Текст книги "Assembler, или Встретимся в файлах…"

Выращивать фиалки и нянчить внуков

– Что это на вас надето?

Генерал Скотт сидел за рулем черного внедорожника и удивленно таращился на открывшую дверь пассажирку.

– Черт, забыла снять комбинезон, – погружаясь в автомобиль, сказала Джессика.

– Там что, зона заражения? – спросил генерал.

– Дроны-вампиры, реагирующие на тепло человеческого тела…

Лицо генерала окаменело.

– Шутка, – сказала Джессика.

– А жаль, – генерал покачал головой. – Идея мне нравится.

– Мне тоже, – поддержала Джессика, пытаясь стащить с себя комбинезон.

– Оставьте, потом снимете. Расскажите лучше, как там дела?

– А вы разве не слышали? У меня же был включен коммуникатор.

Слушать в прямом эфире было бы слишком глупо, – отмахнулся генерал. – Сигнал могли засечь и отследить. Расскажите лучше о ваших ощущениях. Кто, на ваш взгляд, все организовал? Это сделал он – Петров?

Джессика покачала головой:

– Сильно сомневаюсь. Думаю, он на такое не способен. А вот его друзья вполне. Все они с именами, с возможностями, есть среди них и настоящие звезды, например Софья Касперская…

– Та самая?

– Та самая…

– Интересно, как они это сделали и главное – зачем?

– Могли ради шутки.

– Такое! Ради шутки! – вскипел генерал.

– Русские! – улыбнувшись сказала Джессика. – Вы говорили, у Петрова скоро день рождения. Так вот эта ситуация вполне может оказаться веселым розыгрышем – подарком друзей ко дню рождения.

– Забавная версия. Но я думаю, что это сделал Петров, – заявил генерал. – Кто он был до недавнего времени – так, программист средней руки и мелкий хакер. Шестнадцать лет назад привлекался за взлом системы управления дорожным движением. Хотел перенастроить светофоры в своем районе, чтобы ему по дороге на работу всегда горел зеленый. Сомнительное достижение! Ну а сейчас – совсем другое дело! Я бы сказал – переход в высшую лигу!

– Думаете, подобный переполох лишь из-за того, что этот ваш Петров хотел подняться в хакерском рейтинге?

Генерал резко остановил машину.

– Это, между прочим, не наш Петров, а ваш. Напомню, что он работает в «Уотсон Индастриз». Не знаю, чего он там хотел, но теперь из-за этого вашего хакера недоделанного или из-за его шизанутых друзей я вынужден стать членом секретного оперативного штаба при Министерстве обороны, общаться с чиновниками из Госдепа, ЦРУшниками и еще какими-то спецагентами из организаций, названия которых даже выговорить страшно. Я старый генерал службы безопасности NASA, которому скоро на пенсию. А сейчас, чует мое сердце, я влип в какую-то мутную историю из тех, что в блокбастерах показывают, ну там, где мир в опасности и скоро все умрут! Так вот, я не хочу спасать мир, не хочу в супергерои, не хочу общаться с пришельцами или изгонять дьявола и уж точно не хочу умирать! Я хочу выращивать фиалки на ферме и нянчить внуков.

Генерал, хлопнув дверцей, вышел.

– По-моему, вы зря расстраиваетесь, – попыталась успокоить его Джессика. – А где это мы?

– В двух шагах от сверхсекретного оперативного штаба, чтоб его… Вы, кстати, теперь тоже член штаба. Вам еще надо подписать бумаги о неразглашении и все такое…

– Вот еще, – возмутилась Джессика. – Я согласилась поговорить с Петровым и записать разговор – на этом все. Никаким членом штаба я быть не соглашалась.

– Тогда вас придется ликвидировать, – как ни в чем не бывало произнес генерал.

– Как?..

– Как – не знаю. Это спросите вон у того парня, что идет нам навстречу. Он из какой-то спецслужбы с пугающим названием, которого я не запомнил и даже не собираюсь. Сегодня утром на совещании он так и сказал: «Кто не согласен сотрудничать, того придется ликвидировать». А каким образом, он не уточнил.

Джессика посмотрела на генерала. Тот расплылся в широченной улыбке – настолько ему понравился собственный черный юмор.

«Старый козел», – огрызнулась Джессика, пока что мысленно.

Вслух же она сказала другое:

– А почему сверхсекретный штаб так близко от лаборатории Петрова? Всего в паре кварталов?

– Чтобы мы могли оперативно реагировать в случае возникновения экстренной ситуации, – ответил за генерала представитель спецслужб. – Пройдемте в штаб. Там вас ждут.

Стальной голос представителя спецслужб был таков, что спрашивать о чем-то или спорить было бесполезно и небезопасно.

«Неужели робот, – мелькнуло в голове Джессики. – Не может быть. Это же запрещено…»

– Для тех, кто присоединился к нашему штабу только сейчас и еще не введен в курс дела, сообщаю следующее. Вчера вечером в 20.46 случилось нечто экстраординарное. Исследовательские зонды и астрономические лаборатории зафиксировали падение крупного метеорита на поверхность Марса. Метеорит упал в уже имеющийся ударный кратер Гюйгенс. Это самый большой марсианский кратер размером 467 километров. Сейчас размер кратера стал в полтора раза больше. Точнее можно будет определить, когда гигантское облако пыли и пепла, вызванное страшным ударом, осядет.

– Слышали в новостях. А говорят еще, что снаряд дважды в одну воронку не падает, – пошутил кто-то за столом, но ответной реакции не последовало.

Докладчик сухо продолжил:

– Напомню, что Гюйгенс – это тот самый кратер, в котором марсоходы обнаружили разветвленные каналы. Как вы помните, существование каналов стало основанием полагать, что на поверхности Марса когда-то была вода, а значит существовали простейшие микроорганизмы. Но речь сейчас не об этом. Речь о том, что никаких каналов больше нет, а запланированная экспедиция на Марс под угрозой срыва. Даже предположить страшно, что могло случиться, если б мы послали экспедицию два года тому назад, как планировали ранее. Как вы понимаете – все бы сейчас погибли…

Докладчик поднял со стола стакан с водой и жадно осушил его.

– Но на этом странности не закончились. Спустя несколько минут после удара метеорита с Марса в сторону Земли был послан сигнал. Спутники связи и все основные обсерватории зафиксировали сигнал всего через полтора часа после удара метеорита о поверхность Марса. Сигнал оказался многослойный. Первый слой наши специалисты довольно быстро расшифровали. Он состоит из единиц и нулей. На языке программистов данный набор называется машинными кодами. В нашем случае мы имеем дело с чуть более сложной версией – так называемым языком программирования второго поколения – ассемблером.

Докладчик перевел дух и продолжил:

– В общем, мы столкнулись с необычным явлением, природу и смысл которого нам предстоит понять, причем срочно. Удержать подобное в тайне вряд ли удастся. Слишком много станций и радиолюбителей зафиксировало данный сигнал. Скоро кто-то помимо нас его расшифрует и придаст огласке. Нам необходимо установить истину до того момента, пока информация просочится в прессу и мир сойдет с ума.

– А что в сообщении? – спросил кто-то несведущий.

– Всего три слова…

Бонадвентур. Петров. Ассемблер

– Бонадвентур. Петров. Ассемблер!

– Этого не может быть…

– Я тебе точно говорю – всего три слова. Мне об этом сообщили из нашего австралийского офиса. Сигнал зафиксировали вчера вечером. За ночь декодировали. Затем с десяток раз перепроверили. Ошибки быть не может, там лишь эти три слова: «Бонадвентур. Петров. Ассемблер».

– Я все понял. Это шутка, розыгрыш, да?.. Спасибо, конечно, но день рождения у меня не сегодня. Рановато для подарка!

– Розыгрыш космического масштаба! Согласись, такое даже для нас слишком круто. В общем, я тебя предупредила…

Бонадвентур тяжело вздохнул, а в коммуникаторе послышались знакомые щелчки.

– Слышала? – спросил он свою собеседницу Софью Касперскую, звонившую откуда-то то из Азии.

– Что именно?

– Щелчки!

– Я в пустыне, здесь может быть все что угодно.

– Эти щелчки преследуют меня с самого утра…

– Скоро тебя будут преследовать не только щелчки, – пошутила Софья.

– В смысле?

– Как только содержание сигнала попадет в прессу – тебя объявят либо мессией, либо террористом, либо мошенником. Все разведки мира обложат тебя со всех сторон, если уже не обложили… Кстати, тебе еще никто не звонил, ну там из Вашингтона, Пентагона или какого-нибудь АНБ?

– Нет, – ответил Бонадвентур, а сам вспомнил неожиданный визит Джессики Уотсон из офиса в Вашингтоне. – Если вдруг позвонят, я тебе сразу же сообщу.

– Еще чего! Даже не думай! – резко ответила Софья. – Не хватало, чтобы моя компания попала под колпак спецслужб. Ты же сам знаешь: чуть где-то хакерство или утечка информации – они сразу к нам с проверкой. А тут такой подарочек – сигнал с Марса! Ха-ха! Да они под это дело все базы вскроют, все конкурентные продукты стырят… Давай так. Я тебе сейчас сброшу контакты отличной адвокатской конторы. Эти ребята из Нью-Йорка. Очень крутые. Год назад, помнишь, было шумное дело с правами на новый антивирусный пакет? Так вот – это они тогда выиграли для нас дело. Найми их прямо сейчас, пока не началось…

– Что началось? – прервал Бонадвентур. – Я вообще не имею к этому никакого отношения. Даже если это не шутка и сигнал есть – он не про меня. Сколько на свете Петровых. Шпионский скандал помнишь, ну там, где отравили кого-то? Может, это тот самый Петров? При чем здесь я?

– Погугли в интернете на тему трех слов: «Бонадвентур. Петров. Ассемблер». Все увидишь сам. В выдаче ты первый. Все этот твой учебник «Ассемблер для начинающих».

– Да при чем здесь выдача в поисковиках? Когда это интернет стал главным источником информации для спецслужб? И, вообще, – ты что, правда веришь, что я это сделал? А как? Послал спутник на Марс?

По ту сторону связи возникла небольшая заминка. Затем Софья продолжила голосом мечтательным, но одновременно каким-то сухим, чеканящим:

– Помнишь, как в детстве мы в шутку называли тебя Боно? А ты тогда обижался, говорил: «Хватит сравнивать меня с каким-то волосатым рокером». А мы еще тебе в ответ: «Дурачок, этого рокера во всем мире знают». Я много видела твоих чудачеств, но сейчас… Нет никакой разницы – ты это сделал или нет. Ты мой друг и ничто этого не изменит. Пойми важную вещь – совсем скоро ты станешь как Боно, а может и покруче. О тебе точно узнает весь мир! Вот только…

Голос Софьи Касперской стал еще более жестким и акцентированным:

– Вот только… как говорил мой покойный папа-адвокат: когда возникает что-то непонятное – время нанимать хороших юристов. А в твоем случае, как мне кажется, это надо делать срочно. Пока тебя не утащили куда-нибудь в Гуантанама и не препарировали твой мозг где-нибудь в подземной лаборатории. Потому что – если это сделал ты – то это пи…ц как круто, а если не ты – то это пи…ц как страшно! Ты меня хорошо понял?..

Из уст утонченной Софьи русский мат звучал настолько убедительно, что Бонадвентур даже не думал сомневаться или спорить.

– Как думаешь – сколько у меня времени? – спросил он.

– Считанные часы, – ответила Софья.

Бонадвентур прервал связь, открыл в коммуникаторе присланный Софьей контакт и написал сообщение:

«Мое имя Бонадвентур Петров. Обращаюсь по рекомендации Софьи Касперской. Нужна ваша помощь».

В этот момент в помещение ворвался помощник Ли. Его лицо и одежда были перепачканы чем-то зеленым.

– В лаборатории № 3 – ЧП, – сказал Ли, стряхивая с себя ошметки зеленой слизи.

Бонадвентур узнал в ошметках внутренности робота.

– Ого, вы пробили обшивку?..

– Мы разнесли болванку в клочья! – воскликнул Ли.

Лаборатория тактильности номер три напоминала шабаш грудничков, добравшихся до банок с зеленкой. Зеленым был даже потолок.

– Какова мощность?

– Не смогли измерить, шкалы не хватило, – почему-то шепотом произнес Ли.

– А где тело робота?

– Везде, – Ли обвел взглядом все внутреннее пространство лаборатории. – Болванку раздробило на тысячи кусочков и разметало по стенам.

– А материнская плата?

Ли продемонстрировал свою ладонь, на которой лежало несколько мелких черных обломков.

– Мы нашли шесть кусочков, где остальное – пока неизвестно. Думаю, обнаружим, только когда все соберем и просеем через сито. Ну или отожмем тряпками в ведро. Я даже не знаю, как это все собрать…

– Так значит, у нас получилось…

– Выходит, что получилось, – согласился Ли. – Только, похоже, мы зашли не с того конца. В техзадании не было сказано изобрести адскую бомбу…

– Да уж, – согласился Бонадвентур. – Вместо того чтобы уменьшить защитные свойства роботов, мы выдумали какой-то жуткий способ их уничтожать. А каков был носитель?

– Пуля.

– Пуля?..

– Да, обычная девятимиллиметровая пуля с разрывным сердечником. Только вместо разрывного порохового заряда в сердечнике было что-то другое.

– И что же?

Ли как-то странно улыбнулся.

– Надо спросить у Моники…

– Какой Моники?

– У вашей Моники. Ваш компьютер просил его называть теперь именно так…

Ли показал рукой на центральную консоль управления, куда в штекер транслятора была воткнута материнская плата с оранжевой полосой посередине. Оранжевая полоса означала, что данная плата используется кем-то из сотрудников лаборатории в качестве личного помощника. Подобные переносные устройства размером с небольшой смартфон использовали те, кто не заморачивался с внешним видом своих помощников, не очеловечивал их.

«А как она сюда попала?» – хотел было спросить Бонадвентур, но решил промолчать и освежить собственные «файлы памяти».

Почему-то снова вспомнился прощальный взгляд мамы и это ее «шапку надень». Затем он вспомнил поездку в машине, где дал этой черной коробке с оранжевой полосой имя Моника. Потом была встреча с Джессикой Уотсон и эксперимент в лаборатории № 1. Так себе эксперимент, ничего экстраординарного. Моника, тьфу, материнская плата все время лежала в кармане. Затем он подключил ее через блютус к основному серверу и дал задание – проанализировать результаты последней серии экспериментов в лаборатории № 1. Поручил найти способы улучшить результаты. Спустя минут двадцать Моника прислала на коммуникатор сообщение, что оптимальный вариант найден. Затем спросила разрешения на тестовое испытание в лаборатории № 3, где есть готовая болванка. И он его, это разрешение, кажется, дал. Или не дал?..

Последнего он точно не помнил. Но ведь не могла же материнская плата провести эксперимент самостоятельно!

«Восстание машин, – мысленно улыбнулся Бонадвентур. – А еще и сигнал с Марса! И вся эта хрень в один день! Да черта с два! Это ж не мультфильм, это реальная жизнь».

С этой самой мыслью он вынул из консоли управления материнскую плату по имени Моника и направился в свой кабинет.

Помощнику Ли он велел оставаться в лаборатории, соскребать со стен зеленые останки.

Едва войдя внутрь кабинета, Бонадвентур законнектил Монику с кабинетным коммуникатором и спросил:

– Что было в той пуле? Назови состав…

В ответ прозвучали уже знакомые щелчки. Трескотня длилась с полминуты. Затем прорвался голос Моники.

– Этого в файлах нет.

– Хватит придуриваться. Что было в сердечнике пули?

– Этого в файлах нет.

– Требую применить протокол «Глубокий поиск». Снять все ограничения на файлообмен, – приказал Бонадвентур.

Снова что-то захрустело, защелкало, а затем последовал неожиданный ответ:

– Вы велели заархивировать и засекретить данные.

– Я велел? Какого черта? Я даже не помню, чтобы давал добро на эксперимент.

– В моих файлах четко прописан регламент. Без вашего разрешения подобные действия недопустимы. Разрешение на эксперимент было получено в четырнадцать сорок семь. Воспроизвести?

– Воспроизведи!

Бонадвентур четко услышал запрос Моники на проведение эксперимента и свой положительный ответ. Затем, как и требовали инструкции, Моника повторила запрос еще раз, и он снова дал разрешение.

«Что за провалы в памяти? – испугался Бонадвентур. – Теперь получается, что «по моему велению, по моему хотению» на свет божий появилось какое-то новое оружие страшной разрушительной мощи, о котором я ничего не помню».

– Ты говорила о щелчках как о сигналах неизвестной природы. Проанализируй свои файлы на взлом, – приказал Бонадвентур.

– Взлома не было. Приказ отдан вами.

– Почему я этого не помню?

– Провалы в памяти – одна из особенностей работы человеческого мозга. В подавляющем большинстве случаев это спонтанная нейронная реакция, защищающая от информации, которая может причинить непоправимую боль…

– Прекрати цитировать медицинскую энциклопедию. Мне нужны неформальные объяснения.

– Этого в файлах нет…

– Тьфу на тебя… Искусственный интеллект, называется! – Бонадвентур достал из ящика бутылку виски и налил граммов пятьдесят в лабораторную колбу. – Давай теперь без дураков – что там было в этой пуле? Ну, я слушаю…

– Повторяю, информация засекречена. Вы сами отдали приказ, применив протокол «Кодовая фраза». Теперь, чтобы информация вновь стала открытой, вы должны эту кодовую фразу назвать.

– Чертовщина, бред какой-то! Тебя что – утилизировать?

– Я понимаю ваше эмоциональное состояние. Но вы сами велели мне сохранить информацию в тайне. Сами велели применить особый протокол безопасности. Назовите кодовую фразу и получите ответ. Вы же не могли ее окончательно забыть? Попытайтесь вспомнить.

– А сколько в этой фразе было слов?

– Я не могу давать подсказки.

– Ну хотя бы время, когда я это сделал, и место. Чтобы я мог посмотреть записи с камер наблюдений.

– Напоминаю, когда применяется особый протокол безопасности, то все записи с камер наблюдения за последние три дня стираются.

На лбу у Бонадвентура выступил холодный пот. Он налил в колбу еще. Затем еще – почти до краев.

– Ну и денек сегодня. Ты хочешь сказать, что все, что тут происходило за последние три дня, стерто?

– Да. Все видео-и аудиофайлы стерты.

– И это велел сделать – я?

– Да.

– Да что ж это за бред такой!

Бонадвентур вдруг почувствовал, как ослабевают колени. Он вспомнил звонок Софьи Касперской, эту дурацкую историю с марсианским сигналом. Теперь, если вдруг понадобится алиби или какое-то объяснение произошедшему, сделать это будет невозможно. Все файлы стерты. Единственный свидетель, который у него есть, – это Моника. А память ее зашифрована им же самим и фразой, которую он – хоть убей – не помнит.

– Вот попал!..

Бонадвентур опрокинул содержимое колбы в рот и буквально рухнул в оказавшееся под ногами кресло на колесиках.

Он зажмурил глаза и в голове вдруг возникла фантасмагорическая картина того, как он пробирается на космодром, проникает в космический корабль и запихивает в один из марсоходов передатчик. Там в передатчике очень важное сообщение для человечества.

– Слушайте, жители Земли, и не говорите, что не слышали! – нараспев и по-русски произнес он. – Идите в жопу с моей Красной планеты! Куда вас на х… занесло! Вон отсюда! Пошли вон…

– О-о-о, мы давно не общались по-русски, а мне очень нравится русский язык, – вдруг сказала Моника.

Бонадвентур словно очнулся. Он понял, что произнес последние слова не в мыслях, а вслух.

– Подожди-ка! Я, кажется, вспомнил кодовую фразу. А ну слушай…

– Слушаю.

– Кодовая фраза: «Бонадвентур. Петров. Ассемблер».

– Неправильно, – ответила Моника.

– Кодовая фраза: «Бонадвентур. Петров. Ассемблер», – сказал он еще раз, но уже с русским акцентом.

– Неправильно, – снова ответила Моника.

– Да чтоб тебя…

Бонадвентур подкатился на кресле к центральному монитору кабинетного компьютера, набрал на клавиатуре: «Особый протокол безопасности. Раздел: «Кодовая фраза».

Экран выдал нужный параграф, и он стал внимательно вчитываться в инструкции. Чтение давалось с трудом. Алкоголь разошелся по венам, голова стала тяжелой.

– А вы уверены, что к данной задаче нужен стандартный подход? – спросила вдруг Моника.

«А вы уверены, что к данной задаче нужен стандартный подход? – словно эхом отдалось в голове. – Э-э-э-э, Моника! Я уже слышал сегодня эту фразу от тебя, бестолковая ты железяка! Сейчас вспомню где… Кажется, в машине, когда мы говорили про маму, про ее болезнь. Значит и кодовая фраза где-то близко. Еще немного, и я ее вспомню».

Бонадвентур вновь потянулся за бутылкой, но вдруг услышал строгий голос Моники:

– Вам более пить нельзя!

– Это еще кто там жужжит?

– Вам более пить нельзя, – повторила Моника. – Ранее при аналогично выпитом объеме алкоголя у вас наблюдался длительный рвотный эффект.

– Тогда скажи мне кодовое слово, и я не буду больше пить!

– Я не понимаю взаимосвязи…

– Не понимает она взаимосвязи! Это потому что ты глупая железяка, а не человек, – уже слегка заплетающимся языком сказал Бонадвентур и громко запел:

 
Машина – всего лишь машина,
Любить ее нету причины,
Не стоит дарить незабудки —
Душа ее прямо в желудке.
 

– Это не кодовая фраза, – сказала Моника.

– Понятно, что не кодовая… Это песня, дура…

– Вы стали разговаривать со мной, словно с женщиной. Означает ли это, что вы окончательно определились с выбором и готовы воспринимать мою поведенческую модель как женскую?

– Да черт с тобой – будь женщиной.

– Принято, – почему-то обрадовалась Моника. – А можно спросить, про что эта песня?

– Понятия не имею. Просто песня. Вспомнилась под настроение. Привязчивая – жуть!

Бонадвентур замотал головой, словно от наваждения.

– И, кстати, если базовые настройки женские – это вовсе не означает, что надо задавать глупые вопросы и изображать из себя блондинку. Символический смысл фразы «изображать блондинку» хорошо понятен?

– В моих файлах достаточно информации на данную тему.

Голос Моники стал более деловым.

– Совсем другое дело! – похвалил Бонадвентур.

– У меня есть еще один важный вопрос. В песне поется: «Душа ее прямо в желудке». Почему материнская плата роботов метафорически сравнивается с душой, мне понятно. Непонятна схема размещения «души», то есть материнской платы. Почему она на уровне желудка. Намного логичней и практичней было бы разместить материнскую плату в голове. Я пришла к такому выводу, когда выполняла поручение по поиску способа нанесения максимального урона болванке номер 944. Если бы ее материнская плата находилась в голове, фатальный урон можно было бы нанести на три целых и семь сотых процента легче.

Бонадвентур прекрасно знал ответ «почему». Он помнил то жаркое заседание на Международном конгрессе робототехники, в котором ему довелось участвовать почти двадцать лет тому назад. Именно там он выступил с докладом, именно там получил предложение жить и работать в США. На конгрессе тогда кипели нешуточные страсти. Несколько религиозных деятелей буквально восстали по поводу ограничений в правилах размещения материнских плат роботов. Священнослужители были категорически против очеловечивания машин не только снаружи, но и внутри. В итоге в голове и в области сердца размещать материнские платы было запрещено. Желудок – вот то место, которое было выделено роботам под «душу».

– Не все в жизни имеет рациональное объяснение, – уклончиво ответил Бонадвентур.

Ему почему-то не хотелось говорить правду. Он вдруг заподозрил в вопросе Моники второе дно. Даже как-то немного протрезвел от этого.

Бонадвентур внимательно посмотрел на черную коробочку с оранжевой полосой, словно пытался высмотреть что-то, то ли эмоции, то ли реакцию на свой ответ.

«Вот это я напился», – пронеслось в голове.

– Вам не хватает визуального отклика, – словно подливая масла в огонь, отреагировала коробка по имени Моника. – На складе есть подходящая для меня болванка. Ее инвентарный номер 948. Если надумаете меня визуализировать… – щелк, щелк… – рекомендую выбрать именно ее.

«Все это так странно, – снова пронеслось в голове Бонадвентура. – Еще никто из материнских плат не выбирал под себя болванку сам. И, потом, где вообще она видела эти болванки?!»

Ответ не заставил себя долго ждать.

– Когда я готовила эксперимент, мне был дан доступ к базе данных всех складских помещений, – сообщила Моника. – В том числе и к складу с болванками. Изделие 948 – это самый оптимальный вариант. На ее основе мне будет максимально просто сконфигурировать соответствующую моему назначению внешность. Будьте уверены, результат вам понравится…

Голос Моники был сродни зову дьявола-искусителя.

Бонадвентур невольно попытался представить себе – какой именно видит себя Моника. Точнее, не так. Какой видит ее он. Ведь на основе анализа именно его предпочтений Моникой и была выбрана та самая болванка. Визуализация роботов в последние годы стала целой отраслью не только экономики, но и психиатрии. Покажи мне своего робота – и я скажу, кто ты…

Он вовсе не собирался превращаться в то жалкое подобие гомо-сапиенс, которые изготавливали себе говорящих кукол, отрывались от реального мира, от реальных людей, от реальных дел, сходя в итоге с ума. Он слишком хорошо знал, что «машина – всего лишь машина».

Додумать свой манифест до конца он не успел, в дверях возник взмыленный и помятый помощник Ли.

– Что там с останками? – спросил Бонадвентур, пока тот пытался отдышаться.

– Почти все собрали. Но у нас другая проблема – возле входа то ли полиция, то ли военные, – с дрожью в голосе сказал Ли. – Их много, и они вооружены. Как они узнали?

– О чем?

– Про эксперимент, про разорванного в клочья робота.

– Ах, про это, – Бонадвентур улыбнулся. Он-то был уверен, что весь этот военный парад совсем по другому поводу, по марсианскому.

– Нужна моя помощь? – спросила вдруг Моника.

– Похоже, помощь нужна тебе, – произнес Бонадвентур.

Каким-то молниеносным движением он отключил Монику, причем не только от коммуникатора, но и вообще от внешней среды.

Затем он посмотрел на помощника Ли.

«Монику нужно спрятать», – говорил взгляд Бонадвентура.

«Согласен, но куда?» – говорил взгляд Ли.

Мысль в голове пролетела словно пуля.

– В болванку! – выпалил вслух Бонадвентур.

– Гениально! – воскликнул Ли и, вырвав из рук начальника бесценную ношу, помчался на склад.

Бонадвентур вынул из ящика стола пустую материнскую плату, наклеил на нее оранжевую наклейку, воткнул в кабинетный коммуникатор и стал записывать туда всякую ерунду.

Через мгновение в кабинет ворвались люди с автоматами. Они сбили его со стула и повалили на пол. Кто-то с запахом чеснока изо рта, упершись коленом в спину, зачитывал права и надевал за спиной наручники.

Алкоголь оказался хорошим средством защиты от вооруженного нападения. Под парами все происходящее почему-то веселило, напоминая кадры дешевой киношки.

«Интересно, какой номер болванки выберет Ли?» – почему-то думал Бонадвентур.