Текст книги "Мокрый мир"

2. Хороший улов

Лита мысленно выругалась, да так заковыристо, что удивилась сама. Вновь повторила про себя спонтанно сочиненную конструкцию и решила обязательно запомнить.

«Ну да, – хмыкнул внутренний голос скептически, – будешь чихвостить палача на собственной казни».

А до казни было действительно недалеко.

Возвращая в реальность, заскрипели оглобли, Литу тряхнуло. Колеса зачавкали размокшей глиной, жирная морось окропила и без того изгвазданные щеки. Чтобы волосы не волочились по земле, Лита заправила их за воротник. Грязь пощадила косу, но обильно испачкала прочее.

Судя по звукам, подвода въехала в глубокую арку крепостных ворот. Застыла, повинуясь приказу стража. Со всех сторон раздавались оклики, шумела очередь идущих к пропускному пункту торговцев. Каждый, кто намеревался попасть в Оазис, должен был иметь пропуск. Иначе…

Лита отогнала мысли про «иначе».

Она устроилась под днищем телеги. Руки и ноги засунула в специально притороченные ременные петли. Прижалась к деревянным планкам так плотно, что губы расплющились о доски. От напряжения ныл позвоночник. А в десяти футах вооруженные пистолетами и алебардами стражи выискивали нелегальных пассажиров. И помимо колющих и стреляющих штукенций были у офицеров вещички магические. Например, чертов монокль из Облачного стекла, изобретенный не менее чертовым колдуном Нэем.

– Что везем? – гаркнул офицер.

Скосив глаза, Лита видела заляпанные грязью ботфорты.

– Живую рыбу, – отвечал Билли Коффин, рыжий детина, управляющий лошадкой. Билли не знал ни о тайной попутчице, ни о ремнях, которые Лита крепила ночью, забравшись на соседский двор. Его дело было маленьким: доставить к дворянским ледникам груз и вернуться обратно в провонявшую жерехом нору. Спросит матушка Билли Коффина: «Как там Полис, стоит?» «А чего б ему падать?» – лаконично скажет Билли.

Впрочем, Лита сомневалась, что рыжий добряк сдал бы ее страже. Со школьной скамьи (а жители Кольца учились в школах ровно два года) Билли капал слюной, провожая соседку голодными глазками влюбленного идиота. И рыбак Альпин, папаша Литы, намекал, что Билли – хороший вариант (две ноги, две руки в придачу). Но Лита не торопилась лишать себя свободы и мочек. Пока соседки с откромсанными, по брачной традиции рыбаков, мизинцами да ушами прислуживали мужьям-пьяницам, Лита наслаждалась жизнью, совершенствовалась в магической дрессировке животных и ходила на риф слушать пение волчьих кораллов. С рифа и начались неприятности. Сперва ее похитили члены Змеиного Клана, потом, по милости колдуна Нэя, она очутилась во чреве кракена и была порабощена духом еще более древнего колдуна…

Ох… Лита встрепенулась. Что-то мягкое коснулось лопаток. Потерлось о ее спину. Девушка вывернула шею, опасливо поглядела вниз. Черный котенок, пролезший под телегу, заурчал и ткнулся лбом ей в плечо.

«Тише, малыш», – распорядилась Лита. Котенок послушно сел на дорогу.

Запищали рессоры, телега прогнулась, почти вминая Литу в грязь. Второй офицер запрыгнул в кузов и инспектировал бочки с бершем, окунем и густерой.

– Чисто, – оповестил он.

«Давай уже», – взмолилась Лита. Мышцы горели.

– Проверь моноклем, – сказал офицер.

Вот оно. В прошлый раз Лите легко удалось просочиться сквозь блокпосты – она пряталась в телеге с икрой, а разгильдяи-стражи не прибегли к помощи Облачного Стекла. Но осенью Сухой Город усилил кордоны. Глашатаи герцога Маринка зачитывали указ: всех, кто незаконно проникнет за стену, теперь не будут лишать лодки или торговой лицензии. Их попросту казнят на главной площади Кольца.

Прощайте, поющие кораллы, и ты, папа, прощай и умри себе спокойно в нищете. Лита, дочь Альпина, девятнадцати лет от роду, пожила и хватит.

Внутренний голос требовал отцепиться от телеги и попытаться улизнуть. Но вместо этого Лита представила хрупкую черепную коробку сидящего рядом котенка. Представила холодную рыбу в воде. Заглянула за лобную кость лошадки и поворошила бесхитростные мысли: овес, солнышко, мухи.

Офицер ойкнул в кузове. Окуни принялись выскакивать из бочек. Их плавники шлепали по повозке. Что-то блестящее упало в грязь.

– Монокль! Уронил!

Второй офицер, ругаясь, наклонился. Котенок прыгнул из-под телеги.

– Блохастая тварь!

Лита осклабилась.

«Пру!»

Лошадь пошла вперед, заднее колесо проехалось по ступне офицера.

– Убью! Выпорю! Убью!

Перепуганный Билли Коффин сыпал извинениями.

– К черту тебя! – процедил, массируя ногу, офицер. – Убирайся с глаз долой.

Именно так Лита и попала в Оазис.

Спустя полчаса, набросив на голову шаль, она кралась по одному из великолепных парков Полиса. Надеялась, что прохожие принимают ее за горничную, которую забрызгал грязью промчавшийся кеб. Все же она была слишком хорошенькой для обыкновенной рыбацкой девки (и прекрасно это осознавала).

«Нэй, – бормотала Лита, – чтоб тебя раки сожрали, Георг, жаба, Нэй».

Люди, праздно гуляющие по парку, были чисты, вальяжны, упитанны. Полная противоположность отощавшим и одичавшим голодранцам Кольца. Они клевали виноград и жареные каштаны. Покупали у лоточника какой-то дымящийся напиток. Кормили лебедей. Во имя Гармонии, они сами были Гармонией, бережно охраняемой от болезней и голода. А оркестр играл бравурную музыку на берегу устеленного кувшинками пруда, мраморные статуи кланялись прохожим, и даже облака, плывущие над шпилями дворца, были какими-то особенно чистыми и толстыми.

Заглядевшись, Лита врезалась в высокого господина и прикрикнула, позабыв, где находится:

– Сын сома! Ослеп, пиявка?

– Отчего же? – молвил господин. Сердце Литы екнуло. Она запоздало прикрыла ладошкой рот. – Зрение у меня отличное, и вижу я простолюдинку, ошивающуюся в Оазисе. – Он покрутил пышный ус. – Полиция Полиса, кнутмастер Серпис к вашим услугам. Предъявите-ка удостоверение, мадам.

* * *

Вийон застал Георга Нэя за исследованием катакомб. Мокрицы и слизни падали со сводов, дух в обличье ласки ловко огибал их. По древним стенам скользила его тень, ничуть не похожая на тень животного.

– Ах, друг мой, это ты. – Нэй улыбнулся компаньону.

В закутке под библиотекой, кроме него, находился Гарри Придонный, колдун, специализирующийся на корабельных лаках и календарях. И, конечно, верный помощник Гарри, дух в образе енота, такого же дородного, как хозяин. Духи обменялись приветствиями на своем языке, и Вийон вскарабкался по штанине Нэя.

Колдуны изучали пролом в каменном полу. Трещину, за которой клубилась тьма.

Лишившись возможности свободно путешествовать по Мокрому миру, Нэй, придворный колдун Полиса, сосредоточился на картах подземелий. Нарисованные сошедшим с ума ключником, карты содержали разгадку давно терзавшей Нэя тайны. Пришлось залучить старину Гарри: Придонному принадлежала Северная башня. Согласно картам, здесь находился склеп, настолько старый, что его обитатели застали мир до Потопа.

Пролом обнаружился под щебнем и слоем грязи, затвердевшей до прочности цемента. Нэй орудовал киркой, круша преграду. Известняковые блоки покрывал розоватый раствор из сульфата кальция и двуокиси железа.

– Может, это спальня достопочтенного Улафа Уса?

Улаф Ус, старейший из Совета тринадцати, с еще тремя дышащими на ладан колдунами самоустранился от дел, порвал с мирским и дрых где-то в туннелях.

Гарри не оценил шутку.

– Мрак, – шепнул он. Руки Гарри Придонный поджал к брюху, копируя позу енота.

– Хоть глаз коли. – Нэй поднес лампу к трещине.

– Я говорю про иной мрак. Который нельзя выпускать. Колыбель неупокоенных душ, бутыль со злом. Зря мы сняли печати, Георг, ох зря.

Нэй ухмыльнулся. Гарри было привычнее прозябать в библиотеках, читая о темных материях, чем сталкиваться с ними воочию. Бездна за пробоиной шелестела беззвучными голосами, скрипела зубами усопших, скребла когтями по кладке.

– Что тебе, Вийон? – рассеянно спросил Нэй.

Ласка прильнула к уху.

Колдун нахмурился, внимая.

Лита? Эта вздорная плебейка из Кольца? О Творец Рек…

Нэй отряхнул сюртук.

– Пожалуй, Гарри, я займусь склепом позже.

– Мы оставим его… откупоренным?

– Не волнуйся. Напишем предупреждение, чтобы никто не провалился вниз.

– Я волнуюсь, чтобы никто не пришел снизу…

Нэй похлопал удрученного Гарри по плечу.

Часы на ратуше пробили дважды. Нэй рисковал пропустить обед. На кухне завелась весьма миловидная повариха, и готовила она отменных жаворонков. А на Нэя смотрела так… так, как все поварихи смотрели на Нэя. С восторгом и вожделением. О подвигах колдуна слышал всякий в Сухом Городе.

– Серпис! – Нэй распахнул настежь дверь кабинета. Усатый кнутмастер нахохлился над столом. Щупом и микроскопической отверткой он чинил механическую канарейку.

– Добрый день, Георг. Чем обязан?

– Горожане судачат, утром вы задержали девицу без документов.

– Заметьте, лично! – Серпис выпятил украшенную медалью грудь.

– Где же она? – Нэй покрутился, словно ждал узреть арестованную прямо тут, в кабинете, тесном от механических птиц.

– Знамо где. В кутузке. Вечером ее депортируют за стену и заживо сожгут на глазах семьи. Жаль, ее матушка не насладится казнью, померла.

– Чем вам не угодили виселицы? – Нэй вскинул бровь.

– Увольте, мы не садисты. Знаете, по чему я действительно скучаю? – Кнутмастер вздохнул. – По славным денькам, когда мы ломали им кости. Десять костей десятью ударами. – Он разродился ностальгической улыбкой. – Шмяк-шмяк-шмяк.

…Как всякий колдун, Нэй умел творить три заклинания одновременно. Первым он навел глухоту на громадного надзирателя. Вторым отвадил крыс, что нагло роились у ног. Третьим обратил вонь казематов в цветочный аромат.

– Вы поглядите, кто у нас такой важный! – Лита встала с ледяного пола и прогулялась к прутьям решетки. – Нэй, убийца клопов. Чем занимался все эти месяцы? Швырял невинных девушек в пасть кракенам?

– Мне тоже неприятно тебя встретить, – сказал Нэй.

Лита похорошела. Даже в запятнанном рубище она была милее многих известных ему дам. Но симпатичная внешность скрывала характер речной ведьмы.

– Тебе повезло, что Вийон учуял твою вонь.

– Дух-хомяк? Как он? Ходит в лоток или гадит всюду?

Нэй поморщился.

– Не испытывай судьбу, Лита, дочь Альпина. Говори, зачем шныряла по Оазису.

– Только не загордись. Я искала тебя.

– Меня?

– Говорят, ты лечишь любую сыпь. А у меня на срамном месте выскочил, как назло, прыщик. Посмотришь?

Лита потянула вверх подол. Показались стройные ножки, белые икры.

– Хватит валять дурака! – Нэй не знал заклятий, чтобы перестать краснеть, иначе использовал бы его. – Что у тебя ко мне за дело?

– Ладно. – Лита перестала ерничать. Обернулась, точно проверяла, не подслушивает ли кто. – С тех пор как ты подселил в меня душу старика-маразматика, я вижу разное. – Она потрогала шрамик на виске, след пули, выпущенной в нее Нэем; понизила голос до шепота: – Плохие сны про мертвых людей… и наяву…

– Разреши. – Нэй сунул руку меж прутьев. Лита отпрянула. Нэй поманил жестом. – Не трусь.

– Облапишь – пришибу.

– Больно надо.

Нэй коснулся пальцем девичьей щеки. Запах роз пропал. Заклинание похищенного ока сработало моментально: левый глаз Литы увлажнился, слезинка капнула на руку Нэя.

Пока удивленная Лита терла веко, Нэй поднес палец ко рту и слизал соленую влагу.

Замшелые стены тюрьмы растворились.

Нэй стал Литой. Вернее, переместился в ее голову и смотрел оттуда, как из крепостных бойниц. Взгляд вниз – пышная, покачивающаяся при ходьбе грудь. Взгляд по сторонам – зловонные улочки Кольца. Задворки рыбного рынка. Ящики, поддоны в чешуе, кишки. Коты, ссорящиеся за объедки. Лита присвистывает. Коты встают на задние лапы и комично покачиваются.

С реки дует промозглый ветер. На кольях сушатся сети. Лита идет по мосткам, проложенным над грязью, сворачивает в сумрачный переулок. Его образуют не здания, а клетки с кудахчущими курами. Куры справа и слева, подпрыгивающая грудь внизу. Впереди…

Нэй вздрогнул.

В десяти футах от него… нет, в десяти футах от Литы!.. стоял мертвец.

Загораживал путь. Худой, в драном кителе, с седыми волосами, липнущими к дырявому скальпу. Речные гады съели ему лицо. Вычистили глазницы. Толстый рыболовный крючок пронзал нижнюю губу, отчего та отвисала к подбородку, оголяя черные десны и обломки зубов. Картинка задергалась. Это Лита в ужасе отскочила от мертвеца. Нэй не осуждал ее.

Будто в ночном кошмаре, умертвие плыло по руслу переулка. Руку оно выпростало к Лите. Что-то мелкое темнело на ладони.

– Скажи Нэю, – забулькал утопленник, – скажи Нэю, я умер как собака. Скажи ему, чтобы навестил мою могилу. И отправляйся с ним. Обязательно – с ним.

Мираж развеялся. Лита смотрела на Нэя внимательно и жевала губу.

– Когда? – коротко спросил колдун.

– Вчера утром. Это из-за того чертова ритуала, да? Из-за него я вижу призраков? Из-за тебя?

«Пытаешься пробудить во мне чувство вины? – хмыкнул Нэй мысленно. – Не выйдет».

– Что он дал тебе?

– Сущий пустяк. Покажу, когда ты вытащишь меня из клетки. И когда эти мордовороты, – она зыркнула на оглохшего тюремщика, – отдадут мои вещи.

Нэй двинулся к выходу. Замер на пороге и буркнул:

– Я знал, что намучаюсь с тобой.

* * *

– Так вот оно как – лежать в твоей постели. – Лита принюхалась к перинам, потерлась щекой о шелк наволочек. – Всем подружкам расскажу.

Рабочий кабинет колдуна был обшит льном с мишурным орнаментом, устелен шкурами. В камине шуршало пламя, бросая отсветы на тяжелую мебель. Учитель Нэя, Уильям Близнец, недовольно следил с закопченного холста.

Лита перекатилась на перине.

– Немедленно встань! – шикнул Нэй. Он в сотый раз отругал себя за то, что привел девку домой. – И перестань мусорить!

– Перестань мусорить, – передразнила Лита, откусывая от кренделя. Крошки сыпались на простыни.

Нэй схватил хулиганку за запястье, рывком стащил с кровати.

– Грубиян!

Затрапезный наряд Литы так измарался в грязи, что пришлось купить новые тряпки. Строгое платье гувернантки сидело на ней как влитое, подчеркивая прелести фигуры.

Нэй загромыхал книгами чуть громче, чем было необходимо. Расправил на столе карту. Реки испещрили пергамент черными венами. Островки суши помечали гербы. Русалки, Посейдоны, щуки и осьминоги браконьерских стоянок. Большинство островов канули в пучину, большинство городов разрушил неприятель. Тут и там карта зияла пустотами, белыми пятнами. Если бы Полис развязал ему руки, позволил путешествовать свободно, он бы заполнил пробелы.

– Кушай, тушканчик. – Лита скатала шарик из теста и пульнула через комнату, метя в книжные полки, на которых угнездился Вийон. Шарик отрикошетил от ветхих корешков. Дух обалдело задергал ушами. – Совсем истощал с этим извергом.

Нэй стиснул кулаки. В правом был зажат артефакт из загробного мира, предмет, переданный Лите мертвецом. Вещь, порочащая Гармонию. Тусклая позеленевшая пуговица от кителя с вытравленным на ней якорем.

– Ты узнал его? – спросила Лита, прекратив шататься по кабинету. – Этого призрака?

– Узнал. Капитан Джорди Каллен, один из лучших речников Полиса. В прошлом году на небольшом шлюпе с командой из двадцати человек он отправился к северной воде, за Косматый маяк, и пропал без вести.

– Ну, теперь он прислал тебе весточку, да?

Нэй воздел руку над картой.

– Вы не пытались искать вашего лучшего речника?

– Министерство запретило, – проворчал Нэй, – опасались новых потерь. Северная вода – пиратский край. Множество небольших атоллов, мель…

– Мель! – Лита притворно выпучила глаза.

– Не понимаю, – сказал Нэй, – зачем Каллену посылать на свою могилу какую-то нищую нахалку.

Вийон засопел, разделяя озадаченность хозяина.

– Эй, нахалка еще не согласилась. Но, – Лита накрутила на пальчик локон, – за определенные подарки… за лодку для моего отца… возможно, я бы…

Нэй щелкнул языком, накладывая на девицу печать молчания.

Лита замычала, затопала ножками.

Нэй проигнорировал ее.

Он разжал кулак, и пуговица спикировала вниз, но в пяти дюймах от пергамента изменила траекторию полета.

Упав на карту, медный кругляш замерцал и исчез, став комочком спрессованного дыма, который быстро испарился, пахнув болотной тиной. Но там, где он приземлился, осталась точка.

Могила капитана Каллена посреди белого пятна.

* * *

Солнечный диск поднимался над пустынным горизонтом, и яркая кровь утреннего зарева текла по воде из невидимой раны. Парус «Каллена» полнился ветром, волны с шипением бились о корпус.

Нэй стоял на квартердеке и смотрел, как разгорается новый день. Вдыхал запах гниющего дерева и корабельного лака, сваренного Гарри Придонным из скипидарного масла, смолы, рыбьего жира и секретного ингредиента – Нэй поставил бы на помет чаек. Судно воняло кораблекрушением, которым, к слову, и закончилось его последнее плавание: когг налетел на риф.

Полис не имел собственной верфи. В Кольце работала лишь небольшая судоремонтная мастерская – залатать да заштопать. Корабли покупали в городе-верфи Вагланде. Вагланд выращивал лес на архипелаге островов в западных водах. Стоимость судов (в отсутствие конкуренции цены безбожно накручивались) доводила герцога Маринка до зубовного скрежета. После неудачной попытки породниться с правителями Вагланда Маринк затаил на соседей злобу. Стоит ли удивляться, что просьба Нэя о снаряжении корабля для путешествия в северную воду наткнулась на прибрежные скалы непонимания его светлости. Единственной уступкой стал дырявый когг. Затраты на ремонт судна, переименованного в честь пропавшего капитана, и содержание экипажа легли на плечи придворного колдуна.

Сомневался Нэй и в готовности герцога подписать пропуск на выход в Мокрый мир для простолюдинки, освобождение которой из лап падальщиков не принесло городской казне ни грана золота. Поэтому заверил общий пропуск для команды из шести человек.

Кто-то тронул его за руку. Нэй повернулся. Лита смотрела на него с прищуром.

– Чего тебе? – спросил колдун.

– Хочу послушать, к какому черту речному нас несет на этот раз.

– Сама знаешь.

– Ой, сомневаюсь.

Нэй мысленно прикрыл глаза рукой. «Если я к этому привыкну, вздерните меня на рее». Чтобы не смотреть на наглую девицу, он перевел взгляд на серые волны.

Лита присела на корточки, уперлась лопатками в высокий фальшборт.

– А правда, что над Соленой рекой дует ветер безумия?

– Он дует над всем миром. – Нэй пожалел о сказанном, едва слова сорвались с языка.

Лита одарила его глухим смехом.

– Не знала, что ты поэт! Посвятишь мне стихотворение, а? Ладно, не серьезничай… Я о другом. Отец рассказывал о кораблях без команды, которые находят в Реке. Нетронутые вещи, на борту ни капельки крови, словно экипаж сам прыгнул за борт.

– Может, и прыгнул, – сказал Нэй, – только ветер тут ни при чем.

– А что при чем?

– Блуждающие волны. Или… сирены.

– Такой большой, а в сирен верит!

– Не верю, а знаю. Я их видел.

Он повернулся к сидящей девушке и наткнулся взглядом на ее большие карие глаза. Ему удалось ее удивить. На секунду.

Лита рассмеялась.

– А ты мастак на небылицы! Я почти поверила! – Она перестала смеяться. – Расскажи мне о месте, куда мы плывем.

– Джорди Каллен умер, пытаясь это выяснить. В северной воде может быть что угодно.

– А Косматый маяк – это остров или?..

– И остров, и маяк.

– Остров назвали в честь маяка? Тоскливо им там, наверное.

– Ему.

– Что?

– На острове живет только смотритель маяка.

Лита изобразила на лице смертельную скуку. Встрепенулась.

– А почему Косматый?

– Увидишь.

– А Пятна Дьявола?

– Так называют слепые области на карте.

«Каллен» шел по бескрайней Соленой реке. Вийон резвился в такелаже. Матросы скатывали палубу.

Матросов было пятеро. Трое черных, больших, мускулистых и почти незаметных, и двое белых: седовласый здоровяк Томас, шершавый и твердый, как булыжник, и малый с жутко несимметричным лицом, словно состоящим из половинок двух разных лиц, которого Томас называл Сынком. Сынок постоянно косился на Литу и разве что слюни не пускал.

На румпеле стоял широкоплечий голем. Когда Нэй покидал палубу, рулевого сменял один из черных матросов, иногда Томас. При Томасе нос когга всегда смотрел строго по заданному курсу, даже если он крепил румпель канатом.

Лита распрямилась навстречу мягкому утру. Увидела на западе вилохвостку и поспешила сообщить об этом Нэю, нашла на востоке небольшую тучу и стала тыкать в нее пальцем, затем долго смотрела в воду и обрадовалась, заприметив стайку золотистых рыбок, дорадос.

Лита кружила по палубе. Остановилась, хитро глянула на Нэя, направилась к трапу, переступила через свернутый канат, обернулась.

– Вам не идет эта шляпа, капитан. – У Литы вырвался горловой смешок. – Не к месту она здесь. Захватили с собой треуголку?

Нэй сделал вид, что увлечен расчесыванием меха Вийона.

Через полчаса он передал управление судном Томасу и спустился в свою каюту.

* * *

Лита не разбиралась в больших судах. Ну… назвать эту посудину большой было преувеличением – но она все же больше рыбацкой лодки, тут не поспоришь. Одна мачта, прямой парус, корпус с высокими бортами. Зубчатые надстройки в передней и задней частях судна («форкастль и ахтеркастль», – просветил Томас. «Красиво, – подумала Лита, – словно крепостная башня на корабле»); за бойницами, если верить колдуну, некогда стояли пушки, прятались лучники. На верхушке мачты располагалось «воронье гнездо», где нес вахту молодой матрос с половинчатым лицом. При виде этого лица девушку пробирал озноб. Еще один Билли, готовый сигануть из бочонка по щелчку ее пальцев, – и плевать, натянута ли над палубой страховочная сеть.

Лита заперла дверь и растянулась на койке. Внизу качка ощущалась слабее. Ветер покинул паруса, вода в иллюминаторе казалась гладкой, обманчиво спокойной. Зеленоватый шелк.

Лита закрыла глаза, но сразу открыла их снова. Боялась засыпать. Во сне приходили мертвецы. Нависали над ней, раскачиваясь.

Она села, придвинулась к столу и глотнула из кувшина вина с пряностями. В который раз осмотрела убогую каюту. Койка. Стол. Комод с крошечным зеркалом. Все привинчено к полу, не убежит. На переборках и бимсах висели фонари. Лита зажгла свечу: к зеленоватым теням добавились желтоватые. В глиняной миске лежала опостылевшая рыба, вчерашний улов. Она полила рыбу соусом.

– Приятного аппетита, – сказала сама себе, ковырнула вилкой (отварная рыба расползлась на куски, устричный соус потек в расселины), не сдержалась: – Ах ты ж гниль жаберная! Гиппокамп дырявый!

Бросила вилку и схватила кувшин.

* * *

Нэй запустил сапоги в угол каюты, скинул сюртук, лег на койку и открыл философский трактат, в котором Полис сравнивался с жемчужиной в раскрытой раковине Мокрого мира. Нэй лично знал автора; Маринк подарил философу домик в парке имени Гармонии. Дрянная и подхалимская книга – Нэй понял это с первой страницы. Философ объяснял Гармонию отражением чистых помыслов герцога, а в нападении кракенов винил порочный образ жизни жителей Кольца. Нэй все же прочитал несколько страниц, чтобы утвердиться в мысли о плети на спине философа как о высшей справедливости. А лучше пройтись по пальцам автора, по каждой косточке, шмяк, шмяк, шмяк, как говорил Серпис. Нэй захлопнул книгу и дернул головой: что-то его понесло…

Штиль кончился. Соленая река вновь вздыбилась под судном. Некоторое время колдун лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к ударам волн о корпус. К скрипу переборок и обшивки. Различил новый звук, выбивающийся из монотонных жалоб судна. Открыл глаза и посмотрел на переборку. Затем встал, натянул сапоги и вышел в узкий коридор под шканцами.

На подволочных крюках покачивались грязные фонари. Нэй замер у двери в каюту Литы. Поднял руку, но не постучал. Стоял, вслушиваясь. Затем коснулся темного дерева заклятием прозрачности.

Задвинутая изнутри щеколда и кованые полосы с петлями повисли в мерцающем воздухе.

Каюта Литы была вдвое меньше его собственной. На столе – огарок свечи и миска с галетами и рыбьими костями, под койкой – пустой кувшин. Лита сидела на краю койки. Волосы ее падали на лицо и высокую грудь. Медовый водопад.

Нэй засмотрелся.

Нельзя не признать, что его тянуло к этой плебейке. Лита была очень красива. Ее красота была наглой, дикой и оттого влекла еще сильнее. Взывала к грубости и нежности одновременно. Иногда Нэю казалось, что он смотрит на детеныша тюленя, который жадно обгладывает медвежью лапу.

Он увидел ее подрагивающие плечи и решил, что она плачет.

И тут же понял, что ошибся. Голова Литы задергалась из стороны в сторону, словно девушку хлестали по щекам. Волосы двумя струями разлетелись по обе стороны лица. Лита жевала нижнюю губу. В глазах клубился мрак. Лицо потускнело, на коже проступили гнилостные пятна.

Она пребывала во власти черных видений.

Нэй толкнул дверь – та не поддалась. Щеколда! Он набросил на рычажок ментальную петлю, но в этот момент приступ миновал: призраки покинули каюту, оставив в глазах девушки тусклые тени. Такие тени Нэй часто видел в глазах покойной матери, высокой жилистой женщины, гувернантки и, по слухам, любовницы милорда, когда она читала ему книги по этикету, а душой находилась в другом месте.

Взгляд Литы сфокусировался на двери, растерянный и сердитый. Она не могла видеть Нэя, но тот непроизвольно отступил. В какие бездны она заглядывала всего несколько секунд назад? Он решил отложить этот разговор на потом, если ей будет что сказать. В конце концов, именно для этого он и взял ее с собой – как переводчицу с языка призраков, ведь так?

Днище когга громко потрескивало.

Нэй вернулся в каюту, чтобы отдохнуть. Открыл сундук, достал из соломы бутылку черного стекла, плеснул в стакан и выпил. Бренди обожгло горло, тепло заструилось по пищеводу. Нэй устроился в кресле со сборником стихов и забылся сном на третьем монориме.

Волны облизывали скулы «Каллена», бежали за корму. Свернувшись кольцом на тонком матрасе, заснул и Вийон.

* * *

Попутный магический ветер трепал парус. За кормой «Каллена» тянулся пенный кильватерный след. На палубе горели огни.

Шел третий день плавания. Небо на востоке окрасилось в светло-серые тона.

– Капитан!

Нэй задрал голову. Соленый ветер пощипывал чисто выбритые щеки.

– Вижу свет, капитан! – прокричал Сынок из вороньего гнезда.

Нэй поднялся на шканцы. Долго всматривался в густой туман, прежде чем различил неясный свет, похожий на красный свечной огонек, который то появлялся, то пропадал. Белесая, напоминающая пену дымка стерла горизонт: в ней заканчивалась вода и начиналось небо.

– К повороту приготовиться! – крикнул Нэй матросам, и те бросились брасопить рей.

Подчиняясь мысленной команде капитана, голем повернул румпель.

Судно взяло курс на красные вспышки маячной башни. Свет загорался и гас.

Через час вышли из тумана и увидели остров. Он приближался, обретая форму и теряя сходство с мертвым кракеном. Бурлящие волны омывали шершавые слоистые скалы и мшистые обрывы, вливались в зубастые гроты.

Красный маяк мигал. Потом он потух и больше не загорался.

«Каллен» обогнул мыс и, следуя створным знакам, вошел в каменную бухту. В глубине острова темнел дикий лес.

Косматый маяк ввели в строй три года назад. Пятидесятифутовый колосс навевал мысли о безбрежном одиночестве, пробирающем до кишок холоде и ежедневной рутине: чистке отражателей и фитилей, замене масла в лампах. «Тоскливо им там…» Нэй отряхнулся от слов Литы.

А она была тут как тут.

– Я с Томасом почирикала. Ты знал, что прошлый смотритель не выдержал и двух месяцев? Начал слышать голоса. А потом пропал.

– Кому он рассказал о голосах, если пропал?

– Томас говорит, что его забрали водяные эльфы.

– Значит, скоро вернется. Синенький, мертвенький.

– Фу таким быть. Это не смешно!

Судно стало на рейд вдали от берега. Ни причала, ни песчаной косы – камни, камни, камни.

Волосы Литы развевались на ветру.

– Поплывешь со мной, – сказал Нэй.

– Не оставишь меня с мальчиками?

Спустили шлюпку. Нэй скинул веревочный трап и повернулся к Лите:

– После тебя.

– Боишься не сдержаться и заглянуть ко мне под юбку?

Нэй криво улыбнулся.

– Ты в брюках.

Лита захохотала – корабельный колокол, в который набилась тина, – и проворно спустилась по лестнице.

– Только ты и я? Так волнительно.

Нэй молча спустился следом, оттолкнулся от когга и сел за весла.

– И правда косматый. – Лита смотрела на мыс. – Это что, мох?

– Древесный волос.

Тонкие серо-голубые пряди обвивали башню от основания до красного глаза, сейчас закрытого, слепого. Утренний свет путался в лохматых порослях, порождая длинные игривые тени. Диана Гулд – придворный колдун Полиса, пожелавший стать придворной колдуньей, – набивала древесным волосом ритуальных кукол.

Нэй выпрыгнул из шлюпки и затащил ее на валуны. Мелкие волны облизывали сапоги из акульей кожи. Под подошвами хрустели устричные раковины.

К маяку вела дорожка из плоских камней. Прежде чем ступить на нее, Нэй и Лита измазались прибрежной грязью. Вийон лихорадочно принюхивался.

Между маяком и лесом лежал пустырь, слева поднимался холм, на гребне которого уместно смотрелась бы небольшая церквушка. К башне маяка был пристроен маленький домик, возле крыльца лежала перевернутая вверх дном лодка с расстеленной поверх сетью, придавленной к земле камнями.

Нэй остановился, зажег фонарь и передал Лите.

– Держи ровно. Если начнется – не роняй. – Он расстегнул кобуру.

– Что начнется?

– Что уго…

Лита не слушала: рассматривала ползущие по стене стебли, провела пальцами по шиловидным листочкам, мелким цветкам, зарылась рукой вглубь – длинные «бороды» отмерших побегов зашевелились, заструились по камню.

– Тут какие-то чешуйки.

– Хватит, – грубо сказал Нэй.

Дверь оказалась незаперта.

* * *

Первым маяк исследовал Вийон. Исшарканные деревянные ступени винтовой лестницы. На самой вершине – большие лампы, заправленные китовым жиром, вогнутые металлические отражатели. Под фонарем – крошечная комната смотрителя. Незастеленная кровать. Кухонный стол. Остановившиеся часы. Дождевая шляпа и плащ на вешалке.

Лита едва не грохнулась во время спуска. Нэй схватил ее за локоть.

– О, ты спас мои коленки… – Девушка осеклась. В распахнутой двери стоял высокий белокурый парень с просоленной кожей и цепкими черными глазами.

– Кто вы? – спросил смотритель на речном языке. Он целился в Нэя из арбалета.

Пистолет колдуна смотрел в тонкую переносицу парня.

– Георг Нэй, ученик Уильяма Близнеца из Сухого Города, – сказал Нэй.

Литу он не представил. Не стал рисовать в воздухе знак тайной полиции – парень был впечатлен и без этого, впечатлен и… испуган. Черты его лица, правильные и красивые, портило глуповатое выражение, поголовно присущее клеркам Министерства.

Смотритель опустил арбалет и шмыгнул носом: «ффамп».

– Чего надо?

– Мы ищем капитана Джорди Каллена. В прошлом году он должен был останавливаться здесь по пути в северную воду.

Смотритель достал из куртки платок и громко высморкался. Лита закатила глаза. Вийон вскарабкался на плечо колдуна. Духу-ласке не нравился парень, и Нэй согласился с такой оценкой: было в лице смотрителя что-то еще, помимо красоты и глупости… Нэй понял, что смотрит в лицо фанатика.