Текст книги "Неуловимый бандит"

Глава 14

Он поднялся, подошел к двери и позвал юношу:

– Бери седло, собирайся и идем со мной. Пенстивен нахмурился:

– Насколько я понял, Шор говорил, что мне предстоит проехать всего около сотни миль. Я проехал шестьдесят пять. Остается примерно тридцать пять, а времени мне отпущено до трех часов завтрашнего дня.

– Тридцать пять миль – это если считать напрямик, – возразил Эл Спикер. – А если ехать на лошади, то путь длиннее раза в два. Хотя, возможно, ты все равно не успеешь. Для того чтобы попасть обратно в Маркам, тебе нужно будет перейти через хребет Толливер.

– Слушай! – воскликнул Рыжий. – Ты это о чем, Эл? Ведь в это время года перейти через Толливер невозможно. Там же сейчас все подо льдом.

– В нашем деле, – рассудительно проговорил Эл Спикер, – человек может все, что ему велят. – И кивнул Пенстивену, жестом призывая его следовать за ним.

При одной лишь мысли о предстоящей дороге по всему телу и голове юноши прокатилась волна болезненной сонливости, но тем не менее он кряхтя встал из-за стола, снял с крючка на стене седло и остальные пожитки, помахал на прощанье троим новым знакомым.

– Возвращайся поскорее, старина, – напутствовал его Рыжий. – Мне не терпится выяснить кое-какие подробности о твоем левом апперкоте. Например, откуда у него растут крылья?

Пенстивен вышел в ночь. На улице его уже дожидался Эл Спикер с фонарем в руке. Они направились к загону, и по частоколу ближних сосновых зарослей заскользили гигантские тени.

– Возьмешь вон того мула, – приказал Спикер Пенстивену. – Не большого, а того, что поменьше. Он пройдет где угодно, хоть по лезвию ножа. Это как раз то, что тебе нужно. А теперь смотри, куда я буду показывать.

Боб уставился на него.

– Видишь вон те два высочайших горных пика?

– Да, вижу.

– Твой путь пролегает между ними. Видишь мерцание вблизи вершин? Это снег и лед. А поэтому вот тебе топорик и ледоруб, в дороге пригодятся. У нижней границы ледяной шапки мула придется оставить. Дальше пойдешь пешком. Будешь вырубать ступеньки и так доберешься до противоположного склона. Если высоко в горах вдруг разразится снежная буря, ты, скорее всего, замерзнешь. Но это уже будут проблемы Оньяте. Ему придется самому отдуваться и за тебя, и за то, что сгинет вместе с тобой. Он знал, что я сделаю, когда эта сумка попадает ко мне. Интересно, чем ты так поразил Оньяте, что он вдруг решил, будто ты сможешь перелететь туда не хуже птицы?

Последнюю фразу Пенстивен пропустил мимо ушей, мысленно представляя себе те трудности, с которыми ему предстояло столкнуться в дороге. Налетевший в этот момент ночной ветерок обдал его пронизывающим холодом, заставив зябко поежиться.

– Не знаю, – рассеянно протянул он. – Не знаю я ничего об этом.

Спикер рассмеялся. Звук получился довольно странный – гулкий.

– Так ты все еще настаиваешь на том, что тебя зовут Джон Чужак? – спросил он. – Ну да ладно! А задумка была хороша. Это ж надо, повесить набитую деньгами сумку – сто восемьдесят тысяч долларов наличными – на стенку, будто в ней самый обыкновенный овес! – Спикер снова расхохотался, но на этот раз к его смеху добавились странные шипящие звуки, и он тут же закашлялся.

Пенстивен мысленно переваривал только что услышанное. Оказывается, в его седельной сумке находилось почти двести тысяч долларов! Иными словами, он возил с собой смерть. Не удивительно, что Оньяте предостерегал его от огромного множества опасностей в пути.

– Ну так как? – откашлявшись, продолжал Эл Спикер. – Представь, что будет, если кто-нибудь еще пронюхает о том, что за груз ты везешь и куда направляешься?

– Понятия не имею.

– Хотя, с другой стороны, ты при оружии и, по-видимому, умеешь с ним неплохо управляться, – с философским видом рассудил Спикер. – Ты хоть знаешь, куда ехать после того, как переберешься через хребет, и до того, как вернешься обратно в Маркэм? Это тебе известно?

– Нет.

– Тебе следовало бы быть поразговорчивее, – с некоторым раздражением заметил Спикер. – Я знаю, ты хороший парень. Если бы ты мне сразу открылся, я, возможно, тебе тоже чего-нибудь рассказал бы. Ну как, идет?

– Я сообщил все, что знал сам, – стоял на своем Пенстивен. – А сейчас, с вашего позволения, отправился бы в путь. Если, конечно, вы скажете мне, куда ехать дальше.

– Ладно, – согласился Спикер. – Как знаешь, дело твое. Проедешь у подножия вон тех вершин, спустишься по дальнему склону, доберешься до леса и пройдешь еще примерно с милю по тропе. Дорога выведет тебя к заброшенному поселку старателей. Это обычный город-призрак, там уже давно никто не живет. Но все-таки разыскать там кое-кого можно, если, конечно, очень постараться. Спросишь Кракена и отдашь ему седельную сумку со всем ее содержимым. И еще вот это письмо. Не позволяй никому, кроме самого Кракена, завладеть сумкой. Как уж ты этого добьешься – дело твое. И это все, что я могу тебе сказать.

– А как я узнаю Кракена?

– С виду он довольно старомодный человек. У него длинные усы, мешки под глазами и всегда усталый вид, но на самом деле он не устает никогда, хотя питается, похоже, лишь кактусами и опилками. Ты сразу его узнаешь, Кракена не спутаешь ни с кем. Ему около сорока лет. Одевается просто, всему прочему предпочитает добротные наряды из сыромятной кожи. Кракена узнаешь с первого взгляда.

Пенстивен приладил седло на спину мула и принялся затягивать подпругу. Животное недовольно фыркнуло и попробовало лягнуться. Затем мул повернул голову и щелкнул зубами, подобно свирепой собаке, стараясь укусить обидчика.

– Прощай! – буркнул Эл Спикер.

Пенстивен протяжно вздохнул, затем сказал:

– Спикер, ты здорово стреляешь.

– Мне просто повезло, – отмахнулся тот.

– Однако любому, кто вздумает потягаться с тобой силами, такое везение может стоить жизни, – проговорил Пенстивен.

– Испытывать таким образом судьбу я бы не посоветовал никому, – спокойно, без тени тщеславия, ответил он. – Даже тебе, Чужак.

– Я вел себя как последний дурак, – признался Пенстивен. – Думал, что нужно идти напролом.

– Ты правильно думал, – одобрил Спикер. – Но только не пытайся наехать на меня. Или на Джона Крисмаса.

– Разве Крисмас на самом деле так страшен, как его малюют? – полюбопытствовал Пенстивен.

Бандит склонил голову к плечу и задумался.

– Что ты хочешь этим сказать? – наконец задал встречный вопрос и снова поднес к губам носовой платок.

– А то, что, возможно, про его похождения насочиняли столько небылиц, что он стал чем-то вроде живой легенды.

– Говори, да не заговаривайся, Чужак! – посоветовал Спикер. – Болтаешь ты складно, будто по книжке читаешь, но в наших краях с этой привычкой лучше расстаться, не то замучаешься выяснять отношения с теми, кому это придется не по душе.

– Я вовсе не собираюсь никого обижать, – заявил юноша. – Но обязательно приму к сведению ваши слова. Мое сердце навеки осталось на Западе. Да и сам я родом оттуда.

– Конечно. Охотно верю, – согласился Эл Спикер. – Но только позволь узнать у тебя одну вещь. Ты что, в самом деле считаешь, что никакого Крисмаса не существует?

– Ну не то чтобы совсем не существует… Но разве все эти истории о невероятных похождениях Крисмаса не преувеличивают его реальные способности?

Спикер опять задумался. Было совершенно очевидно, что ему нелегко подобрать нужные слова. Но в конце концов высказался:

– Вот что я тебе скажу: Крисмас – самый обыкновенный человек. Обыкновенные люди никогда не лезут на глаза окружающим. Но в некоторых случаях они способны очень на многое. Крисмасу следовало бы стать президентом или хотя бы полководцем. Ну а за неимением таких возможностей, он стал тем, кем стал – величайшим бандитом, равных которому, пожалуй, не сыщется во всем мире. Все, за что бы он ни взялся, получается у него лучше, чем у всех остальных. Он словно сказочный рыцарь. Лучше всех ездит верхом, лучше всех стреляет. Он самый расчетливый. Иногда может быть даже искренен, но, уж коль начнет врать, его вранье будет почище всякой правды. И при этом он остается совершенно неприметным человеком. Именно поэтому люди так часто о нем судачат. Потому что многое в нем просто не поддается объяснению. Никто не знает его лучше меня, но даже мне не удалось до конца понять его! – Он протянул руку и пожелал: – Удачи тебе, Чужак!

– Спасибо, – отозвался молодой человек. – Надеюсь, мы с вами еще увидимся.

В темноте раздался все тот же странный смех тщедушного человечка.

– Полагаю, я стал первым за последние несколько месяцев, кто удостоился услышать от тебя столь благое пожелание, – ухмыльнулся он. И повернул обратно к дому.

Глава 15

Путь был трудным с самого начала. Тропа взбиралась вверх по склону, сквозь заросли могучих сосен и пересекала русла горных потоков, то резко обрываясь, то появляясь снова.

Поднимался ветер. Порывы его не были сильными, но они гнали по небу грозовые тучи. Луна то и дело выходила из-за них, освещая небо, подернувшееся дымкой тумана. Раз десять, если не больше, Пенстивену приходилось останавливаться и терпеливо вглядываться в даль, чтобы рассмотреть за облаками два темных пика, увенчанных шапками льда.

Потом лес заметно поредел, и вот, выбравшись из дремучей чащи, он выехал к верхней его границе, где кривые стволы деревьев стелились по земле, словно змеи, извивающиеся от страха и бессильной злобы.

Здесь ветер добрался и до него. Если до сих пор он тихо блуждал где-то в верхушках деревьев, оставаясь почти незаметным, то теперь его резкие, словно удары кнута, порывы пробирали до костей, обжигая холодом. Но Пенстивен упрямо ехал дальше через погруженные во мрак заросли вереска. Поднявшись на скальный уступ, он глянул вниз, в разверзшуюся под ним глубокую пропасть, освещенную на мгновение пробившейся из-за туч луной, и зябко поежился; его не покидало ощущение, будто на него устремлен пристальный взор заклятого и безжалостного врага, обуреваемого самыми темными мыслями.

Добравшись наконец до того места, где земля была скована ледяной коркой, Пенстивен спешился, вытащил из-под седла потник, накинул его на плечи и отпустил мула, который тут же резвой рысцой поскакал прочь, то и дело скользя и сбиваясь с шага, но все же, наверное, радуясь возможности отправиться в обратный путь.

Боб успел связать вместе топорик с ледорубом и взвалить их на плечо, когда откуда-то снизу до него донеслось громкое, сопровождаемое множественным эхом ржание мула, похожее на зловещий трубный глас, будто возвещающий путнику всякие напасти.

Медленно, но уверенно он принялся штурмовать заснеженный склон, пока не уткнулся в неприступную стену обледеневшей скалы, которую надлежало обойти стороной. Но был там и еще один, практически отвесный склон, и именно на него он начал взбираться, выдалбливая себе ступеньки. Местность была совершенно незнакомая, а от созерцания горного пейзажа при лунном свете можно было получить лишь самые общие представления об окружающей обстановке.

Наконец Пенстивен добрался до границы облаков. Теперь над его головой клубился густой туман. Не помня себя от пронизывающего холода и усталости, он словно очутился во сне и брел наугад, полагаясь лишь на собственную интуицию. И все же шел вперед. Душой его завладел юношеский азарт, а за плечами, подобно ступенькам лестницы, лежал уже пройденный путь. Он зашел так высоко, что уже не сомневался – обязательно доберется до вершины.

Кроме того, мысль о возможном спуске обратно вниз по вырубленным во льду колдобинам представлялась еще более пугающей, чем перспектива карабкаться наверх, навстречу неизвестности.

Мужчина не уйдет с поля боя, даже если его покинут все чувства и силы, кроме непреодолимого желания бороться. Вот так же доведенные до совершенно бессознательного состояния бойцы продолжают топтаться по боксерскому рингу, инстинктивно отражая удары соперника и нанося свои. Примерно то же самое происходило теперь и с Пенстивеном.

Время от времени, пока он, выбиваясь из последних сил, плелся наугад под порывами пронизывающего ветра сквозь клубы густого тумана, на него снисходили редкие мгновения прозрения, тогда голос разума с явным опозданием начинал твердить, что он идет навстречу своей смерти. Перекинутая через плечо седельная сумка казалась неподъемной ношей, под тяжестью которой ломило спину и подкашивались ноги.

Однако, на его счастье, эти проблески сознания были очень коротки. И даже если в какой-то момент ему начинало казаться, что впереди его ждет верная погибель, он спешил поскорее отогнать от себя мрачные мысли и, стиснув зубы, упрямо идти дальше.

Что же касается холода, то он стал постоянным спутником Пенстивена. Ледяная стужа поселилась в нем самом, став частью дыхания и крови, беспокойно пульсирующей в жилах.

Затем он заметил, что окутывающий его со всех сторон клубящийся туман сгустился еще больше и стал похож на взбитые сливки, но вскоре снова начал рассеиваться, становясь просто молочно-белым с редкими прожилками темноты. Пенстивен решил, что рассудок окончательно его оставил. Итак, ему суждено умереть, пребывая в идиотском блаженстве. Однако летящие облака все продолжали светлеть, пока в конце концов он окончательно не выбрался из них, оказавшись на склоне между теми самыми двумя вершинами, к которым, собственно, и держал путь.

И на этот раз интуиция его не подвела!

Теперь у него над головой в кристально-прозрачном небе ярко светила луна, а весь мир внизу исчез, потонув в бескрайнем море облаков, подобно волнам набегавших на горные склоны и разбивавшихся о серебрящиеся в темноте скованные льдом скалы.

Отсюда открывался великолепный обзор, но это только лишний раз заставляло поверить в реальность неминуемой гибели.

Буря утихла еще раньше, но зато теперь все поднебесье оказалось во власти ветра. Рассыпанные по небу звезды дрожали под его порывами, и Пенстивен с каждым шагом ощущал на себе его нарастающую силу.

Ему вспомнились словами Эла Спикера. Если буря застигнет его высоко в горах, то он обречен. Что ж, так оно и вышло. Так что, когда в конце концов августовское солнце достаточно согреет землю, чтобы эти вершины стали доступными для восхождения на них, Эл Спикер сможет запросто подняться сюда, чтобы разыскать бренные останки гонца и истлевшую холщовую сумку, набитую деньгами, – целых сто восемьдесят тысяч долларов наличными!

Юноша решил спрятаться за скалой и переждать непогоду. Но стоило ему лишь остановиться, как его пронзило ледяным кинжалом холода; смертельная усталость всецело овладела рассудком, а заунывный вой ветра все больше стал походить на погребальную песнь по случаю его скорой кончины.

Пенстивен заставил себя встать и покинуть убежище за скалой. Налетевший вихрь не дал ему удержаться на ногах, с размаху бросив на обледенелые камни, подобно тому, как великовозрастный детина легким толчком ладони сбивает с ног малыша. Острие какой-то ледышки шпорой впилось в бедро парня, и нестерпимая боль заставила его немедленно вскочить на ноги.

Поднявшись, он побрел дальше, то и дело оскальзываясь, спотыкаясь, падая и поднимаясь вновь. Дело усугублялось еще и тем, что при этом ему нужно было беречь руки, которые он отчаянно кутал в края накинутого на плечи потника от седла.

Ветер продолжал набирать силу, начиная подхватывать снег, забившийся в канавках и трещинах, протянувшихся вдоль склонов гор. За короткое время сила его увеличилась настолько, что он стал срывать обледеневшую корку наста с сугробов и кружить его куски по воздуху, как невесомые хлопья, словно некто неведомый разом вспорол сто миллионов пуховых перин и выбросил на ветер все их содержимое. А высоко в небе по-прежнему пронзительно одиноко светила луна, придавая снежной круговерти таинственное сияние. Волшебные огоньки вспыхивали в воздухе и тут же гасли. По льду у самых его ног скользили, извиваясь, причудливые тени.

Воздух высокогорья был настолько сухим, что в нем можно было наблюдать вспышки электрических разрядов. Это было поистине захватывающее зрелище, и, глядя на безбрежный океан облаков у себя под ногами, Пенстивен подумал о том, что именно так, наверное, и должен начинаться конец света. Ослепительно белые, голубые и желтые огни вспыхивали на гребне частокола из скал, и, подойдя поближе к перевалу, он увидел, как по хребту катится нечто похожее на огромный ярко-голубой шар.

В следующий момент Пенстивена ударило током. Конвульсивно дернувшись, он с размаху упал на колени, чувствуя, как немеют руки и ноги, а мышцы лица сводит судорогой.

В следующий момент все прошло, но он еще долго стоял на четвереньках, задыхаясь и жадно хватая ртом воздух, ощущая мерзкую слабость во всем теле.

Конечно, разумнее всего было бы бросить перекинутую через плечо тяжелую сумку, развевающуюся на ветру, подобно флагу, и поминутно норовящую соскользнуть вниз, но задумываться о таких пустяках у него уже не было сил. Единственное, что он мог сделать, так это усилием воли заставить себя подняться и заковылять дальше.

Ему удалось пройти еще около сотни шагов, когда его захлестнуло новой волной оцепенения, хотя и не столь сильной, как прежде. В какой-то момент ему вдруг показалось, что скалы вокруг охвачены ярким заревом.

Свет луны уже не казался таким ослепительным, как прежде, из чего Пенстивен сделал вывод, что и чувства его утратили привычную остроту, подобно тому, как еще раньше утратили силу мускулы ног, отчего он теперь поминутно скользил и спотыкался.

Луна же продолжала тускнеть, пока наконец от нее не осталось лишь нечто, напоминающее призрачное облачко.

Но вот вершина высочайшего хребта осталась позади, вой ветра несколько поутих; появилась возможность вздохнуть полной грудью, не опасаясь заморозить легкие. Юноша задержался здесь на мгновение и привалился к скале, стараясь отдышаться, словно ныряльщик, только что выбравшийся из воды на берег.

Оглядевшись по сторонам, с трудом разлепляя тяжелые веки, он вдруг понял, что меркнущий свет луны не что иное, как признак наступающего утра. Небо на горизонте окрасилось золотисто-розовым пламенем зари – это был добрый знак. Так что, возможно, он не сгинет в снегах, а с честью выйдет из выпавшего на его долю великого испытания. Эта мысль придала ему уверенности, и, собравшись с силами, Пенстивен шагнул вперед.

Он чувствовал себя вконец измотанным, и к тому же очень скоро оказалось, что солнце, на которое он так уповал, пробираясь на ощупь в темноте, стало для него скорее пыткой, чем союзником, потому что отражающиеся от снега и льда солнечные лучи слепили усталые глаза.

Однажды, оступившись, он проехал примерно сотню ярдов по травянистому склону и уцелел лишь потому, что свалился в расщелину, на дне которой лежали высокие сугробы. Выбравшись из снежной пыли на свет Божий, Боб обнаружил, что находится совсем недалеко от верхней границы леса.

Худшая часть его мучений была позади. Буря кончилась, оставив после себя землю, омытую дождями, и ясное небо; раскаленное добела солнце совершало свое привычное восхождение к зениту, его горячие лучи согревали его замерзшие мышцы.

Однако это же тепло заставило юношу почувствовать разом навалившуюся на него физическую боль и чудовищную усталость. Пенстивен брел как во сне, не разбирая дороги, и вскоре обнаружил, что снова карабкается вверх. Оказывается, не помня себя от измотанности, он повернул назад и принялся снова штурмовать эти ужасные вершины!

Глава 16

Никакое лекарство не могло исцелить его, только сон. Больше всего на свете юноше хотелось спать. Страх, который он ощутил, обнаружив, что, вопреки собственной воле, повернул назад и идет совсем в другую сторону, оказался довольно действенным стимулом для того, чтобы вполне осознанно проделать остаток пути до леса.

Оказавшись среди деревьев, Пенстивен с помощью порядком затупленного топорика наскоро нарубил веток росшего поблизости кустарника, свалил их в кучу, положил сверху несколько поленьев покрупнее и поджег. Затем, растянувшись на земле, закрыл глаза и забылся тяжелым сном.

Проснулся же он, изнемогая от жары точно так же, как прежде изнемогал от холода.

Солнце было уже совсем высоко и нещадно палило. Он лежал на самом солнцепеке, а выпавшие из прогоревшего кострища тлеющие угольки закатились к нему почти под самый бок.

Охнув, Пенстивен поспешно вскочил на ноги в поисках избавления от охватившего его жара. И еще какое-то время просто стоял на месте, нетвердо пошатываясь, пытаясь отдышаться и лихорадочно соображая, в чем дело.

Он проспал около двух часов, и сон, похоже, не принес ему долгожданного облегчения, а лишь еще больше затуманил рассудок. Однако мало-помалу разум начал проясняться, а тело – обретать способность двигаться.

Холщовая сумка была по-прежнему у него за спиной, а раз так, то и деньги тоже должны быть на месте. Да, все было в целости и сохранности. Ему даже не потребовалось перетряхивать ее содержимое, чтобы в этом убедиться. Теперь оставалось лишь найти тропу, выйти по ней к заброшенному старательскому городку, разыскать Кракена, а потом вернуться домой, в Маркэм.

Неожиданно этот маленький захолустный городишко показался ему родным и по-домашнему уютным, где все дышит миром и покоем. А еще он там обязательно разыщет Барбару Стилл. При мысли о ней его губы расплылись в мечтательной улыбке.

Возможно, в тот момент юноша пребывал в полубессознательном состоянии, однако это не помешало ему заблаговременно позаботиться о собственной безопасности. Сделав по три выстрела из каждого револьвера, послав пули точно в цель, Пенстивен перезарядил оружие и продолжал путь, чувствуя гораздо большую уверенность в собственных силах.

Отыскав тропу, он пошел по ней и очень скоро оказался в городе-призраке. Это был затерянный мир, иначе и не назовешь. По-видимому, прежние обитатели давным-давно ушли отсюда, и теперь на некогда обжитое поселение наступал лес. За молодой порослью сосен угадывались смутные очертания брошенных домов. Одно дерево проросло прямо сквозь крышу обветшалой хижины. А на том месте, где прежде находилась главная улица поселка, буйствовал кустарник.

Пенстивен как раз продирался сквозь эти самые заросли, когда прямо перед ним возникла человеческая фигура, и он без малейшего промедления схватился за пистолет.

Спустить курок ему было так же легко, как вытащить занозу из пальца.

– Стоять! – приказал Пенстивен.

Незнакомец резко обернулся.

– Какого черта… – возмутился было он, но вовремя заметил направленное на него дуло револьвера и осекся. Потом спросил: – Ты кто такой?

– Разыщи Кракена. Проводи меня к нему, – велел Пенстивен.

– Да кто ты такой? – повторил незнакомец.

– Я дьявол, – мрачно сострил Пенстивен. – А если будешь стоять здесь как пень, то отправишься в пекло гораздо раньше меня. Пошли к Кракену!

– Я отведу тебя туда, где он сейчас должен быть, – поспешно пробормотал собеседник. – Но только нет уверенности, что там его удастся застать. – И развернулся, продолжая через плечо поглядывать на Пенстивена.

Наряд обитателя заброшенного поселка ничем не отличался от наряда обычного погонщика коров, так как самой примечательной деталью его костюма были широченные кожаные штаны, в которых чрезвычайно удобно продираться сквозь колючие заросли. Однако впоследствии, вспоминая об этой встрече, Пенстивен мог припомнить лишь выражение неподдельного испуга на его лице. Он убрал пистолет.

Вскоре провожатый остановился перед одним из домов с залатанными досками стенами и крышей. Кустарник во дворе перед домом был вырублен, посреди расчищенной полянки дымилась каменная жаровня, вокруг которой расположилась компания из трех или четырех человек. Еще один мужчина – высокий, загорелый, с лица которого, казалось, не сходила добродушная улыбка – вышел из дома и остановился на пороге.

Провожатый Пенстивена поднял руку, указывая через плечо на своего спутника.

– Вот, попался мне один пернатый, – объявил он. – Вооружен до зубов и все твердит, что ему нужен Кракен. Наверное, убить его хочет. Займись им сам, Джон.

Высокий человек в дверях сказал:

– Ты кто такой?

– Меня зовут Джон Чужак, – ответил Пенстивен.

– Довольно необычное имя, – мило улыбаясь, заметил тот.

Отчаянно борясь со сном и усталостью, Пенстивен принялся разглядывать собеседника. Он никак не мог отделаться от навязчивого ощущения, что когда-то ему уже доводилось видеть это лицо и слышать этот голос. Им овладело сомнение и беспокойство.

– Мне нужен Кракен, – произнес он. – Это мужчина лет сорока с длинными усами. А под глазами у него мешки.

– Кто тебя прислал сюда? – продолжал расспрашивать человек в дверях.

– Эл Спикер.

– А к Элу Спикеру кто отправил?

– Хуан Оньяте.

– Вот как?

Послышался удивленный ропот. Один из парней, сидевших у жаровни, встал с земли и с неподдельным интересом посмотрел на стоявшего в стороне юношу.

А человек в дверях задал новый вопрос:

– Но кто послал тебя к Оньяте?

– Док Шор.

– Ну и дела! – пробормотал один из наблюдателей. – Этому парню нужно или пустить пулю в лоб, или дать чашку кофе.

– Дайте ему кофе, – распорядился человек у хижины.

Кто-то принес чашку. Пенстивен попятился, в каждой руке у него теперь было по револьверу.

– Мне нужен Кракен, – повторил он.

– А что, Джона тебе недостаточно? – усмехаясь, поинтересовался парень с чашкой кофе в руке.

– Мне нужен Кракен, – монотонно твердил свое Пенстивен срывающимся голосом.

– Полли хочет пончик, – передразнил кто-то.

– Может, успокоишься, а? – спокойно предложил улыбчивый. – Что у тебя есть для Кракена? Записка?

– Я должен кое-что передать лично Кракену. Ему, и больше никому. Все остальные получат пулю в лоб.

Тут из-за кустов выехал всадник, восседавший верхом на маленьком, проворном муле.

– Так кому я здесь понадобился? – крикнул он.

На вид ему было около сорока. У него были мешки под глазами и длинные, лихо закрученные усы. Говорил он лениво растягивая слова.

– Этот парень белены объелся, – доложил кто-то. – Может, ты у него спер часы с цепочкой? Будь поосторожней, а то дури и гонору у этого типа хоть отбавляй!

Всадник слез с коня и, передернув высокими, узкими плечами, подошел поближе. У него была походка, характерная для человека, привыкшего большую часть времени проводить в седле. И еще на нем были сапоги с высоченными каблуками – никак не меньше четырех дюймов! А позолоченные шпоры казались и того длиннее.

– У тебя ко мне дело, кореш? – поинтересовался он.

– Так, значит, ты и есть Кракен? – заключил Пенстивен. – Эл Спикер передал тебе вот это. – Скинув с плеча сумку, он вручил ее человеку с усами. – И еще вот это, – добавил, вытаскивая из кармана письмо.

Сосредоточенно нахмурившись, Кракен заглянул в сумку и в следующий момент даже подпрыгнул от неожиданности.

– Бог ты мой! – воскликнул он. Потом, развернувшись, семенящими шажками, чуть прихрамывая, подбежал к улыбчивому человеку, протянул ему письмо и сумку. – Это для тебя, Джон. Спикер не ожидал, что ты будешь здесь. Ведь это… подумать только! Это за… – Тут он сильно понизил голос и прошептал окончание фразы на ухо улыбчивому собеседнику, который довольно кивнул, с благосклонной улыбкой принимая у него из рук сумку и письмо.

Пенстивен же тупо сказал:

– Эта сумка и письмо были предназначены тебе, а ты их зачем-то отдал. Но это уже меня не касается.

Кракен вернулся обратно и похлопал его по плечу.

– Ты все сделал правильно, – похвалил он. – Хотя ума не приложу, как это тебе удалось. Ведь они только вчера должны были… послушай, Джон, ведь чтобы сейчас быть здесь, ему нужно было прошлой ночью перейти через перевал!

– Не болтай ерунды, – возразил кто-то из присутствующих. – Как он мог перейти через горы при таком-то ветре?

– Он обгорел на солнце, которое отражалось ото льда, – заметил высокий улыбчивый человек, даже не взглянув на спорщиков. – Перешел через перевал во время бури и утром спустился по склону с этой стороны. Не удивительно, что парень едва стоит на ногах.

– Весь лагерь в твоем распоряжении, кореш, – объявил Кракен. – Сэмми, откупоривай бутылку. Так тебе чего, а?

– Коня, – попросил Пенстивен. – Мне пора. Я очень спешу.

– Коня? – недоуменно пробормотал Кракен. – И даже не останешься передохнуть? Но ведь ты же еле держишься на ногах! Вон сбил их в кровь, даже сапоги насквозь ею промочил. Не можешь ты ехать в таком виде.

– Мне нужен конь, а не пустая болтовня, – отрезал Пенстивен. Он пошатнулся, поспешил ухватиться рукой за тонкий ствол молодого деревца, чтобы сохранить равновесие, и добавил: – За коня я заплачу…

– Твои деньги здесь никому не нужны, – отмахнулся Кракен. – Тебе нужен конь? Можешь выбрать самого лучшего из моего загона!

– Нет, – возразил улыбчивый. – Отдай ему мою темно-гнедую кобылу, ладно?

– Постой-постой, – опешил Кракен, – ты что, отдаешь ему свою Красотку?

– Выводи кобылу. И сам заседлай, – велел улыбчивый. – И не приставай к человеку с расспросами. Пусть едет. У него свои дела. У парня, который смог в бурю перейти через вот это, есть голова на плечах. – Произнося эту тираду, он взмахнул рукой.

Глянув в указанном направлении, Пенстивен увидел неприступные, величественные склоны гор, увенчанные шапками из снега и льда, холодный скалистый ад, через который ему пришлось пройти. У него появилось ощущение, будто где-то там он оставил свою прежнюю душу, а теперь родился заново.