Текст книги "Горе господина Гро"

Кроме того, я с детства испытывал искренний интерес к людям, обожал совать нос в чужие дела и по мере возможности их улаживать, причем исключительно ради собственного удовольствия – надо же как-то развлекаться. Еще в бытность свою послушником Ордена Семилистника я не раз утрясал ссоры, распутывал интриги и помогал отделываться от неприятностей – не только своим ровесникам, но и взрослым Магистрам. Это меня забавляло, помогало упражнять ум и одновременно давало мне некоторую власть над окружающими. Принимая в расчет мой юный возраст и более чем скромный статус, можно представить, насколько важным казалось мне последнее обстоятельство. Авторитет мой особенно вырос после истории с одним Старшим Магистром, которого долгое время считали пострадавшим от таинственного проклятия и тщетно пытались исцелить, или хотя бы установить личность околдовавшего его недруга, пока я не выяснил, что загадочные припадки бедняги объясняются всего лишь чрезмерным пристрастием к неизвестным в Соединенном Королевстве уандукским любовным пилюлям. Удивительно, но никому, кроме меня, в голову не пришло элементарно соотнести регулярные обострения его плачевного состояния с прибытием торговых кораблей из Куманского Халифата, проследить за передвижениями несчастного за стенами Иафаха, расспросить знающих людей в порту и, наконец, подкупив уборщика, как следует порыться в покоях больного. Так, собственно, всегда и случалось: ничего из ряда вон выходящего я не предпринимал, но почему-то постоянно оказывался единственным человеком, способным задавать простые вопросы, находить удовлетворительные ответы, делать логичные выводы и совершать разумные поступки. Постепенно я стал своего рода знаменитостью – в узком кругу собратьев по Ордену, конечно, но все-таки.

Впрочем, в Ордене Семилистника в ту пору царили не слишком строгие порядки, так что уста моих старших коллег не были связаны клятвой молчания за порогом резиденции. Поэтому они при случае охотно рассказывали обо мне родственникам, друзьям, возлюбленным и просто случайным собутыльникам. Так, собственно, и создаются репутации; ничего удивительного, что возвращаясь в Ехо из очередной поездки, я всякий раз обнаруживал гору писем и приглашений не только от приятелей, но и от совершенно посторонних людей; большинство оказывались завуалированными просьбами о помощи, прочие были продиктованы желанием заранее свести полезное знакомство – мало ли, вдруг пригодится. Это было, чего греха таить, приятно. Когда тебе чуть больше сотни лет, внимание и уважение окружающих льстят самолюбию, и ничего тут не поделаешь.

Ну и сами по себе чужие проблемы нередко оказывались чрезвычайно интересными. Я любил решать сложные логические задачки, действовать, полагаясь исключительно на чутье, мне тоже очень нравилось, а проделывать то и другое одновременно – вообще ни с чем не сравнимое удовольствие. Уж всяко не хуже приключений, ради которых я путешествовал, так что перерывы между моими поездками становились все продолжительней. Я и сам не заметил, как начал задерживаться в столице на полгода, а то и больше. Я разыскивал пропавших людей, зверей, драгоценности и амулеты, помогал избавиться от наложенных втайне проклятий, прекращал опасные сплетни и способствовал распространению полезных слухов, обнаруживал подлинных инициаторов неприятных происшествий и помогал оправдаться невиновным. Все это было очень кстати, поскольку городская полиция в ту пору годилась только разнимать пьяные драки – да и то при условии, что их затеяли портовые нищие, а не Младшие Магистры провинциальной резиденции какого-нибудь задрипанного ордена, – так что горожане выкручивались как могли, а могли они только махнуть рукой, ну или позвать человека вроде меня. Проблема состояла в том, что я был один и, к тому же, то и дело куда-нибудь уезжал. Впрочем, эти обстоятельства только повышали мою ценность в глазах окружающих.

Поскольку я не имел обыкновения брать плату за свои услуги, заинтересованные лица навсегда оставались моими должниками; несмотря на молодость, я понимал, что это куда более весомый вклад в собственное будущее, чем именной сейф в Управлении Больших Денег, и был совершенно прав. Некоторые тогдашние истории продолжают окупаться до сих пор, а ведь четыре с лишним столетия прошло, даже не верится.

К слову сказать, именно тогда я понял, что мне нравится приводить Мир в порядок. Я никогда не был добросердечным человеком; искренне интересуясь людьми, я не испытывал к ним ни любви, ни даже сочувствия, тем не менее, мне нравилось улаживать их дела и восстанавливать справедливость. Точно так же я отношусь к собственному жилищу: не могу сказать, будто я к нему так уж привязан, порой по дюжине дней кряду не появляюсь дома, однако мне совершенно необходимо знать, что там все в порядке, вещи стоят на своих местах, кухня сверкает чистотой, а слуги сыты, довольны и не переутомлены работой. Это, разумеется, является не главной целью моей жизни, но совершенно необходимым условием ее правильного течения.

В присутствии отца я продолжал притворяться бессмысленным болваном. По правде сказать, не слишком старательно. И расставался с этой ролью, как только выходил из дома, полагая, что о происходящем за пределами своего квартала Хумха никогда не узнает, благо никаких газет в ту пору не было, а завести дружбу с соседями, которые боялись его как огня, отцу так и не удалось. Самое поразительное, что в этом отношении я оказался абсолютно прав: о моих успехах Хумха узнал много позже; говорят, именно это открытие его и доконало, но я, честно говоря, сомневаюсь. Избранный им образ жизни кого угодно мог загнать в могилу, отец еще на удивление долго продержался.

Вот если бы Хумха умер в ту пору, когда я жил рядом с ним, я бы счел обвинения в свой адрес более-менее справедливыми. Отношения наши день ото дня становились все хуже. Обычная история: отец полагал, что я недостаточно хорош для высокого звания его наследника, мне же казалось, что быть единственным сыном Магистра Хумхи Йоха – серьезное несчастье, что-то вроде неизлечимой болезни, и я был недоволен ничтожными размерами регулярных компенсаций. Мы умудрялись досаждать друг другу, почти не встречаясь, благо для ссор вполне достаточно Безмолвной речи, было бы желание.

В конце концов, Хумха решил, что никчемный бездельник вроде меня должен обладать более покладистым характером. Дескать, если от тебя нет никакой пользы, пусть хотя бы удовольствие будет. Теоретически это правильный подход. Проблема в том, что никчемным бездельником я отродясь не был, но кто ж виноват, что старик отец принял мое притворство за чистую монету. И решил немного мне помочь – превратить в симпатичного, обаятельного, приятного во всех отношениях господина. Конечно, простому горожанину, каким стремился стать Хумха, колдовать не к лицу, но чего не сделаешь ради блага своего ребенка. Родительская любовь – страшная сила, я всегда это говорю.

В один прекрасный день отец позвал меня на обед. Сколь бы напряженными не были наши отношения, я всегда с удовольствием принимал его приглашения к столу, потому что в кулинарном искусстве Хумхе не было равных. С детства приученный к наилучшему, я никак не мог привыкнуть к другой кухне. Это сейчас я способен наслаждаться разнообразием и прощать несовершенства, а в молодости полагал всех прочих поваров чуть ли не отравителями и использовал всякую возможность поесть отцовской стряпни – единственное мое пристрастие, которое Хумха всецело одобрял и поощрял.

Среди поданных к столу блюд было несколько незнакомых. Меня это не насторожило, отец любил экспериментировать и вечно придумывал что-нибудь новенькое. Даже когда густой суп с какими-то неведомыми травами оказал на меня воздействие, схожее с опьянением, я не почуял подвоха, а порадовался дополнительному удовольствию. Съел полную тарелку, откинулся на спинку кресла, наслаждаясь непривычным для меня благодушным настроением. Только когда Хумха принялся внимательно меня разглядывать, а потом одобрительно произнес: «Ну вот, совсем другое дело», – я смутно заподозрил неладное. Но поскольку чувствовал себя как нельзя лучше, суетиться не стал, спокойно завершил трапезу, поддерживая скучный разговор о хозяйственных делах и ценах на Сумеречном рынке, вежливо поблагодарил отца, принял от него тяжелый кошель, порадовался внезапному приступу щедрости – он редко отказывал мне в деньгах, но никогда прежде не давал их по собственной инициативе – попрощался и отправился к себе, удивляясь, как плохо сидит на мне одежда. То ли слишком тесная, то ли слишком длинная, так сразу не разберешь, а ведь полчаса потратил на одевание и вроде был вполне доволен результатом. Хорошо еще, думал я, что Хумха, вопреки обыкновению, не взялся критиковать мой гардероб – сегодня мне, пожалуй, пришлось бы с ним согласиться.

Только дома, поглядев в зеркало, я обнаружил, что стал заметно ниже ростом, шире в кости и плотнее. Лицо тоже изменилось почти до неузнаваемости; присутствующие здесь мои юные коллеги могут засвидетельствовать, насколько мой обычный, с их точки зрения, облик отличается от настоящего – того, что вы видите сейчас. Удивительное дело, я совсем не рассердился и почти не встревожился. Благодушие мое было несокрушимо. Я набил трубку, сел в кресло и принялся спокойно обдумывать случившееся.

Что все эти неожиданные перемены – дело рук Хумхи, я не сомневался с самого начала. И суп с травами тут же вспомнил – то-то я после него как пьяный был, нормальная реакция крепкого организма на колдовское зелье. После недолгих размышлений, я пришел к выводу, что несвойственное мне прежде спокойствие и философский, так сказать, взгляд на вещи – тоже следствия отцовской ворожбы. Впрочем, соображать это непривычное состояние не мешало, скорее наоборот – что ж, и на том спасибо.

Хумха и прежде не раз предпринимал попытки исправить меня при помощи магии, помнится, как-то раз даже в каменную статую превратил, прослышав о моих скромных подвигах на поприще морского пиратства. Дело выеденного яйца не стоило, обычная мальчишеская шалость, но отец был потрясен до глубины души. Потом, конечно, остыл, устыдился и вернул меня в прежнее состояние, а я был так зол, что несколько дней кряду всерьез обдумывал планы мести, пока не отвлекся на более интересные дела. Однако я всегда понимал, что все эти его выходки продиктованы скорее всплеском эмоций, чем тщательно продуманной стратегией и, по большому счету, совершенно безобидны, что-то вроде пощечины, символизирующей беспомощность и уязвимость самого агрессора.

Теперь же, когда отцу удалось не просто наказать меня, но переделать в соответствии с собственными представлениями об идеальном сыне, я впервые совершенно на него не рассердился, просто отметил, что на этот раз дело зашло слишком далеко. Хумха перегнул палку, превысил полномочия, сунулся, куда его не просили. И, несмотря на то, что результат мне скорее нравился, следовало предпринять меры, чтобы подобное не могло повториться. Проще говоря, уносить ноги.

Я набил еще одну трубку, послал зов своему приятелю, которого несколько дней назад проводил в Куманский Халифат, снабдив многочисленными рекомендациями и советами, вкратце обрисовал ситуацию, спросил, могу ли я пожить в его квартире, пока буду искать себе подходящее жилье, и получил согласие. Сборы не отняли много времени. Одежда, сшитая на прежний рост, была мне теперь ни к чему, сентиментальной привязанности к сувенирам я не испытывал, книги предпочитал по мере надобности брать в библиотеке Иафаха, пользоваться которой мне позволили и после ухода из Ордена, а к амулетам, изготовленным Хумхой, я даже прикасаться не хотел. Собрал деньги, драгоценности и курительные принадлежности, взял сумку под мышку, вышел из дома и больше никогда туда не возвращался.

Конечно, я предпринял немало попыток стать таким, как прежде. Собственная внешность всегда была мне более-менее безразлична, я то и дело менял ее при каждом удобном случае, для дела, или просто так, чтобы развлечься, а неведомые прежде спокойствие и благодушие скорее нравились, чем нет, но все-таки я предпочел бы избавиться от последствий отцовской ворожбы. Этого требовало мое чувство собственного достоинства. Однако ни я сам, ни мои приятели из Семилистника, к которым я в конце концов обратился за помощью, не смогли ничего поделать. Все-таки Хумха Йох был великим колдуном, куда нам всем до него.

Я всегда неплохо разбирался в естественных науках; знания эти позволили мне выдвинуть гипотезу, что по мере удаления от Сердца Мира чары, наложенные Хумхой, должны рассеиваться. Не откладывая в долгий ящик, я съездил в Ландаланд, убедился в своей правоте и возликовал, но, поразмыслив, решил, что пока не испытываю желания навсегда переезжать из столицы Соединенного Королевства в провинцию или за границу. Тем более что новый облик и прилагающееся к нему настроение были скорее приятны и удобны, чем нет, а теперь, когда я нашел способ от них избавиться, все это стало хоть немного походить на добровольный выбор.

Виновнику моих метаморфоз я написал письмо и вежливо, но твердо сообщил, что отныне не желаю иметь с ним никаких дел, денег больше не попрошу, а при первом же удобном случае непременно верну все, что брал прежде. Отец был совершенно ошеломлен таким поворотом, он бомбардировал меня письмами, которые я сжигал, не читая, чуть ли не ежедневно пытался связаться со мной при помощи Безмолвной речи, но к тому времени я преуспел в создании защитного барьера, так что задушевный разговор, на который он, не сомневаюсь, рассчитывал, так и не состоялся. Многие, я знаю, считали меня бессердечным, и это довольно близко к правде: я не испытывал ни гнева, ни сочувствия, лишь колоссальное облегчение от принятого решения никогда больше не встречаться с отцом и не иметь с ним ничего общего. Что сделано, то сделано, думал я, но наступать второй раз на те же грабли я не стану. Мало ли во что он превратит меня в следующий раз. Нет уж, хватит.

Обещание вернуть отцу потраченные на меня деньги я выполнил: выплатил долг Хумхе всего за шесть лет, благо почти сразу получил прекрасную должность при Королевском дворе. Репутация – великое дело, я сам не ожидал, что все окажется настолько просто, стоило лишь задуматься о том, как я буду теперь зарабатывать на жизнь, и блестящие предложения посыпались на меня одно за другим, оставалось выбрать самое выгодное. А двор Его Величества Гурига Седьмого представлялся мне весьма неплохим местом, по крайней мере, для начала.

За несколько дюжин лет я сделал блестящую карьеру при дворе, заодно спас несметное число репутаций и даже пару-тройку жизней, обзавелся немыслимым количеством вечных должников и непримиримых врагов (нередко в одном лице), после чего наконец понял, что придворная жизнь мне смертельно надоела и, к неописуемому изумлению Короля, позволил интриганам отправить меня в отставку. Его Величество с уважением отнесся к моему выбору и не стал вмешиваться, однако прощаясь, выразил надежду, что у меня найдется время и желание послужить ему в каком-нибудь другом качестве, а в каком именно – это я должен решать сам. В переводе с придворного языка на человеческий это означало обещание назначить меня практически на любое место, которое я захочу занять. Я сказал, что серьезно обдумаю это великодушное предложение, и отправился в Уандук – с тех пор, как отцовская стряпня стала мне недоступна, я утешался воспоминаниями о мастерстве куманских и шиншийских поваров, так что выбрать подходящее место для отпуска было несложно. Тем более что древние секреты Уандука интересовали меня почти в той же степени, что и местная кухня; убедившись к тому времени, что на нашей угуландской Очевидной магии свет клином не сошелся, а выдающихся способностей к так называемой «Истинной» у меня, увы, нет, я решил при случае сунуть нос в тайные дела куманцев и, скажу без ложной скромности, вполне в этом преуспел.

Очарованный открывшимися возможностями, я первое время всерьез подумывал посвятить остаток жизни неспешным путешествиям из Куманского Халифата в Шиншийский и обратно, но довольно быстро заскучал по столичной суете, веселой магии Сердца Мира и, смешно сказать, по благодушному, снисходительному к чужим слабостям умнику, в которого я там превращался. Так что несколько лет спустя я вернулся в Ехо и тут же принялся искать себе новое занятие. Проблема состояла даже не в том, что уандукские похождения и покупка дома на Гребне Ехо изрядно истощили мой кошелек, просто с возрастом я обнаружил, что для человека моего склада долгое безделье куда более утомительно, чем повседневные труды.

Ответ пришел сам собой и оказался для меня совершенной неожиданностью.

Вскоре после моего возвращения в доме ближайшего соседа, симпатичного старого купца Мухрая Бьятты случилось несчастье. Таинственный грабитель, достаточно умелый и могущественный, чтобы усыпить бдительность нескольких дюжин охранных амулетов, пробрался в дом, вынес оттуда сундук с драгоценностями, а хозяина, когда тот попытался ему помешать, недолго думая, превратил в огромную рыбу и выпустил в Хурон – это я уже потом выяснил, а поначалу считалось, что старик бесследно исчез. Полицейские, как всегда, бездействовали, а когда родственники Бьятты стали скандалить, требуя расследования, недолго думая, арестовали его внука, который жил в доме деда – дескать, если парень не пострадал, значит он и есть преступник. Тот факт, что молодой человек был владельцем доброй половины украденных ценностей и занимал комнаты на третьем этаже, куда грабитель попросту не добрался, во внимание принят не был. Мальчика заперли в одном из подвалов Управления Полного Порядка и почти сразу забыли, на допросы не вызывали, даже кормили через раз.

Дело кончилось тем, что отчаявшиеся родственники моих соседей обратились ко мне, и я с удовольствием принялся за дело. Не вдаваясь в детали, скажу, что нашел и грабителя, и почти все украденные вещи, и, что оказалось самым трудным, самого старика, вернее, рыбу, в которую он превратился; вернуть ему прежний вид я не сумел, но тут пригодилась моя старинная дружба с ребятами из Семилистника, так что Мухрай Бьятта снова стал человеком, хотя от привычки спать в бассейне, насколько мне известно, не избавился до самой смерти. Ну да невелика беда.

Но сложнее всего оказалось убедить полицейское начальство взять под стражу пойманного мною грабителя и, соответственно, выпустить Бьятту-младшего. Дескать, знать ничего не желаем, мало ли кого вы тут нам привели, настоящий преступник уже давно арестован, вот, кстати, пора бы его опять допросить, вдруг признается.

Отчаявшись добиться от полицейских мало-мальски разумного поведения, я запер грабителя в собственном подвале, благо с моими охранными амулетами он справиться не мог, и отправился к Королю. Роль ябедника никогда меня не прельщала, но уж больно эти дурни из полиции меня рассердили. Ну и мальчишку надо было выручать, как ни крути.

Король внимательно меня выслушал и тут же все уладил, а мне сказал буквально следующее: вместо того, чтобы жаловаться на существующее положение дел, следует его изменить. И добавил, что в роли начальника полиции Правого Берега от меня будет куда больше пользы, чем от любого другого гражданина Соединенного Королевства. Дескать, он сам теперь удивляется, почему не подумал об этом раньше, да и я хорош: давно мог бы понять, что это занятие подходит мне куда больше, чем любое другое.

Сказать, что я был изумлен, – значит ничего не сказать. Но открыто возражать Королю не решился, только попросил дать мне время на размышления. Гуриг согласился, но велел не упускать из виду: пока я думаю, нынешний начальник полиции будет по-прежнему занимать свое место, потому что выгнать его взашей – дело нескольких минут, но заменить, увы, некем. Это был очень серьезный аргумент. Я-то намеревался тянуть паузу как минимум полгода, но пришлось уложиться в два часа, да и те я потратил в основном на прощание с мечтами о спокойной, размеренной жизни и необременительных трудах на досуге. Впрочем, если бы я был способен заглянуть в будущее и своими глазами увидеть, что мне предстоит, я бы, пожалуй, все-таки сбежал обратно в Куманский Халифат, на худой конец занялся бы там торговлей рабами – а что, прекрасная профессия, и дней свободы от забот уж всяко побольше, чем у полицейских.

Однако я был все еще молод и неопытен, а потому никуда не сбежал.

…Добрая дюжина лет ушла у меня только на то, чтобы полностью сменить кадры. Ясно, что городская полиция – не магический Орден, лучших из лучших туда на службу не зазовешь, как ни старайся. Моя задача выглядела куда скромнее: найти и набрать к себе хоть мало-мальски сообразительных, здравомыслящих и способных к обучению людей. Но особенно высоко я ценил в подчиненных храбрость и – я знаю, это признание в моих устах прозвучит довольно неожиданно – доброе сердце. Полицейский, которого легко напугать, смешон; полицейский, равнодушный к чужому горю, страшен – эта нехитрая формула будет весьма неуместно выглядеть на страницах ученого трактата, зато на практике – самое то, цены ей нет.

Отбирая и обучая своих ребят, я учился вместе с ними. В сущности, я оказался совершено не готов к своей роли. Кто бы мог подумать, что изо дня в день поддерживать порядок на городском рынке много сложнее, чем распутывать хитроумные придворные, или даже орденские интриги? А если учесть, что рынков в столице несколько дюжин, можно представить, насколько серьезно я влип. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что в первые годы был всего лишь меньшим злом, чем мой одиозный предшественник – невелико достижение. Но время всегда работает на того, кто готов учиться, не жалея себя, так что уже пару лет спустя слово «полицейский» перестало звучать в устах горожан как оскорбление. Люди понемногу привыкали к мысли, что в случае неприятностей можно смело обращаться в Управление Полного Порядка: не факт, что там непременно помогут, но, по крайней мере, в подвале не запрут и пинком на улицу не вышвырнут, а внимательно выслушают и даже кружку камры нальют в утешение. Ну а когда вмешательство полиции приносило реальную пользу, на нас смотрели как на великих чудотворцев, сколь бы скромным не казалось это достижение нам самим. Прошло еще немного времени, и столичные мальчишки начали с удовольствием играть в полицейских, а бывшие приятели, прекратившие со мной всякие отношения, когда я вступил в должность, принялись слать письма с извинениями; впрочем, у меня не было времени их читать. Да что там письма, о смерти родного отца я узнал из ежевечернего рапорта о прискорбных происшествиях, не требующих расследования, а потом до конца года не мог выкроить полдня, чтобы получить причитающуюся мне по завещанию часть наследства – впрочем, более чем скромную. Работа захватила меня целиком, к тому времени я как раз научился получать от нее такое удовольствие, что окончательно перестал мечтать не только об отставке, но даже об отпуске. Уйти и пропустить все самое интересное?! Ну уж нет.

К началу бурной эпохи, которую теперь называют Смутными Временами, вверенная мне Правобережная полиция была уже более-менее готова к тому, чтобы совершить невозможное. Конечно, о поддержании идеального порядка в столице государства, где полным ходом идет гражданская война, не могло быть и речи. Но в том, что большая часть зданий избежала разрушения, ремесленники, знахари и торговцы продолжали заниматься своими делами, уличные грабежи не стали нормой, а в порт по-прежнему заходили иноземные торговые корабли, есть наша немалая заслуга. Слушая легенды, которые до сих пор рассказывают обо мне в столице, я и сам с трудом в них верю, хотя кому как не мне знать, что все это не просто правда, но малая и, положа руку на сердце, не самая интересная ее часть.

После принятия Кодекса Хрембера я принял предложение Джуффина Халли и занял место Мастера Слышащего в Тайном Сыске, уж больно хороши были предложенные условия: увлекательная работа, особое положение, одно из самых высоких жалований за всю историю Соединенного Королевства, почти неограниченные представительские расходы и свободное расписание. Впрочем, с точки зрения моего нового начальства это заманчивое словосочетание означало круглосуточную занятость, так что тут я, конечно, дал маху.

Кроме всего, я с самого начала прекрасно понимал, что самое интересное теперь будет происходить на этой половине Управления Полного Порядка. А возможность быть в курсе последних новостей я всегда считал немаловажной частью платы за мой труд.

Как и следовало ожидать, мои старые, опытные сотрудники не ужились с новым начальством и с удовольствием воспользовались возможностью уйти в почетную отставку, поэтому нынешняя городская полиция – это уже, конечно, совсем не то. Но худо-бедно работает, людям особо не вредит – и хвала Магистрам. В любом случае, меня это уже давно не касается. Я – живая легенда, историческая реликвия, какой с меня спрос.

К тому моменту, о котором пойдет речь, я уже почти четыре дюжины лет прослужил в Тайном Сыске. Это означает, что по-настоящему трудные времена давно миновали. Соединенное Королевство оправилось от последствий Смутных Времен и войны за Кодекс, граждане худо-бедно, а привыкли соблюдать новые законы, самые отчаянные мятежники сидели в Холоми, а прочие пребывали в изгнании и, хвала Магистрам, навещали столицу далеко не каждый день. Я стал регулярно ночевать и даже завтракать дома – неслыханная роскошь. Это что, Джуффин даже жениться как-то ухитрился, а ведь мое так называемое «свободное расписание» выглядело таковым только на фоне его напряженного графика. Впрочем, если верить слухам, его жена вечно была занята какими-то невообразимыми делами, о которых никто ничего толком не знал, зато фантазировали, не ведая меры. В столице ее боялись куда больше, чем самого Джуффина, к которому, в конце концов, просто успели привыкнуть. Ребята из Семилистника, помнится, вовсю судачили, будто Кеттариец сдуру женился на древнем Магистре, похитившим прекрасное женское тело после того, как до дыр износил собственное. Зная Джуффина много лет, не думаю, что он мог так ошибиться; с другой стороны, с него бы вполне сталось совершить подобный поступок совершенно сознательно. Впрочем, все это не моего ума дело, пусть он сам рассказывает вам о своей семейной жизни, если пожелает.

Народу в Тайном Сыске тогда было поменьше, чем теперь: я, Джуффин Халли, Ренива Калайматис, его секретарь и официальный представитель Ордена Семилистника в одном лице, покойный Мастер Преследования Тотохатта Шломм и Шурф Лонли-Локли, который в те дни еще носил Мантию Смерти и официально считался самым опасным существом в Соединенном Королевстве – это все. Джуффин, помню, вечно зудел, что еще пара-тройка сотрудников ему бы не помешала, да где их, дескать, взять, и был по-своему прав. Зато все мы состояли в Тайном Сыске с момента его создания и за сорок пять лет успели отлично сработаться. Когда я был начальником Правобережной полиции, запутанные расследования и опасные стычки казались мне желанным отдыхом от непрерывного обучения бестолковой молодежи, с тех пор я превыше всего ценю в коллегах способность понимать меня и друг друга с полуслова, а нам, как правило, взгляда было достаточно. Особенно хороши были ежедневные совещания, которые обычно начинались в полной тишине и завершались три минуты спустя фразой Джуффина: «Ну да, можно и так». Позже, когда у нас все-таки появились новые сотрудники, старой гвардии пришлось стать гораздо многословней; впрочем, в этом тоже можно находить определенное удовольствие.

Моя должность в Тайном Сыске называется «Мастер Слышащий»; строго говоря, она была придумана специально для меня, с учетом моих склонностей и пожеланий. По сей день моя основная обязанность – знать, что происходит в столице. Смотреть, слушать, сопоставлять и анализировать факты, делать верные выводы, прогнозировать развитие ситуации и вмешиваться, когда сочту нужным. Сказать по правде, я всю жизнь занимался этим для собственного удовольствия, просто Джуффин дал мне возможность развернуться как следует. Он вообще великий мастер добиваться от людей максимальной отдачи; как я понимаю, его великий секрет состоит в том, чтобы требовать от каждого человека именно то, что он хочет делать – даже если сам об этом пока не догадывается.

С точки зрения стороннего наблюдателя, моя работа представляет собой череду непрерывных развлечений. Целыми днями я разгуливаю по городу, сижу в трактирах, делаю покупки на рынках и в модных лавках, скучаю на Королевских приемах, навещаю старых приятелей, завожу новые знакомства, регулярно заглядываю в Квартал Свиданий, пляшу на чужих свадьбах, играю в кости с матросами и наслаждаюсь, посещая концерты. Это, ясное дело, далеко не все, но, в общих чертах – достаточно. Изменять внешность я, хвала Магистрам, научился еще в юности, поэтому мое присутствие всегда и везде кажется уместным и никого не смущает. Понятно, что интересуют меня не столько развлечения, сколько чужие разговоры и мысли – к вашему сведению, большинство людей довольно громко думают. К сожалению, по большей части, о ерунде, хотя встречаются и занимательные случаи. Разумеется, мне пришлось обзавестись множеством агентов, способных внимательно слушать и убедительно говорить, а в случае нужды – действовать, но, хвала Магистрам, у меня неплохое чутье, благодаря которому я сам обычно оказываюсь в нужное время, в нужном месте и довольно редко пропускаю по-настоящему интересные вещи.

Обычно, когда мне вдруг приходит в голову бросить все дела на самотек, вернуться домой пораньше и как следует выспаться, это означает, что ночь в столице будет скучная – в наилучшем, с точки зрения стража порядка, значении этого слова. Однако дождливым осенним вечером сорок пятого года Эпохи Кодекса я, сам того не ведая, отправился домой лишь потому, что самому интересному событию этой ночи предстояло случиться в моей собственной спальне.

Поначалу ничто не указывало на возможность такого поворота: я отпустил слуг отдыхать, принял ванну, напился камры и с удовольствием почитал в постели – роскошь, которую в те времена нечасто мог себе позволить. А когда решил, что на сегодня хватит и обратился к лампе с просьбой погаснуть, в спальне появился призрак моего отца, Хумхи Йоха, и спутал все мои планы – если бы только на ближайшие часы!

Но об этом я пока не догадывался, а потому воззрился на привидение с любопытством и даже симпатией. Не могу сказать, будто меня так уж мучила совесть, и все же я не раз думал, что зря не попрощался с умирающим стариком по-человечески. Если учесть, что служебное положение и в те дни обязывало меня быть в курсе всех городских новостей, проморгать кончину собственного родителя было как минимум непрофессионально, а делать промахи я никогда не любил. И вдруг жизнь предоставила мне шанс исправить ошибку, пусть даже с опозданием на две сотни лет.