Книга: Конан Дойл - Максим Чертанов

О жизни Конана Дойла написано не так много, как нам бы хотелось. Многие документы, которые могли бы восполнить пробелы в его биографии, до сих пор, поговаривают, либо недоступны, либо уничтожены. Конечно, в нашем распоряжении всегда есть работы Пирсона и Карра, но и они не могут похвастаться разгаданными секретами. Сам же автор с поистине викторианской сдержанностью избегает делиться самым сокровенным в своей переписке, да и в мемуарах порой сквозит недосказанность. Чертанов попытался это сгладить, приводя в спорных ситуациях несколько возможных вариантов развития и у него это неплохо получилось. К тому же стоит еще отметить, что эта работа - первая русскоязычная, где много метких сравнений с русскими классиками. И от этого личность писателя становится нам ближе, доступнее, роднее.

Родился Артур в семье архитектора Чарлза Дойла. Его жена, Мэри, была миниатюрной изящной женщиной с сильным характером. Кто знает, каких бы вершин достиг глава семейства, если бы не его склонность к алкоголю. К сожалению, она и сгубила перспективного молодого человека, а его семью толкнула на долгое балансирование между минимальным достатком и нищетой. Юному Артуру придется много лет жить впроголодь и помогать родным. Учился мальчик в эдинбургской школе и уже там начал сочинять свои первые истории. Затем он был переведен в Стоунихерст (здание вроде как послужило прототипом легендарному Баскервиль-холлу). Родители хотели, чтобы он пошел по стопам своего отца, но стойкая нелюбовь сына к математике заставила их пересмотреть планы, и Дойл поступает в Эдинбургский университет, где через несколько лет ему предстоит получить диплом врача.

Выдающихся успехов в учебе он так и не достиг, зато в его романах можно заметить персонажей, которые удивительно напоминают профессоров, а некий Джозеф Белл вообще является прототипом Шерлока Холмса. И все это время Артур отчаянно нуждался в деньгах. Ему приходилось постоянно подрабатывать ассистентом (так он познакомился с доктором Хором, с которым очень сблизился), с горя он даже решился попробовать продавать свои рассказы в литературные журналы, но все равно еле сводил концы с концами. Это и заставило молодого человека отправится работать на китобойный парусник и положило начало одной из страстей писателя - он до самой старости будет любить путешествия.

Что касается личной жизни, то первая жена Дойла умерла от туберкулеза и оставила ему после себя двоих детей. Он недолго горевал - в течении года женился второй раз. В то же время его писательская карьера развивалась полным ходом. Первые рассказы о Холмсе уже вышли, и благодарные читатели требовали еще и еще. Это расстраивало Артура - он хотел взяться за роман о канадских гугенотах, но гонорар оказался столь высок, что впоследствии была написана еще полудюжина историй о сыщике и его верном напарнике. Правда, с того момента Дойл значительно стал упрощать своих персонажей, постепенно превращая их в штамп.

На страницах биографии можно прочесть и о других работах Артура Конана Дойла. Его жизнь была очень яркой и насыщенной, он много путешествовал, увлекался спиритизмом, был посвящен в масонскую ложу. Умер этот талантливый человек от сердечного приступа и похоронен в собственном саду, в вертикальном положении - по спиритуалистическому обряду (хотя некоторые исследователи готовы с этим поспорить). А мы и дальше будем зачитываться его произведениями, ведь он оставил после себя богатое наследие, которое никого не оставит равнодушным.

Стиль повествования, на первый взгляд, тот же, что и в жизнеописаниях Дюма и Дарвина: объёмные абзацы, значительное число цитат, временами разговорный стиль построения предложений. А воспринимается отчего-то иначе, темп рассказа получился несколько иным, более сдержанным, хотя и вовсе не медленным. Повеселило разделение книги на главы, а точнее, их заглавия. Каждая глава получила название от одного из произведений Конан Дойла, большей частью не самых известных; при этом чаще всего речь там не идёт именно об этом произведении, а о похожих событиях жизни самого писателя. Например, "Убийца, мой приятель" рассказывает о деятельности Конан Дойла в защиту несправедливо осуждённых, а "Страна туманов" - об увлечении спиритизмом. В целом, конечно, жизнеописание идёт в хронологическом порядке, но время от времени Чертанов намеренно делает упор на ту или иную тему, а уж увлечений и занятий у знаменитого писателя хватило бы и на втрое более толстый том. Врач, военный журналист, общественный деятель, спортсмен, политик, историк, путешественник... Любой из этих ролей хватило бы на самостоятельную биографию, а ведь это всё второстепенно, по крайней мере в нашем восприятии.

И эволюцию Дойла-писателя под воздействием всех этих занятий автору удалось показать блестяще. Впрочем, не только их; много внимания уделено и взаимоотношениям с другими знаменитыми литераторами той эпохи, общение с которыми тоже не могло не играть своей роли. Ведь это был если не золотой, то уж точно серебряный век английской литературы: Уэллс, Уайльд, Шоу, Джером, Киплинг, Стивенсон, Барри... Есть и моменты, явно характерные именно для русскоязычной биографии: Чертанов не раз и не два сопоставляет события из жизни своего героя с нашими классиками - Чеховым, Гумилёвым, Булгаковым. Кроме того, не делая на это сильного упора, автор всё же регулярно отмечает, когда Дойл использует в книгах персонажей, так или иначе связанных с Россией. Чаще всего для русского читателя эти образы не особо лестны. Впрочем, любим мы Дойла не за это.

Хотя много внимания уделено не слишком известным произведениям, центральное место в книге, что неудивительно, занимает Шерлок Холмс. Не столько как персонаж, сколько как образ, чью историю Чертанов проследил от самых первых проявлений, начавшихся, когда и речи не шло о каких-либо детективных историях, но уже появлялись в рассказах и романах то двое друзей, уютно сидящих у камина и обсуждающих происходящие события, то образованный, наблюдательный и высокомерный герой, то, наоборот, простодушный и где-то даже восторженный наблюдатель, от чьего лица идёт рассказ. Кроме того, не пытаясь конкурировать со специализированными исследованиями, автор всё же целую главу посвятил анализу причин того, что эталоном литературного сыщика стал именно Холмс. Можно с ним соглашаться или нет, но прочесть определённо стоит.

Даже увлечение спиритизмом автору удалось описать с изрядной долей уважения, но без каких-либо призывов разделять его. Да, блажь, но человек имеет полное право на неё, и развитие этого увлечения тоже показано от и до. Хотя и хорошо, что Холмса писатель всё же не сделал своим единомышленником; за Челленджера, помнится, было весьма обидно в этом плане. Чертанов вообще гораздо чаще восторгается своим героем, чем пытается судить его, а уж восторгаться Дойлом очень даже есть за что. Особенно сильное впечатление производит то, как писатель защищал от беззаконных нападок даже тех, кто был лично ему неприятен или даже отвратителен, вроде Оскара Слейтера. Вообще, наследие Дойла отнюдь не ограничивается его книгами; во многом благодаря его усилиям появились апелляционные суды, введены каски, а позднее и бронежилеты в английской армии, значительно были расширены права женщин. Так что прекрасно, что появилась ещё одна его биография. Чертанов отлично справился со своей задачей.

Книга, по крайней мере, любопытная. На меня всегда производят впечатление концептуальные вещи. «Конан Дойл» из них, его главы и части лишены эпиграфов, зато названы так же, как и работы самого сэра Артура («Сэр Найджел», «Белый отряд» и т.д.)

Нельзя сказать, что «Чертанов» любит Конан Дойла (но и не брезгует им, как это было в случае с Хемингуэем ). Отсутствие сердечной привязанности позволяет быть более отстраненным, что добавляет книге шарма.

Биография вышла насквозь русская, наполненная вечным нашим комплексом – поиском соприкосновений Конан Дойля с русской культурой, аналогиями с другим доктором – Чеховым, цитатами из дореволюционных русских поклонников Дойла. И тщательным разбором клюквенных эпизодов в самом творчестве Дойла.

Автору удалось развитие – можно прочувствовать то, как Дойл рос, был школьником (в мрачной иезуитской школе), выбирал профессию, искал себя. Все это бодро, насыщенно деталями и хочется читать. Его идеологические метания (внутри двухпартийной системы, конечно), защита несправедливо обвиненных, ура-патриотизм в бурской войне – все это делает Дойла очень живым, способным ошибаться.

Увы, довольно часто «Чертанов» начинает рассуждать (опять же, меньше, чем в «Хемигнуэе»), и тут хоть святых выноси. И дело даже не в том, что мне не близки эти скучно-либеральные аллюзии автора, какие-то нудные отсылки к современности (а книга опубликована в 2008, так что отсылки уже довольно устарели). Проблема в какой-то вопиющей банальности пассажей, обывательщине такого образца, что сразу становится скучно. У меня пару раз появлялось ощущение, что эти «лирические отступления» сделаны в угоду публике, но это, если это так, означает лишь, что «Чертанов» мало уважает своего читателя.

Возможно, однако, что «Чертанов» сознательно берет на вооружение прием Дойла – рассказывать о главном герое через восприятие недалекого, простодушного персонажа с весьма ограниченным кругозором. В таком случае эта затея «Чертанову» блестяще удалась.

Отдельного и, увы, недоброго слова заслуживает редактура (несколько опечаток оставим на совести аж трех обозначенных в выходных данных корректоров). Судно, на котором был судовым врачом Дойл, предстает на страницах книги то «Надеждой», то «Хоупом», британский писатель то Харди, то Гарди, в подписи к фотографии крикет перепутан с гольфом, ссылки на источники сначала отсутствуют, на трети книги появляются в виде сносок, а потом опять пропадают, уже навсегда. Ну и совсем уж печально обстоит с Ю.И. Кагарлицким. Он несколько раз в книге назван Юрием, тогда как звали его Юлием (а ведь его книга приведена как источник в конце книги). Мне действительно любопытно – кто его переименовал? Автор, редактор или корректоры?

Но это придирки. Книга стоящая, обладает настроением, по-своему ангажированная, но интересная. Теперь я буду читать и про Холмса, и про Челенджера иначе, оглядываясь на человека, который их создал, понимая, что это ему стоило.

Второе – притягивать намеки на современность к биографии человека, умершего почти век назад, тоже надо уметь. Чертанов – не умеет (у Быкова, кстати, эти намеки тоже иногда не к месту и утомляют).

«А между тем в своих окончательных выводах комиссия заявила, что на «Титанике» все было в общем правильно, случилась не халатность, а просто ошибочка, лорд Исмей – молодец, повсюду царили дисциплина и мужество, если какие пассажиры погибли, то в основном по собственному легкомыслию, и на вопрос, что же случилось с «Титаником», дала ответ: «он утонул».

Этот параграф даже не то чтобы обида Дойлю, Путину, Шоу, Ларри Кингу, Селин Дион или кому там еще – он просто в книге лишний и выглядит неуместным. А если учесть, что в биографиях, написанных Чертановым, таких фраз по несколько на странице, то устаешь от них очень быстро.

Третье - на разных форумах и читальных ЖЖ периодически возобновляется спор – правильно ли Джейн Эйр убежала от оказавшегося женатым мистера Рочестера без шапки в ночь холодную. Как контраргумент и пример порой приводят историю Конан Дойля и его второй жены (самый же железный контраргумент – история Джорж Элиот, но пишу-то я биографии Конан Дойля, поэтому не буду растекаться). Так вот историю эту в основном знают по биографии Джона Диксона Карра, где все выглядит предельно благородно – влюбленные мужчина и женщина, остающиеся друзьями до брака, жена, которую все желеют и которая не страдает, настоящие друзья, которые все понимают… Согласно Чертанову, все было далеко не так карамельно (включая завещание, не равно справедливое для детей от двух браков), но как-то более жизненно что-ли. Я даже не хочу особо раздумывать на тему, а как оно на самом деле между ними всеми было и кто был прав – Чертанов или Карр… но я получила еще один аргумент за то, что если ты не готова стать любовницей женатого, то лучше убежать (хотя кошелек, пожалуй, лучше при этом не терять, но это уже не по теме).

Четвертое и уже совсем для меня приятное – очень тронул рассказ об участии Конан Дойля в деле Слейтера. С оклеветанным Идалджи все понятнее – джентльмен пришел на помощь попавшему в беду джентльмену. Но Слейтер был весьма неприятным околокриминальным типом с образом жизни, который не мог д-ру Дойлу импонировать, тем не менее помощь была долговременной и искренней. И, на мой взгляд, дальнейшие споры между Слейтером и Дойлом о компенсации дела совсем не портили, ибо все мы люди.

Туда же – в четверное, приятное и тронувшее меня идет и рассказ о поддержке очень даже государственником Дойлом арестованного во время мировой войны Кейзмента. Опять то же самое - защищать сторонников твоих взглядов приятно и логично, но не отступиться от друга, чьи взгляды и действия ты не можешь разделять, может не каждый. Опять-таки я не знаю, насколько прав был Чертанов по поводу «Затерянного мира», но после этой книги мне приятно думать, что в образе лорда Рокстона живет Кейзмент.

Вывод… а его обязательно делать? На самом деле неплохая биография. Про Марка Твена я у Чертанова тоже уже прочитала (про Дарвина совсем не понравилось), про Дюма-отца тоже хочу прочитать, но точно читать книги автора буду с большими перерывами – чтобы не устать.

Автор, несомненно, симпатизирует герою своей книги, но это не делает его оценку слишком субъективной. Он не оправдывает Дойла в тех ситуациях, когда доктор поступал некрасиво, а наоборот, высказывает свое неодобрение. Чертанов не настаивает на своем мнении и суждении, как единственно верном в спорных ситуациях. Но все же чувствуется искренняя привязанность. А как к нему не привязаться? К этому большому, дружелюбному, умному, доброму защитнику слабых и обиженных?

Да, да, Конан Дойлу приходилось выступать и в роли адвоката, и в роли следователя (причем, он умудрялся вытаскивать осужденных с каторги или тюрьмы), он обожал разгадывать загадки. Его никогда не смущала возможность идти против общественного мнения. Даже напротив, если толпа набрасывалась с обвинениями на какого-то человека, доктор тут же вставал на его защиту, даже, если обвиняемый был ему неприятен. Дойл не мог оставаться в стороне, когда что-то происходило. Он старался быть везде. Где мог, помогал пером, связями или деньгами, своим трудом. Он занимался писательством, журналистикой, медициной (правда, в начале своей карьеры), спортом, политикой, путешествовал, участвовал в Англо-бурской войне. Впрочем, Первая Мировая война тоже сильно коснулась его и семьи, многие родственники погибли. Сэр Артур воспевал романтику прошлого и с удовольствием следил за научно-техническим прогрессом. Дойл постоянно с кем-то или чем-то боролся. Был расстроен, что читатели высоко оценивают его произведения, которым он сам не придавал особого значения (та же холмсиана). А произведения, которые, по его мнению, заслуживали внимания – встречают холодно. Сам он больше всего хотел писать именно исторические произведения, которые можно было бы рассматривать с исследовательской точки зрения. Но критики и издатели (как, впрочем, и публика) сходились во мнении, что беллетрист он куда более лучший, чем историк. На его счету и детективы, и мистика, и историко-приключенческие романы, и фантастика, научные труды по истории, работы по спиритизму, всевозможные статьи на самые разные темы, начиная от медицины и заканчивая военной тематикой с тактическими предложениями. Жизнь Дойла была такова, что все пережитое им неизменно накладывало отпечаток на его книги. Места, люди, ситуации, мысли – всё это, правда, изрядно беллетризированное, то и дело встречается в его произведениях. При изрядном уме доктор был весьма доверчив и открыт для всего нового. Поэтому у него было множество друзей. Кажется единственным его неприятелем, с которым он не сошелся с самого начала, был Бернард Шоу. Жизнь его бурлила, кипела и била ключом. Так отчего же стало грустно?

Дальше...

Будучи в юности ярым материалистом, Конан Дойл постепенно заинтересовался мистикой. И под конец жизни был уже законченным последователем спиритизма. Я в этом отношении достаточно толерантна. Если человек хочет во что-то верить, то пусть. Если живется ему легче от осознания того, что жизнь после смерти продолжится, что семья его не только будет с ним, она уже с ним и может приходить к нему в любое время, был бы только медиум - хорошо. Христианство, иудейство, спиритизм, Церковь Летающего Макаронного Монстра – главное, чтобы пропаганда этой веры не мешала жить остальным людям с другими взглядами. А начиналось все вполне традиционно. Дойл взял на себя свою обычную роль – защитника униженных и оскорбленных. И защищая от нападок и гонений последователей спиритизма, незаметно перешел к пропаганде. Возможно, сказывался возраст, но Дойл считал свою точку зрения единственно верной. Те, кто отрицает существование духов и способности медиумов – невежественны. Любые попытки открыть ему глаза на жуликов и мошенников в этой области (а ведь таких было предостаточно, и ловили их с поличным) наталкивались на глухую стену обороны. Сэр Артур становился очень нетерпим с людьми, не разделяющими его точку зрения. Когда его спрашивали о его литературных планах (в большинстве своем о Холмсе), он отвечал, что у него сейчас мало времени на это. Т.к. Конан Дойл был занят бесконечными собраниями, основанием сообществ спиритов. На свои средства (издатели не хотели издавать подобную литературу) доктор выпускал труды по этой тематике, вкладывал огромные суммы в развитие этого учения. Ругался с теми, кто не хотел слышать, слушать и верить. Растерял многих друзей (в частности, среди писателей), которые пытались его образумить или придерживались противоположных взглядов. Самое примечательное, что Дойл сам не обладал способностями общаться с духами. Как медиум он был полный ноль. Но бесконечно верил в способности других, в фотографии призраков, в фей. Ничто не могло поколебать его уверенности. Даже, когда самых знаменитых медиумов ловили на мошенничестве, Дойл возражал, что и медиум может устать. Да, публика требует зрелищ, а медиум устал, вот он и идет на обман, что же ему еще остается делать? Гарри Гудини неоднократно рассказывал и показывал ему, как делаются те или иные трюки. Доктор, в свою очередь, считал Гудини самого медиумом и удивлялся, что тот отказывается это признать. Он не сошел с ума. Люди, общавшиеся с ним, вспоминали, что разум его был, по-прежнему ясен. Да и произведения, не относящиеся к мистике, выходили у него всё такими же материалистическими. И мне очень грустно, что доктор, всю жизнь сражавшийся за кого-то, был вынужден в конце жизни бороться за самого себя.

Мы не сомневаемся, доктор, что в том месте, где Вы сейчас находитесь, Вы - как бы ни было там всё замечательно и разумно устроено, - нашли кого уврачевать, с кем вступить в перебранку и за кого заступиться. Не сомневаемся, что "там" Вам хорошо. Но, доктор, если бы Вы только знали, как сильно Вас не хватает здесь..."