Текст книги "Палата на солнечной стороне. Новые байки добрых психиатров"

Православный панк

Как много в оценке любого явления зависит от позиции наблюдателя! Это вам подтвердит любой квантовый механик шестого разряда, не говоря уже о кошке Шредингера – та от этих наблюдателей ни жива ни мертва ходит. Точнее, в ящике сидит. Собственно, и наша психиатрическая вотчина в этом плане вовсе не исключение. Взять то же обострение болезни: кто-то боится его до дрожи в коленках, комка в груди и слабости в членах и сфинктерах, кому-то оно параллельнее миров, что готовы в этом обострении приоткрыться, а кто-то ждет его не дождется.

Григорий был как раз из той, последней, категории. Граждан ожидающих. Причем с превеликим нетерпением и… предвкушением, что ли. Да, именно предвкушением: все-таки гипомания – это прекрасная в своей легкости, с флером безбашенности, пора. Какие там амфетамины, тю! Тут собственная биохимическая фабрика такой натюрпродукт творит, что хочется порхать по собственной квартире, подобно мотыльку-стахановцу из клининговой компании: генеральная уборка в таком состоянии – это просто творческий оргазм какой-то. Все блестит, все идеально чисто и аккуратно; злая энтропия потирает набитые сусала и отползает по ближайшей канализационной трубе, тихонечко ворча – дескать, ужо дождемся депрессивной противофазы, тогда за все и отыграемся!

Жаль только, квартирка маленькая – уборка слишком быстро заканчивается. И еще не дает покоя вопрос самоидентификации – кто же я? Не, ну ясен пень, что право имею, а не та дрожащая тварь, но кто конкретно? Что не Наполеон – это понятно: мода вышла, да и мировая закулиса не потерпит на мировой же геополитической арене столь крупных фигур. А главное – он же все же не совсем сошел с ума, чтобы столь явно привлекать к себе внимание отечественной психиатрии. А кто тогда? Для главзайца (©) восьмидесятого уровня ушами не вышел, да и несолидно это нынче – быть настолько толкиенутым. Хотя и до сих пор в тренде: повальный эльфинг в ролевых сообществах уступает по массовости разве что тотальному гоблингу в полиции. Но попугайствовать – это, знаете ли, моветон. Хочется чего-то уникального. А может… Точно!

Так и пришло к Григорию решение стать православным панком. Чтобы и патриотизм, и нонконформизм в одном флаконе, как у Смита и Вессона… Кандинского и Клерамбо? Проктора и Гэмбла? Тьфу ты, неважно, главное, что в одном и что свежо. А как может себя реализовать православный панк? Правильно, надраивая церковные туалеты, чтобы блестели, как… ну, скажем, купола. Нет, стрижку он решил кардинально не менять – в церкви не оценят. И батюшкам об истинной причине такого таксиса к гражданскому подвигу тоже сообщать не стал – в конце концов, он ведь православный панк, а не идиот. Достаточно сказать, что выполняет урок смирения по велению души – и доступ обеспечен. Вот тебе и фронт работ, которого так требует изголодавшийся по полезной нагрузке организм, и бесплатный обед в церковной трапезной. А если во время работы еще и аудиоверсию Библии в наушниках слушать – сразу ощутимо поднимается общеобразовательный уровень.

Правда, акции эти были разовыми: в конце концов, это ведь веление души, а не обязаловка, а душа требовала разнообразия и путешествий. Например, от церкви к церкви. Автостопом. Главное – не перепутать, какой палец показывать приближающейся машине, а какой – удаляющейся.

Систематическое прослушивание Библии даром не прошло, и, когда, будучи уже в легкой депрессии (как жаль, что нельзя растянуть фазу гипомании на всю оставшуюся жизнь!), Гриша услышал от лечащего врача дневного стационара предложение пообщаться с интерном-практикантом, он отказывать не стал. И на просьбу практиканта рассказать все с самого начала и подробно начал излагать библейскую версию сотворения мира – наизусть, естественно, слово в слово. Охреневший интерн успел остановить Григория лишь к третьей главе. И сбагрил рассказчика клиническому психологу – пусть, мол, тестами поразвлекается. Психолог в беседе задал вопрос – мол, а как вы считаете, почему надо избегать плохих компаний? На что тут же получил четкий ответ:

– Дурные сообщества развращают добрые нравы, – и, видя в глазах удивленного специалиста немой вопрос, Григорий пояснил: – Первое послание Коринфянам, пятнадцатая глава.

Знания текста Библии не всегда хватало, чтобы, подобно одной из героинь сериала «Отец Браун», отвечать на вопросы исключительно цитатами из Священного Писания, но он очень старался, чем приводил персонал дневного стационара в немалое смущение. Правда, однажды, споткнувшись на крыльце о метнувшуюся под ноги кошку, он, к стыду своему, так и не смог пояснить доктору, из какой именно главы какого послания была позаимствована такая рельефная и сочная цитата и кого в этой главе так далеко посылали.

Однажды, посчитав, что как православный панк он уже достиг определенных вершин, Гриша аккуратно поинтересовался в Интернете – знакомо ли его постоянным собеседникам такое движение. И вот ведь незадача – оказалось, что в Америке оно уже есть. Мало того – они даже собственный журнал выпускают. Немного успокоила мысль о том, где та Америка – автостопом и за месяц не доедешь. А вот в России он такой один. А значит – главный. Но на всякий случай надо продумывать запасной эксклюзивный вариант. К примеру, заделаться православным рэпером.

Нечеткие пацаны – не наш профиль!

Не раз доводилось слышать вопрос – мол, а чем же психиатры будут заниматься, когда будет доказано существование инопланетян, параллельных миров, того света, а также будут подведены четкие, внятные, а главное – экспериментально воспроизводимые научные обоснования под паранормальные явления? Покаетесь и дружно пойдете в пешее эротическое паломничество по универсальному русско-немецкому указателю направления? Приходится кого-то успокаивать, а кого-то и разочаровывать: да никуда мы не денемся и не пойдем. Поскольку потустороннее потусторонним, а фортеля больного разума – сами по себе. Oportet distinguere inter penis et digito,[13]13
  То есть не стоит путать член с пальцем.


[Закрыть] как говорится.

Пришел тут как-то раз на прием один парнишка. Павел (пусть его зовут так) уже не раз пользовался услугами нашего сурового дурдомашнего быта, поскольку, когда в голове кто-то начинает громко командовать – тут не до подсчета отельных звезд. Вот и на этот раз он с порога попросился в отделение.

– Снова голоса? – поинтересовался я.

– Хуже, – был ответ. – На этот раз видения.

Зрительные галлюцинации не очень-то характерны для его заболевания, и я решил расспросить Павла поподробнее: что ему привиделось, когда и при каких обстоятельствах. Опять же, эпизод-то был всего один, но очень уж парень впечатлился.

Дело было накануне визита в диспансер. Созвонившись с подругой, он договорился встретиться с ней в торговом центре – там можно и в кино сходить, и в кафешке посидеть. Времени до встречи было предостаточно, и Павел решил прогуляться туда пешком – всего-то пара километров. Опять же, в маршрутках и автобусах всегда много народа, а людей он не то чтобы не любил – просто личное пространство есть личное пространство.

На город спустились весенние сумерки, и тени деревьев легли на дорогу, что шла вдоль старого городского кладбища. Глянув – не опаздывает ли – на экран телефона, Павел убрал его в карман и огляделся по сторонам. И застыл на несколько мгновений. Миновав центральные ворота кладбища, в его сторону направилась рослая фигура. Испугало Павла не телосложение – сами знаете, многие парни плечисты и крепки. Многие носят… нет, я про спортивный костюм и кроссовки. Ну мало ли среди них бритоголовых. Паша и сам не жаловался ни на комплекцию, ни на умение зарядить с правой в челюсть, так что вовсе не перспектива развития нехитрой многоходовочки, традиционно начинающейся с «сигаретки не найдется?», его так взволновала. Дело в том, что пацан был весь из себя какой-то нечеткий. Нет, не мутный в расхожем понимании этого слова. Просто его силуэт периодически смазывался и плыл. А еще – сквозь него просвечивали далекие огни светофоров и уличных фонарей, что уже успели зажечься.

– Баныкинский призрак! – выдав вслух фаллодефицитное наречие, подумал Паша. В городе действительно поговаривали о том, что на Баныкинском кладбище объявился призрак какого-то криминального авторитета, пришитого в самый разгар девяностых во время очередной разборки.

Павел прибавил ходу, но призрак не отставал. Хотя с виду особо и не торопился. Просто стоило на несколько секунд от него отвлечься, глядя под ноги, – и он рывком сокращал расстояние. На переходе около торгового центра Паша чуть не угодил под колеса, спеша перебраться на другую сторону на красный свет. Вздрогнул от громкого автомобильного сигнала, метнулся вперед на тротуар, обернулся – никого. Призрак исчез, словно и не было его никогда. И только водитель «Гранты», заглохшей от резкого торможения, с чувством выдавал Павлу образное и яркое оценочное суждение, а также описывал, как именно он будет его любить, когда догонит.

– В общем, свидание я отменил, – закончил Павел. – А сегодня с утра бегом к вам на прием, сдаваться. Ну на фиг такие галлюцинации!

– У меня к тебе несколько вопросов перед тем, как мы к чему-либо придем, – сказал я. – Он тебе что-нибудь говорил, этот призрак?

– Нет, все было в полной тишине.

– Ты в эти дни циклодол не принимал?

– Нет, доктор, я же нормально ежемесячный укол переношу, мне циклодол не нужен.

– И запоя, как я понимаю, в прошедшем месяце у тебя тоже не случалось.

– Ну что вы, какой запой!

– У тебя голова в последнюю неделю не болела? Давление не поднималось?

– Да я вообще не знаю, что это такое! – воскликнул Павел. – Нет и не было никогда.

– Тогда не вижу причин тебя госпитализировать, – развел я руками. – Смотри сам: твоя болячка зрительных галлюцинаций сама по себе не дает. А других явных поводов для их возникновения вроде не имеется – ни геральдического наркологического зверька, ни передозировки лекарства, которое могло оказаться галлюциногеном, ни сосудистых причин. Ты сам-то про этот призрак много чего слышал?

– Да нет, разок-другой мельком что-то было – то ли говорили, то ли писали.

– Много потом про это думал?

– Да какое там! Услышал и забыл.

– Вчера, пока шел по дороге, перед самой встречей сильно волновался? Может, близость кладбища пугала?

– Да я мертвых как-то не опасаюсь, доктор. Все больше живых.

– Значит, и психогенный фактор тоже можно не рассматривать. Да и склад личности у тебя не тот. Во всяком случае, точно не истерический.

– Тогда что же это было? – спросил Павел.

– Не знаю, – честно ответил я. – Будем считать, что ты действительно видел призрак. Только не спрашивай меня, что он есть такое. Этого я тоже не знаю, а повторять за другими про информационно-энергетическую сущность, астральное тело и феномен суперпозиции торсионных полей я не буду.

– И что мне теперь делать?

– Живи, как жил. Приходи раз в месяц на прием и на укол, как и раньше. Перед девушкой извинись. Ну и постарайся больше мимо кладбища не ходить – тебе же спокойнее будет.

– А вы что-нибудь собираетесь с этим призраком делать? – уже уходя, поинтересовался Паша.

Я представил спецбригаду, севшую в засаду на кладбище, и рассмеялся:

– Нет, Павел. Да и что ты предлагаешь с ним сделать? Для экстренной госпитализации этого нечеткого пацана причин нет: он ведь прибить никого не пытается, суицида от него тоже ждать не стоит, поскольку все плохое, что могло, с ним уже случилось. И это не говоря уже о проблемах транспортировки и содержания в стенах отделения.

– Но вот так людей пугать – это тоже не дело! – с обидой воскликнул Павел. – Так ведь и с ума свести недолго!

– Я понимаю, что теперь ты жаждешь крови… вернее будет сказать – эктоплазмы, – покачал я головой. – Но, представь себе, во что превратилось бы наше уютное учреждение, если бы мы отлавливали сюда все, что сводит людей с ума. Инопланетяне, призрак этот, белочки и прочие зверюшки, агенты иностранных разведок… Да одних вишневых «девяток» целый автопарк бы набрался! В общем, ступай и не переживай. Но уж если он продолжит тебя доставать – приходи. Справимся. Опять же, будет железная причина.

Я в три раза умнее!

Психиатрическая медкомиссия – это источник постоянного недовольства со стороны тех, кто ее проходит. Причем вне зависимости от результата. Кто-то сетует, что нашли противопоказания. Кто-то, напротив, пеняет докторам на то, что слишком многих допускают к недопустимому, когда те требуют непотребного. Мол, это из-за вас первая российская беда катается по второй безо всяких ограничений, не говоря уже о том, кто нами управляет и сочиняет всякие законы и постановления. Кто-то недоволен тем, что ему на комиссии задавали много вопросов. Кто-то расстроен тем, что задавали мало – дескать, а поцеловать… тьфу ты, за жизнь поговорить?

Для психиатра же медкомиссия – это потеря целого часа рабочего времени, которое он мог бы потратить на своих пациентов, ждущих около его кабинета. И постоянный конфликт с теми, кому машину водить можно только маленькую и только за собою на веревочке. И необходимость время от времени долго и подробно объяснять, почему человеку нельзя работать тем, кем ему так хочется.

Например, охранником. Эта работа, с виду непыльная и несложная, в последнее время стала очень популярной. А что – деньги платят не совсем уж никакие, график сутки через трое, форму и оружие выдают. Прохаживайся с важным видом и охраняй вверенное тебе имущество от остальных граждан, которым не так повезло с трудоустройством и вообще по жизни.

Пришел тут однажды на медкомиссию паренек. Хочу, говорит, в охрану устроиться. А то больше не берут никуда, я уже пробовал. Мой коллега Денис Анатольевич, который к тому времени успел уволиться из спецбригады и осесть в амбулаторной службе, пригляделся внимательно: что-то лицо мне ваше знакомо, мил человек. О, а вот и амбулаторную карту регистратура несет. Ну точно, мой участок. Что там? Ага, вспомогательная школа, курсы, попытки устроиться на работу, жалобы и запросы от работодателя, госпитализация, еще одна… А, так это вас мы тогда ловили по всему Новому городу! Это называется – был в расстроенных чувствах? Ну хорошо, тогда я могу сказать, что имею некоторое отношение к медицине.

Денис Анатольевич попытался объяснить, что дебил с оружием – это… как бы помягче сказать, чтобы не упоминать гранаты и теорию Дарвина? И не надо так возмущаться, я не обзывался, я лишь озвучил уточненный диагноз. Ах да, в нем еще про психопатоподобное поведение было, но это уже детали. Со зла диагноз поставили? Просто маму не слушался и в школу не любил ходить? И на работе работать заставляли? Ну хорошо, вот вам направление к психологу, пройдите тесты и возвращайтесь, продолжим разговор.

Через пару дней парень вернулся. Денис Анатольевич, прочитав результаты психологического исследования, развел руками – без обид, молодой человек, диагноз был установлен верно. Поэтому оружие вам доверять никак нельзя. Показатели интеллекта, знаете ли, невысоки, не говоря уже о поведенческих реакциях.

– Это у меня интеллект маленький?! – взвился парень, доставая из замызганного полиэтиленового пакета какие-то бумажки. – У тебя-то самого, Денис, сколько дипломов? Один, диплом врача. А у меня – целых три! Вот, гляди! Это – диплом слесаря! Это – диплом сварщика! Это – диплом плотника! Три, видишь? Значит, у меня интеллекта в три раза больше, чем у тебя!

– Ну вот поэтому я тоже не иду в охрану, – философски заметил Денис Анатольевич, стараясь не улыбаться. – Интеллектом, понимаешь ли, не вышел. Там с этим строго.

Как вылечить ипохондрика

Бывает довольно сложно предугадать, насколько далеко зайдут последствия сделанного тобою – будь оно сделано с умыслом или же, что случается гораздо чаще, по недомыслию. Динамит вон тоже с благой целью изобретался (по крайней мере, так было заявлено) – и что в итоге? Наши соотечественники в этом плане чуть более предсказуемы, поскольку в большинстве случаев имеют на выходе или автомат Калашникова, или самогонный аппарат, но тоже способны время от времени поразить воображение. Это я к чему? Да к тому, что даже не знаю, что сделают с человеком, который когда-нибудь изобретет эффективный способ лечения ипохондрии. То ли его зацелуют, искупают в овациях и отольют в граните родственники болящих и их лечащие врачи, то ли слезно поблагодарят, а потом тихонько прикопают сами ипохондрики. Как же так – ничего не болит, не свербит, не ломит и не щемит! И как теперь со всем этим жить?

Коллега тут однажды рассказывала об одной из своих давнишних пациенток. Был ли на ее памяти такой день, чтобы Зоя Ивановна не умирала от чего-то мучительно неизлечимого? Да ни одного! Хотя нет, постойте. Было, было целых два раза, когда она выписывалась из отделения неврозов, цветущая от внимания тамошних мужичков-пенсионеров, растроганная слезами счастья на глазах медперсонала, мелко крестящегося за ее удаляющейся от дверей отделения спиной.

Длилось, правда, считаные минуты – ровно до тех пор, пока на горизонте не появлялся комитет по встрече. Дочери, зятю и прочим родственникам тут же предъявлялась сгорбленная спина, маска вселенской скорби на лице и шаркающая походка. А вот нечего расслабляться! Член семьи, получивший по недосмотру слишком много свободного времени в свое распоряжение, обязательно употребит его на что-либо непотребное. А то и вовсе слушаться перестанет. А кто будет перестилать кровать, поправлять подушки и готовить что-нибудь строго диетическое?

Из каждого своего визита в диспансер Зоя Ивановна устраивала такое шоу, что сценаристам мексиканских сериалов оставалось только грызть сомбреро и в отчаянии удаляться в свои гверильясы – очередной мастер-класс по выжиманию слезы безвозвратно пролюблен. Родственники на подхвате за локти и подтанцовке перед регистратурой, соседи по лавочке напротив кабинета, раздавленные осознанием убогости своих симптомов перед этим многотонным букетом, срезанным не иначе как на клумбах девятого круга ада, тихое и как бы из последних сил «ваши лекарства снова не помогли» лечащему врачу – и Станиславский, рыдая, верит.

Увидев в очередной раз карточку Зои Ивановны, которую принесла регистратор, доктор тяжело вздохнула, но на этот раз, к несказанному облегчению, пришел только ее зять.

– Я, если честно, к вам даже не за советом и не за лекарствами, – анонсировал он с порога. – Наверное, просто пожаловаться.

Далее воспоследовал не очень долгий, но крайне эмоциональный мужской рассказ о том, как же оно все, как теща их всех и где он все это видал. А также, вкратце, перечень докторов других специальностей, которых эта дама регулярно посещает.

– Это же не человек, это какой-то киборг! – восклицал он. – Ведьмаку такое количество химии и не снилось! Она сходит к одному, выпишет таблетки, потом возьмет лекарства у вас, потом еще в одном месте по блату сделает укол – в двойной дозе, заметьте, – потом соседку заставит сделать ей капельницу – и вечером жалуется, мол, что-то ей слегка припекает! Да я бы ласты склеил от такой таблицы Менделеева в своем организме, а ей, видите ли, слегка припекает! А вчера она, после всех этих уколов и капельниц, закусив вашими таблетками, что-то загрустила и за полчаса усосала бутылку армянского коньяка, который мне друзья привезли. За полчаса! Просто наливала в чашку и пила, как водичку! А потом скушала четыре таблетки феназепама и пошкандыбала на лавочку перед подъездом, жаловаться старушкам, как ей плохо живется! Да я бы после такого уже апостолу Петру в домофон звонил! Я говорю жене – вот увидишь, она всех нас переживет, с этими ее недомоганиями!

Месяца через два после разговора с участковым психиатром, воодушевившись подсказкой, они уехали. Все. Уехала дочь с зятем, уехал сын со своей семьей. То ли дальневосточный гектар осваивать, то ли еще какие просторы – сложно сказать, но сотовая связь туда добивала через раз, обрываясь помехами на самом интересном симптоме. Зоя Ивановна тут же легла в отделение неврозов, уверяя окружающих, что на этот-то раз уж точно все – знакомый патологоанатом пообещал лично поприсутствовать на вскрытии, чтобы впоследствии прославиться в веках, подвинув в сторону менее расторопных коллег. Ну разве что взяв за компанию психиатра.

А потом и Зоя Ивановна перестала появляться на приеме. Разведка в лице соцпомощи донесла: переругалась с соседками и занялась ремонтом квартиры. По слухам, хочет прикупить себе дачу. И вроде бы даже нашла себе кого-то – правда, никто не признается, где она себе это откопала и при какой температуре хранит. В общем, не до психиатра.