Текст книги "Поющие револьверы"

Глава 13

Когда спустились сумерки, Райннон уже находился на каменистой вершине холма.

Он терпеливо прождал до полуночи. Девушка не приехала. И тогда он поднялся и посмотрел в долину на дом Ди: в нем горело только одно окно, но Райннону оно показалось всевидящим оком, которое следило за ним сквозь темноту. Оно знало о нем, точно так же, как он видел его. Оно все знало и презирало его ненависть!

Затем Райннон направился домой и заставил себя заснуть, поскольку человек в состоянии это сделать, если его нервы крепки, а воля сильна. Он поднялся с первыми лучами рассвета и пошел доить коров, прежде чем проснулся беспокойный и работящий Ричардс.

Как всегда, Маунт-Лорел возвышалась над утренним туманом. Он посмотрел на гору с тайной завистью. Совсем недавно она казалась ему местом страданий и символом человеческой смертности, нынче же она представлялась ему как зона спокойствия, своего рода укрытие от печалей мира, который окружал его теперь.

Упираясь головой в бока животных, он доил коров, утихомиривая их проклятиями, если они шевелились или пытались поднять ногу, чтобы освободиться от его железной хватки. Его стадо увеличилось. Увеличилось настолько, что даже с наступлением осени, когда надои снижались из-за сухой травы, он все равно набрал пару пятигаллоновых канистр и отнес их в маслобойку за домом до того, как встал Ричардс. Он не извинился, что поднялся позже Райннона. Вообще-то небо на востоке только-только начало розоветь. Ричардс просто принялся разливать молоко по чанам и снимать сливки со вчерашней заправки. Маслобойку наполнил тонкий, кисловатый запах. Несмотря на то, что пол часто мыли горячей водой, он потемнел и стал скользким; рабочий стол – на ощупь жирным; даже стены оказались грязными.

Райннон вдруг обратил на это внимание. Ему почудилось, что вся его жизнь приправлена творогом. Он с радостью вернулся в дом и стал разжигать печку, громко хлопая железными заслонками.

На завтрак приготовил то же, что и всегда: овсяную кашу, кофе, жирный бекон, пережаренный и поданный к столу плававшим в собственном жиру, потом картошку на свином сале и кукурузные лепешки.

Они ели очень много. Аппетитом Ричардс не уступал даже хозяину, а утром превосходил его, поскольку успевал проголодаться, а Райннон садился за стол лишь по привычке.

После завтрака Ричардс мыл посуду, а Райннон вытирал. Это занимало у них мало времени. Иногда они с презрением отзывались об этих неполноценных существах, женщинах, которые постоянно жаловались на домашние заботы и часами возились с пустячными делами.

Когда отжатая тряпка для мытья посуды висела на веревке, а рядом с ней пристроилось сушиться кухонное полотенце, Райннон неожиданно объявил:

– Сегодня на обед поедим чего-нибудь другого. Я позабочусь о припасах.

Ричардс не ответил. Он вообще не отвечал, когда этого не требовалось. Только повернулся к Райннону спиной и вышел во двор, громко захлопнув дверь ногой. Эннен опустил голову и положил руку на мокрый, грязный край раковины.

Поворотные моменты нашей жизни не всегда за– стают нас в самые достойные периоды. Вот и Райннон стоял, оперевшись на раковину, думая о себе. Он достаточно хорошо знал, что если возьмет винтовку, то поддастся большому соблазну, поэтому не стал продолжать размышления. Обычно он старался быть откровенным с собой, но сейчас избрал обычную форму трусости, когда человек не сражается и не убегает – он только делает вид, что ничего не видит, и проходит мимо.

Райннон решительно и несколько раз повторил себе, как будто повторением хотел загипнотизировать себя:

– Я поеду на охоту. Поеду и что-нибудь подстрелю.

Он достал винтовку – хороший пятнадцатизарядный винчестер того типа, которым в прежние времена отбивались от индейцев. Привычно, но немного рассеянно осмотрел оружие, рывком поправил свою бесформенную шляпу и вышел с винтовкой в руке. Кроме нее под мышкой левой руки ощущалась успокаивавшая тяжесть кольта.

«Я никуда, кроме охоты, не собираюсь!» – мысленно твердил Райннон своему учащенно забившемуся сердцу, закрыв глаза.

Он уверял себя, что не ищет ничего, кроме кроликов или дичи или одного из тех желтоногих оленей, которые часто мелькали в кустах или на открытых местах в холмах.

А потом вдруг очутился на вершине каменистого холма!

Он глубоко вздохнул и хмуро огляделся. Впечатление было такое, словно он только что вышел из моря на незнакомом берегу. Увидел долину, увидел заросли по берегам ручья и наконец увидел вдалеке дом Ди, чьи окна подмигивали ему с неприкрытой, чисто человеческой угрозой.

«Я пришел сюда вроде как нечаянно. Могу спокойно идти дальше», – решил он.

Так и не сознавшись себе в правде, направился дальше, твердо выставив подбородок и сузив глаза, всячески пытаясь усилием воли скрыть от себя истину. А если бы он хоть на секунду был с собой честен, то признал бы, что с самого начала его неизбежной целью стал дом Ди!

Так сильные со страстью принимают или отрицают существование Бога, но слабые боятся взглянуть на небеса и избегают проблем, которые на них надвигаются.

Он шел по долине, заставляя себя принимать влево от прямой, ведшей к дому, и, когда подошел к ручью, из кустов вышел олень и посмотрел ему в лицо мягкими, изумленными глазами.

Затем развернулся и прыгнул в заросли.

Райннон держал винтовку под рукой и не поднес ее к плечу. Ему этого не требовалось. Охотясь в чащобах на Маунт-Лорел, он научился стрелять навскидку и из винтовки, и из револьвера.

Тот, кто умел стрелять, получал пищу, тот, кто не умел, – смерть.

Олень взметнулся в воздух и упал на спину, громко ломая кусты. Райннон, удивленный охотничьей удачей, которая, однако, не обрадовала его, подошел к добыче и принялся разделывать ее.

Когда приходится разделывать лосей морозным утром, когда надо работать быстро, чтобы не замерзли пальцы, все движения доходят до автоматизма.

Эннен снял шкуру с оленя так же, как другой человек рассеянно снял бы пальто. Не то чтобы нуждался в этой шкуре, но на Маунт-Лорел он научился терять от добычи столько же, сколько теряет голодный медведь или стая волков. Даже кости шли в дело на Маунт-Лорел.

Райннон снял шкуру и быстро разделывал тушу, когда треснула ветка, словно бы под ногой человека.

Люди с чутким слухом могут отличить естественный хруст ветвей, который постоянно звучит в лесу, когда ветер раскачивает деревья и кустарники, и приглушенный хруст сучка под ногой, когда обувь слегка гасит звук.

Райннон развернулся, выхватив револьвер. Ему вдруг на мгновение показалось, что он стоит на суровом склоне горы, где его преследовали многие и где он преследовал многих.

Сквозь кусты он заметил силуэт всадника, похожий на сгусток коричневого тумана.

А потом перед ним появился Чарли Ди. Райннон убрал револьвер в потайную кобуру.

– Браконьерствуете? – добродушно поинтересовался Чарли.

Райннон осмотрел его более внимательно, чем в тот вечер при свете горна. Шериф кое-что рассказал ему о юноше.

Чарли Ди во всех отношениях выглядел как настоящий человек Запада при деле: худощавый, широкоплечий, с винтовкой в длинном чехле, притороченном к седлу под правой ногой. В седельных кобурах у него тоже виднелась пара кольтов. Конь у него был неплохой, в его длинной мускулистой шее угадывалась хорошая кровь. Райннон не ошибся – всадник мастерски обращался с конями и оружием.

– Браконьерствую? – отозвался он. – Браконьерствую?

– Это наша земля. – Чарли Ди махнул рукой в сторону далекой ограды. Но гостеприимно добавил: – Я пошутил насчет браконьерства. Правда, мы никого не пускаем на землю, кроме друзей и соседей. А вы, наверное – один из ближайших. Хороший олень!

Он подъезжал к туше, пока конь не заартачился, вытянув морду и осторожно принюхиваясь к крови.

– Мастерская работа, – оценил Чарли Ди, чуть склонившись с седла. – Я услышал выстрел с полминуты назад, а вы уже почти закончили! Как вы доставите мясо домой?

– Как? – в свою очередь удивился Райннон. – На спине. Оно само вряд ли пойдет.

Его немного разозлило появление молодого Ди. Оно определенно нарушило его планы.

– Я помогу вам погрузиться, – предложил юноша.

Он спешился, бросил поводья и привязал мясо на спину Райннона. Эннен поудобнее встряхнул груз и направился к дому.

– Подождите, – окликнул его Чарли. – О чем я только думаю? Давайте зайдем к нам, и мы дадим вам лошадь!

Райннон в нерешительности повернулся. Огромная стена дома Ди возвышалась среди деревьев не так уж далеко. Но это ведь веление судьбы! И он кивнул, радуясь в глубине души.

– Спасибо. Это было бы здорово!

Глава 14

Когда они вышли из рощицы, Райннону почудилось, что их путь лежит прямо к утесам Маунт-Лорел. Хоть гора и отстояла от них более чем на милю, обрывистый склон ее появился так неожиданно, что она показалась значительно ближе. Два отрога ее будто длинные руки полуобнимали дом Ди. Но, глядя на гору, Райннон испытывал теплые, почти нежные чувства. Дыра-в-стене, столько раз спасавшая ему жизнь, находилась прямо перед ним, и ни один человек в мире не знал о ней. У него возникло ощущение, словно он способен летать – нужно лишь вытянуть руки в стороны. Вот его спасение от всех возможных опасностей!

– Мне повезло, что я на вас наткнулся, – сказал Чарли Ди, – папа хочет с вами поговорить.

– О чем? – грубо спросил Райннон. И честными глазами поглядел на умного Чарли, о котором так лестно отзывался шериф.

Чарли удивился такой чрезмерной краткости.

– О том, как вы содержите вашу ферму, навер-ное, – пояснил он. Затем добавил: – Здесь мы храним мясо. Вы можете его оставить, и мы пойдем посмотрим, где папа.

Все это каким-то таинственным образом совпадало с желаниями Райннона, и, когда Ди помог снять груз с его мощной спины, последовал за ним в дом.

Теперь ему стало ясно, почему издалека он казал– ся таким огромным. За его задней стеной земля резко уходила вниз, и деревья карабкались вверх по очень крутому склону. Вообще-то это был заурядный двух-этажный дом, какие обычно возводят на ранчо, – просторный и широкий, построенный вокруг патио – внутреннего дворика.

Все окна в западном крыле оказались кое-как забиты досками – явная примета того, что семья Ди не желала занимать комнат больше, чем ей требовалось. Бросались в глаза и другие признаки, свидетельствовавшие о том, что в доме живут не богатые люди.

Патио, например, выглядело почти как двор перед конюшней, а не внутренний дворик. Там росло несколько изнуренных вьющихся кустов, вяло карабкавшихся по стене, и даже была разбита клумба с розами, но, видно, какое-то животное изрядно их пощипало недавно. Когда-то дворик выложили плиткой, теперь же половина плиток отсутствовала, а большая часть оставшихся была выщерблена или оказалась разбитой. Однако по крайней мере одна из комнат западного крыла все же использовалась, ее окна выходили в патио. Скорее всего в ней размещалась кладовка или седельная. В этот момент на по-роге ее лежало седло, а внутри валялись пыльная упряжь, стремена, изношенные чапсы – кожаные ковбойские чехлы на брюки, – ржавые шпоры и ку-чи железок. Все это гость разглядел через открытую дверь и окно с отсутствовавшей половиной рамы, на месте которой болтался кусок брезента.

Восточное крыло дома выглядело совсем иначе. На подоконниках стояли цветы в горшках. Перед дверью лежал коврик, а начищенная медная ручка сияла на солнце не хуже драгоценного камня.

У двери седельной пристроился мужчина лет пятидесяти с покрасневшим от жары и усилий лицом. Он чинил седло. Свое бесформенное сомбреро он сдвинул на затылок, на носу красовались очки, постоянно сползавшие вниз, потому что по лбу и носу сбегал пот. Он так энергично сдувал его, что очки каждый раз едва не сваливались, останавливаясь на кончике носа. Мужчина не переставая проклинал их, но работы не прекращал.

– А вот и папа, – указал Чарли Ди.

Райннон за свою жизнь встречал немало странных людей. Он достаточно насмотрелся на чудаков. Но подумал, что Оливер Ди, самый богатый в холмах, заслуживал того, чтобы отнести его к новому классу, отдельно от всех других оригиналов.

Оливер Ди носил рабочие брюки, которые от попеременного ношения и стирки превратились на коленях в почти белые. Они поддерживались не ремнем или подтяжками, а передником, начинавшимся у пояса, – совсем по моде каких-нибудь итальянских рабочих. Его старые сапоги из коровьей кожи гораздо лучше послужили бы старателю, чем всаднику, а рубашка из когда-то красной фланели на плечах и спине стала бледно– коричневой. Шейный платок, в складках которого собирался пот, болтался как тряпка.

По сложению он принадлежал к тем толстякам, которые в юности отличались худощавостью. Даже неуклюжий покрой сапог не мог исказить строения небольших ног, а его бедра до сих пор оставались узкими, несмотря на вместительный объем корпуса. Он также сохранил быстроту и точность движений, что свидетельствовало о молодости духа, обремененного горой плоти.

– Привел браконьера, папа, – улыбнулся сын.

– Я упеку его в тюрьму на полжизни, – пообещал разгневанный родитель. – Где он, черт его подери?

Подняв голову, подмигнул ранчеро.

– Это Джон Гвинн. Он у ручья завалил крупного, жирного оленя.

– Почему ты не охотишься на своей земле? – спросил Оливер Ди. – Если у тебя не хватает ее, чтобы выращивать своих оленей, прикупи еще. Я не для того развожу скот, чтобы любой, кому ни вздумается, приезжал сюда со всей округи и его убивал. А мне нужно заполнять мясом кладовую да еще подвал.

– Не обращайте на него внимания, – посоветовал Чарли. – Он может болтать так бесконечно.

– С какой стати ты говоришь о бесконечности? – спросил Оливер Ди. – Когда только ты вырастешь и обзаведешься мозгами, кургузый и голенастый недомерок?

– Я вас представил, – терпеливо объяснил Чарли.

– Это Джон Гвинн. Мой отец, Оливер Ди.

– Вам надо выращивать своих собственных оленей, – снова заявил Оливер Ди. – Это несправедливо. Вырастить оленя стоит мне больше, чем корову. И все потому, что они больше бегают да своими острыми копытами вытаптывают траву. А вы заявляетесь и убиваете их. И с чем я в результате окажусь? – На едином дыхании он добавил: – Рад с вами познакомиться, Гвинн. Садитесь и отдохните.

– Куда он сядет? На землю? – спросил Чарли.

– А разве рядом со мной мало места? – вопросом на вопрос ответил папаша. – А ты, между прочим, мог бы сходить и принести мне пару стульев, для него тоже. От твоего хотения стулья не вырастут!

– Где мне взять стулья? – спросил Чарли Ди.

– Черт возьми, мальчик, разве их не полно в доме?

– Конечно, полно, – ответил Чарли, беззаботно облокачиваясь рукой о стену дома. – Но разве у матери допросишься хоть один?

Оливер Ди взорвался проклятьями.

– Тогда сходи и сколоти их! – Сын исчез. – Им до всего есть дело, – покачал головой Оливер Ди. – Им обязательно нужно влезть во все, что человек делает или что ему хочется сделать. Я о женщинах. Взгляните сюда.

Кто хозяин этого дома? Кто платит по счетам? Я! Но с той секунды, как я переступаю порог, я должен вытирать ноги, умываться и причесываться и даже разговаривать тихо. Это я-то! Должен смотреть, куда наступаю, а если на кресле оставлю пыльное пятно, то на месяц адская жизнь мне обеспечена!

Он говорил отчасти в гневе, отчасти жалея себя, а потом появился Чарли Ди с двумя коробками из-под сухарей в руках. На одну из них сел Райннон, все больше удивляясь и настораживаясь. Ему никогда еще не приходилось встречать семью, подобную Ди.

– Проваливай! – бросил отец сыну. – Ты мне не нужен, и я тебя не звал. Рад познакомиться с вами, Гвинн. Восхищаюсь тем, как вы поработали над старой фермой. Я там с удовольствием побывал. Хочу ее купить. Сколько вы просите?

– Она не моя, – ответил Райннон. – Ее хозяин – шериф, мистер Ди.

– Ха! – воскликнул Оливер Ди. – Сколько мне лет?

– Пятьдесят, – предположил Райннон, стараясь не замечать странностей разговора.

– Этого достаточно, чтобы меня никто не надул? – спросил мистер Ди.

– Наверное, достаточно, – улыбнулся Райннон. А он редко улыбался!

– Наверное? Конечно достаточно! Я спросил вас, сколько вы хотите за ферму?

– Я же говорю, шериф…

– К черту шерифа! – отрезал Оливер Ди. – Он владел ею года два. Ничего там не сделал. Отдал в аренду. Ничего не получил. Тут появляетесь вы. И посмотрите на нее теперь. Ничего подобного в холмах нет!

Райннон снова едва заметно улыбнулся. Похвала этого старого чудака почему-то показалась ему удивительно приятной.

– Всего за несколько месяцев! – продолжал восхищаться скотовод. – Вода и навоз – вот боги для таких фермеров, как вы. Вода и навоз! Риск, везение и вечная бешеная скачка – это удел скотоводов!

Он почти с яростью посмотрел на Райннона, словно тот осмеливался возражать, но тот слегка кивнул и промолчал, испытывая неясное удовлетворение от общения с этим потрепанным временем миллионером. Он чувст-вовал реальность. Не делил людей на хороших и плохих, ну и определенно не был скучным. К тому же имел свои принципы. Отсюда – эта пародия на патио. Отсюда – эта одежда, абсолютно заношенная и абсолютно удобная. Дом по философии Оливера Ди – это место, которым пользуются. А одежду делают для того, чтобы ее носить и защищать свое тело от жары и холода.

– Ну? – рявкнул ранчеро.

– Можете мне не верить, – повторил Райннон. – Но я говорю, что хозяин фермы – шериф. Мне принадлежит лишь часть.

– Большая часть?

– Половина, наверное.

– Половина! Он нагрузил вас такой работой и отдал только половину? Ну и жмот! Клянусь Богом, все валлийцы – жмоты. Вы валлиец?

– Да, – кивнул Райннон.

– Да ну! – восхитился его собеседник. – Не может быть! Значит, не чистокровный.

– Нет.

– Я так и знал. У вас есть примесь дурачества. Глупости. Вы позволили ему провести себя! Вот что я вам скажу. Берите винтовку и двигайте за ним. Он вас ограбил!

– Я не пользуюсь винтовкой, – сказал Райннон, – если только не охочусь. Не очень хорошо с ней обращаюсь.

– Правда? – спросил ранчеро, в упор глядя на него.

– Да, – снова кивнул Райннон и обнаружил, что глядеть в эти ослепительно яркие глаза, смотрящие на него из-под морщинистых век, требует решимости и даже отваги.

– Вы можете убить оленя, – заявил Ди. – В наши дни этого достаточно. Прошли времена, когда мужчине требовалось стрелять без промаха. Теперь это не нужно. Мир перевернулся! Мужчин больше нет. Я, слава Богу, еще могу стрелять. Видите вон тот кусок плиты, что выпирает?

Он прицелился в него, но не пальцем, а револьвером, который неожиданно появился у него в руке. Раздался выстрел. Выпирающий кусок плиты покачнулся, но не упал. Рядом с ним появилась беловатая царапина.

– Промахнулся! – вскрикнул старый ранчеро, убирая оружие. – Сумеете, как я?

– Нет, – ответил Райннон. – Вы хорошо стреляете. По человеку вы бы не промахнулись.

– Нет, – хихикнул Оливер Ди, мотая головой. – По человеку я бы не промахнулся. Кто угодно, только не я.

И он начал потирать руки и кивать, болтая сам с собой.

Глава 15

Райннон сравнивал факты с догадками. После разговора с Нэнси Морган ему показалось, что вряд ли найдется белый, способный мучить такую красивую женщину. Но теперь он готов был изменить свое мнение. Оливер Ди, достаточно эксцентричный человек, сильно выделялся из числа других людей. Похоже, он жил по своим собственным законам.

Поэтому Эннен еще больше насторожился, несмотря на деланное спокойствие в глазах. Он внимательно осматривал каждый укромный уголок во дворе, каждую тень в окнах, где подозревал движение.

Дверь дома распахнулась.

– Оливер! – позвал пронзительный женский голос. – О-ли-вер!

– Здесь я, – отозвался старик.

– Ты стрелял?

– Не знаю.

– Прекрати сейчас же! У меня болит голова.

Дверь захлопнулась.

Оливер Ди долгое время пораженно смотрел на дверь. Затем произнес с затаенной мягкостью:

– Не могу назвать своим даже собственное имя. У меня здесь больше нет места. Старею. Им не нужен старик. Ни одной женщине не нужен старик. Напоминаю ей о собственной старости. Даже собаке не пожелаю такой жизни. Даже собаке! – В его словах звучала искренность, которая заставила Райннона удивленно посмотреть на него, но, пожав плечами, его собеседник продолжил: – Ну что насчет фермы? У вас половина. Так продайте мне ее!

– У вас полно земли, – ответил Райннон. – Зачем вам нужна такая маленькая ферма наверху?

– Она не наверху, – поправил его Ди. – Она внизу. А нужна она мне потому, что я так хочу. Буду приглашать туда гостей. Народ с Восточного побережья глядит вроде как свысока. «Что вы выращиваете?» – спрашивают. «Коров», – говорю я. «Никаких зерновых?» – спрашивают. «Только коров», – отвечаю. «Разве это не плодородная земля?» – говорят они. «Плодородная-то плодородная, – говорю, – да времени у меня нет ею заниматься. Мне и коров хватает». Но они мне не верят. Вот тогда я отведу их на ферму и покажу вашу кормовую траву. «Вот что может уродить эта земля», – скажу я им. Понимаешь, малыш?

– Понимаю, – кивнул Райннон, но он знал, что это лишь прикрытие. Ни одна причина, настолько простая, не могла контролировать жизнь и поступки Оливера Ди. Он полагал, что на свете нет другого человека, для кого мнение окружающих значило бы так мало.

– А теперь отвечайте мне, сколько вы хотите, а я скажу, сколько готов заплатить.

– Не скажу, – возразил Райннон.

– Желаете меня разорить, понимаю, – горячился старик. – Мечтаете поднять цену до небес. Вознамерились меня надуть. Но нет, это я вас обману! И все же назовите цену. Я всегда сужу по цене, за какого дурака меня принимает продавец.

– Я не буду называть цену, потому что не продаю, – уверенно заявил Райннон.

Ранчеро улыбнулся.

– Сынок, – почти пропел он, – мне нравится, как ты разговариваешь. Мне нравится слышать человека, который умеет заключать сделки. Но вот что я тебе скажу. Я прожил пятьдесят лет. Все все продают! Люди продают лучших своих лошадей. Лошадей, которым они, можно сказать, обязаны своей жизнью. Продают собак, которые тоже их спасали. Продают своих сыновей и дочерей. Женщины тоже себя продают. Как и мужчины. Все все продают. За определенную цену. Просто нужно найти правильную цену. Вот так! Иногда это улыбка. Иногда букет цветов. В большинстве случаев – наличные. Все продается! А теперь говори, Джон Гвинн.

– Я все сказал, – покачал головой Райннон.

– Не тратьте мое время понапрасну, – жалобно заныл Оливер Ди. – С тех пор, как вы пришли, я три раза уколол палец. Вы портите мою работу. Уже достаточно поднимать цену. Давайте называйте верхнюю.

– Верхней нет, – ответил Райннон. – Я не собираюсь вас разорять. Пусть ваши деньги останутся при вас. У меня останется земля. И оба будем довольны.

Ранчеро опять посмотрел на него птичьими глазами.

– Я почти вам верю, – пожал он плечами.

После этого он вернулся к работе. Через некоторое время, яростно орудуя иглой – он пришивал крыло, которое чуть ли не полностью оторвалось от седла, – Оливер Д и спросил:

– Ну а шериф? Как он? Продаст?

– Нет, если я не соглашусь. А я не соглашусь, – ответил Райннон.

– Он у вас под каблуком? – сердито взглянул на него ранчеро. – Он делает то, что вы желаете? Не верю!

– Ваша воля. – Гость встал. – Мне надо возвращаться.

– Надо? Нет, не надо. Зачем вам возвращаться?

– У меня есть работа.

– Работа? Нет, у вас выходной. Вы крутитесь на нашей земле и стреляете оленей.

– Ничего подобного, – возразил Райннон. – Мне пришлось пойти поохотиться. Нам надоел бекон.

– Садитесь! – скомандовал хозяин.

Райннон нехотя послушался. Он отнюдь не добился того, за чем пришел в дом Ди.

– А теперь рассказывайте, – потребовал старик, – а я поработаю. Хочу узнать о вас побольше. Я выращиваю коров. Могу о них слагать поэмы. Вы выращиваете кормовую траву. Вот и говорите о ней.

– Я плохой рассказчик, – предупредил Райннон.

– Я помогу. Когда остановитесь, я за вас продолжу. А теперь давайте. Прямо с того, как начинали, и дальше по порядку.

Райннон подчинился. Он не имел большого желания перечислять все, что сделал. Но ему хотелось как можно дольше остаться в доме. «Они меня будут держать там», – вспомнил он слова Нэнси Морган. Эннен глубоко вздохнул и приступил.

Вначале говорил запинаясь. Многое уже позабылось, потому что он работал изо дня в день, ничего не планируя, просто делая то, что попадалось под руку. Теперь же, когда стал описывать детали, вдруг обнаружил, как интересно, с его точки зрения, разворачиваются события.

Райннон начал с кузницы, потому что для него она являлась сердцем фермы. Описал подробно, как ее переделывал, как старым, ржавым железкам придавал новую форму, делая из них новые молоты, зубила и резцы – почти все, что ему требовалось на ферме.

– Вы сами отковали себе инструменты! – прервал его собеседник.

– Почти все. Кроме мелочей.

– Нет, вы просто не можете их мастерить!

– Могу, но это заняло бы у меня ужасно много времени. А потом, я не выковал бы их так же хорошо, как изготавливают на заводе.

– Врете! – оборвал его отвратительный Оливер Ди. – Все, что вы делаете сами, – намного лучше готового. Ничего из того, что вы покупаете, вам не принадлежит. Вы платите за это деньги. Вы покупаете лошадь. Лошадь не ваша. Ее хозяин – человек, который ее вырастил, и вы это знаете.

Райннон снова улыбнулся:

– Вы правы.

– Тогда идите домой и сами сделайте удила и все такое.

– Я уже об этом подумывал.

– Так-то оно лучше. Тот, кто способен изготовить себе инструменты, создаст и собственный мир, и собственную жизнь. Он может сделать себе все, кроме женщины.

– Да, – согласился Райннон, неожиданно почувствовав теплоту к этому человеку.

– Не говорите мне «да», – возмутился Ди. – Я знаю, что прав, и никогда не ошибаюсь. Я прожил пятьдесят лет. А вы ни черта не прожили. Правда, вы жили в кузнице. Тем не менее у вас есть зачатки здравого смысла! Давайте еще поговорим. Мне нравится вас слушать.

И Райннон принялся рассказывать со все возрастающим интересом, поскольку видел, что солнце поднимается все выше и выше. Приближался полдень. Он всем сердцем желал, чтобы его пригласили к обеду. Ему хотелось увидеть миссис Ди и других членов семьи. Ему не терпелось побывать в доме, в котором, по его представлению, могла находиться Нэнси Морган. А что, если он войдет и увидит ее за столом!

Он безостановочно говорил до тех пор, пока не прозвенел колокольчик.

– Кормежка! – Ранчеро легко поднялся на ноги. – Пойдем умоемся. У вас руки в крови. Мэгги закатит скандал, если заявитесь в дом в таком виде.

– Лучше пойду домой, – застеснялся Райннон.

– Заткнитесь! – отрезал Оливер Ди. – Не порите ерунды.

Он провел Эннена в прачечную, где Чарли Ди уже намыливал лицо и шею, наклонившись над гранитной раковиной. Райннон последовал его примеру. А когда они умылись и причесались перед потрескавшимся, засиженным мухами зеркалом, Оливер Ди принялся чистить одежду щеткой, поворачиваясь и поворачиваясь под критическим взглядом сына.

– Годится, – наконец одобрил Чарли. – Но лучше смени шейный платок на чистый.

– Будь я проклят, если сменю! – воскликнул Оливер Ди. – Я надел этот в понедельник. Если двух платков в неделю мало, я лучше пойду и куплю себе новый дом и новую жену. Мне надоело валять дурака!