Текст книги "Записки бывшего афериста, или Витязь в еврейской шкуре. Том 4"

Опер Вова

С опером Вовой мы познакомились на границе между Уголовным и Административным кодексами. Ситуация была под девизом «не повезет, так на сестре триппер словишь».

Дружок мой, что в 90е «лечил» трудные судьбы автомобилей, мановением руки превращая черное в белое, давно остепенившийся и оставивший свои плутни, сдал через Авито дачу паре орлов. Орлы оказались коллегами. Угонщиками, то есть.

Но то мы поняли потом.

Приезжаем проверить сохранность фазенды-на даче засада. Украденная тачка послала сигнал-по нему приехали ярыжки. А тут мы.

Как ни странно, обошлось без валяний на мерзлом грунте. Уж что -что, а говорить с ментами обучены.

Через час, сломав ксивы (Дружок, к счастью, все оформил официально) -мы уже квасили с операми в доме.

Жуликов нахлобучили через два дня, но там были пешки.

Как-то спились мы с Вовой. Это был человек-легенда. Любое его деяние приводило к совершенно неожиданным последствиям.

Плюс– Вова бухал. Нет, не так. Вова БУХАЛ.

Обычные люди квасят каждый в своем стиле. Кто-то интеллигентно смакует вино по будням, некоторые надираются в слюни по выходным. Алкострадальцы уходят в крутые пике запоя. Лайт-калдыри соловеют от пива форева. Вова же был эклектиком: он смаковал букет в бокале днем, по выходным нажирался в говно, постоянно таскался с пивом и временами уходил в дикие запои.

Разносторонняя личность, что и говорить.

При этом он умудрялся справляться со своими служебными обязанностями и регулярно изменял жене.

Которая была дико ревнива.

Но Вовины объяснения так рвали ей шаблон-что та часто замирала с открытым ртом. Надолго.

Пример: Вова пропадает на три дня. Первый день еще невнятно отвечал на звонки, на второй мычал, на третий отключил телефон.

Приперся без трусов, с выхлопом в три метра и плюшевым зайцем размером с кенгуру. На вопрос «Почему, скотина, ты пропал на трое суток?!» – Вова степенно ответствовал «Часы потерял» -вручил жене косого и упал в коридоре спать.

Жена в когнитивном диссонансе пребывала минут пять. Потом навернула суженому по башке зайцем. Вова зайца из рук жены вырвал, тут же пристроил как подушку и захрапел. Поутру хмуро оправдывался службой.

– В засаде я сидел!

– И как? Засадил?

Как то раз бухой Вова увидел, как стая собак рвет кошку. И незамедлительно открыл огонь на поражение.

Спасенная кошка свинтила за забор, стая брызнула в стороны, на месте преступления валялась одна, самая тупая и невезучая шавка. Орала она столь жалобно, что расчувствовавшийся Вова поволок ее в ветеринарку. Оплатил лечение и забрал к себе жить.

Жена вяло возражала, но Вова экзюперил ее классическим «мы в ответе за тех, кого подстрелили».

Шавка Шкалик и так не отличался умом и сообразительностью, а побывав под обстрелом еще и приобрел психические отклонения. Срал всюду. Боялся Вову из-под дивана и мог рычать на него оттуда сутки напролет. Выл ночами. Насиловал плюшевые игрушки, коими Вова одаривал жену за свои блядки. Жена подала на развод.

Вова в порыве раскаянья подарил ей автономный пылесос iRobot. Жена забрала заявление, а неврастеник Шкалик окончательно подвинулся рассудком, глядя на этого жужжащего монстра. Ебливость его от стесса возросла втрое.

Потом Вова пошел на дежурство, жена на работу, Шкалик остался бояться робота, а пылесос – чистить хату.

Идиллия.

Рев жены в трубке слышало все отделение. Минут через 10, когда ее вопли приобрели некое подобие осмысленности, выяснилось, что Шкалик привычно опорожнился на ковер, а робот трудолюбиво размазал шкаликовы каки равномерным тонким слоем по всей квартире. Жена ушла к маме и обещала не вернуться, пока «этот кошмар» находится в доме. Шкалика Вова пристроил в придачу к пылесосу. Потом три дня отмывал квартиру.

Еле-еле вернул жену.

Через неделю в Вовины лапы попали бланки из Главка. И отделенческая печать. Коллектив Вовиных собутыльников-оперов моментом составил комплот. Дружно сочинили ксиву.

Вечером трезвый Владимир пришел домой.

Жена напряглась.

Потел, показно-нервничал, сопел и порывался что -то сказать.

Жена завибрировала.

– Ну?!

– Что ну?

– Что у тебя произошло? С работы выгнали?

– Кто меня выгонит? Дальше фронта не пошлют, а окопах без нас хана. Хуже…

– Что-хуже?

– Я тут в банду внедрился. С барухой познакомился. Через нее выход есть на одного особо-опасного бармалея…

– Ну?

– Она меня хочет. Я-ни в какую. А начальство настаивает.

– Да ты что!

– Да! Приказывает вступить с ней в половую связь. Я говорю-женат мол, нельзя мне! А они– ты на службе! Присягу давал! Исполняй приказ!

– Сволочи какие!

– Я им: только если жена разрешит! Ну они тебе письмо написали. Вот.

Вытаскивает письмо на бланке Управления-а там все чин-чинарем. Всем коллективом сочиняли.

«Уважаемая Антонина Сергеевна, просим вас… в связи с оперативной необходимостью …тыры-пыры.. разрешить вступление вашего мужа, капитана Евсеева в половую связь с источником …бла бла бла… заранее благодарны. Родина Вас не забудет.

Подпись генерала (размашисто). Печать.

Жена впечатлилась.

– А без этого никак нельзя, Вов?

– Тонь, да я как только не пытался! Заклинило прям у нее. Хочу, говорит, и все! И без этого жулика не сдает. А на нем делюг– на три пожизненных.

– Ну я не знаю…

– Короче, тебе решать, Тонь.

– А она симпатичная?

– Да что ты! Хуже тебя в сто раз!

– Ну если надо…

– Ты им только письменно ответь. Сверху резолюцию свою поставь.

Тоня поборола личное ради общественного и нашкарябала сверху «Согласна, но только на один раз!» И подпись. Антонина Ивановна Евсеева. (супруга)

Вова разрешение на еблю в отделение отнес. Все утро Отдел Внутренних Дел был недееспособен. Опера, ППСы, участковые и забредший ОМОН валялись по столам в пароксизме дикого хохота. Задержанные в обезьяннике тоже приняли участие в общем празднике жизни. Начальство было в истерике. Вове даже ничего не сделали за украденный бланк. Манускрипт начальник отдела повесил под стеклом на стену в кабинете.

Антонина пошла багровыми пятнами, когда поняла, как ее нагло развели. Мало того – Вова еще и застыдил суженую:

– Я вот, Тонь, тебя бы ни к кому ебаться не пустил. Эх ты!

– Да ты ж сам! Генерал! Главк! А ты…

– Ну и что? А кабы тя маршал попросил-ты б меня и пидорасам что ли сдала бы?! Эх ты!!!

Жена завиноватилась по-полной. Что позволило Вове дальше гулеванить без особой критики.

Музыка нас связала

С годами я стал реже ввязываться в разные сомнительные предприятия, чреватые тяжкими телесными или задушевными рассказами в отделении в стиле «Он первый начал».

Во-первых, нравы в Отечестве смягчились, во вторых невместно мне, купцу второй гильдии (Божьей милостью) с битой харей ходить. И главное-веде ж камер понатыкали, суки, не успеешь раззудить плечо, как свинтят.

Ну и граждане все как один с телефонами наготове.

Чуть кому в рыло на-а у тебя уже миллион просмотров на ютюбе и готовое уголовное дело в суде.

Но иногда…

Что меня может вывести из равновесия– музыка. Шансон, например. Михаилу Кругу я обязан парой шрамов на башке. Ну и современный, как я его называю, гайморитный рэп.

Певцов я не различаю, их много, но роднит всех гнусавость. Эдакое растянутое нытье в нос. Черная пантера в красном панамера, снимай свое платье, высморкаться дайте…

Тьфу!

Поперся как-то с семьей на Яшмовый пляж в Фиоленте. Там, возле монастыря спуск на 800 ступеней. Пока спускался– мучительно представлял подъем. Брр.

Свои 120 кило на полкилометра вверх, плюс поклажа, плюс, наверняка, дочь, влезет на руки и, вероятно, жена тоже. Ужос.

Вечером, к счастью, выяснилось, что есть катер до Балаклавы. Оттуда такси возьму до машины и не придется эту Ебун-гору штурмовать, как в армейской юности.

Отлично.

Грузимся в катер, отчаливаем, чды и домочадцы вырубаются моментом. И тут прям над ухом-ЭТО. Ганста-раша-рэп-в-нос-его -ети. Поворачиваюсь. Три вьюноша с колонкой JBL на столике.

– Господа! Я ценю ваш музыкальный вкус, но, увы, сам пока не дорос до понимания сих чарующих звуков. Не будете ли вы любезны прервать свой концерт, ибо, боюсь, я не одинок на сей шаланде в своем музыкальном невежестве?

В ответ-молчание. Отроки меня просто игнорят. То есть ни взгляда, ни звука в ответ. Прикол у них такой, видимо. Пущай дядька поорет, слюнями побрыжжет, а мы поржем про себя. Судя по молчаливой слаженности, они этот трюк уже не один раз проворачивают.

Ну ок. Поглядим, у кого выдержка выдержанней.

Быстрым движением перегибаюсь через скамейку и колонка, напевая «вокруг шум пусть так, не кипишуй всё ништяк!» скрывается в морской пучине.

Ой какие крики! Ой куда делась вся выдержка! Ай-яй-яй, какие грязные слова! Нет, не поняли вы творчества Басты! Не прониклись! Ведь ясно ж сказано– «Не кипишуй!»

А вы истерите, аки овуляторы какие. Фу!

Сижу, делаю покер-фейс. Молодежь не замечаю. Семья дрыхнет рядом. Катер дружно ржет.

Юноши, недобро поглядывая на меня, замолкают. Похоже, затеяли расправу.

Кстати.

А ведь это проблема. Юнцы спортивные, лет по 20, легкие, быстрые и их трое.

Но проблема не в том. Их нельзя ронять всерьез. Причал в Балаклаве– не то место, откуда можно уйти в закат инкогнито. Да еще с домочадцами и поклажей. Тут бы и Копперфильд заехал на нары, как миленький.

Если б не это обстоятельство, все было б просто. Еще в катере, когда причалим и все встанут, в проходе наступить одному на ногу и толкнуть. Инвалидность сразу. Второму прислать в чан огнетушителем, что очень удобно на стене висит. А третий сбежит сам.

Но мне не сбежать. И это срок-без вариантов.

Прикинем шансы. На их стороне молодость, быстрота, численный перевес. На моей– вес и сволочность нрава. Не такой уж тухлый расклад. Бывало и хуже. На выходе бросаю родню и лезу вперед. Эти– за мной. Улыбаются зловеще. Выходим на пирс. Юноши, злобно торжествуя, смыкают кольцо.

Смотрю на их вожака.

– Отойдем, сынок? А то тут дети…

– Отойдем, папаша.

Веду их за собой на край пирса. Попутно опускаю плечи, делаю плаксивую морду и всем видом показываю, что зассал. Вьюноши заранее торжествуют. Все-таки щенки. Думали, все будет по сюжету– с обвинениями, завязкой, грозными позами, первым, еще робким шлепком по роже, криками «А ты кто такой?!» итд. Но мне некогда. На узком пространстве у них нет вариантов. Резко спихиваю всех троих в воду. Без всяких «поговорим».

Двое улетели, мяукнуть не успев. За третьим пришлось погоняться. Но путь на волю я ему сразу отрезал, и куды ты денешься? Импульс, он и на пирсе произведение скорости на массу. А вес у меня вдвое почти. В обществе. И истории.

Пирс там высокий, лестницы нет, до места, откуда можно вылезти на сушу плыть и плыть. А меня уже такси заранее заказанное ждет. Адиос, мучачос.

Заспанная семья, ворча, как раз выходила из катера. Они даже не просекли фишку.

Вяло поинтересовались, кто там так дико матерится из воды, сказал-лодочники повздорили из за шаланды, полной кефали.

Ехал, напевая Басту. Вот же привязалась тема. Но досадуя. Как-то несерьезно это все. Да и мог по рылу получить.

Надо было мягше…

Год спустя.

Бали. Пляж «Меласти». Единственное более-менее пригодное для купания место возле Денпасара. Да и то до часу дня. Дальше-отлив, вода уходит.

Но до– прям Баунти.

Приходим, берем лежаки и оппа. Наши люди. Подкачанные юноши, татуированные девочки и, блядь, опять гнусавая пантера панамера на весь пляж.

Главное, тут не побыкуешь. Их целая стая. Дом-2, прям.

По углам жмутся всякие немцы с французами, выражения лиц– как у дверей стоматолога. Видимо, тоже не въезжают в кайф русского рэпа, дикари.

Решаю день потерпеть. Реванш возьму завтра. Немногое так ожесточает сердца людей просвещённых, как вкусы рабочих предместий. Человек, умеющий считать до тысячи, невольно сжимает кулаки при виде уездных харь. И если уж будет дадена силой неба просвещённому человеку власть над косными силами тьмы, над мерзким жлобыдлом, то он уж так расстарается, так распотешится, что говорящие от ужаса по-немецки вороны ещё долго будут кружить над обгорелыми срубами.

На обратном пути покупаю колонку. Интерфейс простой, с айфоном коннектится по блютузу моментально. Дело за малым.

Приезжаем на то же место. Через полчаса та же мизансцена, те же герои.

И немчура в виде страдающих зрителей. Судя по лицам, они уже просили наших прикрыть концерт. И их послали. Видимо-далеко.

Минуту возни, так, поехали. И над шедевром Егора Крида темным облаком нависает Вагнер. «Полет Валькирий» ПУММПУРУРУМПУМ, ПАПАРАРАММПАМ!

Люблю запах свежего напалма по утрам.

У дома-2 вытягиваются холеные рожи. Юноши грозно сводят брови и сверлят меня пылающими взорами. Я безмятежен. Не– нуачо? У вас свои предпочтения, у меня свои. Но погромче. На 160 ватт. Их мелкие перделки супротив моей вообще не канают.

Немцы в полном ахуе.

На их глазах одна лысая накачанная обезьяна глушит любимые напевы других лысых накачанных обезьян.

Их Вагнером!

Впервые сорвал аплодисменты.

Дальше пошел концерт по заявкам радиослушателей.

Как только кто-то из мажористана включал любимое, задушевное, я немедля врубал Вагнера.

Выбор отмел сразу. Никаких тебе солнечно-пиздодуйных Моцартов и лиричных Вивальдей. Онли Вагнер!

Изо дня в день повторялся этот сюжет.

Уезжая, подарил колонку немцам.

Чувствовал себя власовцем.

Памятник неизвестному солдату Рабиновичу

– А почему «неизвестному»?

– Неизвестно, был ли Рабинович солдатом.

О своей службе в ДРА Капа говорит неохотно. Старается не упоминать. Разве что достанут. Как-то он играл для рафинированных дам. Те благоволили певцу. После концерта одна из баронесс, обмахиваясь веером, поинтересовалась:

– Вы замечательно поете, но скажите, зачем эти безнравственные татуировки на всяких выступающих частях вашего тела? Вы полинезиец?

– Видите ли, мадам, я некоторое время находился в тех обстоятельствах, когда не знал, на каком расстоянии одна часть моего тела окажется от другой. И что бы тушку могли сложить в одно место, я и промаркировал ее как мог. Простите, сударыня, если эти метки идут вразрез с Вашим представлением о прекрасном!

Дама возжелала немедленно ознакомиться со всеми надписями поподробнее.

Если Капу все же доставали расспросами, он начинал безудержно врать. Нарочито-неправдоподобно. Более-менее сообразительному слушателю становилось ясно, что вся эта героическая эпопея о подвигах подводной лодки в степях Кандагара суть просто посыл «Отъебись», только более цветисто и многословно исполненный. Ну а дураки… дуракам это и предназначалось. Что бы отстали.

А иначе ж замучают. А так собрал всех любопытных в кучу, намел им пурги, и свободен. Больше не подойдут. Рациональный подход.

Но как то раз Капа пришел 2 августа в компании с героем. Чел был одет в полувоенное, и увешан таким количеством знаков воинской доблести, что хотелось встать и отдать честь. Удивлял несколько развязный тон, коим Капа общался с ветераном.

Да и странновато сам ветеран выглядел. От русского десантника на нем была только форма. Крючковатый нос, миндалевидные глаза и прожидь на лбу гораздо органичнее смотрелись бы под черной шляпой, а не под голубым беретом. Ну или под чалмой, в крайнем случае.

После его ухода я вклещился в Капу. Тот отвечал поначалу неохотно.

– Кап, а кто это был?

– Боль и страдание моей роты. Миша-моджахед.

– Почему? Там столько наград!

– Ага! И каждая из них-веха на пути наших слез и печалей.

– ???

– То что его нельзя брать «за речку» я знал еще в учебке. Более неприспособленного к армии человека я в жизни не встречал.

Он же не Миша! Он Моисей Вульфович Рабинович! А таким не место в армии!

– Антисемит! Арабам про то расскажи.

– Я не знаю что вы там вывели в Израиле, но в Советской Армии Рабиновичам делать нечего!

– А как он в десант попал?

– Этот долбоящер спецом ходил в ДОСААФ, прыгал там откуда то, стрелял из чего-то. Дело почитаешь его-так не призывник-мечта!

Спортсмен и разрядник! Я думаю, что все эти регалии он просто купил. Или обменял. Понимаешь, он был… Капа задумался… это даже не тормоз, это горный упор для танка! Представь, в Союзе еще, иду и вижу странную картину. Мимо едет БТР, а на колесе его что-то вертится. И воет. Так знаешь, УУУУУ… Шлеп… БЛЯДЬ!!!! ААААА… шмяк… БЛЯЯЯДЬ!!! ЫЫЫЫЫ… шмяк… Повезло, что башка механа наружу торчала. Ору «ТПРРРУ, БЛЯДЬ!!»

Встал.

Гляжу, с колеса Моджахед свисает. Вниз головой. И смотрит на меня взглядом бараньей головы на прилавке. С поволокой. Отцепил, поволок в санчасть.

– Как он на колесе оказался?

– Отдохнуть решил. Привалился к колесику и задремал. Колесо без колпака было-он там амуницией за какую-то херню и зацепился. Бэ-тэр поехал, ну и Мойша с ним, как кот в стиралке поцентрифужил.

– Гы!

– Тебе гы, а этот кадр на месяц в госпиталь загремел.

И так всегда. Чуть что-у Мони травма.

– А что ж он не откосил?

– А он дебил! Ему воевать охота была! Причем дебил с инициативой! Да с какой! Я сколько раз уговаривал командира его в Союз отправить. Какой там!

– Почему?

– Так он же герой!

– ???

– Он же цельного полковника спас! Особиста!

– Это как?

– По располаге у нас, бывало, постреливали. Издалека. Неприцельно, можно сказать. Хотя пуля дырочку найдет. В Моджахеде.

Он не зря потом второе погоняло получил-Пулеулавливатель. Просто дар у него был. Короче: полкан Сабай был у нас самой большой сукой в гарнизоне. Из тех полканов, которым солдата взъебать не лень. Лично. Ну а потом уже его командира и всех в радиусе 100 м от места залета.

И вот Сабай обнаруживает Мождахеда, увлеченно готовящего плов из свежеободранной змеи. Кстати, о способности Мойши добыть все что угодно и где угодно легенды ходили. Ну, понятно, Сабай по казану сапогом-ннна! И давай орать. А тут обстрел. Мойша взвыл и вцепился в Сабая. Спрятаться за ним хотел. Полкан фигуристый, за ним, как за каменной стеной. Ага как же. Сабай давай туда-сюда вертеться, Мойша визжит, но не отпускает. Шмякнулись на землю. Сабай всю форму в плове изгваздал. Обстрел закончился, Сабай глянь, а в Мойше дырка. Он же не знал, что все пули в Соломона летят. Подумал, что рядовой Рабинович своим телом закрыл командира.

Расчувствовался. Прослезился даже. Сам в санчасть приволок. Там ничего серьезного– за месяц оклемался, но Сабай ему орден пробил.

Потом Мойша вышел из госпиталя. Ходит-хромает. Ну куда его-не на боевые же! Отправили в наряд по кухне. Стая салабонов сидит картоху чистит. Опять обстрел. Догадываешься, кто словил пулю из всей толпы? Правильно!

Сабай как про то узнал, так аж разрыдался от полноты чувств. Выходит, раненый герой опять товарищей закрыл своей свежезаштопанной тушкой! Дважды герой! Опять госпиталь и награда нашла Моисея. Медаль дали.

Потом его на боевые велели брать. Как я не противился-его ко мне в группу сунули. А он неприятности притягивал, как магнит. То ногу подвернет-мы его по горам тащим. То еще что.

– А чего не выпер?

– Понимаешь… Капа замялся… тут такое дело… Он нас реально спас два раза. Как он ногу подвернул-нас засада ждала. Потом узнали. Мы до нее не дошли из-за него. И еще раз. У нас крыса завелась в части. Сливал духам инфу за афошки. И вычислил его кто?

– Моджахед?

– Да!

– Как?

– Не в курсе. Это их с Сабаем дела. Сабай же, хоть и гнида был, но дело свое знал туго. Контрразведчик он был от Бога. Позырил он на Мойшу, нарядил его, как местного-и нате. Вылитый бабай. Мы на него поглядели в халате и «пуштунке» -и выдохнули «Моджахед!»

Откуда и погоняло.

– А язык?

– Он глухонемого играл. Причем так натуралистично! Мычал, тряс башкой, пальцы раскидывал. Рассказывал, что у него в детстве сосед такой был. Маленький Мойша его дразнить любил очень. Мычал, кривлялся, вот и научился. Актерские данные то у него врожденные.

Сабай с ним двух таджиков отрядил переводчиками и они на базаре такой шахер-махер устроили, что любо-дорого смотреть. Купец, удалой молодец. Моджахед озолотился на местных сделках. Он же гениальный торгаш! Похер что мычит-но сразу понятно что он и о чем! А торговался как! Местные дуканщики его очень уважали.

Но и нас не забывал. Мы его страховали в особо щекотливых делах. Так что все потом на дембель с деньгами уехали. Причем, деньги уже в Союзе нас ждали. Таможня с нас ничего не поимела! Я машину купил сразу, кто-то дом в деревне. Мойша банчок основал. Понятно, что ему там куда как поболе досталось. Но это я вперед забежал.

Так вот Мойша и вычислил, кто ему цены сбивает. Он-то тушняком со склада торговал, досками, еще чем-то, что ему Сабай выделил, а тут нате. Конкуренция. Через знакомых (а у него через три месяца осведомителей полбазара было) -узнал кто.

Прапор местный. Он еще патроны там сбывал с гранатами. Заодно и информацию сливал за чеки. Но. Прапора прикрывал майор. А майор был сыном бааальшого енерала.

То есть Сабаю его брать без риска потерять место не стоило. И Моджахед с Сабаем напару провернули аферу. Впарили прапору ящик гранат, у которых в запале замедлитель был вытащен. Дергаешь за кольцо Ф1-и ты в раю. Вместе с друзьями. Потом тьма духов на них подорвалось. Духи торгашам выкатили вполне понятные претензии. Мол, мы гранаты для неверных заказывали, а не для себя телепорт к гуриям.

Те прапора и украли. Причем с майором вместе. Они вдвоем за бакшишем приперлись и нате.

Прапора выебли всем аулом. Чем-то он им приглянулся. Майора целочкой оставили. Мы потом долго дискутировали по этому поводу. Почему такая несправедливость? Решили, потому что прапорщик красивый, а майор нет. Хрен их поймешь. Дикари-с. Прапор, выходит, (и входит) накалял для них свой «расписной, свой русский и румяный рай», а майор-ни в какую.

Обоих потом Сабай выкупил за Мойшин счет. Орали они на друг друга страшно. Мойша за копье удавится, а тут за свой кошт какого то пидораса выкупать? Да за такую цену?! (Духи заломили нехило, жаль им было с таким сладкопопым расставаться). Да пусть он там и дальше их радует по гаремам, одалиск-гвардеец!

Но с Сабаем поди поспорь. Пришлось Мойше тряхнуть мошной.

Обоих героев привезли в часть и тут же услали в Союз. Прапор, как ни странно, возражал. Ему не хотелось бросать налаженный бизнес. Сабай растрезвонил всем о попу-лярности прапора и выразился в том смысле, что видать понравилось ему. Теперь сам к духам на свиданки бегать будет. Прапора провожали с такими подъебками, что тот в самолете повеситься пытался.

Мойша получил еще один орден. Довольным он не выглядел, очень по деньгам тосковал.

Потом Мойша к нам запросился. Ему на базаре светиться пока не стоило. Мы пересмотрели свое мнение о нем. И зря. Невезучесть его и, сука, торговый талант мешали выполнению боевых задач. Ползем как то назад. Сходили впустую. Километрах в 3х от располаги натыкаемся на маковую делянку. Как ни странно, неохраняемую. И тут-моя вина. Забыл я про Мойшу. Жара, усталость, своих пересчитал-все. Прихожу докладываю, мне-а где Мойша? Его Сабай ждет. Я аж похолодел. Сука… потеряли. Мне пиздец.

Народ в ружье, тут наблюдатели кричат, что видят раздетого бойца, что тащит на себе раненого товарища.

На меня давай орать. Я-мол, все тут! У тебя только что все тут были! Одного потерял или двух-какая разница! Лычки прям на бегу сорвали. Прибегаем к этой парочке и шок. Маковые головки-это валюта. Как чеки, афошки, доллары и проч. Моджахед мимо денег пройти не мог никогда. Этот урод снял с себя «афганку»(форму), зашил штанины, рукава, пришил куртку к штанам, и получившийся «скафандр» набил урожаем. Получился такой человек, что висел у него за спиной руками вперед. Почему его за раненого и приняли. Комроты Мойшу чуть не убил. Когда тот ему заявил, что больше четверти головок не отдаст. Выговор как-то быстро перерос в базарный торг. Сначала они лаялись при всех, потом Мойша взял его за пуговицу и оттащил в сторону. Что-то он по комроты знал. Впрочем, он про всех «что-то» знал, интриган. Ротный вернулся, играя жевалками, и взял себе ровно сколько Мойша сказал. Еще бы! Его местные дуканщики переторговать не могли, а тут какой-то занюханный выпускник Рязанского училища! Тьфу!

А потом Мойша устроил нам шоу. Но, сука, опять по-еврейски. Послали нас дорогу охранять. Дело нехитрое. Забираешься повыше, обкладываешься булыжниками, ждешь прохода колонны, потом тебя снимают. Пришли на горку. Голый каменистый склон. Ни травинки. Изрыт окопами -видать, кто то перед нами кирками намахался. Саперы прошли-мин нет. Мойша исчезает на 5 минут и появляется уже с огромным снопом сена.

– Так ты ж говорил ни травинки…

– Во-во! В этом Моисей Вульфович весь. На километр ни травинки, а он стог сена надыбал. Мы к этому времени и удивляться разучились. Кидает Мойша свою добычу на дно окопа, сверху один броник, потом второй, третий и с криком «Смотрите, как надо отдыхать!» падает вниз спиной. Раздается хлопок и Мойша взлетает. Реально. Он воспарил над нашей бренной землею. Я не знаю, на сколько он подлетел, но пока он левитировал, я даже Чехова успел вспомнить. «Отчего люди не летают так, как птицы?» Потом припомнить, что это Островский, а не Чехов. С трудом, но узнать название пьесы. «Гроза». Посетовать на общее одичание свое. Пока эти литературные мысли неторопливо сменяли друг друга, первый еврейский космонавт все кружил на орбите. Потом таки приземлился. Живой. Руками-ногами шевелит! Чудо! Мина была слабенькая, да и бронежилеты спасли. Но гематома на всю спину. Опять тащить на себе его до брони.

– А откуда мина? Вы ж смотрели!

– А оттуда же, откуда и сено!

Оклемался в месяц. Я его видеть не мог больше. Так и сказал-хоть под трибунал, а с Мойшей на войну не пойду.

Мойшу оставили при штабе. Он продолжал вертеть свои гешефты и под дембель провернул тему с НУРСиками.

– Это еще что такое?

– Мойша говорил, что это стандартная ваша хохма со скрыпочкой Страдивари.

– А, знаю! И причем тут НУРСики?

– Та же схема. Мойша ее залудил у нас, а потом эту тему в Кабуле провернули. Шухер был неимоверный-что тут, что там. Он на какие-то колоссальные деньги бачей швырнул. Но Мойша все просчитал верно. Когда тут начали расследование, он уже в Союзе кайфовал. Его Сабай, как героя-орденоносца в нулевой партии на дембель отправил.

Он с Афгана столько натаскал, что внуки внуков черной икрой пердеть будут.

Банкирствует больше со скуки.

Лень пересказывать историю про нурсики под вопли «Баян»!

Предыдущий пост 9 Редактировать запись Редактировать метки В избранное Поделиться Отслеживать Следующий пост