визита ко мне, чтобы подстраховаться. Наверное, что-то произошло, из-за чего она посчитала необходимым распечатать их в надежде таким образом защитить себя.

Эрик взял одну из увеличенных фотографий.

– От кого? – поинтересовался он.

– От того, кого, по ее мнению, возможно, внедрили в группу. Если бы он сделал с ней что-нибудь, ее письмо оказалось бы в полиции. Но она не успела использовать его. Пожалуй, собиралась дополнить снимки другими доказательствами, – сказала Линн и, сделав глоток кофе, продолжила: – Или надеялась выйти на его нанимателей, чтобы выявить всю их сеть.

Рикард наклонился вперед и внимательно изучил находившуюся в руке Эрика фотографию. Сделанную с большого расстояния. Крупнозернистую. На ней нечеткий серый силуэт был запечатлен перед многоэтажным бетонным домом. Мужчина, пожалуй, 35 лет. Шведской или, точнее, европейской наружности. Стоявшая в дверном проеме женщина едва виднелась. Она находилась в тени. За ее ногами еле виднелся ребенок. Или собака.

– Он идет домой к своей семье? – спросил Рикард.

– Понятия не имею, – ответила Линн. – Я относительно хорошо знала только Ильву.

«Есть ли у Антона дети?» – подумала она. У нее не создалось такого ощущения. В то же время она знала, что у некоторых активистов были дети. И если он действительно внедрился в АФА по заданию нацистов, то вряд ли бы рассказал об этом из опасения, что их смогут найти. Линн пожала плечами.

– Женщина может быть кем угодно. Подругой. Его сестрой. Или матерью, – сказала она.

Эрик покачал головой.

– Почему именно эта фотография оказалась в конверте?

Линн помедлила с ответом. Объяснение, пришедшее ей в голову, не слишком вязалось с образом той Ильвы, которую она знала. Но такая возможность существовала.

– Если сейчас это фотография его семьи… – сказала она неуверенно. – То, пожалуй, Ильва решила использовать снимки, чтобы угрожать ему. Заставить его отступить. Оставить их в покое.

«Мирная контратака, – подумала она. – Не особенно симпатичная. Однако способная обеспечить нужный эффект».

Если бы лазутчик не нанес смертельный удар в ответ.

Рикард взял со стола новый снимок и изучил его. Он тихо вздохнул. Того же ужасного качества. Явно не профессиональная работа. Все снято на камеру мобильника при плохом освещении. Хотя такие картинки могли дать Ильве кратковременное преимущество перед тем, за кем она охотилась. Но они были почти бесполезны для полиции. Он угрюмо посмотрел на Линн.

– Тебе известно, кто это? Ты узнаешь мужчину на фотографиях?

На другом снимке он стоял спиной к какой-то женщине. На нем толком не было видно даже силуэта. Эрик взял его от Рикарда и перевернул. Никаких записей на обратной стороне. Никаких имен. Фотографии явно должны были говорить сами за себя. Тот, кого они касались, все равно понял бы, о чем шла речь.

Линн покачала головой.

– Я полагаю, это кто-то из группы. Но из входящих в нее мужчин я встречалась только с Антоном. Если его действительно так зовут, – сказала она, а потом добавила, немного посомневавшись: – Возможно, он на снимках. Тот же рост. Но я не знаю.

– Как ты получила конверт?

Линн смущенно заерзала на стуле.

– От Антона. Поэтому кажется невероятным, что он передал бы вещи, указывающие на него самого. Если бы догадался о содержании письма. Но именно о нем говорила Ильва. Он остался тогда в доме нацистов, и все равно ему удалось сбежать целым и невредимым. В отличие от Эзги, которую чуть не забили до смерти. Это было подозрительно. Но, в принципе, ничего не доказывало.

Линн взяла последний снимок. Те же мужчина и женщина, как и раньше, но чуть четче. Спина могла принадлежать Антону, Эрик наклонился ближе к ней. Он повернул фотографию к себе и впился в нее взглядом.

– Это же ты на ней.

Линн удивленно посмотрела на него.

Он сохранял непроницаемую мину, пока не заметил злобный блеск в ее глазах.

– Я просто пошутил, – сказал он. – Это Клара Рессель. Но вы достаточно похожи.

Он передал фотографию Рикарду и вопросительно посмотрел на него. Тот кивнул в знак согласия. Эрик повернулся к Линн.

– Она уже известна нам. Ужасно жестокая. Неоднократно судима за нанесение телесных повреждений и попытку убийства. Мы все еще ищем ее, но безрезультатно, – объяснил он и, увидев, что Линн ждала продолжения, добавил: – Она нацистка. Из «Скандинавского копья». Находилась в доме нацистов, когда там избивали Эзги.

Рикард перевернул фотографии изображением вниз, когда официантка забирала пустые кофейные чашки. Эрик достал свой мобильник, вошел через него в регистр наказаний и вывел на экран фотографию Клары Рессель. Он показал ее Рикарду и Линн.

– Это тот же человек, что и на снимках.

Эрик продолжил свои изыскания и сообщил, что в данный момент она официально не числится ни по одному адресу. Потом его брови поползли вверх от удивления, и он сказал:

– Одно дело я пропустил. Ее судили и за осквернение могил.

Линн уставилась на него.

– Что?

– Она участвовала в погроме на еврейском кладбище несколько месяцев назад. В Крунубергском парке. Примерно в ста метрах от нашего с Рикардом здания полиции.

Рикард сложил вместе фотографии и сунул обратно в конверт.

– Я сохраню их. Даже если эксперты не нашли в квартире Ильвы ничего противоречащего версии самоубийства, судя по всему, ее группе АФА угрожает серьезная опасность. Лазутчик, который работает на нацистов, – констатировал он и, поднявшись, добавил: – Мы не можем больше ждать. Нам необходимо допросить всех. И найти Клару Рессель.

Линн посмотрела на него.

– Антон должен связаться с тобой, – сообщила она.

– Пока он этого не сделал.

«Вот черт, – подумала она. – Неужели сбежал?»

Рикард недовольно посмотрел на нее, когда она ничего не сказала.

– Нам необходимы имена. Адреса. Всё имеющееся у тебя. Телефонные номера и места встреч, – буркнул он.

«Держи себя в руках», – подумала Линн и почувствовала, как раздражение нахлынуло на нее. АФА могли потребоваться месяцы, чтобы найти новые безопасные помещения. Рикард мог довольствоваться именами. В любом случае, их ведь интересовал только один конкретный человек. Другие не сделали ничего незаконного. С ее точки зрения, по крайней мере.

– Я проверю и перешлю все, что смогу добыть, по эсэмэс вечером, – сказала она.

Рикард сердито втянул носом воздух. Он уже собрался повысить голос и заявить «мне надо все сейчас», поскольку у нее было достаточно времени, но передумал. Давить на Линн не имело смысла. Однако он не мог отделаться от ощущения, что она сознательно пыталась оттянуть допрос ее друзей из АФА, и не понимал причину этого.

Он и Линн хорошо работали вместе. Нормально общались. Он доверял ей. И они находились на одной стороне.

Это был первый случай, когда он сомневался в ее желании и способности сохранять нейтралитет. Она чего-то недоговаривала? Или речь шла о безрассудной преданности? Ведь группа не могла ничем шантажировать ее?

Линн разогналась. Гравий хрустел под колесами. Доска вибрировала под ногами. Но на велосипедной дорожке, ведущей вниз к парку Роламбсхов, по крайней мере лед растаял. Щеки мерзли от дувшего в лицо ветра. Кожу щипало. Скорость увеличилась, и она надавила на скейтборд, чтобы направить его к пешеходному мосту, за которым раскинулся парк.

Внезапно из-за угла появился синий автомобиль компании «Постнорд». Линн заметила его краем глаза. Но было уже слишком поздно. Он выехал на велодорожку впереди, двигаясь в сторону жилого дома, находившегося за ней. Молодой водитель в шапке и с наушниками смотрел в другую сторону. Она с силой надавила пятками на доску. Та накренилась и резко повернула в сторону. Колеса утратили полный контакт с дорогой, и Линн с большой скоростью заскользила по гравию. Она потеряла контроль над доской, которая пошла боком. Это можно было бы считать трюком, известным под названием powerslide, если бы не тот факт, что она не могла тормозить. Доска ударилась о бордюр, отделявший велодорожку от газона. Она беспомощно полетела дальше, сгруппировалась в воздухе и, упав на плечо, заскользила по газону, чувствуя под собой мерзлую землю. Остановившись, Линн вскочила на ноги и, схватив валявшуюся в кустах бутылку из-под минералки, швырнула ее в почтовый автомобиль, громко выругавшись. Описав дугу, бутылка с шумом приземлилась рядом, но водитель спокойно поехал дальше по улице.

Линн помассировала ушибленное плечо, подняла доску и заковыляла в сторону набережной Норр Меларстранд. В довершение ко всему какой-то придурок в детской шапочке проехал мимо нее на электросамокате и радостно кивнул ей, еще больше испортив настроение.

– Пораскинь мозгами хоть немного. Неужели ты не понимаешь, что это не имеет никакого отношения к политике. Речь идет о вашей безопасности, – буркнула Линн. Ее терпение иссякало. Вдобавок она была не в том настроении, чтобы болтать. Плечо ныло, а спину жгло. Эзги удивленно посмотрела на свою собеседницу, сидевшую с другой стороны стола. Шрам у нее на лбу по-прежнему был хорошо виден, но синяки под глазами исчезли. Линн наклонилась вперед к ней. – Я не хочу знать, какие акции вы планируете в будущем. А также меня абсолютно не интересует ваша сеть и места тайных встреч. Мне нужны всего лишь имена и номера телефонов других членов группы. Чтобы никто больше не пострадал, – сказала она, сделала вдох и продолжила: – Если кто-то охотится за вами.

Эзги покачала головой.

– Почему я должна тебе доверять?

– Кончай валять дурака. Нам обеим прекрасно известно, что ты навела справки обо мне после нашей последней встречи. Что другие подтвердили, кто я. Что я на вашей стороне.

Эзги с сомнением посмотрела на Линн. Она проверила ее прошлое с АФА Линчепинга, и там все сходилось. Но, в любом случае, ее просьба выглядела крайне подозрительной. Полиция и Линн хотели получить имена товарищей всего лишь за неделю до того, как они собирались провести акцию против правых экстремистов в Гетеборге. Это вряд ли могло быть случайным совпадением.

Линн таращилась на утопавшую в облаке выхлопных газов вереницу автомобилей, выстроившуюся за кухонным окном Эзги. Она вертела чашку перед собой. Кофе успел остыть, но она даже не притронулась к нему. Адреналин все еще гулял по телу. Ей не требовалось дополнительно взбадривать себя с помощью кофеина.

Разочарованная, Линн ждала, пока Эзги скажет что-то. В то же время она узнавала в ней себя в молодости. Сама тогда свято верила, что поступала правильно. Делила все только на черное и белое. Людей исключительно на друзей и врагов. А нацистов и полицейских порой сваливала в одну кучу. ACAB. All cops are bastards[10]10
  Все полицейские – ублюдки (англ.).


[Закрыть]. Однако у нее не было времени ждать, пока Эзги повзрослеет. Она повысила голос.

– Что может случиться? Вы же все равно выбросите мобильники после разговора с полицией. Ты разве не заинтересована в поимке тех, кто избил тебя?

Она прикусила язык, чтобы не проговориться, не добавить: «Даже если в этом замешан кто-то из твоих знакомых. Тот, кому ты доверяешь».

Друг.

И убийца.

Эзги, похоже, советовалась сама с собой. Она покопалась в кармане и достала из него карандаш и обрывок бумаги, который протянула Линн. Та взяла его. Три имени. Два телефонных номера.

– Клааса нет в этом списке, – объяснила Эзги. – Он вернулся в Германию. Он там живет, даже несмотря на то, что у него есть и шведское гражданство. Я не знаю, как найти его.

Она колебалась.

– Он появлялся только в случае особых акций. Номер Антона у тебя уже есть.

– Я пыталась дозвониться ему. Его мобильник отключен.

– У меня нет другого номера.

Линн прочитала на бумажке. «Иван, Антон, Фредрик». Напротив последнего имени не значилось телефонного номера.

– Тогда мне нужен адрес Антона, раз он выбросил мобильник, – сказала она.

Эзги сомневалась. Она какое-то время смотрела в окно. Погладила швы на лбу. Потом взяла себе бумажку и написала на ней несколько строк. Адрес.

– Это все, что ты можешь получить. У меня нет номера Фредрика, – сказала она, опустив взгляд. – Но я попрошу его связаться с тобой, когда он позвонит мне.

Она никогда не дала бы его номер. Не спросив разрешения. Несмотря на прошлое Линн.

Луиса Шестедт пронзила воздух соединенными вместе ладонями и выгнулась назад. Все ее тело напряглось, как гитарная струна. Спина запротестовала против такого насилия над ней, посылая в мозг болевые импульсы. Этого хватило, чтобы она с раздражением сдалась. Не имело смысла продолжать. У нее не получалось сосредоточиться. Луиса поймала на себе взгляд преподавателя йоги, покачала головой и пожала плечами. Потом она прошла мимо людей, которые тянулись в позе молящегося на своих матах, и направилась в раздевалку.

Теплый душ позволил мышцам расслабиться. Но злоба не хотела уходить. Утром у них состоялась встреча. Она лучше увильнула бы от нее, но в то же время понимала, что начальник Государственной полиции, их главный босс, старался разрешить возникший внутренний конфликт.

Она подставила лицо под теплые струи и чувствовала, как напряжение медленно покидало ее мышцы. На встрече их было трое. Шеф всей полиции Юхан Дальстрем, она сама и ее непосредственный начальник Карл-Юхан аф Бергкройц. И с самого начала стало ясно, что им вряд ли удастся прийти к согласию. Шеф регионального отдела полиции не понимал, в чем состояла проблема, и еще меньше хотел способствовать какому-то решению. Взамен он пытался сменить тему, заявил, что Луиса нанесла ущерб государственной безопасности, когда взяла на работу родственницу, которая, по его мнению, являлась террористкой, вдобавок уже сидевшей в тюрьме. Но глава полиции не позволил увести разговор в сторону с помощью обвинений в адрес Линн.

По сути, дело касалось некомпетентности ее шефа, к тому же особо не проявлявшего рвения на своем месте. За все годы их совместной работы Карл-Юхан аф Бергкройц ни разу толком не поговорил с ней. Что в принципе устраивало ее. Они виделись во время регулярных еженедельных совещаний, но в остальном она была предоставлена сама себе. В общих чертах он знал, чем занимался ее отдел, но не вдавался в подробности. Так все работало довольно долго. Но где-то год назад что-то изменилось. Еженедельные встречи начали отменять чуть ли не в последний момент. Она не получала от него ответы на свои мейлы или их приходилось ждать ненормально долго. Часто они приходили только после ее напоминаний. В противном случае так и висели в воздухе, и потому она не могла ставить задачи своим людям, ей не утверждали финансовые затраты, и она не имела возможности продолжать расследования.

Она смочила волосы шампунем, а потом какое-то время втирала его в кожу головы. Боль в затылке не проходила. Она сполоснула волосы и выключила душ. Только когда Карл-Юхан аф Бергкройц начал появляться на телевидении в утренних или полемических программах и давать интервью на радио, она поняла суть происходящего. Он надеялся сделать политическую карьеру. Она знала, что он занимался политикой на муниципальном уровне у себя в Дандерюде, представляя христианских демократов. Но в последние годы он нарастил темп, явно ставя себе цель попасть в Риксдаг и пробиться в партийное руководство. И очевидно, из-за недостатка времени стал пренебрегать своими рабочими обязанностями. С этим она могла бы смириться. Однако несколько недель назад он внезапно обзавелся двумя заместителями, ставшими для нее препятствием на пути к нему. Двумя подушками безопасности, в чью задачу прежде всего входило гасить любое недовольство, которое без них выливалось бы прямо на него. И почти сразу же после этого была объявлена так называемая санация бюджета. Им резко урезали финансирование. И не только ее собственному отделу, который и так уже еле справлялся с большим количеством расследований. Наиболее возмутительным было то, что заметная часть отобранных у них денег явно предназначалась для оплаты высоких расходов на содержание двух абсолютно ненужных должностей, придуманных аф Бергкройцем. И это случилось в то время, когда новая реформа полиции ставила своей целью избавление от подобного в пользу увеличения числа оперативных сотрудников. С чем она была полностью согласна.

Она покинула расположенный на площади Фридхемсплан Дворец спорта и медленно пошла назад к зданию полиции. Прохладный ветер приятно ласкал кожу.

Она связалась с профсоюзом. Объяснила, сколь невыносимая ситуация сложилась у них. А когда ничего не произошло, решилась на публичную критику. Написала письмо в «Полицейскую газету», где обрисовала ситуацию. Она прямо не указала на него, но ни для кого не являлось секретом, кто имелся в виду. На организованной профсоюзом встрече он использовал все классические приемы власть имущих: уходил от темы, допускал шутливые комментарии и намекал, что в основе конфликта лежали свойственные женщинам слабости или особенности их характера. Она обнародовала высказывания аф Бергкройца и обвинила его в сексизме.

Сейчас их конфликт продолжался.

Глава 13

Линн торопливо миновала дверь своего дома на Тантогатан. Из-за дождя ей не удалось прокатиться на скейтборде на пути назад из Седера. И она опоздала, потому что автобус так и не пришел. Бросив куртку на диван, она включила ноутбук и быстро ввела несколько команд. В динамике раздался треск, экран какое-то время мигал. Потом программа Viper все же установила связь. На экране она увидела знакомый офис. Часы показывали без пяти три. Она успела почти в последнее мгновение. До начала встречи оставалось несколько минут. Бросив в печь пару поленьев, она смяла бумагу и подожгла ее, чтобы нагреть сырую комнату. Потом вернулась к компьютеру.

Дистанционно управляемая камера поочередно показывала различные части помещения «Скрытой правды». Люди мелькали с кофейными чашками и бумагами в руках между мини-кухней и стоявшим у окна большим столом. Линн повернула компьютер, чтобы свет от горевшей за ней в углу печи не отражался на экране. Ее тепло приятно грело спину. Она напрягла глаза, пытаясь различить бродивших по офису людей. Из-за света, проникавшего внутрь через его окно, сидевшие за столом выглядели как черные тени.

«Черт», – подумала она. Но звук по крайней мере был хороший. Их голоса были слышны отчетливо. Они говорили друг с другом. Одного называли Манфредом.

Она чуть не отпрянула назад, когда кто-то подошел со стороны и наклонился к камере. Лицо заполнило весь экран, но это не помогло различить какие-то его черты. Лишь несколько каштановых прядей, спадавших на лоб. Беловатый пушок покрывал прыщавую щеку. А потом к экрану потянулось худое предплечье. Парнишка не слишком походил на сурового викинга, хотя, похоже, именно он использовал имя пользователя Nordman, набранное на клавиатуре. Парень повернулся к сидевшим за столом.

– Я сейчас подключусь к датчанам, – сказал он и кликнул по экрану компьютера.

Линн потеряла возможность управлять камерой, когда Нордман запустил программу видеоконференции на своем ноутбуке. На ее экране возникла картинка. Парень поднял ноутбук, перенес на большой стол и, поставив перед остальными, сел так, чтобы тоже попасть в объектив. В двух параллельных квадратах на своем экране Линн смогла наблюдать, как участники из «Скрытой правды» поприветствовали датчан. Те на ломаном английском попросили их задернуть шторы в офисе, чтобы их лучше было видно, а потом подтвердили, что стало лучше.

Линн изучила двоих людей, принимавших участие в переговорах со стороны Дании. Она не узнала никого. Оба не были похожи на типичных датчан. Один казался англичанином. С удивительно светлой кожей, рыжими, коротко подстриженными волосами и суровым изрезанным морщинами лицом. Он напоминал отставного военного. Бычья шея и широкие плечи. Она напрягла зрение, стараясь лучше рассмотреть его. Второй датчанин наклонился к камере. Она никогда не встречалась с ним. Во всяком случае, в реальной жизни. И все равно узнала его.

Этот темный мужчина с короткими черными волосами ужасно походил на изображение фоторобота, который Рикард показывал ей в ноябре.

Данный субъект был замечен в той истории со стрельбой перед SEB-банком в парке Кунгстредгорден. Она отклонилась назад и жадно схватила ртом воздух. Мысли хороводом закружились у нее в голове.

Неужели ей фактически удалось приблизиться к ядру Ульв А/С?

Она сфотографировала экран на мобильник. Картинка получилась нечеткой. Но это, в любом случае, было лучше, чем ничего.

Еще один квадрат появился на экране. Кто-то присоединился к конференции. Но без картинки. Виднелась только анонимная иконка.

С росомахой.

Остальные продолжали, словно ничего не случилось. Они разговаривали о приближавшейся демонстрации в Гетеборге и других акциях, не называя никаких имен. Потом долго обсуждался вопрос о том, как совместными усилиями оказать финансовую поддержку немецким правым экстремистам из АМС. Датчане уже, естественно, имели некие ресурсы, но они хотели убедиться в желании «Скандинавского копья» помочь в этом деле и попросили собрать деньги всеми возможными способами. Речь явно шла о преступной деятельности, даже если это не говорилось напрямую. Она догадалась, что, скорее всего, имелось в виду крышевание бизнеса или шантаж. Пожалуй, даже ограбления банков, как во времена «Белого арийского сопротивления».

Участники конференции сделали перерыв, чтобы принести еще кофе. Воспользовавшись случаем, она сунула еще одно полено в печку. Потом с экрана снова послышались голоса. Разговор зашел о том, чем следовало заниматься «Скрытой правде». О роли СМИ. О количестве кликов и уникальных посетителей. О новой компании с целью очернения противника. АФА требовалось дискредитировать. Сделать так, чтобы их начали подозревать в преступлениях, которые могли быть инсценированы. Датчане согласились с этим, но подчеркнули, что в то же время не следовало привлекать к себе внимание. Темнокожий откашлялся. Он имел скрипучий голос и говорил по-датски, вставляя то шведские, то английские слова.

– У нас не так много средств, чтобы мы могли позволить себе снова потерпеть поражение в Швеции. У вас тоже. Людей надо завоевывать с помощью убедительных аргументов. Говорить с ними на их языке. Откровенно. Не боясь этого, – заявил он и, снова откашлявшись, продолжил: – А значит, не должно быть никаких немотивированных акций с применением насилия или нападений. Во всяком случае, в нынешней ситуации.

Один из участников со стороны «Скрытой правды» наклонился ближе к камере. Светловолосая женщина. Та самая, которую Эрик показывал на своем телефоне несколько часов назад. Клара Рессель.

Она выглядела немного иначе, чем на фотографии из материалов полицейского расследования. Но вне всякого сомнения это был тот же самый человек. Линн пришлось с неохотой признать правоту Эрика. Между ней и Кларой имелось определенное сходство. Та же форма лица. Такие же губы и светлые волосы. Но на этом сходство заканчивалось. Голос Клары послышался с экрана, когда она обратилась к датчанам. И судя по тону, ей не понравились их последние слова.

– А как же насчет наших долгосрочных планов в отношении АФА? – спросила она. – Они еще действуют?

– Пока сидим тихо. Ждем Росомаху. Чем больше информации он сумеет собрать, тем больший ущерб мы сможем нанести, – ответил темноволосый датчанин и сухо рассмеялся. – Но тебе не о чем беспокоиться. Ничего не изменилось. Они будут уничтожены. Скоро.

Участники конференции задвигали стульями, поднялись. Встреча подошла к концу. Линн тоже встала и направилась на кухню, собираясь поставить чайник, но потом вздрогнула и резко остановилась.

– Линн Столь. Нам что-то еще о ней известно? – судя по голосу, поинтересовался все тот же датчанин с экрана.

– Мы наблюдаем за ее домом. Полиция и люди из АФА посетили ее, но кроме того, о чем вам уже известно из нашего отчета, больше ничего не случилось, – сказала Клара Рессель.

Темный датчанин таращился с экрана, казалось, он своим взглядом пронизывал комнату и смотрел прямо на Линн. У нее все похолодело внутри, когда он ответил тихим, но угрожающим тоном:

– Будь начеку. Она снова может стать проблемой. Как в прошлый раз. Сразу сообщай Росомахе о любых новостях.

Конференция закончилась. Датчане отключились. Затем погасла иконка Росомахи. Скрывавшийся за ней человек не произнес ни слова.

«Словно он не присутствовал вовсе», – подумала Линн. Она слышала, как люди из «Скрытой правды» болтали об обеде, прежде чем кто-то закрыл ноутбук, и она перестала получать изображение и звук.

Кровь пульсировала в висках. Росомаха. Это имя было новым для нее. Она быстро направилась к бельевому шкафу, собрала нижнее белье, футболки и теплые свитера. В дальнем его углу она нашла спальный мешок. Потом взяла ноутбук, запасные аккумуляторы и зубную щетку. Всему нашлось место в рюкзаке.

Ключ по-прежнему висел на крючке в кухне. Она пару раз собиралась вернуть его, но случай так и не представился. Он остался после того, как летом Рикард просил ее помочь с поливом огорода. Она сунула его в карман, взяла стоявший у двери скейтборд, выскользнула наружу и, держась в тени, направилась к забору с тыльной стороны от дома. На ходу она скосилась назад в направлении Тантогатан, но не заметила никого, наблюдавшего за ней. Рюкзак и скейтборд с шумом приземлились за оградой. Она схватилась за доски, залезла на забор и, перемахнув его, спрыгнула на парковку парковой администрации, находившуюся с другой стороны. Потом она пересекла газон, перелезла через следующий забор и быстрым шагом, пригнувшись, направилась вверх по узкой тропинке, которая шла среди маленьких садовых домиков. Они все были самого разного вида с сильно отличавшимися садами. Приусадебные участки были окружены красными решетчатыми заборами, за которыми виднелись накрытые пленкой кучи компоста и клумбы с завядшими цветами. Тропинка, змеясь, продолжала идти вверх. Она поднялась на вершину холма, встала в тени покрашенной зеленой краской халупы и посмотрела назад в направлении собственного дома. Из трубы поднимался дым. Дрова в печке еще не прогорели. В окнах горел свет. Если они наблюдали за ним сейчас, наверняка считали, что она еще находилась в нем.

Линн напрягла зрение. За деревьями на улице снаружи было пусто, в кустах по соседству она тоже не заметила никакого движения, а ниже у воды негде было спрятаться. Она продолжила изучать темноту перед домом. И не зря. В конце концов ей удалось различить еле заметный силуэт в тени под опорой моста, как раз напротив ее калитки. Шевеление. И едва видимое белое облачко от дыхания на холоде. Кто-то прятался там. Выходит, она не ошибалась. Догадывалась еще до того, как Клара подтвердила это на видеоконференции: нацисты постоянно следили за ней. Докладывали, кто посещал ее. Возможно, готовили нападение.

Теперь с этим было покончено.

Пришло время изменить правила игры.

Она уже слишком долго ждала.

С рюкзаком на плече и доской в руке она направилась назад среди садовых домиков, повернула на боковую тропинку и подошла к едва заметной деревянной калитке в заборе. Оставшийся с утра тонкий слой снега растаял за день. Никто не мог увидеть ее следы. Она огляделась и не заметила поблизости ни души. Здесь никто не жил зимой. И людям не имело смысла приходить сюда в такую пору. Еще не настало время убираться, заниматься клумбами и сажать первые семена. Она открыла калитку, прошла вдоль ручейка с талой водой, проложившего себе дорогу по утрамбованной земле, и подошла к летнему домику Рикарда. Дверь была заперта. Окна закрыты деревянными ставнями. Никто, похоже, не пытался проникнуть внутрь. Бездомные, стоявшие у станции метро «Хорнстулль», не позаимствовали этот домишко, чтобы пережить зимние холода. Она отперла дверь и шагнула внутрь. Рикард не должен был появиться здесь. Насколько она знала, он обычно не приходил сюда в зимнее время. В худшем случае она могла просто объяснить ему ситуацию.

Нацисты нашли ее тайный адрес. Пожалуй, у них имелись свои люди в социальной службе или налоговом департаменте.

Или в полиции.

Датчане, на след которых она ранее выходила дважды, установили наблюдение за ней. У нее не осталось другого выхода, кроме как исчезнуть на время. Спрятаться.

Линн проверила воду. Обнаружив, что ее нет, вышла наружу и повернула главный кран, находившийся с задней стороны дома. Вернувшись внутрь, она сняла свои тяжелые ботинки и легла на кровать. В комнате стоял затхлый запах. Было холодно и сыро. Она встала, обхватила себя руками и занялась изучением висевших на стенах концертных афиш. Названия Jam и Clash ей приходилось слышать раньше. Но что за Sweet выступали в парке Грена Лунд?