Текст книги "Ок-но"

– С бутербродом или с бластером? – попросил уточнить Виттенгер.

– Возвращаясь к вашему предыдущему вопросу, господин инспектор, момента убийства я не видел.

– Почему? – спросил удивленно инспектор.

Тут вспоминается один звонок. Кто-то позвонил мне домой и попросил позвать «бармена Джона». Я сказал, что они не туда попали. «Почему?» – искренне удивились на том конце провода.

– Потому что смотрел в другую сторону, – ответил Ларсон.

– Я видела! – громко крикнула Синтия Ларсон. – Мак-Магг разговаривал с девушкой, она стояла на ступеньках перед сценой, потом она упала… не знаю, что уж такого он ей сказал… Муж ее подхватил. Мак-Магг, будто бы не замечая, что девушка в обмороке, продолжал что-то говорить без микрофона, потом… потом это случилось…

– Что, это? – переспросил Виттенгер, хотя и так было ясно, что на глазах у Синтии Мак-Маггу снесло полголовы.

– Он упал, – коротко ответила она.

Инспектор посмотрел на криминалиста.

– Не может быть, – сказал тот. – Жертва стояла спиной к зрителям.

– Вы можете говорить? – спросил инспектор у девушки.

Ларсон обратил внимание, что длинные ее волосы были аккуратно собраны в пучок, обнажая худую длинную шею. «Волосы убрала, будто знала, что цепочка запутается,» – подумал Ларсон, – «Пройдоха Виттенгер не ошибся.»

– Да, могу, – тихо прошептала она и попыталась приподняться с кресла.

– Сидите, сидите, – и Виттнгер стал спускаться со сцены. – Я подойду. Как ваше имя?

Она назвалась.

– Расскажите мне, что вы видели.

– Я плохо помню… – начала она неуверенно, – после дамы, которая требовала вернуть ей часы, подошла моя очередь, но Мак-Магг повернулся ко мне спиной, а голова – его голова смотрела на меня и продолжала говорить какой-то комплимент по поводу моих глаз или прически… не помню… у меня цепочка запуталась, вот сзади. – она нагнула голову и показала Виттенгеру узелок на тонкой золотой цепочке. – Я попросила его, а он повернулся, но как-то не весь…

– Всё, достаточно, – остановил ее сбивчивую речь инспектор. – Спасибо, пока не уходите.

Виттенгер задумался на тем, не пойти ли ему в фойе и не поискать ли там более надежных свидетелей.

– А ведь так все и было! – громко сказал ему на ухо Ларсон.

От неожиданности инспектор вздрогнул.

– По-моему, вы уже выступали, – заметил он Ларсону.

– Туловище Мак-Магг повернул к зрителям спиною, а голову – лицом!

– Но снесли-то ему затылок! – воскликнул Виттнгер, усмотрев противоречие именно в этом, а не в том, что лицо Мак-Магга каким-то странным образом оказалось со стороны спины.

– На мой взгляд, все дело вот в этом предмете, – молодой ассистент криминалиста поднял что-то из лужи крови.

Со стороны всем показалось, что он поднял какое-то кровавое пятно, при этом не прикасаясь к пятну руками. С пятна упало несколько капель.

– Что там у вас? – крикнул Виттенгер, приглядываясь.

– Подойдите поближе, оттуда вы не увидите.

Виттенгер вскарабкался на сцену, Ларсон последовал за ним.

– Ну и…

– Вот, паутинка, – ассистент помахал рукой. – Совсем прозрачная. На шляпе, наверное, держалась или была надета на голову, как мешок.

Виттенгер взял за край тончайшую, практически невидимую ткань. Она становилась видимой лишь там, где была испачкана кровью. Инспектор напряг зрение и увидел рваный, оплавленный край.

– Где она лежала? – спросил он.

– Около головы.

– И ваш вывод?

– Ну это известная вещь, инспектор. Паутинка создает объемное изображение, поэтому зрители видели вместо затылка лицо. То есть они видели то, что показывала паутинка. Перед смертью жертва смотрела назад, в смысле вперед – если исходить из положения туловища. Лицо на паутинке смотрело на зрителей.

– Чье лицо? – настороженно спросил инспектор.

Ассистент пожал плечами.

– Надо спросить у зрителей. Вот у него, например, – он кивнул на Ларсона.

Ларсон протянул Виттенгеру программку.

– Вот его, – ткнул он в снимок.

Инспектор бросил взгляд на укрытое черным полиэтиленом тело.

– Переверните тело, – скомандовал он криминалисту.

Криминалист поправил резиновые перчатки и призвал на помощь своего ассистента. Сообща они стали осторожно переворачивать тело Магга.

– Осторожнее, осторожнее, – приговаривал криминалист, поддерживая остатки головы сквозь кусок полиэтилена, – а то все высыплется.

– Готово, инспектор, можно смотреть, – сказал ассистент отвернувшемуся Виттенгеру.

Но Виттенгер уже успел взглянуть на лицо Мак-Магга, пока криминалисты переворачивали тело, и больше смотреть не хотел. Залитое кровью лицо обладало усами и бородкой с завитком, для установления более точного сходства со снимком требовалось смыть кровь. Ларсон, воспользовавшись замешательством Виттенгера, подобрал возле тела обрывок паутинки, аккуратно завернул обрывок в салфетку и спрятал в карман.

На сцену выбрался сержант. В руках он тащил здоровенный ящик. Доковыляв до инспектора, он поставил ящик у его ног.

– Это еще что? – спросил Виттенгер.

– Часы, господин полковник. Наручные.

Ларсон полез с советами:

– Инспектор, завтра же во все газеты и на телевидение дайте объявление такого содержания: всем, кто желает получить назад свои часы…

– Без вас, Ларсон, обойдусь как-нибудь без вас, – устало пробормотал Виттенгер.

Домой Ларсон вернулся в третьем часу утра и сразу завалился спать. Опрошенные зрители не видели ни стрелявшего, ни хотя бы того, кто бы нес в руках что-то похожее на крупнокалиберный бластер. Оружие в конце концов нашли под креслами правительственной ложи. Во время представления ложа пустовала, и когда Виттенгер об этом узнал, у него отлегло от сердца, а то он уже начал разрабатывать план, как спасти губернатора от обвинения в убийстве.

Вечером Ларсон обнаружил в списке пассажиров лайнера «Монблан-Монамур» имя Великого Мак-Магга.

6. Терминал Хармаса

На ТК-Хармас мы прибыли точно по расписанию. Створки разгрузочного блока раскрылись в одиннадцать часов дня двадцать шестого апреля по синхронизированному времени. Не успели створки разъехаться на положенные полтора метра, как Нибелинмус и Мартин устремились в разгрузочный тоннель. Остальные пассажиры поотстали. Растолкав их, я поспешил за физиками.

На выходе из тоннеля физиков поджидали мрачные господа в пилотских комбинезонах без нашивок. С одним из них Нибелминус поздоровался, как со старым знакомым, потом представил своего спутника. Мартин брезгливо пожал мрачным господам руки. На их лицах не дрогнул ни один мускул. Я заметил, что к физикам подошли не все те господа, которых я бы причислил к одной организации. Не подошедшие господа вертели головами и осматривали проходящих мимо пассажиров. Охранники что ли, подумал я.

Интуитивно, я бы мог отнести их к Галактической Полиции. Такое предположение вполне согласовалось с тем, что агент Галактической Полиции Бобер следил за мной, а не за физиками. К чему следить за теми, с кем ждешь встречи, – причем, не просто встречи, а встречи по обоюдной договоренности.

В таком случае, для кого Дин Мартин украл кристаллозапись? Джулия Чэпмэн слышала от Нибелинмуса о ДАГАРе – Дальней Галактической Разведке. ДАГАР является самостоятельным подразделением ГП. Нет оснований подозревать, что в отношении лаборатории Нибелинмуса ДАГАР и ГП действуют раздельно. Зачастую ГП является прикрытием для ДАГАРа. Скажем, мы вычислили, что агент Бобер работает на ГП, но с таким же успехом он мог работать и на ДАГАР, пользуясь прикрытием ГП.

Если Нибелинмус сотрудничает с ГП, то это означает, что он сотрудничает и с ДАГАРом. С кем же тогда сотрудничает Мартин? Или же его внедрили в обход заведующего лаборатории?

Я проводил физиков и господ без нашивок до входа в туннель с надписью «Только для персонала». После того, как они вошли в тоннель, бронированная дверь захлопнулась и лязгнула замками. Я повертел в руках универсальный сканер-ключ.

Вскрывать или не вскрывать?

Не вскрывать, и более того – убираться восвояси, – было ясно написано на лице рослого детины, вставшего у бронированной двери, как истукан. Судя по роже – ну вылитый гэпэшник.

Я вернулся в зал ожидания.

Пора было сделать что-то, что окупило бы дорогу. Я сел в кресло и задумался с чего бы начать.

Прозрачный купол Терминала не поддерживала никакая арматура, поэтому казалось, что там, наверху, вообще нет никакого купола. Звезды кололи глаза. Зал ожидания парил где-то между небом и небом.

Похоже, именно об этом решил поговорить со мной мужчина лет сорока, со вздохом средней тяжести усевшийся в соседнее кресло. Он был одет в комбинезон технического персонала ТК-Хармас. На новом комбинезоне еще не разгладились складки от фабричной укладки.

– Вот всё думаю, а есть ли там купол, – указав пальцем вверх, философски произнес он.

Я вскинул голову. Опустив, спросил:

– Вы, наверное, здесь недавно работаете?

Он усмехнулся.

– Да, недавно…

– Тогда понятно. Не бойтесь, там ЕСТЬ купол.

– Вы издалека прибыли? – спросил он невозмутимо.

Для технического персонала не составляет никакого труда узнать, откуда прибыл тот или иной пассажир, поэтому я ответил честно:

– С Земли.

– Издалека… мн-да… – он покивал и задрал голову к куполу.

Лицо его было невыразительно. Я представляю, как неудачно звучит: «в глаза бросались только его чрезвычайно близко посаженные глаза», но факт остается фактом: когда он опустил голову и посмотрел на меня, мне показалось, что он собрал глаза в кучку и сунул их мне под нос. Мне захотелось его спросить, не натыкается ли он на стены. Если бы спросил, он бы вряд ли начал философствовать:

– На Земле строят дома с толстыми стенами и крепкой крышей, даже если в этом нет необходимости. Людям кажется, что толстая деревянная стена дает больше защиты, чем тонкий бронированный лист. А бронированный стальной лист – прочнее бронированного стекла полуметровой толщины. Такова психология, м-да…

На этой глубокой мысли ему б и заткнуться, но он продолжил:

– Заметьте, я говорю о Земле, об уютной старушке Земле… Но отчего тогда космические Терминалы строят прозрачными, невесомыми. Терминалы поражают своею провокационной непрочностью, незащищенностью… Мода, что ли… или действительно провокация. Как вы считаете?

Как-как… один, два, три, четыре… Еще, я считал, что аккуратнейший прямой пробор на его бесцветной голове нуждается в лечении миксером с шампунем для жирных волос.

– Уверен, во всем виновата мода.

– Быть может… Мне пора идти, – сказал он так, будто я умолял его остаться. У меня не было желания его задерживать. Он встал и зашагал прочь.

Техник, не оглядываясь, удалялся, а я по-прежнему чувствовал на себе его взгляд. Меня передернуло – мерзотное ощущение…

Я потряс головой.

Черт! Он на ходу наблюдал за мной, глядя в плоскую зеркальную полуколонну, разделявшую выходы из зала ожидания. Кто-то из пассажиров оставил на дороге клетку с кошкой. Запнется?

Неудача: перешагнул. Но зато перестал пялиться.

Ну всё, ушел окончательно.

Запищал комлог. Это был Ларсон с рассказом об убийстве Великого Мак-Магга. Рассказ пришел в письменной форме, местами чувствовался стиль его супруги – мальчики кровавые в глазах и т.д. Бррр…

В конце письма Ларсон просил при случае разузнать что-нибудь о Великом Мак-Магге. Оказывается, фокусник летел на Хармас одним рейсом со Сведеновым.

Поручения множились, как перед походом в супермаркет без Татьяны, но с ее ведома. Я мысленно освежил список поручений. В порядке убывания важности:

1.Галерейщик Сведенов и кража из сейфа.

2.Физик Мартин и гэпэшники-ДАГАРцы.

3.Фокусник Мак-Магг и его убийство.

4.Спасатель Алексеев и загадочная смерть астронавтов в Секторе Улисса.

Всё, вроде ничего не упустил.

В справочной сказали, что «Монблан» причаливает через два часа. Капитаном на нем по прежнему Харриган – его не уволили, он не заболел и не попал в астрокатастофу.

– Дайте контактный номер местного представительства Фаонского Страхового Общества, – потребовал я.

– По частным компаниям справок не даем, – ответил робот, и в его голосе сразу появились живые, человеческие интонации.

– Сдохни, скотина, – вполне по-человечески пожелал я ему.

– Второе слово не идентифицировано, пожалуйста переформулируйте вопрос, – попросил робот бесстрастно.

Я прошел в зал билетных автоматов. Там было пусто, поскольку, как я уже сказал, пассажиры предпочитают резервировать билеты заранее. От билетного автомата я надеялся добиться условий страхования имущества и контактный номер ФСО. Какой-то хмырь в промасленном комбинезоне подумал, что я собираюсь купить билет до Хармаса. Он встал рядом и, скривив губы в мою сторону, прошептал:

– Индивидуальный рейс. Два дня против четырех. Те же деньги. Идет?

– Лицензия есть? – спросил я громко.

– Забыли, – прошептал он и куда-то испарился.

Два дня против четырех означает приблизительно вчетверо большее ускорение. Однажды я воспользовался такой частной посудиной. На «индивидуальный» рейс пришло шесть пассажиров вместо допустимых трех. «Ничего, – сказал капитан, – ускорение так вас сплющит, что вы не заметите тесноты». И он оказался прав: я вообще ничего не заметил, потому что выключился вплоть до посадки.

Контактный номер ФСО я все-таки нашел. Ответил мне вежливый господин по фамилии Элвис. Я сказал, что он-то мне и нужен. Элвис обрадовался и объяснил, как найти его контору.

Господин Элвис, вместе со столом и креслом, парил в бескрайнем голубом небе. За его спиной парили гигантские золотые буквы "Ф", "С", "О". Белый полукруглый пол обрывался пропастью за полметра до стола.

– Вы, кажется, уже на пути в рай, – сказал я, высматривая за его спиной белые крылышки. Нимба не было, это точно.

– Грустная шутка, – кивнул Элвис. Он был молод, судя по румянцу на гладких щеках – здоров, и раньше времени в рай не собирался. – Чем могу быть полезен? Наша компания предоставляет целый спектр услуг…

Стол подплыл к полу или пол к столу – я не заметил и не почувствовал.

– Я не за этим, – и я назвал себя.

– Детектив?

– Да, нанятый вашим руководством.

– Я уже все рассказал нашему следователю, – быстро пробормотал он.

– Хм, странно, что вас не уволили… Сейчас меня интересует Сведенов. Как вы с ним познакомились?

Вопрос уже сам по себе подразумевал сговор. Стол, кресло и Элвис отшатнулись.

– Он наш постоянный клиент, – пролепетал он.

– Давно?

– Еще до моего прихода на эту должность.

– И он зашел к вам, чтобы застраховать шкатулку?

– Нет, нет, – запротестовал Элвис, – такими мелочами представительство не занимается. Если бы полис выписывал я, ошибки бы не произошло. Дело в том, что страховку на имущество в капитанском сейфе оформляет компьютер после того, как пассажир подтвердил, что намерен лететь данным рейсом и что он согласен с условиями страхования. Предоставление капитанского сейфа – это своего рода дополнительная услуга. Сведенов воспользовался ею, когда подтверждал бронь. А к мне он заходил подписать полис на груз в контейнере.

– Что он вез?

– Как всегда: картины, антиквариат разный…

– И пропавшей шкатулки вы не видели?

– Ни в коем случае! Шкатулку, насколько мне известно, принимал второй пилот.

– Ладно. Итак Сведенов зашел оформлять полис на картины. Дальше что?

– Ничего. Все документы уже были подготовлены нашим центральным офисом. Требовалась только его подпись. Я сказал ему, что контейнер погружен на корабль, все таможенные формальности соблюдены, ему нечего беспокоиться…

– А он выглядел обеспокоенным?

– Нет, не выглядел! Это выражение такое «вам не о чем беспокоиться» – вежливое… впрочем, я вижу, вежливость в вашей конторе не в цене. А у нас – в цене. И я сказал ему: «Господин Сведенов, не извольте…»

– Понял, не трещи!

Он сам виноват – сказал, что хорошим манерам меня не учили. Значит, так тому и быть.

– И больше вы ни о чем не говорили?

– О страховке – нет.

У Элвиса затряслась правая щека. В его-то годы – и уже нервный тик.

– Тогда о чем?

– Он спросил, где находится медпункт.

– А вы тут же предложили ему застраховать здоровье…

– Нет. Зачем страховать больного человека? – искренне удивился Элвис.

– Согласен, мое предположение выглядит глупо. Он был болен?

Элвис задумался.

– По-моему, ему нездоровилось. Теперь я припоминаю… Я спросил его, что с ним. Он ответил, что все в порядке, мол, требуется небольшая консультация. Я объяснил, как найти медпункт. Больше мы не разговаривали – он сразу ушел.

– С чего вы взяли, что ему нездоровилось, если он сказал, что все в порядке?

– Выглядел он бледновато. И тяжело дышал. Я тогда подумал, что он запыхался. До конца посадки оставалось минут пятнадцать.

– Запыхавшиеся люди не бледнеют. Скорее, они краснеют. Вам это не пришло в голову?

– Теперь пришло…

– И теперь вам кажется, что он нервничал.

– Вероятно, да…

– Вероятно кажется или вероятно нервничал?

– Нервничал.

У Элвиса затряслась левая щека, правая – перестала.

– Так какого черта вы болтаете тут мне, что он ни о чем не беспокоился? – С этими словами я сошел с пола, ступил на голограмму неба и шагнул к столу. – Издеваетесь над следствием, да? – Я употребил любимое выражение инспектора Виттенгера.

Элвис вцепился в край стола. Он подумал, что сейчас я схвачу его за шиворот и вытащу из-за стола – так поступают все разъяренные детективы.

– Я имел в виду, что он не беспокоился насчет страховки. Я только страховку имел в виду, больше ничего, поверьте…

– Элвис, – внушал я ему. – Я сейчас спасаю твою задницу. Как ты заметил, я интересуюсь Сведеновым, а не тобой. Если мне по-прежнему придется вытаскивать из тебя слова клещами, я займусь тобою лично. Уяснил?

– Да, господин… господин детектив, уяснил.

– Ты отправил его в медпункт. А он?

– Н-незнаю… сказал спасибо и ушел.

– Куда?

– Думаю, в медпункт.

– Но ведь до посадки оставалось пятнадцать минут. Когда бы он успел?

– Может, не пятнадцать, может – двадцать… – засомневался вконец задерганный Элвис.

– Пришлешь показания в письменном виде, – велел я ему, уходя.

Впрочем, весь разговор я, разумеется, записал. Но вдруг он вспомнит что-то новое. Я же, выйдя из офиса ФСО, вспомнил о Великом Мак-Магге. Вернулся.

– Мак-Магг ничего не страховал?

– Фокусник?

– Да.

– А какой рейс?…

– Тот же, черт побери!

Элвис полез в базу данных.

– Он страховал реквизит – большой такой контейнер…

– Сумма?

– Два миллиона.

– Где медпункт?

– Что? А! Там… – у Элвиса в голове все поперемешалось, он что-то изобразил руками. Наконец выдавил: – Второй уровень, сектор "Е", там вывеска, увидите…

– Будь здоров, – буркнул я и ушел.

На Терминалах Трансгалактического Канала уровни или, что тоже самое, палубы отсчитывают сверху вниз. Зал ожидания с невидимым куполом находился на нулевом уровне. Первый уровень оккупировали представительства коммерческих фирм, обслуживавших Терминал и его пассажиров. В их число входило представительство ФСО. Покинув Элвиса, я дошел до лестницы и спустился на второй уровень. Здесь было потише и попроще. Сразу за выходом с лестничной площадки я увидел светящийся квадрат с двумя стрелками. Стрелка налево предсказывала сектор "А", стрелка направо – сектор "Н". Я повернул налево и, мысленно повторяя алфавит, стал ожидать появления сектора "Е". Коридор опоясывал Терминал по ломанной линии, каждый излом приходился на границу секторов – в общем, разумно. К тому моменту, как я дошел до сектора "Е", я понял, что путь направо был бы на одну букву короче. Под вывеской с красным крестом, полумесяцем и еще пятью-шестью знаками конфессий, признающих традиционную медицину, я свернул налево и толкнул стеклянную дверь. От моего толчка она не распахнулась, как следовало бы ожидать, а отъехала в сторону.

Пациентов не было ни души. Я миновал дверь с надписью «процедурная», две двери без надписей, стоматологический кабинет и «дежурную медсестру». Из последней двери выскочила медсестра в белом чепчике, я перегородил ей дорогу.

– Где?..

– В пятом, – махнула медсестра, проскочив у меня под локтем. Она скрылась в инфекционном боксе.

Табло рядом с дверью в пятый кабинет утверждало, что «прием ведет фельдшер Иван…». Две недостающие буквы легко угадывались, но я не удержался и, просунув голову в приоткрытую дверь, спросил:

– Фельдшер Иван, к вам можно?

Я не успел ни разглядеть фельдшера, ни услышать ответ: меня оттянули от двери.

– Позвольте мне, я опаздываю на транспортировку…

Дорогая сумочка из крокодиловой кожи преградила мне путь в кабинет. Ее хозяйка – вульгарная дама неопределенного возраста – натянуто улыбнулась, я скривился и пропустил даму в кабинет.

– Господин Иван? Я к вам… – Наверное она расслышала, как я назвал фельдшера.

Вылетела она оттуда через две минуты.

– Хам! – выпалила дама тому, кто был в кабинете, затем швырнула дверь так, что на табло появились недостающие буквы.

Хам – это хорошо, с хамами всегда проще, размышлял я. Выждал тридцать секунд и вошел.

Фельдшер Иванов, положив ногу на ногу, задумчиво рассматривал подошву ботинка.

– Что вы ей дали? – спросил я.

Фельдшер поднял на меня сонные глаза. У него была физиономия генерала, разжалованного в рядовые.

– Кому?

– Той даме в меховой накидке. Когда она шла к вам, то хромала на обе ноги, а вылетела от вас быстрее лани.

– Медицина творит чудеса, – и он хмыкнул. – Вас что беспокоит? – спросил он с ударением на «вас».

– Меня беспокоит здоровье господина Сведенова.

– Вас все время беспокоит чужое здоровье…

– Разве это плохо?

– Господин… эээ… как вас там… – Он шумно втянул ноздрями воздух и замолк, словно раздумывая, через какое отверстие его выпустить. – У меня много пациентов, – наконец выдохнул он.

– Тем скорее вы сможете к ним вернуться.

– Чем что?.. – он сонно моргнул. – Что вам угодно?

– Двадцать девятого марта, сего года, ваш медпункт, посетил, человек, по фамилии, Све-де-нов, – говорил я медленно, тщательно проговаривая слова. – Зачем, он, сюда, при-хо-дил? Вопрос понятен?

– Мне понятно, что вы ничем не больны. Информацию о других пациентах мы не раздаем. Ответ понятен?

– Понятен, но не принят. Спорю на десятку, что раздаете.

Кажется, он начал просыпаться.

– А кто вы такой?

Я показал ему удостоверение частного детектива.

– Почему вам нужен именно Све… как вы его назвали?

– Сведенов.

– Он подал жалобу?

– На кого? – удивился я.

– Ну, хм, на нас, например…

– Смотря что считать жалобой… – проговорил я, беззаботно оглядывая стены кабинета. Левая рука фельдшера Иванова тем временем рассеянно ползала по клавиатуре. Экрана я не видел, но чувствовал, что Иванов вот-вот доберется до файла Сведенова.

– Ну, лично я не дам больше одного к пяти за то, что не раздаем.

– Один к двум, – изменил я ставку.

Он помотал головой.

– Я вашего Сведенова не смотрел, его смотрел другой врач, чужих паролей я не знаю, как вы понимаете…

Левая рука замерла. Он что-то читал на экране.

Добрался до файла, подумал я. Через мгновение Иванов уже не мог пошевелить ни левой рукой, ни правой.

– Надо было соглашаться на десятку, – сказал я ему с укоризной.

– Я вызову… я сейчас вызову… – Трепыхался он, стараясь вырвать руки.

– Скажу, что получил пароль от тебя, – пригрозил я. – Будешь вести себя тихо, так и быть, получишь двадцатку.

Он одумался и затих.

Я скопировал файл, сунул две десятки в верхний карман его халата, пожелал ему поскорее забыть о моем визите и быстро покинул кабинет. Обсуждать с Ивановым было нечего – он не солгал, говоря, что Сведенова принимал другой врач. Его звали доктор Трюффо. Трюффо принимал во второй половине дня, то есть после трех.

Из файла следовало, что Трюффо принял Сведенова за двадцать одну минуту до окончания посадки на «Монблан-Монамур». Сведенов пожаловался на бессонницу, на депрессию, вызываемую длительными космическими перелетами, на общее недомогание и отсутствие аппетита. В графе «диагноз» стояли агорафобия и невротическая депрессия. Трюффо выписал ему какие-то легкие транквилизаторы, которые Сведенов приобрел здесь же в медпункте.

И чем это мне поможет…

Похоже, двадцатка улетела зазря.

До прибытия «Монблана» я успел выпить кофе, съесть сэндвич и поругаться с кельнером, причем сам же оказался не прав, потому что на Хармасе сэндвичем называют не булку с колбасой, а слоеный пирог с рубленным мясом. «…четырнадцатый стыковочный модуль, встречающих убедительно просим дожидаться выхода пассажиров вне приемного модуля» – повторила дикторша специально для меня. Интересно, кроме частных детективов, еще какие-нибудь «встречающие» на Терминалах бывают?

По дороге к приемному модулю я мучительно вспоминал, стыкуются ли корабли класса «Монблана» только к одному модулю или существует еще какой-нибудь модуль без номера для экипажа и ВИП-персон. Я так сильно задумался над этой проблемой, что едва не налетел на двух верзил в комбинезонах без нашивок. Они стояли у приемного модуля.

Вот, оказывается, кто у нас «встречающие»!

Впрочем, они дружно наплевали на просьбу дикторши: когда массивные створки приемного модуля растворились, оба спокойно прошли дальше – к стыковочным модулям. Так вместе мы дошли до полуовальной створки с номером «14». Модуль начал выпускать пассажиров. Верзилы, бесцеремонно расталкивая пассажиров, двинулись к кораблю. Стюард их пропустил, а меня – нет. Более того: мне велели покинуть приемный модуль.

Ладно, подумал я, не знаю, кто понадобился гэ-пэшникам, но капитан Харриган как минимум два дня будет находится здесь, на Терминале. Пропадать отсюда особенно некуда.

Меня распирало от любопытства – с кем же выйдут гэпэшники?

Целых тридцать семь минут они не делали ничего для того, чтобы удовлетворить мое любопытство. В смысле – они не появлялись. Стюарды, сторожившие вход в стыковочный модуль, поглядывали на букетик мимоз в моих руках сначала с улыбкой, потом – приблизительно после тридцать пятой минуты – с сочувствием.

Сквозь арку я увидел, как Харриган, второй пилот и еще кто-то из экипажа покидают корабль. Сердце забилось, как перед встречей с любимой (вот удивились бы стюарды!), но тут же замерло – сразу за Харриганом корабль покидала пара гэпэшников.

Мимозы сникли, и я вместе с ними.

Экипаж и гэ-пэ прошли мимо меня, о чем-то тихо разговаривая. Харриган не походил на арестанта, и он не выглядел озадаченным. Следовательно, он был предупрежден о том, кто его ждет.

Я побрел следом за компанией.

– Подожди, еще не все пассажиры вышли! – крикнул мне один из стюардов.

– Она ушла с другим! – крикнул я в ответ.

После моего ответа он передал второму стюарду, по-моему, десятку.

Ну вот, на меня уже делают ставки…

Мимозы достались какой-то старушке, которую никто не встречал; не дослушав слова благодарности, я пустился догонять Харригана и прочих.

Все они вошли в ту самую бронированную дверь, куда три часа назад вошли Нибелинмус и Мартин.

Что, черт побери, происходит?!

Кельнер в кафе-кондитерской ухмыльнулся, – мол, давно не виделись. Спросил, какой сэндвич мне нужен на этот раз. Я попросил четырехслойный.

– Остались только пятислойные, – сказал он язвительно.

– Соскребите один.

– Скидку за него не дадим, – парировал кельнер.

Я сказал, что в таком случае к черту сэндвичи, тащи кофе. Он задрал нос и отправился за стойку к кофейному автомату.

Служба расследований ФСО снабдила меня подробным планом «Монблана», списком членов экипажа и их снимками. Дожидаясь кофе, я просматривал снимки и пытался определить, кем из экипажа заинтересовалась ГП (для определенности я решил всех неизвестных людей в комбинезонах без нашивок пока причислять к ГП). Кроме капитана Харригана ГП забрала второго пилота, бортинженера и старшего стюарда. Инженера энергетических установок и младший летный состав ГП вроде бы не тронула. Для беседы я выбрал стюардессу, обслуживавшую каюту Сведенова. Ее звали Анна. На снимке – вроде ничего так.

Кто-то отодвинул стул за соседним столиком. Ненавижу этот звук – металлом по керамической плитке. Я повернул голову.

Опять тот полуторокулярный тип из зала ожидания. Усаживается, как у себя дома, берет салфетку, комкает, скатывает в шарик, надевает на зубочистку и, держа за кончик зубочистки, разглядывает. Повернул голову в мою сторону, с усмешкой кивнул. Снова занялся разглядыванием салфеточного чупа-чупса.

Подошел кельнер. Звякнув как следует блюдцем с чашкой, спросил не угодно ли чего еще – и сразу же развернулся, чтобы уйти.

– Погоди.

Он остановился. Я достал из портмоне десятку и поманил кельнера пальцем. Состроив недовольную рожу, он нагнулся.

– Забудьте обо всем, что между нами было, – доверительно прошептал я. – Что это за тип в униформе? – И я кивнул в сторону соседнего столика.

Кельнер разогнулся, согнулся и шепотом спросил:

– А разве между нами что-то было?

Десятка полезла обратно в портмоне.

– Впервые вижу, – зашептал он быстро. – Судя по форме, техническая служба. Но им тут не положено, тут только для пассажиров…

– Так выкинь его! Он меня раздражает.

Кельнер забрал десятку, отошел к барной стойке. Там он несколько секунд с чем-то копался, потом, напустив на себя важный вид, подошел к соседнему столику.

– Прошу прощения, здесь обслуживаются только пассажиры.

– Вот, держи… – тип в униформе подал ему зубочистку со скомканной салфеткой. Щеки у типа покрылись крупными морщинами – наверное, он улыбнулся. Кельнер, слегка обалдев, принял подарок.

Мужчина встал, кивнул мне как бы на прощание и с достоинством удалился.

– Больной что ли… – растерянно пробормотал кельнер. – И кого только ни берут на работу! – добавил он громче.

Я допил кофе. Кельнер объяснил мне как найти гостиницу для экипажей. Портмоне опустело еще на две десятки.

– Приходите еще! – сказал он мне, ощупывая деньги.

– Непременно.

Поразмыслив о предстоящей беседе с Харриганом, я попросил кельнера принести бутылку самого дорого коньяка.

– Вы уверены, что хотите САМОГО дорогого? – изумился тот.

– Нет, передумал. Хватит десятилетнего.

Он принес «Хеннесси». Для Харригана сойдет, подумал я.

– Запомнили? Третья палуба, сектора А, В, С, – кельнер продолжал выслуживаться до самых дверей.

Вряд ли больной, что-то ему от меня нужно… Нервы потрепать мне хочет, что ли…

У входа на третью палубу меня спросили, не перепутал ли я этажи. Народ там сновал сплошь в летных и «терминальных» комбинезонах, у всех на груди были карточки с именами или, в общем, с чем-то, что давало им право находиться на третьей палубе. Поэтому мой гражданский наряд сразу же вызвал подозрение. Коротышка, заподозривший меня либо в нечестных намерениях, либо в пространственном идиотизме, внимательно осмотрел мою грудь на предмет наличия карточки. С его ростом, поиском карточек на груди он мог бы заниматься профессионально. (В своем отчете я это замечание опустил, а то еще Шеф обидится.)

Я сказал ему, что разыскиваю стюардессу Анну с «Монблана». Коротышка принялся объяснять и давать советы:

– Позвоните в гостиницу, номер найдете в справочной. Если ваша Анна уже там, она к вам выйдет. Если, конечно, захочет. Ну а если не захочет, то ничем помочь не могу, на третий уровень вход только по пропускам. Вот таким, видите?