Текст книги "Фидель Кастро"

«Когда Фидель встретил Нати в начале 1950–х, она казалась кинозвездой, которую боги искупали в оливковом масле, как Аву Гарднер и Риту Хейворт. У нее были большие зеленые глаза, прекрасный рот и волосы цвета воронова крыла. Она была сиреной, которую растили для хорошего замужества»[88]88
  75 лет одиночества // Онлайн–журнал «Супермен.ру». 2003. 7 августа.


[Закрыть], – писала биограф семьи Ревуэльта Уэнди Джимбел.

Молодая и не менее страстная, чем Фидель, Нати была замужем за старым и уважаемым столичным кардиологом, на прием к которому ходили сливки «гаванского общества». Без ее участия не обходилось ни одно сколь–нибудь значимое светское мероприятие в Гаване. Услышав впервые пламенную речь Фиделя на одном из митингов, Нати Ревуэльта не могла не поддаться его магнетизму. Однажды товарищи по партии попросили Нати спрятать Фиделя на время в ее квартире, когда врач находился на дежурстве. Ключи от элитной квартиры в самом престижном гаванском районе Ведадо Натидад передала Фиделю в конверте, пропитанном ароматом дорогих духов «Шанель». Так начался роман пылкой красавицы и революционного романтика. Для Фиделя Кастро он стал своего рода продолжением его второй, скрытой от чужих глаз, жизни: встречи любовников проходили втайне от всех. Одна из подруг Нати позже вспоминала: «Как только любящая женщина появилась в вестибюле и молодые люди взглянули друг на друга, они, словно пораженные ударом молнии, ослепли и оглохли, сфокусировав весь мир друг на друге. К тому же эта связь для нее ассоциировалась с началом политической деятельности, увлекающей и мятежной, как сама молодость. А он стоял перед красивым храмом и жаждал в него войти»[89]89
  Гавриков Ю. В объятиях диктатора // Новое дело, http://novdelo.ru/ smi_article.php?id=2829


[Закрыть].

Нати Ревуэльта стала играть важную роль не только в личной жизни Фиделя, но и в подготовке молодых патриотов к вооруженному выступлению. Энтузиазм, горячность, активность Нати, не порывавшей с аристократическими кругами, но искренне помогавшей революционерам, не могли не прийтись по душе будущему лидеру революции. Нати Ревуэльта была так влюблена в Кастро, что продала свои фамильные драгоценности и подарки мужа, чтобы «поучаствовать деньгами» в тайной деятельности молодых революционеров.

А деньги будущие повстанцы были вынуждены собирать, что называется, «с миру по нитке». За четырнадцать месяцев в ряды революционной организации вступили 1 200 человек. Было создано около 150 боевых и мобильных ячеек.

В своей речи на суде, известной под названием «История меня оправдает», Фидель рассказал: «Мы собрали свои средства лишь благодаря беспримерным лишениям. Например, юноша Эльпидио Coca продал свою должность и однажды явился ко мне с 300 песо, как он сказал, „для нашего дела“.

Фернандо Ченард продал аппаратуру из своей фотостудии, в которой он зарабатывал себе на жизнь. Педро Марреро отдал на подготовку восстания свое жалованье в течение многих месяцев, и пришлось строго ему приказать, чтобы он не продал также свою мебель. Оскар Алькальде продал свою лабораторию фармацевтических товаров. Хесус Монтане отдал деньги, которые он копил более пяти лет. Так поступили многие другие»[90]90
  Героическая эпопея: От Монкады до Плайя–Хирон. С. 73.


[Закрыть].

С большим трудом революционеры собрали смехотворную по тем временам сумму, чтобы «делать революцию», – около 20 тысяч песо. На эти деньги можно было вооружить лишь чуть более полутора сотен бойцов, и то не профессиональным оружием, а охотничьим, малокалиберными винтовками, которые продавались свободно в оружейных магазинах. К тому же на руку повстанцам было то, что такое оружие продавалось без регистрации имен покупателей.

В 1999 году Фидель под смех и аплодисменты участников I Международного конгресса по культуре и развитию, проходившего в гаванском Дворце съездов, рассказывал о тех годах с присущей ему иронией: «Нам выпало приобрести революционное сознание, когда уже были самолеты, танки, пушки, средства связи и многое другое, о чем в то время не было даже представления; но поскольку мы верили в определенные принципы и исходили из определенной традиции, мы разработали идею вооруженной борьбы, ее стратегию и тактику. Русские, советские не имели к этому никакого отношения – никто; как никто не поставлял нам никакого оружия, не давал нам ни гроша. Только потом в этом полушарии возникли революционные движения, располагавшие десятками миллионов долларов. Однажды я подсчитал, во сколько обошлись Монкада, „Гранма“ и война в Сьерра–Маэстра, и, возможно, я не ошибусь, если в сумме все это даст 300 тысяч долларов. Так что можно записать еще этот пункт в нашу пользу и сказать, что мы совершили самую дешевую в мире революцию»[91]91
  http://www.cuba.cu/gobierno/discursos/1999/rus/f110699r.html


[Закрыть].

К тому же, как выяснилось позже, на суде, эти охотничьи ружья и винтовки были приобретены в кредит и рассрочку через проверенных лиц. Фидель, сам выбиравший для бойцов ружья, отдал предпочтение бельгийским охотничьим ружьям 12–го калибра и американским легким полуавтоматическим, но эффективным в ближнем бою винтовкам 22–го калибра «М–1 спрингфилд». На вооружении в отряде был лишь один автомат 45–го калибра «томпсон», который Фидель считал лучшим оружием для обороны позиций.

Фидель начал разрабатывать операцию по захвату крепости Монкада. Но, поскольку на собранные деньги можно было приобрести не более 150—160 единиц оружия, штурмовать крепость могли только примерно полторы сотни бойцов, а не весь отряд. Те, кто оставались «за бортом», должны были быть в боевой готовности, чтобы присоединиться к отряду после того, как в руки бойцов попадет оружие правительственной армии.

Но еще нужно было решить проблему экипировки. И Фидель придумал гениальный ход. Памятуя о том, какой эффект произвел заговор сержантов 1933 года и как стремительно он произошел, Фидель распорядился раздобыть или пошить для штурмовиков армейскую форму непременно с погонами сержантов батистовской армии. Он знал, что военные, особенно младший армейский состав, часто, почти задаром, продают запасные комплекты формы крестьянам в период сезонных работ. Благодаря солдату, внедренному в гаванскую казарму Колумбия, было приобретено около 100 комплектов армейской формы.

Остальные комплекты были изготовлены из типовой армейской ткани группой женщин–революционерок. Таким образом, все члены отряда превратились в «сержантов» ба–тистовской армии. Революционеры, многие из которых до штурма не знали лично друг друга, должны были распознавать своих в бою по типу оружия, а главное, по обуви – неармейской.

Теперь предстояло найти перевалочный пункт – место в окрестностях Сантьяго, куда накануне штурма должны были прибыть небольшие отряды бойцов. И тут пригодился Ренато Гетарта, единственный из бойцов житель Сантьяго и один из четырех человек, вместе с Фиделем, Абелем Санта–мария и Хесусом Монтане, знавший конечную цель штурма. Гетарта досконально знал Сантьяго и его окрестности. Он понимал, что для сбора штурмовиков необходим объект, находящийся в отдалении от дорог и скрытый от посторонних глаз. (То, что в отряде был только один человек из Сантьяго, который мог ориентироваться на местности, сыграет отрицательную роль во время атаки.)

Ренато нашел неподалеку от Сантьяго небольшую ферму «Сибоней», которая сдавалась в аренду. Роль новой «хозяйки фермы» должна была играть Айде Сантамария, сестра Абеля, которой, по легенде, надоело жить в городе, и она решила переехать в сельскую местность и разводить в

«Сибонее» кур. На территории фермы очень пригодился пустой глубокий колодец – его переделали под оружейный склад. Там даже оставалось место, где могли спрятаться несколько бойцов. Кроме того, на ферме был сооружен закрытый навес якобы для содержания клеток с живностью. На самом деле там планировалось поместить часть автомобилей, на которых бойцы должны были двинуться к крепости Монкада.

Штурм был намечен на 26 июля, на третий день ежегодного карнавала в провинции Ориенте. Организаторы операции не случайно выбрали именно этот день. Они знали, что во время карнавала в Сантьяго будут запускаться фейерверки, и никто, привыкнув к пальбе, не будет обращать особого внимания на канонаду и выстрелы. Кроме того, и солдаты, и офицеры в эти дни, как правило, получали увольнительную, расслаблялись, утрачивали бдительность. Наконец, участием в карнавале можно было объяснить приезд в Сантьяго такого большого количества молодых людей на машинах, чтобы повеселиться. Айде Сантамария как бы невзначай упомянула в беседе с местными жителями, что к ней приедут «развеяться» друзья из Гаваны. В дни карнавала снять номер в приличном отеле Сантьяго было большой проблемой, и гаванцы нередко снимали комнаты и дома у местных жителей. Айде Сантамария, без лишних вопросов и не вызвав подозрений, купила в местной лавке двадцать матрасов, на которых могли «переночевать гости».

Самой сложной проблемой было доставить на ферму оружие. Везти его с собой в машинах по дорогам, где было много полицейских, было рискованно. Поэтому решили доставлять винтовки на «Сибоней» заранее, небольшими партиями.

Сбор всех групп был назначен на вечер 25 июля. 165 участников штурма должны были приехать на ферму «Сибо–ней» на машинах. Некоторым командирам «ячеек» приказали взять машины напрокат не в Сантьяго, а в столице «покататься» на них по улицам Гаваны, чтобы проверить, нет ли слежки, и в случае чего сбить с толку противника. Для каждой ячейки было назначено свое время прибытия на ферму. Большинство повстанцев остановились в квартирах жителей в Сантьяго.

Фидель выехал из Гаваны в Сантьяго в ночь на 25 июля. Ему предстояло преодолеть с водителем около тысячи километров. По пути он заехал в магазин оптики, где приобрел очки. Уже тогда Фидель страдал близорукостью и взял запасные, на случай, если первые потеряет или повредит в бою. Когда вечером 25 июля на ферме «Сибоней» собрались все группы, Фидель и Абель Сантамария обнародовали план операции и «расписали» роли для всех участников штурма. Все было организовано так, чтобы исключить малейшую утечку информации. Даже родной брат Фиделя Рауль до последнего момента не знал, какой объект предстоит атаковать. Фидель посвятил участников операции в свои планы лишь за час до операции.

Но до этого часть бойцов была направлена Фиделем Кастро и Абелем Сантамария для захвата еще одной военной крепости – Баямо, находившейся в двухстах километрах от Сантьяго. Повстанцы рассчитали, что, когда поднимется тревога, первые войсковые подразделения направятся в Сантьяго не из столицы, а из провинции. Взятие Баямо было необходимо в стратегическом плане, для того чтобы повредить железнодорожный мост над рекой Кауто, в нескольких километрах к северу от этой крепости.

В итоге на ферме «Сибоней», помимо Фиделя, осталось еще 134 человека, включая двух женщин – Мельбу Эрнан–дес и Айде Сантамария, которые были взяты в отряд в качестве медсестер. Фидель Кастро объявил бойцам, что атака Монкады состоится в 5 утра, что это «дело рискованное и потому добровольное», а затем попросил тех, кто твердо решил идти за ним, сделать шаг вперед. На своем месте остались 11 человек.

Фидель разделил отряд на три штурмовые группы. Первая, которую возглавил он сам, насчитывала 90 человек. Именно на нее возлагался штурм самой крепости. Восемь человек, в том числе Хуан Альмейда, Хесус Монтане и Ре–нато Гитарта, должны были выдвинуться вперед и бесшумно разоружить часовых у ворот Монкады, затем пропустить внутрь основную колонну автомашин. Бойцам этой ударной группы предстояло стремительно ворваться в казарму и арестовать спавших солдат. У этой группы оказалось самое тяжелое задание: захватить штаб, из которого мог быть подан сигнал тревоги в Гавану.

Другая группа, численностью 24 человека, включая врача и двух медсестер, под руководством Абеля Сантамария должна была захватить здание госпиталя и вести в случае необходимости огонь по казарме с тыла, прикрывая отход основной группы. Сантамария должен был занять место командующего всем отрядом в случае гибели Фиделя.

Второй группе поддержки под руководством Рауля и состоявшей из десяти человек предстояло занять здание суда, установить на его чердаке автомат–пулемет и держать под контролем верхние этажи и крышу казармы. Фидель знал, что гарнизон крепости Монкада был вооружен полуавтоматическими винтовками М–1, автоматическими винтовками и пулеметами 30,06 и 50–го калибров и гранатометами. А на крыше казармы было установлено несколько зачехленных пулеметов.

В случае благополучного исхода операции Фидель Кастро и его ближайшие соратники собирались выступить по радио с обращением к кубинскому народу, призвать его к вооруженному восстанию против режима Батисты. А затем, забрав оружие из крепости, укрыться в горах Сьерра–Маэстра и продолжать борьбу.

Годы спустя после штурма Фидель подробно объяснил, что делали бы повстанцы в случае удачного начала операции: «Если бы мы взяли Монкаду, три тысячи единиц оружия было бы в наших руках. Все мы были „сержантами“. Одна прокламация „Восстание сержантов“ должна была повергнуть в хаос ряды наших врагов. Те, кто находились в тюрьме, должны были бы послать письма всем начальникам эскадронов о „новом восстании сержантов“, которое было на Кубе недавно, и эти сержанты смогли добиться многого.

Сразу же после этого мы бы идентифицировались и сказали бы, кто на самом деле взял Монкаду. Потом мы бы распространили оружие по городу, чтобы защититься в случае атаки с воздуха. Для них неважно, есть ли солдаты в крепости или нет. Мы планировали немедленно вынести все оружие из зданий, потому что первая контратака должна была быть с воздуха. Нас беспокоила главная дорога, по которой должны были пойти войска для контратаки. Поэтому наша вторая группа атаковала Баямо. Было необходимо перегородить мост через Кауто на Центральной дороге <…> После крепости мы бы оккупировали местное сельское радио. У нас были готовы все законы, призвание народа к массовой забастовке»[92]92
  Cien horas con Fidel, Conversaciones con Ignacio Ramonet, p. 189.


[Закрыть].

«Мы представляли собой всего лишь группу людей и не исходили из того, что сможем своими силами свергнуть батистовскую тиранию, нанести поражение армии, нет, – вспоминал Фидель события того рокового дня. – Однако мы полагали, что эта группа людей могла первыми взять в свои руки оружие и начать вооружать народ. Мы знали о том, что хотя группки людей не хватит для свержения режима, однако этого может быть достаточно для того, чтобы дать толчок к выходу громадной энергии народа, который безусловно был способен смести этот режим»[93]93
  Капто А. На перекрестках жизни. Приложение к «Социально–политическому журналу». М., 1996.


[Закрыть]. Позже Фидель говорил, что, если бы 26 июля 1953 года у него было еще 200 бойцов или хотя бы 20 ручных гранат, штурм Мон–кады мог бы завершиться победой.

Перед тем как выдвинуться к казармам, Фидель выступил с короткой речью: «Товарищи! Через несколько часов вы сможете оказаться победителями или побежденными, но знайте это, товарищи, как бы то ни было, наше движение победит! Если завтра мы победим, быстрее сбудутся чаяния Марти. Если этого не случится, наше выступление послужит для всего народа Кубы призывом подхватить знамя и идти вперед. Народ поддержит нас в Ориенте и по всему острову. Поколение столетия Марти! Как в 1868 и 1895 годах, здесь, в Ориенте, мы первыми провозглашаем: „Свобода или смерть!“»[94]94
  Заря над Островом свободы // Дуэль. 2003. 22 июля.


[Закрыть]

После этого к бойцам обратился Абель Сантамария, затем слово снова взял Фидель. Он попросил по возможности избегать убийств солдат и попытаться взять казармы, «нанеся внезапный удар». Каждому из бойцов был выдан стакан молока «на дорожку», и в 4 часа 45 минут они на 16 машинах, примерно по восемь человек в каждой, двинулись в центр города, к Монкаде. Фидель также учел и то, что Сантьяго находится на востоке Кубы и солнце там вставало примерно на полчаса раньше, чем в столице. Таким образом, в 5.15 утра, в то время когда должна была начаться сама операция и все солдаты еще спали, уже было достаточно светло, чтобы атаковать крепость.

Группа Фиделя Кастро разделилась на две части по 45 человек – основную и резервную. На 12 машинах они направились к Монкаде, в самое сердце Сантьяго. Фидель ехал во второй машине колонны, на расстоянии примерно ста метров от головного автомобиля. Вскоре первая машина выехала на прямую дорогу, ведущую к крепости, и потом свернула на обочину, что сделали и все остальные. Из первой машины быстро высадились семь бойцов, в том числе Рена–то Гитарта, чтобы снять охрану на посту. «Освободите дорогу, сейчас прибудет генерал!» – крикнул он. Опешившие солдаты беспрекословно отдали оружие «сержанту» и пошли в казарму.

Когда десант бойцов уже заходил в крепость, Фидель увидел примерно в 20 метрах от его машины патруль из двух солдат с автоматами Томпсона, которые приготовились стрелять в передовую группу.

Повстанцы, наблюдавшие за объектом во время подготовки к операции, никогда не видели, чтобы патруль появлялся на этом месте. Тем более не могли предположить, что он окажется здесь в столь ранний час. Как выяснилось позже, эти солдаты были дополнительно выделены для охраны казармы на время карнавала. Они приняли эту группу за заблудившихся гуляк. Но тут неожиданно раздался выстрел, который стал роковым и привел к провалу операции.

Вот как описывал эти события впоследствии сам Фидель: «Мне в голову мгновенно пришла мысль: нейтрализовать эту парочку, пока они не начали стрелять в наших товарищей, и завладеть их оружием. Когда я увидел, что солдаты целятся из автоматов в сторону поста, я быстро выбрался из машины, чтобы их схватить. Я шел за ними с ружьем в левой руке и с пистолетом в правой. Я был рядом с ними, за полуоткрытой дверью машины.

Солдаты и не увидели бы наши спрятанные машины, если бы не услышали шум от моей. Тогда они направили оружие в нашу сторону. Я, все еще оставаясь за полуоткрытой дверью, пригнулся. И все, кто был в салоне, тоже пригнулись. Потом нам наконец–то удалось их схватить.

Когда мы пытались нейтрализовать патруль, один наш товарищ выстрелил. Этот выстрел услышали в крепости и подняли сигнал тревоги. Тогда наша первая группа напала на пост. Началась перестрелка. Звуки выстрелов смешивались с сигналом тревоги. Все мои бойцы, как и было задумано по плану, проникли в крепость и взяли здание, достаточно большое, по архитектуре такое же, как и все остальные постройки в крепости. Но это был военный госпиталь, который наша группа не должна была брать по плану»[95]95
  Cien horas con Fidel, Conversaciones con Ignacio Ramonet, p. 171—172.


[Закрыть].

Резервная группа, почти все бойцы которой имели винтовки, а не легкое охотничье оружие, как аванград, из–за незнания гаванскими водителями местности, прозевала поворот, отклонилась от маршрута и заблудилась в незнакомом городе.

Впрочем, ситуация тогда еще была далеко не безнадежной. Группа Абеля Сантамария успела переместиться к баракам, примыкающим к казарме, захватив больницу. А группа, в которой находился Рауль, без единого выстрела захватила здание суда.

Позже, многократно анализируя ситуацию, Фидель Кастро поймет, что, составляя план операции, он и его товарищи не предусмотрели путей отступления, а самое главное, не продумали, что делать в «нештатной ситуации». Для них такой ситуацией стал невесть откуда появившийся патруль.

В результате началась стрельба, в казарме поднялась тревога, и бойцы лишились своего главного козыря – фактора внезапности. Сражение, которое должно было начаться внутри крепости, произошло за ее пределами. Правда, передовая группа проникла в крепость и успела захватить склад с оружием, а также взять в плен около 50 солдат. Но часовые на крыше уже расчехлили пулеметы и изготовились к стрельбе. В результате группа Абеля Сантамария, которая не должна была в эти минуты вступать в бой, была вынуждена «ввязаться в драку».

Вдобавок у передовой части отряда оборвалась связь как с группой Ренато Гитарта, захватившей пост, так и с отделением Абеля Сантамария. В этих и без того сложных условиях труднее пришлось именно «ячейке» Абеля. Они должны были всего лишь подстраховать бойцов Фиделя. Но именно этой малочисленной «группе огневой поддержки» пришлось «принять весь огонь на себя».

Случилось то, чего больше всего опасался Фидель. Их отряд представлял из себя несколько разрозненных групп, увязших в локальных стычках и к тому же потерявших связь друг с другом. Трагичнее всего складывалась ситуация у отряда Абеля Сантамария. Мало того что у этих бойцов не было достаточно патронов для затяжного боя, они оказались окружены. Группа Абеля специально открыла огонь по казарме с тем, чтобы отвлечь внимание военных от передовой группы, прикрыла ее отход и, как оказалось, пожертвовала собой. Двадцать бойцов во главе с Абелем Сантамария до тех пор, пока не закончились патроны, героически отбивали атаки нескольких сотен солдат. В результате большая часть отряда Абеля, так и не дождавшись ни поддержки, ни приказа к отступлению, попала в плен. Показателен тот факт, что избежать расправы этим ребятам всячески помогали пациенты госпиталя. Они даже дали им больничные халаты, а один из пациентов все–таки сумел спасти самого молодого члена отряда Рамона Ферреса, выдав его за своего внука.

Противники Кастро потом нередко говорили, что Фидель попросту забыл об Абеле Сантамария, который в плену, через несколько часов после захвата, принял мученическую смерть. Вообще критики Кастро часто делали упор на то, что любая яркая «звезда», появлявшаяся на революционном небосклоне рядом с Фиделем, сравнимая с ним по таланту и силе народной любви (Абель Сантамария, Че Гевара, Камило Сьенфуэгос), быстро «сгорала», погибая при до конца невыясненных обстоятельствах. Некоторые студенческие лидеры тоже обвинили Фиделя Кастро в «безответственности и трусости», но ему уже было все равно.

В бою блестяще проявила себя немногочисленная группа под руководством Рауля Кастро. Мало того что его бойцы успели захватить пленных, они разоружили патруль у здания суда и заперли его вместе с пленниками в одной из комнат этого учреждения. Фидель даже не догадывался, в какую сторону ушел его брат. Связь между ними на время была утеряна.

Перестрелка в казарме продолжалась почти два часа. Штурмующих Монкаду революционеров было в 15 раз меньше, чем ее защитников. Стало ясно, что вскоре в Сантьяго прибудут силы из Гаваны. Кроме того, из–за потери фактора внезапности потерпела неудачу операция в Баямо и бойцы, находившиеся там, не смогли захватить и взорвать железнодорожный мост.

«Можно было продолжать наступление, но мы бы ничего не добились, и жизни моих товарищей мне были важнее, – вспоминал Фидель. – Пришел момент, когда я дал команду отступать. Я находился посередине улицы, недалеко от КПП, у меня было ружье 12–го калибра, а на крыше одного из зданий стоял пулемет 50–го калибра, который мог заблокировать улицу. Мне пришлось взять его на себя, пока все уезжали на машинах. Каждый раз, когда я пытался подбежать и завладеть брошенным оружием, он стрелял.

Я не видел ни одного стоящего солдата. Я втиснулся в последнюю машину и, только оказавшись внутри, увидел нашего оставшегося бойца. Я выпрыгнул из машины и уступил ему место. И машина уехала.

Я остался совсем один, на середине улицы, один. Я стоял перед входом в крепость, и в этот момент мне была безразлична смерть. Вдруг откуда–то выскочила машина. Не представляю, как и почему эта машина направилась ко мне и забрала меня. Я никогда не спрашивал деталей моего спасения. Я хотел поговорить с этим человеком, который меня спас, но, как всегда, не хватало времени. К сожалению, он умер лет через десять после этого»[96]96
  Cien horas con Fidel, Conversaciones con Ignacio Ramonet, p. 173.


[Закрыть].

Этот человек, которого, как выяснилось позже, звали Сантана, продолжил череду чудесных спасений Кастро. Сантана отвез его на ферму «Сибоней». В колонне отступающих было три или четыре машины.

Фидель решил поехать в хорошо знакомое ему местечко Каней в провинции Ориенте. Там произошла одна из важнейших битв второй войны за независимость 1898 года, и он замыслил атаковать находившуюся там небольшую военную крепость. Но, увидев опустошенные глаза бойцов, шокированных провалом штурма Монкады, Фидель понял, что их сложно будет поднять еще на одну операцию. Фидель также понимал, что не может помочь людям, оставшимся в Баямо и в Монкаде, но не собирался складывать оружие. Он намеревался уйти в горы. Из 40 человек, которые в конечном итоге вернулись на ферму «Сибоней», на призыв Фиделя пойти с ним откликнулись только 19. Но тех, кто остался на ферме, вскоре захватили в плен и зверски замучили.

Утром 26 июля Батиста созвал экстренное совещание и устроил разнос своим генералам. Он приказал немедленно отправить в Сантьяго части спецназа и беспощадно подавить бунт: поймать всех мятежников, выяснить любыми способами, включая пытки, кто является организатором штурма крепости, сопротивляющихся казнить на месте и выдавать их за павших в бою. Более того, диктатор приказал убить по десять революционеров за каждого солдата своей армии, погибшего при защите Монкады, и представить кубинцам и миру мятежников как террористов, направивших свои акции против мирного населения. Когда на молодых революционеров пресса начала выливать «ушаты грязи», Фидель сказал: «Нас женили на лжи и заставляли все время жить с нею»[97]97
  Леонов Н. С, Бородаев В. А. Фидель Кастро. Политическая биография. С. 74.


[Закрыть].

Уже через несколько часов были зверски убиты захваченные в плен Абель Сантамария и почти все бойцы из его отряда. По счастливой случайности из отряда Абеля остались в живых лишь Айде Сантамария и Мельба Эрнандес. Правда, этим девушкам на допросе прижигали кожу сигарами. Еще живому Абелю выкололи глаза и преподнесли во время допроса его сестре, травмировав ее психику на долгие годы. Какой–то сержант принес глаз брата Айде и сказал: «Это глаз твоего брата, если ты не скажешь то, что он не захотел нам сказать, мы вырвем ему и второй». Айде, сильно любившая своего брата, мужественно ответила: «Если вы вырвали у него глаз и он вам ничего не сказал, я тем более не скажу вам ничего». Остается поражаться стойкости Айде, ведь в эти дни погиб не только ее брат, но и жених Борис де ла Колома. Когда солдаты сообщили Айде о гибели жениха, она невозмутимо ответила: «Он не мертв, потому что умереть за родину – значит жить!» (Сегодня все глазные больницы и клиники на Кубе носят имя Абеля Сантамария.) Когда мать Абеля и Айде возвращалась из тюрьмы Бониато, в автобус, в котором она ехала, сел убийца ее сына, один из самых кровожадных батистовских палачей Эулалио Гонсалес по прозвищу «Тигр». Узнав о том, что вместе с ним едет несчастная мать Абеля и Айде, он начал бахвалиться своими «подвигами»: «Да, я вырвал много глаз и буду продолжать делать это». Фиделя же этот случай лишь укрепил в ненависти к режиму Батисты: «Рыдания матери от этого трусливого оскорбления, которое нанес ей убийца ее сына, лучше, чем любые слова, свидетельствуют о невероятном моральном падении, которое переживает наша родина»[98]98
  Героическая эпопея: От Монкады до Плайя–Хирон. С. 80—81


[Закрыть].

Если в боях за Монкаду было убито всего шестеро повстанцев, то в следующие несколько дней каратели убили 55 человек. Казнили без суда и следствия. Им вводили в вены воздух, чтобы вызвать закупорку кровеносных сосудов, выпускали якобы на свободу, а затем стреляли в спину. Их закапывали по грудь в землю и использовали в качестве мишеней, сбрасывали с крыш высоких зданий, раненых волокли по лестницам, пока они не умирали. Вот свидетельство судебного патологоанатома, осматривавшего трупы повстанцев: «Все фиделисты были одеты в мундиры цвета желтоватого хаки, под которыми были рубашки и брюки. Все мундиры оказались целыми. Никаких следов пуль на них не обнаружено. На некоторых трупах мундиры были вывернуты наизнанку. Когда их раздели, то стала видна вся жестокость, садизм, жертвой которых они стали <… > У большого числа трупов голова была раздроблена автоматной очередью, выпущенной в упор. У многих были изуродованы половые органы. У других были выбиты зубы. У троих были вырваны глаза. Не было ни одного, кто бы не был подвергнут страшным пыткам, прежде чем быть приконченным»[99]99
  Леонов Н. С, Бородаев В. А. Фидель Кастро. Политическая биография. С. 75.


[Закрыть].

Фидель на суде представил ужасающую картину расправы над безоружными людьми: «Происходило истребление людей руками прекрасно вымуштрованных профессиональных убийц. Казарма Монкада превратилась в фабрику пыток и смерти, а некоторые недостойные люди превратили военный мундир в подобие передника мясника. Стены были забрызганы кровью, пули застревали в стенах вместе с кусками кожи, брызгами мозга, волосами, опаленными выстрелами в упор. Газон во дворе крепости был залит темной и липкой кровью. Руки убийц, которые вершат судьбами Кубы, начертали для пленных при входе в эту камеру смерти надпись, которая висит у входа в ад: „Оставь надежду всяк сюда входящий“»[100]100
  Героическая эпопея: От Монкады до Плайя–Хирон. С. 77.


[Закрыть].

Тогда же, 26 июля, Батиста узнал, кто является лидером повстанцев, и приказал уничтожить Фиделя на месте. Ходили слухи, что спецназовцы имели разрешение не просто казнить Фиделя, а перед убийством кастрировать его.

Покинув ферму, отряд Кастро направился на юг, якобы к побережью, чтобы сбить с толку пытавшихся проследить за незнакомцами. Затем повернул к горному массиву Гран–Пьедра. По пути им повстречалась убогая хижина, где жила старая негритянка, помнившая еще те времена, когда в XIX веке в горах провинции Ориенте сражались бойцы за независимость Кубы. В ее доме не оказалось ни крошки хлеба, но она подарила бойцам все сигареты, что хранила для себя, и дала в сопровождающие своего внука, который провел отряд на самую вершину Гран–Пьедра, находившуюся на высоте более тысячи метров над уровнем моря.

От идеи пересечь горный хребет и продолжить борьбу в провинции пришлось отказаться: военные взяли под контроль все дороги. Между тем состояние раненых бойцов, лишенных лекарств, ухудшалось. Фидель решил переправить шесть человек обратно в Сантьяго к доверенным людям, тем более что военные бросили все свои силы на поиски беглецов в горном массиве и не ожидали, что мятежники вернутся обратно по тому же пути, которым уходили. Оставшимся повстанцам пришлось передвигаться почти по вертикальному склону. Фидель единственный в группе имел альпинистские навыки, но даже ему было трудно. Однажды передохнуть им пришлось на таком крутом склоне, они привязались к деревьям, чтобы не свалиться вниз.

Шел четвертый день поисков группы Кастро. Военные уже расстреляли тех бойцов, которые не успели покинуть ферму «Сибоней», арестовали четверых раненых из шести, пробиравшихся в Сантьяго. Кардинал Кубы Артеага, узнав о жестоких расправах над безоружными и ранеными людьми, попросил военных прекратить казни повстанцев, но расправы не прекращались. По узким горным дорогам разъезжал на джипе архиепископ Сантьяго монсеньор Перес Серантес и в громкоговоритель призывал повстанцев сдаться под гарантии церкви о сохранении жизни.

Фидель предложил товарищам дойти до местечка Чивера, пересечь на лодке залив до другого берега и продвигаться в сторону самой большой в провинции горной гряды Сьерра–Маэстра. Кастро был уверен, что искать их в этом направлении не будут. Мог ли он в юности, занимаясь альпинизмом на горных склонах родной провинции Ориенте, представить, что всего через три с половиной года ему придется искать убежища именно в горах Сьерра–Маэстра?