Текст книги "Право на месть"

Время героев

Дребезжащий звонок во входную дверь раздался все равно внезапно, хотя Никита провел в томительном ожидании все субботнее утро, благо в школе сейчас были каникулы и он мог располагать своим временем как хотел. И слава богу, страшно даже подумать как бы он извелся если сидел бы сейчас на скучных школьных уроках, зная, что вот-вот в их квартире прозвенит этот волшебный звонок, который даже при большом желании он не спутал бы ни с каким другим.

Звонок надрывался на одной визгливой ноте под уверенно жмущим кнопку пальцем. Так в их дверь звонить мог лишь один человек и случалось это всего один раз в году. Тем не менее ошибиться было просто невозможно, по крайней мере уж кто-кто, а Никита ни за что бы ни ошибся, слишком долгожданным для одиннадцатилетнего мальчишки был стоящий сейчас на лестничной площадке гость.

– Ура! Дядя Витя приехал! – завопил во всю силу своих легких Никита, бросаясь из своей комнаты в длинную полутемную прихожую. – Ура!

Он поперхнулся криком с размаху влетев во что-то мягкое и упруго спружинившее, оттолкнувшее его к противоположной стене коридора.

– Вот ведь бесенок! Чего носишься как угорелый?! Так отца родного прибьешь! – с ворчливой укоризной произнес где-то над головой мужской голос.

«Ба! Да это же я головой прямо в папин живот влетел, – сообразил Никита. – Ого! Ну у папы и пузо, прямо как пуховая подушка!» Это неожиданно пришедшее в голову сравнение отчего-то его чрезвычайно развеселило, и Никита заливаясь радостным смехом заскакал на одной ножке по коридору изрядно опережая неторопливо переваливающегося следом отца.

Из спальни в коридор на секунду выглянула мама и делая испуганные глаза, прошептала страшным шепотом выразительно кривя тонкие губы:

– Саша, я же еще не готова! Ну почему он опять раньше времени!

– Ну не знаю, – на ходу добродушно улыбнулся отец. – Наверное сюрприз хотел нам сделать…

– Ничего себе сюрприз! – возмущенно всплеснула руками мама. – Я даже накраситься толком не успела!

– Да ладно, – прогудел похлопывая себя по округлому животу отец. – Витька смелый, он тебя и ненакрашенную не испугается…

– Ух, какой ты все же! – с вовсе ненаигранной злостью прошипела мама поспешно захлопывая дверь в спальню.

Звонок гремел на всю квартиру, похоже гость был настолько уверен, что в этом доме все ему непременно будут рады, что даже не собирался отпускать кнопку, хотя бы из вежливости и деликатности, ну или из жалости к вполне могущим оглохнуть от этого трезвона хозяевам. Никита нетерпеливо скакал возле закрытой на массивный замок с тяжелым железным засовом двери. Если бы только у него хватило сил самому сдвинуть собачку он давно уже впустил бы гостя в дом, но пока об этом не приходилось даже мечтать, видно мало каши ел, слаб еще в коленках. А папа как назло еле идет, переваливая на каждом шагу из стороны в сторону тяжелый отвисающий вперед живот. «Ну быстрее, быстрее же!» – мысленно торопил его Никита вертясь перед дверью и не находя себе места от нетерпения.

Наконец папа все же добрался до входной двери и уже заранее расплываясь в радостной улыбке нажал на собачку замка отодвигая в сторону засов, а другой рукой распахивая настежь дверь. Сам он при этом предусмотрительно отошел в сторону. И вовремя потому что в следующую секунду в квартиру ворвался самый настоящий ураган. Вихрем мелькнули горящие золотом пуговицы со звездами, пускающая солнечные блики пряжка широкого офицерского ремня, погоны с одним просветом и форсистая фуражка с невероятно огромными полями. Никита подхваченный центробежной силой этого затянутого в серое шинельное сукно смерча радостно визжа от подступившей к горлу сладкой жути несколько раз взлетел к самому потолку, после чего был усажен прямо на мамину гордость, покрытую кружевной салфеткой полированную тумбочку для обуви.

А высокий статный офицер уже обнимался с отцом, облапив его крепкой медвежьей хваткой и гулко хлопая по спине огромными ладонями.

– Ну здоров, братишка, здоров… – кряхтел тяжело отдуваясь папа.

– Здоровей видал, на жопу не падал! – грохотал заразительным смехом офицер.

– Нет такого слова «жопа», дядя Витя! – силясь вновь обратить на себя внимание, наставительно пискнул в полном упоении болтающий ногами на тумбочке Никита.

– Как так нет? Жопа есть, а слова нет? – всплеснув руками удивился офицер, задорно ему подмигивая.

– Но-но, братишка, не развращай мне единственного отпрыска, – шутливо погрозил пальцем офицеру отец.

– Понял, старшуй! Есть не развращать единственного отпрыска! – вытянулся во фрунт офицер, с деланной серьезностью козыряя, улыбающемуся хозяину квартиры, и развернувшись к Никите сурово сдвинул брови: – Понял, рядовой? Верховное командование подтверждает, нет такого слова. Ты был прав, а я ошибался, беру свои слова обратно с извинениями!

– О чем это вы тут? – мелодично пропела возникая в коридоре разодетая как на праздник мама. – Не успел гость приехать, как вы его уже извиняться за что-то заставляете?

– Мадам, Вы как всегда ослепительны, – галантно подхватывая ее протянутую руку и поднося к губам, раскланялся офицер. – Вы даже не представляете каким несчастным я был весь этот год. Лишенный возможности лицезреть Вас, я просто медленно умирал, и лишь сейчас воскресаю к новой жизни.

Впрочем Никита со своего места отчетливо видел, что офицер вовсе не целовал маминой руки, а лишь чмокнул губами воздух на солидном удалении от нее. Да и папа смотрел на младшего брата с добродушной улыбкой, отлично понимая, что сейчас он лишь дурачиться от переполняющей его молодой энергии, радостно бьющей ключом жизни и задора. Зато мама при его словах едва заметно вздрогнула и по-девчоночьи заалела щеками, что было видно даже не смотря на толстый слой вечернего макияжа лежащий на лице. Глаза ее при этом виновато бегали по сторонам, не находя себе места и каждый раз скользя вдоль поджарой, гибкой фигуры офицера подозрительно влажнели, наполняясь незнакомым масляным блеском. Папа ничего этого не замечал, Никита же видел все, и эти происходящие всякий раз с мамой перемены будили в нем неосознанное смутное чувство тревоги. Он не умел еще объяснить их себе, но интуитивно чувствовал, что в этом неловком, непохожем на всегдашнее, мамином поведении кроется что-то стыдное, что-то непозволительное, а возможно и гадкое. Дядя Витя тоже замечал, что с мамой что-то не так, Никита часто ловил тот момент, когда он мгновенно хмурился, мрачнел, каменея скулами, спеша отвести взгляд от лучащихся влажным светом маминых глаз, а потом преувеличенно бодро, наигранно улыбался, шутил, балагурил, старательно избегая еще одной встречи с ее взглядом, сосредотачивая все внимание на брате и племяннике.

Вот и сейчас шутовски обыграв галантный поцелуй руки прекрасной дамы и произнеся куртуазный комплимент, он поспешил вновь развернуться к мужской части семьи Севастьяновых.

– Ну, брат, давай, приглашай гостя в хоромы. Или так и будешь держать в прихожей.

– Может, хотя бы сбрую свою для начала снимешь? – добродушно ухмыльнулся папа. – Или гусары в гостях не раздеваются и не слезают с коней?

– Есть, товарищ командующий! – вновь шутливо козырнул офицер. – Приступаю к разоблачению. Эй, малой, – крепкая мозолистая ладонь, нежно проехалась по Никиткиной голове, ероша ему волосы. – А ну, отвечай, расстегай это рыба, или мясо?

Никита даже отдаленно не представлял себе, что это за загадочный зверь расстегай, потому лишь захлопал васильковыми глазами, влюблено глядя в притворно нахмуренное дядькино лицо.

– Расстегай, это пирожок такой, – немедленно пришла на помощь мама.

– Роковое заблуждение! – сурово отрезал офицер, одну за другой раздергивая блестящие пуговицы на шинели. – Расстегай – это команда! Вот так примерно. Рассте-гай!

С этими словами последняя пуговица оказалась расстегнута и серые полы шинели взметнулись как крылья, открывая зеленый мундир украшенный многочисленными значками. Никита тотчас же уставился на них с неприкрытым мальчишеским вожделением, и хотя знал он доподлинно, что среди этих блестящих побрякушек не было настоящих боевых наград, но все равно впечатление они производили весьма сильное. Он так и сидел бы с открытым ртом во все глаза рассматривая офицерскую классность, значок парашютиста и училищный ромбик, если бы дело не дошло наконец, до самого интересного. С заговорщицким видом отперев свой дорожный чемодан, приоткрыв его всего на ладонь и заглядывая в узкую щелочку дядя Витя объявил:

– Ну, желающие получить гостинцы, становись!

Севастьяновы послушно изобразили радостную суету, выстраиваясь по ранжиру. Впрочем и изображать особо ничего не пришлось. Сколько Никита помнил дядины приезды, без подарков не оставался никто, причем были эти подарки, как правило, дорогими и необычными, уж что-что, а удивить и порадовать единственных родственников младший брат Никиткиного отца всегда умел. Дядя Витя меж тем тянул время, копался на ощупь в недрах чемодана, делая вид, что никак не может нащупать необходимое.

– Ну, как настоящие гусары, начнем конечно же с нашей единственной дамы. Вот!

Мама удивленно охнула и буквально выхватила из протянутой руки офицера строго вида черную коробку с золотой надписью иностранными буквами на крышке.

– Косметический набор из самого стольного города Парижу, – важно объявил довольный такой реакцией дядя Витя.

– Один знакомый дипломат по случаю подарил, в благодарность за помощь против империалистических агрессоров, – добавил он заговорщицким шепотом склонившись в сторону мужчин и прикрывая рот ладонью.

Старался он абсолютно зря, потому что мама все равно бы его сейчас не услышала, совершенно поглощенная созерцанием содержимого коробочки, состоявшего из множества секций заполненных разноцветной тушью, краской, или что там у них, у женщин, еще используется для создания неземной красоты.

– Ну ладно, – широко улыбнулся меж тем дядя Витя. – Раз мы надежно вывели из строя хозяйку, то подарок для хозяина. Контрабандный товар. В Союзе не достанешь ни за какие деньги. Але оп!

Жестом фокусника он извлек из чемодана огромную квадратную бутыль полную золотистой маслянисто отсверкивающей на солнце жидкостью. На этикетке тоже незнакомые иностранные буквы.

– Да ну? Не может быть! – папа аж задохнулся от удивления, бережно принимая в руки бутыль, словно новорожденного младенца.

– Ничего невозможного для нас нет! – с апломбом заявил дядя Витя, хитро подмигивая Никите. – Самый настоящий американский виски. Именно тот, который пьют загнивающие империалисты.

– Да он же, наверное, бешеных денег стоит! – округлил глаза папа. – Ты, Витька, совсем с ума сошел!

– Гусары денег не берут! – беззаботно отмахнулся от него офицер, роясь в своем чемодане. – А вот вам сувенир из диких казахских степей.

На свет появились вделанные в деревянную подставку два изящных витых рога, щедро покрытые блестящим лаком.

– Вот Женек, принимай. Сам подстрелил, сам спилил рога, сам выделывал…

Все еще не решающийся отпустить драгоценную бутыль папа все же протянул вторую руку и нерешительно взялся за казавшиеся нереально хрупкими в его большой волосатой пятерне витые рожки, несколько секунд неуверенно их рассматривал, а потому вдруг заухал гулким добродушным смехом.

– Ну, Витька, стервец! Родному брату рога подарил! Вот ничего себе подарочек!

Мама оторвалась-таки от французской косметики и быстро глянув в сторону мужа неуверенно прыснула поспешно отводя глаза и густо покраснев. Один дядя Витя, казалось, расстроился.

– Тьфу, блин! Вас женатых не поймешь! Я о таком даже и не подумал! Ведь на самом деле старался, делал, думал, хороший сувенир выйдет. Черт, действительно, ерунда получилась…

– Да ладно, – все еще отдувался, вздрагивая от смеха папа. – Я же все понимаю. В самом деле красиво сделано. Просто очень уж смешно вышло. Надо же, родной брат рога наставил! Жуть!

Мама вновь неуверенно хихикнула, искательно глянув на дядю Витю, но тот старательно не заметил ее вопросительного взгляда, сокрушенно качая головой и хмуря густые темные брови.

– Блин, действительно, неудобно получилось. У нас же там степь, полупустыня. Ничего интересного нет, что привезти можно, никаких диковинок. Вот только это и нашел. Кстати, ты не думай, я этого рогача своими руками подстрелил, да и выделывал их тоже считай сам. Знаешь сколько мороки, очистить, высушить, отшлифовать, лаком покрыть…

– Да ладно тебе, – вновь добродушно загудел папа. – Ишь, завелся, не остановить. Пошутил я, пошутил, хватит уже оправдываться. Замечательный подарок на самом деле.

– Правда? – с надеждой глянул на него покрасневший от неловкости офицер.

– Конечно, правда. Нам очень даже понравились эти симпатичные рожки, – промурлыкала в ответ мама, хотя дядя Витя обращался вовсе не к ней.

Отец в ответ лишь светло по-мальчишески улыбнулся и беспомощно развел в стороны пухлые белые руки.

– Ну раз хозяйка довольна, то и мне сказать нечего. Будем считать, что зачет по дарам в этот раз тобою получен.

Но самый чудесный подарок получил конечно Никита. Впрочем, так бывало всегда, так что удивляться тут было нечему. Хитро улыбнувшись племяннику, дядя Витя долго копался в недрах своего дорожного чемодана, пока наконец не нащупал нужную вещицу. После этого он мучительно долго разглядывал ее в чуть приоткрытую щелочку, делая вид, что раздумывает, отдавать или нет, такую драгоценную штуковину. Никита приплясывал вокруг него от нетерпения, силясь заглянуть через плечо офицера в приоткрытое чемоданное нутро. Наконец, в полной мере насладившись «мучениями» любимого племянника дядя Витя с притворно-горестным вздохом извлек наружу подарок.

Никита тут же выхватил вещицу у него из рук и замер, удивленно ее разглядывая. В мальчишечьих пальцах оказался окрашенный яркой оранжевой краской стабилизатор неизвестной ракеты, сделанный из легкого, но даже на вид чрезвычайно прочного металла. Вот только в том месте, где маленькое крыло должно было крепиться к ракетной обшивке тщательно подогнанные петли с маленькими замочками были будто скручены, так же как сам Никита сворачивал в трубочку конфетные фантики. Только здесь материалом для детской забавы была отнюдь не бумага, а крепчайший металл. Что за сила могла совершить такое? Но самое интересное было даже не это, а аккуратная дырочка в самом центре стабилизатора, будто проплавленная чудовищным паяльником, так что на обратной стороне даже застыли блестящей лавой выплеснутые в разные стороны потоки металла.

– Вот так-то, парень, – неожиданно серьезно и даже сурово произнес дядя Витя, отвечая на немой вопрос в глазах племянника. – Это осколок вражеской ракеты, сбитой нами. Самый настоящий. А вот эта дырка посредине след от попадания готового убойного элемента нашей ракеты.

Никита затаив дыхание слушал дядины пояснения широко распахнутыми глазами разглядывая кусочек ракеты, которую сделал враг, и которую дядя Витя и его друзья офицеры смогли вовремя сбить, так чтобы она не причинила никому вреда.

– Ладно тебе всякие ужасы мальцу рассказывать, – недовольно прогудел меж тем папа. – Он и так только о ракетах да самолетах думает, совсем учебу забросил.

– А вот это неправильно, – тут же построжал и дядя Витя. – Ты смотри мне, племяш, сейчас в армии знаешь какая сложная техника? Будешь плохо учиться в школе, ни в жизнь потом не освоишь. А коли не освоишь, какой же из тебя ПВОшник получится?

– Боже мой, Виктор, – в свою очередь поджала губы и мама. – Ну о чем ты говоришь? Никитушка не собирается быть никаким ПВОшником, он у нас будет стоматологом. Очень приличная и хорошо оплачиваемая профессия, так что не забивай мальчику голову своими байками.

– Кем? – презрительно скривился офицер. – Стоматологом? Всю жизнь в чужих зубах копаться? И это профессия для мужика? Не смешите! Никаких стоматологов, правда, рядовой?

– Так точно! – браво заорал во все горло довольный, что к нему наконец обратились Никита. – Я когда вырасту, буду летчиком! Истребителем, как Мересьев!

После этого вопля лица вытянулись не только у родителей, офицер тоже выглядел изрядно обескураженным.

– Какой еще Мересьев, какой летчик? – удивленно протянул он. – Где начинается авиация, кончается порядок. И вообще, что это за войска которые с голубыми погонами ходят? Нет, дорогой, ты давай еще внимательно подумай над этим делом. А то ведь может получиться так, что в твоем самолете окажутся точно такие же дырки…

– Виктор! – негодующие голоса родителей слились в один.

– Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сбылось, – поспешил загладить неловкость последних слов по-своему расценивший их возмущение офицер.

А потом было праздничное застолье. Лилась рекой водка и вслед за ней лились чудесные рассказы об офицерском житье бытье, так не похожем на обычные серые будни семьи старшего Севастьянова. Раскрасневшийся от выпитого, но ничуть не хмелеющий дядя Витя так и сыпал будто из рога изобилия смешными, а порой и жуткими историями в которых правда так прочно переплеталась с вымыслом, что решительно невозможно было отделить одно от другого и даже просто разобраться где что тоже не получалось. Восхищенно ахала и округляла глаза мама, добродушно посмеивался и все больше проваливался в тупое пьяное забытье папа. А изгнанный за поздним временем в свою комнату Никита исподтишка приоткрыв дверь и припав ухом к открывшейся щели жадно ловил каждое слово, впитывая в себя офицерские байки словно губка. И вставала перед воспаленным мальчишечьим взором покрытая желтой выгоревшей травой казахстанская степь, обожженная вечно торчащим в зените немилосердным солнцем, ревели дизеля боевых машин, отплевываясь едким солярным выхлопом, лязгали гусеницы и неслось куда-то по загадочным путям сезонной миграции огромное стадо дикой сайги в тысячи и тысячи голов, заполнившее собой всю сколько ее видно было вокруг степь. Чужой незнакомый мир, пропахший пряным воздухом степного разнотравья, освещенный сполохами пламени стартующих ракет, полный неизъяснимого очарования и притягательности просачивался сквозь неплотно прикрытую дверь детской спальни, завораживал и манил.

А наутро Никита проснулся от маршевой музыки льющейся прямо в распахнутую настежь несмотря на уже нешуточные ноябрьские холода форточку. В летевшие с улицы бравурные аккорды органично вплеталось тяжелое уханье шедшее откуда-то снизу, с покрытого мягким ковром пола. Спросонья Никита никак не мог сообразить, что же это может там так ухать и с трудом разлепив глаза свесился с уютного покрытого мягким пледом дивана на котором спал. Взгляду его предстала весьма удивительная картина: прямо перед диваном раскрасневшийся от усилий дядя Витя мерно отжимался, раз за разом опускаясь голой грудью на пол и тут же с ухающим выдохом вновь распрямляя мощные вздувшиеся мускулами руки. Вот уж чего-чего, а такого Никита от дяди никак не ожидал. Несмотря на то, что родители его к выпивке относились весьма прохладно и подобные застолья случались в их доме отнюдь не часто мальчик уже точно знал, что на утро, после подобных возлияний мужчины обычно тихо лежат в постели жалуясь на слабость и головную боль и продолжается такое, как минимум до обеда, а то и дольше. И вот тебе пожалуйста, полюбуйтесь! Дядя Витя, опровергая все его представления, бодро и весело делает зарядку. А ведь Никита даже не помнил, когда собственно отошли ко сну все никак не могшие наговориться взрослые. Выходит дядя Витя пришел ложиться на подготовленный для него на полу детской комнаты матрас когда сам Никита уже так крепко спал, что этого даже и не заметил. А теперь, вот он, уже вовсю на ногах и делает зарядку! Чудеса, да и только!

Заметив удивленный взгляд племянника, дядя Витя хитро подмигнул ему не прекращая отжиманий и просипел, сдавленным от усилий голосом:

– Доброе утро, рядовой! Присоединяйся к закаливающим процедурам!

Никита лишь высунувшись из-под теплого одеяла оценил, как же в комнате на самом деле стало холодно, и тут же пугливо юркнул обратно в гостеприимное тепло уютной постели, с веселым ужасом округляя глаза и мотая головой.

– Нет, дядя Вить, я же так совсем замерзну!

– Если хочешь быть здоров – закаляйся! – пропел офицер ловко вскакивая на ноги и одним сильным рывком сдергивая с племянника одеяло. – Подъем, рядовой! Поздравляю тебя с годовщиной Великой Октябрьской революции!

– Ура! Ура! Ура! – заверещал подпрыгивая на диване Никита.

Действительно, он с приездом дяди даже умудрился позабыть, какой сегодня замечательный день, хотя уже давно ждал этого праздника. Вот почему разливается по улице музыка. Наверное, все уже выходят на демонстрацию. Страшное подозрение царапнуло по сердцу – неужели проспал! С запоздалым ужасом Никита оглянулся на висящие на стене часы и облегченно перевел дух, мерно отсчитывающие время стрелки показывали самое начало восьмого, до сбора в школьном дворе оставалось еще добрых полтора часа, можно было не волноваться.

– Дядя Витя, дядя Витя, – ликующе затарахтел Никита, повисая на твердом, состоящем казалось из сплошных тугих перекатывающихся под кожей мышц плече офицера. – Пойдем со мной на демонстрацию! Знаешь, как там здорово! Там парад будет, настоящие солдаты придут, а еще будут продавать всякие вкусности и будет много флагов. Пойдем, дядя Витя!

– Да ты что, – усмехнулся лукаво подмигивая ему офицер. – Настоящие солдаты придут! Ну ради этого, конечно, стоит сходить! А пока, бегом умываться и чистить зубы, а то как же я с таким замарашкой рядом пойду.

Два часа спустя они уже шли в самом центре нарядно одетой толпы школьников одноклассников Никиты. Дядя Витя в шинели с блестящими пуговицами, перепоясанный широким офицерским ремнем в лихо заломленной фуражке шагал неспешно, гордо вскинув голову и расправив плечи. Мальчишки из Никиткиного класса просто умирали от завести глядя на то, как он вышагивает рядом, стараясь попадать в ногу и подражая независимой походке своего дяди, девчонки искоса поглядывали на молодого красавца-офицера и о чем-то своем глупом девчоночьем пересмеивались. И даже сама Наталья Николаевна, их классный руководитель, нет-нет да и кидала на дядю Витю заинтересованный взгляд, при этом отчаянно краснея и смущаясь. Колыхались на ветру транспаранты и красные флаги, гремела бодрая маршевая музыка, четко печатали шаг солдаты местного гарнизона, нестройными колоннами цветя улыбками и что-то крича топали гражданские, радостно верещали, то и дело выбиваясь из общего строя школьники, похрустывал под ногами мягкий только выпавший снег и конечно же везде вдоль улиц по которым проходили колонны теснились торговые лотки с которых краснолицые, задорно улыбающиеся тетки-продавщицы продавали пирожные, шоколадные конфеты и стынущий на морозе лимонад. В тот день прижимающийся щекой к колючему сукну офицерской шинели, сжимающий в руке выпрошенное под клятвенное обещание ничего не рассказывать маме эскимо, ловящий на себе завистливые взгляды товарищей Никита был счастлив. Так по-детски, незамутненно и полно счастлив, как не будет больше счастлив никогда в жизни.

А еще была услышанная случайно уже после отъезда дяди Витя мамина фраза в которой звучали тоска и сожаление:

– Ну почему ты не военный, почему не гусар, как он…

Эти слова видно вырвались случайно и мама тотчас пожалела о них, но было уже поздно, сказанного не воротишь. Он видел, как обычно большой, занимающий почти все пространство любой из комнат их квартиры веселый и шумный отец, неожиданно будто сдулся, опал и из добродушного великана, вдруг превратился просто в усталого, стареющего человека с большим неуклюжим животом и грузной расплывшейся фигурой. Никиту будто резануло мгновенной обидой за мать, за то, что она могла такое сказать отцу и вместе с тем он четко ощущал ее правоту. Да, тихий и вовсе не героический бухгалтер, конечно не шел ни в какое сравнение с романтическим образом своего младшего брата, державшего в крепких мускулистых руках ключи от мирного синего неба раскинувшегося над лучшей в мире страной – Союзом Советских Социалистических Республик. И поделать с этим ничего было нельзя.

«Я не буду таким как отец, – неожиданно даже для себя самого, трезво и спокойно, по-взрослому, подумал в тот момент Никита. – Не буду пресным и скучным. Что толку от жизни, если в ней нет романтики и приключений. Я буду другим. Я… Я стану военным летчиком!»