Текст книги "Кровавый срок"

– Ее еще называют «спиртная улица», не так ли? – ответил я вопросом на вопрос.

– Да, конечно. Я и не думала, что вы – знаток наших краев, мистер Геллер.

– Да нет, какой я знаток. Просто помню, что Нассау – далеко от США, а еще в нем не было введено запрета на свободную продажу спиртного. Кое-кто нажил на этом неплохие деньги.

– Многие сколотили на этом состояния, – сказала она таинственно.

– Но не сэр Гарри?

– Нет, конечно, нет. Зачем делать деньги на виски, когда под рукой золото.

Вдруг меня опять прошиб пот. Ведь эти типы, сколотившие состояние в Нассау во время сухого закона, должны были иметь связи с гангстерами. А что, если эти связи еще сохранились?

Этого было достаточно, чтобы заинтересоваться, кто скрывается за ставнями и позолоченными вывесками над антикварными лавками. Когда не проводят отпуск в США, естественно.

– А вот где вы остановитесь на ночь, – продолжала говорить мисс Бристол, указывая на последнее по Бэй-стрит неуклюжее розовое здание в полуколониальном, полумавританском стиле, напоминающее гигантский пирог. – Этот отель принадлежит сэру Гарри.

– Не может быть!

Ее смех звучал почти язвительно!

– Несколько лет назад сэр Гарри вошел в ресторан этого отеля, и метрдотель не узнал его. Дело в том, что сэр Гарри одевается… непретенциозно, скажем так. Даже несколько… нестандартно.

– Правда? – произнес я, наслаждаясь необычным, похожим на французский, акцентом, который она делала на последние слова.

– И вот как-то раз сэр Гарри явился туда в шортах и сандалиях. Он выглядел, может быть, чуть-чуть неряшливо, и ему не дали столик. А на следующий день сэр Гарри… купил весь отель за миллион долларов и снова пришел туда, заказал столик, и все повторилось сначала. Только на этот раз он выгнал метрдотеля.

– Что ж, я постараюсь держать свое мнение о наряде сэра Гарри при себе.

Она снова засмеялась своим музыкальным смехом.

– Иногда лучше хранить молчание.

Она была удивительно мила, эта Марджори Бристол. Интересно, где она это приобрела такой словарный запас? Откуда у нее карибский акцент, я знал и так. Я же детектив, черт возьми.

Когда мы почти миновали здание отеля, я спросил:

– Может мы остановимся на минутку?

– Нет, сэр Гарри велел везти вас прямо к нему. Он ждет вас в «Вестбурне».

– В «Вестбурне»?

Мы проехали мимо общественного пляжа, где было мало купающихся. Наш кэб просто летел по пустой дороге прочь от города.

– "Вестбурн", – повторила она. – Летний домик сэра Гарри.

Я недоверчиво улыбнулся ей.

– Это название звучит… слишком грандиозно для коттеджа, а?

Она обернулась и опять улыбнулась мне. Ее широкая соломенная шляпа снова задела меня по лбу.

– Ну, это не обычный коттедж…

Глава 3

Проехав вдоль берега океана мимо неуклюжей, но хорошо сохранившейся каменной крепости на скалах, которая когда-то охраняла восточный вход в гавань, наша коляска миновала богатые жилые кварталы и завернула за мыс, который Марджори Бристол назвала «Браунс пойнт». За ним Сэмьюэл придержал лошадей, и они легким шагом обогнули ярко-зеленую площадку для гольфа, с которой начиналась большая лужайка перед поместьем Оукса. Сам дом не был виден с дороги, но на то, что он был здесь, указывал черный стальной забор с белыми каменными столбами и черными стальными воротами, на которых металлические буквы в стиле рококо гласили: «Вестбурн». Створки ворот были прикрыты, но замка не было видно, и Сэмьюэл, спрыгнув с повозки, открыл одну из них. Потом он снова влез на козлы, натянул поводья, и мы тронулись дальше. Он и не подумал вернуться назад и закрыть ворота.

Мы катились по дорожке в форме полукруга через безупречно подстриженную лужайку с яркими клумбами, прятавшимися, как цветы в волосах хорошенькой девушки. Вездесущие пальмы лениво склонялись, будто жестикулировали, указывая на большой приземистый дом впереди.

Нью-Провиденс – длинный узкий остров – двадцать одна на семь миль – и дом в поместье Оукса повторял его форму. Он был таким же широким с запада на восток и узким с юга на север. Длинный фасад (или это был торец?) похожего на гасиенду дома делал незаметной высоту двух его этажей, и из-за этого все здание казалось ниже, чем оно было на самом деле. Честно говоря, легендарный дом сэра Гарри напомнил мне придорожный отель.

«Вестбурн» оказался удивительно нескладным серым оштукатуренным строением, окруженным кустарником; с белыми ставнями, красноватой крышей и решетками, по которым вился бугенвиль. Балкон, опоясывавший все здание, служил одновременно навесом над галереей, оканчивающейся справа от заднего крыльца, где сквозь распахнутые двери нескольких гаражей виднелось несколько дорогих машин. С другой стороны здания я заметил открытую деревянную лестницу с решетчатой баллюстрадой, с помощью которой можно было попасть на балкон, в комнаты второго этажа.

Тот, кто жил здесь, наверное имел кучу денег – в этом пляжном домике было пятнадцать или двадцать комнат. Но у того, кто жил здесь, вряд ли был вкус. Марджори Бристол ошибалась: может, название «Вестбурн» и звучало грандиозно, но у этого неуклюжего поместья с его ухоженными садиками был самый обычный вид.

Сэмьюэл улыбнулся мне, я дотронулся до своей шляпы, благодаря его, и он повел свою лошадь с повозкой обратно к воротам.

– Он, кажется, славный парень, – сказал я.

Я снова надел пиджак и опять тащил свою сумку.

– Это точно, – отозвалась мисс Бристол.

Ведя меня к широкому переднему крыльцу, она показала рукой вправо.

– Там теннисные корты. И бассейн тоже.

Теннисные корты виднелись среди пальм, но бассейна нигде не было видно.

– Зачем вам нужен бассейн, если под боком океан? – спросил я.

– Мне не нужен, – ответила она и улыбнулась.

Дверь главного входа была не заперта, и мисс Бристол вошла в дом. Я последовал за ней. Внутри оказались темные деревянные и оштукатуренные стены с рисунками и гравюрами на морскую тематику. Потолок был выше, чем я ожидал, глядя на дом с улицы. Лестница без перил вела в спальни наверху. Слева я мельком увидел столовую с шикарно выглядевшей мебелью в викторианском стиле и большим восточным ковром, достаточно большим, чтобы улететь на нем. Везде были вазы со свежесрезанными белыми цветами.

Мисс Бристол поняла, что я заметил цветы, и сказала:

– Это для леди Юнис. Она любит лилии. Даже когда ее здесь нет, я ставлю свежие цветы.

Наши шаги эхом отзывались на паркетном полу, где я видел свое отражение, глядя вниз. Интересно, кто полировал пол? Тоже мисс Бристол, или она занималась только административными делами?

Мы прошли мимо открытой двери в ослепительно белую в современном стиле кухню на широкое чисто вымытое крыльцо. Здесь была кое-какая мебель из ротанга и пальмы в горшках; на склоне заднего двора, спускающегося к пляжу с белым песком и синему океану, виднелись лилии.

Мисс Бристол задержалась на крыльце и подарила мне еще одну из своих редких, но от того не менее ценных улыбок.

– Вам пора встретиться с сэром Гарри, – сказала она. – Пожалуйста, оставьте вашу сумку здесь.

Мы спустились с крыльца, и я услышал пыхтение и жужжание, которые не были шумом прибоя.

– А вот и сэр Гарри, – сказала она. Она уже не улыбалась, но в ее ореховых глазах играл озорной огонек. – Он сейчас, знаете ли, забавляется со своей любимой игрушкой.

Я не знал, но скоро все понял. Пальма, которая росла между тем местом, где стоял я, и окном, вдруг опрокинулась, как тростинка.

Я не сразу заметил массивную цепь вокруг основания дерева, которое было буквально вырвано с корнем небольшим красноватым трактором. Его колеса методично рыхлили аккуратно подстриженную траву, а трактор тащил за собой пальму с корнями, облепленными свисающими комьями земли, как лошадь тащит упавшего наездника. Только «наездник» – водитель трактора – и не думал падать. Он дергал рычаг переключения скоростей, переводя трактор на рыкающую нейтральную скорость, и подпрыгивал на своем сиденье, как лягушка.

Сэр Гарри, одетый в шляпу с широкими, опущенными вниз полями, красную с черным куртку, брюки для верховой езды цвета хаки и высокие сапоги оказался маленьким, но властным человеком с властным брюшком, которое он почесывал, пока шел ко мне.

– Проклятые деревья! – сказал он. Его неприятный, режущий слух голос перекрывал грохот трактора. – Какого черта иметь океан под окном, когда ни черта не видно из-за этих дурацких деревьев!

Моей первой мыслью было, не оскорбляет ли его непристойная речь мисс Бристол, но когда я повернулся, рядом никого не было. Потом я заметил ее – уже на полпути к дому.

Сэр Гарри сбросил шляпу и вытер лоб тыльной стороной рабочей перчатки, оставив на нем грязную полосу.

– Вы – Геллер?

У него были коричневые, волнистые волосы, лишь слегка тронутые сединой. Совсем молодые волосы над изрезанным морщинами лицом – лицом старика. У сэра Гарри были темные, широко посаженные свирепые глаза и выдающаяся вперед воинственная челюсть, которая придавала ему злобный вид. У него был луковицеобразный, похожий на шарик оконной замазки нос, который, казалось, вот-вот дотронется до тонких сжатых губ.

Но вообще-то сэр Гарри был даже чем-то симпатичен мне, какая-то эксцентричная дурацкая симпатия, знаете ли. Сейчас его гонкие губы искажались в вымученной улыбке.

– Люди думают, что я ненавижу деревья, потому что я всегда выворачиваю их к такой-то матери трактором. – Он остановился и ткнул меня в грудь своим толстым пальцем (рабочих перчаток на нем уже не было).

– У меня есть трактор и побольше, чтобы вырывать эти ублюдочные деревья.

– Не сомневаюсь.

Мы снова двинулись вперед. Волны прибоя легко накатывались на берег, и мне казалось, будто мы шли мимо живописной открытки, вдруг ставшей реальностью. Но несколько маленьких отвратительных крылатых сукиных детей пытались пообедать мною.

– Москиты, – сказал сэр Гарри и прихлопнул одного на щеке. Это был увесистый удар, будто он отвечал на личное оскорбление. – Они безвредны, если убьешь их.

Вот это да, настоящий трюизм!

Но тут он снова заговорил о деревьях.

– Я собираюсь посадить сегодня пару пальм, – произнес он, примирительно махая рукой. – Я люблю, чтобы деревья росли там, где хочу я. Я хочу, чтобы они не мешали мне, черт побери. Не заслоняли мне дурацкий обзор. Понимаете?

– Понимаю, – ответил я.

– И что вы думаете о моем острове?

Он был по меньшей мере прав на треть: мисс Бристол упоминала, что Оукс владел третью острова Нью-Провиденс.

– Очень симпатичный, – сказал я, целя в москита и сильно шлепая себя по щеке.

Он остановился и уставился на океан, как будто океан был тоже его владением.

– Это Кэйбл Бич, где проходят подводные телефонные кабели и соединяют нас с цивилизацией. Иногда мне кажется, что все это – какая-то дурацкая ошибка.

– У вас есть на то основание.

Сэр Гарри снял шляпу и принялся отгонять ею москитов. Он опять улыбнулся своей скупой улыбкой.

– А что вы думаете о моей маленькой мисс Бристол?

– Очень полезная эффектная молодая особа.

– Это точно. А хорошенькая у нее черненькая попка, а?

Как бы я не восхищался задом мисс Бристол про себя, этот предмет не вдохновлял меня на дискуссию.

– Ты не так меня понял, парень.

Мы опять остановились, и он покровительственно положил руку мне на плечо. Его жадные маленькие глазки превратились в узкие щели, а дыхание стало горячим, как печка. Моя профессиональная наблюдательность детектива подсказала мне, на завтрак он ел сыр и омлет с луком.

– Я никогда и пальцем не дотрагивался до этой девочки, – отрезал он. – И никогда не дотронусь. Она умна, предана мне, знает свою работу и кое-что еще! Ты должен запомнить одну вещь, сынок.

– Какую?

– Никогда не трахай наемную прислугу!

– Постараюсь это запомнить.

Я старался говорить ровным голосом, но его внимательные глаза золотоискателя все равно впились в мое лицо в поисках признаков иронии.

– Ты, кажется, еврей, парень?

– Вообще-то я не исповедую веру, но мой отец – еврей. Какие-то проблемы с этим, сэр Гарри?

Его смех был оглушительным.

– Черт, нет. Но здесь, в Нассау, есть масса узколобых фанатиков. Когда на маленьком острове собирается столько негров и так мало белых, расизм всегда показывает свое уродливое лицо.

Сказанные человеком с таким лицом, как у него, эти слова поражали своей логичностью.

– Дело в том, Нат… Можно, я буду звать тебя Нат?

– Конечно.

– Да, а ты называй меня Гарри. Черт с этим дерьмовым «сэром». Мы же будем хорошими друзьями, верно?

– Хорошими.

Мы снова двинулись вперед. Москиты продолжали кусать меня, а прибой неумолимо набегал на берег и отступал назад.

– Дело в том, Нат, что на острове тебе придется побывать в разных местах… Особых местах.

– Вы имеете в виду, куда не пускают евреев?

– Точно. Для меня любой человек – это человек.

Я признаю только одну религию – золото. Но о Господи! Не говорите моей жене, что я сказал так. Юнис верит во всю эту чепуху о загробной жизни.

– Гарри, как я смогу выполнить для вас работу в Нассау, если свободы здесь ограничены?

– Легко. Этот чертов Нассау – мой, Нат. В доме у меня есть для тебя специальная карточка. В ней говорится, что ты – мой гость. В городе нет ни одного клуба, ресторана или отеля, куда бы тебя с ней отказались впустить.

– А, если так…

– Кроме того, ты не похож на еврея.

– Вот здорово, спасибо, Гарри.

– Ты похож на чертового ирландца с этими рыжими волосами.

Он положил руку мне на плечо в то время, как наши ноги мягко ступали по белому песку.

– Ты хороший парень, Нат. А теперь я расскажу тебе о нехорошем парне, этом ублюдке – моем зяте.

– Зяте? Так вот в чем дело? Какая-то семейная ссора?

– Ты не женат, Нат?

– Нет.

– Так, значит, у тебя нет детей – по крайней мере, о которых ты знаешь, ха-ха. – Он грубо засмеялся. – Что ж, когда у тебя будут дети, я гарантирую тебе одно: они разобьют твое чертово сердце.

Я ничего не ответил. Он снял руку с моего плеча. В этот момент ему даже не требовался его замечательный отпрыск: стальные глаза Оукса сделались мокрыми.

– Ты отдашь им все, все. А что они дают тебе взамен? Чертово разбитое сердце.

Оказалось, Нэнси – его «чертова любимица» меньше года назад выказала свою признательность за безграничную щедрость папочки, выйдя замуж «за этого проклятого жиголо – охотника за состояниями».

– Знаешь, сколько лет ей было, когда он начал… Он запнулся, но затем слово вырвалось у него само.

– Трахать ее! Семнадцать. Семнадцать! А он, елейный ублюдок, был вдвое старше…

Я ничего не сказал, только шлепнул москита на рукаве пиджака. На этот раз я попал, и на пиджаке осталось небольшое кровавое пятно.

– Он хочет, чтобы его называли графом, этот де Мариньи.

Пока он говорил, я не мог понять, как звучит эта фамилия: у него это получалось «ди Махрини».

– Проклятый плэйбой – яхтсмен. Он дважды был женат, жил за счет своих жен.

Оукс остановился, сел на песок. Уставился на темных пеликанов, которые пикировали на море в поисках ленча. Было около полудня, и мне тоже не мешало бы пообедать. Я сел рядом с ним.

– Мы всегда были так близки, Нэнси и я… Она любила слушать мои рассказы о тех днях надежд… говорила, что хочет написать мою биографию, когда вырастет. – Он засмеялся почти тоскливо. Странно было слышать такой смех этого тертого калача. – Может, не стоило разрешать ей вольности в таком раннем возрасте. Эту поездку в Англию, чтобы учиться танцам. Она ходила в школу в Лондоне, а потом – в Торрингтон Парк. У нее были частные учителя по танцам и искусству. У нее было все, что она хотела. В ее четырнадцатый день рождения я сделал ей особый подарок: я разрешил ей год не учиться и отправился с ней и ее матерью в круиз по Южной Америке. А там я подарил ей что-то особенное…

Он, наверное, хотел, чтобы я спросил «что», и я спросил:

– А что это было, Гарри?

Он взглянул на меня и улыбнулся шире, чем, казалось, могли улыбнуться его тонкие губы. Я подумал, что его пергаментная кожа лопнет.

– Я взял ее в Долину Смерти, Нат. Ну, конечно, о чем же еще могла мечтать юная девушка?

Он уставился на песок и принялся чертить на нем линии пальцем.

– Мы повторили мои странствия тех времен, когда я искал золото и чуть не загнулся там. Я по-своему учил ее… Показывал ей, чего стоило заполучить все это. И я думал – я думал, может, потом у нас появится какое-то взаимное уважение…

Пеликаны кричали, будто издевались над ним.

– А потом она бросила меня ради этого лягушатника.

Сейчас он был больше похож на отвергнутого просителя, чем на любящего отца, но я не сказал это вслух.

Его лицо снова превратилось в горькую маску.

– Я послал ее в Калифорнию на каникулы, хотел, чтобы она уехала от этого вкрадчивого сукина сына. Но он полетел туда и встретился с ней… Всего два дня, как она стала совершеннолетней. Два маленьких дня ей было восемнадцать, а потом он женился на ней в Нью-Йорк Сити.

– Это было тяжело для вас, Гарри?

Он уставился на океан пустым взглядом.

– Я старался устроить все как можно лучше. Предлагал им деньги. Предложил ему землю. Работу. А он послал меня к черту. Гордый ублюдок! Как будто деньги ничего не значат… Как будто ему все равно, что я умру, и Нэнси унаследует миллионы…

Он сжал горсть песка, как будто хотел задушить его, но песок лишь просыпался между его толстыми пальцами.

– Теперь этот сукин сын пытается столкнуть меня с Сидни!

– С Сидни?

– Это мой сын! Он впечатлительный мальчик, а этот французик говорит так гладко. Он такой… чертовски очаровательный.

В этом слове сквозил сарказм.

– С этими его яхтами и россказнями о Европе и его фальшивым титулом…

Сэр Гарри, должно быть, знал все о фальшивых титулах. Он погрозил кулаком океану.

– Он настроил Сидни против меня! Ублюдок! Грязный ублюдок!

Обветренное лицо сэра Гарри залилось румянцем.

– А потом, это последнее оскорбление… Он заставил Нэнси написать это жестокое письмо ее матери. Написать, что она порывает с нами «до тех пор, пока» мы не примем ее обожаемого супруга обратно в лоно семьи…

Я рискнул коснуться рукава его рубашки.

– Гарри, похоже, ничего нельзя сделать с этим злосчастным сукиным сыном.

У него даже ноздри покраснели.

– На этот раз можно! – Его глаза сузились, а тонкий рот искривился в усмешке, когда он наклонился ко мне и таинственно зашептал: – Моя дочь сейчас проводит лето с матерью в Бар Харбор. Изучает там танцы и какие-то дурацкие штуки. А знаешь, чем занимается этот проклятый гулящий французик каждую ночь, пока его жены нет рядом?

– Нет, Гарри.

Он откинул голову назад и проревел:

– Снимает девок!

Расшнуровывая ботинок и вытряхивая оттуда песок, я размышлял, все ли баронеты Британской империи так красноречивы.

Он схватил мою руку. Его хватка была как тиски.

– Я хочу, чтобы ты добыл улики против этого складно говорящего ублюдка!

– Улики?

Он говорил сквозь сжатые зубы, ехидно улыбаясь.

– Я хочу, чтобы ты достал мне кучу откровенных снимков, на которых был бы этот фальшивый граф, чтобы я мог бы бросить их в лицо моей дочери, и она упала бы в обморок!

Пока Оукс гоготал над своим гениальным планом, я мысленно поставил его в номинации «Отец года» на первое место.

– Мистер Оукс… Сэр Гарри… Я обычно не занимаюсь такого рода работой…

Он сердито покосился на меня – хотя с его рожей трудно было определить, смотрит ли он сердито.

– Не нужно этих высоких фраз, Геллер. Я проверил тебя. Я знаю твою репутацию.

Он опять ткнул широким пальцем в мою грудь.

– Почему, черт возьми, ты думаешь, я позвал тебя сюда?

Я схватился за воздух ладонями.

– Да нет, мое агентство просто живет делами о разводах. Просто я не занимаюсь этим лично. – Тут я гордо ткнул себя в грудь сам. – Я президент своего агентства, мистер Оукс…

Он фыркнул от смеха.

– Черт, парень, сэру Гарри Оуксу не нужен неквалифицированный ассистент – мне нужен главный детектив, понятно! Ты бы послал этому чертову Генри Форду своего помощника?

– Конечно, нет, сэр Гарри…

Он положил руку на мое плечо.

– Просто Гарри, Нат.

– Отлично. А почему бы вам не нанять какого-нибудь местного сыщика? Зачем посылать за мной, в Чикаго, когда…

– Здесь, в Нассау, только два частных детектива Нат. И обоих хорошо знает этот «граф» Альфред де Мариньи. Ты же, напротив, сможешь смешаться с туристами, военными и американскими авиационными инженерами… Ты же знаешь, многие офицеры часто не носят свою форму, когда они не на дежурстве.

– Ну…

Он встал, его ступни утопали в песке, как ноги статуи.

– Сколько ты хочешь за эту работу, Геллер?

Я тоже приподнялся, отряхивая песок со своей задницы.

– Честно говоря, я считаю, что это будет общая работа, и мне придется вызвать одного из моих оперативников…

Я пожал плечами. Ткнул пальцем в небо. В высокое небо.

– Три сотни в день и расходы.

Сэр Гарри тоже пожал плечами и указал в сторону дома.

– Как насчет чека на десять тысяч долларов в качестве предварительного гонорара? Плачу прямо сейчас.

– Хорошо, – быстро сказал я, пораженный. – Просто здорово.

– Я выпишу тебе чек, – сказал он. – Я не думаю, что будут проблемы с тем, чтобы обналичить его.