Текст книги "Дуэльный кодекс"

3

Когда «Полумесяц» совершил посадку на Фьоренце, агентам по-прежнему практически не на что было опереться. При подведении итогов на общем собрании группы выяснилось, как мало, в сущности, известно о происходящем в этом своеобразном мире. Планета вот уже почти столетие входила в Содружество. Казалось бы, срок достаточный, чтобы накопить солидный объем данных на основании одних только сообщений агентов «секции джи» и другого персонала ООП. Но внимательный анализ досье, врученного группе перед отправкой Ирен Казански, убедительно показал, насколько скудна на деле содержащаяся в нем «конфиденциальная» информация.

– Сдается мне, эти фьорентийцы прямо-таки помешаны на секретности, – недовольно пробурчал Дорн Хорстен, с мрачным видом проглядывая тощую папку.

– Придется нам действовать по обстоятельствам, – вздохнула Элен, не менее удрученная, чем ее великан напарник.

– А по-моему, нет ничего проще, – самоуверенно заявил Джерри Родс. – Мы знаем, что все беды здесь от подполья. Остается только выявить и нейтрализовать его лидеров. Если повезет…

Все хором зашикали на него, бедняга Джерри виновато съежился и больше ни о чем подобном не заикался.

– Будет лучше, если мы уничтожим эти материалы перед посадкой, – заметил Хуарес– Ни к чему иметь при себе документы, связывающие нас с «секцией джи».

На Фьоренце имелся всего один космопорт, что само по себе являлось признаком чрезвычайного положения. Многие входящие в ООП планеты ограничивали таким образом контакты с соседями. Но в абсолютном большинстве случаев подобные меры вводились там, где реакционные правительства отсталых планет не могли позволить себе открыть населению доступ к свободному общению с жителями других миров, добившихся больших успехов в экономике и предоставляющих своим гражданам куда больше свободы.

Хаотическое распространение человеческой расы среди звезд привело к появлению в обжитом секторе Галактики множества миров с диктаторскими режимами различного рода – от теократии до технократии. К сожалению, мало где правящая элита могла действительно считаться элитой общества, хотя, быть может, это и имело место в начальный период образования той или иной общественно-экономической структуры.

В своей экспансии человечество вновь и вновь прибегало к непотизму – самому, пожалуй, несовершенному методу правления. В примитивном обществе для него просто не было места. Пока властная вертикаль ограничивалась семьей, родом или кланом, вождя избирали только за его личные достоинства. У главы племени при этом не возникало особого соблазна передать свой пост сыну или родственнику, так как должность не несла с собой сколько-нибудь ощутимой материальной выгоды и была скорее символической. Но с развитием общества расширялся круг обязанностей вождей и жрецов, у которых больше не оставалось свободного времени ходить на охоту или возделывать свой клочок земли, как это делал Одиссей, когда его посетили на Итаке Агамемнон, Менелай и Паламед, чтобы пригласить героя в карательную экспедицию против Илиона. Народы поневоле стали содержать и обеспечивать выборных лидеров, и именно тогда должность правителя сделалась заманчивой и желанной. Да и что может быть привлекательней участи царя, утопающего в роскоши и безделье, в обществе, где изобилие и ничегонеделание для подавляющего большинства лишь несбыточная мечта? Очень скоро эти посты превратились из выборных в наследственные, а вожди и жрецы перекроили прежние примитивные социальные институты в своих сугубо личных интересах.

Все эти рассуждения, однако, не могли изменить прискорбный факт наличия на Фьоренце такого признака полицейского государства, как всего один космопорт на целую планету. Вдвойне прискорбно было наблюдать это четырем агентам, чей департамент изначально ставил перед собой цель всячески способствовать экономическому, научному и культурному обмену между мирами, что и приводит в конечном итоге к прогрессивному развитию общества.

Их маленькая группа оказалась единственной высадившейся на Фьоренце, что неудивительно, так как других пассажиров на борту «Полумесяца» попросту не было. Этот достойный корабль хоть и назывался грузопассажирским, но совершал рейсы по такому непредсказуемому расписанию, что желающих оказалось немного. Пока роботы выгружали багаж и другие грузы, все четверо отправились на ожидающем у трапа аэромобиле в административное здание космопорта. Они по-прежнему делали вид, что почти незнакомы. Сопровождал их второй помощник капитана, в обязанности которого входило помочь пассажирам побыстрее пройти паспортный контроль и прочие бюрократические процедуры.

По недоуменным взглядам, которые он изредка бросал в сторону Джерри Родса, нетрудно было догадаться, что Гельмут Бринкер до сих пор пребывает в растерянности. Ему не давал покоя зияющий провал в памяти между двумя конкретными эпизодами. В первом из них он с ревом устремился на нахального хлыща, исполненный решимости вытрясти из его тщедушной фигурки если не вожделенные кредиты, то хотя бы законный фунт мяса. Второй выглядел куда более прозаично: он очнулся в гидропонном отсеке в расстроенных чувствах, с разбитой физиономией и огромным, с яйцо, желваком на подбородке.

Элен, чинно сложив на коленях свои тоненькие ручонки, не сводила с Бринкера немигающего, сосредоточенно-вопросительного взгляда, свойственного маленьким детям. Этот взгляд преследовал несчастного с того самого момента, когда вся компания заняла места в салоне аэромобиля на воздушной подушке.

– Мистер второй помощник Блинкер, а почему у вас на лице сразу два подбородка? – спросила она наконец с нескрываемым интересом.

– Элен! – возмущенно воскликнул Хорстен.

– Но папуля! – Она невинно посмотрела на «отца». – У мистера Блинкера и вправду два подбородка. Разве не так, дядя Зорро? И один из них синий. Вы знаете, что один из них синий, мистер Блинкер? А у нормальных людей подбородок только один, – добавила она, демонстрируя известную житейскую мудрость.

Астронавт с ненавистью покосился на девочку.

– Бринкер! – произнес он отрывисто.

– Какой Блинкер?

– Моя фамилия Бринкер, а не Блинкер, – прорычал немец.

– Я и говорю: Блинкер! – с удовольствием повторила Элен. – С двумя подбородками!

– Перестань, доченька, – укоризненно одернул ее доктор Хорстен. – Гражданин Бринкер ничем не отличается от всех остальных людей. И у него всего один подбородок. А теперь будь умницей и веди себя хорошо, а то дяди на таможне тебя заберут.

Элен скептически оглядела отливающее синевой вздутие на лице второго помощника и, в поисках подкрепления, обратила взор на Джерри и Зорро, но те, как по команде, дружно отвернулись и уставились в окно. Она со вздохом вернулась к созерцанию пресловутого подбородка – или подбородков, – время от времени что-то обиженно шепча себе под нос.

– И чтоб я тебя больше не слышал, Элен! – суровым тоном предостерег ее Хорстен и обратился к насупившемуся немцу с целью перевести беседу в другое русло: – Скажите, гepp Бринкер, почему я не вижу с нами других членов экипажа? Неужели ни у кого из них не возникло желания… м-м, как это у вас называется? Ах да – сойти на берег?

– На этой планете?! Вы шутите, герр профессор! Если наш шкипер отпустит с утра в увольнение десять человек, троих из них к вечеру подстрелят на дуэли, угодить в которую здесь легче, чем заработать синяк под глазом в пьяной драке в какой-нибудь занюханной дыре типа Шангри-Ла, а еще четверых засадят в кутузку за диссиденство, хотя вся их вина может состоять лишь в том, что они предпочитают, скажем, ванильное мороженое шоколадному! Уму непостижимо!

Водитель портового лимузина повернул голову и смерил Гельмута Бринкера тяжелым, неприязненным взглядом.

– А вы, часом, не энгелист, синьор? – холодно спросил он.

– Нет-нет, что вы! – перепугался второй помощник. – Я только пошутил, клянусь Дзеном!

Но водитель продолжал смотреть на него в упор.

– Быть может, вам не нравится Фьоренца? – не отставал он, бросив быстрый взгляд на дорогу и чуть вывернув руль. – Или вы думаете, что можете безнаказанно оскорблять родную планету в моем присутствии? Или вы полагаете, что у такого ничтожества, как я, не хватит духу вызвать обидчика?

– Помоги мне, Святой Предел! – пробормотал Бринкер сквозь зубы. – Если мне продырявят шкуру в каком-нибудь дурацком поединке, шкипер точно башку оторвет! – Он просительно заглянул в глаза фьорентийцу: – Послушайте, дружище, мне очень жаль, что так вышло. Приношу вам свои извинения. Я обожаю вашу планету, просто вы меня неправильно поняли.

Удовлетворенный шофер начал было поворачиваться обратно, как вдруг Джерри громко расхохотался. Физиономия фьорентийца мгновенно превратилась в непроницаемую маску.

– На чей счет изволите веселиться, синьор? – осведомился он с угрожающим спокойствием.

Но Элен была начеку.

– Эй, хватит вертеться туда-сюда, – возмутилась она, грозя водителю пальчиком. – Что вы все болтаете и совсем не смотрите на дорогу? Мне и так страшно, потому что я раньше никогда не ездила в таких машинах, а тут еще вы все время кричите, злитесь и пугаете меня! Мне здесь не нравится. Я… я папе пожалуюсь! – зловеще пообещала она и насупилась.

– Успокойся, Элен, – сказал Хорстен.

– Хочу домо-о-ой! – визгливо заголосила девочка.

Водитель втянул голову в плечи и вцепился в баранку, глядя прямо перед собой. Пытаясь разрядить напряжение, Хуарес задал фьорентийцу вопрос, которого, как вскоре выяснилось, задавать не следовало:

– Что такое энгелист?

– Да откуда вы прилетели, если даже этого не знаете?! – возмутился шофер и добавил, не замечая противоречия в собственных словах: – У вас там, поди, в правительстве сплошь одни энгелисты сидят!

– Я родом с Вакамундо, – кротко ответил Зорро, – и в жизни не встречал ни одного энгелиста или как вы их называете. Так что же такое энгелист?

Аэромобиль уже приближался к административному зданию, но водитель не торопился с ответом, внимательно изучая невинную физиономию пассажира.

– Откуда мне знать, что вы не из тайной полиции? – пробурчал он наконец. – Ляпну что-нибудь лишнее, а вы мне потом тот же энгелизм и пришьете!

Хуарес недоуменно покачал головой.

– Я что-то не понял, – признался он. – Не могли бы вы повторить?

Но водитель уже отвернулся и сделал вид, что целиком занят управлением. Он остановил машину перед обрамленным колоннами входом, потянул за рычаг, и аэромобиль с мягким шипением опустился на землю. Шофер первым выскочил наружу и распахнул дверцы. Его угрюмая физиономия выражала подозрительность и недоверие, и больше он не проронил ни слова. Элен улучила момент, когда «отец» отвернулся, и, вылезая из машины, показала фьорентийцу длинный, розовый язычок.

Они поднялись наверх по широким ступеням. У дверей стояли двое охранников, вооруженных бесшумными ружьями. Они взяли «на караул» и выкатили глаза. Третий, подтянутый младший офицер с каменным лицом и расстегнутой кобурой на поясе, преградил им путь. Бринкер, знакомый, как видно, с бюрократическими процедурами на Фьоренце, поспешно выступил вперед и протянул пачку документов.

– Корабль «Полумесяц», сэр. Четверо пассажиров с Земли. Фьорентийские визы в порядке.

Офицер внимательно оглядел второго помощника, взял у него бумаги, затем, не заглядывая в них, столь же тщательно одного за другим оценил и мысленно взвесил каждого из четверки новоприбывших. И только потом принялся просматривать документы, на что у него ушло порядочно времени.

– Очень хорошо. Следуйте за мной, – объявил он наконец, повернулся и пошел к дверям.

Пассажиры и Бринкер потянулись следом.

– Хорошо здесь встречают гостей, ничего не скажешь! – возмущенно прошептал себе под нос Зорро Хуарес.

– Послушайте, я рассчитывал, что коллеги из университета… – начал доктор Хорстен с ноткой раздражения в голосе.

– Только после прохождения контроля, – сухо сообщил фьорентиец.

– Чушь какая-то! – пробормотал ученый и до упора задвинул на нос пенсне.

Офицер резко остановился.

– Следует ли мне расценивать ваши слова как критику в адрес правительства Свободно-Демократического Сообщества Фьоренцы или в мой персонально? – вкрадчиво осведомился он.

Положение снова спасла Элен. Она сжала левую руку в кулачок, а указательным пальцем правой угрожающе помахала перед физиономией оторопевшего представителя власти.

– Не смей трогать моего папочку! – зловещим тоном предупредила она.

Офицер посмотрел на девочку, наморщил лоб и перевел взгляд на Хорстена. Тот был мрачен, насуплен, но не выказывал ни малейших признаков раскаяния.

– Я не потерплю никакой критики в адрес… – снова начал охранник, но тут Элен издала воинственный клич, подпрыгнула и с размаху врезала ему кулачком по скуле.

– Ты нехороший дядя! – убежденно заявила она. – Говорила тебе, не приставай к папуле! Он же тебя не трогал, правильно?

– Элен! – в отчаянии всплеснул руками Хорстен. Зорро нагнулся, подхватил девочку левой рукой и зажал под мышкой. Выпрямился, небрежно постукивая транкой по ноге, и спокойно сказал:

– Ну что, идем дальше?

– Пусти сейчас же! – оскорбленно взвизгнула извивающаяся Элен.

Фьорентиец постоял немного с закрытыми глазами – то ли мысленно считая до ста, то ли консультируясь с неведомыми богами. Лицо его выражало страдание, хотя больше моральное, чем физическое. Наконец он открыл глаза и бесстрастно произнес:

– Следуйте за мной.

Хуарес замыкал процессию, крепко прижимая к себе брыкающуюся девочку.

– Мне здесь не нравится! – вопила Элен, молотя кулачками по широкой спине Зорро. – Я хочу домой! Домо-о-ой!

Провожатый распахнул массивную дверь. Пропуская идущего последним Хуареса с Элен под мышкой, он опять закрыл глаза и правильно сделал, потому что несносная девчонка скорчила ему рожу и показала язык.

Сразу за дверью стоял большой стол, за которым восседал еще один фьорентийский офицер – постарше караульного и повыше рангом, судя по нашивкам на его мундире. Он без слов оглядел вошедших, включая охранника, и протянул руку. Приняв от подчиненного пачку бумаг, он углубился в скрупулезное и очень медленное изучение всех сопроводительных документов. Пятеро с «Полумесяца» – Бринкер чуть впереди – выстроились перед столом, терпеливо ожидая своей участи.

Покончив наконец с бумагами, чиновник обратил свой взор на Джерри Родса. Тот стоял на правом фланге, засунув руки в карманы и с любопытством рассматривая огромный зал.

– Вы готовы дать клятву, что не состоите и никогда не состояли в рядах энгелистов? – отрывисто пролаял офицер.

Джерри непонимающе уставился на него:

– Кто, я? А что такое энгелист? Послушайте, вы не подскажете, как мне найти здесь гостиницу люкс? Самую лучшую? С приличной кормежкой и дополнительными развлечениями? – Он заговорщически подмигнул фьорентийцу и понизил голос: – Надеюсь, вы меня понимаете? Ночные бары с выпивкой, где можно снять симпатичную…

– Отвечайте на вопрос синьора tenente! – грубо приказал охранник.

Джерри растерянно заморгал:

– Я? Нет, не состою. Признаться, я даже не знаю, о чем вы… что вы имеете в виду.

Чиновник продолжил опрос, получив от Хорстена и Хуареса аналогичные ответы. Оба поспешили заверить господина лейтенанта в том, что не имеют к энгелистам ни малейшего отношения. Но этим дело не ограничилось, и каждому пришлось поставить подпись под соответствующим документом. Начальник паспортного контроля подколол расписки к уже имеющимся досье и вновь передал их караульному офицеру. Охранник отдал честь. Господин лейтенант тоже откозырял и обратился к новоприбывшим с напутственным словом:

– Обязан сообщить вам, синьоры, о том, что, ступив на землю Фьоренцы, вы автоматически лишаетесь покровительства как ваших собственных миров, так и ООП и подпадаете под юрисдикцию правовых институтов нашей планеты во всем, что касается политической деятельности. Иными словами, если кто-то из вас будет замечен во вмешательстве во внутренние дела Фьоренцы, выражающемся в связях или контактах с энгелистским подпольем, вам придется отвечать по всей строгости перед законом и правительством планеты во главе с его высокопревосходительством Первым Синьором. В том случае, если вы не готовы подчиниться данным требованиям, я настоятельно рекомендую вам вернуться на борт «Полумесяца» и незамедлительно покинуть Фьоренцу.

– Вы хотите сказать, синьор, что мы не сможем даже обратиться в посольство ООП, если возникнут какие-то неприятности? – спросил Зорро.

– Какие могут быть неприятности, раз вы дали расписку в том, что не являетесь энгелистами? – удивился господин лейтенант.

– А что, никаких других неприятностей в вашем мире не существует? – осведомился Джерри.

– Изволите забавляться, синьор… э-э… Родс? – казенным тоном проблеял чиновник.

– Пока что я не встретил на вашей планете ничего забавного, синьор, – с горечью пожаловался Джерри. – А ведь я не прошу ничего особенного! Укажите мне место с нормальной закуской и выпивкой и дайте немного поразвлечься – вот и все. После недели на борту этого проклятого «Полумесяца»…

– Забери меня отсюда, папуля! – неожиданно заверещала Элен. – Здесь плохое место, и я хочу домо-о-ой!

– Веди себя прилично, дочка! – одернул ее Хор-стен.

Стоило Элен раскрыть рот, как караульный офицер немедленно зажмурился. А господин лейтенант сморщился, словно от зубной боли, и поспешно объявил:

– Все свободны. Можете проследовать на досмотр.

Гельмут Бринкер перевел дух. На этом этапе его обязанности заканчивались. Он тепло пожал руки всем, включая Джерри Родса, погладил по головке Элен – правда, очень осторожно, как будто опасаясь, что та может его укусить, – и устремился на выход, к ожидающему аэромобилю.

Ведя Элен за руку, Зорро слегка наклонил голову и проворчал вполголоса:

– По-моему, ты переигрываешь, детка!

Элен злобно покосилась на «кавалера» и ответила в той же манере:

– А по-моему, за последние четверть часа я предотвратила минимум две дуэли! Но если вы, трое дуболомов, не прекратите разевать пасть не по делу, сомневаюсь, что хотя бы один сумеет добраться до гостиницы с непродырявленной шкурой.

Хуарес хмыкнул, но возражать не решился.

Караульный провел их для досмотра в соседнее помещение, куда роботы-грузчики уже успели перенести личный багаж пассажиров. Как только они вошли, трое служащих во главе с таможенным инспектором принялись открывать сумки и чемоданы.

– Эй, поаккуратней там, пожалуйста, – запротестовал Джерри, заметив, с какой небрежностью обращаются таможенники с его роскошным гардеробом.

Инспектор, держа в руке сопроводительные документы, подозрительно покосился на Родса.

– Вы что-нибудь скрываете? – спросил он.

– Я? – удивился Джерри.

– Вы готовы дать клятву, что не провозите энгелистскую пропаганду ни в вашем багаже, ни на вашей персоне?

– Пропаганда? – непонимающе повторил Родс.

– Устаревший и полузабытый термин, изначально обозначавший распространение идей и принципов, разделяемых членами той или иной организации, – любезно пояснил доктор Хорстен. – Позднее, однако, приобрел сомнительный оттенок и сделался едва ли не синонимом политической лжи и политиканства.

Таможенник окинул ученого ледяным взглядом.

– Вся энгелистская пропаганда – ложь от начала и до конца, – заявил он. – Уж не пытаетесь ли вы утверждать обратное, синьор?

– Как я могу что-то утверждать, если ни разу с ней не сталкивался?

– Вы уклоняетесь от ответа, синьор. Вы согласны с тем, что все труды энгелистов насквозь лживы, или у вас на этот счет иное мнение?

– Мне надо в туале-е-ет! – внезапно расхныкалась Элен, дергая «отца» за рукав.

Хорстен беспомощно оглянулся на инспектора. Тот коротко кивнул.

– Сюда, прошу вас, – сказал со вздохом караульный офицер.

Доктор ухватил Элен за руку и повел вслед за фьорентийцем к двери в дальнем углу комнаты. Таможенник проводил их взглядом и вернулся к исполнению своих обязанностей. Несколько минут спустя он озадаченно вертел в руках странную коробку, похожую на гипертрофированную шляпную картонку. Разобравшись наконец с механизмом замка, он собирался открыть ее, как вдруг прямо у него за спиной раздался пронзительный детский вопль:

– Не тронь мою куклу! Не тро-о-онь!

Инспектор вздрогнул и инстинктивно сжался от шарахнувших по ушам децибел, а подбежавшая Элен молниеносно выхватила коробку у него из-под носа и крепко прижала к груди. Таможенник укоризненно посмотрел на Дорна Хорстена; тот, в свою очередь, смущенно развел руками:

– Девочка очень устала…

– Весь багаж должен быть досмотрен, синьор, – безапелляционно заявил инспектор.

Элен демонстративно повернулась к ним спиной, плюхнулась на пол и зажала драгоценную коробку между ног.

– Я попробую помочь, – вызвался Зорро. Он опустился перед девочкой на колени и спросил: – А ты не хочешь познакомить нас со своей куклой, Элен?

Юная леди недоверчиво посмотрела сначала на нетерпеливо переглядывающихся таможенников, потом на Хуареса, как бы прикидывая, можно еще ему доверять, или бывший возлюбленный окончательно переметнулся в стан врагов. Придя наконец к решению, она поколдовала над крышкой, и та послушно отъехала в сторону.

– Вот моя Гертруда, – объявила Элен и с гордостью добавила: – Гертруда – это мальчик!

Охранник что-то пробормотал. Таможенный инспектор резко обернулся к нему:

– Что вы сказали?

– Ничего. Просто я вспомнил, что должен вернуться на свой пост, прежде чем…

– Прежде чем, что?

– Ничего особенного. Прошу прощения, мне надо идти. – И он удалился – несколько более поспешно, быть может, чем того требовали приличия.

– А это Гертрудин ночной горшочек, – продолжала Элен.

Зорро, все еще стоя на коленях, хотел что-то спросить, но передумал. Вместо этого он взял «горшочек» и протянул его инспектору для осмотра. Тот брезгливо отшатнулся и убрал руки за спину. Неприметный техник, сидящий за пультом в другом конце комнаты, неожиданно встрепенулся и удивленно воскликнул:

– Приборы фиксируют электронную начинку! Трое таможенников прекратили рыться в чужом

белье, выпрямились и уставились на техника. Инспектор насторожился.

– Можете установить источник? – спросил он.

– Гертрудина стиральная машинка, – сказала Элен, демонстрируя Зорро миниатюрный агрегат, и предложила: – Хочешь, я постираю в ней Гертрудину курточку?

– Спасибо, в другой раз, – отказался Хуарес.

– Да ты только положи ее внутрь и закрой крышку, – настаивала девочка.

– Сигнал идет отсюда, – сказал техник, приблизившись к ним и указывая на коробку в ногах у Элен.

Инспектор прищурился и вопросительно посмотрел на доктора Хорстена. Тот тяжело вздохнул, пробормотал: «Помоги нам, Святой Предел», ожесточенно поправил пенсне и приготовился оправдываться. Техник тем временем нагнулся над коробкой, выхватил из нее какую-то железку с ладонь размером в форме параллелепипеда и воззрился на нее в немом изумлении.

– Сейчас же положи на место! – рассердилась девочка. – Это Гертрудина плитка.

Не обращая на нее внимания, техник повернул миниатюрный выключатель мизинцем левой руки… и чуть не выронил обжегшую ему пальцы игрушку. Когда он снова посмотрел на инспектора, в глазах его светился благоговейный восторг.

– Нет, вы только взгляните на это, синьор! Совсем как настоящая, вплоть до микрореактора! Я и не подозревал, что существуют такие крошечные.

– Положите на место, – буркнул инспектор, смерив подчиненного уничтожающим взглядом.

– Слушаюсь, синьор. – Техник отдал игрушечную плитку хозяйке и вернулся за пульт.

– Собери свои игрушки, маленькая, – сказал Хор-стен. – Еще успеешь наиграться с ними в гостинице.

– Не хочу в гостиницу! Хочу домой! Ненавижу это место! Это место… – Она на миг задумалась и убежденно закончила: – Это место – настоящая помойка! Инспектор спешно ретировался, перебросил силы на соседний фронт и перешел в наступление на Зорро Хуареса.

– Могу я узнать, синьор, что вы держите в руке? Это, случайно, не оружие?

– Какое же это оружие? – изумился Зорро. – Это моя транка.

– Что такое транка? – не отставал таможенник.

– Ну-у… – Вопрос, по мнению Хуареса, был настолько элементарным, что он не сразу нашелся с ответом: – А как же иначе определить, кто перед вами – благородный гаучо или простой вакеро?

Инспектор недоверчиво усмехнулся, забрал у Зорро транку, долго разглядывал со всех сторон, потом отнес к технику и поместил перед экраном:

– Проверьте-ка эту штуку, да поживее!

– Все чисто, синьор, – сообщил оператор через несколько секунд. – Дерево, очень прочная кожа, немного резины и совсем мало металла.

Инспектор вернул транку владельцу, но его все еще одолевали сомнения.

– Что вы с ней делаете? – спросил он с любопытством.

– Что я с ней делаю? – растерялся Хуарес – Я ее ношу, только и всего! Я гаучо и джентльмен, к вашему сведению! – Он оскорбленно выпрямился и с вызовом произнес: – Или вы сомневаетесь в моем слове, синьор?

Инспектор тоже выпрямился во весь рост.

– У меня и в мыслях не было подвергать сомнению ваши слова, но если синьор считает, что его честь затронута…

Двое таможенников шагнули вперед и заняли места справа и слева от начальника. Один из них сказал:

– Если синьор инспектор нуждается в услугах секундантов…

– Успокойтесь, джентльмены, прошу вас! – поспешил вмешаться доктор Хорстен. – Вне всякого сомнения, вы оба люди чести, просто у каждого мира свои традиции и обычаи. Я уверен, что это маленькое недоразумение легко разрешить без всякого кровопролития.

Джерри внезапно охватил приступ безудержного смеха. Все присутствующие разом повернулись к нему. Взоры фьорентийцев были холоднее льда, в глазах Дорна Хорстена читалось отчаяние.

– Вас что-то развеселило, синьор… э-э… Родс? – нарушил затянувшееся молчание инспектор.

– Прекрати смеяться над тем, как я меняю Гертруде трусики, дядя Джерри! – возмущенно воскликнула

Элен.

Родс поперхнулся и умолк, растерянно обводя слегка расширенными глазами окружающих, но быстро сориентировался и склонился над кукольной коробкой.

– Извини, крошка, – сказал он, – у тебя действительно очень забавно получается.

Инспектор разочарованно отвернулся и вновь обратился к Зорро Хуаресу.

– Я в любое время к вашим услугам, синьор, – произнес он формальным тоном. – Если вы полагаете, что честь ваша требует сатисфакции, ваши спутники, я уверен, не откажутся представлять ваши интересы.

– Послушайте… – начал Хорстен.

Что-то негромко звякнуло. Все присутствующие автоматически опустили глаза и увидели лежащую на полу бляху. Это была простая бронзовая бляха, в центре которой крупными буквами было выбито: «Секция джи». А если напрячь зрение, можно было прочесть опоясывающую ее по периметру надпись мелким шрифтом: Межпланетный департамент юстиции.

Инспектор выпучил глаза:

– Это еще что такое?

Элен молниеносно сграбастала своей ручонкой бронзовый диск, пронзительно вереща:

– Никому не отдам мою бляху юного агента «секции джи»!

Возможно, ей и это сошло бы с рук, если бы не один из таможенников, все это время не сводивший глаз с Джерри Родса.

– Готов поклясться, что эта штука выскользнула из… – начал фьорентиец, но договорить так и не успел.

– Спасайтесь! Землетрясение! – заорал во всю глотку Дорн Хорстен, раскорячившись в дверном проеме. – Прячьтесь под столы, под кресла, под любое прикрытие! Элен, девочка моя, сюда!

Зорро Хуарес среагировал первым и принялся размахивать руками и направлять опешивших таможенников в укрытия.

– Полезайте под столы или встаньте в дверях и держитесь за стояк, – напутствовал он. – Если крыша обрушится, у вас еще будет шанс!

Хорстен раскачивался из стороны в сторону, крепко ухватившись руками за вертикальные стояки.

– Землетрясение! – снова взревел он дурным голосом. – Элен, где же ты?!

Комната заходила ходуном. Висящий на стене портрет какого-то важного государственного деятеля с дребезжанием раскачивался из стороны в сторону со все увеличивающейся амплитудой. На лицах парализованных шоком фьорентийцев наконец-то появились первые признаки осознания опасности.

– Прячьтесь быстрее! – опять закричал Зорро. – Если рухнет крыша, всем конец!

Элен, метнув быстрый, проницательный взгляд на «папулю», издала оглушительный вопль и ринулась прямо в объятия к тому самому чересчур внимательному таможеннику, который собирался в чем-то обвинить Джерри Родса. Она крепко обхватила его за шею и обвила своими пухлыми детскими ножками талию фьорентийца. Непрерывно визжа: «Спасите меня! Спасите!», она незаметно извлекла из складок платьица миниатюрную булавку.