Текст книги "Большая Красная Кнопка"

Макс Острогин
Большая Красная Кнопка

Глава 1
Затяг

Тикает.

Часы. Я взял книжечку, тонкую, в зеленой пластиковой одежке. Осторожно, кончиками пальцев, чтобы страницы не рассыпались в серый прах.

«Видеомагнитофон JVC – DR 1019, руководство по эксплуатации». Само по себе странное слово – «видеомагнитофон». Из старинных, даже из мертвых, из тех, что окончательно позабылись по причине своей ненадобности, сгинули, растаяв в непредсказуемом прошлом. Вот слово «электричество», тоже старое, но в то же время и сегодняшнее, мы все знаем, что это такое – искры, тепло, свет, может и ударить, если дурак. «Видеомагнитофон» ни о чем мне не говорил. Судя по картинке в руководстве, плоский черный ящик с кнопками. В него вставлялись кассеты с записями, после чего изображение выводилось на монитор.

Монитор я знал. На Варшавской их было много, только все неисправные. Петр немного разбирался в электричестве, так вот, Петр говорил, что поломалось все из-за импульса. Электромагнитного. Когда-то давно очень мощный всплеск выжег почти всю тонкую электронику, даже ту, что на складах хранилась. А оставшаяся почти вся испортилась от времени. Во всяком случае, Петр не смог починить ни один прибор сложнее печки. Егор же, вернее, его отец предполагал, что на телецентре аппаратура должна была сохраниться лучше. И чтобы подготовиться как следует, он читал руководства. Ну, куда втыкать и на что нажимать. Теперь вот и я эти руководства изучал. Каждый день по три часа. Понималось туго. Настройки, переключения, каналы какие-то, слишком много незнакомых слов. Хотя все эти старинные устройства работали более-менее одинаково: суешь кассету, или диск, или карточку, оно сразу само начинает показывать. Я, конечно, не очень умный человек, но с такой техникой даже я управлюсь.

«Видеокамера Панасоник GS 12, руководство по эксплуатации», в красной обложке, похожей на кожу крокодила. Начал с первой страницы.

Лежал, читал. Наверху звякали на веревочках гильзы, выл в старых антеннах ветер. И тикали часы. Спокойно так, хорошо. Тик-так, тик-так, шестеренки перекатываются, отмеряют минуты, часы, спать охота. Стрелки вроде замерли, но если напрячь как следует зрение и затормозить посильнее мозг, то видно, что они ползут по кругу. Медленно и неукротимо. Пока идут часы, время есть. Если будильники перестанут тикать, стрелки замерзнут и проржавеют колокольчики, тогда и все, значит, конец.

То, что время тикает, – это верный признак. Мир вертится, и надежда есть.

Егор должен бы уже и вернуться. Уже час как. Тут недалеко ведь. Подземный магазин, совершенно неразграбленный. То есть его, конечно, разграбляли, но не все кому попало, а только родственники Егора. И оберегали от остальных, чтобы посторонние не безобразничали. Да и не было тут этих посторонних.

Егор наведывался в магазин раз в неделю. Приносил консервы. Сироп. Спирт для отопления, свечи для освещения, другие припасы, таскал все это рюкзаками, каждый раз приговаривая, что запасов много, до весны вполне хватит, слон морозоустойчивый, в слоне хорошо…

Пару раз я собирался с ним, только не получалось, ноги подводили каждый раз, шатание в них пробуждалось и полная неходь, поэтому я в магазин так и не выбрался, хотя поглядеть собирался.

Обычно Егор уходил с утра. Брал с собой обрез, винтовку, гранаты. Возвращался после обеда, нагруженный добычей и злой от страха. Ничего, пусть привыкает к самостоятельности, не все мне ему сопли вытирать…

Сегодня он что-то слишком долго привыкает. Подождем…

Закрыл глаза и еще полчаса думал о спокойном. Потом только начал волноваться. Вообще-то магазин недалеко, добраться дотуда любой может.

Даже я.

Еще через полчаса я выбрался из койки и стал собираться. Егор не пришел, скорее всего, вляпался. Надо выручать. Ничего без меня не могут.

Оделся. Натянул куртку, шлем. Постучал по нему пальцем согнутым. Звук должен правильный получаться, если неправильный, значит, в шлеме трещины. Хотя, если честно, в шлеме не может случиться трещин – это же какой-то там необычный кевлар, прочнейшая вещь, но что-то я стал в последнее время подозрительным человеком, подозреваю все.

С ботинками промучился минут двадцать, не меньше. Ноги подпухшие, трудно лезут, еще труднее вылезают, борьба. Хотел даже подрезать ботинки, но решил подождать. Ноги в норму придут, а обуви не вернуть. А я к ним привык, в моем возрасте от привычек уже сложно отказываться.

Взял ружье, вертикалку. Чем-то напоминает карабин, только не такой тяжелый.

Ну и костыль. Костыль у меня отличный, титановый. Удобный, легкий, а если нажать на пружину, то из нижней части выставляется особое пыряло, им легко пырять. И даже звездочки на костыле есть, выцарапанные, не знаю, чего они означают, счет, может. Сколько владелец убил. Сумраков, волкеров, кровожадных старушек.

Рюкзак тоже прихватил, со всем, что нужно в походе. Потому что Гомер учил – идешь на минуту, собирайся на век. Нужное, ненужное тоже, потому что может пригодиться все.

Спуск на землю – целое приключение, костыль – мой верный друг, без него я никак и никуда, особенно на лестницах. Интересно, а есть стреляющие костыли? Удобно, наверное, прыгнула на тебя бабушка-убийца, а ты ее разрывным костылем, наверное, раньше так все и было.

Три раза чуть не упал, один раз почти головой, Алиса бы посмеялась…

Алиса бы посмеялась. Обозвала бы меня рыбцом. Или Рыбинском. Егору тоже бы придумала название. Козявочник, Сопля, Кактус-Какашка, воображение у нее богатое. Егор тут книжку мне принес, про ту самую Алису. Перечитал. Та тоже была сумасшедшая, еще сумасшедшее нашей. И вокруг нее тоже один другого лучше. Одна улыбка кошачья чего стоит. А уж природа-то какая…

Наверное, про нашу жизнь тоже можно безумную книжку сочинить. Я буду Чеширским котиком, Егор Безмозглым Шляпником.

А Алиса будет Алисой.

А на улице совсем осень. Редкие деревья вокруг зоопарка так и не смогли уронить листья, поскольку по причине жаркого лета никаких листьев на деревьях не завелось, я шагал в тени высотки, под ботинками скрипели пирамидки утреннего льда, дышалось легко. Оздоровительно. Я люблю первые заморозки. Когда на лужах прозрачные корки, земля твердая и не держит след, воздух звонок и слышимость простирается в два раза дальше, чем в обычные дни, и весь прах, накопившийся в воздухе летом, садится на землю за одну октябрьскую ночь. Хотя я не был уверен, что сейчас октябрь, месяцы давно рассыпались и растерялись.

Осень.

Я достал карту. Магазин рядом. Под землей. И чего они все так под землю влезть старались? Полгорода расположено под землей, большая часть. Вот я бы на месте старинных людей не под землю стремился, а наоборот. Вверх. А они все вниз да вниз, не могли освободиться от своих норных привычек. Да и сейчас не сильно освободились.

Не люблю ходить по карте, привязанным себя чувствую, но тут, в Москве, по картам удобнее, улицы не путаются. Направо, налево, направо, прямо, полкилометра. Я прохромал это расстояние достаточно быстро. Никого. Запад есть Запад, даже мреца нормального не встретить. Сумраки сплошные, беспросветные. Поэтому, кстати, в моем обычном наборе для прогулок теперь всегда контейнеры с ускорителем.

Вход в магазин не выделялся. Много обычного нашего железа, опрокинутые автобусы, сгнившие деревья, покрышки, как маленькие, для обычных машин, так и какие-то совсем огромные, ростом с человека, даже больше, в них, наверное, можно было жить, жизнь – она ведь везде, в слоне, в покрышке.

Старый фургон, врос в асфальт, из открытой двери высыпаются жестяные банки с краской. Пробрался внутрь. В полу имелся замаскированный люк, за люком дыра в асфальте, достаточно широкая для пролаза трех человек одновременно. Лестница.

Полез.

Магазин огромный, настолько, что можно ездить по нему на велосипедах. Или на роликовых коньках, первое, что я увидел, были как раз они. Валялись горкой, бессмысленные, несчастные.

Светло. Под потолком горели длинные синие лампы. Егор говорил, что тут вроде как сохранился генератор, каждый раз, когда они сюда ходили, запускали его для освещения. Магазин, я никогда не был в таких. Другие магазины, в которых мне удалось побывать, выглядели иначе. Пустые бутылки, битая посуда, на полу мелочь и консервные банки.

Тут тоже банки, много. Большинство бесполезных, я определил. Овощные консервы портились быстрее остальных, они сдохли уже почти сто лет назад, а может, еще и раньше. Все эти горошки, маленькие капусты, рубленая морковь, фасоль в стручках, артишоки, репа и другое полезное питание, ныне теперь совсем бесполезное, размякшее в одинаковую бурую жижу. За овощами рыба, за рыбой какие-то морские каракатицы в стеклянных банках, по виду они были вполне ничего, но я знал, что стоит снять крышку, как ворвавшийся воздух тут же превратит их в непригодную вонючую кашу.

Консервный ряд тянулся и тянулся, я повернул направо. Прошел мимо масла в жестяных банках с черными ягодами, мимо других банок, на некоторых были нарисованы черные грибы, на других пальмы, из пальм, что ли, масло выжимали? Прихватил бутылку с черными ягодами – оно сохранялось лучше и пахло приятнее.

За маслом начинались лопаты, целый ряд лопат разных размеров, форм и расцветок, я взял блестящую с узким лезвием, попробовал на остроту, ничего себе лопата, с убойностью, к таким я испытываю слабость. За лопатами какие-то приборы, моторы неизвестного назначения, резиновые мячи, сетки, железные кругляки, и тут же отдел снаряжения и оружия. Большой, с хорошим выбором. Топорики, керосиновые лампы, примусы, фонари, веревки, котелки и множество самых полезных в нашей жизни вещей, спальники вот. Глаза от жадности разбегались. С другой стороны, у меня уже есть все необходимое, подогнанное, знакомое и привычное, разве что пару пачек мокрых спичек, которые горят даже под водой.

Взял спички. Даже три пачки, иногда с огнивом лень возиться. Спальник на обратном пути надо все же поглядеть…

Оружия тоже много, но качество его меня совсем не устраивало. Я посмотрел некоторые ружья. Дешевые штампованные поделки, ненадежные, рассчитанные на не очень многоразовое использование. Хорошее оружие отсутствовало, наверное, его уже утащили Егор и его папаша.

Кроме того, почти половина стен оружейного отдела оказалась увешана вообще непонятно чем. С виду вполне себе настоящие штурмовые винтовки, пистолеты и даже револьверы, в отличном качестве, смазка еще сохранилась, пахнут по-боевому, я заинтересовался, сбил замок.

Муляжи. Вернее, даже не муляжи, а испорченные нарочно. У некоторых были совершенно безжалостным способом пропилены стволы, у других не хватало внутри важных деталей, третьи оказались просверлены, и внутрь был щедро залит металл. Зачем кому-то понадобилось держать в магазине нестреляющее, я не понимал. Портить оружие, полная глупость. Или много его слишком наделалось, девать некуда? Или для украшения? В некоторых домах я видел оружие на стенах, дурацкий совершенно обычай, я бы сказал, даже омерзительный. Как можно украшать стены винтовками? Картины. Правильно вешать картины или пластмассовые цветы.

Сразу за оружием начинался исключительно странный отдел, с вещами, даже отдаленное назначение которых я совсем не мог определить. Стеклянные шары, пластмассовые пирамидки, звенящие трубочки, огромные глиняные кружки, из которых прорастали красные глиняные грибы, гипсовые собаки, деревянные глобусы. Особенно мне запомнились нарядные коробки с надписью «В последний путь». Я заинтересовался, открыл осторожно – а вдруг там бомба, вдруг так раньше шутить принято было? Но там оказались другие предметы. Белые тапочки с мягкой подошвой, пузырек с маслом, черные ленты, выцветшая одежда, похожая на мешок с прорезью. Присыпка в пластиковом пузырьке. Кроме того, в коробке имелась инструкция, как всем этим пользоваться. Я прочитал и понял, что это набор для похорон, для отправки человека на тот свет – недаром же он так и назывался.

В очередной раз подивился прежней предусмотрительности – каждый шаг обставлен правильными вещами и надлежащими поступками. Хороший набор. Я отправился дальше, придумывая наборы для разных жизненных ситуаций. Для свадьбы, для похода, для плохой погоды, для рыбалки, для чаепития, Егор, кстати, отправился за чаем. Где находился чайный ряд, я не знал, поэтому просто крикнул.

– Егор!

Без эха. Слишком низкие потолки.

– Егор!

Егор не отзывался. Ладно. Погуляем. Я взял металлическую тележку, отправился в обход. Вообще, конечно, Егор и его отец уже много натаскали, и в слоне запас хороший, и наверху в высотке, молодцы, но по настоящему магазину бродить все равно интересней. Хорошо бы в шоколадный отдел попасть. Конечно, там все засохло, но можно переварить. Берешь шоколад, сухие сливки, воды немного, в котел – и варишь. А если в сливки чуть воды и много сахара, то получаются ириски, их надо разлить на сковородку, остудить и порезать на квадратики.

Чай. На полу лежала разорванная пачка. Вокруг был не чайный отдел, макаронный. Значит, Егор здесь проходил. Зачем он пачку порвал? Или не он? Может, эта пачка там сто лет лежала… Продолжил обход. Катил телегу, одну ногу поставил, другой отталкивался.

Есть известная магазинная легенда, Шнырь мне рассказывал, как группа заблудилась на Юго-Западе, забрела на кладбище. Мрецы за ними погнали, и тут им подвезло очень, наткнулись на магазин, только не в подвале, а на первом этаже. Люди эти успели в магазин забежать и закрыться. Отсиживаться решили – еды-то много. Но очень быстро выяснилось, что еда вся испорченная, даже консервы. Только сладкая газированная вода в стеклянных бутылках сохранилась. Они только этой водой и питались и через три месяца совсем плохо себя почувствовали, потому что сахар хорош в небольших дозах, а если много и каждый день, то внутренние органы начинают болеть, пропитываются сладостью и уже не работают, как должно. Одна девушка не выдержала и померла, а остальные стали думать – что с ней делать, выкинуть на улицу или слопать. И решили все-таки выкинуть, не поддаваться искушению.

Потащили труп к выходу, а к этому времени туда собрались мрецы со всей округи. Они ворвались внутрь и быстро всех сожрали, остался один парень. Он залез на железный стеллаж и сидел там.

Он сидел там тридцать дней и питался только водой, сочащейся с крыши, а мрецы стояли вокруг и смотрели на него не моргая. А потом, когда он устал и собрался прыгнуть вниз, крышу разрезало огненным ножом, и человеку явился ангел-хранитель – в магазинах часто случаются чудеса.

Вряд ли с Егором случилось чудо, он еще слишком молод и недостоин. Хотя кто достоин, а кто нет, неизвестно, весы Его неисповедимы…

– Егор!

Тишина.

Снял с плеча дробовик.

Егор говорил, что здесь безопасно. Что они с отцом закрыли вентиляционные решетки, завалили все входы и обрезали трубы, так что никто посторонний пробраться сюда не мог. Они даже канализационные системы зацементировали. Может, уснул. Объелся конфетами и уснул, тут ведь и мебель стоит, диваны, кровати, есть где спать. Странно, а почему они с отцом здесь логово не устроили? Хотя и правильно. Соблазнов чтобы не было. Воля у человека слаба, рядом с обилием еды и вкусного питья трудно удержаться. Еду надо добывать, так заведено.

Огляделся. Я находился в бутылочном отделе. Вино, водка, пиво. Вино давно скисло в уксус, им хорошо обтираться. Пиво стало грязной бурдой, нельзя использовать. Водка полезна. Раны обеззараживать, а потом ее можно на спирт перегнать, а спирт – это совсем другое дело, хоть куда сгодится. Ликера бы какого, его хорошо с утра, полновесный глоток, от которого начинают приплясывать внутренности, ликер редко сохраняется. И пряников бы – некоторые пряники засохли так крепко, что не испортились и вполне пригодны в пищу, с ликером такие пряники то, что надо, особенно вечером, перед сном. Съешь пряник, потом пару глотков вишневки – и спать уже гораздо веселее.

Но ни одной бутылки с ликером не нашлось, наверное, Егоров папаша любил коротать холодные вечера в слоне с добрым стаканом яичного гоголь-моголя, с книгой в руке, про героев книга, как они на Юпитер летели.

В овощной и мясной отдел я даже заглядывать не стал, там давным-давно все сгнило, распалось в ничто, протухло, только вонь сохранилась ну, или призрак вони. В молочном отделе валялся рюкзак Егора.

Винтовки не было.

Я устроил дробовик поудобнее, под мышкой, чтобы сразу сдернуть при опасности. Вообще-то рюкзак Егора не валялся. Аккуратно стоял возле стеллажа с черными молочными бутылками. В рюкзаке чай и сахар, все, как надо. Значит, Егор оставил рюкзак и куда-то отправился. Куда?

Гараж. Подземная то есть автостоянка. Вход рядом. Интересно, чего он туда поперся…

Свет. На стоянке тоже горел. Несколько ламп, довольно тускло. Егор говорил, что они с отцом добывали здесь бензин. Горючее – это неплохо, в походе оно нам пригодится. Идем на север, зима скоро, попробую сделать примус-термос. Это очень удобно, не надо будет останавливаться, чтобы согреть чай, шагаешь, а чай на бензине подогревается.

– Егор!

В гараже эхо имелось. Должен услышать.

Машины здесь неплохо сохранились. Как новые, даже покрышки целые. Сотни машин, бензина много. Мотоцикл. Блестящий. Интересно, если построить воздушный шар и прицепить к нему мотор от мотоцикла…

Канистра. Пластиковая, десять литров. Далеко, в самом конце ряда. Понятно. Тут они выбрали почти весь бензин, за каждой новой заправкой приходилось забираться все дальше и дальше. А внизу еще этажа четыре, не меньше. Много бензина, этот магазин все-таки настоящее сокровище, легко прожить всю жизнь.

– Егор!

Молчание. Поиграть решил? Или вниз спустился? Зачем тогда канистру оставил…

Я почувствовал. Опасность.

Присел на капот. Надо послушать.

Ну вот, правильно, через минуту в кончиках пальцев появился почти уже забытый зуд. И в животе холодок. Прислонил костыль к машине. В ногах тоже покалывание, нерв проснулся. Приятно, однако. Проверил ружье. Патроны на месте. Ладно, Егор. Пойдем.

Я направился к канистре. Она стояла у стены, крышка открыта, рядом валяется шланг. Пахнет бензином. Столько лет прошло, почти все запахи умерли, а бензин остался, надежная вещь.

Плохо. Егор воняет, обычно я чувствую его приближение издали, а сейчас бензин перебивает.

– Егор…

Ничего.

Машина. Ножницы на полу, большие, по металлу. Чтобы срезать крышки с баков, понятно. Срезал, сунул шланг, сцедил горючее, отошел к стене…

Что-то произошло.

Вроде тихо. Следов никаких. Егор исчез. Потолок. Вентиляция. Трубы. Погань обожает такие местечки, где темно, и тихо, и тепло. Осмотрел. Вроде все в порядке, наверх его не втянули, да и трубы они заделали…

Подошел к канистре.

Горючее из бака разлилось, Егор в него наступил. От машины тянулись четкие следы. До емкости, топ-топ. И все. Куда же он делся?

Жаль, что нет Папы, он бы прочуял…

Присел перед канистрой. Ничего необычного, банка как банка, гараж как гараж. На стене желтые цифры, сорок семь. Четверка и семерка. Больше ничего. Попытался вспомнить. Ну, что-нибудь. Пропадали ли вот так люди? Вспомнить не мог. Наверное, пропадали. У нас все возможно, поганый мир, тошнотворный, это меня больше всего раздражает, бесит – пойдешь за чаем и пропадешь, растворишься на пустом месте. Нет, это определенно испытание. Всем нам.

Сорок семь…

Я все-таки заметил. Семерка. Конец цифры чуть сместился, будто оплыл, и из-под него показался другой конец, чуть более светлый. Что-то щелкнуло у меня в голове, я вспомнил. И не вспомнил даже…

Прыгнул. И тут же в чем-то увяз. На плечи насела плотная тяжесть, я завалился назад, и стало еще тяжелее, меня потянуло…

Затяг. Стены, сочащиеся кровью. Никогда не встречал, думал, что сказка.

Дернулся, стараясь выбраться из теплых безнадежных объятий, но не смог даже сдвинуться, рванулся еще, ноги увязли безвозвратно. Плечи выдрались, я упал на руки. Это поволокло меня назад в стену, боковым зрением я заметил, как искривляются цифры, выпячиваются из стены, как четверка плывет, а семерка пытается меня ухватить, и от этого я дернулся еще сильнее.

Я не думал. В такие мгновения лучше не думать, забыть про мозг, руки, ноги, голова должны действовать сами по себе. Дернулся и почти достал до канистры, коснулся ее, пальцы соскользнули, ногти впились в бетон, я сорвал шлем и запустил его в канистру. Она опрокинулась, и потек бензин, и Господь сделал так, чтобы пол наклонялся в мою сторону.

Вдоль стены натекла лужа, и я чирканул зажигалкой, бензин загорелся. Не вспыхнул, а загорелся, лениво и без воодушевления. Но только в первые секунды, потом он почуял силу и все-таки полыхнул, по стене прошел спазм, и я вывалился на пол, в огонь.

Ладонями и животом ожегся. Но я даже как-то обрадовался, боль меня немного вздернула, прочистила мозги. Я отполз метра на три, подхватил канистру и плеснул на стену.

И вот полыхнуло уже по-хорошему, оранжевым диким огнем. Стена поползла в сторону, я вскинул ружье. Показался Егор. Он был бледен и несколько расплющен, на щеках красные язвы, свалился в огонь, я выдернул его и накрыл курткой. Стена продолжала отползать. По ней бежали крупные судороги, огонь капал на пол. Я выстрелил. Наверное, это глупо, пытаться пристрелить стену. Только не у нас. Земля давно уже не твердь, в воде смертельные споры, по воздуху носится ядовитая жгучая пыльца, тени уже давно не просто тени, даже стены обманывают.

Второй выстрел вырвал из стены кусок, склизкий, волокнистый, с толстыми краями. Я перезарядил ружье, врубил в стену еще две пули. Каждый раз она вздрагивала, каждый раз от нее отскакивали шматы, ощутимого ущерба, впрочем, я не отмечал.

Она все ползла и ползла вправо, понемногу втягивалась на потолок, верхний слой, обожженный, слезал лоскутьями, обваливался грязными обугленными лохмотьями. Четверка и семерка продолжали расплываться, они сделались похожи уже не на цифры, а на цветные пятна, с бахромистыми краями.

Что-то похожее на улитку. Но не круглую, а плоскую. Плоская толстая улитка, только очень большая. Гигантская, огромная, такие не могли существовать у нас. Разве что в море, на суше они раздавили бы сами себя, расплющились бы под собственной тяжестью. Улитки очень хорошо маскироваться умеют, принимать цвет других предметов, в книге про морских жителей показывался осьминог, который мог становиться даже в клеточку. Здесь похожее. В сорок семь.

Стрелять бесполезно, решил поберечь патроны. Тварь уползала. Если бы огнемет, я ее непременно спалил бы, но огнемета не было. Затяг уползал, дымясь. Страшная штука, типичная погань. Просочилась сюда как-то, видимо, не все Егор с отцом перекрыли. А может, личинка какая пробралась или икра… Кто-то рассказывал про икру. Что будто в некоторых магазинах лежали совсем не простые консервы, а специальные сушеные личинки. Люди эти консервы ели, а потом из них вырывались монстры. А кто эти консервы в магазины отправлял, так и не удалось узнать. Курок считал, что это пришельцы. Вторжение через магазины – это ловко. Продукты-двойники, ядовитые воды…

Какая разница?

Я сорвал с Егора куртку, пощупал горло. Пульса не было. Остановка сердца. Стоило поспешить. Размахнулся, ударил в грудь кулаком. Несколько раз, сильно, чтобы ребра треснули. Пара оплеух. Потом искусственное дыхание и массаж. Скорее всего, Егор просто задохнулся, затяг прижал его к стене и удушил, многие так охотятся, схватят, придушат, потом обедают. Если просто задохнулся, то шанс оживить есть, и даже немалый. Я продолжил лупить Егора, вдыхать ему в легкие воздух и давить на грудь. Через минуту Егор булькнул, вдохнул и заорал. Громко, схватил меня за горло, пришлось стукнуть его уже в лоб. Егор бухнулся на пол.

– Что это… Что это было?

Затяг в соответствии с названием втянулся в вентиляционную щель, оставив за собой запах паленой рыбы, бензина и еще чего-то незнакомого и мерзкого.

– Затяг.

– Затяг? – не понял Егор.

– Ну да. Так ведь называется? Он затягивает, маскируясь под стену.

– Не слыхал про такое… – Егор сел, осмотрелся. – Бензина хотел отлить. Глотнул здорово, закашлялся, бензин противный. К стене подошел, облокотился, а оно душить стало…

Егор потряс головой.

– Раньше тут ничего такого… Никогда. А теперь… А ты как тут оказался?

– Погулять вышел. Иду-иду, вдруг слышу – затягивают. Со мной такое не впервые.

– Спасибо. – Егор поднялся на ноги. – Чуть не сдох… Глупо, когда тебя вот так… Ты убил… его?

– Наверное. Хотя я вообще редко убиваю, в самых крайних случаях.

– Да? А что же ты делаешь?

– Как всегда. Совмещаю смерть с неподвижностью. Чай нашел?