Текст книги "Быть войне! Русы против гуннов"

10

Ближе к вечеру вернулся волхв Веслав, лицо усталое, но веселое, по лбу стекают крупные капли пота. Заговорщицки подмигнул Йошту, приложился к крынке с квасом, пьет жадно, мощный кадык ходит взад-вперед, тоненькие струйки стекают по подбородку, скользят по шее и груди, смешиваются с соленым потом.

Наконец оторвался от крынки, довольно крякнул, в глазах бегают озорные искорки. Комнату наполнил запах крепкого пота вперемешку со свежевыкрашенной травой.

– Ну что, паря, лучше стало? – вопрошает волхв, присев на краешек постели. – Тело побеждает хворь?

– Да вроде…

Волхв бережно щупает повязку на руке. Она оказалась влажной, в желто-зеленых разводах.

– Гм, и вправду работает, смотри-ка, – довольно говорит волхв, кончики пальцев волхва показались Йошту горячими. – Повезло, что у меня отвар супротив яду аспида сохранился. Гады редко жалят наших, да и мало их в наших краях. Все больше прячутся от солнца палящего и стараются держаться подальше от глаз людских.

– А почему же тогда она напала на меня?

– Ну а что ж ей оставалось? Ты для нее угроза, вот она и бросилась на тебя.

– Дык я ей ничего дурного-то и не сделал.

– Ты что же, змей никогда не видывал? Нравов их не знаешь?

– Пару раз, издалека… У нас боятся их как огня.

– А чего их бояться? Просто так не укусят.

– Так и не укусят, как же! – буркнул Йошт, поглаживая ужаленную змеей руку. Боль при нажатии все еще ощутима.

– Напугал ты ее сильно, потревожил, вот она и саданула тебя. А змеюка-то матерая попалась, яду больно много прыснула, видать, детенышей совсем недавно выходила. У них всегда так, а то как же потомство оборонить? Как кличут тебя и откуда ты?

– Говорил уже – Йоштом меня кличут, из венедов я, из Карпени.

– Во как! А что же тебя так далеко занесло-то? Никак странник?

– Да не странник я, – недовольно буркнул Йошт. – Я с караваном шел купеческим. Вот отстал малость из-за этой проклятой змеюки.

– С караваном, значит, шел. Гм, никак помощничком купца аль погонщиком?

– Да нет же, я вольного найма в охране шел.

– Никак воин? Вот те раз! – подивился волхв, окидывая острым взглядом Йошта. Тело худое, руки в кости тонкие. – Да уж… Мельчает нынешнее племя воев, мельчает. Дружиннички…

Йошт заскрипел зубами. «Конечно, воин из меня… одно название, – горько подумал рыжеволосый венед, – знаю, что не держал в руках ничего тяжелее охотничьего ножа».

Однако слова волхва больно кольнули. А Веслав сидит и с улыбкой на устах смотрит на прихворавшего гостя. Явно насмехается…

– Гм, а почему? Изгнали, поди, с дружины-то?

– Я отстал! – раздраженно бросил венед.

– Ого! Как же так? Ну и дисциплина нынче у воев, смех один…

Йошту не смешно.

– Мы остановились возле града, ну того, что совсем недалеко отсюда. Большой град, красивый, не видел таких никогда. Вот и решил пробраться да на жизнь града посмотреть. Хотя и наказывал старший из дружины не ходить за стены града, а ослушников велел сразу же высечь при всей дружине. А кто во хмелю будет пойман, так того и вовсе взашей погонят.

– И что же ты, не побоялся наказа воеводы?

– Я-то думал – лишь глазком одним гляну и назад. – Йошт тяжело вздохнул. – Да только в граде заплутал и не поспел к утру. Когда выбрался, на месте, где вчера стояли, только костры и тлеют.

– Ну как тебе наш град, понравился?

– Угу, большой, красивый и людей много.

В горнице за дверью послышался щебечущий девичий голосок. Дверь отворилась и в комнату вошла девушка, Йошт с удивлением признал молодуху, которой строил глазки у колодца.

– Чуть лбами… не стукаются. – Голос Йошта дрогнул при виде молодой красавицы. Та поклонилась волхву, волхв ответил кивком, подошла к столу и поставила миску со щами на стол. По комнате разливается вкусный запах. Девушка пододвинула к середине длинное блюдо с хлебом, накрытое белым полотенцем, отодвинула краешек, оголилась золотистая корочка. Девчачьи глазки смеются, стреляют. Волхв перехватил ее взгляд, улыбнулся:

– Это дочь моя, Горяной кличут. – Волхв кивнул в сторону молодой девушки, та вновь поклонилась, щечки еще больше порозовели, потом добавляет серьезным голосом: – А людей и вправду сейчас много. Разные народы приходят в наши края. И нашего роду, славянского, и чужеземцы, города да веси растут как грибы после дождичка, крепчает земля славянская, торг с ромеями идет бойкий. Богам такое любо. Только одна беда – орды степняцкие… Нет покоя от них, хоть и князь наш позорный мир держит с ними, а веси да гонтища стонут от поборов. Купцов разоряют. Но от добра добра не ищут, и на это воля богов. Настанет время – окрепнем и их обуздаем. И веси да поля пожженные и потоптанные вновь отстроим, не впервой народу русскому. Да… А что же ты земли покинул родные да в охранники подался, иль не мил стал тебе родимый край?

Йошт смутился, слова с трудом приходят на язык. Кажется, и это приметил старый волхв, рот ползет до ушей…

– Я мечтал воином стать, да и тятька так хотел. Случая долго ждал, да вот подвернулся – прознал, что в соседнем поселении караван купеческий остановился, мужиков крепких собирают в наем. И за службу златом платят щедро. Ну вот я и бегом туда.

Йошт смотрит в сторону миски, в которую Горяна заботливо крошит хлеб, рот наполняется слюной. Волхв улыбается, в глазах по-прежнему резвятся огоньки.

– Ты вот что, двигайся поближе да щей отведай. Тебе сил надо набраться, чтоб хворь быстрее отступила, – говорит волхв и протягивает миску со щами Йошту.

Йошт приподнялся и пододвинулся ближе. Вдруг он густо покраснел, опустил голову. Пытается встать, пыхтит, но руки от слабости подламываются.

– Ты чего это, Йошт из Карпени?

– Дык я это… мне надо… ну, выйти надо мне… – стесненно говорит Йошт, косится то на волхва, то на девушку.

– А-а-а, по нужде, что ль?

– Угу.

– Ну так ты слаб еще вставать-то. Эй, Горянушка, принеси-ка из предбанничка ведерко!

Девушка быстро исчезла за дверью. Через минуту обернулась с деревянным ведром, железные обручи туго обхватывают у дна и края деревянные полоски. Поставила возле Йошта, а сама не уходит. Йошт пододвинулся к краю, остановился, покраснел еще сильнее.

– Я так не могу…

– Никак, стесняешься? – удивляется волхв. – Гм, чего так, дело-то житейское… Ну ладно, Горяна, милая, выйди. Пусть наш гость дела свои сделает. Я тебя кликну.

Горяна хихикнула и, мотнув длинной русой косой, скрылась за дверью. Однако Йошт сидит по-прежнему, изредка косится в сторону волхва. Тот закряхтел, поднялся.

– Ну и я тебе не буду мешать, – сказал волхв и направился к окошку. Руки заложил за спину, смотрит вдаль, насвистывает какую-то веселую мелодию.

В горнице раздался звук падающей струи. Волхв уже закончил насвистывать, а Йошт все еще опорожняет мочевой пузырь. Комнату наполняет острый запах.

– Хех, ну и долго ж ты терпел, паря, мог бы и раньше попросить.

Наконец Йошт закончил, покряхтел, задвинул ведро подальше под кровать и зарылся в мягкое пуховое одеяло.

Волхв оторвался от окна и опять устраивается на краешек кровати.

– Горянушка, милаша, зайди, забери.

В горницу вошла Горяна и направляется к кровати. Йошт вновь смущается.

– Не надо… я сам… – сдавленно говорит девушке Йошт, глаза прячет.

– Да ничего страшного. Не надломлюсь, – мягким голоском ответила девушка, ловко подхватила ведро и выпорхнула из комнаты. И Йошту почему-то не захотелось спорить, он лишь смотрит ей вслед, горячая кровь прилила в голову, да так, что пошла кругом, а сердце сильнее забилось.

– И что же, так сразу и взяли тебя? – спрашивает волхв, протягивает Йошту глиняную миску со щами.

Йошт сбросил сладостное оцепенение, неуверенно отвечает:

– Напросился… – Принимает из рук миску и тут же принимается хлебать щи.

– Или схитрил?

– Напросился, – настойчиво буркнул в ответ Йошт, перестал жевать, отвернулся к стене.

– Ну и молодец! – растянул рот в улыбке волхв. – Недаром говорят, смелым да упорным и вода морская по колено, и горы всего-то по грудь станутся. Ладно, ты ешь, не спеши, набирайся сил. Если чего, кликни меня аль Горяну. Я тут неподалеку буду. А завтра и встать уже сможешь.

Волхв у самого порога развернулся и посмотрел на Йошта, тот торопливо хлебает щи, набивает рот вкусным хлебом. Однако кожа на лице все еще бледная, болезненная, будто из воска, кости черепа выпирают, под глазами чернеют круги. Веслав добавляет тихим голосом:

– Да, сильно змеюка тебя. Видно, отощал за дорогу дальнюю, ослаб. Эх… тоже мне – воин! Ну, эт ничего, главное, что оттуда вытащили. А остальное приложится. Ты только не вставай! Рано тебе еще на ноги.

Йошт от обидных слов волхва чуть не подавился, больно прикусил язык. Но, видно, и вправду слаб он для воина, что даже дорога кажется тяжкой, не до махания мечом. Йошт горестно вздохнул, даже аппетит пропал. Он поставил миску с недоеденными щами на пол, устроился поудобнее, глаза бездумно уставились в потолок.

11

Рыжеволосый венед, невзирая на наставления волхва, покинул мягкую перину уже к вечеру и теперь стоит голый по пояс возле волхвовского сруба. Легкие жадно хватают прохладный вечерний воздух, лицо обдувает ласковый ветерок. Йошт довольно улыбается, чувствует, как с каждым вздохом будто силой наливается, смотрит вдаль. В заходящем солнечном свете соломенные крыши глинобитных изб кажутся полыхающими огнем, яблони будто в снегу – белизна цветов ласкает взгляд. Ветерок гуляет сквозь листву, иногда срывает несколько цветов-снежинок, подхватывает, бросает вверх, потом отпускает, те, переливаясь самоцветами, медленно опускаются на землю.

Йошт улыбнулся, зажмурился от удовольствия. Чуть поодаль колыхается золотое море – колосья пшеницы пляшут, хороводят с ветерком. Над ними рассекают воздух птицы, подпевают разноголосой трелью.

Взгляд рыжеволосого карпенца скользнул вдоль сельской дороги. Три человеческие фигуры барахтаются в пыли, рядом беснуются собаки, захлебываются лаем. Брови венеда поползли к переносице: что там такое? Какие-то оборванцы и собаки за ними сворой бегут, одна уцепилась в ногу, мотает мордой в разные стороны – не будь штанины, разорвала бы человеческую плоть в клочья.

Йошт внимательно всматривается в чужаков. Может, он и не разбирается в людях, но это явно разбойники. Совсем обнаглели, раздраженно подумал венед, средь бела дня! Правду говорит дядя Веслав: коль страх потерял – считай, ума лишился. Но они безоружны, может с соседнего гонтища, ищут кого?..

Йошт вздрогнул, побледнел. Вспомнил про рощу и гуннов. Это за ним приходили. Он согнулся – отсюда не приметят – и со скоростью ветра влетел в сруб волхва. Дверь плотно прижалась к краю, проскрипел давно несмазанный засов. Сквозь доски слышно, как часто бухает сердце.

12

Дверь в жилище волхва с силой распахнулась, бухнулась о стену, едва не слетела с петель, с потолка посыпалась труха.

Йошт испуганно подскочил с кровати, будто ужаленный, брякнулся на пол, очумело смотрит по сторонам. Волхв ойкнул, схватился за сердце. На пороге стоит, широко расставив ноги, Борята, довольно улыбается.

– Здрав будь еще раз, дядя Веслав, – весело пророкотал Борята, в руке упитанный заяц. – Вот, поймал косого в лесочке.

– Тихо ты! – шикнул на Боряту волхв. – Чего вламываешься, аки медведь в малинник, людей понапрасну будишь?

– Ну, так я, это… – неуверенно говорит Борята, переминается с ноги на ногу, протягивает за уши добычу. – Вот. Попался в силки. Это я тебе его принес, дядя Веслав.

– Не мне, Борята, а богам.

– Ну богам так богам. А ты что же, даже кусочка себе не оставишь? Заяц-то добрый, жирный.

– И богам требу справим, и себе возьму, и тебе останется, и Йошта, гостя нашего, угостим. Всем хватит.

– Он, конечно, упитан, но если на всех разделить, его даже на один зуб не хватит.

– Дело не в том, хватит или нет, главное – внимание и забота. Я тебе сколько раз говаривал? На этом любовь держится, а любовь и есть искра, заложенная Родом в каждом из нас. Или забыл уже?

– Да помню я, дядя Веслав, помню, – вздохнул Борята, виновато опустил голову.

Глаза волхва скользнули по фигуре анта, остановились на перемотанной чумазой тряпицей руке. Из-под рваного лоскута виднеется уже пожелтевший листочек подорожника.

– Что с рукой, Борятушко? – спросил Веслав. – Никак опять в кузнице трудился без усердия и внимания?

Борята спешно убрал пораненную кисть, мнется, с трудом подбирая слова, сбивчиво говорит:

– Я… это… ну в кузне ожегся… неловко как-то вышло…

– Ловко, неловко… Ты, Борятушко, с усердием трудись, за дело семейное радей, ведь твой тятька, Вакора, – лучший в округе кузнец! Да и брат твой тоже умелец. А вот ты…

– Дядя Веслав, ну вы ж знаете – не мое энто… Мне бы зверя бить в лесах, птицу какую… – ант кивнул на пойманного зайца. – Вон добыча-то добрая ко мне идет, значит, любят меня звери-то. А что железки-то тягать?

– Любо, что зверье тебя любит, но все же… – волхв вдруг посерьезнел. – В общем, хватит дурковать, Борятушко, берись за дело семейное, да всю любовь и старание туда, в работу…

Борята насупился еще сильнее, головы не поднимает, лишь смотрит на мудрого волхва исподлобья. Волхв наконец улыбнулся, проговорил мягким голосом:

– Ну будет-будет, не серчай на старика, я дело говорю. А руке твоей поможем! Была где-то мазь у меня – назавтра же боль отступит, да и ожог рассосется!

Веслав с тушкой зайца в руке исчез в соседней комнатушке, там заскрипели половицы, зазвенели какие-то горшочки, в нос ударил пряный запах трав.

Борята покосился на скрывшегося в полутьме комнатушки волхва и шагнул к Йошту, глядит на венеда грозно, исподлобья.

– Так, значит, ты у нас тать? – сквозь зубы спросил ант, глаза зло сверкнули, руки сжаты в кулаки. – Ну говори, что у людей утянул? А то я тебя щас так отделаю – и не посмотрю, что ты хворый!

Огорошенный Йошт отступил на шаг, смотрит на внезапно переменившегося в лице Боряту с широко раскрытыми глазами.

– Я… я… ты чего? Я никакой не тать! – в ответ промямлил венед. – Ты, это… напраслина это все…

– Никакая не напраслина! Я видел тех, кто за тобой приходил! Даже вот. – Борята вытянул вперед обожженную углями руку. – Удалось познакомиться с ними. Ну, говори, рыжий чертяка, что у кого утащил? Иначе отдубасю тебя и выброшу за околицу!

Ант сделал еще шаг к венеду, тот неловко пятится, еще чуть – и упрется в стену. Гнев нарастает у Боряты, кулаки сжались до белых косточек. Такими огреет – точно молотом, боязливо отметил Йошт.

– Говори, они за тобой приходили? Ты от них бежал к нам? Говори, а то зашибу!

Борята размахивается, еще мгновение – и кулак сына кузнеца двинет в челюсть.

Йошт зажмурился и выпалил скороговоркой:

– Да, это от них я бежал! Они меня преследовали, но не потому что я стащил чего! А потому, что я видел такое… что лучше б и в век никому не видеть!

Борята остановился, голубые озера-глаза удивленно уставились на карпенца.

– Чего это ты такого видел, что за тобой следом наемный люд бросился? Никак опять врешь!?

Ант насупился, схватил рыжеволосого хитреца за грудки, рука вновь стала описывать полукруг – еще мгновение и Йошт ощутит кулачище кузнеца-подмастерья.

– Да говорю тебе – видел… как они издевались над ребенком с мамкой… – вновь скороговоркой выстрелил венед. – Там, в лесу, откуда я пришел… там до сих пор… убитые…

Йошт осекся. Борята опустил занесенный для удара кулак, глаза с еще большим удивлением вперились в карпенца. Тот опустил голову, смотрит под ноги.

– Чего? – ошарашенно пробормотал ант. – Какие убитые? Ну же, Йошт, говори, что видел-то?

Венед тяжело вздохнул, уставился куда-то в сторону, упавшим голосом промолвил:

– Убитые… точнее, убитая там женщина лежит. Мать мальца… В том лесу степняки какие-то орудовали, издевались над юнцом малолетним и его матерью. Мать зарубили, хотели кончить и детенка. Но… я вмешался, бросился на душегубов, кому-то въехал крепко… Вот за мной и погнались.

– Ты?! Бросился на кучу гуннов?! И не убоялся? – Борята недоверчиво смерил взглядом венеда, поморщился. – Что-то с трудом верится…

– Я и сам бы не поверил, кто бы мне сказал, – развел руки в стороны Йошт. – Но я здесь, и они меня ищут…

Теперь Борята стоит перед Йоштом огорошенный, в глазах отражаются смешанные чувства белоголового здоровяка. Наконец он хмыкнул и сказал:

– Так надо рассказать все старшим! – сказал Борята и направился к выходу. – Пойдем, покажешь, где место это чертово.

– Ты чего, белены объелся?! Там же теперь столько набежало всяких – вмиг сцапают нас! – спешно бросил Йошт, рука ухватила друга за рукав.

– Никак боишься?

– Боюсь…

Борята задумчиво уставился в пол, рука принялась чесать затылок.

– Так что же теперь делать, как быть? Но рассказать старшим все одно нужно.

– Не знаю, Бор… Может, пронесет?

– Ты совсем дурак? Я их видел – они держать меч умеют с нужной стороны! Потому рассказать тебе все придется.

В это мгновение в комнату вошел волхв: насвистывает какую-то смешную мелодию, в руках бережно замотанный в тряпицу пучок трав и маленький глиняный горшочек. Он глянул на славян, подмигнул заговорщицки.

– А чего лица у вас хмурые, а? – весело спросил волхв. – Ты, Борятушко, не переживай, рану твою залечим!

Борята что-то буркнул в ответ, а сам покосился на Йошта, тот спешно отводит глаза.

Волхв принялся врачевать рану анта – проворно размотал тряпицу, умелые пальцы осторожно освободили ожог от подорожного листа, тот слипся сукровицей к ранке и отставать не хотел, пришлось дернуть. Борята ойкнул, волхв тут же подул на начавшую кровоточить ранку, следом обмазал ее какой-то пахучей мазью, приложил несколько лепестков и замотал свежей тряпицей.

– Ну вот и все, – весело проговорил Веслав, отставляя в стороны травы и мазь. – Пару деньков не снимай. Руку не мочи. Потом заглянешь ко мне.

– Благодарствую, дядя Веслав…

– Это я тебя за зайца должен благодарить. Хворый, а ушастого притащил бедному старику. За это честь и хвала тебе, Борятушко. – Волхв улыбнулся, подхватил добычу, поднял за уши, с деловитым прищуром рассматривает, довольно цокает, косой испуганными глазами смотрит на волхва, дергает передними лапами. – И вправду хорош. Как думаешь, Йошт из Карпени, хватит нам его по кусочку отведать?

– Ну, даже не знаю… – сбивчиво отвечает Йошт. – Он, конечно, крупняк, но… Борята прав – на всех не хватит.

Волхв задумчиво смотрит на зайца, поглаживает бороду, губы шлепают, будто волхв бормочет что-то, наконец он окинул всех взором и торжественно проговорил:

– Верно, на всех не хватит. Значит, вы оба останетесь без угощения!

Борята поскреб затылок, Йошт хихикнул. Волхв Веслав смотрит на них строго, потом засмеялся звонко.

– Шутка! На-ка, Борятушко, возьми его и вместе с Горяной приготовьте его.

Борята враз повеселел, заулыбался, едва не замурлыкал от удовольствия.

– Да я мигом… – сказал весело Борята и тут же исчез за дверью, громко простучали сапоги по крыльцу.

– Только смотри, никого не обдели! – бросил вслед волхв, потом махнул рукой, улыбается.

Йошт улыбнулся, кивнул в сторону распахнутой двери:

– Странный он какой-то. Так – чурбан чурбаном – молчаливый, почти всегда хмурый, а когда слышит имя Горяны, так сразу в лице меняется, смеется, задорится, смотришь на него – вот прямо щас бы в пляс и пустился. Как безумный какой… Прям как ворожба какая-то. Что это с ним?

– А чувства и есть ворожба – самая сильная! – отозвался загадочным голосом волхв, смотрит куда-то в потолок. – Они и заставляют его сердце радоваться, смеяться и бахвалиться.

– А что это оно, дядя Веслав? Хворь какая?

– Да ты что, какая хворь?! – враз стал серьезным волхв, взор вновь стал тверже камня, будто и не волхв вовсе, а не знающий страха воин. – Это дар, дар богов наших! Они и сами нас в любви творили, и сейчас мы – их любимые дети!

– Ого! Получается, что человек, который, ну это… любит – он бог?

– Ну что-то вроде.

– Выходит, и Борята – бог? – глаза Йошта круглые как блюдца. – Ерунда какая-то…

– Ну не совсем, конечно, прям бог, – засмеялся волхв. – Чтоб богом стать, просто любить мало.

– Ну тогда он полубог. – Йошт сам себе ухмыльнулся. – Нет, тоже напраслина…

– Смешной ты, Йошт из Карпени. Люди – это дети богов, но только смертные, а значит, мы все полубоги!

– А почему мы тогда не можем и половину того, что могут боги?

– Почему не можем? Можем!

– А что мы можем? Мы дождь вызывать не можем, жить без хвори не можем и трудиться перестать тоже не можем, верно?

– Нет, не можем – потому что все, что ты перечислил, – законы богов, покон! Мы не вправе их отменить, да и зачем? Они были созданы для нас и не зря все, что нас окружает, от песчинки, до бескрайних океанов и гор до небес, называется природа – все и всё при Роде. Смекаешь?

– Ну, вроде…

– А вот про труд – все правильно, человек не может не трудиться, ибо и боги трудятся не покладая рук. И мы должны, просто обязаны трудиться, иначе сгинем в небытие – это тоже Закон. Кстати, ты, я смотрю, уже почти оправился, а значит, ты готов к последнему лекарству, равных которому нет!

– Это что еще за чудо-снадобье? Что-то худшее, чем настои на травах? Уф, до сих пор тошнота стоит у горла…

– Это много лучше настоев, трав и мазей, – волхв лукаво смотрит на Йошта. – Это труд, Йошт из Карпени, простой человеческий труд. Видишь за окошком огородик – надобно привести в порядок, взрыхлить, освежить землицу у корней растений, они как раз силой наливаются. Без помощника не обойдусь. Пособишь старику?

Йошт смотрит в окно, и лицо его сереет – маленький огородик на деле скорее поле, расстилается почти до виднокрая. Бросил полный жалости взгляд на волхва, но тот непреклонен, лишь стоит и тянет рот в улыбке.

– Это твое орудие, – Веслав кивает на заготовленные уже бадью с водой, потом на мотыгу в углу у двери.

Йошт нехотя глянул на тяпку, недовольно наморщил лоб, отвернулся к стене.

– Тоже мне орудие, – недовольно буркнул Йошт.

– А то как же? Орудие труда – не всегда хуже меча, копья, стрелы аль топора. Оно создает, а меч и стрела только защищают. А создать всегда намного труднее, убедись и ты в этом.

– По мне так лучше меч в руках держать, чем эту закорюку, – Йошт скользнул взглядом в сторону повешенного на стене длинного меча волхва с красивой, резной ручкой из золота. – Меч – вот орудие труда мужчины!

– Для меча время всегда найдется. Вернее, оно само нас найдет, – уже серьезно говорит волхв, худым мозолистым пальцем указывает на мотыгу. – А вот для этого мы сами должны находить время. Если ты не можешь создать, тогда не сможешь и защитить созданное. Просто потому, что нечего будет защищать. Ладно, хватит разговоров! Солнце уже высоко, а ты все еще перину давишь, – отрезал волхв и вышел на улицу.

Йошт что-то побурчал, нехотя поднялся и с недовольной миной принялся мыться – фыркает, расплескивает по горнице воду, хмуро косится в угол, где пристроилась мотыга.