Текст книги "Так берегись"

Переступая порог Управления, я снова поймал себя на раздражённом ворчании: какой вообще смысл жить в Магическом Мире, если приходится ходить на одну и ту же работу изо дня в день? Но пресёк унылый внутренний монолог в самом начале, ещё и мысленно залепил себе затрещину за враньё. Потому что, во-первых, у меня давным-давно настолько свободное расписание, что мог бы практически не заглядывать в Управление, если бы сам того не хотел. А во-вторых, за счастье ежедневно ходить сюда на работу мне ещё предстоит побороться. Вернее, невесть сколько ждать, когда эта работа снова станет моей – если вообще когда-нибудь станет. И от этого «если», честно говоря, впору сойти с ума.

Дверь Джуффинова кабинета, вопреки обыкновению, была заперта. А в Зале Общей работы, тоже вопреки обыкновению, сидела леди Кекки Туотли, которая даже на совещаниях через раз появляется: очень уж занята.

Увидев меня, Кекки выразительно кивнула на запертую дверь и заговорщическим шёпотом сообщила:

– Доедает!

– Что он доедает? – удивился я. Потому что на моей памяти шеф Тайного Сыска ещё никогда не запирался в кабинете только для того, чтобы спокойно, ни с кем не делясь, поесть. Он вообще ходит обедать в «Обжору Бунбу». С другой стороны, всё однажды случается в первый раз.

– Не «что», а «кого»! – фыркнула Кекки. И объяснила: – Сэра Тари Умхаллу он доедает. Того гляди, костей не останется. Два с половиной часа уже говорят.

– А, ну точно же, шантажиста, – вспомнил я. – Хорошее дело. Приятного ему аппетита, если так.

– Да не говори, – пылко согласилась Кекки. – Этот засранец несколько сотен человек держал в страхе, просто ради собственного удовольствия. А может, он этим страхом питался? Я имею в виду, черпал из него силу? Как некоторые колдуны в старые времена?

Я пожал плечами, потому что ответ был мне неведом. Я этого сэра Тари Умхаллу в глаза до сих пор не видел. И о специальных способах черпать силу из чужого страха ничего не знал. Хотя ещё помнил, как самому когда-то в начале карьеры нравилось пугать людей – просто так, потому что они мне не нравятся, а я, по счастливому совпадению, очень крутой. Впрочем, у меня это довольно быстро прошло. Но, боюсь, не потому, что я такой уж прекрасный, просто у меня было слишком много других занятий, и все гораздо осмысленней и увлекательней, чем кого-то бесплатно пугать.

– На самом деле, не важно зачем ему это было надо, – решила Кекки. – Главное, я собрала такие факты, от которых он не отвертится. Три откровенных попытки вымогательства в обмен на сохранение тайны. То есть самый настоящий шантаж. Минимум пять лет заключения в Нунде – если, конечно, дать делу ход.

– Ого. Так это ты нашла на него компромат, а не Кофа?

– И ты туда же, сэр Макс! – укоризненно сказала она. – Что ни сделай, все сразу решат, что это Кофина заслуга. Он, конечно, круче всех в Мире, кто бы спорил. И, справедливости ради, первым о делах сэра Тари Умхаллы узнал. Но свидетельства, которые позволяют официально схватить негодяя за ухо и отвести в Канцелярию Скорой Расправы, всё-таки собрала я.

– Потому что ты уже тоже круче всех в Мире, – согласился я. – Просто как-то очень уж быстро это с тобой случилось. И до нас ещё не дошло. А что за компромат?

– Во-первых, трактирщик, у которого Тари Умхалла в последние годы чуть ли не ежедневно бесплатно обедал в обмен на молчание; зимой у трактирщика умерла жена, ради которой бедняга хранил свою, вернее, их общую тайну, и теперь он готов, если понадобится, всё разгласить. Во-вторых, женщина, которую он склонял к любовной связи, угрожая в случае отказа разболтать газетчикам некоторые малоприятные семейные секреты; леди посоветовалась с родными и теперь готова официально давать показания против него. И в-третьих, новый сторож кладбища Кунига Юси…

– Грешные Магистры, а от сторожа-то чего он хотел? – изумился я. – Какие блага может дать человеку тайная власть над кладбищенским сторожем? Нет, правда, что?

– Ну так кладбищенского сторожа он тоже домогался, – пожала плечами Кекки. – И я его даже отчасти понимаю, сторож – неописуемый красавчик. У него дед с Арвароха, а мать из Куманского Халифата, кейифайских кровей; в общем, та ещё смесь получилась, невозможно спокойно смотреть. Но важно не это, а то, что сторож – приятель моих знакомых. И поэтому рискнул нажаловаться мне на страстного шантажиста. В суде выступать, если что, наотрез отказался, но неофициально использовать полученную от него информацию в ходе расследования разрешил. Впрочем, это не важно, для Канцелярии Скорой Расправы, если что, даже показаний одного пострадавшего более чем достаточно. Короче говоря, с такими козырями уже можно было идти к Джуффину. И я нынче утром пришла. Шеф на радостях обещал поставить мне памятник в полный рост; говорит, на центральной площади всё-таки вряд ли получится, но уж в своём-то саду он полный властелин!

– Хитрый какой, – невольно улыбнулся я. – Таким красивым садовым украшением разжиться – это он ловко повод придумал.

– Да, – невозмутимо кивнула Кекки, – в качестве садового украшения моё изваяние будет неплохо смотреться. Не стыдно гостям показать.

– Я только одного не понимаю, что Джуффин с ним столько времени делает? – спросил я. – Если уж есть целых две жертвы, готовых официально давать показания, о чём тут ещё говорить?…

– Как – о чём говорить?! – изумилась Кекки. – Ты только вообрази: несколько сотен чужих секретов! Тайные убийства, списанные на неизвестных мятежных магистров в Смутные Времена, наследства, полученные обманом, насильственно развоплощённые призраки, поддельные документы, шпионаж в пользу какого-нибудь из торговых домов Ирраши, несостоявшиеся заговоры, демоны, призванные из иных миров, а потом сбежавшие от заклинателей и натворившие дел, проклятия, когда-то наложенные на врагов и до сих пор действующие на их потомков, или на территории их жилищ, и всё в таком роде. Я сама сижу тут в надежде, что шеф даст мне ознакомиться с протоколом допроса. И отдельный вопрос – как Тари Умхалла обо всём этом узнал? С виду-то обычный человек, без выдающихся способностей к магии. А судя по допущенным промашкам, не то чтобы великого ума…

– Ай, ну да, – спохватился я. – Тайны, секреты, загадки, отгадки. Конечно, Джуффину всё это интересно.

– Такое всем интересно, включая тебя, – отрезала Кекки. И ехидно добавила: – Может быть, ты до сих пор не заметил, но ты вообще-то работаешь в Тайном Сыске, сэр Макс. А это такая специальная организация, где как раз занимаются секретами и загадками. Они просто не могут нас не интересовать!

– Правда, что ли? – в тон ей ответил я. – Спасибо, что сказала. Такие вещи о себе лучше знать.

– Ну и ради какого кривоногого дуримского лешего ты поставил барьер от Безмолвной речи? – спросил Мелифаро, внезапно возникший из ниоткуда прямо на подлокотнике моего кресла. И спасибо, что не у меня на голове.

С тех пор как этот красавчик научился самостоятельно ходить Тёмным Путём, наши головы находятся в постоянной опасности. И если бы только головы! Он любит устраивать из каждого своего появления настоящий фурор. Так и тянет сказать, что я в его годы был гораздо скромнее, но справедливости ради, сэр Мелифаро старше меня на без малого сотню лет. Здесь долго живут и, соответственно, медленно взрослеют; когда вспоминаешь о настоящем возрасте тех, кого я привык снисходительно называть про себя «молодёжью», выходит довольно смешно.

Я хотел сказать Мелифаро, что не настолько близко знаком с дуримскими лешими, чтобы совершать безумства в их честь. Я с ними вообще ни насколько не знаком, даже не очень-то верю в их существование; впрочем, я и в гномов с великанами поначалу не верил, теперь вспоминать смешно.

В общем, я уже приготовился огрызнуться, практически открыл рот, но внезапно понял, что мне неохота шутить про леших, и снова его закрыл. Вот это, конечно, уже настоящая катастрофа – чтобы я и вдруг поленился молоть ерунду.

Осознав это, я натурально ужаснулся и дал себе слово исправиться при первой возможности. В смысле, взять себя в руки и наговорить столько глупостей, чтобы самому стало неловко. А меня, в принципе, довольно трудно смутить.

– Мы с Трикки тебя искали, – сказал Мелифаро, тщетно пытаясь заменить обычное лучезарное выражение физиономии подходящим к случаю укоризненным. – Причём начали ещё вчера. А сегодня продолжили – с тем же успехом. Ты почему-то упорно не отвечал. В конце концов я заподозрил неладное, связался с Базилио, а она мне сказала, что ты ночевал дома, как приличный человек, давным-давно проснулся, после чего был взят под стражу и препровождён в Иафах; дураку понятно, что Шурф просто изобрёл способ приглашать гостей к обеду без риска нарваться на обидный отказ, но что это за обед такой ослепительный, что ты не готов оторваться от миски на пару слов?

– Обед как обед, самый обычный, – невозмутимо ответил я. – Он вообще ни при чём. Просто Безмолвная речь уже вышла из моды. Даже странно, что не ты первым об этом узнал. При дворе Безмолвной речью больше не пользуются, аристократы, государственные чиновники, университетские преподаватели и просто культурные люди отказываются от неё буквально один за другим. Вот увидишь, и дюжины дней не пройдёт, как этот грубый способ насильственного общения останется уделом неотёсанных ремесленников и деревенских простаков…

– Что?! – дружным хором взвыли Мелифаро и Кекки. По выражениям их лиц я понял, что они мне почти поверили.

Вдохновившись, я продолжил:

– В моду стремительно входят записки, написанные, как в старину, от руки. Их следует слать друг другу не как попало, а со специальными почтовыми курьерами в форменных красных штанах; штанов пока катастрофически не хватает, просто не сшили заранее, такого внезапного поворота даже Правдивый Пророк не мог предсказать, поэтому желающим воспользоваться почтовыми услугами приходится записываться в очередь, аж на три дня вперёд. Всё-таки удивительно, как вы оба прохлопали эти нововведения. Совершенно на вас не похоже. Совсем заработались, не бережёте себя.

– Хвала магистрам, он всё-таки врёт, – с явственным облегчением сказал Мелифаро Кекки. И, повернувшись ко мне, объяснил: – Попытка хорошая. Но специальные красные штаны – перебор.

– Ну так я их вставил из милосердия, – объяснил я. – Задача была вас насмешить, а не свести с ума.

– А идея сама по себе красивая, – мечтательно вздохнула Кекки. – Вот, например, при шиншийском дворе все друг другу пишут записки, правда обходятся без курьеров, сами приносят и деликатно подсовывают под дверь. Я когда узнала, подумала: наверное, очень приятно поутру получать такие послания и читать их, пока пьёшь камру…

– И узнавать новости в лучшем случае через десять часов после того, как они утратили актуальность, – кивнул Мелифаро. – Красота! – И укоризненно сказал мне: – Шутки шутками, но вот так внезапно, без предупреждения ставить барьер от Безмолвной речи – грандиозное свинство с твоей стороны.

– Да не ставил я никаких барьеров, – неохотно признался я. – Просто разучился пользоваться Безмолвной речью. И рад бы, да не могу.

– Эта попытка гораздо хуже, – поморщился он. – Не хватает красных штанов. И непонятно, в каком месте смеяться.

– Ни в каком, – отрезал я. – Говорят, полностью утратить способность колдовать – дело житейское, с кем угодно может случиться. Но ничего особо смешного в этом, по-моему, нет.

– Вот же вурдалачья бездна! – ахнула Кекки.

А Мелифаро ничего не сказал, но судя по выражению лица, изо всех сил старался продолжать мне не верить. Получалось не очень, но сдаваться он не привык. Мне даже стало как-то неловко за своё трагическое выступление, и я поспешно добавил:

– Джуффин говорит, это всего на несколько дней развлечение. Надеюсь, он прав.

– Естественно прав! Уж он-то в таких вещах разбирается, – обрадовалась Кекки.

– Ну ты устроил! – неожиданно возмутился Мелифаро. – Это что, теперь придётся с утра до ночи тебе сострадать вместо того, чтобы привычно хотеть засветить в глаз?

– А в глаз-то зачем? – удивился я.

– Просто для равновесия. Чтобы не выглядел таким ослепительно лучезарным счастливчиком, – объяснил Мелифаро. – Иногда, знаешь, натурально смотреть невозможно. Нервы сдают.

В зеркало посмотрел бы, – мрачно подумал я. Но вслух сказать не успел, потому что в этот момент наконец-то распахнулась дверь Джуффинова кабинета и на пороге появился, во-первых, чрезвычайно довольный шеф, а во-вторых, невысокий человек средних лет с тонким усталым лицом, несмотря на потерянное выражение, чрезвычайно привлекательным. Даже слишком, на мой взгляд, привлекательным для шантажиста, который на протяжении нескольких лет изводил целую кучу народа. Впрочем, внешность и так-то крайне редко коррелирует с душевными качествами, а уж в Магическом Мире, где чуть ли не каждый второй способен её изменить, а остальные знают, куда в случае нужды бежать за подмогой, и в какую сумму она обойдётся, совсем уж глупо обращать внимание, у кого какое лицо. Но я всё равно обращаю. И всякий раз делаю на основе своих наблюдений какие-то выводы, по большей части, смехотворно ошибочные. Причём сам всё это понимаю, но прекратить не могу. Смешно всё-таки устроен человеческий ум.

– Всё будет в порядке, – говорил своей жертве Джуффин, так пугающе ласково, словно провожал его на казнь. – Сами увидите. Но если вдруг покажется, будто что-то снова пошло не так, можете прислать мне зов в любое время суток. Не вздумайте стесняться. В моих же интересах первым обо всём узнать. Хотя заранее готов спорить, помощь вам не понадобится… А кстати, правда, хотите пари?

Человек с тонким лицом изумлённо посмотрел на шефа Тайного Сыска и вдруг улыбнулся, да так обаятельно, что если бы он меня шантажировал, я бы сейчас, чего доброго, всё ему простил.

– А давайте.

Джуффин тоже улыбнулся и окончательно стал похож на сытого лиса, только что благополучно выбравшегося с разорённой индюшачьей фермы.

– Ставлю десять корон Соединённого Королевства, что у вас теперь всё будет в полном порядке, – сказал он. И поспешно добавил: – Я, конечно, имею в виду магическую сторону вопроса. Житейские проблемы вам ещё разгребать и разгребать.

– Ничего, как-нибудь разберусь, – отмахнулся тот. – Лишь бы этот… всё это не началось заново. В общем, я принимаю пари. Расчёт в конце года?

– Лично мне на вашем месте и полдюжины дней хватило бы, чтобы окончательно успокоиться. Но если вы твёрдо намерены тревожиться аж до конца года, будь по-вашему, мне не печёт, – согласился шеф Тайного Сыска.

Он проводил гостя – пленника? подследственного? подозреваемого? – в общем, проводил его до порога, закрыл за ним дверь, ведущую в коридор Управления, и развернулся к нам, торжествующе улыбаясь, – что, не ожидали такого поворота? Помираете от любопытства? Пытаетесь понять, что случилось? И ничего путного пока не придумали? Отлично, молодцы.

Но мы не оправдали его ожиданий. Вернее, Мелифаро и Кекки не оправдали. Спросили практически хором:

– Так он и есть главная жертва?

– И кто же за ним стоял?

Я на самом деле тоже примерно так рассуждал. Просто не хотел разбивать сердце шефу Тайного Сыска. Должен же хоть кто-то сидеть с обалдевшим видом, когда такие дела творятся. А у меня, по общему мнению, как раз очень хорошо получается сидеть с обалдевшим видом, можно сказать, призвание. Кто, если не я.

– Не «кто стоял», а «что стояло»! – ухмыльнулся Джуффин. И покрутил перед нашими носами каким-то мелким блестящим предметом.

Только сейчас я заметил, что на руке у него тонкая «денежная» перчатка, какие обычно надевают суеверные люди, когда собираются рассчитываться наличными. А блестящий предмет, который шеф держит очень осторожно, как ядовитого жука, – просто кольцо. Хотя, с учётом сложившихся обстоятельств, конечно, не «просто». Сложно, очень сложно кольцо.

– Вот что иногда случается с любителями древностей, которым не хватает знаний и опыта, чтобы по достоинству оценить попавшее в руки сокровище, – веско сказал Джуффин.

Кекки и Мелифаро превратились в два вопросительных знака. То есть метафорически превратились, а не физически. Хотя физически это тоже вполне возможно. По крайней мере, я бы точно смог, – думал я, невольно прикидывая, как провернул бы такой фокус ещё недавно, буквально позавчера. Сперва надо превратиться в туман; строго говоря, это не одно, а два действия: стать невидимым и одновременно создать вокруг своего тела иллюзию сгустившегося тумана. А потом придать этой иллюзии нужную форму. Вполне обычная трёхходовка, ничего особо сложного нет, а выглядит очень эффектно. Даже жалко сейчас, задним числом, что я с утра до ночи так не развлекался, пока ещё мог.

Но поскольку превратиться во что бы то ни было мне в ближайшее время не светило, я попросил:

– Дяденька колдун, расскажи нам страшную сказку про эту волшебную хренотень.

– Только при условии, что ты её самолично проиллюстрируешь, – ехидно ответил шеф.

Удар ниже пояса. Но я не дрогнул. Сказал:

– Договорились. С кольцом уж как-нибудь да справлюсь. Но не забывай: я рисую за еду!

– Так и быть, отправлю заказ Жижинде, – неожиданно легко согласился Джуффин. – Сам голодный, как людоед энго в брачный сезон. Но учти, сэр Макс, у меня в кабинете действительно есть бумага. И даже карандаш.

Не сомневаюсь, что он эти заморские канцтовары специально сегодня утром по дороге на службу в какой-нибудь лавке редкостей заказал, чтобы при случае всласть поизмываться над беззащитным художником в моём лице. Сэр Джуффин Халли всё-таки угуландский колдун старой школы. А значит, как говорят шиншийцы, неукротимый лютый беспрецедентный злодей.

* * *

– Уникальная вещь, – сказал Джуффин, положив на стол тонкое кольцо из драгоценного синего сплава с небольшим тёмным, почти чёрным камнем. – Только в руки не вздумайте брать, – строго добавил он. – Даже не прикасайтесь. Не ровен час прицепится, он сейчас растерян и очень голоден.

– Кто растерян и голоден? – спросил Мелифаро. А мы с Кекки только изумлённо переглянулись, дескать, ну и дела.

– Как сказали бы мои не особо образованные земляки, «дух кольца». Звучит довольно наивно, но по сути более-менее верно. Как многие волшебные вещи, сделанные выдающимися мастерами, это кольцо имеет что-то вроде личности. Не полноценной, а примерно как у младенца, способного осознавать свои насущные потребности. И одновременно совсем не младенческие возможности эти потребности удовлетворять.

– Звучит ужасно, – заметил я. – Тут с людьми-то не всегда получается сладить, когда они обступают тебя, угрожающе размахивая своими потребностями и возможностями. А если ювелирные украшения начнут выделываться, ещё и мебель с одеждой плохому научат, ну всё, полный конец обеда. Кранты.

– Я тоже так думаю, – неожиданно согласился Джуффин. – Никогда не любил все эти старинные амулеты, сделанные великими мастерами с тяжёлым характером. Управляться я с ними, хвала магистрам, умею, но в голову не пришло бы у себя дома это добро хранить. И уж тем более мастерить что-то подобное, вкладывая в предмет свою волю, а значит, и какую-то часть самого себя. Однако создатели волшебных вещиц, к сожалению, не имели обычая спрашивать моего мнения. Они, бедняги, вообще не догадывались, что когда-нибудь в Мире родится умник вроде меня.

– И вот это маленькое колечко целиком поработило своего обладателя? – спросила Кекки. – Ну надо же! Вообразить не могу. Вечно одно и то же: только-только возникает уверенность, будто я наконец-то начала разбираться в магии, обязательно случается что-то такое, что вообще не укладывается в голове. Понимаю, что по сравнению с вами я практически начинающая, но нельзя же всю жизнь начинать!

– Можно, – заверил её Джуффин. – И даже нужно. Привыкай к мысли, что так будет всегда. Магия такое дело – если несколько дней подряд испытываешь уверенность, будто во всём разбираешься, значит, что-то пошло не так.

– Меня всегда интересовало, где люди подобные штуки берут, – заметил Мелифаро. – Когда делают сами, понятно. Когда получают по наследству, или в подарок, к амулету, по идее, должна прилагаться инструкция, если только подарок не от тайного врага. Но тайные враги с опасными амулетами не то чтобы у каждого второго имеются. И даже не у каждого сотого. А историй, как люди влипают с волшебными вещами, не разобравшись в их свойствах, только на моей памяти было завались. Неужели просто случайно покупают у антикваров? Или находят на улице? Лично я за всю жизнь ни разу на улице ничего путного, кроме мелких монеток не находил.

На самом деле, так тоже бывает, – пожал плечами Джуффин. – На то и волшебная вещь, чтобы самостоятельно выбрать себе нового владельца и найти способ оказаться у него в руках. Но, справедливости ради, чаще всего такие сокровища находят не на улицах и не в лавках, а, будешь смеяться, в собственных домах. Чего только предки столичных обывателей в свои кладовые не понатаскали! Хозяйственный у нас народ. Собственно, в данном случае именно так и вышло. Мать сэра Тари Умхаллы в Смутные Времена принадлежала к одному из тайных обществ, исследующих, как они сами выражались, историю магии. Если называть вещи своими именами, любителей наведываться в тайные подземелья резиденций разгромленных Орденов и другие интересные места в поисках припрятанных там сокровищ. Дело это было опасное, зато азартное. И чрезвычайно выгодное. Особенно для тех, кто не поспешил сбыть добычу, а дождался наступления мирных времён, когда цены на старинные драгоценности выросли минимум в дюжину раз. А на магические амулеты – хорошо если не в сотню. И леди Вельти Умхалла тоже припрятала часть добычи. Но до мирных времён, к сожалению, не дожила; сэр Тари говорит, однажды вышла в лавку и не вернулась. Даже следов не нашли. Но поскольку в тот вечер в их квартале была большая облава на послушников Ордена Водяной Вороны, легко догадаться, что именно с ней случилось. Всякий адепт Ордена Водяной Вороны, уходя от погони, считал своим долгом испепелить за компанию с преследователями пару дюжин прохожих. У них это считалось своего рода шиком. И одновременно тонким намёком: не стоит гоняться за нами по городу, слишком дорого всем обойдётся такая чехарда. Но речь сейчас не о них, а о том, что леди Вельти Умхалла погибла, не оставив ни завещания, ни записки, ни даже намёка, как искать её тайники, и что потом делать с сокровищами. Сэр Тари сказал, отец с тётками знали, что тайники в доме есть, долго искали, нашли четыре, решили, что на этом всё, и успокоились. А несколько лет назад Тари Умхалла, к тому времени осиротевший и вступивший в наследство, затеял перестройку старого родительского дома и обнаружил пятый тайник. Обрадовался сокровищам – любой бы на его месте обрадовался. Разглядывал их, примерял, прикидывал, что продать, что оставить, пока дело не дошло до этого кольца.

– А каково его воздействие? – нетерпеливо спросила Кекки. – В чём оно заключается? Что вообще может сделать с человеком кольцо, пусть даже сто раз волшебное?

– Правильный ответ: да всё что угодно, – ухмыльнулся Джуффин. – Не следует недооценивать возможности старинных украшений, любое из которых может оказаться магическим амулетом. А это далеко не всегда хорошо. То есть в подавляющем большинстве случаев откровенно хреново для нового хозяина амулета. Точнее, его нового раба. Что касается этого колечка, оно на самом деле далеко не худший вариант. Просто обучено кормиться человеческим страхом и здорово изголодалось за долгие годы, проведённые в разных тайниках.

– Как же я его сейчас понимаю! – вставил я, демонстративно размахивая обрывком бумаги, на котором нарисовал двадцать восемь в разной степени кривобоких портретов заколдованного кольца. Больше просто не поместилось, а жаль: рисование помогало отвлечься от томительного ожидания еды.

Нет, правда, безобразие – уже четверть часа тут сидим, и где обещанные пироги из «Обжоры Бунбы»? Раньше не приходилось так подолгу ждать свой заказ. Можно подумать, что вместе со мной магические способности утратил и весь остальной окружающий мир.

Джуффин почему-то не рассердился, что я его перебиваю, а заботливо спросил:

– Ты настолько голодный?

– Не то слово. Причём с тех пор, как проснулся. Уже два раза позавтракал, не помогает. Хотя второй завтрак подозрительно смахивал на званый обед.

– Это отлично, – обрадовался шеф. – Во-первых, считается, будто страдания облагораживают; я в эту чушь не верю, но так говорят. А во-вторых, постоянный неутолимый голод обычно сопутствует возвращению утраченной силы. Быстро пошёл процесс!

– Но ни к чему путному пока не пришёл, – мрачно сказал я, потому что в перерывах между рисованием украдкой пытался то уменьшить и спрятать в пригоршню пустое кресло, то хотя бы просто послать зов кому-нибудь из знакомых, но ни разу не преуспел. И от этого окончательно впал в уныние.

Джуффин возвёл глаза к потолку с видом мученика.

– Суток ещё не прошло. Каких-то несчастных суток, сэр Макс!

Я не стал говорить, что для меня сейчас каждая минута, по ощущениям, практически сутки, а значит, с момента моего пробуждения прошёл уже почти целый год. Но вовсе не потому что устыдился своего нытья, просто в распахнутое настежь окно кабинета наконец-то дружной стайкой влетел наш заказ, и жизнь сразу показалась мне если не прекрасной, то вполне сносной. Ну или даже хорошей – это обычно от начинки зависит. И от количества пирогов.

* * *

– Ыцо ыаэца ыоээым аом, ито ыо? – промычал Мелифаро с набитым ртом. Но даже я понял, что он хотел сказать: «Кольцо питается человеческим страхом, и что с того?» Явно подразумевая: объясните мне, почему надо было срочно бежать шантажировать посторонних людей вместо того, чтобы просто снять украшение?

У меня самого были примерно такие же вопросы. И ещё более плотно набитый рот, так что даже пытаться что-то сказать бесполезно. А узнать-то хочется прямо сейчас.

Однако сэр Джуффин Халли тоже был временно лишён возможности издавать членораздельные звуки. Хотя, по идее, должно же быть специальное заклинание, позволяющее внятно говорить с набитым ртом. Никогда не поверю, что до сих пор никто не додумался такую важную штуку изобрести.

– Видимо, снять кольцо оказалось уже невозможно, – предположила Кекки. – Мы все знаем, как это бывает – волшебное украшение намертво прирастает к телу, а все попытки от него избавиться сопровождает невыносимая боль, или потеря сознания, или просто приступы паники – как повезёт. А бежать за помощью слишком страшно: вдруг амулет тебя за это убьёт…

– Совершенно верно, – согласился Джуффин, наконец-то одолевший свою порцию. – Кольцо сразу сообщило своему обладателю, что при первой же попытке сопротивления его испепелит.

– Вот прямо так и сказало? – недоверчиво переспросил я. – Человеческим голосом? Кольцо?!

– А то ты не знаешь, как волшебные предметы со своими владельцами разговаривают… Хотя да, вполне можешь не знать. У тебя таких, вроде, никогда не было. На самом деле это очень похоже на Безмолвную речь – чёткие, внятные мысли в голове, причём явно чужие, со своими не спутаешь. Иногда такие говорливые амулеты попадаются, что выспаться по-человечески хозяину не дают. Но некоторые этому только рады. У нас в самом начале Эпохи Кодекса вышла смешная история: Кофа выследил одного старичка, который скупал у подпольных торговцев волшебные амулеты, да в таком количестве, что мы заподозрили заговор, чуть ли не государственный переворот…

– Сэр Акавайя Пухта, проживавший в девятом доме по улице Долгих Снов, дед по материнской линии нынешнего Старшего Мастера Укоряющего Должников при Управлении Больших Денег, – сонно пробормотал буривух Куруш, всё это время дремавший на верхней полке шкафа, под самым потолком.

Бедняга так устал от чужих секретов, которые ему пришлось выслушать и запомнить, что с тех пор, как мы вошли, слова не вымолвил, даже не поинтересовался, принёс ли я ему угощение, а это уже ни в какие ворота. И кстати, довольно обидно: печенье-то я купил и теперь не знал, что с ним делать, не совать же насильно в клюв. Лично мне не особенно нравится, когда меня внезапно будят, чтобы немедленно покормить.

– Спасибо, милый, твоя помощь бесценна, но просыпаться совершенно не обязательно, отдыхай, – сказал Джуффин Курушу, который, впрочем, так и не открыл глаз. И повернулся к нам: – Так вот, в итоге выяснилось, что не было там никакого заговора. У человека просто жена умерла, дети разъехались, друзей в городе не осталось, даже любимый старый слуга в самом конце войны погиб, вот он и начал собирать волшебные предметы, просто чтобы было с кем поговорить.

– Из амулетов получаются хорошие собеседники? – удивился я.

– Случается и такое. Но честно говоря, довольно редко. Зато они постоянно чего-то требуют, предлагают, ставят условия, пугают, обещают награду за послушание. Для семейного человека – милое дело. Всё, как привык.

– Справедливости ради, даже в большой семье довольно редко грозят друг друга убить, – заметил Мелифаро.

– Это тебе просто повезло с родителями и женой, – ухмыльнулся Джуффин. – Но, кстати, угрозы этого кольца были пустой болтовнёй. Только совсем несведущий, неопытный человек мог поверить, будто такое колечко действительно способно испепелить кого бы то ни было. Эта вещь создавалась не для того, чтобы убивать. Вот запугивать у неё неплохо получается, факт.

– А какой в этом смысл? – удивился Мелифаро. – Я имею в виду, для создателя кольца. Пугать, по-моему, довольно нелепое занятие. Ну все испугались, сидят, боятся. И дальше что?

– Да всё что угодно, – пожал плечами Джуффин. – Выбор велик. Навязывать свою волю, унижать, подчинять, или просто бескорыстно наслаждаться чужим страхом и своей полной властью над ним. А некоторые колдуны способны питаться человеческим страхом. Точнее, не страхом как таковым, а присваивать силу тех, кто их боится; в Смутные Времена это был довольно популярный приём, все подряд пытались его освоить, но мало кому удавалось, и хвала магистрам, а то даже думать не хочу, что бы тогда началось. Но я, кстати, легко научился, буквально с первой попытки…

На этом месте Кекки и Мелифаро сделали такие специальные большие глаза – как, и вы тоже?! Да не может такого быть!

Никогда не пойму, это они так придуриваются смеху ради, или действительно до сих пор не поняли, с кем связались? Джуффин есть Джуффин. Он великий колдун и лучший в мире учитель, но это вовсе не означает, что у сэра Джуффина Халли есть хоть малейший шанс получить призовое место на конкурсе ласковых добряков.

– …но даже не знаю, что должно случиться, чтобы я этим умением воспользовался, – заключил Джуффин. – Сила – дело хорошее, но не какая попало. Забирать чужую силу при помощи страха – всё равно что с голодухи помои жрать.