Текст книги "Джон Кипящий Котелок"

Глава 9
Доктор

Если бы какой-нибудь миллиардер предложил мне стать его наследником, я бы и то, наверное, удивился меньше. Мне казалось, Грешам – последний, кому могла бы пригодиться моя помощь. Но еще более невероятным было то, что этот мудрый и рассудительный джентльмен решил довериться не кому-нибудь, а сорви-голове, беспечному и ненадежному человеку – боюсь, именно таким я и был в то время!

Запинаясь, чередуя объяснения междометиями и словами благодарности за оказанное доверие, я все так ему и высказал.

Грешам остановил мою бессвязную речь.

– Я понимаю, что иду на риск, предлагая тебе стать моим партнером, – сообщил он. – Но мне не привыкать рисковать – такова моя профессия. Считаю, делаю верный ход и готов на тебя поставить. Будь ты абсолютно надежен, тебя бы не занесло в наши края – сидел бы где-нибудь на востоке, заправляя собственным делом.

Однако, рискуя, я дешево приобретаю хорошего помощника. Ну а ты, если работа придется тебе по плечу, получишь достойное занятие. Я хочу сделать тебя своим полномочным представителем. Если кто-то зайдет в казино и решит сыграть по высоким ставкам, ты проследишь, чтобы он ни в чем себе не отказывал, – вплоть до того, что по желанию клиента поставишь на карту все наше имущество, как это сегодня сделал я.

Помимо этого, ты должен будешь по кругу обходить все столы, наблюдая за тем, как идет игра; салун и гостиница тоже требуют постоянного присмотра. Следует проверять имена постояльцев в регистрационном журнале – сюда забредает самый разный люд, а за чужими нужен глаз да глаз.

Если будешь справляться, я дам тебе двадцать пять процентов от общей прибыли, что составит весьма недурной доход. Приобретешь репутацию, сможешь иметь свой бизнес. Обещаю тебе помогать, когда у меня будет свободное время. Ну как тебе мое предложение?

Я честно сознался:

– Грешам, оно меня пугает! Никто еще мне так не доверял! А вдруг мне захочется сгрести все деньги подчистую – и поминай как звали?

– Ты этого не сделаешь Шерберн, – отреагировал он, – просто потому, что я тебе верю. Человек, который сумел так поступить в ситуации с Кеньоном, найдет в себе силы, чтобы противостоять и этому соблазну. Тебе, Джон, приходилось ошибаться в мелочах, но не думаю, что ты можешь опростоволоситься, играя по-крупному!

Я ничего не ответил. Просто не мог ответить, потому что у меня сперло дыхание. Но в то же время подумал, пусть меня повесят или четвертуют, если я не оправдаю его доверия.

Больше мы ни о чем не говорили. Грешам показал мне мое новое жилье на втором этаже – двухкомнатные апартаменты, в которых могли бы останавливаться монархи. Засыпая, я и впрямь почувствовал себя королем.

Проснулся я поздним утром оттого, что в мои ноздри проник едкий запах дешевого табака. Открыв глаза, увидел, что у окна, закинув ноги на подоконник, сидит старик лет шестидесяти, с худым вытянутым лицом и разросшимися, длинными, жесткими бровями, как усы у моржа.

Я обвел глазами комнату, пытаясь вспомнить, как здесь оказался. Увидел высокий потолок, большое окно…

– Это, наверное, городская тюрьма, а вы – ее смотритель?

– В каком-то смысле да, – откликнулся незнакомец. – Я – смотритель. Но не думай, что ты в общей камере.

Я начал припоминать события минувшего дня; они вихрем пронеслись перед глазами.

– А в какой же? – спросил я, подыгрывая старому чудаку.

– В камере смертников.

У меня по телу пробежала дрожь, настолько просто и убедительно это прозвучало.

– Где?

– В камере смертников, – повторил он.

– Как так?

– А вот так! Кто спит на этой кровати, долго не живет. Ты ведь новый партнер хозяина?

Мне и вправду стало как-то неспокойно.

– Положим, да.

– Если бы это было не так, тебя бы здесь не было.

– Значит, все, кто здесь спали, умерли до срока?

– Да, уже двое.

– Ничего, третий – везучий, – заверил я старика.

Он только передернул худыми плечами:

– Что-то не похоже.

– Ошибаетесь. Я родился под счастливой звездой!

– Хорошо, ну и где ты теперь, счастливчик? В Эмити? Тоже мне, счастье…

Я сел на кровати и уставился на него:

– Послушайте, кто вы такой?

– Меня здесь все зовут Доктором.

– На мой взгляд, правильнее было бы звать гробовщиком, – заметил я. – И чем вы тут занимаетесь?

– Облегчаю жизнь друзьям хозяина. Особенно его партнерам.

– И со всеми вот так начинаете знакомство? С предсказаний?

– Нет, зачем же? Но ты сам посуди. Первый приехал к нам из Нью-Йорка. Такой толковый был, головастый, резвости не занимать. Лет под пятьдесят, но и верхом хорошо ездил, и стрелял без промаха. У него там, в большом городе, было свое дело, да только стало для него слишком велико, а для кого-то другого – в самый раз. Вот тот, другой, и прибрал все к своим рукам, а Карсону – так звали беднягу – пришлось в пятьдесят начинать жизнь сначала. Решил у нас попробовать, но его всего лишь на два месяца и хватило. Подстрелили вот через это самое окно. Аккуратно так, прямо между глаз пулю влепили.

Доктор приумолк и стал готовить себе жвачку из табачных листьев. Занятие это оказалось долгим, потому что с зубами у него было плоховато, передние служили в основном для демонстрации золотых коронок и больше, пожалуй, ни на что не годились. Наконец принялся торжественно двигать челюстями.

– А что второй? – напомнил я.

– Этот был из Мичигана. Стилвеллом звали. Хороший был парень, со всеми тут подружился, но однажды поспорил с заезжим торговцем, который хотел купить у него лошадь. Видно, они там крепко схватились, потому что в тот же день он получил пулю в спину. А самое забавное – торговца этого ни до, ни после в городе никто не видел!

Старик снова умолк, словно нарочно испытывая мое терпение, потому как, сами понимаете, мне становилось все интереснее.

– Послушайте, – не вытерпел я, – а второго вы предупреждали?

– С какой стати я буду предупреждать мичиганца? Говорят, у них там, в холодных штатах, у каждого своя голова на плечах!

– А я, по-вашему, из какого штата?

– Из Луизианы.

Я насторожился:

– Это вам хозяин сказал?

– Нет.

– Как же вы догадались?

– Видишь ли, у одних на это нюх с рождения, к другим он приходит с годами, а третьи ничего не ждут, сами им обзаводятся. Только у меня нюх с рождения, с годами лишь обострился, да и своим умом я до многого дошел.

– Значит, если кто из Луизианы, вам сразу видно?

– Вот именно, дорогой мистер Шерберн.

– Ах вы, старый плут! – заорал я.

– Ну ладно, признаюсь, слыхал о тебе. Но хоть тебя и помотало по всей стране, говорок-то у тебя все равно остался – ни с чем не спутаешь. Да если хочешь знать, я бы с закрытыми глазами определил, что ты из Луизианы, а если поднапрячься, так еще и скажу, с Юга или с Севера.

– Бывают же прохиндеи! – удивился я.

– Так, последние слова указывают мне на то, что родился ты где-то в окрестностях… э-э-э… Рэкама. Нет?

Я спрыгнул на пол:

– Ах вы, негодяй! Отвечайте, кто вы такой!

– Скажи-ка, а живы ли еще твои почтенные родители, Хват?

Это была моя самая первая кличка. И услышал я ее, признаюсь, с трепетом.

– Назовите же, наконец, свое настоящее имя, – взмолился я.

– Меня так долго звали Доктором, что я его уже позабыл.

– Так, значит, вы жили в Рэкаме? Кажется, припоминаю вашу физиономию!

– Нет, я тогда ходил с усами, а они были крашеные, ты навряд ли меня вспомнишь.

Я так и прыснул.

– Ладно, – решил больше не приставать. – Ужасно рад встретить земляка, тем более человека из родного города.

– А знаешь, о чем я тут вспоминал, пока ты спал?

– Ну?

– Как ты подрался с сынком Порсона в школьном дворе.

– А вы что, были там?

– Помнишь, тогда еще чинили крышу на вашей школе?

– А! Да, кажется.

– Нас там было четверо, мы все бросили работу, чтобы посмотреть. И было на что полюбоваться! Порсон сшиб тебя с ног, схватил палку…

– Точно! – откликнулся я и приложил руку к брови – самый большой мой шрам остался именно от палки Порсона.

– Ну так вот, когда мы увидели, как из тебя хлещет кровь, решили, что он пробил тебе голову. Вместе с дружком я стал спускаться, чтобы надрать Порсону уши. Но на полдороге услышали, как двое других кричат с крыши: «Он встал! Он встал!» Я посмотрел вниз и увидел, как ты поднялся и, весь в крови, кинулся давать сдачи.

– Он так меня разукрасил, что самому было страшно смотреть. Я, наверное, только поэтому и победил.

– Поэтому, не поэтому, тебе виднее, но ты его здорово обработал, когда прижал к стене. Это уж я видел своими глазами. Только учти, брат, если тебя в Эмити кто уронит, уже не сможешь подняться. Потому что здесь палкой никто драться не станет.

Последние слова были произнесены таким серьезным тоном, что я невольно нахмурился.

– Кроме шуток, вы никак и вправду предупредить меня хотите?

– Какие тут шутки!

– Но у меня и врагов-то еще здесь нет…

– Ну и что? У тех двоих тоже не успели появиться, вернее, им так казалось. Но я скажу тебе, в чем дело. Дело-то все в том, что работенка, за которую ты взялся, впору только одному человеку.

– И кому же?

– Грешаму, кому ж еще!

– Значит, по-вашему, он один должен быть за все в ответе, и в его деле нет места для двоих?

– Ну а я тебе о чем толкую?!

Он опять умолк и, высунувшись из окна, стал за кем-то следить, медленно поворачивая голову. Я подошел и встал рядом. Под окнами проходила девушка с огненно-рыжими волосами. Несмотря на солнцепек, она шла с непокрытой головой, шляпа висела у нее за спиной на тесьме. При ходьбе незнакомка по-мужски стучала каблуками, и руки у нее тоже двигались совсем как у мужчины, а каштановый загар на них был как у паренька, который все лето загорал на берегу реки. Одета девушка была в платье из синего ситца, порядком выгоревшее на солнце. Вот все, что я успел заметить, – простенькое платье, рыжие волосы, размашистая походка. Но почему-то мне показалось, что привлекательнее женщины я еще не видел.

Не знаю, в чем тут дело, может, потому, что не видел ее лица? Или из-за красоты изгибов ее стройного тела, которое ткань облегала на ветру? Только сердце мое застучало с неистовой силой.

Я проводил ее глазами, пока она не свернула за угол.

– Эй! – раздался рядом голос Доктора. – Смотри не выпади из окна!

Я резко выпрямился. И наверное, слегка покраснел, но поделать с этим ничего не мог. Однако, чтобы скрыть смущение, вздохнул и пробормотал:

– Красотка! Правда, Доктор?

– А то! – подтвердил он.

– Как ее зовут?

– Дженни Лэнгхорн.

Я ожидал услышать что-нибудь этакое.

– Хорошее имя!

– Только прими к сведению – будет лучше, если ты тотчас выбросишь его из головы, а заодно и ту, кто его носит.

На этот раз от предостережения Доктора у меня вскипела кровь.

– Это еще почему?

– Остынь, – посоветовал он. – Считай, что на этой лошадке чужое клеймо, и нет к северу от Рио-Гранде ни одного смельчака, который захотел бы тягаться с тем, кто его поставил.

– Доктор, – рассердился я, – нехорошо обзывать пожилого человека вруном, но как же еще вас назвать после всех этих небылиц? Если она еще не замужем, скажи мне, что за глупец надеется сохранить для себя это сокровище?

– Питер Грешам, – ответил он и развалился в кресле, наслаждаясь моим смятением.

Глава 10
Удар по стойке

Я много слышал про любовь с первого взгляда и нисколько не сомневаюсь, что она существует, но, если человек влюбляется, посмотрев девушке в затылок, тут уж, извините, иначе как круглым дураком его не назовешь. Поэтому не могу сказать, чтобы Дженни Лэнгхорн сразу запала мне в душу, однако дело шло к тому, и шло очень быстро.

– Дай Бог так и не увидеть ее лица! – произнес я вслух.

– Многие говорили то же самое на твоем месте, – отреагировал Доктор. – Но скажи-ка, ты, вообще, влюбчивый юноша?

– О да! – честно признался я.

– Очень?

– Очень.

– Ну, тогда помоги тебе Господь! – вздохнул он сокрушенно. – А не врешь?

– Ха-ха! – воскликнул я. – Да я, между прочим, влюблялся в каждом городке, а на Западе бывал повсюду! Мне столько раз пронзали сердце, что шрамов не сосчитать.

– Ох и складно же ты загибаешь! Даже не знаю, верить тебе или нет. Но будем надеяться, что Дженни не положит глаз на такого пустомелю.

– Постойте-ка, – встрепенулся я, – вы ж ведь сказали, что она повязана с Грешамом?

– Ну, сказал.

– Но теперь по вашим словам получается, что она – вольная пташка?

– Нет, ты меня не понимаешь! Смотри не вздумай строить глупые планы на ее счет! Я тебе объясняю. Со стороны Грешама все решено. И Дженни вроде говорит, что не прочь за него выйти. Только вот помолвлены они были года три назад, а свадьбы все нет и нет!

– Три года назад? А сколько ей?

– Двадцать.

– То есть Грешам хотел с ней обручиться, когда ей было семнадцать?! Что это он, с ребенком да под венец?!

– Если ты думаешь, что три года назад она была ребенком, то сильно ошибаешься. Младенец был такой, что сам черт ему не брат! Нет, не возраст удержал Дженни от замужества, хотя у нее одна отговорка – не готова, мол, еще.

– Никогда не понимал женщин. Даже притвориться не мог, будто понимаю. Влюбиться в девушку – это я запросто, но вот узнать ее как следует – это дело хитрое.

Доктор кивнул.

– Тебе надо все подробно объяснять, как в книжке, а то ведь не поймешь, – проворчал он. – Неужели ты думаешь, что у девушки с такими волосами может быть покладистый характер? Да влюбись она по-настоящему, ей не то что Грешам, сам пресвятой архангел не указ! Поэтому и говорю, что зыбко у них все. Грешам ей нравится. Дженни даже думает, что любит его. Но он будет дурак, если не потащит ее силком венчаться. Она найдет себе другую партию.

Понемногу осмыслив сказанное, я сделал вывод:

– Тогда лучше с ней вообще не встречаться, а если и встречусь – отвернусь.

– Ага, поди увернись от мелкой дроби, когда шарахнут из обреза!

– Это вы к чему?

– А к тому, что от встречи с ней не уйти. Человек ты новый, она будет к тебе приглядываться, если решит, что первого взгляда мало. А тебе и глаз будет не отвести, будешь смотреть ей прямо в лицо, и столько, сколько она пожелает.

– Послушайте, Доктор, – сказал я обреченно, – вы меня зажали в тиски. С одной стороны достойнейший джентльмен, с другой – неотразимая девица. Что мне делать?

– Как раз к тому и веду, – пояснил Доктор. – На твоем месте я бы оседлал коня и пришпорил его так, чтобы он молнией вылетел из города! Поверь, здесь тебя ждут одни несчастья.

Я почти поверил ему, однако воспользоваться его мудрым советом не мог. В этом городе у меня было дело в тысячу раз лучше всех других работ, какие мне до сих пор подворачивались. Оставалось лишь пожалеть, что здесь живет девушка, которая заставляла мое сердце выпрыгивать из груди еще до того, как я увидел ее лицо. Я знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. От недобрых предчувствий у меня ослаб и заполнился тупой болью низ живота – примерно так же он болел целую неделю, после того, как мул лягнул в мое брюхо задним копытом.

– А вы, однако, много лишнего болтаете! – заметил я Доктору.

– Эх, сынок, – вздохнул он. – Я не сказал тебе и половины того, что мог бы!

Старик поднялся и пошел к выходу, но у самой двери остановился и с зевком сообщил:

– Меня к тебе приставили помощником. Поручили побыть у тебя на побегушках, познакомить с кое-какими обычаями и с несколькими парнями, которым хочется думать, будто все обычаи идут от них. Если понадоблюсь, нажми на кнопку, не успеешь повернуться, а я уже тут как тут!

Издав ленивый смешок, он вышел.

После его ухода я все спокойно обдумал и пришел к выводу, что старый пройдоха, посланный мне в помощь, решил поразвлечься, чтобы не терять времени даром. Это было самое простое объяснение всем его россказням. И все-таки кое-что из сказанного накрепко засело у меня в голове, и от этого хотелось поскорее узнать, что еще за истории он имеет в запасе.

На всякий случай я решил держать ухо востро. Прежде чем выйти из комнаты, зажмурился и спросил себя: «А может, и мне расхаживать без оружия?» Открыв глаза, ответил: «Нет, иначе поднимут на смех и понаделают во мне дырок!» Потом нацепил ремень с кобурами и стал медленно спускаться по лестнице, продолжая напряженно размышлять. Казалось, в словах Доктора правды было где-то на две трети. Работа, за которую я взялся, до сих пор была по плечу одному Грешаму. Уже двое рискнули его подменить и поплатились за это жизнью.

Странно, что такой честный и благородный человек, как Грешам, ничего не сказал мне об опасностях, не предупредил, что я встаю на дорогу, на которой уже лежат два трупа. Это было на него не похоже, и я чуть было в нем не засомневался.

А что же те двое? Им хватало и храбрости и ума, и все-таки не сдюжили? Почему?

На секунду вспомнив, какая тишь да гладь царила в питейном заведении Грешама, я вдруг понял, что в этом было что-то неестественное. В таких местах должна слышаться ругань, а иногда и выстрелы – по моему разумению, именно такой была здоровая обстановка бара. У него же самые несносные нарушители спокойствия вели себя как цирковые пони. Но когда вдруг менялся коновод, превращались в стадо диких мустангов и норовили снести новичку голову.

Надеясь, что мне повезет заступить на пост в часы затишья и будет время хоть немного освоиться, я вошел в салун.

Господь не внял моим молитвам! Оглядевшись, я увидел в зале человек двадцать – половина из них только что вернулась с приисков. Лица этих парней предвещали беды больше, чем лежало пыли на их плечах. Каждый словно был вырезан из динамита, а глаза горели, как пара фитилей! Никогда не видел одновременно столько опасных личностей!

Заметив меня, они не удовлетворились кривыми усмешками, а стали громко переговариваться.

– Смотри-ка! – фыркнул один. – Грешам устал от работы и назначил вместо себя школьную учителку!

– Да ну? Неужели серьезно? – поддержал другой. – Наверное, просто повеселить нас хотел!

Все это звучало забавно, но дело было нешуточное. И раздумывать не пришлось. Передо мной словно подбросили монету, и я должен был сказать, орел или решка, прежде чем она упадет к ногам. Я вам уже говорил, что люблю драться. Любил и люблю до сих пор – это у меня в крови. Но все равно мне не хотелось стрелять направо-налево, имея двадцатипятипроцентный интерес в том же зеркале за тысячу долларов, которое висело за стойкой.

Я прошел через комнату, склонив голову под тяжестью моих мыслей, чувствуя, что не совладаю с этой шумной толпой.

И тут с ясностью увидел, отчего двое моих предшественников не справились и были убиты: они пытались подражать Грешаму так же, как сначала собирался делать и я. А это, между прочим, ни им, ни мне было не с руки, потому как Грешам неповторим! В то же время у каждого есть свои преимущества, свои сильные стороны, и уж себя-то я не назвал бы слабаком. Короче говоря, я решил действовать по-своему.

Поэтому подошел к стойке и заорал что было мочи: – Эй, вы, барбосы облезлые! Привыкли, что Грешам с вами цацкается, как с нежными барышнями! Только я – не он, так что буду с вами обращаться, как вы того заслуживаете! А я, знаете ли, грубый, очень-очень грубый! Поначалу себя сдерживал, но терпение мое кончилось, теперь буду самим собой. Скажу вам, какой я из себя! Для вас я – серый волк, понятно? Серый волк, который всю жизнь жрет сырое мясо и очень любит хрустеть костями таких дворняг, как вы! Давно пора, чтобы вашу паршивую свору порвали на куски! Вот этим и займусь – отныне игра пойдет по моим правилам!

С этим словами я выдернул револьвер из кобуры таким образом, что он вылетел у меня из-за спины, вращаясь как волчок. Когда-то я потратил не один день на то, чтобы разучить этот дурацкий трюк. Я поймал кольт за дуло и ударил рукоятью по стойке с такой силой, что у всех заплескалась выпивка в стаканах, а на деревяной поверхности появилась вмятина, в которую можно было бы влить пару рюмок виски.

Глава 11
Три глотка «Старой Вороны»

Как вы могли догадаться, в мгновение ока я перехватил кольт за рукоятку, а левой рукой взялся за револьвер в другой кобуре. Следовало ожидать, что за моим выступлением последует гром ругательств, затем – пальба.

Но к моему удивлению и немалой радости, все затихли, глядя на вмятину, оставшуюся на полированном дереве. Между тем, когда я зашел в салун, в нем сидело не меньше дюжины парней, которые были бы не прочь посоревноваться со мною в стрельбе. И думаю, трое или четверо из них могли со мной расправиться.

Все дело в том, что тогда в Эмити я был еще никем – человеком без репутации. А репутация – это половина победы! Почему стрелок, занимающий второе место, вдруг становится первоклассным, одержав верх в каком-нибудь серьезном соревновании? Потому что к его прежней сноровке прибавилась репутация, и в этом-то весь секрет. Его рука становится тверже, глаз – вернее, а у противника ноги начинают ходить ходуном, он уже сам ждет поражения, зная, что рядом с ним сильнейший.

Так вот, эти ребята меня просто не знали, потому и хотели сожрать с потрохами до того самого момента, как я шлепнул револьвером по стойке. Но тут озадачились.

Я не стал ждать, пока они придут в себя, и гаркнул Сэму:

– Ну-ка, налей мне маленькую!

Сэм, Боже его благослови, увидел, как я, пробуя новую роль, лезу из кожи вон, и решил мне подыграть. Тут же с невозмутимым видом запустил по стойке большущий фужер, а вслед за ним ко мне подъехала бутылка «Старой вороны».

Мне сделалось худо. Я понял замысел Сэма и знал, что теперь мне не уйти от этого страшного наказания.

С виски я никогда не был особенно дружен. Что касается пива, то, как и все, люблю пропускать по кружечке в день. Но когда ввели запрет на крепкое спиртное, не слишком обижался на правительство. А из всех сортов виски, которые мне доводилось вливать в глотку, самым крепким была как раз «Старая ворона» – что ни рюмка, то удар под дых. На этикетках тогда писали: «Сто процентов взрывчатки!» Готов подтвердить, что это была чистая правда.

Теперь вы понимаете, отчего я так перепугался? Зато в баре все заинтересовались – смотрели то на меня, то на фужер, то на большую черную бутыль.

Что ж, я решил блефовать до конца – схватил ее за горлышко и оскалился.

– А-а, – зарычал, – пустоголовые выродки! Жалкие, никчемные слюнтяи! Нутро слабое, а глотки – во!

Адресуй я эту речь кому-то одному, он сразу полез бы в драку. Но поскольку я обращался ко всем, каждый мог пропустить оскорбление мимо ушей, робко покосившись на соседа.

Я опрокинул бутылку в фужер, а когда он наполнился до краев, поставил ее на место, расплескав некоторую часть содержимого по стойке.

– Видите? Это яд для всех доходяг, которые приезжают в Эмити, думая, что здесь им будет легко. И если раньше кому-то из вас жизнь в нашем городке казалась сладкой, то больше такого не будет, потому что теперь здесь я! Кому нужны неприятности, прошу ко мне. Сами приходите и других присылайте! Я пью за всех чертей, которые будут вас поджаривать в аду!

Внутренне холодея, я поднес отраву к губам. Храни Господь проходимца Сэма! Это был чай! Жиденький чай в бутылке из-под дьявольского зелья: из нее Сэм наливал себе рюмку-другую, когда назойливые посетители слишком часто лезли со своими «угощениями».

Толпа с жадным интересом следила за каждым моим движением. Я опорожнил фужер большими глотками, всего раз прервавшись, чтобы облизать губы. Настоящее пойло в таком количестве и страусу выжгло бы внутренности, не то что мне! Но я как ни в чем не бывало с грохотом поставил фужер и крикнул негру, который вытирал пролитый чай:

– Ах ты, жалкий кусок угля! Бьюсь об заклад, что ты разбавляешь выпивку!

Затем развернулся на каблуках – неспешно, дабы всем было видно, что у меня на глаза не навернулись слезы, а лицо не исказилось от поглощения ужасного напитка, – и медленно пошел к выходу.

Посетители как зачарованные молча смотрели мне вслед, но, подойдя к самой двери, я увидел, как один здоровенный тип сцапал Сэма за руку, когда тот хотел спрятать бутылку под прилавок.

– Погоди! – закричал верзила. – Дай-ка взглянуть, что ты ему налил. Не верю, что там «Старая ворона», – никто на свете не может ее так приговаривать, никто! Я встречал многих парней с луженой глоткой, видел, как шотландцы лакают свою бурду, но чтобы пай-мальчик вроде этого Шерберна мог так расправиться с виски – такого еще не видал! Говорю вам, ребята, в бутылке чай!

Я застыл в дверях, не потому, что хотел задержаться, просто мои ноги ослабли и отказывались идти. Если бы обман вскрылся, моя песенка была бы спета! Оставалось бы одно – вскочить на коня и гнать во весь опор, чтобы остаток жизни провести в скитаниях, перебираясь с места на место и делая ноги всякий раз, когда нелегкая сведет с человеком из этих краев!

Охваченный паникой, предчувствуя скорую погибель, я стоял и слушал, как этот мордоворот упивается всеобщим вниманием к своей особе.

– Вот почти что такой же фужер, как тот, из которого пил Шерберн! Сейчас я вам покажу, как легко выпить виски из этой бутылки не моргнув глазом! Я и пиво пью кружками на едином дыхании. Видите? Шерберн налил почти до краев, но у меня еще больше налито!

– Давай, приятель! – послышался дружный рев.

Заскрипели сапоги, и я понял, что толпа готова броситься за мной в погоню в тот же миг, когда верзила вольет в себя все до капли.

На мгновение наступила тишина, послышалось какое-то бульканье, хрипы, затем донесся слабый, сиплый стон:

– Будь я проклят! Это она, «Старая ворона»!

Я был спасен! Сэм – да благословит Господь его имя! – под самым носом у верзилы заменил бутылку с чаем на настоящей виски!

Я прекрасно понимал, что сделал для меня этот негр, – он спас мою шкуру, ни больше ни меньше! И теперь был обязан сделать для него две вещи: во-первых, извиниться за мое поведение, как только представится случай поговорить с глазу на глаз, а во-вторых, холить и лелеять мерзавца до конца моих дней!

Между тем вот так в Эмити у меня появилась репутация. К перестрелкам и поножовщине здесь давно привыкли, бойцовскими качествами было трудно кого-то удивить. Но оставалось одно поприще, на котором еще можно было отличиться: на Западе не сходили с уст имена самых заядлых выпивох, и тот, кто мог перепить остальных, пользовался особым почетом. Можно даже сказать, что геройство такого рода ставилось выше храбрости в бою.

Поэтому не прошло и пары часов, как весь город заговорил обо мне. Не о том, как я ввалился в салун и обратился к толпе с бесстрашными речами, а о том, как залпом выпил огромный фужер виски и не повел бровью.

Моя благодарность Сэму не знала границ. Едва выдалась возможность, я послал за ним и стал дожидаться в моем кабинете, точнее, в кабинете Грешама, разумеется.

Черномазый вошел, сверкая улыбкой от уха до уха.

– Сэм, – заявил я, – ты великий человек! У тебя хватило бы мозгов управлять Соединенными Штатами Америки! Знаешь, что с тобой сделали бы, узнав, что ты подменил бутылку?

– А то как же! – радостно откликнулся Сэм, сверкая белками. – Еще бы не знать! С бедного Сэма содрали бы кожу и положили подсыхать на солнышке!

От его слов у меня по спине пробежали мурашки, хоть я понимал, что он чуточку преувеличивает. Однако то, что Сэм сказал в следующий миг, встревожило еще больше.

– Надо бы исполнить номер на бис, мистер Шерберн!

– Чтоб мне пусто было, если я его повторю!

– Напрасно вы так, – произнес он с укоризной. – Вас будут уважать еще больше, чем мистера Грешама!

Конечно, было приятно, что негодяй отодвигает старого хозяина на задний план, стараясь польстить новому, пусть даже таким образом, но ведь и меру надо знать.

– Подумайте, сэр! – между тем продолжил он. – Мистер Грешам и стрелял метко, и бил крепко, и приказать умел так, что все его слушались, но чтобы прикончить такой фужер виски – этого он не мог! – Сэм хитро ухмыльнулся. – Слышал я, кое-кто из ребят готов поставить пятьдесят долларов на то, что вы сегодня же опять это проделаете.

– Скажи им, не дождутся! – обозлился я.

– Но мистер Шерберн! Я уже объяснил им, что у вас давно вошло в привычку выпивать по четыре таких стакана в день.

– Боже мой! Четыре?!

– Ну да! Три кварты – ваша дневная норма.

– Сэм! Три кварты?! И тебе поверили?

– Почему бы нет? Они верят в то, что видят своими глазами: так что, когда заглянете под вечер, я вам побольше стакан подберу.

Я так и обмер! Однако Сэм подкрепил свою идею довольно убедительным аргументом:

– Вам главное – все время быть на высоте, мистер Шерберн, тогда с этим народцем у вас не будет хлопот. Почему? Да все потому, что они как дети. Если кому подчиняются, то должны смотреть на него снизу вверх, ну а дал слабину, так начнут воротить нос и очень скоро спишут со счета.

– Иначе говоря, ничто не помешает пристрелить беднягу?

– Другими словами, да.

Нельзя было не признать, что рассуждал он весьма здраво. И хотя мне вовсе не хотелось проделывать этот дурацкий фокус четырежды в день, я должен был быть благодарен Сэму за то, что он указал хотя бы такой способ укрепления моего авторитета.

– У меня уже все заготовлено, – заверил он. – Припас бутылку настоящей «Старой вороны». Пусть ребята видят, что вы каждый день употребляете свои три четверти, чтобы не потерять форму.

– Ну и как ты мне прикажешь их употреблять?

– Кварту до завтрака, перед тем как подняться, еще одну – днем, а третью – перед сном. Всю жизнь так и пьете. Для пользы желудка.

– Спасибо, что позволил хоть две кварты выпивать за кулисами.

– Я знал, что вы будете довольны. Сперва думал вливать в вас в салуне две кварты, но потом решил, что от такого количества чая у вас еще, не дай Бог, начнется несварение.

Тут уж мне оставалось только руками развести! По-своему Сэм был настоящим гением.

Итак, каждый день я должен подваливать к стойке и, небрежно облокотившись на нее, рассуждать о старых добрых временах, когда люди умели пить, сетовать на то, какая малахольная пошла молодежь, а затем залпом выпивать фужер холодного чая на глазах у посетителей, охваченных благоговейным ужасом.