Текст книги "Успеть за Правдой"

– Это был такой возраст, когда кажется, что будешь жить вечно, и весь мир принадлежит только тебе. Перед тобой открыты все дороги, и на всем свете нет ничего невозможного.

В его руке возник стакан с водой, и он сделал из него несколько долгих глотков.

– Я любил ее, – снова повторил Клаус, а Оружейник смотрел на него со все возрастающим удивлением и, не получив ответа на свой вопрос, ждал продолжения.

– Мне нужно было или все, или ничего. Это была любовь с первого взгляда, и она ни на миг не угасала и со временем только крепла. Даже сейчас… Не знаю… – он сбился с мысли и растеряно огляделся, словно не понимая, где находится. Клаус снова приложился к стакану, вытер ладонью губы и продолжил:

– Я любил ее. Я любил Соню. Мне было очень больно, когда она совершенно не обращала на меня внимания и даже наоборот – всячески демонстрировала мне свою неприязнь, какое-то даже пренебрежение. А ведь я делал все, чтобы привлечь ее внимание, чтобы она заметила меня, выделила из всех.

– Она и заметила, – негромко вставил его собеседник.

– Да, но только не так, как того хотел я, – заметил Клаус. – Я из шкуры вон лез, чтобы быть лучше, искуснее, сильнее остальных, талантливее. Чтобы она оценила.

– Ты таким и стал, – произнес Оружейник. – Вот только ты перестарался со своим усердием и вместо того, чтобы вызвать к себе симпатию…

– Да знаю я, – зло перебил его Клаус, но сразу же сменил тон. – Извини… Так вот, Марина Яковлевна сразу обратила внимание на мои успехи и стала заниматься со мной более интенсивно.

– Она занималась с тобой индивидуально?

– Совершенно верно.

– И как сильно отличалась твоя персональная программа обучения от общей?

– Незначительно. Учительница делала акцент на практической отработке полученных знаний. Она заставляла максимально эффективно работать с собственным воображением… Вообще, сдача выпускного экзамена была для меня чуть ли не формальностью, потому что на тот момент мои способности Плетущего были более чем удовлетворительными, чтобы сдать его.

– Интересно получается.

– Очень. Но позволь я продолжу.

Оружейник кивнул, «достал» новую сигарету, закурил. Наблюдая за ним, Клаус сказал:

– Раньше, во время учебы, я был уверен, что сильнее тебя. На самом деле, ты был ничем не лучше меня. Так я считал. Спустя годы я понял, что ошибался. Ты ведь был просто помешан на огнестрельном оружии, а работа с ним требует ювелирной точности. И, конечно же, скорости. Вспомни, ты лучше и быстрее всех справлялся со всеми этими пистолетами, автоматами и всем остальным. А чего только стоит работа со сплавами металлов, из которых сделаны все детали, а составы взрывчатых веществ? Никто не способен сравниться с тобой в работе с оружием. Плести ткань сна, работать с его материей: выращивать траву, деревья, поднимать горы, запускать реки – все это не требует того мастерства, что создание оружия.

– Я имею слабое представление о лекарствах, – сказал Оружейник.

– Потому что это тебе не нужно. В случае ранения ты всегда можешь покинуть сон.

– Как оказалось, не всегда, – последовал угрюмый ответ.

– Исключения бывают, – парировал Клаус.

– Если бы мои познания в области медицины были на должном уровне, Соня бы не умерла.

– Поверь мне, – негромко произнес Клаус после короткой паузы, пристально глядя в глаза собеседнику, – ее бы уже ничто не спасло.

– Что ты ей вколол там, на лестнице? – вдруг спросил Оружейник.

– Адреналин, – ответил Клаус и добавил: – Он должен был помочь.

– Почему же ты раньше не сделал эту инъекцию? – вопрос прозвучал бы угрожающе, не будь его собеседник таким уставшим.

– Не знаю… Я растерялся. Все произошло так быстро.

Взгляд Оружейника стал злым, и он продолжал смотреть на Клауса с нескрываемой неприязнью.

– Поверь мне, – он поднял ладони, – я действительно не знал, что делать. И сейчас это не имеет значения.

– Почему это? – сквозь зубы бросил Оружейник.

– Потому что Соня жива. Как живы и все остальные: Сергей, Катя, Семен.

Мой двойник изменился в лице, я знал, как он испугался поверить этим словам.

– Докажи, – хрипло обронил он.

– Когда я расскажу все, что хотел, ты поймешь все сам, – Клаус постарался говорить спокойно, чтобы не провоцировать своего собеседника. – Позволь, я продолжу. Как я говорил, я был влюблен в Соню и в меру своих способностей старался всячески привлечь ее внимание. В итоге я стал чужим для вас, выскочкой, Любимчиком, которого всегда хвалила и выделяла Марина Яковлевна. А Соня, мало того, что не отвечала мне взаимностью, всячески демонстрировала свою симпатию тебе.

– А вот это уже чистой воды выдумка, – резко оборвал его Оружейник, – ничем не обоснованные пустые домыслы.

– Ты ошибаешься, – Клаус покачал головой.

Я воспользовался своей властью и остановил время. Дождь, льющий за окном, превратился в тысячи и миллионы причудливых капелек, застывших в воздухе. Ожившие воспоминания передо мной, играющие свои заранее расписанные роли, замерли неподвижно, и я вновь удивился уникальной возможности, что позволила мне столь необычным образом просматривать события, совсем недавно произошедшие со мной. Просматривать, анализировать, делать выводы. Я совершенно точно знал, что Клаус ошибается – между мной и Соней не было никаких чувств. Мы были друзьями. Были и остаемся. Нас многое связывает и если уж говорить о ярлыках, то в данном случае применим «младшая сестра». Признаться, мне никогда и в голову не приходило, что между нами может что-то быть. Это, наверное, потому, что тех чувств, которые мне пытается приписать Клаус, мне хватало в реальной жизни, наяву. С Катей тоже были дружеские отношения, хотя и не такие теплые, как с Соней. Ей не было никакого дела до всех этих переживаний и томлений сердца, как, впрочем, и остальным. Мы учились, и времени на какие-то отношения просто не было. Рыжий. Я вообще удивляюсь, как он с таким легкомысленным отношением к жизни умудрился жениться, да еще едва ли не раньше меня. Угрюмый. Сергей всегда чем-то недоволен, но и он, как ни странно, довольно быстро нашел себе пару. Катя. Все, что я знаю, так это то, что она очень нравилась Мише, и он даже собирался ухаживать за ней, благо в реальном мире они живут сравнительно недалеко друг от друга.

А с Соней мы всегда был друзьями. Зная, что я всегда выслушаю ее, в короткие перерывы между уроками и часто на практических занятиях, она успевала рассказывать мне о себе все, что происходило с ней наяву: про школу, про подруг, про родителей, про новинки кино. Однажды даже поведала о каком-то парне, с которым она встречалась. То ли они учились вместе, то ли жили рядом – сейчас не помню.

Звуки вернулись одновременно и все равно неожиданно, когда я спустил время с привязи, и оно свободно побежало дальше.

– Это ты ошибаешься, – твердо сказал Оружейник и добавил: – Впрочем, думай, как хочешь. У меня нет ни сил, ни желания убеждать тебя в обратном.

Клаус ничего не ответил и долгую минуту испытующе смотрел на собеседника.

– Ты говоришь правду, – наконец выдал он, на что Оружейник лишь хмыкнул и щелчком запустил в окно недокуренную сигарету. – Как бы то ни было, меня безумно злило то, что Соня отдала предпочтение не мне, а тебе. Как я тогда думал.

Он замолк, ожидая реплики собеседника, но мой двойник только выжидающе смотрел на него, и Клаус продолжил:

– На носу был выпускной экзамен, к которому я был прекрасно подготовлен. Должен сказать, что та обида, которую я чувствовал к тебе и к Соне, была прекрасным стимулом в учебе – я хотел доказать, что… в общем, ясно. Для меня экзамен был последней возможностью привлечь к себе внимание Сони. Я хотел показать, каких успехов достиг, каким мастерством обладаю. Я хотел…

– Она, как и все мы, и без того прекрасно знала что ты был лучшим среди нас, – перебил его Оружейник, устав от признаний. – Тебе нужно было впечатлить ее не своей силой или искусством, а элементарно попробовать оказать ей хоть какие-то знаки внимания.

– Сейчас я это понимаю, – согласился Клаус спокойно, – но тогда я думал о другом.

– Послушай, – обратился к нему Оружейник, – я, конечно, понимаю, что ты сильно переживал и даже страдал от неразделенной любви. В другое время и в другом месте я бы, возможно, с удовольствием послушал тебя, но мне непонятно, какое это имеет отношение к происходящему. Я бы понял, если ты попытался каким-то образом напакостить мне, навредить, отомстить, в конце концов, но ведь этого не было. К чему вообще ты мне все это рассказываешь?

– Да, ты прав. Я слишком увлекся, рассказывая о себе и о своих переживаниях, но надеюсь, ты поймешь, что именно эта история стала толчком для дальнейших событий, – Клаус в несколько глотков допил оставшуюся в стакане воду и под шум непрекращающегося дождя продолжил свою исповедь. – Как ты помнишь, экзамен длился семь дней, но уже на третий я вдруг понял, что у меня ничего с Соней не получится. Она не просто игнорировала, но вообще старалась держаться от меня как можно дальше. И как можно ближе к тебе.

– Честно говоря, я даже не обратил на это внимание и вообще не рассматривал те события с такой точки зрения, но со стороны, наверное, виднее.

– Создавалось такое впечатление, знаешь ли, – едко бросил Клаус. – Так вот, в тот момент, когда я понял всю бесперспективность своей затеи привлечь внимание Сони, я решил уйти.

– А вот с этого места поподробнее.

– Я понимал, что если я просто уйду, экзамен будет провален, и его придется сдавать через год. Находиться с вами рядом еще столько времени было выше моих сил, к тому же Соня… Мне удалось заставить себя не бросить группу – все-таки я должен был стать Плетущим официально. Ты не представляешь, как мне было больно и обидно видеть… – Клаус осекся на полуслове и какое-то время молча глядел в окно. – Видимо, Бог есть на свете, потому что иначе объяснить то, что произошло, то, что ты должен помнить, нельзя.

– Я догадываюсь, о чем ты говоришь, – задумчиво произнес Оружейник.

– Да, волею судьбы я оказался в критическом положении, но на тот момент я был рад, что так получилось. Я хотел уйти эффектно, ярко, и чудовищный монстр, который стал нашим последним испытанием, невольно помог мне в этом.

– Все эти годы я считал тебя мертвым, – устало прокомментировал его собеседник.

– Знаю, – кивнул Клаус и горько усмехнулся. – Я так надеялся, что Соня будет горевать обо мне, что она будет жалеть о том, что относилась ко мне с таким пренебрежением… Как же я ошибался! Каким глупцом я был! Ничего, кроме какой-то сиюминутной жалости она не испытала…

– Постой, – перебил его Оружейник, – откуда ты мог знать, что Соня чувствовала? Вы же больше не виделись. Или виделись?

– Нет, с тех пор мы с ней не встречались, и она, как и ты, считает меня мертвым.

– В таком случае, откуда ты можешь знать, какие Соня испытывала чувства в связи с твоей якобы гибелью?

– Об этом я узнал от Марины Яковлевны, – последовал ответ.

– Учительница знала, что ты жив? – я вспомнил, как тогда, во время этого разговора, удивился этой новости.

– Да, она смогла найти меня.

– Как? На вызовы по табичу ты не отвечал. Как еще можно найти Плетущего?

– Такие способы есть, – уклончиво ответил Клаус.

– И ты их знаешь?

– Да, но сейчас не о том речь.

– Ладно, – не сразу ответил Оружейник. – Как я понимаю, эти знания – часть той индивидуальной программы, по которой с тобой занималась Учительница?

– Да.

– И много еще у тебя таких особых познаний?

– Совсем нет, – Клаус постарался выглядеть искренним, – и раз уж мы подняли эту тему, то я должен рассказать тебе еще кое о чем, что мы не изучали на общих уроках.

Оружейник никак не прокомментировал его, молча ожидая продолжения, и Клаус сказал:

– Речь пойдет о создании различных существ, а именно своих клонов.

– Ты имеешь в виду двойников?

– И да, и нет. Ты должен знать, что любому человеку и даже твари можно придать какую угодно внешность, например свою. Таким образом, можно обмануть кого-то, кто не знает тебя достаточно хорошо или не знает вообще. Ведь от изменения облика сущность человека или твари не меняется. Даже обычные люди, не Плетущие, способны на подобное. Ежедневно, гложимые скрытыми страхами или достаточно сильными эмоциями, они невольно создают сотни и тысячи тварей, умудряясь при этом некоторым из них придать ту или иную вполне человеческую внешность. Не секрет, что и себя люди могут наделить иным, отличным от реального, обликом. Многие видят себя во сне просто моложе, другие способны на более существенные изменения, связанные не только с возрастом, но и с полом…

– Клаус, – перебил его Оружейник, – не нужно читать мне лекцию об изменении внешности. Я прекрасно знаю, о чем ты говоришь. Я Плетущий, не забывай, и способен работать со своим и чужими обликами.

– Да, извини, я отвлекся, – кивнул его собеседник, но продолжать не спешил и задумчиво глядел в окно, видимо, собираясь с мыслями.

Ливень снаружи заметно стих, превратившись в обычный дождь. Он уже не так неистово лил с неба, а в помещение через открытое окно попадали уже лишь редкие капли воды. Молнии не сверкали, и не грохотал на весь мир разгневанный гром. Гроза выдохлась, и ее время ушло.

– То, о чем я тебе хочу рассказать, является не совсем созданием двойников, – наконец произнес Клаус. – Когда я сказал «клоны», я имел в виду именно клонов. В отличие от создания двойников, заключающегося лишь в придании другой внешности человеку или твари, клонирование, как оно правильно называется, совершается по иному принципу. Его суть заключается в разделении сущности человека, и этим человеком может быть исключительно Плетущий.

– Как интересно, – тихо проронил Оружейник, опустив глаза, но я знал, что он смотрел в пол только, потому что не хотел напугать Клауса, не хотел спугнуть его откровение своим гневом. Он сделал несколько глубоких вдохов, а собеседник, увлеченный разговором, совершенно не заметил едва не разразившейся бури.

– Это значит, что можно разделить сущность Плетущего на столько частей, насколько позволяют условия. Но существует ограничение, связанное с тем, что с отдельно взятым Плетущим подобное можно совершить лишь единожды.

– Ты хочешь сказать, – Оружейник уже успокоился достаточно, чтобы снова посмотреть на Клауса, – что ты, не спрашивая ни у кого разрешения, что ты бесцеремонно позволил себе работать с сознаниями других Плетущих? Что ты смог разделить сущности Сони, Семена, Кати и Сергея?

– Нет, не совсем – Клаус не спешил продолжать.

– Уточни, – резко бросил Оружейник.

– Я не работал с сознаниями ребят. Я позволил себе разделить лишь одну сущность. Твою.

Глава 5

Взгляд Оружейника остановился, а сам он задержал дыхание, осененный внезапной догадкой. Наконец, он шумно выдохнул, нахмурился и тяжело изрек:

– Продолжай. Как ты вообще смог провернуть такой… фокус.

– Разделение потоков мышления – необходимое умение в нашей работе, – начал объяснять Клаус. – Оно дает возможность работать с материей сна, то есть плести ее, сразу в нескольких направлениях. Так вот суть этого фокуса, как ты говоришь, заключается в обособлении этих разделенных потоков на самостоятельные составляющие, наделении их собственной волей…

– И собственной внешностью, – закончил за него Оружейник.

– Да, собственной внешностью, – подтвердил Клаус.

– И каждая такая составляющая не может полностью обладать всей той силой, которой владеет исходная личность, так?

– Да, это неизбежное последствие разделения сущности Плетущего, – кивнул Клаус, – а его возможности меняются обратно пропорционально количеству составляющих: чем их больше, тем меньшей силой каждая из них обладает. И наоборот – при уменьшении их количества, растет сила оставшихся.

– Зачем? – только и спросил Оружейник, буравя Клауса тяжелым взглядом.

– Что, зачем? – не понял он.

– Зачем это все было нужно? – начал злиться мой двойник.

Клаус с явной опаской смотрел на своего собеседника и ответил, стараясь быть максимально искренним:

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но я сделал это для твоего же блага. Тебе грозила смертельная опасность, и я решил, что…

– Ты все усложняешь, – резко оборвал его Оружейник. – Если мне угрожала такая серьезная опасность, почему ты просто не предупредил меня? Почему ты не нашел меня, не позвонил, не написал письмо, в конце концов?

– И как ты себе это представляешь? – неожиданно горячо возразил Клаус. – «Алло, это Максим? А это Клаус. Я звоню сказать, что ты в смертельной опасности!» Так, что ли?!

Вызывающе глядя на Оружейника, он на одном дыхании выдал эту гневную тираду, но через секунду несколько раз шумно выдохнул, успокоился и уже гораздо спокойней продолжил:

– Я утрирую, конечно, но если бы я вышел с тобой на связь, ты мне не поверил бы. Ни единому слову. Но хуже всего, мое обращение могло вызвать прямо противоположный эффект – в лучшем случае, ты стал бы сторониться меня, в худшем… не хочу даже говорить об этом, – и после короткой паузы добавил: – А вообще, у меня не было ни времени, ни возможности тебя предупредить.

В комнате повисло тяжелое и неуютное молчание, и даже заметно стихший дождь за окном звучал, кажется, робко и неуверенно, будто боясь потревожить мысли сидящих друг напротив друга людей. Тот из них, у которого были светлые волосы и такого же цвета глаза внимательно и даже настороженно следил за своим собеседником. А он, мой двойник, устало сгорбился на своем стуле с высокой спинкой и, вытянув натруженные ноги, смотрел отсутствующим взглядом куда-то в пол перед собой. Молчание затягивалось, и мне было видно, как сильно оно тяготило Клауса. Наконец, Оружейник выпрямился, откинувшись на спинку стула, поднял усталый взгляд и сказал:

– Какой же, Клаус, ты дурак. Полный и запутавшийся в собственных умозаключениях дурак. Если бы ты дал о себе знать, да еще и предупредил о грозящей опасности, я бы, конечно, сперва удивился твоему неожиданному появлению и наверняка сразу бы не поверил, но уж выслушал бы точно… Ты совершенно не изменился за эти годы и продолжаешь ставить все с ног на голову, безумно усложняя и без того непростые отношения.

Клаус не пытался спорить, молча принимая все упреки. Сейчас, когда я имел возможность наблюдать за ним со стороны, мне было видно, как тщательно он скрывал облегчение. С чего бы? Неужели он думал, что я настолько плохо себя контролировал, что способен был сорваться или даже попытаться наказать его за то, что он посмел сотворить с моим сознанием? Не скрою, что меня крайне разозлило подобное вмешательство, бесцеремонное и беспардонное, но на момент самого разговора я был слишком уставшим, слишком измотанным, чтобы отдавать силы на собственные эмоции. А сейчас я воспринимал эту информацию… старался воспринимать объективно и непредвзято. Чтобы все-таки разобраться в мотивах Клауса.

– Кстати, – сказал Оружейник, – скажи мне вот что. Позапрошлой ночью я, Миша и Семен работали в одном интересном месте. Мы занимались спасением Плетущей. В том сне нас атаковало неожиданно большое количество тварей. Был бой…

– Это был я, – произнес Клаус, не дожидаясь, пока Оружейник закончит свою мысль. – Под личиной Семена был я.

Короткое молчание. Мой двойник слишком устал, чтобы удивляться, да и нельзя сказать, что тогда я был шокирован, услышав правду из уст Клауса – нечто подобное я и предполагал, ведь не зря заговорил о тех событиях.

Оружейник кивнул своим мыслям и с плохо скрываемой иронией спросил:

– Неужели вся эта конспирация была направлена на мое спасение?

– Нет, – последовал серьезный ответ, – я пытался помочь не тебе, а женщине Плетущей.

– Ты плохо справился со своей задачей – ее порвали твари.

Клаус хотел что-то сказать, но запнулся и произнес совсем другое:

– Позволь я продолжу свой рассказ?

– Если мы вернемся к этой теме.

– Обязательно.

– Тогда – валяй, только учти, что мне надоело слушать твою историю о неразделенной любви.

– Как бы ни сложились обстоятельства, – Клаус снова сказал не то, что ожидал его собеседник, – я очень рад, что имею возможность общаться с тобой. Между нами всякое было, но сейчас, я надеюсь, мы начнем наши отношения с чистого листа.

Оружейник безмолвно кивнул, и рассказ продолжился.

– Когда я покинул вас во время экзамена, то оказался предоставлен самому себе. Неожиданная свобода пьянила и заставляла совершать самые безумные поступки, какие только могли прийти мне в голову. Нет нужды, да я просто и не хочу, о них рассказывать – к делу они никакого отношения не имеют. Я с трудом могу вспомнить лишь малую часть из них и до сих пор не могу утверждать, сколько времени я так бесился, но определенно не так долго, как сам того ожидал. Очень быстро мне наскучила абсолютная власть над собственными сновидениями, и все чаще я стал наведываться в чужие. Что толку от тех свершений, если от них не было никакой пользы, если не считать удовлетворение собственного тщеславия? Примерно в то время, когда мне опостылело собственное могущество, и моя обида на всех вас, моих бывших одноклассников, угасла, я вспомнил, что являюсь Плетущим, хотя официально им так и не стал.

– Стал, – поправил его Оружейник. – Посмертно. После расследования твоей гибели, проведенного специальной комиссией, такое решение было принято.

– Пусть будет так, – легко согласился Клаус. – Звания и регалии для меня мало что значили и значат. Так вот, возвращаясь к рассказу, в определенный момент я для себя решил применить все те знания, что получил во время учебы. Для всех вас я был мертв и, признаться, случалось так, что я сожалел о собственной так называемой смерти, особенно, когда мне требовалась помощь. Но, так или иначе, я занялся работой Плетущего и по мере сил и возможностей справлялся с ней, смею надеяться, совсем неплохо.

– Бесспорно, – кивнул Оружейник. – Цифра в три с половиной тысячи людей, которым ты помог, говорит сама за себя. Ты не прожигал свою жизнь бездарно. Но меня интересует, когда ты успевал? Работать каждый день с новым человеком – очень тяжело, а если провести несложные подсчеты, то за эти годы ты работал именно в таком режиме.

– Более того, я же не сразу приступил к работе, а спустя лишь год после экзамена, да и то не так, как нужно.

– То есть?

– То есть какое-то время, тоже примерно год, я просто уничтожал тварей, не вникая во все тонкости ситуаций, из-за которых они появлялись. Я действовал наугад – обнаруживал в человеческом сне тварь и просто уничтожал ее. Никакой работы непосредственно с человеком я не проводил.

– Мартышкин труд, – резюмировал сказанное Оружейник.

– Так и оказалось, – не стал спорить Клаус. – Без тщательной работы с каждым человеком, страдающим от тварей, все мои усилия оказывались тщетными – спустя какое-то время вместо уничтоженных мной монстров появлялись новые.

– Дай угадаю, – вставил собеседник. – Среди тех, кого ты избавлял от страхов, нередко оказывались такие люди, которые вполне заслуживали ночных кошмаров.

– Ты прав и в этом. А когда я осознал свою неразборчивость, то решил изменить отношение к своей работе. До меня дошло, что количество – это не совсем то же, что и качество.

– Со временем количество переходит в качество.

– Да, но не само по себе. На третий год после выпускного экзамена я кардинально изменил свои методы.

– И в этом тебе помогла Марина Яковлевна?

– Она нашла меня, – кивнул Клаус. – У нас был долгий разговор. Учительница пошла мне навстречу и согласилась не рассказывать вам о том, что я жив.

– Просто согласилась, и все?

– Просто. Без каких-то дополнительных условий, если ты имеешь в виду именно их.

– Выходит, что ты по-своему подошел к проблеме с индивидуальным подходом к каждому человеку, – задумчиво произнес Оружейник, возвращаясь к теме спасенных людей.

– Именно. Я не стал утруждать себя контролем состояния каждого человека, которому помогал. После избавления его от тварей я помещал спасенного в этот город.

– Под неустанную опеку полусотни Стражей. Конечно, здесь люди могли чувствовать себя в полной безопасности. Они способны были уходить отсюда?

– Конечно. Это же не тюрьма. Многие уходили, но практически все возвращались. Вообще, из тех трех с половиной тысяч, которые проживали здесь, лишь порядка двух тысяч находились в городе постоянно. Остальные же в это время бодрствовали.

– То есть не все погибли, когда город был уничтожен?

– Не все. Но пока я не хочу снова собирать их в одном месте.

– Твое дело. Расскажи, что ты делал в Мишином сне. Откуда ты узнал, что ему снится сон про странную женщину с цифрами на лбу, Плетущую, и почему ты вообще пытался ее спасти.

– Я знал, что она попала в беду, но как раз тогда, когда пришел, чтобы помочь ей, там оказались вы с Мишей. Я не был готов к встрече с тобой, поэтому принял решение изменить свой облик и стать на время Семеном.

И тогда, и сейчас что-то из сказанного им встревожило меня. Какая-то неувязка, какая-то недоговоренность заставила и сидящего напротив него Оружейника нахмурится и недовольно сжать губы. Тогда я был слишком уставшим, чтобы вникать во все тонкости беседы, а сейчас… Клаус лжет или недоговаривает что-то важное – это очевидно. Ну конечно! Как, откуда он мог знать, что Миша договаривался с Семеном о встрече? Ведь Клаус совершенно недвусмысленно объяснил нам, как смог попасть в тот сон – по описанию окружающей обстановки, особенной природы, которым Миша поделился только с Семеном. Или это был Клаус под обликом Рыжего?

– Откуда ты знал эту женщину?

– Общался с ней, – расплывчато ответил он.

– Общался, и все?

– Да.

– Что-то ты темнишь, Клаус. Что-то ты не договариваешь. И мне это совсем не нравится.

Его собеседник пожал плечами, и только сейчас, со своего ракурса, я увидел, как Клаус скрестил пальцы на руке так, что Оружейник этого видеть не мог.

«Ах ты, жулик! Твое счастье, что я не заметил этих твоих скрещенных пальцев раньше во время беседы», – сердито пробормотал я, но Клаус, естественно, меня не услышал. Он был всего лишь ожившим воспоминанием, а не реальным человеком.

– Как знаешь, – тем временем ответил он, – но так оно и есть.

– Ладно, допустим, – резко бросил Оружейник. – Дальше? Что было дальше?

Хотя события, о которых шла речь, происходили всего две ночи назад, но после всего того, что произошло со мной за эти двое суток, я с усилием мог вспомнить и связать общую цепь событий, не говоря уже о каких-то мелочах. А мой двойник, усталый и измотанный, и вовсе неважно соображал.

– Дальше, после нашей встречи, мы попали в поселение. Там, в одной из хижин, как ты помнишь, находилась женщина, на лбу которой горела «единица». К сожалению, я не смог сразу приблизиться к ней, по крайней мере, чтобы это не вызвало у тебя подозрений. А потом появились аборигены и их предводитель: твари и Плетущий. Ну, а дальше было то, что ты сам должен помнить – бой с монстрами.

– Миша в коме. Ничего не хочешь сказать по этому поводу?

– Я не знал, – Клаус искренне удивился.

– Ты знаешь, почему так случилось?

– Могу только предположить. У меня есть версия, касающаяся происшедших событий и смерти несчастной женщины. Ты не задумывался о том, почему именно семь дней? Почему не быстрая, а такая долгая смерть? И почему именно Плетущая?

– Я хочу услышать твои выводы.

– По моей гипотезе некто, кто устроил семидневную казнь, не спешил убивать Плетущую только по одной причине – он вытягивал из нее жизненную энергию.

Оружейник лишь кивнул его словам, а я снова вспомнил тот странный канал, который увидел там, в джунглях, в хижине, где находилась несчастная женщина, и от которой он куда-то уходил. Тогда я не успел толком разглядеть его, а сделать это позже не было уже никакой возможности.

– Остается неясным, почему Плетущая не сопротивлялась, и почему она была без сознания, – задумчиво обронил Оружейник.

– Все просто, на мой взгляд. Женщина не сопротивлялась, потому что и наяву была без сознания, – высказался Клаус.

– Все семь дней?

Собеседники умолкли, но всего на десяток секунд, а затем, видимо, внезапно осененные, практически одновременно сказали только одно слово:

– Кома!

– Миша! – сразу добавил Оружейник. – Он же в коме… проклятье! Но как?! Он же не контактировал ни с кем, кроме меня и Семена, то есть тебя под его обликом.

Напряженный взгляд темных глаз остановился на Клаусе, и когда тот понял, к чему клонит его собеседник, резко вскинул ладони и быстро сказал:

– Максим, я не имею никакого отношения к тому, что сучилось с Мишей. Да и зачем оно мне нужно? Он оказался в коме не по моей вине.

– Но кроме тебя и меня, он больше ни с кем не общался… постой, – Оружейник даже, кажется, дышать перестал – так сильно он был поглощен собственными мыслями. – Старик. Он же был где-то там, или нет?

– Он был там, – подтвердил Клаус.

– Что же он сделал? – от волнения мой близнец даже со стула поднялся, закурил и подошел к распахнутому окну. Естественно, я знал, о чем он думал, как знал и то, что сейчас скажет, но все равно с интересом ждал продолжения. – По моему приказу Миша отступил назад, чтобы покинуть сон, совершить процесс ухода в относительной безопасности… Старик, где в тот момент был Старик?

– Как раз позади тебя, среди своих воинов, – сказал Клаус.

– Выходит, Мишу отправил в кому Старик? – взгляд Оружейника затуманился, когда тот погрузился в воспоминания той ночи. Через несколько секунд он перевел взгляд на своего собеседника.

– Откуда ты знаешь, где в тот момент был Старик? – спросил он. – Тебя же кошки порвали.

– Нет, – покачал Клаус головой. – Они были моими созданиями, поэтому, естественно, не могли причинить мне никакого вреда, как, впрочем, и тебе с Мишей.

Оружейник промолчал, но я знал, что сейчас он сопоставлял услышанное с теми фактами, свидетелем которых был сам. Кошкоподобные монстры действительно не пытались атаковать именно меня или Мишу, хотя несколько таких возможностей у них определенно было, например, когда я заглянул в хижину, где тварь терзала бедную женщину, а на меня обратила минимум внимания. Или же момент, когда огромная раненная кошка, последняя из нападавших на нас, лежа на мокрой и красной от глины земле лишь равнодушно следила за мной, хотя вполне могла бы напасть.

– Если тебя не убили твари, куда же ты делся? – спросил Оружейник.

– Никуда, я остался в том сне.

– Где ты был?

– Я отправился в хижину, где находилась женщина.

– Почему?

– Чтобы разбудить ее.

– Продолжай.

– Времени уже не оставалось. Я пытался, но так и не смог привести ее в чувство. Цифра «один» на лбу Плетущей должна была вот-вот исчезнуть.

– Ты пробовал как-то воздействовать на канал, по которому из нее выкачивалась сила?

– Нет, я не подумал об этом, – Клаус выглядел озадаченным.

– Плохо. Дальше?

– Я не смог сам убить ее, – тихо обронил он.

– Зачем вообще нужно было ее убивать? – снова начал злиться Оружейник.