Текст книги "Похищенный"

Шварцкопф сказал:

– Разумеется, мы не передали содержание этого письма прессе. Только при наличии этой подписи мы сможем быть уверены, что все остальные письма отправлены действительно похитителями.

Тогда почему этот чертов документ валяется в столе Линдберга? Каждый слуга в доме имеет к нему доступ!

– Я советую немедленно запереть этот документ под замок, – сказал Айри. Он обращался к Шварцкопфу, хотя в этот момент возвращал письмо Линдбергу. – Кому еще вы показывали это письмо?

– Никому, – сказал Шварцкопф. – Нью-йоркская полиция попросила предоставить ей копии, но мы отказали. Гуверу тоже. Я считаю, что это дело находится в компетенции полиции Нью-Джерси, и если мы легкомысленно будем раздавать копии этого документа, пусть даже другим правоохранительным органам, это может привести к печальному результату.

Хотя рассуждения Шварцкопфа казались достаточно убедительными, в конечном счете они сводились к тому, что он ни с кем не желает делиться славой.

– Разумеется мы дали копию этого письма мистеру Роснеру, – сказал Линдберг.

Айри и Уилсон посмотрели друг на друга. Я протер глаза.

– Что? – сказал Айри.

Линдберг пожал плечами.

– Мистер Роснер хотел показать ее некоторым представителям преступного мира, в частности Оуни Мэддену, которые смогли бы опознать почерк или эту странную «подпись».

Мэдден был примерно такой же одиозной фигурой в Нью-Йорке, как Капоне в Чикаго.

– Это что же получается, – с досадой проговорил Уилсон. – Нью-йоркской полиции нельзя иметь копии, Эдгару Джону Гуверу нельзя иметь копии, нам нельзя иметь копии, а Микки Роснеру можно!

Айри, явно и вполне справедливо обеспокоенный этой новостью, сказал:

– Боюсь, вы поставили под угрозу легитимность всех будущих писем. Вы раскрыли себя, и этим теперь могут воспользоваться люди, не имеющие отношения к похищению.

– Джентльмены, – сказал Брекинридж, – наш общий друг, Боб Тэйер, сотрудник офиса полковника Уильяма Донована, присутствовал при встрече мистера Роснера с Мэдденом и несколькими другими типами такого же сорта. Роснер и копия письма постоянно находились на виду у Тэйера.

– Я полагаю, для вас не составит трудности, – несколько неуверенным тоном проговорил Линдберг, – отличить сообщения настоящих похитителей от писем посторонних вымогателей. – Он потянулся ко все еще открытому ящику стола. – Хотя об этом еще никто не знает... Мы получили второе письмо.

Обычно невозмутимый Айри подскочил на стуле; Уилсон весь подался вперед.

Линдберг протянул Айри другой белый листок бумаги, исписанный чернилами с двух сторон. Я снова начал читать, заглядывая через плечо Айри.

Дорогой сэр!

Мы предупреждали вас, чтобы вы ничего не предавали огласке и не сообщали в полицию. Теперь вы нести ответственность за последствия. Эта значить нам придется держать ребенка до тех пор пока все не утихнет. В настоящее время мы не можем назначить вам встречу. Мы очень хорошо понимаем, что это означать для нас. Зачем устраивать из этого дела шумиху, если вы желаете как можно скорее вернуть свой ребенок? Для обеих сторон лучше быстрее уладить этот дело. Не бойтесь за ребенка, две женщины ухаживают за ним днем и ночью. Кормят его согласно опубликованной в газете диете.

Ниже стояли слова «подбись на всех письмах» и стрелка, указывающая на знак, сходный с тем, что был на первом письме, только в этом случае синие круги были отчетливыми. Центральный, маленький круг вновь был кроваво-красным; имелись также три отверстия.

Айри повернул листок, и на другой стороне было следующее:

Мы заинтересованы прислать его обратно в добром здоровье. Наш выкуп составлял 50000 долларов, но теперь нам придется взять еще одного человека и возможно содержать ребенка дольше чем мы предполагать. Поэтому сумма будет 70000 – 20000 в гупюрах по 50 долларов, 25000 в гупюрах по 20 долларов, 15000 в гупюрах по 10 долларов и 10000 в гупюрах по 5 долларов.

Не помечайте гупюру, серийный нумер их должен быть разным. Позднее мы сообщить вам куда отправлять денги. Но мы не делать этого, пока полиция не оставит этот дело и газеты не успокоятся.

Мы готовили это похищение много лет и теперь пойдем на все.

– Когда вы получили его? – спросил Айри.

– Вчера, – ответил Линдберг.

Айри передал письмо Уилсону, который, наклонившись, уже успел прочитать его, но теперь углубился в текст снова.

– Я не специалист по почерку, – сказал Айри, – но это письмо очень похоже на первое. И отличительный знак тоже.

– Они не совсем одинаковые, – заметил я.

– Почти одинаковые, – сказал Айри. – Можно мне взглянуть на первое письмо?

Линдберг выполнил его просьбу.

– Они содержат одинаковые орфографические ошибки, – сказал Айри, указывая на первое письмо. – Купюра в них «гупюра», деньги – «денги».

– Слово «подпись» неправильно написано в обоих письмах, – сказал я, – но с разными ошибками.

– Вы думаете, писал немец? – спросил Уилсон, обращаясь непонятно к кому.

– Возможно, – сказал Айри. – Возможно.

– Или человек, пытающий выдать себя за немца, – сказал я.

Линдберг прищурился.

– Зачем кому-то понадобилось делать это?

Я пожал плечами.

– Затем же, зачем любой человек изменяет свой почерк. Чтобы навести на ложный след. Память о войне еще свежа в душе американцев – всю вину можно свалить на немцев.

– Возможно, вы правы, мистер Геллер, – согласился Айри. – В этих письмах, особенно во втором, есть еще одна странность. Короткие, простые слова, такие, как «деньги», «купюры», написаны с ошибками, в то время как длинные, гораздо более сложные слова, например «последствия», «заинтересованы», «похищение», написаны правильно.

– Видимо, кто-то пытался продемонстрировать свое плохое знание английского языка, – сказал я. – Похоже на то, что грамотный человек пытается разыграть из себя полуграмотного немецкого иммигранта.

– Или, – предположил Уилсон, – полуграмотный немец пользовался англо-немецким словарем...

– Может быть, и так, – согласился я.

Линдбергу, казалось, приятно было слушать, как истинные копы обсуждают дело; Шварцкопф, как и следовало ожидать, молчал, как рыба. Лицо его подергивалось от недовольства.

– Меня интересует не столько вид этого письма, сколько его содержание, – сказал Линдберг. – В нем говорится, что мой сын чувствует себя хорошо и что его похитители видели список продуктов, которые Энн и я дали для опубликования газетчикам, и кормят его в соответствии с ним. Это хорошая новость.

– Они еще требуют у нас дополнительные двадцать тысяч, – напомнил я.

– Это меня не волнует, – сказал Линдберг.

Я не знал, означает ли это, что он купается в деньгах, или то что сын ему дороже любых денег.

– Мне совершенно ясно, – продолжал Линдберг, – это участие полиции в этом деле должно быть сведено к минимуму.

– Что? – спросил Айри. – Полковник Линдберг, неужели вы серьезно...

– Я абсолютно серьезен. Я совершил большую ошибку, когда прождал два часа дактилоскописта, прежде чем позволил распечатать это первое письмо. Я позвонил в полицию, газетчики пронюхали об этой истории, и лишь потом я узнал, что письмо предостерегает меня против их участия в этом деле.

– Полковник Линдберг, – мягко проговорил я, – вы никак не смогли бы предотвратить участия копов и репортеров в этом деле.

– Джентльмены, – сказал Линдберг, вставая, – я благодарен вам за консультацию.

Он протянул руку Айри, который вдруг осознал, что его отвергли; он неуклюже поднялся, его примеру последовал Уилсон.

– Полковник, – сказал Айри, когда они пожимали друг другу руки, – мне нужно вернуться в Вашингтон, но агент Уилсон с несколькими другими агентами начинают работать в Нью-Йорке. Там они будут проводить расследование этого дела.

– Надеюсь, они будут действовать осмотрительно, – сказал Линдберг.

Айри, как мне показалось, не знал, что ответить на это.

– Мы, э... будем информировать полковника Шварцкопфа о ходе дел, – сказал Уилсон. – Я надеюсь, он будет оказывать нам такую же любезность.

Линдберг вышел из-за стола и положил руку на плечо Айри, что было крайне редким проявлением тепла со стороны этого сдержанного человека.

– Я знаю, вы разочарованы моим решением вести честную игру с похитителями, – сказал он. – Вы хотите поймать их, и конечно мне тоже хочется, чтобы это однажды произошло... Но сейчас главное для меня – это вернуть сына живым и здоровым.

– Я сам отец, – мягко проговорил Айри.

– С другой стороны, – сказал Линдберг, провожая его к двери, – в том, что касается Капоне... Я ни при каких обстоятельствах не стану просить, чтобы этого монстра выпустили из тюрьмы.

Айри с серьезным видом кивнул.

Потом Уилсон спросил, могут ли они посмотреть на детскую, на лестницу похитителей и так далее. Линдберг поручил позаботиться об этом Шварцкопфу.

Я решил, что это умный ход. Даже Линдберг понимал, что Шварцкопфу и федералам лучше привыкнуть друг к другу.

Потом я остался наедине с Линдбергом и Брекинриджем.

– Благодарю за проницательные замечания, Нейт, – сказал Линдберг.

– Не за что, Слим, – сказал я, все еще чувствуя неловкость от такой фамильярности.

– Что вы знаете об экстрасенсах? – неожиданно спросил он.

– Не очень много. Большинство из них – обыкновенные мошенники.

– Но не все.

– Не знаю. А что?

– Я хочу, чтобы вы с полковником Брекинриджем навестили двоих таких людей, и вы поможете ему разобраться, что они из себя представляют. Один из них довольно знаменит. Его имя... Как его имя, Генри?

Брекинридж взглянул в свою записную книжку.

– Кейси, – сказал он. – Эдгар Кейси.

Глава 6

Рай в межсезонье представлял собой скучное и пустынное место. С мая по октябрь, когда население небольшой деревушки Виргиния-Бич увеличивается с 1500 до 15000 человек, бетонная пешеходная дорожка над бесконечным белым пляжем бывает забита туристами и отдыхающими. Сейчас же по этим дорожкам гулял один гонимый ветром песок, и большинство коттеджей, которые начали возникать между дюн, были пустыми, как и разбросанные, крытые черепицей викторианские отели со множеством балконов, что придавало Виргинии-Бич мрачный облик города-призрака.

За рулем был полковник Брекинридж, но и я успел покрутить баранку. Даже в роскошном «дузенберг-седане» Брекинриджа, который я ради любопытства разогнал до ста миль, пока Брекинридж спал, дорога заняла восемь часов. Если бы я захотел, машина поехала бы еще быстрее, но я сбавил скорость, когда она начала подрагивать. Позднее я понял, что дрожал сам: «дузенберг» катил бесшумно и мягко; ехать на нем было все равно что спускаться на заднице по медным перилам.

Когда я не вел машину, я спал; накануне ночью часы, которые были предоставлены мне для сна, я проворочался с боку на бок. Полковник Линдберг собирался организовать для меня комнату в гостинице, но при наплыве газетчиков это даже ему оказалось не под силу. Тем временем меня уложили в доме на раскладушку.

Это бы ничего, да все свободные комнаты в доме были заняты (Брекинридж поселился в нем с женой Айдой, приехала также мать Энн Линдберг), и раскладушку поставили в детской.

Я лежал в полумраке – луна прокрадывалась в комнату через незанавешенное окно, словно еще один похититель, – и смотрел на детскую кроватку, на кедровый сундук, на подоконник, на веселые обои, постоянно возвращаясь мыслями к этому похищению и пытаясь понять, как оно могло произойти. Я чувствовал присутствие ребенка рядом; его невинность маленьким надоедливым призраком витала в детской.

Кроме того, у меня всю ночь урчало в животе. Линдберг вечером пригласил меня отужинать с ними. Элси Уэтли, супруга дворецкого Оливера, приготовила ростбиф с кровью и гарнир из картофеля и моркови, а также пирог из взбитого теста с мясом. Все выглядело неплохо, но мясо было жестким, а все остальное безвкусным. Только в Америке богатые настолько наивны, чтобы нанимать кухаркой англичанку. Во время беседы за обеденным столом, пока я пытался разжевать свой ростбиф, мать Энн, заметив, как мало ест ее дочь, напомнила той, что теперь ей нужно есть за двоих.

Оказывается, Энн была беременна уже на третьем месяце.

Еще до рассвета, словно мы собирались на рыбалку, Брекинридж забрал меня из детской, и мы выехали с ним в его роскошной, отделанной внутри кожей и деревом, со встроенным в заднее сиденье баром машине.

Вскоре после, полудня мы прибыли в Виргинию-Бич. Брекинридж свернул направо на 14-ю стрит и затем на какую-то извилистую дорогу. Если не считать католической церкви, дом, куда мы направлялись, стоял обособленно – внушительное, крытое черепицей темно-зеленое строение на берегу небольшого озера. Большая лужайка, окруженная аккуратно подстриженной живой изгородью, с разбросанными там и сям деревьями и кустами уже начала зеленеть, словно сюда весна пришла раньше. Мы припарковались напротив и пошли по извилистой дорожке из каменных плит, возле которой на столбе была деревянная вывеска с аккуратно выжженными словами: «Сотрудничество с целью исследований и просвещения».

Я расшифровал эти слова, как: «Идите, идите, простачки, мы вас ждем».

– У нас есть все основания верить в искренность этого Кейси, – сказал Брекинридж, когда мы ехали в машине, – даже если он тронутый, как я предполагаю.

– Почему вы считаете, что он искренен?

– Ну, во-первых, о нем очень хорошо отзываются друзья семьи Линдбергов. Том Ланфиер уговорил этого экстрасенса помочь нам.

– Кто такой Том Ланфиер, черт возьми?

– Майор Ланфиер, – с некоторым негодованием проговорил Брекинридж, – выдающийся авиатор, вице-президент ТВП.

Что ж, по крайней мере, он не был полковником. ТВП расшифровывалось как «Трансатлантические воздушные перевозки», так называемая линия Линдберга, для которой Линди, являясь ее высокооплачиваемым техническим консультантом, составлял карту воздушных маршрутов.

– Майор верит Кейси и думает, что он сможет нам помочь.

– А вы что думаете, полковник?

– Я, как и вы, думаю, что мы теряем время. Только я скорее считаю Кейси обманывающим самого себя дураком, чем отъявленным шарлатаном.

Брекинридж рассказал мне, что Кейси, закончивший лишь шесть классов школы, известен как ясновидец и целитель, которого прозвали «Спящим пророком», поскольку все свои предсказания он делал во время сна.

– Ну и дела, – сказал я.

– Это что-то вроде самогипноза: он входит в нечто, как впадают в транс. Утверждают, что Кейси может поставить подробный диагноз болезней, назначить домашнее средства и лекарства, пользуясь при этом специфическими терминами, о которых он как будто бы никогда не слышал раньше.

– Ну и дела, – повторил я и заснул сам, прислонившись к дверце «дузенберга», только никаких предсказаний я не делал.

* * *

Женщина, которая открыла на стук, заставила меня вздрогнуть. Но не потому что у нее были налитые кровью глаза вампира или тюрбан на голове – как раз наоборот. Это была маленькая стройная женщина лет пятидесяти с небольшим с темными седеющими волосами и блестящими карими глазами. Она была в простом сине-белом ситцевом платье с фартуком, и вид ее был не более страшный, чем у булочки с молоком.

Честно говоря, вздрогнуть меня заставила изящная миловидность ее лица: она была красива той же хрупкой красотой, что и Энн Линдберг.

Должно быть, Брекинридж тоже заметил это сходство, поскольку, сняв шляпу, проговорил почти заикаясь:

– Мы приехали как представители семьи Линдбергов. У нас назначена встреча...

Она тепло улыбнулась и забрала у адвоката шляпу.

– Меня зовут Гертруд Кейси, – сказала она. – Вы, должно быть, полковник Брекинридж. А этот джентльмен?

– Натан Геллер, – сказал я.

– Вы полицейский? – спросила она, жестом пригласив нас войти.

– Что? Да.

Она рассмеялась живым девичьим смехом.

– Нет, я не экстрасенс, мистер Геллер, просто профессия ваша наложила отпечаток на вашу внешность.

Мне пришлось улыбнуться этим ее словам, и она ввела нас в скромный дом, совершенно лишенный каких-либо таинственных атрибутов. Не заметно в нем было и роскоши: в глаза мне сразу бросились выцветшие обои, недавно переобитый диван и мягкое кресло.

Она провела нас по короткому коридору к комнате, пристроенной к дому; ну там-то, подумал я, мы и увидим все эти мистические атрибуты игры предсказателя:

через обшитую бисером занавеску мы войдем в комнату, где на стене, увешанной таинственными масками, изображены знаки зодиака; по восточному ковру подойдем к столу – хрустальный шар на нем будет охранять надутая кобра – и свами[5]5
  Почетный титул религиозного учителя (инд.).


[Закрыть]в красном тюрбане и восточном халате с черной кошкой в руках...

Но никакой занавески с бисером на двери не было; ее не было хотя бы потому, что отсутствовала сама дверь. Мы вошли прямо в загроможденную, освещенную естественным светом от двух окон комнату, выходившую на причал и озеро. У одной из стен стоял потертый диван-кровать, рядом с диваном – старый стул с прямой спинкой и черной подушкой, чуть подальше деревянный детский стульчик. Над диваном висело множество фотографий с надписями, видимо от благодарных клиентов. Другие стены были увешаны семейными фотографиями в рамках, а также портретами Роберта Эдварда Ли и Авраама Линкольна. Все это перемежалось религиозными картинами, включающими волоокого Христа и гравюру с добрым самаритянином. У одной из стен находился старый картотечный шкаф, рядом – деревянная этажерка, полки которой были заполнены морскими ракушками, цветными камешками, миниатюрными слониками и другими безделушками. На деревянном полу, правда, лежал ковер, но он был настолько потерт, что больше напоминал большую половую тряпку.

– Это Эдгар Кейси, – сказала Гертруд, сделав формальный жест, – мой муж.

Он встал из-за большого шведского бюро, заваленного бумагами, на котором стояла потрепанная пишущая машинка. Он был таким же высоким и сухощавым, как Линдберг, но ничуть не сутулым; своим телосложением и внешностью он походил на уличного фокусника, однако волосы его редели, а круглое добродушное лицо сильно контрастировало с крупной стройной фигурой; он был в очках без оправы, и на вид ему, как и жене, было лет пятьдесят пять. Он быстро подошел к нам, протянул руку сперва Брекинриджу и потом мне.

– Полковник Брекинридж, – сказал он; голос у него был мягким и ласковым, каким и должен быть голос шарлатана. – А вы?

– Нейт Геллер, – сказал я. – Из чикагской полиции.

Он улыбнулся; он был похож на добродушного дядюшку. У него были полные губы и серо-голубые, как вода за окном позади него, глаза.

– Далеко же вас занесло, мистер Геллер.

– Такое случается редко. Но похищение ребенка Линдбергов для всех нас не рядовой случай.

Он посерьезнел.

– Да, вы правы. Прошу вас, присаживайтесь, джентльмены.

Он пододвинул несколько стоящих у стены деревянных стульев, и мы сели посередине комнаты. Его супруга присоединилась к нам; мы были похожи на четверых игроков в карты, которые забыли о столе.

– Я молю Бога о том, чтобы он дал мне силы помочь вам, джентльмены, – сказал он, положив руки на колени. Его доброе лицо приняло серьезное выражение. – Как и все американцы, я глубоко уважаю полковника Линдберга и восхищаюсь им. Разумеется, обещать я ничего не могу. Мой дар – это то, чем я не в силах управлять.

– Ваш дар? – спросил я.

Кейси пожал плечами.

– Я и не пытаюсь его понять. Знаю только, что я обладаю странным даром или способностью. Я засыпаю, и с уст моих срываются слова, которых я не слышу и которых не понимаю, когда потом читаю их запись. Я знаю также, что за тридцать с лишним лет, в течение которых я пользуюсь своим даром, я вылечил и помог тысячам людей и ни одному не причинил вреда.

Рассуждает, как профессиональный жулик.

– Вы должны понимать, что я очень редко берусь за уголовные дела, – сказал он. – Мои предсказания главным образом относятся к проблемам, связанным со здоровьем.

– Известно, что иногда экстрасенсы помогают полицейским, – дружелюбным тоном проговорил Брекинридж. – Отмечено несколько случаев успешного...

Кейси поднял руку.

– Я занимался такими делами, но мне они не нравятся. Однажды, много лет назад, я помог раскрыть одно убийство в Канаде. – Он поднял глаза, словно хранил свои воспоминания на потолке. – Там жили две сестры, обе старые девы и обе скряги... Одна из них заявила, что другую застрелил прокравшийся в дом вор. Полицейские допросили всех подозреваемых и всех скитающихся по тем местам бродяг и ничего не добились. Я воспользовался своим даром и увидел, что никакого вора не было – одна сестра убила другую, чтобы отбить у нее поклонника. Еще я сказал, что оставшаяся старая дева выбросила оружие убийства в окно. Был сильный дождь, и вода отнесла пистолет на некоторое расстояние. Полицейские нашли пистолет именно там, где, как я сказал, он должен был находиться, – в грязи у подножья склона – и приехали, чтобы меня арестовать. Они сказали, что только соучастник преступления мог знать подробности, какие знал я.

Я улыбнулся.

– Но у вас было алиби.

– Превосходное алиби, – сказал он, улыбнувшись мне в ответ. – Во-первых, я в момент убийства находился в сотнях миль от места преступления. Во-вторых, я никогда не встречался ни с кем из участников этого дела.

– Этого вполне достаточно, – согласился я.

– Но не это, – задумчиво произнес Кейси, – отбило у меня охоту участвовать в расследовании уголовных дел. Вскоре после этого ко мне обратился частный следователь, который разыскивал похищенные ценные бумаги. Я сразу согласился помочь ему и описал человека, укравшего эти бумаги: женщину, проживающую в доме, откуда они были похищены, с красным родимым пятном на бедре и большим шрамом на пальцах ноги, полученным в результате травмы в детстве. – Он покачал головой. – Оказалось, что это описание подошло к жене владельца ценных бумаг, который считал, что его маленькая супруга находится в Чикаго у своей сестры. На самом же деле она поехала в Пенсильванию, где поселилась в отеле со своим любовником. Воспользовавшись своим даром, я узнал название этого отеля, и их обоих предали правосудию.

– Почему это отбило у вас охоту заниматься уголовными делами? – спросил Брекинридж.

– Потому что, – сказал Кейси, – мне не нравится думать, что мои способности используются, чтобы преследовать и наказывать кого-то. Пусть даже жуликов, которые заслуживают наказание.

– Мне это тоже не нравилось, – сказала его жена. – Талант дарован Эдгару для того, чтобы он лечил больных. Каждый раз, когда он использует его для других целей, у него начинаются ужасные головные боли и прочие недомогания. Он делается больным и несчастным, и это меня пугает.

Кейси кивал. Он явно считал супругу партнером по реализации своего дара. Или партнером по жульничеству, если хотите.

– Почему же вы сейчас решили сделать исключение? – спросил я, носом чувствуя запах аферы.

Кейси опустил голову. Руки его по-прежнему лежали на коленях, но теперь они были расслаблены.

– Несколько лет назад мы с Гертруд потеряли сына. Он болел. У него были колики в животе, и он все время плакал. Моя жена была очень обеспокоена, но я слишком был занят другими пациентами. И мне всегда... что-то мешало пользоваться своим даром по отношению к членам моей семьи...

Он дотронулся пальцами до своих глаз, не поднимая головы.

Потом он продолжал:

– Я был потрясен, когда врач сказал, что Милтон умирает. Колит. Они сделали все, что могли, но он был маленьким и хрупким ребенком. В конце концов я решил воспользоваться своим даром, чтобы предсказать его судьбу, ругая себя за то, что не сделал это раньше.

Теперь по щекам Кейси катились слезы.

Мне стало очень неловко. Или я негодяй, который не верит этому неплохому парню, думал я, или я вижу перед собой величайшего жулика всех времен и народов за работой.

Его жена встала возле него и положила руку на его плечо; глаза ее были влажными, но она не плакала в отличие от мужа.

– Я проснулся, – продолжал он, – уже зная ответ, хотя ничего не спрашивал. Мой отец, который помогал мне, был бледен и выглядел ужасно. Моя жена плакала. И за час до рассвета мой сын умер... Как я и предсказал.

Жена сжала его плечо. Они улыбнулись друг другу, когда она прикладывала к его лицу носовой платок.

Я готов был сквозь землю провалиться. Не знаю, искренними были их чувства или лживыми, но смотреть на них мне совсем не хотелось.

Я не мог определить, поверил ли всему этому Брекинридж; он только сказал:

– И поэтому вы хотите взяться за дело Линдберга?

Кейси энергично закивал:

– Я сделаю все, чтобы пропавший мальчик вернулся в эту семью.

Миссис Кейси вышла из комнаты, а сам Кейси принялся снимать пиджак и галстук. Он расстегнул воротник и манжеты, сел на диван-кровать и начал развязывать шнурки туфель. Затем в комнату, мелькая полупрозрачными чулками, вошла миловидная блондинка лет тридцати в аккуратном бело-розовом платье. За ней шла миссис Кейси.

Начинается.

– Это Глэдис Дэвис, – сказала миссис Кейси.

Блондинка улыбнулась мне, и я улыбнулся ей в ответ. В руке ее я заметил стенографический блокнот. Понятно. Ясновидец держит эту аппетитную даму своей секретаршей. Я почувствовал себя более непринужденно.

– Мисс Дэвис работает у нас секретаршей с 1923 года, – сообщила миссис Кейси. – Ее старшая сестра состояла в нашей группе «Христианской науки».

Слава Иисусу и хвала.

– Что мы должны делать? – спросил Брекинридж миссис Кейси.

– Ничего, милый, – ответила она, коснувшись руки адвоката. – Вы с мистером Геллером можете просто тихо сидеть и наблюдать. Вы облегчите нашу задачу, если в начале медитации обратите свои мысли внутрь себя.

Это было мне даже с руки. Я был чертовски рефлексивным сукиным сыном.

Мисс Дэвис разместила свою заманчивую фигурку на детском стульчике возле дивана, на котором растянулся Кейси, положив руки на свой лоб ладонями кверху; что он собирается делать: крутить пальцами и делать вид, что он игрушечный кролик?

Гертруд Кейси заняла стул у головы мужа. Он ласково посмотрел на нее, она ответила ему таким же нежным взглядом и легонько погладила его по щеке. В этот момент они показались мне искренними в своих чувствах, и неожиданно привлекательная секретарша стала просто секретаршей.

Он закрыл глаза, медленно повел руками ото лба вниз, пока ладони плоско не легли на его живот. Он начал глубоко и равномерно дышать.

Потом его секретарша и жена наклонили головы и принялись молиться или медитировать, или я не знаю что. Пришла наша очередь обратить внутрь себя свои мысли, догадался я. Брекинридж посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом, я пожал плечами, он тоже пожал плечами, и мы начали смотреть на уже спящего Кейси.

Он глубоко вздохнул. Потом его дыхание стало легким и поверхностным, словно он просто прилег вздремнуть на часок после обеда.

Миссис Кейси повторила что-то несколько раз, чего ни Брекинридж, ни я не смогли расслышать, но решили, что это гипнотическое внушение, вызывающее его пророческие способности к действию.

Я достал карандаш и записную книжку: для чего еще я сюда пришел, черт возьми?

Кейси начал что-то бормотать. Казалось, он повторяет заклинания жены.

Потом он почти закричал, и мы с Брекинриджем слегка подскочили на наших жестких стульях.

– Ты можешь сообщить нам точное местонахождение пропавшего ребенка? – тихо спросила его миссис Кейси. – Ты можешь подсказать нам самый надежный способ вернуть ребенка родителям живым и здоровым?

– Есть много каналов, через которые можно осуществить связь, – проговорил он нормальным внятным голосом; – Эти каналы прекрасно знакомы с природой вымогательства. Для некоторых из этих личностей такие дела в новинку, другие уже знакомы с ними – понимаете? То есть один из них уже занимался этим, другие – совсем новички.

Меня поразило, что в этой тарабарщине могло быть зерно истины: опытные вымогатели работают вместе с теми, кого подкупили в доме Линдберга.

Миссис Кейси сделала еще одну попытку:

– Какие средства следует использовать, чтобы вступить в контакт с похитителями?

– Многие уже задействованы. Лучше всего подойдет человек, который сумеет договориться об освобождении или возвращении ребенка без нанесения ему телесных повреждений.

Великолепно.

– Можно узнать имена этих людей?

– Главарем этой группы является Маглио.

Маглио? Это имя было мне знакомо: Пол Маглио, иногда его называют Полом Риккой, один из близких друзей Капоне! Я записал его имя и подчеркнул три раза.

– Извините, миссис Кейси, – тихо проговорил я. Взволнованный, я боялся все испортить своим вмешательством.

Но она только посмотрела на меня с ласковой улыбкой Мадонны на устах.

– Да, мистер Геллер?

– Можно мне задать мистеру Кейси несколько вопросов?

Без колебаний она ответила:

– Конечно, – поднялась со стула и указала мне на него.

Ругая себя за то, что позволил втянуть себя в это сомнительное мероприятие, я подошел к стулу и сел.

– Вы можете рассказать мне о самом похищении? – спросил я. – Как оно произошло?

– Примерно в половине девятого ребенка из комнаты вынес мужчина, – сказал он. – Внизу его ждал другой мужчина.

Мне не хотелось его чрезмерно подстегивать, и поэтому я просто спросил:

– Внизу?

Кейси кивнул; глаза его оставались закрытыми. Казалось, он мирно спит.

– Ребенка опустили на землю и понесли в машину. Потом машину сменили...

Разумеется, в этом был смысл; сменить машину имело смысл. Правда, совсем не обязательно быть экстрасенсом, чтобы предположить это.

– Они воспользовались другой машиной, – сказал он. – Они поехали на север к Нью-Джерси, через туннель, и затем через Нью-Йорк в Коннектикут, в район Кордова.

Я старательно все записывал; Бог знает, зачем, но записывал.

– В восточной части Нью-Хейвена они проехали по Адамс-стрит и перенесли ребенка в двухэтажный, крытый черепицей дом под номером семьдесят три. В трехстах метрах от конца Адамс-стрит стоит коричневый дом, который прежде был выкрашен зеленой краской, третий дом от угла. Там красная земля на дороге. Ребенок находится в доме на Шартен-стрит.

Я чувствовал себя болваном, записывая этот вздор, но в то же время мне было ужасно интересно. Кейси, как и любой мошенник, умел производить впечатление.

– Ребенок по-прежнему находится по этому адресу?

– Да.

Брекинридж теперь стоял рядом со мной. Он сказал Кейси:

– Ред Джонсон участвовал в этом преступлении?

– Вижу, что участвовал.

– А нянька Бетти Гау?

– Косвенно.

– Кто еще?

– Женщина по имени Беллиенс.

Это имя мне ничего не говорило. Я пришел Брекинриджу на помощь:

– Кто сейчас охраняет ребенка?

– Женщина и двое мужчин, которые сейчас находятся в доме.

– Где?

– Выполняйте мои указания, – раздраженно проговорил он, – и я приведу вас к ребенку.

– Я хорошо знаю Нью-Хейвен, – сказал Брекинридж. – Но я никогда не слышал о Кордове. Вы можете сказать нам, через какие каналы можно определить точное местонахождение Шартен-стрит?

– Вы должны выйти на эту улицу! Если на ней будет название, то это хороший знак!

Брекинридж посмотрел на меня широко открытыми глазами. Я пожал плечами.