Электронная библиотека » Макс Острогин » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 13 ноября 2013, 01:58


Автор книги: Макс Острогин


Жанр: Боевая фантастика, Фантастика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 2
Везет просто

Грохот. Бум, бум, бум, я проснулся, и тут же мне по голове добавило еще два бума.

– Дэв! – позвал Егор.

– Что?

– Трясучка, что… Землетряс.

Запели стекла. Когда пускаются стекла, это хуже всего. Похоже на зубную боль, точно по жести острым гвоздем, начинает гореть кожа, она словно отслаивается, и между пальцами возникает чес, и вскакивают волдыри.

Я принялся чесаться.

– А мне в туалет всегда хочется, – пожаловался Егор. – От этого писка…

– Сочувствую, – сказал я.

– Ага, спасибо. Сейчас койки начнут подскакивать.

Но койки решили обождать. Запрыгали бутылки. Стеклянные банки, вся железная и пластиковая мелочь, которую мы не успели закрепить накануне, заплясала.

В последний месяц трясет. Хорошо трясет, раньше так не трясло. Почти каждый день, а еще чаще по ночам. В высотке в тряс не очень уютно, если честно. Первое время мы просыпались, испуганные этим земельным дребезжанием, но постепенно привыкли, перестали реагировать, бояться перестали. Не бояться плохо, как плохо не чувствовать боли. Человеку всегда больно. И страшно. Нет, мне, конечно, не страшно, но чувство опасности терять не хочется. На случай, если мы будем спать слишком крепко, Егор придумал аппарат. Подвесил к потолку на длинной веревке железное ведро. Провел к нему железный желоб, разместил в нем пять тяжелых железных шаров, на краю желоба подкрепил их шваброй. При толчке швабру вышибало, и шары с омерзительным грохотом обрушивались в ведро, бум, бум. Просыпались от этого грохота уже три раза.

Летом смерчи терзали, сейчас землетрясения. Наверное, это от температуры. Летом от жары и сухости земля потрескалась больше, чем полагается, теперь она смерзается и проваливается в себя. Ну и нарыли, конечно. Тоннелей, ям, убежищ, проходов, пещер. Город стоит на подпорках, на воздухе, подпорки трухлявеют. Вроде такова причина провалов. Физическая. Вещественная. Но есть еще и другая, настоящая.

Зло, которого слишком много и которое слишком весомо.

– Что-то сегодня сильно… – неуверенно сказал Егор.

Со стены обвалилась полка, игрушки рассыпались по полу. Егор поднял плетеную рыбку, спрятал в карман.

– Папка говорил, что оружие такое было раньше. Можно было землетрясение на большие расстояния перекидывать.

– Кому нужно здесь-то трясти?

– Добить хотят.

– Что?

– Добить. Или зачистить. Отсюда же все ползет.

Я что-то не замечал. Раньше всегда думал, что тут, на Западе, должно поганью все просто кишеть, однако тут оказалось достаточно спокойно. Да, сумраки, справиться с которыми невозможно почти, но сумраки – это сумраки, а где все остальные? Где волкеры, от которых за МКАДом нет продыха? Где жнецы, неотвратимые, как закат? Кенга, любительница мусора, помойная богиня, выедающая кишки. Все эти выпи, и нои, и мутанты, и бодучие табуретки, и еще устрашающее количество созданий, задача существования которых заключается в истреблении нас, людей? Даже мрецы беспокойные, живые ненасытные трупы, и тех здесь не очень много, но это, наверное, из-за кладбищ. Они здесь есть, но очень старые, похороненные на них давно уже стали черноземом и вряд ли проявят излишнюю резвость. Почему их здесь нет, а там, на Востоке их много? И откуда они вообще?

Неясно.

Тряс прекратился.

– В слоне не так трясло бы, – задумчиво сказал Егор. – Надо давно было туда переселиться, торчим тут, как… Как дятлы.

– Здесь воздух лучше.

Это правда, воздух лучше. И спокойнее – на такую высь погань редко забирается. Нет, в высотке хорошо, только холодно в последнее время. Потому что осень. И трясет. Потому что… А, ладно.

– Воздух. – Егор потер пальцами. – Развалится все к черту, в земле дыры образуются, папка давно рассказывал, – сказал шепотом Егор.

– Куда дыры? – спросил я.

– А кто его знает… Ты снеговиков видел?

Дыры. Прорехи. Давно о них думал. Вопрос в том, куда прорехи? Прорехи многое бы объясняли. Через прореху может что угодно просочиться. Вот у нас на Варшавской… То есть у них на Варшавской было. Однажды я инспектировал хранилище, и случай случился. Мешок с макаронами Шнырь нечаянно зацепил прикладом, а мешок и треснул по боку, слишком туго набили припасами. Сначала брызнули желтые макаронные колечки, посыпались на пол, потом какая-то мучнель, а затем жуки. Черные, твердые, прямо горстями полезли, точно это их на зиму запасали. И живые эти жучилы, несушеные, как побегут, как дернут, и по всем щелям, и по всем закоулкам, так что пришлось потом полдня их выжигать да вытравлять.

Так и здесь может быть. В одном месте треснуло, а они и сыплются, сыплются, нет им покрышки…

А если еще не в одном месте лопнуло? А если мешок бездонный? Невеселые осенние мысли.

– Снеговиков видел?

– Ну, видел, – ответил я. – А что?

– Ничего, интересно просто. Они опасны?

– Кто?

– Снеговики?

Я посмотрел. Смеется, издевается или на самом деле не знает?

– Да не очень. Если только не жрать.

– Кого? – не понял Егор.

– Снеговика, кого же еще.

Он даже в койке повернулся.

– Снеговик – это человек из снега, – объяснил я. – Его лепят зимой, потом водой заливают. И он стоит себе, смотрит вдаль до весны.

– Человек из снега, – сказал Егор задумчиво. – Забавно…

– Старинный обычай. Лепят человека из снега, затем в глаза деньги вставляют с орлами. А потом вокруг хоровод водят. Но мы никогда не водили.

Егор вздохнул.

– А мне папка за печку подарок прятал, – сказал он. – Каждый Новый год. И рассказывал, что это Трубный Дед.

– Трупный Дед, я что-то слышал такое…

Я плохо умею шутить, тупо, Алиса хорошо умеет, но не шутит, она теперь с головой не в дружбе. Но я хочу научиться.

– Ты плохо шутишь, – сказал Егор.

– Алиса хорошо шутит. Если хочешь, я ее попрошу, она расскажет тебе пару забавных историй.

– Не, не надо. Трубный Дед, он спускается по трубе и дарит людям полезные вещи.

– Таких дедов не бывает.

– Бывают. Но они приходят только к тем, кто крепко спит.

Знаю я, кто приходит к тому, кто крепко спит. Смерть в зеленом колпаке. Тот, кто крепко спит, редко просыпается.

Койки опять затряслись. Запрыгали, заплясали почти, мне пришлось вцепиться в спинку, и только так я удержался. Егор не удержался, свалился, копчиком ушибся, поднялся. Здесь уже тряхануло хорошо, мощно. Егора подкинуло, он растянулся на полу. И тут же по стене побежала трещина, живая, ветвистая.

– Ой… – прошептал Егор.

Трещина хрястнула и разошлась в ширину. Из стены вывалился кусок, Егор отпрыгнул в сторону, чуть не завалило.

– Что-то сегодня…

Дзиньк!

Стекла вылетели и засыпали комнату острым крошевом. А я велел ему скотчем стекла обклеить, то ли забыл, то ли поленился.

– Что это?! – по щеке у Егора потекла кровь, осколком зацепило.

– Что-что, уходим, – сказал я.

Я выскочил из койки, вытащил из-под нее рюкзаки.

Один мой старый, походный, в котором есть все, чтобы отправиться на край. Другие запасные. Четыре. С запасами то есть. Еда, лекарства, порох – я наковырял тут четыре банки, ну, и другие полезные вещи, много.

Походный рюкзак закинул за плечи, запасные выкинул в окно, все пять штук. Они хорошо мягким набиты, не разобьются. Оделся. За минуту.

Егор одевался медленно, раза в два медленнее. У него было три рюкзака, я их выкинул тоже.

– Надо было парашюты брать… – вздохнул Егор. – Папка еще хотел парашюты, сейчас бы спрыгнули…

– Я боюсь высоты, – сказал я.

– Мы тоже боялись. А веревок не хватит…

Подхватил карабин, подхватил винтовку, подхватил оружие Егора, костыль под мышку. Егор растерянно оглядел комнату.

– Уходим, – сказал я.

Забрал с тумбочки серебряную коробочку с веригами, сунул в карман.

– Спасибо этому дому, пойдем к другому, – пробормотал Егор.

И мы стали уходить.

По запасной лестнице.

Егор первым. Я за ним. Толчки не повторялись.

– А у вас в Рыбинске земля тряслась? – спросил Егор.

– Редко. Она плавала.

– Как это?

– Не вверх-вниз, а туда-сюда. Как на льду. Плывуны. Идешь по лесу, а земля вдруг как поедет. И ты вместе с ним, а потом мясорубка. Самое страшное. Землетрясы – это ничего. Хотя это явление явно античеловеческое, направленное против последних нас.

– Как это?

– Человек взметнул этажи над лесами, продолжил себя в высоту. Сатана разрушает все, что построено, с тем чтобы ввергнуть нас в первобытную равнинность. Все понятно?

– Ясно. А папка говорил, что Земля падает на Солнце, – Егор держался за перила. – И от этого трясется. Мы сейчас падаем на Солнце.

– Если бы мы падали на Солнце, то было бы жарко, – возразил я. – А сейчас не жарко, сейчас наоборот. Мы если и падаем, то в космос.

– Может, мы летом на Солнце падаем, а зимой…

Наверху грохнуло. Что-то обвалилось. Стена, что ли…

– Дом разваливается, – сказал Егор. – Лучше сюда не возвращаться, лучше в слоне…

Он стал шагать быстрее, а я отстал и сказал вдогонку погромче:

– В слоне жить унизительно, Егор! Человек не должен жить в слоне! Человек должен дружить с высотой, тут больше воздуха и меньше плесени!

– Зато не сдохнешь.

– Сдохнешь, Егор, сдохнешь! Никто еще не минул этого. Правда, некоторые, совсем немногие, были вознесены в огненном вихре… Нам это не грозит. Послушай, Егор, а что ты вообще от жизни хочешь?

– Не знаю.

Это он правильно ответил. Человек и не должен знать, что он от жизни хочет. И что завтра с ним случится, тоже не должен знать. Провиденье грядущего лишает смысла настоящее.

Костыль скрипел по ступенькам, не очень удобно бегать на костыле. С другой стороны, привыкаешь и к костылям, ко всему.

Третий толчок. Мощный, я уже покатился. Дом устоял, только загудел.

Егор сидел на ступенях у стены. Бледный.

– Не дрожи, Егор, – сказал я. – День, в который тебя не пытались сожрать или завалить по крайней мере домом, прожит зря. Жизнь – борьба.

– А, брось… – махнул рукой Егор. – Борьба… Как с трясучкой бороться? Это не сумрак, ему голову не снесешь.

– Ну, способы есть…

– Какие это? – с обидой спросил Егор. – Как остановить трясучку?

– Ну, тут много… Можно. Только надо шире смотреть. Твой отец мне подсказал…

– В телецентр идти, – капризно сказал Егор. – Слышал. Ну, дойдем мы в этот телецентр, и что дальше? Узнаешь, с чего все оно началось, отыщешь кнопку. Нажмешь на эту кнопку. А если ничего не случится?

– Тогда мы поищем еще, – спокойно ответил я. – А потом еще. И еще. И так до тех пор, пока не найдем.

Егор промолчал. Плюнул только, пошагал вниз.

Я его понимаю. Егор спокойный человек. Вырос с отцом, в слоне. Он слоносед, попробуй такого куда-нибудь сподвинь. Но ничего. Героями не рождаются, героями становятся. Или умирают, тут кому как свезет.

– Нас не засыплет, не беспокойся.

– С чего ты так уверен? – спросил Егор снизу.

– Меня одна ведьма заговорила, – соврал я. – На засы́пание. То есть засыпать обрушенным зданием меня невозможно. И вообще она, ну, эта ведьма, она мне сказала, что меня засыплет чемоданами, таков мой исход, нелепый и печальный. А чемоданов я что-то вокруг не вижу…

Затрясло снова. Егор сел, зажмурился и прикрыл голову руками. Я цапнул его за шиворот и поволок. Через пять минут мы были уже на улице. Земля дрожала, равномерно и не по-живому. Машины с окрестностей сползались в кучу, терлись друг о дружку мордами с железным звуком. Я всегда думал, почему многие машины стоят кучками? Шнырь сказки мне рассказывал – что машины, они как живые, за долгие годы им становится скучно, и они собираются вместе, чтобы не было так страшно. А вот почему. Стряхивает их просто.

Сама дорога трескалась, уже и без того крошеный асфальт измельчался еще сильнее, в чешую. Со всех сторон доносились протяжные стонущие звуки, точно кого-то долго и с удовольствием резали.

Мы отбежали в сторону от высотки, она, конечно, крепкая, сколько лет тут простояла, не упала, но кто знает? Если такая дура завалится, на километр вокруг обломками завалит, похоронит, не откопаешься.

Но высотка выстояла. Тряс прекратился, и вокруг установилась пронзительная тишина. Нет, где-то вдалеке все еще обрушивались балконы и трещало что-то каменное, но даже эти звуки являлись частью большой тишины. Егор вытер со лба грязный пот и выдохнул:

– Раньше почти не трясло…

– Раньше я был бы водопроводчиком, – перебил я. – Времена меняются, мир меняется, люди остаются. Так-то.

Я вдруг подумал, что стал говорить, как Гомер. Как опытный человек, который видел много и которому есть что сказать молодым. А ведь я его уже не очень хорошо помню, иногда уже не могу и понять – то ли он это раньше говорил, то ли я это сам уже начал придумывать. Люди становятся похожи на тех, кто был рядом с ними в молодости.

Наверное, раньше, в мире, где тебя не пытались сожрать каждый день, на память оставалось больше места. И лица близких людей не растворялись так стремительно в жизненном вращении. А с нашими скоростями… Тут в один день происходит столько, сколько у нормального человека в три жизни не уложится, память не выдерживает. Вот и Гомера я помню все хуже и хуже.

– Надо в слона перебираться, – сказал Егор. – Прямо сегодня. Сейчас прямо…

– Мы, кажется, сумраков пострелять собирались.

– Сейчас?!

– А что? Не будем откладывать.

Егор с сомнением поглядел на дом.

– Стоит, – успокоил я. – И нас еще перестоит. И вообще, зря, что ли, спустились?

– Ты прав, наверное…

Я усмехнулся.

– Конечно, я прав. Оружие прихватили, можем заняться сумраками… А где Алиса?

Егор пожал плечами.

– Ты ее с утра видел?

– Нет… То есть видел, она на шпиле сидела. А потом по крыше гуляла…

– То есть она может оставаться там?

Егор задрал голову.

– Вряд ли, – сказал он. – Она, наверное, ушла. У нее же чувствительность…

В ноги ударило.

Тряс не прекратился.

За зоопарком обрушился дом. Громко, в воздух темным клубящимся призраком взметнулся фонтан пыли.

– Начало падать уже, – выдохнул Егор. – Раньше не падало. Все к чертям…

Это точно. Город разваливается. Дни наши исполнились тяжестью злодеяний, и крыши не выдерживают груз неба, оседают на головы уцелевших.

На наши головы, так-то.

– Я, пожалуй, схожу, посмотрю, – сказал я.

– Куда? – тупо спросил Егор.

Я не стал отвечать, сбросил рюкзак, сунул ему карабин, сунул костыль, побежал обратно.

– Стой! – крикнул Егор. – Ты что?!

Вверх оказалось легче, чем вниз. Громада дома подрагивала от неустойчивости, а мне представлялось, что дом трясется от моей неотвратимой поступи, самоуверенно, конечно, но казалось. Чувствовал себя особенно могучим. Вверх за пятнадцать минут, сбил дыхание, вот что значит отсутствие физической активности.

Алисы не было. Квартира, в которой я прожил последнее время… Ее тоже уже не было. Крошево из штукатурки, самодельных игрушек, книг, тряпок, других вещей. Опять. Дом, давший мне приют, уничтожен. Как всегда. Какое-то проклятье…

Я выбрался на крышу. С востока наплывали зимние облака. Алиса сидела на парапете, кидала вниз камешки. Прекрасное занятие. Хотел бы я так. Сесть где-нибудь на мосту, кидать в воду камешки, никого не бояться.

– Пойдем отсюда, – сказал я.

Алиса, само собой, не ответила.

– Тут может все рухнуть. Прямо сейчас.

Алиса не оглянулась. Крыса ее оглянулась, сверкнула на нас бусинками глаз.

– Все будет хорошо. Сейчас мы отправимся вниз, нас там уже Егор дожидается. Он там волнуется, сам сюда бежать хотел… Пойдем вниз, а? А то Егор переживает… Смотри, какие облака красивые! Да ты и так видишь…

Куртка у Алисы порвана, поперек спины царапина, точно когтем полоснули.

– А я самолет ведь видел. Помнишь, я тебе рассказывал? Самолет – это ведь многое означает, понимаешь? Самолет – это значит, что люди еще есть, остались. Пусть где-то там они живут, но они все равно есть. И летать умеют. То есть у них техника сохранилась, ты представляешь?

Она не представляла. Самолет не самолет, ей разницы никакой…

Прямо перед нами, километрах в двух, обвалился высокий, похожий на круглую высокую башню дом. Он раскололся на три части и распустился в стороны, как тюльпан.

– Я скучаю, – сказал я.

И повторил:

– Я скучаю, Алиса. Мне плохо без тебя.

Алиса повернулась. Теперь она сидела спиной к многометровой пустоте, на самом краешке. Смотрела в сторону, не на меня.

– Пожалуйста, пойдем.

Алиса спрыгнула с парапета, прошагала мимо меня, от нее исходил ощутимый жар.

Алиса меня ждать не собиралась, направилась вниз вприпрыжку, только что не насвистывая. Я хромал. Толчки не повторялись. На лестнице тихо, только вериги побрякивали в серебряной коробочке.

Вериги я снял. Вернее, их снял Егор, когда я был в бессознательном состоянии. А дырки заросли. Быстро и накрепко. Едва начали двигаться руки, я хотел их вернуть… Но не вернул. Слишком много боли в последнее время, перебор. И причинять себе лишнюю боль мне не очень хотелось. Я решил отдохнуть от боли. Конечно, в веригах есть сотня плюсов…

Но я уже не молод.

Я протер их спиртом и спрятал в серебряную коробочку. Хотел вменить их Егору, но потом вспомнил об особенностях его воспитания. Он уже слишком взросл, может неправильно понять. Я с ними прожил почти всю жизнь, а он…

Он прожил всю жизнь с отцом.

Отец, наверное, гораздо лучше всяких вериг.

Это Москва. Она начала пропитывать меня своим легкомысленным духом, я даже про тропари стал забывать. Еще год назад я не мог прожить без тропаря ни одного дня, а теперь…

Перед сном. И с утра, но не каждый день.

Вериги позвякивали, напоминая мне о прошлом, которое вряд ли удастся вернуть. Жизнь, оставшаяся за МКАДом, казалась совсем чужой. Заполненной простыми привычными заботами: убийством мрецов, охотой на зайцев, забегами наперегонки со жнецами. Раздумьями о лете, надеждами на хороший улов. А теперь я хотел иного. Я окончательно вырос, стал выше себя позавчерашнего, перешагнул через себя прошлогоднего, смерть взрослит.

– Эй! – крикнул Егор. – Ты где?!

– Сдох, – ответил я.

Глава 3
Осенние грибы

– Там, – прошептал Егор. – Там, под лестницей.

– С чего ты решил?

– Они всегда тут устраиваются. Папка всегда в сентябре тут убивал. Перед зимой надо зачистить территорию, а то к весне много накопится.

– Понятно.

Я достал бинокль, стал разглядывать дом.

– Сейчас самое время. Они сейчас засыпают, делаются медленными. Ночью заморозок прошел. Можно без ускорителя. Только все равно осторожно надо. А лучше сразу гранату. Они всегда в этом подъезде, именно в этом.

Дом как дом. Обычный. Интересно, почему?

– Давай из гранатомета выжгем.

– Нет.

Всего два выстрела осталось, гранатомет надо поберечь, вдруг пригодится? Егор говорит, что огни вчера видел. Вечером. В небе. Снова. Не шаровые молнии. Огни. Передвигались в облаках, сходились – расходились.

Я никаких огней не видел. Хотя я вечером и не выходил, спал.

– Лучше из гранатомета, – повторил Егор.

– Я сам знаю, что лучше, – огрызнулся я.

– Да ладно, не злись… Я просто к тому…

Злой я стал, это он верно. Можно бы и не злиться, а я злюсь. Раздражаюсь. Даже сам не пойму из-за чего. Наверное, из-за неподвижности. Месяц с лишним в неподвижности, хорошего мало.

А мог бы и сдохнуть. Запросто. Я даже сдох, эта предсказальница все точно прозрела, отвернуть советовала. Но я не отвернул. И дошел. Пусть это не Центр, но все равно. Добрался. Япет проиграл, Доктор выиграл.

– Ты же еще хромаешь. А вдруг он не совсем замерз, вдруг он шустрый? Такое бывало. Однажды папка…

– Разберемся. Сиди здесь.

Я поднялся. Направился к лестнице. Нога сильно не болела, но и в нормальное состояние еще не пришла. Плохо сгибалась.

– Ну, одного еще убьешь, другие придут. Всех не перебить.

– Их вообще нельзя убить, – поправил я.

– Почему?

– Они не живы. В этом наше преимущество. Мы смертны, это главная ценность. Сиди здесь.

Руки тоже работали не очень хорошо. Левая до сих пор не развивала должного усилия, правая более-менее. И шея на правую сторону не до конца сворачивает. А ладно…

Я стал спускаться. В очередной раз отметил, что вниз шагать гораздо сложнее, чем вверх. Что-то щелкает в организме. В ногах, в позвоночнике, в ребрах, я похож на деревянного человечка, рассохся и не пляшет, а если по лестнице спускается, то обязательно держится за стены. Чтобы не упасть.

Я нездоров.

Вот это мое нездоровое состояние сильно повлияло на меня. Не только на психику, ладно, раздражительность, успокоюсь. Но я теперь везде с неправильным оружием хожу. С дурным, с тем, которое раньше даже в руки не взял бы. С винтовкой. С пистолетом. Карабин таскает Егор, он у меня вроде как оруженосец, я его тренирую. Заставляю заряжать-разряжать, каждый день по двадцать раз. Ничего. Успехи есть, минута двадцать. Конечно, я за это время могу четыре раза… Мог. Сейчас я еще медленнее Егора. И слабее. Раньше, допустим, я легко проталкивал пулю шомполом, теперь приходится вбивать ее молоточком. Так что винтовка и только винтовка. Я понял, винтовка – оружие для калек. Но по-другому пока никак.

– Сиди здесь, у окна, – повторил я.

Подхватил канистру, пнул дверь, вышел на улицу. Холодно. Под ногами хрустит лед, шагать скрытно не получается. Впрочем, в этом сплошное преимущество – твари тоже потихоньку не умеют, и хруст их слышен издали. Зима – наш союзник, мороз – наш друг. И воздух стал чище, гарь, затопившая мир летом, притихла, втянулась в земные норы, дышать стало легче. Небо потеряло неприятный оттенок красной глины, просвечивало через тучи синим и желтым, настоящее осеннее небо.

Теперь только перейти улицу. С нечетной на четную, дом 24.

Хруст, хруст. Шестьдесят восемь шагов, а раньше я эту улочку легко перешел бы за сорок. Это как старость.

Дверей в подъезде не было, валялись рядом. Железные. Люди обожали ставить в свои дома железные двери, видимо, опасность существовала всегда, ничем другим объяснить такое количество дверей не получалось.

Подъезд был как всегда темный. Я достал спичку, чиркнул, швырнул внутрь.

Спичка горела красным, светло. Снял винтовку, старался держаться стены. Под лестницей что-то вроде логова. Мусор, слюни, пустые бутылки. Бесформенное гнездо, большое. Хотел сразу выстрелить, затем вдруг решил посмотреть – как они там живут. Внутри. Сугубо с познавательными целями. Пристегнул к стволу штык.

Воткнул в кучу мусора, дернул вниз. Мусор рассыпался, и наружу вывалилась рука. Я отпрыгнул, вскинул винтовку. Самая обыкновенная человеческая рука, длинная, узкая. Женская, слишком узкое запястье. И кольца. На пальцах.

Сумрак затащил в свое логово человека. Возможно, это запасы на зиму, должен же он что-то жрать?

Я уже собрался распотрошить эту мусорную кучу, но тут рука выставилась еще. Пальцы сжались в кулак. До локтя это выглядело как нормальная человеческая рука, а выше…

Выше это был уже сумрак. Распухший до красноты локтевой сустав переходил в однородную, белесоватую конечность, прорезанную густой сеткой кровеносных сосудов. Превращение. Зимняя спячка. Вот оно как, значит. Из людей получаются. Зараза.

Я вскинул винтовку и выстрелил. В то место, где должна располагаться голова. Два раза. Гильзы звякнули о стену. Я наклонился, поднял, спрятал в карман. Звонилка получится, или свистелка даже, каждая гильза свистит в своей собственной манере.

Пальцы сжались в кулак еще несколько раз, распустились. Все, кажется. Спичка погасла.

Свинтил с канистры крышку. Плеснул на мусор, чиркнул огнивом.

Загорелось.

Вернулся на улицу. И не надо никакого гранатомета, действуем своими силами.

Из окна выставился Егор, помахал мне рукой.

Нормально. Пойдем дальше, в конце улицы на третьем этаже, там, кажется, еще. Надо до обеда зачистить.

Через пару дней идем на север. Тут недалеко, буквально несколько километров. Местность только почти непроходимая, если верить Егору. Если верить ему, то Старший пытался туда два раза пробраться, и два раза возвращался потрепанным. Огромное количество сумраков. Ловушки. Участки с деформированным пространством. Как пройти, неизвестно. Хотя Старший и оставил карту. Можно пойти кружным и длинным путем. Но в этот раз мне хочется напрямик – не очень приспособлен я для дальних походов. Теперь.

– Беги! – заорал Егор.

Я не побежал, просто в сторону отпрыгнул.

Факел. Он медленно брел в мою сторону.

Грохнуло, Егор выстрелил из карабина, попал в стену.

Сумрак наступал на меня. Никакой скорости, просто плелся, чуть приволакивая ногу. Время есть. Я поднял винтовку.

Сумрак прыгнул, я выстрелил. Нет, все-таки это удивительно неприятное оружие. Звук, отдача, какая-то игрушечность во всем, просто противно. Калибр. Хуже всего, безусловно, калибр.

Пуля попала сумраку в плечо, он даже не заметил. Ладно, в колено, по старинке.

Выстрел.

Патрон перекосило. Вот поэтому я не люблю штурмовые винтовки, автоматы, пистолеты-пулеметы, ручные пулеметы. Они ненадежны. Изношены. Патроны переснаряжаются по два-три раза, вот и перекосы. Заеды, осечки, да мало ли…

Отбросил в сторону, достал пистолет. Пистолет получше, почти новый, мало стреляли. Конечно, в не очень хорошем состоянии, пружины подмяты.

Выстрел.

Мимо.

Докатился, стал мазать. Никогда такого не было. Руки дрожат, не дрожат, не могу нормально стрелять. Сумрак приближался. Егор заорал что-то сверху. Я вернул пистолет в кобуру. Походим. Сумрак горит, и горит неплохо. Шагает медленно. Как и я. Походим.

Я двинул по улице. Сумрак шагал за мной. Со скрипом. Метров через пятьдесят он остановился. И я остановился.

Сумрак догорал. Кожа слезала, грязными лохмотьями, мясо пузырилось, горит как затяг, вся погань одинакова. Все, вряд ли теперь бегать станет.

Я обогнул сумрака и вернулся к дому 24.

Показался Егор. Поглядел на меня с сомнением.

– Ерунда, – сказал я. – Куда дальше?

– Может, в слона? Отдохнешь…

– Я не устал. Злость в руках, надо выплеснуть, а то могут чирьи повыскакивать.

– Что? – не поверил Егор.

– Чирьи. У тебя были?

– Да…

– Вот видишь. Это от злости. Надо было выпускать эту злость, я когда злился, всегда шел к ближайшему кладбищу. Придешь, сядешь на могилку, подождешь немного, пока мрецы тебя не учуют. Ну и стреляешь себе, пока нервы не успокоятся. И никаких кожных заболеваний. Тот, кто много стреляет, тот долго живет, все болезни от нервов, это издавна известно.

– Я не люблю стрелять, – сказал Егор. – Я люблю спать.

– Вперед, слоноид, вон туда, кажется.

– А винтовка?

– Она меня разочаровала.

Мы шагали по узенькой улочке. Спать он любит. Кто не любит?

Егор кряхтел и был недоволен. Не хотелось таскать оружие. Мой карабин, свою винтовку, гранаты. Не хотелось ему и по морозу болтаться, хотелось сидеть в слоне возле печки. Я его понимал. Я тоже хотел к печке. По утрам и вечерам у меня сильно ныли поломанные кости, я доставал специальную войлочную одежду, нарезанную из валенок, заворачивался в шерстяное одеяло, подвигался к очагу и грелся, как старик.

Греться, это хорошо. Но я помнил, что в жизни не только печки и горячий чай, в ней есть еще и цель.

– Осенью всегда хлопоты, – утешал я Егора. – Надо приводить в порядок дела. Мы в Рыбинске осенью много что делали. Налимов били в ночь, кенг по норам вытравливали осиновым дымом, грибы собирали.

– Грибы?

– Ну да, грибы. Подземные. Мы их с помощью поросят искали. Вкусные. Грибы то есть. Иногда по ползимы на этих грибах сидели. Так что не ропщи особо. Сейчас перебьем сумрачат, весной меньше забот.

– До весны далеко, – вздохнул Егор.

– Надо думать о будущем, – сказал я. – К тому же я должен посмотреть.

– На что посмотреть? – насторожился Егор.

– На тебя.

– Как это? – Егор остановился.

– Сумраки действительно в спячке, – сказал я. – Во всяком случае, прыткостью они не отличаются. Так что с ними младенец справится.

– Я…

– Это просто, – сказал я. – Стреляй в шею. Не паникуй.

– Ладно… Просто обычно это папка делал.

– Теперь его заменишь ты.

– Но ведь папка…

– Он смотрит на тебя с небес, – заверил я. – Можешь не сомневаться.

– Но я…

– Вперед, убийца, – сказал я и подтолкнул Егора в лопатки.

Он насупился. А что делать? Надо взрослеть. Всю жизнь в слоне не отсидишься. Мы свернули в проулок и встретили танк. Большой, старый, похожий на толстого лобастого жука, цвета зелено-рыжего.

– Это тот самый, – сказал Егор. – Однажды папка в нем две недели почти просидел. У него тогда ускоритель наполовину сработал, вот он и затормозился. Бежал, бежал, видит, танк. Люк как раз оказался открыт, он и запрыгнул. А сумраки почти пятнадцать дней скреблись.

– А что же он не вылез? – спросил я.

Две недели в танке. Неплохо. Я знал одного человека, который шесть дней в нефтяной бочке просидел. Только его не сумраки загнали, а волкеры. И не в городе, а в лесу. Два часа почти через бор вели, этот человек думал, что все уже, дыхание село почти. И тут на бочки наткнулся. Повезло, бочки как раз были подходящие, с крышками, человек запрыгнул, завинтился. Думал, волкеры отстанут – нефтью все-таки воняет, а им плевать, воняет не воняет, они жрать хотят. Так шесть дней его и катали, пока не надоело. Терпение – важное качество, это несомненно.

– Как вылезешь? Без ускорителя никак, разорвут, а часто его нельзя применять, вены выгорят. Вот папка и ждал, пока время пройдет. Ничего, ему понравилось.

– Чем?

– Надежно.

Егор пнул гусеницу. Да, надежно.

Хорошо бы этот танк починить. Это на самом деле было бы просто здорово. Сесть в танк, набить его запасами, едой разной и отправиться на нем в путешествие. Танку ведь все равно, где ехать.

– Мы его отремонтировать думали, – сказал Егор. – Только не получилось ничего. Двигатель надо доставать, а для этого целый завод нужен. Раньше на танках самые лучшие люди ездили.

– Лучшие – это какие?

Егор пожал плечами.

– Не знаю, как они там определялись. Но самые главные ездили на танках.

Мы с сожалением перелезли через танк. За ним стояла колонна ржавых грузовиков, поросших шипастыми кустами, загораживала все. Протиснулись вдоль стены, переулок вывел нас к изогнутой улице, на которой почти не было машин и сохранились несломанными все фонари.

– Вон, – указал пальцем Егор. – «Сосисочная № 9». Они там любят прятаться. Не знаю, почему.

Сосисочная. Слово какое-то… Необычное. Неудивительно, что сумраки тут прячутся. Я видел банки с сосисками, открываешь, а там пена вонючая.

– Внутри, – кивнул Егор. – Там в подвале они и сидят.

Уставился на меня.

– Не переживай, – сказал я. – Если что, я за тебя отомщу.

Егор сбросил рюкзак на асфальт, бережно протянул мне карабин, себе оставил штурмовик.

– Дай-ка и это. – Я отобрал у него винтовку.

У Егора неплохая молотилка, крупный калибр, замедлитель огня, увеличенные магазины, переделанный утяжеленный ствол. Такой штукой можно два кирпича пробить, главное, чтобы в хорошем состоянии была. Отец Егора за оружием вроде следил, но я уже говорил, не оружие часто главное, а патроны. Патроны отец Егора переснаряжал, от этого и беда. Неделю назад, валяясь в койке, я произвел отбор. Себе оставил самые ненадежные патроны, с поцарапанными гильзами, с самодельными пулями и с самодельными же капсюлями, Егору отдал припасы новые. Хотя, конечно, совсем новых не было вовсе. Найти бы военный склад…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации