Электронная библиотека » Максим Чертанов » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 20:50


Автор книги: Максим Чертанов


Жанр: Триллеры, Боевики


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

… декабря 200… года, пятница

Вход не для всех – только для сумасшедших. Гермина в аду.

Герман Гессе. «Степной волк»

Я проснулся в смутной тоске. Мне снилось, что я сделал кому?то зло, а какое, не могу вспомнить; знаю, что все презирают меня и никто не заступится; знаю, что меня должны вот?вот прийти расстреливать, а они все не идут и не идут; и вдруг я понимаю, что могу выйти из квартиры и убежать, но как только я это осознаю и кидаюсь к двери, раздается звонок…

– Привет. – Голос Марины в телефоне был свежий и бодрый. – Вань, тебе ведь, насколько я понимаю, на работу сегодня не надо?

– Не надо. И не только сегодня.

– Понимаешь, я дома продуктов не держу, у меня диета, да и лень… а вечером столько народу придет. Сходишь со мной в «Перекресток»? Тут, конечно, три шага, но мне и три шага не протащиться с такими сумками, а на машине нет смысла, до стоянки дольше переться…

– Конечно, – сказал я с готовностью. Я так обрадовался, что не проведу весь день в одиночестве, что готов был помогать кому угодно и в чем угодно. – Сей секунд буду у тебя.

За ночь выпало, наверное, полметра снега. Он был белый и чистый, как в деревне. Солнце, бледное, слабенькое, едва проглядывало сквозь низкое ватное небо. Ликующие пацаны швырялись снежками. Разве уже каникулы? Нет, просто прогуливают. Марина открыла мне уже одетая. В бесформенной куртке, штанах «шириной с Черное море», ботинках унисекс она была совсем похожа на мальчишку.

– Зайдем посмотреть, как там? – предложила она.

Мне не хотелось говорить, что «там» уже пусто. Пусть своими глазами убедится. А вдруг снова кто?нибудь появился?

Проваливаясь в снег, мы обогнули угол дома и подошли к супермаркету. На пруду малышня каталась на коньках. Старушка кормила крошками воробьев, но прилетали жирные, наглые голуби и все съедали. Не люблю я городских голубей. Утки – другое дело. У нас на прудах всегда живет масса уток. В апреле прилетят. Они зимуют в Коломенском.

Действительно, за стеклянными дверями было пусто. Ни шкафов, ни столов. Даже мясистый фикус исчез. Только круг от кадки на пыльном полу.

– Я так и думала, – сказала Марина. – Ищи?свищи их теперь. Где?нибудь в другом месте других лохов ловят… Ну что ты стоишь? Пойдем, – она потянула меня за рукав пальто.

– Слушай, я, если честно, почти на мели. Вот только… хватит, как ты думаешь?

– Ванька, убери, – рассмеялась она. – У меня в мыслях не было предлагать тебе за меня расплачиваться. Ты ж не клиент!

Я покатил тележку вдоль продуктовых полок. Марина быстро, молча и деловито хватала какие?то банки, коробочки. У прилавка с салатами она застряла надолго. Я не вмешивался: терпеть не могу покупать еду, скучно это.

Когда я дотащил тяжелые пакеты, Марина предложила зайти к ней, и у меня словно камень с сердца свалился. Уж очень не хотелось сейчас остаться совсем без дела, наедине со своими паршивыми мыслями. Марина пошла разбирать покупки, я потащился за ней. Кухня была похожа на хозяйку: строгая, никаких висюличек и кружавчиков. Все сверкало. Я проявил наглое любопытство: без позволения залез в холодильник. Увидел то, что ожидал: обезжиренный йогурт, парниковую редиску и прочую ерунду – типичный рацион женщины, у которой над душой не стоит муж, с рычанием требующий мяса. Хозяйка прогнала меня, и я ушел, по пути заглянув в ванную: мини?сауна, гидромассажная душевая кабина, все путем, скромненько, но со вкусом. Взял с полки «1984» и расположился в углу здоровенного дивана. Минут через десять пришла Марина с дымящейся джезвой и, разлив кофе в чашки, уселась в другом конце дивана, тоже по?турецки. Черт, забыл ей сказать, что ненавижу кофе. Мы посмотрели друг на друга.

– Иван, – сказала она, – давай не будем толковать про «Перекресток». Всю ночь думала, мне уже тошно. Вечером опять начнется… Терпеть не могу по двадцать раз про одно и то же. Давай просто поболтаем… Расскажи, чем занимаешься, на ком женат и все такое прочее…

– Жены у меня нет, – сказал я. – Холост.

– Это радует, – просияла хозяйка. – Надоели женатые, тоска с ними. Как заведут про свои семейные дрязги, хоть вешайся.

– А чем занимаюсь… – я замялся. – Работал в приличной фирме, а теперь тунеядствую.

– С начальством не поладил? Взносы не платил? Или высказывался нелояльно?

– Разве это так видно? А у меня?то всегда была иллюзия, будто я произвожу впечатление человека покладистого, уживчивого и чуждого текущей политике…

– Сильно ошибаешься. Ну, а чего тебя в Москву принесло?

– Сбежал.

– От кого?

Взять да и рассказать, почему сбежал. Хоть одному человеку. Может, полегчает? Нет, не буду. Навру чего?нибудь, куда кривая вывезет. Иной раз я так завираюсь, что потом еле?еле свожу концы с концами, ну да ладно, наплевать, какая ей разница.

– Исключительно от себя, – сказал я. – Когда отец умер, мне не хотелось во Владике оставаться. Продал там квартиру и купил здесь чуланчик, как раз хватило.

– Вот только из?за того, что отец умер, ты не захотел остаться дома? А мать твоя где?

– Ну… так получилось, что он как бы из?за меня умер. Да это неинтересно.

– У тебя сейчас пепел на штаны упадет… Иван, ты будто хочешь о чем?то рассказать и стесняешься. Брось эти штучки. Я каких только жутких рассказов не слышала от своих знакомых!

– Я не стесняюсь. И жуткого ничего нет. Просто не хочется вспоминать.

Расскажу ей про своих родителей, тут?то зачем врать. Я и о них миллион лет никому не рассказывал, да никто меня и не спрашивал. Маму не помню почти, мне было года три, когда она умерла. Я был поздний ребенок. Легкие руки, нежное дыхание и что?то лучистое и спокойное. Говорят, мои глаза и рот ее. Отец был тихий, застенчивый, деликатный человек. Мне передались от него мечтательность, слабый характер, патологическая страсть к чтению и цитатам; но я не унаследовал ни его дружелюбия и доброжелательности, ни чувства долга и мягкой настойчивости. Я просто падаль, никчемный, сломанный, бесполезный человек. Мужчина к тридцати трем годам давно должен найти свое место в жизни и прочно стоять обеими ногами на земле. А я…

– Бесполезная поганка, – подытожил я. – Асоциальный элемент. Вошь на теле трудящегося народа. Не реализовался, как принято выражаться.

– Брось, – сказала Марина. – Зачем человеку нужно себя реализовывать? Может, ему лучше, когда он нереализованный. Кому какое дело? И вообще, ты собирался рассказать, как попал в Москву, а вместо этого занимаешься самобичеванием. Так почему из Владика уехал?

– Когда я учился на первом курсе, отец женился и переехал к жене в Пите… в Ленинбург. Черт, никак не привыкну его звать по?новому… Она хорошая такая тетка была. А я остался во Владике, потом в армию забрали, потом восстановился, короче, предполагалось, что доучусь и тоже в Ленинбург перееду. А тут начались всякие… истории.

– Какие истории?то? – участливо спросила Маринка.

Ясный, спокойный взгляд зеленых глаз. Это линзы… Какие у нее глаза на самом деле? Рассказать ей правду или хоть что?нибудь похожее на правду? Нет, ни к чему это. Лучше насочиняю послезливее. На ее дамский вкус, диссидентский и жалостливый одновременно.

– Разные, – сказал я. – Личные истории. Полюбил человека…

– А он тебя не полюбил?

– Почему «он»?

– Он, в смысле человек. Так что случилось?то? Насколько я понимаю, это было давным?давно, а в Москву ты только два года как переехал.

– Начались?то истории еще со школы, а последняя… из?за нее все и вышло. Историй было до черта, и одна хреновей другой. То есть все было хорошо, но заканчивалось плохо.

– А разве бывает наоборот?

– Может, у кого?то бывает, – предположил я. – Короче говоря, все они были люди, в общем, приличные. Но в конце концов я связался совсем уж… Мелкий жулик, даже не особенно обаятельный. Честно говоря полное дерьмо. Это была просто дурь какая?то. Наваждение.

– Любовь всегда – дурь какая?то. Так что ж с тобой дальше случилось?

– Все жутко банально. По?моему, все love stories в мире происходят по одному сценарию: сначала «мне?с?тобой?хорошо?как?ни?с?кем?и?мне?тоже», а потом один человек надоедает другому, и «ах?как?мне?хорошо» превращается в «какого… я связался, или связалась, с этим, или с этой». А я не мог его оставить в покое, делал ужасные глупости, ты даже представить не можешь, какие мерзкие. Самому теперь тошно.

– Почему же не могу? – Марина наклонилась вперед, мгновенно изобразив живейший интерес и сочувствие: выражения ее лица менялись, как маски в театре Кабуки. – Дружочек, нет таких глупостей, какие бы не совершал один человек из?за другого.

– Я был неадекватен. Просто невменяемый был. Начал пить, да еще кокс… Один раз под дурью приехал вечером к нему на работу… то есть не на работу, – поправился я, сообразив, что спутал нить повествования: беда всех патологических лгунов, – а в то место, где у них стрелки. А в их среде, понимаешь, не принято быть… А я притащился и полез к нему при всех с какими?то объяснениями. Я сам не знал чего хочу. Ежику понятно было, что все кончено. Но я все равно что?то говорил, о чем?то просил. Я его скомпрометировал перед товарищами, понимаешь?

– Понятно, – она нахмурилась. – Тебя, наверное, изрядно поколотили.

– Помню, как полз, весь в крови, в грязи… Было очень холодно. Ноябрь. В конце концов оказался в больнице. Позвонили отцу. Я знаю, не надо было ему звонить. Уж как?нибудь бы очухался. В общем, ему позвонили, и они с мачехой тут же взяли билеты на самолет…

– Ванечка, успокойся, – сказала Марина нежно. – Воды выпей. Не так. Возьми рукой, прольешь… У тебя зубы стучат.

Я глотнул с усилием и попытался отдышаться. Зубы и вправду стучали о край стакана, рука тряслась. Эк загибаю, аж сам расчувствовался! Феликс глядит с укоризною, будто хочет сказать: хватит врать, брат, что за развесистая клюква?!

– А самолет разбился, – продолжил я. Голос у меня сделался совсем умирающий; я так себя накрутил, что чуть не плакал. – И… у меня все как отрезало. Я уже не чувствовал ничего… ну, к тому человеку. Даже ненависти. Сначала я думал, что отец погиб из?за него. Но на самом деле, конечно, из?за меня. Из?за моего характера. Потому что я такой придурок. Слабый и вообще.

– А потом что?

– Не хотел там оставаться. Я всегда был сволочь легкомысленная. Бежать, бежать, а куда, зачем – хрен знает. Короче, мне там было невмоготу. Похороны эти и всякое такое. Как все закончилось, продал квартиру, уволился и свалил оттуда.

– Почему в Москву?то решил? – недоуменно спросила она. – Ехал бы уж в столицу, тем более там отцова квартира осталась.

– Не хотел я в Ленинбург, там бы тоже все напоминало. – Поколебавшись долю секунды, я произвел на свет сразу нескольких несуществующих людей, что было легче, чем хоронить живых: – И в той квартире мачехины дети живут. А здесь я никого не знаю, и меня никто не знает.

– Это, по?твоему, хорошо? – спросила Марина.

– Понимаешь, – сказал я на сей раз чистую правду, – мне хотелось стать человеком без прошлого. И я к этому состоянию максимально приблизился. Люди на редкость нелюбопытны, когда видят, что не хочешь сближаться. Понимают, что не стоит тратить силы, да и у каждого хватает своих проблем. Москва – хороший город для одиночества, ничем не хуже Ле…

– Говори «Питер», не донесу… – хихикнула Марина. – Значит, одиночество в каменных джунглях? Если честно, я ожидала, что ты поведаешь нечто более ужасное. Ваня, это ведь случайность. От них никто не застрахован… А с работой?то у тебя что получилось?

– Ничего особенного. Нашел работу. По специальности, все путем. Зарплата хорошая, у нас во Владике о такой можно только мечтать. И народ вроде неплохой. Потом стало тошно, и ушел. Машину продал, хватит прожить с полгода или больше. Деньги кончатся – найду что?нибудь. А может, не найду, – я пожал плечами. – Мне в общем?то все уже безразлично.

– Нет уж, ты все?таки объясни, почему с работы ушел, – потребовала она.

– Сам не знаю. Надоело распевать гимны с молитвами каждое утро… И как раз очередная проверка на Шарикове приближалась, а я этих дел не люблю. Одна моя личная жизнь чего стоит…

– На полиграфе, что ли? О?о, это серьезная причина, – уважительно протянула Марина. – А разве нынче за твою личную жизнь сажают? Впрочем, я не очень слежу за законодательством в этой области, – сказала она, и уголки тонких губ чуть дрогнули от сдерживаемого смешка.

– Вроде не сажают, – сказал я не очень уверенно, ибо за нашим законодательством и вправду довольно трудно уследить, – но с работы бы выкинули по статье. А так я ушел по собственному. Большая разница.

– А что твои истории? Ты и сейчас в них по уши погряз?

– Представь себе – нет. Ну… то есть редко. И без эксцессов. Так, ерунда всякая. Чувствовать?то я ничего не могу, и душа во мне давно издохла. Ничего мне не хочется. Все время помню, хочу забыть и не могу.

– Про отца? – уточнила Марина.

Все?таки она вытянула из меня немножечко правды. Мелкой, но мучительной. Воспоминания о мертвых всегда тяжелы. Отец меня возил в Москву на зимние каникулы, когда я был маленький. Он хотел меня повести обедать в какой?то кабак, сейчас уж не помню, как называется; а я заявил, что он плохо одет, и я с ним не пойду. Придурок. Отец весь как?то сжался, будто стал меньше ростом. Потом я сменил гнев на милость, и мы все?таки пошли. Он заказал все самое дорогое, а я ничего ел, отказывался. Руки у него дрожали… Как вспомню, мне не по себе, будто нож в сердце поворачивают. И всякая подобная ерунда лезет в голову, каждый день что?нибудь да вспоминается, какая?нибудь еще мелочь.

– Зачем я тебе это рассказал… Извини, Маруся, – сказал я уныло. Настроение у меня упало. – А ты как здесь оказалась? – осведомился я больше из любезности, чем из любопытства.

– Мне иногда кажется, – она улыбнулась криво, – что Москва – это какой?то отстойник для отбросов общества… Ты правильно говоришь: в большом городе так легко затеряться! Вот я и затерялась. Да так успешно, что захоти я теперь найтись – ничего не получится… Вообще?то я МГУ заканчивала, потом уехала обратно домой, потом с мужем развелись. А я тоже не захотела там оставаться, взяла да и приехала, тогда еще Москва столицей была…

– А дети у тебя есть?

– Дочь и сын. (Она не сказала, как любая из тысячи женщин: «сын и дочь».) Они то со мной живут, то с отцом. Но в основном с ним. Он богатый.

– И ты с тех самых пор и ведешь такой образ жизни, как сейчас?

– Не совсем. Сначала мне не попалось работы по специальности. Пошла в «фирму». Без денег?то жить сложно. С полгода работала.

– Как же тебя отпустили? – с живейшим интересом спросил я, припомнив душераздирающие телевизионные истории о том, как желающая «завязать» проститутка непременно оказывается в морге с изуродованным лицом.

– Глупости это, будто хозяева путан не отпускают, преследуют их, – разочаровала меня Марина. – Какой смысл? Желающих на освободившуюся вакансию – что собак нерезаных. Во всяком случае, мне никто слова не сказал. Правда, я подстраховалась. У нас была хорошая крыша.

– Чем хорошая крыша отличается от плохой? – полюбопытствовал я.

– Никаких «субботников». Два парня приезжали, забирали бабки, но нашими услугами не пользовались. Один, Серега, красивый такой, вроде тебя, но покрепче, хищное лицо, а глаза… будто он не мелкий рэкетир, а какой?нибудь скрипач?вундеркинд, что ли… Мы часто разговаривали, но он ко мне не клеился. Не из брезгливости, а он вот такой был… сложный. Как решила уходить – дождалась дня, когда они приехали за выручкой. Хозяин?то ко мне хорошо относился, я его сыну экзамен по немецкому помогла сдать. Но на всякий случай… Я попросила Серегу сказать хозяину, что он меня забирает себе. Серега согласился. Мне показалось, что ему нравится эта затея. Они ведь презирают сутенеров… Он еще сказал хозяину что?то, так тот сам принес мои шмотки и вежливо попрощался, пожелал успехов… Серега отвез меня домой…

– И что? Вы поженились и жили долго и счастливо, пока он не погиб в перестрелке?

– Да, по законам жанра здесь должен последовать рассказ о большой и чистой любви, – согласилась Марина, – но все было намного прозаичнее. Я предложила ему подняться… выпить кофе. Он поблагодарил, но сказал, что должен ехать по своим бандитским делам… Обещал, что позвонит мне в ближайшие дни, и, если я буду не против, мы «сходим куда?нибудь вдвоем», как он тактично выразился. Через пару дней позвонил, но мне инстинкт самосохранения подсказал, что разумнее отказаться. Я отказалась. Знала, что больше он не позвонит. И он не позвонил. И я ему не звонила, хотя у меня был его домашний телефон, и мне иногда хотелось его увидеть. Но…

– Странно, что он не позвонил тебе еще раз, – сказал я.

– Может, замочили, – равнодушно отозвалась Марина. – Ты не думай, что это приключение оставило в моей душе неизгладимый след. Я про этого Серегу вспомнила первый или второй раз за десять лет. Просто такой разговор пошел, что хочется рассказать о себе какую?нибудь дрянь.

– Я бы не сказал, что ты рассказала такую уж дрянь. Очень романтично. Интеллигентный сутенер, храбрая маленькая женщина и благородный жулик. Прямо сюжет для романа. А дальше?

– Работу нашла. Я экономист. Несколько лет трудилась, потом осточертело. Придумала другой способ себя обеспечивать. Закалка соответствующая уже была… Меня устраивает. Времени свободного вагон. Никакого начальства. Пять?шесть вечеров в месяц, и все.

– Хорошие, однако, у тебя друзья, если за пять вечеров в месяц можно припеваючи жить, – сказал я. – Где ж ты все?таки их отыскиваешь? Сомневаюсь, чтоб такие душевные люди просто пачками в Интернете болтались.

– Это мое ноу?хау… Лучше расскажи мне что?нибудь про свой Владивосток! Всегда мечтала там побывать, мне казалось, что это такой романтический город… Моряки, военные…

– Красивые, здоровенные… – согласился я. – Но чего мне здесь недостает – это воды. Окна нашей квартиры выходили прямо на океан.

– Вот, наверное, красотища?то…

Давно мне не было ни с кем так уютно и спокойно. Вообще?то я всегда дружил с женщинами. Они чуткие, тонкие создания, а большинство из них любит нас, хотя, ей?богу, никогда не мог понять за что. А Марина – именно то, что доктор прописал.

Она… знаете, когда картины, представляющие художественную ценность, нелегально провозят через границу, поверх них рисуют какую?нибудь ерунду, а потом снимают верхний слой, и через мазню постепенно проступает неподдельная красота. Так и под ее поверхностной манерой общаться угадывались теплота, и глубина, и ровный, сильный свет, который, казалось, светит только вам.

Профи высокого класса. Мягкая ирония, ненавязчивое внимание. Никого не осуждает, ничему не удивляется. Проблемы рядом с ней казались надуманными, тревоги – преувеличенными. Когда она произносила какую?нибудь очередную банальность вроде «жизнь – сложная штука», создавалась полная иллюзия, будто человек говорит нечто глубоко обдуманное, идущее от сердца. Только с таким собеседником нужно держать ухо востро. Все свои реплики она произносила с одинаково серьезной, задумчивой интонацией, и было трудно понять, когда она говорит серьезно, а когда потешается над вами. До невозможности банальные, ее высказывания тем не менее постоянно обманывали партнера: ждешь сочувствия, а получаешь по лбу, настраиваешься на оплеуху, а на тебя льется мед. И постоянно присутствовал в ее речи неуловимый обертон, заставлявший посреди пустого трепа ждать каких?то откровенных, удивительных слов.

– А сейчас ты что делаешь целыми днями? – Она потянулась к кофейнику.

– Ради бога, не полную чашку, – попросил я, – если честно, вообще не люблю кофе.

– Что ж раньше молчал? Чаю? Мартини? Минералки? Может, тебе супу сварить?

Про суп было сказано таким тоном, что даже если б я умирал с голоду – не посмел бы попросить. Впрочем, я сразу понял, что в этом доме не привыкли потворствовать прихотям мужских желудков: путь к нашим сердцам лежал через иные органы.

– Давай минералку, – сказал я. – Чем занимаюсь? Ничем. Бездельничать, когда все кругом чем?то заняты, вроде бы неловко, но – упоительно. Свобода. Шляюсь по городу в будни с девяти до шести. В ЦДХ, или в парк, или еще куда. Не каждый день, конечно. Иногда на диване валяюсь.

– Почему ты гуляешь по городу именно с девяти до шести?

– Потому что если б я работал с девяти, в шесть уже был бы свободен на законном основании, – объяснил я. – Сам себе создаю иллюзию занятости.

– Интересный способ в хаос и безделье вносить дисциплину, – сказала Марина с пониманием. – Нам, тунеядцам, главное не распускать себя, а то затоскуешь и сопьешься. Ты, значит, вроде того англичанина, который, попав на необитаемый остров, брился каждый день, чтобы не опускаться?

– Ага. Тоже бреюсь каждый день, даже когда дома сижу, – сказал я. – Странные ты вопросы задаешь! Обычно люди… я имею в виду приличные люди, другим интересуются: как я могу жить, не заботясь о будущем, и не совестно ли мне.

– Обижаешь, darling, – фыркнула она, как кошка. – Я похожа на приличного человека?! Послушай, мне очень хорошо тут с тобой болтать, но надо бы стряпней к вечеру заняться. Я ведь умею готовить, хоть и не люблю. Давай, cher ami, сходи домой, надень смокинг…

Я покорно поднялся и вышел в прихожую. Когда закрывал за собой дверь, хозяйка окликнула меня и велела выкинуть в мусоропровод пару бумажных пакетов. Не попросила, как постороннего мужика, с которым лишь накануне познакомилась, а просто сунула в руки, как мужу, брату или старинному приятелю. Уходя, я чувствовал себя пустым и легким, как воздушный шарик. Выговорился, и полегчало. Наверное, если бы рассказал правду, а не сочинял всякую ахинею, стало бы еще легче. Но и так неплохо. Надо же, какой винегрет сотворил, всех поменял ролями, перетасовал быль с небылицей. Интересно, она так же поступила? Скорей всего – да. Про детей и мужа упомянула между прочим, а о каком?то сутенере рассказала целую складную историю. Впрочем, мне это совершенно все равно. Она мне хоть какая нравится. Вообще?то я человек замкнутый, но иногда схожусь с людьми так легко, что сам себе удивляюсь. Будто знали друг друга в иной жизни.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации