Текст книги "Сновидцы"

Глубоко внутри Эмбер я улавливаю проблески чуткой души. Как-то раз мальчишки из конкурирующей старшей школы пристали к Гилману Гиллигану на игре Хорсменов. Он должен был выйти на поле в перерыве между таймами, но по пути в тренировочный зал ему попалась группка фанатов. Тогда Эмбер гордо подошла к Гилману, смачно поцеловала его в губы (парни аж замерли) и, взяв за руку, увела от мучителей. Отпад как эффектно. Но когда вечером Гилман пришел к знаменитому Пню, надеясь поболтать со спасительницей, все разрушили комплексы: она быстро и жестко его отшила.

Как я уже сказала, у всех есть скелеты в шкафу.

– Вот Пит придурок, – вздыхает Тесса. – Что он, по рукам идет? Она же через неделю бросит его ради разыгрывающего защитника из универа. Видишь! Химия – очень опасный предмет. И зачем мне в ней разбираться, если я собираюсь стать журналистом отдела светской хроники?

Я смотрю на Эмбер и надеюсь, что друзья Дженни в курсе, в каком туалете ее искать.

– Химия нужна, чтобы понимать, какая химическая реакция заставила милого парня А бросить милашку Б ради карьеристки С, когда та, понятно дело, кинет его в ту же секунду, как подвернется кто получше.

– Какая ж это химия? – говорит Тесса. – Это отбор по Дарвину. И если уж хочешь обсудить эту сторону науки, что это творится с нашим главным бездельником? Вон, высматривает тебя из коридора.

Я оборачиваюсь. Так и есть, это Уэс – пялится на меня, словно сейчас полдень, а он через секунду вытащит пистолет. Куча девятиклашек, идущих сплошным потоком, загораживает мне горизонт, и я силюсь рассмотреть что-то через них. Но к тому времени, как коридор пустеет, Уэса уже нет.

– Не знаю, – отвечаю Тессе. – Не могла открыть дверь, он помог. Вот и все.

– Угу… – мычит Тесса. – Ну и к лучшему.

– Чего это? – удивляюсь я отсутствию лекции по поводу великолепия Уэса Нолана.

– Ну, после того как мистер Лентяй пришел вчера к тебе на помощь, я навела справки.

– Тесса! – хмурюсь я.

– Он явно к тебе неровно дышит, а я не собиралась ждать, пока лучшую подругу умыкнет психопат.

– И? – против своей воли спрашиваю я.

– Похоже, он и правда психопат. Я стянула его досье со стола Линклера. Не осуждай, – опережает она, пока я не высказала неодобрение. – Из последних трех школ он вылетел из-за прогулов, драк и, я не шучу, пожара в подсобке.

– Что? – Я раскрываю от изумления рот, хотя причин удивляться пока нет. Ведь этот парень и Уэс из моего сна совсем не одно и то же. Но дело дрянь. Получается, настоящий Уэс не идет ни в какое сравнение с версией из моего подсознания.

– Вот отстой, – лучшее, что могу выдать я. – Но я-то тут при чем?

– Ни при чем, значит? – спрашивает Тесса. – Разве химию ты пропустила не из-за него? Одна встреча с Уэсом Ноланом – и хорошая девочка встает на скользкий путь?

– Ха-ха-ха, смешно! – отмахиваюсь я от нее. – Просто в клинике задержалась.

– А, точно! И как все прошло?

– Вполне прилично. – Я рада переключиться и не думать о том, каким ничтожеством оказался настоящий Уэс. – То есть даже здорово, на мой взгляд. Похоже, они и вправду нашли лекарство, и я прекращу во время сна выбивать дурь из себя и из окружающих.

Тесса застыла как вкопанная.

– Бог мой, Сара… Честно? Так это же просто замечательно! Что же ты молчишь? – И полезла обниматься.

– Да-а, – улыбаясь, говорю я и высвобождаюсь из объятий. – Знаю, хорошо. Вот только…

– Только что? Еще побочка? – напрягается она.

– Не знаю. Точно не уверена. Прошлой ночью мне приснился очень странный сон. Напугалась до чертиков. Вот и все. Но он был до ужаса реалистичный.

– Ты исцарапала себе руки до крови? – поинтересовалась Тесса.

– Нет.

– Побежала в шкаф с посудой и разбила лоб?

– Нет.

– Сломала своему парню нос или пыталась придушить его подушкой?

– В этот раз обошлось, – отвечаю я, скорчив рожу.

– Тогда что, черт возьми, тебя пугает? – допытывается она и берет мои руки в свои. – Сара, будь счастлива. Это здорово! Ты заслуживаешь хороших новостей!

– А знаешь, – решительно заявляю я. – Ты права. Все просто замечательно.

Тесса берет меня под руку, и мы идем по коридору в кабинет на следующий урок.

– Кстати, о снах, – беспечно говорит она. – Прошлой ночью мне приснился шедевр! Лето, я на пляже. Играю во что-то… уже не помню. Но суть в том, что погода была чудесная. Как только мы окончим школу, я точно сяду на корабль до Западного побережья. С меня хватит этой Новой Англии. Такая погода, просто боль…

– Волейбол, – тихо говорю я. – Ты играла в волейбол.

Тесса щурится, задрав голову.

– Да, точно. Похоже, что так. Вот забавно, ведь в жизни я в нем не сильна. Но, стой-ка, помню, со мной играл такой клевый парень.

Тесса пытается припомнить детали сна, а у меня мурашки бегут по коже.

– Тесса, – все тише произношу я. – Я видела тот же сон.

– Странно, – отвечает она, задумавшись. – Наверное, мы вчера обсуждали пляж. Черт, жаль, что сейчас не лето. Когда уже закончится эта дурацкая смесь зимы и весны?..

Я иду за Тессой в класс, не произнося ни слова. Конечно, она права. Простое совпадение. Ведь все остальное – за гранью реального. Пытаюсь сосредоточиться на уроке «de español» сеньора Соловея, который проходит в библиотеке. Бесполезно. Где-то между сном Тессы и объятием реального Уэса мои умственные способности испарились.

Глава седьмая

– Когда уже придумают все без проводов? – спрашиваю я Ральфи, пока он присоединяет меня к прибору для ЭЭГ. – И таскаться во сне по комнате стало бы менее травматично.

– Ну, вот, – ворчит. – Это пройденный этап. Теперь ты дитя «Дексида». И больше не будешь ходить во сне.

– А еще драться во сне, орать и бесноваться, – перечисляю я.

Усатый лаборант не обращает на это внимания и насвистывает бодренький мотивчик. Настроение ему испортить невозможно, как и мне сейчас. По правде говоря, я веду себя немного легкомысленно. Повторения своего кошмара не ищу, это уж точно, но случайно столкнуться с Уэсом было бы совсем не лишним. Естественно, с тем Уэсом, из моих грез.

В комнату заходит санитар, с лекарством и стаканом воды. Не сказать чтобы сильно высокий, но как себя подает: спина ровная, плечи вниз, подбородок вверх. Глаз останавливается. Его форма – белые джинсы с рубашкой поло – подчеркивает мускулистую фигуру. Дверь за ним захлопывается, и разносится знакомый сладковатый аромат гвоздики. Протягивая мне лекарство в бумажном стаканчике, он откидывает с глаз непослушные пряди волос и улыбается.

– Джош? – Я узнаю владельца этого почти забытого запаха.

– Привет, Сара, – смущенно отвечает он и бросает беглый взгляд на Ральфи. Тот хмурится.

– Вы знакомы? – интересуется он, скрестив на груди руки. И я понимаю, что правду лучше не говорить.

– Сара поступила в школу, когда я уже доучивался, – нашелся с ответом санитар.

Это правда. И мне очень интересно, планирует ли Джош рассказать и все остальное из нашего недолгого, но бурного прошлого, но он замолкает.

– Что я тебе говорил, Джош? Нужно отметить в деле, если знаешь пациента, – выговаривает ему Ральфи. – Сегодня ночью мы поменяем тебя с Барри, но если ты не можешь следовать правилам…

– Нет, нет, могу, – обещает Джош. – Да ладно, Ральф. Мне нужна эта работа. Мать убьет, если я потеряю и эту. Просто не подумал.

– Ты в принципе не думаешь, – вздыхает Ральфи. Он рассержен, но одновременно кажется подавленным. – Правила есть правила, и если ты им не следуешь, то последствия коснутся не только тебя. Я иду на одолжение ради твоей матери, но не могу позволить…

– Мы не очень близко были знакомы, – быстро вру я. – Джош, скорее всего, и не вспоминал меня, пока не увидел.

– Так и есть, – энергично кивает Джош. – Ну, познакомился я с какой-то девятиклашкой, давно дело было. Ну, видел в школе пару раз. Вон, даже имя не вспомнил.

Я-то вру, чтобы вытащить Ральфи из переплета, в который он точно попадет, – такой косяк сотрудника! А вот Джош мог бы отзываться обо мне чуть менее пренебрежительно. Мы немного времени провели вместе, это правда, но та ночь, когда мы затусили вдвоем, закончилась моим первым поцелуем. И хотя этот жеребец уже к следующим выходным вернулся к девушке, с которой то сходился, то расходился (а недавно вообще стал одним из случайных трофеев Джиджи), поцелуй оставил яркие воспоминания.

Ральфи скептически поглядывает на нас, но в конце концов делает знак Джошу.

– Дай лекарство, потом иди меняться с Барри. И чтобы больше такого не было.

Развернувшись, он через силу улыбается.

– А теперь, мисс Рейес, давайте тихо-мирно поспим?

Я лучезарно улыбаюсь в ответ, вероятно слегка перегнув с весельем, но облегченно выдыхаю, так как никому из-за меня не влетит.

– Конечно, сэр!

Джош протягивает белый стаканчик с «Дексидом» и беззвучно шепчет: «Спасибо», – сверкая белозубой улыбкой. Мое раздражение как рукой снимает. Все-таки некоторые парни умудряются из нас веревки вить.

Запрокидываю голову. Глотаю «Дексид» и ложусь на кровать.

С порога за нами наблюдает Ральфи. Он держит для Джоша дверь, и когда санитар пытается прошмыгнуть мимо, бросает на него предостерегающий взгляд. Теперь вид Джоша не такой самоуверенный: он ссутулился и втянул голову в плечи.

– Сын сестры, – признается Ральфи, когда мой бывший приятель скрывается из виду. – В последнее время, ему пришлось нелегко… Но это ничего не меняет. Сплошная головная боль. Больше он здесь не появится. Приношу свои извинения.

– Все в порядке, – зеваю я.

Внезапно чувствую такую усталость, что мне больше нет дела до семейных проблем Ральфи.

– Сладких снов. – И с этими словами он закрывает за собой дверь.

Через несколько секунд я вырубаюсь.

Шлеп. Шлеп. Шлеп. Шлеп.

Я стою под информационным табло и смотрю, как переворачиваются таблички, открывая маршруты следования поездов и изменения в расписании. Краем глаза выхватываю какое-то движение среди размеренно шаркающих ногами пассажиров.

Уэс?

Разворачиваюсь, в животе порхают бабочки, и от этого чувства голова кружится. Нет, это не он. Невысокий рыжеволосый парень с нездоровым бледным лицом. На нем брюки цвета хаки по щиколотку и синяя рубашка. Как и мистер Хьюстон предыдущей ночью, он не очень заметно, однако отличается от других пассажиров, скажем так, обращает на себя внимание. Просто не такой, как все.

Чем больше я всматриваюсь в парня, тем отчетливее понимаю, что знаю и его. Наконец узнаю. Это Грейди Бутховски – гениальный братец одного тупого дружка Джейми, спортсмена, который гордо именует себя Зверь. Но если появление мистера Хьюстона имело хоть какой-то смысл – его я видела в клинике, – то с чего бы это малознакомому Грейди шнырять по моему подсознанию, ума не приложу. Отправляюсь за ним следом.

На 32-м пути Грейди вваливается в третий вагон пассажирского поезда, стоящего на платформе на холостом ходу. Хотя мне интересно, куда же он направляется, сама пока в поезд не сажусь. Осмотрюсь в последний раз. Не теряю надежды увидеть Уэса.

Поезд увеличивает количество оборотов двигателя, извивающийся хвост пассажиров начинает редеть. Защемило в груди. Неужели в этот раз его не будет?

Не хочется без него идти.

Медлю с решением сесть в вагон, пока поезд набирает обороты. Похоже, состав вот-вот тронется. Звук быстрых приближающихся шагов заставляет меня выпрямиться. Разворачиваюсь, и тут же Уэс хватает меня за руку. Не останавливаясь, он тянет меня за собой вдоль перрона и на ходу говорит:

– Привет!

Наши пальцы сплетаются, он крепко сжимает мою руку, бросает на меня взгляд через плечо. Его улыбка такая милая, сегодня даже немного застенчивая. В ответ сжимаю его ладонь. Уэс тащит меня к следующему вагону, но я кричу, что нам в третий.

Он немного удивлен, но объясняться некогда, мы запрыгиваем в нужный вагон, и позади нас тут же захлопываются двери. Облокачиваюсь на стеклянную перегородку, отделяющую тамбур от рядов с пассажирскими местами. Уэс смотрит на меня, улыбается и руку мою не отпускает, хотя в этом сейчас уже необходимости нет.

– Почему именно в третий? – интересуется он.

– Узнала одного, – показываю на Грейди, который уже сидел на своем месте. – Зовут Грейди. В десятом классе. Чокнутый ботаник. Двигается странно, как тот мужчина прошлой ночью. Ты еще встречал людей, которые так себя вели бы?

Уэс не успевает что-то ответить, а Грейди уже поднимается и направляется к выходу. Двери перед ним разъезжаются, и он зависает над пугающей чернотой. Ни слова не говоря, мы с Уэсом в тот же момент встаем по обе стороны от него. Мое сердце тяжело колотится – я снова оказываюсь на краю той самой черной дыры, в которую свалилась прошлой ночью. Бросаю взгляд на Уэса. Если он хоть немного боится, то виду не подает.

В дверном проеме начинают мелькать картинки какой-то ярмарки.

Грейди подается вперед.

Мы не отстаем.

И все трое делаем шаг.

Прохладный ветер бьет по лицу. Вижу сахарную вату и скибол, но слышу только ветер и пыхтение двигателя. Правой ногой, оставляя позади холод металлического вагона, делаю шаг вместе с Грейди, хочу нащупать твердую землю. И в тот момент, как я ее касаюсь…

ТЫ-ДЫЩ!

Ярмарочные гулянья вмиг обрушиваются миллионами звуков, запахов, цветов, ощущений. Из дребезжащих колонок полилась органная музыка. В нос ударил запах только что приготовленного в масле попкорна. Разноцветные гирлянды, обрамляющие все игровые палатки и торговые лотки, ритмично заморгали в размере две четверти. Мой рот наполнился слюной в предвкушении невероятного сахарного вкуса розовой ваты, которую всего в паре метров крутят на палочку.

Я попала в яркий ярмарочный сон, который появился в проеме вагонной двери. Вот это да!

Хочу посмотреть, откуда пришла, разворачиваюсь… но там пусто. Ни поезда. Ни рельсов. Перевожу взгляд на Уэса: похоже, он взбудоражен не меньше моего. В его озорных глазах мелькают искорки, и мое сердце начинает колотиться еще сильнее. Дело не только в том, что свет ярких ярмарочных огней подчеркивает его красоту. Дело в том, что он со мной; мы похожи. Ну и пусть это всего лишь плод моего воображения, его присутствие здесь абсолютно реально. Реальнее самой реальности. В кои-то веки я не одинока. Граница между жизнью и сном стерта. Сейчас я чувствую, что не одна.

Между нами остался только Грейди.

Я делаю шаг навстречу своему необычному кавалеру, обхожу качающуюся рыжеволосую преграду на своем пути, и тут Грейди теряет равновесие. Инстинктивно вытягиваю руку, чтобы его удержать.

И начинается безумие.

Глава восьмая

ШШИХ.

Чувства отказывают.

      Вокруг тишина.

           Во рту пересохло.

               Не видно ни зги.

                    Воздух ничем не пахнет.

                          А потом…

Хлоп.

Темно и тихо. Но не так, как в черном вакууме из моих снов. Звуки ярмарки сменились белым шумом работающего на минимуме вентилятора. Глаза привыкают к темноте, и я обвожу взглядом комнату, в которую меня занесло.

Я сижу за столом. Учебники, листы в клетку – все навалено кучей. Ноутбук и оранжевый пузырек для лекарств без опознавательных знаков. Над столом висит постер: Альберт Эйнштейн с высунутым языком. На полу торшер, который одновременно выступает в роли сушилки для белья, на него накиданы рубашки и шерстяные свитера. Поворачиваю голову, хочу осмотреть комнату, но мне дается это с трудом, и, к удивлению, после попытки взглянуть через правое плечо приходится сделать передышку. Мышцы слушаются неохотно, зато у зрения – полный карт-бланш, и я взглядом обследую все вокруг, пытаясь как можно быстрее сообразить, куда попала. Рядом со мной кровать, следом шкаф. На полу еще одна гора книг. Полумесяц бросает свет в окно.

Отодвигаю стул, пытаясь встать. Ноги почти не слушаются.

Снова разворачиваюсь, смотрю на стол.

И тогда мой взгляд падает на руки.

Мои руки. Но эти руки – не мои!

Замираю, остолбенев от увиденного. Такое просто невозможно.

Руки в прямом смысле не мои.

На моих коленях лежат две широкие ладони с пальцами-сосисками. На безымянном пальце правой руки – шишка от ручки, в принципе обычное дело. Вот только я левша. Да и нездоровая бледность этих рук вызывает у меня дурноту.

Возникает желание их спрятать, сесть на них, сосчитать до десяти… Потом я их достану и – алле-оп! – они снова станут моими. Но я так не делаю, ведь происходящее еще и очень… захватывает. Пытаюсь пошевелить правым указательным пальцем. Чувствую напряжение в ладони – моей ладони? – словно перекатываю в ней мяч. Наклоняю голову вперед, чтобы получше все рассмотреть. Подношу лицо к темному экрану компьютера и замираю… Меня приветствует невероятное отражение, от которого глаза вылезают из орбит.

Непроизвольно сжимаю кулаки. Лицо, которое я вижу, не мое.

Хотя все мои чувства при мне, а в голове исступленно беснуются собственные бредовые мысли, я точно не тот человек, что смотрит на меня с экрана компьютера. Поднимаю руку к лицу. Прикосновение ощущаю, хотя ни рука, ни лицо мне не принадлежат.

Они принадлежат Грейди.

Медленно, тщательно изучаю физиономию своего хозяина. Тыкаю, жму, давлю на чужую кожу, словно я скульптор и одновременно его рабочий материал. Провожу по краю очков Грейди, потом снимаю их и надеваю снова, поражаясь разнице между четкими линиями и туманными пятнами. Щиплю себя за щеку. Чувствую боль. Провожу языком по начищенным зубам, чувствую их шероховатость. Широко открываю рот, потом закрываю. Моргаю, еще и еще раз, но отражение Грейди не исчезает.

Такого странного сна я еще никогда не видела. От несуразности происходящего глупо хихикаю, но вместо этого слышу незнакомый голос. Наблюдаю по отражению в мониторе, как МОЙ испуг отражается на ЕГО лице. Я заинтригована и напугана, встревожена и восхищена одновременно. Подношу руку к коротко стриженным волосам, таким сальным, что они легко проскальзывают между пальцев – с моими тяжелыми локонами обычно бывает наоборот.

Еще эти мурашки. Любое движение дается непросто. Кожа зудит, мышцы словно трещат. А все поры будто сочатся статическим электричеством. Вспоминаю, как ребенком любила натирать о голову шарик, чтобы волосы вставали дыбом, а черепушка начинала искрить. А еще мне больше не кажется, что я сплю. Чувства все очень даже реальны, словно я на самом деле в комнате Грейди, внутри его самого. Будто я и есть Грейди.

От этой мысли пробирает озноб. Потом я начинаю биться в конвульсиях. Мне становится тесно. Понимаю, что это возвращается настоящий Грейди, и меня всю трясет. Я хочу уйти, похоже, хозяин тела также жаждет от меня избавиться. Но чем больше я хочу вырваться наружу, тем сильнее давит чувство клаустрофобии. Словно моя душа оказалась в китайской ловушке для пальцев, и чем сильнее я тащу, тем крепче она держится.

Мой пульс – знаю, это пульс Грейди – сошел с ума. Его руки, которые я уже совсем не контролирую, машут из стороны в сторону, а ноги, хотя я сижу, не могут найти себе места. Чувствую, как колени сгибаются, грудь кренится, все тело подается вперед. Перед глазами мелькает клавиатура и край стола, в который я впечатываюсь лбом.

Стон.

Крик.

Сейчас вырвет.

Меня выбрасывает обратно. До этого я словно застыла в формочке с желе, но вдруг освободилась. Приземляюсь на пятую точку. Ладонями касаюсь мягкой травы, перед глазами – огни карусели. Ярмарочная музыка сначала звучит замедленно, постепенно возвращаясь к нормальному темпу, словно переключаясь от 33 ударов в секунду до 45. Я совсем без сил, сгибаюсь пополам, вдыхаю носом, выдыхаю ртом, пытаясь восстановить контроль над чувствами.

На спине чувствую чью-то руку. Оборачиваюсь и вижу, как надо мной склоняется Уэс. Он одергивает руку, словно я ударила его током. Снова прижимаюсь к коленям. Я – на поросшем травой берегу, на границе ярмарки. Рядом на спине валяется Грейди, смотрит, моргая, в беззвездное небо.

У меня к Уэсу десятки вопросов, я разворачиваюсь, но задать их не успеваю.

Прямо на нас идут трое Головешек…

Глава девятая

Мы бежим к ближайшему аттракциону.

Смеющиеся детишки в электромашинках, ко всеобщей радости, раз за разом таранят соседей. Похоже, они не замечают ни нас, ни наших кошмарных преследователей. Дети беззаботно визжат, а мы запрыгиваем на поле, петляя мимо машин, которые несутся друг на друга с непредсказуемой траекторией. Успеваю проскочить между двумя за долю секунды до того, как из меня сделали бы лепешку.

Украдкой бросаю взгляд через плечо, чтобы проверить, насколько мы оторвались от Головешек, и теряюсь от увиденного. Один из монстров приближается к семье из трех человек, которые сидят в машинке и смеются. Но как только он подходит, смех затихает. Вся семья – мать, отец и дочка – застывают с непроницаемыми лицами. Головешка отшвыривает машинку со своего пути. Отец семейства вылетает из авто, ударяется о заборчик вокруг трассы и сползает на землю. А мать с дочерью, все так же безэмоционально, вылезают из-под обломков и отходят в сторону. В один миг все родители и дети, хотя они и не мешают Головешкам, останавливают машины, выходят из них и молча уходят прочь.

Я на автомате сбавляю скорость, практически бегу трусцой. Не могу оторвать взгляд от мужчины в углу. Я знаю, что он не настоящий, что все здесь не настоящее. Но не пойму, почему к нему никто не подходит. Почему не подхожу к нему я. Слышу вопль Уэса: «Разделяемся!» – и я отворачиваюсь. Сначала надо выжить, потом вопросы задавать. Мне приходится погрузиться в эту игру с головой. И я рву с места на максимуме.

Сворачиваю к карусели, вижу, как Уэс подбегает к игровым палаткам. Один из Головешек на хвосте у меня, два – у него. Мчусь по периметру аттракциона, но, похоже, мой преследователь набирает скорость.

Перепрыгиваю через турникет и вскакиваю на вращающуюся платформу. Головешка слишком жирный – что мозги, что тело, – он не смог сразу сориентироваться, где вход. Монстр исчезает из виду, и я стараюсь отдышаться.

Десятки лампочек обрамляют купол ярмарочного шатра, и карусель выглядит излишне яркой. Но внутри-то нигде не спрячешься. У меня помрачается рассудок: заезженная органная музыка на полтона фальшивит, взад-вперед двигаются и трещат ярко раскрашенные лошади, громко вопят ездоки.

Когда веселье и смех разом смолкают, я понимаю, что Головешка совсем рядом: уже пробрался через турникет. Ныряю под фигуру желтой лошади. Люди, как и тогда на машинках, молча спрыгивают с карусели и, тупо натыкаясь друг на друга, двигаются к выходу амебной массой. Из своего убежища пытаюсь вычислить самый быстрый маршрут, все преграды: удеру я или попадусь, на сто процентов зависит от подобных мелочей. С каждым оборотом вижу все яснее, как Головешка несется сквозь толпу, добирается до вращающейся платформы и тяжело плюхается сверху. Теперь нас разделяют пять раскрашенных пони. Монстр пытается справиться с силой гравитации и подняться на ноги, а я в последний раз пропускаю выход и веду обратный отсчет ограждений.

Четыре.

Три.

Два…

Спрыгиваю, больно приземляюсь на асфальт. Тут же заныло ободранное колено, но почти не саднит. Встаю на ноги, перелетаю через турникет. И бегу, не оборачиваясь.

Мчусь прочь, туда, где темнеет высокая трава, окаймляя территорию ярмарки.

Спрячусь.

Выкручусь!

Из игровой зоны доносится рев. Я уже слышала его раньше. Боевой клич Головешки. Все нервы сжимаются в комок, и я застываю на месте. Выдыхаю от страха лишь одно имя: «Уэс», – и оно становится почти материальным. Резко огибаю очередное препятствие – торговый автомат с корн-догами, – набирая скорость, бегу назад. Снова в бой!

Когда я добираюсь до обломков аттракциона, где кидали подушечки с фасолью, никого уже здесь нет. Головешки разворотили все на своем пути, пробираясь сквозь ряд игровых палаток, оставив после себя практически зону стихийного бедствия. Пригнувшись, пробираюсь сквозь руины из расщепленных досок и обезглавленных призовых мишек. На том конце прохода искрит сломанный генератор.

Вижу двоих, преследовавших Уэса. У баскетбольных колец бесчинствует исключительно мерзкий Головешка с изорванным шрамом от левого виска до правой челюсти, а ближе ко мне его меньший по размеру, но в равной степени жуткий напарник рыщет в поисках моего спутника. Мне попадается на глаза когтистая рука-дубина второго монстра, и я задыхаюсь. Я понимаю, что мы уже встречались – это он чуть не разорвал меня в поезде прошлой ночью. Спрятавшись за разорванной палаткой, в которой катали мяч, заклинаю себя не трястись.

Второй монстр, Уродец со шрамом, которого я не припоминаю, с ревом сбивает плечом полдюжины баскетбольных колец, расшвыривая призы и отрывные талоны, как конфетти. Надеюсь, Уэсу удалось спастись. И тут пара зеленых глаз выглядывает из-за стенки с набивными пандами, там, где метали мячики. Уэс в ловушке – с обеих сторон беснуются монстры.

На этот раз дрожь не унимается. Хочу убежать. И в какой-то момент кажется: сейчас дам деру. Но остаюсь. Не могу. Не оставлю друга, который прошлой ночью меня спас. «Идиотка», – шепчу себе… И вдруг появляется хорошая идея. Хватаю три бутылки из аттракциона «Кольцеброс» и выхожу на открытое место.

– Привет, Малыш! – ору я Головешке поменьше, у которого вместо руки – дубина.

И швыряю бутылку.

Она вдребезги разбивается рядом с монстром, тот с ревом оборачивается.

Из-за своего укрытия выглядывает Уэс.

Наши взгляды встречаются.

Я больше не дрожу.

Швыряю вторую бутылку, потом третью, а Малыш уже пробирается ко мне. Головешек я все-таки отвлекла, и Уэсу удается сбежать. Он спотыкается о какую-то сломанную доску, но, до того как реагирует второй Уродец со шрамом, успевает удрать.

– Комната смеха! – кричу я и рву с места.

Пробегаю мимо «Гравитрона» и карусели, перепрыгиваю через скамейки для пикника и огибаю трейлеры с едой. Мысленно благодарю тренера за то, что гонял нас с ускорениями: Малыш явно отстает, и вскоре я теряю его из виду. Заворачивая за угол около колеса обозрения, вижу, что Уэсу повезло меньше: Уродец его почти нагнал. Помочь не могу, я слишком далеко, а сердце уходит в пятки: монстр со всей мочи лупит клешнями по Уэсу, практически хватая его за рубашку. С ужасом понимаю, что в следующий раз он не промажет, но тут Уэс проскальзывает между двумя кабинками колеса. Головешка не в состоянии притормозить, кабинки прямо у него на пути. Поэтому он врезается в аттракцион, и его буквально сминает.

Мы одновременно добегаем до комнаты смеха. Глаза Уэса искрят, в них азарт, страх и безумство. Я лишь улыбаюсь, знаю, я выгляжу так же. Он протягивает руку и заботливо убирает выпавшую прядку волос мне за ухо. От прикосновения подкашиваются ноги.

Бог мой, как же хочется его поцеловать…

Но романтический момент портит решительный рык: из-за карусели показывается Малыш.

Перед нами комната смеха.

На фасаде вереница несоразмерных, абсурдных карикатур. Аппетитные мультяшные красотки удирают от клоунов в огромных ботинках. Их дружки бесцельно слоняются, натыкаясь на собственные отражения в бесконечном лабиринте зеркал. А плоскогрудые малолетние сестренки восхищаются иллюзией своего большого бюста. Обрамлением двери служит широко разинутая пасть зловещего клоуна с острыми зубами.

Все громче раздаются неуклюжие шаги Малыша.

Мы проскальзываем сквозь вооруженную зубами дверь и попадаем в коридор с кривыми зеркалами.

Сара и Уэс, длинные и худые, летят вниз,

касаются пола, проворные, словно Джек из сказки.

Следом…

Сара и Уэс, приземистые и грузные, волочат ноги так,

что не догонят зайца, даже если тот заснет.

Наши тела воспринимают реальность, которая отражается в кривых зеркалах: первый ряд мы буквально пролетаем, через второй еле продираемся. Когда наши карликовые отражения шаркают к финишной прямой, я начинаю сомневаться, что столь маленькие ножки в состоянии выдержать такой громадный вес, каждым суставом, каждой косточкой ощущаю тяжесть иллюзии.

Слышится радостный вой, и я вижу позади исполинское отражение Малыша, который на полном ходу приближается к нам через первый ряд зеркал. Впереди какая-то дверь, и я бросаю все свои силы на то, чтобы до нее добраться.

Наконец мы с Уэсом рядом с дверью и освобождаемся от иллюзий, а Малыш издает вопль бессилия, столкнувшись со вторым рядом зеркал. Теперь он затянут в трясину, приземистый, идет медленно, тянет свои коротенькие, как у тираннозавра, толстые ручонки, но все бесполезно. Нас уже не поймать.

Мы неуверенно шагаем в дверь – наши тела тут же возвращаются к нам – и у меня вырывается вздох облегчения.

Мы попадаем в пустую комнату с плиточным полом, дальняя стена которой задрапирована роскошным театральным занавесом красного цвета. Все довольно безобидно, но уже первый неосторожный шаг подтверждает нереальность происходящего: плитка подо мной пропадает, и я шлепаюсь на настил. Уэс бросается ко мне, хочет подхватить, но пол под ним тоже проваливается. Собираюсь с силами, ползу к нему, и вдруг мощный порыв сжатого воздуха бьет мне в лицо.

Кашляю, чтобы не задохнуться, потом Уэс хватает меня, и мы ползем через все эти дырки в полу, порывы воздуха, качающиеся, неустойчивые, опасные поверхности, прямо до красного занавеса на той стороне.

Как только добираемся до противоположной стены, появляется Малыш. Он не один, а в компании Уродца со шрамом, который резко прыгает в нашу сторону. Его шаг гораздо больше, чем у нас, и одним прыжком он оказывается сразу на середине комнаты.

У Головешек и так явные проблемы с координацией, а тут еще и пол шатается. Нам это оказывается на руку. Оба безобразных головореза с оглушительным стуком мгновенно бухаются на пол. Малыш умудряется проползти пару футов, но его сшибает удар сжатого воздуха. Он в ужасе ревет, раздирая лицо. А мы тем временем добираемся до красного занавеса и, не оборачиваясь, отрываемся от преследователей.

Портьера. За ней еще одна. Их оказывается много. Пробираемся вперед, раздвигая тяжелую ткань. Каждая последующая штора толще предыдущей. Свет сюда уже совсем не проходит, и в этой плотной, душной черноте мы двигаемся на ощупь.

Я заблудилась.

Я одна.

Я двигаюсь мелкими шажочками в кромешной темноте из ночного кошмара.

Но тут…

Уэс находит мою руку и успокаивает:

– Я здесь. Мы оба здесь.

И мне кажется, что страх отступает. Мы сцепляем руки в темноте, но потом занавеси раздвигаются, и нас ослепляет белый свет.

Перед нами зеркальный лабиринт. Вроде уже не так сложно.

– Не отпускай больше мою руку, – предупреждает Уэс.

Ни за что!

Руки в замок, входим внутрь.

Я тотчас понимаю, что ошиблась – здесь еще сложнее.

Земля под ногами ходит ходуном, а лабиринт изнутри похож на вращающийся поднос для закусок. Все вертится и кружится, с каждым поворотом дорога к выходу изменяется. У меня схватывает живот. На лбу выступают капли пота. Не могу дышать и, выпуская руку Уэса, хватаюсь за грудь.

Поворачиваюсь и иду откуда мы пришли. Найду другой путь, чтобы удрать от Головешек; эта замкнутая крысоловка мне явно не подходит. Но на месте выхода внезапно вырастает зеркальная стена. Хочу вернуться к Уэсу, но он тоже исчез. Вокруг лишь мои отражения в бесчисленном количестве. Облокачиваюсь на одно из них и сползаю на пол.