Текст книги "Компания"

Макс Барри
Компания

Хьюлетт-Паккард посвящается

ОТДЕЛ ПРОДАЖИ ТРЕНИНГОВ

3-й кв. 2-й месяц: Август

Утро понедельника. Одного пончика не хватает.

Самые наблюдательные заметили это сразу, но молчат, потому что слова «гляньте, а пончиков-то всего шесть» могут повредить их карьерному росту. Совсем ни к чему, чтобы тебя знали как человека, с ходу усекающего разницу между семью и шестью пончиками. Все старательно умалчивают о недостаче, но вот Роджер оборачивается и видит, что тарелка пуста.

– А мой где же? – спрашивает он.

– Я взяла только один, – говорит Элизабет, вытирая губы куском бумажного полотенца. Роджер не сводит с нее глаз. – В чем дело?

– Ты оправдываешься. Я спросил, где мой пончик, а ты отвечаешь, что взяла только один. О чем это говорит?

– О том, что я взяла один пончик, – нервничает Элизабет.

– Но я не спрашивал, сколько ты взяла. То, что ты взяла только один, было естественным предположением. А вот ты, подчеркивая это предположение, волей-неволей делаешь его спорным.

Элизабет подбоченивается. У нее каштановые волосы до плеч, которые выглядят так, будто их срезали опасной бритвой, и рот, вполне способный проделать вместо бритвы упомянутую операцию. Элизабет умна, безжалостна и эмоционально ущербна – иными словами, она спец по продажам. Если представить ее сознание в облике человека, получится кривой на один глаз субъект, покрытый шрамами и татуировками. При виде такого типа обычно переходят на ту сторону улицы.

– Ты хочешь задать мне вопрос, Роджер? Хочешь спросить, не я ли взяла твой пончик?

Роджер, пожав плечами, наливает себе кофе.

– Недостающий пончик меня не волнует. Просто хотелось бы знать, зачем кому-то понадобилось брать два.

– Не думаю, что кто-то взял два. Наверное, в буфете ошиблись.

– Правильно, – говорит Холли.

Роджер смотрит на нее. Холли, будучи ассистентом, не имеет права высказываться в данный момент. Фредди, тоже ассистент, благоразумно помалкивает – правда, он как раз дожевывает собственный пончик, и рот у него набит. Глотать он при этом не спешит, опасаясь произвести малоприятный звук.

Холли стушевывается под взглядом Роджера.

– Когда официант их раскладывал, мы стояли рядом, – говорит Элизабет.

– Ах вот как. Прошу прощения. Не знал, что вы ходите столбить пончики.

– Ничего мы не столбили. Просто случайно оказались рядом, и все.

– Да мне, собственно, все равно. – Роджер ритмично встряхивает пакетик с сахаром, точно призывая его к порядку: вап-вап-вап-вап. – Просто интересно. Некоторые, оказывается, так западают по пончикам, что дождаться не могут, когда их доставят. Оказывается, мы приходим сюда из-за пончиков – а я-то думал, мы делаем это, чтобы увеличить дивиденды акционеров.

– Может, ты все-таки наведешь справки в буфете, прежде чем кого-нибудь обвинять? – Элизабет поворачивается и уходит. Холли следует за ней, точно рыба-прилипала.

Роджер ехидно смотрит ей вслед.

– В этом вся Элизабет – поднимать скандал из-за пончика, – говорит он.

– Во-во, – проглотив, соглашается Фредди.

* * *

«Зефир холдингс» торчит среди других небоскребов на Мэдисон-стрит в Сиэтле, как большой серый кирпич. Каких-либо отличительных признаков у него нет. Можно сказать, что в нем есть скрытый шарм – если вы готовы применить то же определение к тюрьмам и «вольво» семидесятых годов. В свое время его принимал комитет, единодушно согласный с тем, что здание должно быть прямоугольным, иметь окна и не падать.

Наверху приделаны буквы ЗЕФИ Р и логотип компании – черно-оранжевый многоугольник, обозначающий неизвестно что. Черный с оранжевым доминируют и внутри – нельзя пройти по коридору, посетить туалет или подняться на лифте без напоминания, на чьей территории вы находитесь. Девиз украшает раздвижные стеклянные двери на входе, а за ними встречается через каждые три фута. Фонтанчик в окружении камней и ухоженных папоротников – безлоготипный оазис, но путь к нему преграждает контрольный пост с регистрационным листом, оформленный в виде большого логотипа. Даже при ненавязчивом мягком свете он так насыщает вашу сетчатку черно-оранжевым, что вы еще долго не можете проморгаться.

В вестибюле поставлены удобные кресла и низкие столики – там посетители, дожидаясь условленной встречи, листают проспекты «Зефира». В одном из кресел, положив руки на колени, сидит молодой, свежий Стивен Джонс. В его светлых волосах столько мусса для укладки, что они стали огнеопасны, ботинки – два черных зеркала. Это его первый рабочий день. Ему только что показали пару корпоративных видеофильмов: в одном по экрану проносились сияющие слова РАБОТА В КОМАНДЕ и ОПТИМАЛЬНАЯ ПРАКТИКА, в другом киноактеры конца восьмидесятых говорили о работе с клиентами. Теперь он ждет, чтобы за ним пришел кто-нибудь из отдела продажи тренингов.

Он в двадцатый раз встречается взглядом с секретаршей, после чего оба улыбаются и отводят глаза. Секретарша – Гретель Монаднок, судя по именной табличке, – совсем молоденькая, с блестящим каскадом каштановых волос, сидит за контрольным столом справа. Табличка слева гласит «Ева Джентис», но сама Ева отсутствует. Джонс этим разочарован. Гретель, конечно, тоже миленькая, но, придя сюда на собеседование и увидев Еву впервые, он чуть не выронил свой новенький кейс. Было бы преувеличением сказать, что в «Зефир» Джонс устроился, сраженный красотой секретарши на контрольном посту, но во время собеседования он проявил бурю энтузиазма.

Он смотрит на часы – одиннадцать. Видеопросмотр закончился двадцать минут назад. Он снова кладет руки на колени.

– Попробую еще раз, – сочувственно улыбается Гретель. – Ах, простите… снова в голосовую почту перевели.

– Может, там что-нибудь срочное.

– Да-а. – Она явно сомневается, не шутит ли он. – Скорее всего.

* * *

– Запомни вот что, – говорит Роджер, – здесь дело не в чем-нибудь, а в уважении. – Он опирается локтем на перегородку отсека Фредди, загораживая своей худощавой фигурой вход. – Сам пончик не значит ничего, но его кража свидетельствует о недостатке уважения.

У Фредди звонит телефон. На определителе надпись – СЕКРЕТАРИАТ.

– Роджер, мне надо бы сходить вниз за новым стажером – оттуда все время названивают.

– Минутку. Это важный вопрос. – Роджер знает, что Фредди деваться некуда. Тот уже пять лет состоит в ассистентах. Фредди остроумен, изобретателен, всегда полон свежих идей, если кто спросит. Он образцовый участник команды. Лучше всего он себя чувствует, слившись с толпой. Он самый незапоминающийся в какой бы то ни было группе. Он так сросся с «Зефир холдингс», что Роджеру порой трудно определить, где кончается компания и начинается Фредди. – Я хочу объяснить, почему тебе нужно зайти в буфет и выяснить, сколько в точности пончиков нам отправили.

Глаза Фредди наполняются отчаянной решимостью.

– Вот пусть стажер этим и займется, раз он твой ассистент.

Роджер обдумывает сказанное.

– Он может не понять, что ситуация требует деликатного подхода. – Подразумевается, что расследование нужно хранить в тайне от Элизабет и Холл и.

– Я ему внушу. Роджер, я пойду, а? Чтобы с контролем неприятностей не было.

– Ладно. Хорошо. – Роджер вскидывает ладони. – Иди за своим стажером.

– За твоим стажером.

Взгляд Роджера становится острым, но Фредди не проявляет неуважения, он всего лишь точен.

– Ну да, это и имелось в виду.

* * *

Стивен Джонс не обращает внимания на звяканье лифта – последние двадцать пять минут тот звякает постоянно, а за Джонсом так и не пришли. Чтобы размяться, он бродит по вестибюлю, скользя взглядом по плакатам и фотографиям. Самый большой экспонат помещен под стекло и снабжен отдельной подсветкой.

НАША МИССИЯ

«Зефир холдингс» занимает и удерживает ведущие позиции на мировых рынках, создает выгодные возможности, укрепляет связи между внутренними и внешними бизнес-структурами и разрабатывает стратегию, обеспечивающую его акционерам максимальный доход.

Не самая большая занудь из всего, что Джонсу доводилось читать, но близко к тому. Странно, что тут ничего не говорится о тренингах, продажа которых, насколько он понял, и есть главная цель «Зефира». Тут он замечает невысокого темноволосого человека в очках, который стоит рядом и смотрит на него.

– Джонс?

– Да!

Незнакомец переводит взгляд на новый костюм Джонса, его рука тянется к собственной плохо заправленной рубашке.

– А я Фредди. Очень приятно. – Он протягивает руку. Водянисто-голубые глаза Фредди кажутся огромными из-за очков. – Ты моложе, чем я думал.

– Правда?

Фредди, бросив взгляд на свои ботинки, смотрит – если Джонс не ошибается – на пустой стул Евы за контрольным столом.

– Куришь?

– Нет.

– А я да, – словно извиняясь, говорит Фредди. – Пошли-ка.

* * *

– У нас хороший отдел. – Фредди посасывает свою сигарету. Погода чудесная, небольшие облака, легкий ветерок. Кажется, что даже затемненные окна серой башни «Зефира» излучают тепло. Фредди наблюдает за спортивным автомобильчиком, который движется к ним в потоке других машин. – В смысле, когда приспособишься малость.

– Готов пройти самый крутой курс обучения, – вворачивает Джонс – на собеседовании это сработало хорошо.

– Ты как ассистент Роджера будешь обрабатывать его заказы, распечатывать котировки, заполнять расходные формы – в таком плане.

– Как он вообще?

– Роджер? Нормально. – Фредди отводит взгляд.

– То есть не очень?

Фредди оглядывается по сторонам.

– Да. Не очень.

– Ну, я ж не собираюсь вечно сидеть в ассистентах, – усмехается Джонс.

Фредди молчит – видно, он как раз из тех вечных ассистентов.

– У Роджера для тебя уже есть задание. Он хочет, чтобы ты зашел в буфет и спросил, сколько пончиков выдали нашему отделу сегодня утром. – Видя лицо Джонса, он спешит объяснить: – У нас это типа завтраков, иногда фрукты, иногда пирожные, иногда – редко – пончики. И утром, значит, произошел инцидент.

– Понятно, – кивает Джонс. Задание не слишком почётное и не особо осмысленное, зато первое в мире реального бизнеса, и видит Бог, он выполнит его с блеском. – Где тут буфет?

Фредди не отвечает, и Джонс, проследив за его взглядом, замечает синюю «ауди», въезжающую на стоянку «Зефира». Парковка у фирмы вообще-то подземная, но есть престижные места и наверху. «Ауди» уверенно занимает одно из них. Дверца со стороны водителя выпускает наружу пару ножек, которые, как секунду спустя убеждается Джонс, приделаны к Еве Джентис.

Все выглядит так, будто в «Зефир» она заехала по пути в эксклюзивный ночной клуб. Волосы, длинные, мелко завитые, медово-каштановые, колышутся на смуглых плечах. Не может быть, чтобы легкое платье сливового цвета удерживали на месте две тонюсенькие бретельки – тут задействованы некие загадочные силы. Губы у нее как мягкие диванные подушки благодаря генам народностей, о которых Джонс, возможно, и не слыхал никогда, влажные карие глаза говорят: «Секс? Надо же, как интересно». В ночи между собеседованием и сегодняшним днем Джонс порой спрашивал себя, не воображает ли он Еву красивей, чем она есть на самом деле. Теперь он убедился, что нет.

– Доброе утро, – говорит она, цокая мимо них на высоких каблуках.

– Привет, – отвечает Джонс, а Фредди выдавливает что-то невнятное. Он, замечает Джонс, прямо-таки сочится любовью. Его глаза не шарят по телу Евы – они впились ей в затылок. Чистый пламень Фредди заставляет Джонса устыдиться собственных непристойных помыслов.

– Такая тачка – и у вахтерши?

– По-твоему, она не заслуживает? – возмущается Фредди.

* * *

Ботинки Джонса поскрипывают, когда он идет с Фредди через вестибюль. Дирижер мышиного оркестра, чтоб им. Он ловит на себе взгляды обеих девушек за контрольным столом.

– Вот и он, – говорит Гретель Еве. – Фамилия Джонс.

– А, – улыбается Ева. – Добро пожаловать на «Титаник», Джонс.

Корпоративный юмор. Джонс о нем слышал. Он собирается ответить в том же духе, но ботинки так его засмущали, что он ограничивается словом «спасибо».

Фредди вызывает лифт.

– Говорят, что она любовница Дэниела Клаусмана. – Клаусман – генеральный директор «Зефира». – Это потому, что на своем рабочем месте она почти не бывает.

– Где ж ее тогда носит? – хлопает глазами Джонс.

– Не знаю, только она не директорская любовница. Она не такая. – Двери лифта закрываются. – Ну, вперед. Буфет на семнадцатом. Когда закончишь там, поднимайся на четырнадцатый.

– Спускайся, ты хочешь сказать, – поправляет Джонс, но тут его взгляд падает на панель с кнопками. Они пронумерованы от «1 ГЕНДИРЕКТОР» на самом верху до «20 ВЕСТИБЮЛЬ».

– Обратная нумерация, – ухмыляется Фредди. – Сначала обалдеваешь, потом привыкаешь.

– Ясно. – В окошке мелькают цифры 20–19 – 18, но организм чувствует, что лифт идет вверх, и это кажется неестественным.

– Они говорят, это мотивирует, – говорит Фредди. – Когда тебя переводят в более важный отдел, ты, так сказать, поднимаешься этажом выше.

– Почему тогда компьютерщиков поместили так низко?

– Да ладно. Посмотреть только, в чем они на работу ходят.

* * *

Элизабет на четырнадцатом этаже предается любви. Именно это делает ее таким хорошим продажником: она влюбляется в каждого из своих заказчиков. Трудно передать, как продажа чего бы то ни было выжимает соки из человека. Это вопрос отношений; покупателей следует окучивать любовно, как капусту зимой, даже если они эго-маньяки и законченные сволочи, которых так и хочется рубануть мотыгой. У того, кто идет в продажники, крыша не на месте – а если на месте, то через полгода она точно съезжает.

Элизабет не полагается на обычный фасад дружбы с интимным оттенком, она создает подлинные привязанности. Каждый новый кандидат для нее – прекрасный незнакомец из ночного клуба. Она танцует с ним, и у нее кружится голова от избытка возможностей. Если ему не нравится то, что она предлагает, ей хочется умереть. Если он говорит о солидном заказе, ей хочется к нему переехать.

Свои романы Элизабет переживает глубоко внутри. Никто другой о них понятия не имеет, но для нее они достаточно реальны, и поэтому она все время живет в состоянии стресса. В данный момент, к примеру, у нее восемнадцать долговременных, непрочных, выматывающих душу связей, а в прошлый четверг на совещании она наметила новый объект.

Сейчас она говорит по телефону с клиентом, который пытается дать задний ход. На той неделе она продала ему двести часов тренинга, а теперь он хочет урезать заказ. Она сидит, закусив губу, в своей клетушке, спиной кдвум коллегам, и трубка у нее в руке становится скользкой. «Ну почему он не подписывает? – мысленно ноет она. – Что со мной не так?»

– Ничего страшного, Лиз, – убеждает клиент. – Просто я посмотрел наш график и понял, что столько сразу нам ни к чему. Пакет мы берем, только часы надо сбавить.

– Но речь шла о двухстах. Именно так мне казалось.

– Так и было, Лиз, но теперь я подумал…

– Но… – У нее пересыхает горло. Она борется с дрожью в голосе. Мужчины не любят назойливых женщин – так говорится в популярной книжке, которая заодно служит ей пособием по продажам. Они не против, когда им бросают вызов, но при этом – обязательное условие! – ты должна относиться к ним с уважением. – Боб, мы же договорились. Ты ведь не из тех, кто дает слово, а потом не держит его. Ты как скала, за это я тебя и люблю. На тебя можно положиться без всяких сомнений.

В трубке слышится вздох, и сердце Элизабет замирает.

– Ладно, оставим двести. Но мне правда столько не надо, Лиз.

– Я ценю это, Боб. Ты настоящее чудо.

– Это ты по доброте своей говоришь.

Элизабет расслабляется. Интерес к взятому под контроль Бобу стремительно убывает. Мысли обращаются к незнакомцу из комнаты совещаний. Он маленький, с избыточным весом, и рубашка у него под мышками была мокрая. Элизабет мечтательно щурится. Может, его заинтересует какой-нибудь тренинг?

* * *

В отделе продажи тренингов восемь штатных единиц. Три торговых представителя, три ассистента, менеджер и секретарь. У каждого представителя свой ассистент. У Элизабет – Холли, молодая атлетическая блондинка, известная на несколько этажей своим пристрастием к спортзалу и полным отсутствием чувства юмора. У Роджера скоро будет Джонс. Третий продажник – это Вендел, крупный мужчина, доводящий остальных до дрожи привычкой прочищать глотку перед каждым высказыванием и всегда неожиданно.

Здесь, как и во всех прочих отделах «Зефира», открытая планировка. Это значит, что все работают в отсеках-клетушках, кроме менеджера – у нее кабинет со стеклянной внутренней стенкой, где всегда опущены жалюзи. Открытая планировка, как сообщается в циркулярах «Зефира», способствует командной работе и повышает производительность. Это относится ко всем, кроме менеджеров, чью производительность повышают (в циркулярах об этом не говорится, но вывод напрашивается сам собой) угловые офисы с прекрасными видами.

Стойла отдела продаж разделяет перегородка восьмифутовой вышины с представителями по одну сторону и ассистентами по другую. Для новичка обе стороны идентичны, но посвященным открыто сияние, висящее над представительской половиной. Его излучает статус. Зарплата с той стороны шестизначная, расценки семизначные, гандикап в гольфе однозначный.

Во время последней перестановки муссировался план посадить каждого представителя рядом со своим ассистентом. План этот благодаря энергичному лоббированию Элизабет и Вендела не продержался и дня, поэтому у ассистентов масса возможностей для разминки. Отдельскую перегородку они называют Берлинской стеной.

* * *

Вендел подходит к столу Роджера, скрещивает руки и трубным звуком возвещает о своем намерении что-то сообщить.

– Не хочется говорить, Роджер, но ты снова припарковался на моем месте.

Роджер поднимает палец, прося его подождать. Он только что позвонил в буфет и ждет, когда его соединят со службой закусок и десертов. Но Венделу, коллеге-продажнику, об этом знать незачем, поэтому Роджер говорит в трубку:

– Я рекомендую полный пакет – это оставляет за вами все преимущества за более низкую общую стоимость. Да… конечно. Прекрасно. Я сейчас же это оформлю. – Он кладет трубку. Вендел высится над ним, заслоняя флуоресцентный свет. – Что, извини?

– Твоя машина. Несмотря на наш предыдущий разговор, она снова стоит на моем месте.

Роджер потирает переносицу.

– Вендел, в нашем гараже отсутствуют какие-то определенные места. Кто первый приехал, тот и занял. У тебя нет своего личного места для парковки. Ни у кого из нас его нет.

– Хррррр. – Вендел опускает руку в карман пиджака. – Ты это в прошлый раз говорил. Так вот, я не поленился позвонить хозяйственникам и попросить у них план гаража. Если ты соизволишь взглянуть вот на этот квадратик, который сейчас занимает твоя машина, то увидишь надпись: ОТДЕЛ ПРОДАЖИ ТРЕНИНГОВ, ТП 2. Это я, Роджер, а твое место следующее. – Он тычет пальцем в квадрат, расположенный на пять футов дальше от лифта.

Роджер отмахивается. В торговые представители из клиентов он перешел всего шесть недель назад, но он чертовски талантлив, и Вендел из-за этого нервничает. Роджер слишком уверен в себе, его темно-карие глаза чересчур проницательны, прическа как у менеджера высшего звена. Вендел последнее время работает по девяносто минут сверхурочно и не ходит обедать. Элизабет тоже под впечатлением – она то и дело встречается с потенциальными покупателями вне отдела. Когда Роджер рядом, ее одолевает желание удавить этого человека его же собственным галстуком.

– У хозяйственного отдела нет полномочий назначать личные места для стоянки. Это прерогатива руководителей отделов. Нам Сидни ничего такого не объявляла, поэтому мы паркуемся произвольно.

Вендел колеблется – он не знает точно, какой именно баланс власти соблюдается между хозяйственниками и менеджерами отделов.

– За отсутствием решения Сидни нам следует придерживаться схемы хозяйственного отдела.

– Если тебе хочется спорить, обсуди это с Сидни. А до тех пор мы паркуемся как придется.

– Раз мы паркуемся как придется, – повышает голос Вендел, – почему ты всегда ставишь машину на одно и то же место? Ты никогда не занимаешь место Сидни или Элизабет и всегда паркуешься на одном и том же. На моем.

– Просто совпадение. – Сделав это абсурдное заявление, Роджер пару секунд молчит. – Но знаешь что? Я постараюсь не занимать твое место, которое непонятно почему твое, если ты скажешь, почему взял мой пончик.

– Не брал я твой чертов пончик! Нечего тему менять.

– Это было задумано как месть? Нет, правда. Мне просто любопытно.

– Я понятия не имею, куда делся твой пончик, и обсуждать это не намерен. Не занимай мое место, иначе я все-таки пойду к Сидни. – Вендел отскакивает к своему столу, отделенному от Роджера низенькой перегородкой. Он усаживается, и они смотрят друг на друга поверх ноутбуков. Их командная солидарность и производительность, если верить циркулярам компании, неуклонно растут.

* * *

Джонс, проследовав по коридору с оранжево-черным ковровым покрытием, входит в застекленные двери отдела продаж. Он окидывает взглядом свою новую среду обитания: клетушки, Берлинская стена, мотивирующие плакатики (НЕ ВАЖНО, СКОЛЬКО ТЫ РАБОТАЕШЬ, ГЛАВНОЕ – КАК), кофеварка, полное отсутствие естественного света. Фредди показывает ему на ту сторону барьера, в благополучный Западный Берлин. Джонс направляется туда. Трое человек говорят по телефону, не обращая на него никакого внимания. Изучив таблички с фамилиями и обнаружив Роджера Джефферсона, Джонс ждет у его стола.

– Но я не могу передать формы в обработку заказов, пока юристы их не одобрят, – говорит в телефон Роджер. – А вы скажите это кредитованию. Пока они не снимут ограничение, маркетинг не подпишет. – Он хмуро смотрит на Джонса. – Вам что-нибудь нужно?

Джонс показывает на свой бедж.

– Здравствуйте! Я ваш новый стажер.

– Минуточку, – говорит в трубку Роджер и заслоняет рукой микрофон. – Шесть или семь?

– Семь чего? А-а. В буфете сказали, что сегодня утром в отдел продаж отправили семь пончиков.

– Уверен?

Джонс уверен. Для доставки завтраков в буфете существуют специальные графики. Напротив ОТДЕЛА ПРОДАЖИ ТРЕНИНГОВ стояло отмеченное галочкой «7». Задавать вопросы он постеснялся из-за галочки и еще из-за того, что явно мешал им работать. Они убирали помещение перед выездом, потому что их отдел сократили, а он тут влез со своими пончиками.

– Ладно, молодец. – Роджер возвращается к телефонному разговору. – Можем решить вопрос в отделе кадров, если хотите. Вам этого хочется?

Джонс, поняв так, что его отпустили, идет обратно в Восточный Берлин. Фредди и девушка в платье без рукавов, с накачанными до жути руками, выезжают в проход на офисных стульях.

– Вот он, – говорит Фредди. – Знакомься, Джонс: это Холли, ассистент Элизабет.

Холли, пожимая руку Джонсу, спрашивает:

– Ты правда в буфете был?

– Они позвонили Сидни и пожаловались, что ты им надоедаешь, – поясняет Фредди. – Теперь она бесится.

Джонс отпускает руку Холли.

– Почему? Я просто сделал, что мне велели.

– Нюрнбергская зашита, – замечает Холли. – Прежний ассистент Роджера говорил то же самое.

– Бедный Джим, – добавляет Фредди. – Он только-только начал мне нравиться.

– Пойду-ка я поговорю с Сидни. – Джонс оглядывается, ища глазами ее кабинет.

Фредди смеется, но тут до него доходит, что Джонс это всерьез.

– Джонс, к Сидни просто так не заходят.

– Почему?

Фредди, не находя слов, смотрит на Холли.

– Не заходят, и все, – говорит она.

Джонс находит глазами дверь в дальнем конце разгороженного пространства.

– Она у себя?

Фредди и Холли переглядываются.

– Да, но ты…

– Я сейчас. – Фредди с Холли разъезжаются, давая ему пройти. Кабинет Сидни охраняет крупная женщина за малюсеньким столиком – Меган, отдельская секретарша. Меган, как замечает Джонс, коллекционирует керамических мишек. Их дюжины – медведи-рыболовы, медведи в футболках с надписью «Я тебя люблю», медведи в цилиндрах, медведи в высоких сапогах. Стол из-за них напоминает сцену из медвежьего мюзикла. Несколько медведей упираются в сильно накренившийся лоток для входящих бумаг, явно вознамерившись спихнуть его со стола.

Дверь к Сидни закрыта. Джонс пытается заглянуть в оставшийся незаслоненным стеклянный просвет.

– Можно?

Меган безмолвно смотрит на него сквозь дымчатые очки. Позже он уяснит: она не бросилась на него и не повалила на пол только потому, что не могла поверить в его намерение взять и войти к Сидни в офис. Он поворачивает дверную ручку, и не успевает Меган сообразить, что он, собственно, делает, он уже прикрывает дверь за собой.

* * *

Над Берлинской стеной появляются головы Вендела и Элизабет.

– Он что, зашел к Сидни? – спрашивает Вендел.

– Он новенький, – бормочет Фредди. – Выпускник. Ничего не знает.

Пару секунд все молчат. Меган обращает потрясенное лицо к другим сотрудникам и снова смотрит на дверь.

– А он крутой, – говорит Холли.

– Он покойник, – вздыхает Фредди. – Даже свою голосовую почту не успеет проверить.

– Жаль, – говорит Элизабет. – Он симпатичный.

– Очень даже, – говорит Холли.

– Как его звать-то?

– Джонс.

– Джонс, и все? Типа как Мадонна?

– У него на груди так написано.

– Надо же, – говорит Элизабет.

– Молодой еще, – говорит Фредди. – Откуда ему было знать?

– Хрррррр. Ясно, что неоткуда. Взял и зашел к Сидни без вызова.

– Может, слухи и не врут, – говорит Элизабет. Все оборачиваются к ней. Фредди спрашивает:

– Что за слухи?

– Ну… не то чтобы я в это верила… говорят, что в компании разрабатывается секретный проект. На тринадцатом этаже.

Вендел фыркает. Тринадцатого этажа в здании нет: за кнопкой «12» в лифте сразу идет «14», но старая зефирская шутка гласит, что от одного этажа до другого лифт идет подозрительно долго.

– Опять же по слухам, – понижает голос Элизабет, – отдел кадров тайно берет кожные клетки у лучших продажников и клонирует их, а потом внедряет клонов как выпускников колледжей.

Фредди и Холли гогочут, Вендел закатывает глаза.

– Кому как, а мне работать надо. – Его голова скрывается за Берлинской стеной.

– Не обязательно верить мне на слово, – добавляет Элизабет. – Проверьте, нет ли у Джонса кнопки на животе.

– Ммм. А что, можно, – отзывается Холли.

– Лучше поторопись, – советует Фредди.

* * *

Дверь Сидни щелкает и открывается. Головы всех сотрудников, точно соединенные невидимой проволокой, поворачиваются туда. Шесть пар глаз смотрят, как Джонс идет к своему столу и садится.

Фредди держится, сколько может.

– Ну как?

– Что как?

– Как все прошло?

– А-а, ничего. Поговорили. Вроде все выяснили. Да она почти все время говорила по телефону, – пожимает плечами Джонс.

– Ты хочешь сказать… – начинает Холли, но Фредди перебивает ее:

– С кем?

– С Седдоном каким-то.

Фредди отклоняется назад вместе со стулом.

– Блейк Седдон. Из администрации.

– Ну и что? – Джонс – новичок и не видит, что надвигается шквал. Здание герметично защищено от внешней среды, но в «Зефире» свой микроклимат. В прошлую пятницу центр высокого давления создался над телефонной станцией, завтра ожидается приближение холодного фронта со второго этажа, в данный момент над отсеками набирает силу грозовой слух.

– Кого-то выгонят, – говорит Фредди.

– Не каркай, – говорит Холли.

– А может, вообще сократят. Всех.

– Нас нельзя сократить. Кто же будет продавать тренинги?

– Может, «Зефир» хочет отказаться от тренингов.

– Чушь, – говорит Холли, но голос ее подрагивает. Она надежно защищена от увольнений, поскольку Элизабет неувольняема. Однако сокращение, ядерная бомба из арсенала отдела кадров, не щадит никого. – Если тренингов больше не будет… – Она замолкает, не в силах выразить весь ужас мира без тренингов.

Фредди соскакивает со стула и направляется к Меган. Та подтверждает, что Сидни говорила с администрацией, но отказывается сообщить какие-либо подробности. Отказ вызван тем, что она сама ничего не знает, но Меган, сидящая в отрыве от всех остальных, любит намекнуть, будто о чем-то умалчивает, – это обеспечивает ей повторные визиты сотрудников.

– Меган что-то знает, только не говорит, – мрачно роняет Фредди, проходя без остановки через Восточный Берлин. От шевеления воздуха со стола Джонса слетает бумажка, но если вернуться в область метеорологии, то Фредди рвет ковер в клочья, сбрасывает компьютеры со столов, закручивает стулья в торнадо.

– Кого у нас хотят выгнать? – напрямую обращается он к Венделу в Западном Берлине.

– Что-что? – У Вендела по нулям в «Червах», его партнерша Полина близка к выигрышу, а теперь приходится закрывать игру, чтобы Фредди ее не увидел.

– Сидни на связи с верхом. Речь о снижении затрат, так ведь? Кого-то попрут.

– Сидни говорит с верхними?

– Так Меган сказала.

– Это может означать что угодно. Не спеши с выводами. Хрррр.

– Ребята, – спрашивает через проход Элизабет, – у вас с е-мейлом порядок? Я сейчас послала письмо Венделу, а оно вернулось назад.

– Я не смотрел, – не поднимая глаз, говорит Роджер.

– О чем письмо-то? – осведомляется Вендел.

– Я продаю лотерейные билеты от нашего клуба. Не хочешь купить? Можешь выиграть набор клюшек для гольфа. – Элизабет приподнимает брови, выражая надежду.

– А. – Взгляд Вендела делается отсутствующим. – Подумаю, когда твое письмо получу.

– Всего по доллару. – Элизабет подъезжает к нему на стуле. – И много выигрышей помельче. Хочешь посмотреть?

– Я сейчас занят, Элизабет.

– Ладно. Может, попозже. – Она откатывается к своему компьютеру.

– Так ты ничего не слышал? – гнет свое Фредди.

– Нет. Может, другой кто? – Вендел опасливо косится на Роджера и Элизабет.

– Я не спрашивал.

– Предоставь это мне. Я разберусь.

– Спасибо. – Фредди знает, что может ему довериться. Взамен Фредди переводит немыслимые расходные ведомости Вендела на понятный бухгалтерии язык – дар редкий и высоко ценимый. Элизабет и Роджер бешено завидуют Венделу. Только в этом году ему компенсировали все штрафы за парковку, десятки деловых ленчей и новый костюм, а Элизабет даже нового стула не дали – пришлось воровать его в ночи с телефонной станции.

Фредди покидает Западный Берлин. Роджер улыбается ему, когда он проходит мимо, – это до того не в характере Роджера, что Фредди весь холодеет. Роджер набирает чей-то номер, но останавливается и ждет, чтобы Фредди ушел.

– Ну чего там? – встречает коллегу Холли.

– Никто не знает. Если б нас сокращали, мы бы, наверное, услышали что-нибудь, как по-твоему?

– Понятия не имею… никто из сокращенных не выжил и не может рассказать, что он слышал.

– Да зачем увольнять кого-то? – недоумевает Джонс. – Вы только что взяли на работу меня.

Фредди смотрит на него с состраданием.

– Нет, не понимаешь ты ничего про нашу компанию.

– Вакансии у нас замораживаются, – объясняет Холли. – Официально тебя на работу не брали. Тебя провели через черный ход. В конце каждого финансового года администрация объявляет, что мы превысили бюджет, и замораживает вакансии. Если кто-то уходит, его работу делят на всех.