Текст книги "Винтик"

Винтик
Поэма в лицах
Максим Городнов

© Максим Городнов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

ДЕЙСТВУЮЩИЕ (И/ИЛИ БЕЗДЕЙСТВУЮЩИЕ) ЛИЦА

– Скриптор – рассказчик; репрезентация автора; рождается, когда умирает автор.

– Андрей Петрович Савин – активно действующее лицо, бескомпромиссное в своих воззрениях.

– Савелий Габышев – лицо, с более гибкими воззрениями, противодействующее в диалектическом споре. /По неясной причине скриптор, в процессе обретающий самостоятельную волю в суждениях – с ним происходит своеобразный «бунт героя» и он временами несет полнейшую «отсебятину» – не отдает этому лицу своих симпатий, что весьма и весьма оспоримо/.

– Месяц – астрономическое тело, принимающее деятельное участие во всем происходящем безобразии; в различных фазах приобретающее крайне безобразные виды, порой без соблюдения норм приличия и этики. Лицо совершенно бессовестное и возмутительным образом себя ведущее.

– Звезды, ветер, трухлявый пень, представители высших сфер; и другие.

Действо начальное

Автор поставил точку и умер. Точка превратилась в звезду на черном небе. Звезда вспыхнула и из нее искрой вылетел Скриптор, приземлился на заросшее бурьяном поле, поднялся, отряхнулся, подождал немного, пока глаза не привыкли к темноте и начал одновременно рассказывать вслух и записывать сказанное.

Скриптор

 
Есть город «N» на карте мироздания.
Не в дебрях Подмосковья, не в Европе,
Не будем уточнять его названия
И местоположенья, – где-то там,
Незримо глубоко в народном теле…
С Европой место рифмовать не дам,
Ведь это ни к чему на самом деле.
 
 
То место городом представить сложно,
Но делать нечего, de jure11
  Официально.


[Закрыть], статус
И деревенькой, право, невозможно…
Присутствует-таки цивильный пафос.
Не город скажем и не деревушка,
Как в сельской местности все друг о друге знают
Кочуют слухи от подружки до подружки,
В легенды, в мифы без конца перерастая.
 
 
Но ближе к теме, все-таки, извольте,
Пришла пора с героем познакомить,
Не углубляться мне в подробности позвольте
Чтоб времени немного сэкономить.
 
 
Он прибыл из столицы златоглавой
Где изучал науки в институтах
И волею судьбы или ее забавой,
Иль провиденьем или просто бес попутал…
Закинут был, однако, в эту глушь
Ну что ж, брависсимо. Оркестр – туш!
Пути Господни неисповедимы.
Судьба узоры вяжет на свой вкус —
То безобразно, то весьма красиво,
То мантию сплетет или картуз,
Кальсоны, китель, скатерть-самобранку
Или пижаму с черной полосой…
Захочет, – вывернет все наизнанку,
А вздумается, – переменит крой.
Без отступлений: молодой, строптивый
Гранит науки грыз и вдоль и поперек,
Сообразительный, но малость агрессивный
Энтузиазма полный паренек,
На службу в учрежденье заступает,
Чиновным малым. И уже давно,
Судьба его тихонько поджидает,
Готовясь закрутить веретено…
Начнем повествование ab ovo,22
  Сначала.


[Закрыть]
Герою предоставив слово.
 

Герой

 
Я прибыл в этот град порой осенней;
Холодный ветер по щекам хлестал,
Унылость серости, тоску в душе посеяв,
Встречала, молча, выйдя на причал.
Лишь чайки горло драли неустанно
Но я тогда не понимал их языка…
Они кричали: вновь порой туманной
Сюда забросило очередного дурака.
 
 
Вдоль по пустынной улице, бугристой,
Тащился инвалид-автомобиль,
Подслеповатый демон серебристый,
Уставший, битый тысячами миль.
А улица кивала фонарями,
Кривыми шеями, приветствуя его,
Пытаясь подмигнуть подбитыми глазами,
Приятеля, завидев своего.
Пятиэтажный склеп хранил молчанье
Когда пересекал его порог
И пробирался я во тьме печальной
В свой новый перекошенный острог.
 

Скриптор

 
Все начиналось с чистого листа
Коль чист погон – душа твоя чиста.
Героя нашего мы будем звать Андреем.
Андрей Петрович Савин – лучше так.
Он не был порожден ни Моисеем,
Ни Соломоном – в сущности, простак.
 

Савин

 
На службу выйдя, я в отдел подался
И там история не лучшая, досадно.
Как будто в сонном царстве оказался:
Тела сновали, скалясь плотоядно,
Пришибленными мухами кружась,
По коридорам длинным в кислом танце,
И с тихим любопытством на меня косясь,
Приветствуя в фальшивом реверансе.
Ходами узкими я наконец добрался
До секретарской, и зашел к нему…
С кем разговор милейший состоялся,
К верховному владыке самому.
– Ну что, студент, – небрежно бросил «Он», —
Расставим точки тут и запятые.
С минуты этой для тебя я фараон,
Мои поступки и дела – святые.
Мои слова закон, я есть закон,
Немедля исполнять что приказал
Необходимо – это догма и канон.
Благодарить, что мягко наказал,
Молчать как рыба и не сметь роптать,
Не важно, виноват ты или прав.
Плетей изрядно будешь получать.
Таков закон, дружок, таков устав.
И не иначе, только так:
Запомни я начальник, ты – дурак.
И если тезис сей подвергнется сомнению
Тебе я предоставлю аргумент:
Босс – не «придурок» по определению!
Вот собственно весь основной момент.
Я твой король, а ты слуга мой, пес.
Ты пешка, что идет от клетки к клетке,
Куда поставить, это мой вопрос.
В моих руках вы все марионетки.
И позабудь что в университетах
Ты изучал. В помойное ведро
Выбрасывай, иль оставляй в клозетах;
Здесь сущность жизни, здесь ее ядро.
Я расскажу тебе о нашей службе,
У нас важнейший инструмент – язык,
Как пользоваться им – скажу по дружбе —
Иначе несколько, чем ты привык.
Работа наша не легка как вата,
Хоть королем ты будешь, хоть слугой,
Болезнью тяжкою она чревата —
С чудовищным названьем – геморрой.
У нас есть лестница, а у нее ступени,
Кто выше на ступень – лежит ничком,
Кто ниже – без особого смущенья
Излечивает рану языком.
И коль он это производит скверно,
Или совсем откажется – тогда
Он получает палкою мгновенно,
Но если не поймет – его беда…
Все просто: для начала генералы
Излечивают раны короля,
А дальше офицеры, им капралы
И так по нисходящей – ву-а-ля!
Такая вот цепочка, механизм;
Как у часов, чтобы ходить исправно.
Поскольку все мы – цельный организм,
Все как один – заботимся о главном.
Ты, кстати, очень нужное звено —
Ты винтик, без него никак,
В движение не приведется колесо.
Так что гордись, ты важен – это так.
И вот еще – для радости причина,
Высокого достигнуть сможешь чина.
Работать языком одно, учись плясать,
Тогда и сможешь статус приподнять,
Шагнуть ступенью выше, подрасти,
Стремительно по лестнице взойти.
 
 
Сперва, разучивай поклоны —
И живо расцветут погоны.
Научишься плясать гопак —
Получишь вмиг почетный знак.
А коль чечетку отобьешь —
Высокий чин приобретешь.
Запомни или запиши:
Поставлю музыку – пляши.
 
 
И напоследок, вот еще одно:
Не по уставу думать здесь запрещено.
И вообще, не думать, исполнять —
Твоя задача. Можешь приступать.
Ступай, и помни все, что я сказал…
Тут разговор себя и исчерпал.
 

Савин

 
Промозглый вечер приседал на плечи,
Когда я вышел из конторы гнусной.
Грядущих бед был это день предтеча,
Нависших надо мною массой грузной.
Я осознал всю пошлость антуража,
Что зверем диким угодил в капкан,
И что чем дальше, будет только гаже, —
Испить придется мерзости стакан.
Паскудный этот механизм, однако
(Так размышлял я пробираясь через тьму)
С таким раскладом мерзким, – как собаке,
Служить хозяину придется своему.
Досадуя, я шел тропой непрочной,
А вечер приседал на плечи мне,
И злобный ветер северо-восточный
Дубасил зверски-нагло по спине.
Из облаков плывущих дохлой рыбкой
Вдруг месяц вынырнул с кривой улыбкой:
– Привет, шуруп. Куда тебя вкрутили?
Да, в место важное, слыхал, вместили!
Слыхал, от пролетавших мимо птиц,
Что прям туда – меж самых ягодиц.
Тут дом косой скривился и смеется,
Услышав шуточку отпущенную мне,
На нем антенна паралитиком трясется,
Или от ветра иль по той же все вине.
А в небе мрачном звезд совсем не видно,
И только месяц улыбается ехидно.
Придется чести преступать порог?..
Что дальше будет? Помоги мне Бог!
 

Скриптор

 
Тут быть или не быть – один вопрос
На Гамлета Андрей претендовал едва ли, —
Иль по теченью плыть, катиться под откос,
Иль против волн несущихся и пресса жесткой стали.
Склониться под ударами плетей,
В навоз быть втоптанным до окончанья жизни,
Не сложно, но куда сложней
Не стать болтом в подобном механизме,
Не раствориться в мерзостном болоте,
Не оскотиниться, не ссучиться в конец, —
Это тогда, когда вы не идете, а ползете,
Мерзавец сверху вас, на нем подлец….
 
 
Где-то высоко в небесных сферах
А где-то высоко в небесной сфере
К Всевышнему архангел подошел:
– Ты говорил, что всем воздашь по вере,
Так вот, сигнал о помощи пришел.
И отвечал Всевышний:
– Что с того,
Подобных сотни, тысячи примеров,
И как один – все просят одного,
Как можно меньше на пути барьеров.
 
 
Архангел, несколько смешавшись, продолжал:
– Я видел в нем и смелость и усталость,
И веру в разум, и надежды малость;
Он слаб, пошли ему немного счастья…
И здесь Всевышний вдруг захохотал,
Держась за бок, и плача в одночасье:
 
 
– Какое счастье!? есть оно у них,
Лишь только бы глаза открыли,
Увидели б его… —
Всевышний вдруг затих,
Затем продолжил, – и очистили б от пыли,
Свои душонки. А посылки слать,
Не стоит; я не Санта Клаус
Подарочки под ёлкой оставлять, —
Тебе собачка, а тебе вот Микки-Маус…
Пусть сам решит, в его руках судьба,
Что для него важнее, что дороже.
А мне размениваться здесь по пустякам,
Совсем уж не пристало и негоже.
Да, – возразил архангел, – но он слаб,
Над ним нависла тень огромной птицы,
Она склюет его. И будет он как раб,
Трудиться на большие ягодицы.
В пыль с легкостью система разотрет,
Большие ноги стопчут, изничтожат…
Пока еще в нем человек живет…
Еще деталью механизм умножат…
Их лестница, крута и высока,
Ступенью выше – на ступень несчастней;
Покатишься с нее – помнешь бока;
Воистину нет ничего ужасней…
Ну, вот опять, – Всевышний отвечал, —
Ты как обычно все драматизируешь;
Кошмар и ужас здесь разрисовал,
Тем самым откровений ангажируешь.
Сюда взгляни, ты видишь этот сад?
Взгляни на ветви, отягченные плодами.
Вот эти ослепительно блестят,
А эти сплошь изъедены червями.
И суть не в том, какое упадет;
Какое прогниет в разгаре лета…
Упало яблоко, а дерево живет
Какая яблоня – важнее это.
Воздастся каждому, чего он заслужил.
Деянье не стирается навечно.
Я дал им разум, волю подарил.
Им думать – что умрет, что бесконечно.
 
 
А лестница – людского дела рук;
И я сижу на троне превысоком,
Приклеил бороду мне человек,
И золотом расшил сюртук,
И шлет мне челядь неумеренным потоком.
Всё для чего? Чтоб только оправдать
Свое господство над такими же как он…
И если Савин твой не смог того понять…
 

(был дальше колокольный звон)

Скриптор

 
Он брел в ночи терзаемый сомненьем,
И размышлял с невероятным вдохновеньем.
 

Савин

 
В какой же степени я глуп, в своем наивном рассуждении?
Ведь я почти духовный труп, в таком-то гадком положении:
Теперь качать дурацким лбом, в угоду всяких приказаний,
И потихоньку стать рабом, инстинктов низких и желаний.
Как будто брошен в грязный трюм, набитый доверху скотом,
И вниз швырнули мне костюм из пестрых тряпок с бубенцом.
 

(Спрашивает у ветра)

 
Ответь мне, ветер, волен ты,
Мне по душе твой дикий нрав.
Ведь стану жертвой суеты,
Жизнь бесполезно разменяв?
Подскажешь, может, как мне быть…
Иль лучше залепить свой рот,
И безмятежно щепкой плыть,
Затянутой в водоворот…
 

(Ветер отвечает)

 
Почем мне знать. Добро и зло,
Не мой вопрос. Мне все одно:
Кто чей хозяин или пёс,
Кому навоз, кому овёс…
Умнее кто или глупей…
Спроси у звезд, им все ж видней.
 
 
Мы бесконечно далеки
– На это звезды отвечали —
И нам неведомы печали;
Пойди у месяца спроси.
 
 
А месяц, кутаясь в меха,
Надменно бросил свысока:
– О том не спрашивай меня.
Иди и испроси у пня.
 
 
В овраге темном, под седой травой,
Таился молчаливо пень сухой.
 

(Савин полушепотом):

 
– О мудрый пень, мне нужен твой ответ!
Я словно в княжестве кривых зеркал!
Скажи мне или дай совет,
Я в замешательстве, мне трудно, я устал,
Как будто Гамлет… – «Что за дребедень?..
Ты просто бродишь, мелишь чепуху —
Ты винтик», – рассмеялся дряхлый пень
Разбрасывая в стороны труху.
 

Скриптор

 
Тянулось время, тяжко, не спеша,
Уж не одна неделя разменялась;
Андрюши нашего мятежная душа,
Все также непрестанно разрывалась…
 

Савин

 
Все происходит на один манер;
Страдает сердце от порезов острой бритвы:
Как будто Демиург и Люцифер
Избрали мою душу местом битвы.
 
 
Не вижу в службе ни какого толку —
Дни-близнецы играют в чехарду
И словно в сумасшедшей кофемолке
Вращаюсь вечно на свою беду…
 
 
Но каждому своё, как говорится.
Узнай секрет и только не скучай:
Притрись чуть-чуть – забота испарится
Работы видимость слегка создай…
Себя коллеги вовсе не изводят —
Попеременно чай и бутерброд…
И так вот каждый новый день проводят —
Зевотой раздирая рот…
А вот когда получат оплеуху,
То копошатся, разгоняя сон…
Работы с мизерную муху —
А видимости – мощный слон…
А у начальства райский уголок
У тех заплеван напрочь потолок.
Не сложная, однако, ситуация
На первом месте здесь субординация.
А в остальном – не думать, просто плыть
И главное казаться, а не быть.
 

Меж-лице-действо

Сколько времени проистекло с начала начального действа – не хорошо известно. Хорошо известно, что проистекли некоторые изменения.

Скриптор

 
Унылым днем, в очередной четверг,
Тогда как масса пятницею грезит,
Мороз наглец метель с утра отверг,
И вероломно в стекла окон лезет.
Тем временем по кабинетам душным,
Скакала новость бешеной блохой —
Из града стольного путем воздушным,
Сотрудник прибыл новый, молодой…
 
 
Красивый, свежий, щеки розовели
Похоже ум струился через край,
Удалый малый Габышев Савелий
Лучом казался освещающим сарай.
 
 
Возрадовался Савин:
– Здравствуй, брат!
Один я здесь в тоске невыносимой.
Явленью твоему безумно рад,
Вот-вот свихнусь от грусти нестерпимой.
 
 
Послушай, Габышев, ты парень просвещенный.
В столице жил, науки изучал.
И нет сомнений, что весьма смышленый,
Так поделюсь с тобою тем, что здесь познал.
 
 
Быть может, я отчасти декадент,
Но тошно мне от грязных профанаций.
Взять древность и сегодняшний момент:
Что изменилось, кроме декораций?
 
 
Всё та же алчность в ненасытной власти.
Всё правят балом воры и убийцы.
Всё те же овцы пропадают в волчьей пасти.
Всё те же доноры, все те же кровопийцы.
Вон тот воюет, этот прибирает…
Но объясни мне, для кого и для чего?
Одни живут, другие умирают…
Для дяди с брюхом и собак его…
Но этот «дядя» не такой уж злой,
Одной ведь плетью не погонишь стадо.
Его величие во слабости людской,
Ведь разве много человеку надо?..
Простая схема – тяжела работа?
Вот выходной твой, получи сто грамм,
Развей свою печаль, забудь заботу,
Покапай на душу свою бальзам:
Сходи развлечься в кабачок
Нюхнуть хороший табачок…
А после дядя запрягает скот…
Ты для него всего лишь вошь и гнида.
Твоя спина – его живот
Не нравится – сыщи в судах Фемиду…
А что толпе, им наплевать подавно.
Не привыкать в хлеву жить с давних пор.
Дают дышать немного – вот и славно.
Был главное, чтоб огурец да помидор.
Кричат – мы граждане, свободные – забавно…
В умах все то же крепостное право.
Царя убрали – изменилось что?
Убили Бога – и бегом в вертеп…
Всё также воду набирают в решето;
Всё та же ценность – зрелища и хлеб.
Без разницы: что яма, что канава…
Как встарь живут по Правде Ярослава33
  Им. ввиду свод законов раннефеодальной Древней (Киевской) Руси.


[Закрыть]…
И все б не плохо, только ву-а-ля —
Вновь дяди борются за место короля…
И толпы вновь на площадь – и кричат…
Паны бранятся, а чубы холопские летят….
 
 
Законность здесь и право – сущий вздор,
А демократия – шалава расписная.
Повсюду дикость, неестественный отбор.
И глупости нет ни конца, ни края.
И что найти ты хочешь в этом месте?
Надеешься сорвать огромный куш?
Не город это – точное поместье
С землей своей и тысячами душ.
А что до нас – похожий случай.
Прельщает место в песьей конуре?
Что скажешь как-никак, а все же лучше
Прислугой быть паршивой при дворе?
Здесь механизм, система здесь такая —
И все в одно: и маятник, и винт
Грабительствуют глазом не мигая
Так, что от зависти бы помер старый Флинт…
Фемида здесь не шевельнет руками —
Правопорядок – видимость, обман,
Служители с полуприкрытыми глазами,
Поскольку каждый тащит в свой карман….
 

Габышев

 
Да, ну, дружок, завел ты тему,
Затёртую – про винтик и систему.
Ты сам ведь понял, друг мой милый,
Что весь народ сплошное быдло.
Дай волю им – начнутся съезды,
Опять завоют марсельезу…
А дальше всем исход знакомый —
Убийства, хаос, реки крови…
И вскоре встанут у руля
Другие волки – вуа-ля!
В невинных бархатных одеждах,
Жаднее, злее, жестче прежних….
Не нравится собачий лай,
Раз критикуешь – предлагай.
 

Савин

 
Да ясно, что какой бы ни был «строй» —
Желанной справедливости не дал.
Не анархист я, только над собой,
На войлоке уж никого не поднимал.
В системе этой не найти мне места…
И царь один мой, да и то – Небесный.
 

Габышев

 
Да, тяжело тебе, дружок, поди,
Но ты за рамки все ж не выходи.
Известно это горе от ума,
Итог один – тюрьма или сума,
Иль вообще – конец.
Но горе – не беда,
Реши уж, наконец —
Туда или сюда…
 

Савин

 
А совесть? Разум? В просвещенный век,
Куда девались в нашу эру?
 

Габышев

 
Да, тьфу, глупец ты! Всё – химеры.
Плевать. Растает всё как прошлогодний снег.
Ну а потом – кому какое дело,
Нет дела до других,
Заботься о себе…
 

Савин

 
А люди?
 

Габышев

 
Человек – овца. А мир – для смелых…
 

Савин

 
И подлых…
 

Габышев

 
Ну, поди… сильнейший правит….
Всегда так было… будет и потом….
 

Савин

 
Да, так и есть. Но дело в том,
Что право сильного и хитрого, в разумный век,
Оспорить сможет лишь разумный человек,
Но не овца, и не свинья…
 

Габышев

 
Ты утопист…
 

Савин

 
Пусть. Лучше чем фашист.
Или софист и подлый лжец – как ты.
 

Габышев (засмеялся)

 
Ну, уморил…
Чуть под себя от смеха не сходил.
Вот утопист, умора….
 

Савин

 
Нет, не пытаюсь строить государство Мора,
И марсельезу не пою,
А безысходно вопию
О подлинности «договора»…
Нет, мистер Гоббс44
  Т. Гоббс – автор «теории общественного договора».


[Закрыть], все это вздор
Что был какой-то «договор».
 
 
Габышев
 
 
Ну, ладно. Дальше что?
Кто лжец? Прохвост? Не я…
Ведь человек – обманывает сам себя…
А я причем? Коль человек – свинья?
Скажи, тогда – причем здесь я?
 

Савин

 
Признаться, ты во многом прав…
Таков закон здесь, в этом мире, видимо…
Таков устав…
Однако, он – такой закон – не для меня…
Поскольку чем-то гадким смазан…
Не мне судить,
Но и любить
Такой порядок – не обязан.
 
 
Беда – пока сороки развивают
Нрав жадный, бестолковый и надменный —
Им в этом очень сильно помогают:
И князь, и бес, и демон иноземный.
 
 
И верно, волю источает не народ,
Когда в безумстве возмущения царей свергает,
А тайный, хитрый, ловкий кукловод…
Народ граблями только по лбу получает….
 
 
И Габышев слова его внимал,
Да изредка с улыбочкой кивал.
А в мыслях клеил план далекий,
Лелея умысел жестокий.
 
 
Что далее, посмотрим. В тот же день
Нырнул «наверх» с подробнейшим докладом
Все передал, превозмогая лень,
И даже приукрасил, там где надо…
И слова малого не упустил,
Его доклад был долог, пёстр и красен…
Начальству раньше Савин был не мил,
Ну а теперь стал попросту опасен.
 

Скриптор

 
Взять небольшую паузу прошу
В повествованье этом неприглядном.
Чтоб никого не утомить, я поспешу —
Немного лирики и каплю о приятном:
 
 
Пока над диссидентом собирались тучи
В бунтарском сердце вспыхнул огонек
И разошелся в нем пожар могучий…
Людмилой звали ангельский цветок.
 
 
Была Людмила хороша собою,
Стройна, изящна, ветрена слегка;
С улыбкой белоснежной над землею
Порхала наподобие мотылька.
 
 
Что наш герой? – был ослеплен желаньем,
Душа его разлезлась на куски,
Обзаведясь томленьем и страданьем,
Решился вскоре попросить ее руки.
 
 
Пред ним предстал домишко невеликий,
Детишек трое, с верною женой,
Камин и плед, и вечер добрый, тихий,
Благословляемый невинною луной.
 
 
Хромало время. Зимняя пора.
Дома худые в шляпах белоснежных.
Безумство ветра с ночи до утра,
Да буйное веселье вьюг мятежных.
 
 
Картина, вот какая перед нами,
Пока зима безжалостно царила:
На службе тихо… в юноше цунами…
Но не спешила со взаимностью Людмила.
 
 
Был у нее еще один поклонник:
Савелий Габышев – да, неплохой подлец,
Искусный льстец, проныра и угодник,
Нерукотворной низости венец.
Он был не глуп, изящен в оборотах,
Притворствовал недурно, ловко лгал,
Пыль напустить умел, метал остроты,
Нередко мудростью чужой сверкал.
 
 
И что Людмила? – несколько смешавшись,
Рассыпалась в сомнениях своих,
С подругами слегка посовещавшись,
Решила сделать ставку на двоих.
Пока сомнения ее одолевали,
Она и там и тут вела игру,
Однако игроки о том не знали,
Что с тем играет в «покер», с тем в «буру»
Крапленой картой; потому как кто-то
На проигрыш был точно обречен…
Ну а пока не решена судьба кого-то —
Так продолжался без конца за коном кон.
 
 
По службе вскоре Габышев поднялся,
Еще звезда уселась на погон…
Старался, видимо, ой как старался…
Людмилин выбор стал определен.
Понять ее друзья мои несложно,
Здесь не без дальнего ума участья:
Жить в этом мире нужно осторожно,
Да и какая женщина не ищет счастья?
Савелий лучшая альтернатива, —
Спокойный, тихий и покорный конь…
На службе неплохая перспектива…
Андрей же – просто дьявольский огонь…
 
 
Нужны покладистые плечи
А не моток противоречий.
 

Савин

 
Теперь понятно всё вполне:
Ну что ж, свой каждому удел,
Ты не того увидела во мне,
А я тебя прекрасно разглядел.
Казалось, солнце полыхнуло ярко,
И счастье выпало на мой проклятый век,
И обезумел от нежданного подарка,
Мир остальной вокруг тебя померк…
Но нет же, натыкаюсь, как и встарь,
На тусклый уличный фонарь.
 

Скриптор

 
Крестилась ночь звездой порочной,
Куражил Бахус молодую кровь,
Шатаясь, поступью непрочной
Герой наш брел. Сильна любовь,
Коварна, и весьма жестока,
Уж если заползет в нутро —
Отравит ядовитым соком…
[Бессильно далее перо…]
 
 
И каждый день вечернею порою,
Залазил в рюмку наш приятель с головою,
Стал местных кабаков завсегдатай…
Понятно все само собою —
Не приведет тропа такая в рай.
 

Савин

 
Уже не выпустит меня, похоже,
Бессмысленной дороги колея.
И каждый новый день одно и то же:
Вновь попадаю в клешни бытия…
Промчится время, стану выше рангом,
Все будет повторяться без конца:
Унылый день вернется бумерангом,
А я лишь выращу в себе глупца.
Один вопрос останется: зачем?
Прийти из ниоткуда, чтобы быть ничем…
 

Скриптор

 
Бессовестно во тьме звезда горит,
Ночь в оттепель беспечно стекла моет.
Бесстыжий месяц в форточке сидит
И издевательски притом глаголет
 

Месяц

 
Что гордый сокол, прав был пень?
С чего решил, что не такой как все?
Теперь до самой смерти каждый день
Придется мчаться белкой в колесе!
Ты думал, что тебя Фортуна любит?
Или замыслил чем прославиться?
Твое тщеславие тебя погубит,
Судьба никак не даст тебе расслабиться.
 
 
Большая ль разница ты винтик или болт —
Ведь ради счастья человек живет!
Возможно, вскоре станешь ты рулем…
Быть, согласись, не дурно королем!
 

Савин

 
Молчи, не то напросишься на грубость!
Трещишь как неразумная сорока.
Несешь ты вековую глупость или мудрость?
Чьи речи дьявола или пророка?
 

А месяц это как бы не слыхал, серьезно, рассудительно вещал

Месяц

 
А молодец на самом деле
Приятель бывший твой Савелий:
И неплохое занял место,
И миловидная невеста.
 

Савин

 
Все временно. Скользнут года,
Кошмарнее чем Фредди Крюгер,
Невесте этой быть тогда…
А Габышев дешевый флюгер…
 
 
Нет дела мне ни до кого…
Не нужно больше ничего…
Исчезнуть бы в угаре пьяном…
И пусть всё порастет бурьяном…
 

Скриптор

 
Зима клонилась потихонечку к весне.
И вот явился, пробудив его от спячки,
Однажды ночью, наяву или во сне,
Небесный ангел или белая горячка.
 
 
Был голос: – «что ты делаешь с собой?
Всё убиваешься, забыв себя?
Иль жизни захотел простой?
Всевышний скоро призовет тебя!»
 

Савин

 
Мне нечего сказать тебе архангел
Мне чудится: попал я в темный лес,
И на одном плече укрылся ангел,
А на другом плече расселся бес…
Но выберусь ли на свою дорогу?
Ведь чувствуется, что иду ко дну.
Что остается? помолиться Богу…
Уже давно я осознал вину…
 

Скриптор

 
Что ж господа, я снова с вами
Уже не за горами эпилог…
Но это впереди, а перед нами
Еще один Андрюшин монолог.
 

Савин

(Говорит в пустоту темного угла)

 
Возможно, я люблю тебя как прежде
И, вероятно, также нежно —
Но ты никак не спустишься с «небес»,
Я падшим ангелом не раз срывался в бездну,
Но до сих пор во мраке не исчез…
Я подожду тебя еще немного
У скал морских, где чайки и прибой,
А после поверну своей дорогой,
Ведомый путеводною звездой.
Когда тебе в лицо холодный ветер
Швырнет осколки битого стекла,
Химеры мигом превратятся в пепел,
А рай земной в обитель зла…
Когда в часах твоих песочных,
Песок начнет заметней исчезать,
А ложный блеск камней непрочных
Уже не будет согревать…
Тогда поймешь, да слишком поздно:
Не сбыться ветреной мечте.
Лишь сверху рассмеются звезды
От панихид по красоте.
 

(Подходит к окну. За окном снова ночь.

Из-за облака робко выглядывает маленькая звездочка.)

 
Она любила танцевать,
И строить замки на песке,
Всё чаще стала пропадать
В том мерзком маленьком мирке,
Где псы и лешие снуют,
Кощеи где над златом чахнут,
Где водку пьют, да морды бьют,
Где Русью уж давно не пахнет…
В себя безмерно влюблена,
Под ритмы жизни бьется в танце,
Как кровь бесовская в испанце…
И полностью ослеплена
Фальшивым блеском бриллианта…
 

(в сторону)

 
Судьба коварно сплетена
Из хитрых линий хироманта…
 

(Отворачивается от окна)

 
Печаль застыла на ресницах,
Но безответных чувств костер
Не станет жить в пустых глазницах
Мое мученье – сущий вздор…
Но может быть, ее объятия
Разрушили б мое проклятье…
 

Скриптор

 
Не нужно, полагаю, объяснять
К кому обращены слова.
Заметно парень начал увядать,
И вниз уже кренилась голова.
Ну а пока апрельский снег не тает
Весна еще томит лихих коней,
И он бесцельно призраком блуждает
Меж душных стен обители своей —
Плетутся сети за его спиной,
Коварной и безжалостной рукой.