Текст книги "Взорвать «Москву»"

– Правило-то старое, да Россия новая! – возразил Савельев. – Крыша «Армаде» нужна? Нужна!

– А завтра директор приедет на работу с разбитой мордой, – заметил Тарасов, отхлебывая добрый глоток и отправляя следом пару крупных креветок.

– Заместитель завтра поработает, – беззаботно отозвался Пашка.

– Все равно не пойму, почему они тебя так бережно обрабатывали, – сказал Артем, испытующе заглядывая приятелю в глаза. – Обычно…

– Неужели непонятно? – поднял глаза Савельев. – Пугануть хотели по-серьезному. Ну и пуганули… Было уже со мной такое. А все почему? Потому, что поль-зу-ют-ся! – подняв палец, раздельно произнес Пашка.

– Расплачиваться за игрушки-камешки когда будешь? – поинтересовался Тарасов.

– А завтра и расплачусь, – расплылся в улыбке Савельев.

– «Хвост» за тобой постоянно ходит? – вдруг спросил Артем. Ему показался слишком внимательным взгляд молодого человека в темных очках, сидящего через столик.

– Часто! – кивнул Пашка. – Привык.

– Последствий, думаешь, не будет?

– Нет, я позвонил кому следует и сказал что следует, – заверил Савельев. – Говорю: бывало со мной уже такое…

Менялись посетители. Проходили, позванивая парами тяжелых кружек, завсегдатаи, а Артем потихоньку хмелел, вливая в себя пенное пиво. Тот бандит в поезде первый, наверное, отдал концы; второй жив. Псы-эфэсбэшники, те, что на квартире, живы оба – за это Тарасов ручался. Жаль их, сукиных детей. Не хочется больше убивать…

Глава четвертая
В Россию с любовью

«Вся наша страна, от малого до старого, ждет и требует одного: изменников и шпионов, продавших врагу нашу Родину, расстрелять как поганых псов!»

Андрей Вышинский

Киев – Москва… Любовь и голуби… Граница уплыла на юг, и вместе с ней растворились в железнодорожной дали две дружественные таможни с их толкотней, суетней и откровенной разбойничьей наглостью чиновников, с трехчасовой нервной задержкой поезда, которая куда неприятнее, чем задержка месячных у любимой девочки. Утихли споры и жалобы на произвол, на бис исполненные опытными украинскими мешочниками. Съедены домашние харчи. Решены убогие кроссворды. Заполнена иммиграционная карта, и в ней значится: «Олесь Бузько (экзотическое для русского уха имя). Пол: мужской (что несомненно; надо бы добавить: «гендерная принадлежность – убежденный гетеросексуал»). Цель поездки: туризм (ждите меня, я скоро приеду). Срок пребывания: трое суток…» Солидный документ, проштемпелеванный суровым сотрудником российской пограничной службы. Его нужно вложить в паспорт и все время держать при себе – Москва слезам не верит, а московская милиция – и подавно.

Припомнилась последняя беседа с Кульчицким, имевшим штаб-квартиру в Киеве и приехавшим провожать хорунжего на вокзал.

«Это пока только проба, – рубя ладонью воздух, пылко говорил Кульчицкий. – Еще один тяжелый психологический удар для московских властей. Если бы наши чеченские друзья были решительнее и не поддавались на посулы своих и чужих соглашателей, Москва давно взлетела бы на воздух – до самых до окраин!» Сияло лицо провидныка, сияли его глаза в паутинке морщинок, цвел отличный ровный загар. «Я накопил в себе достаточно злости, чтобы оклеить пластитом половину столицы Сатаны, – ответил тогда Бузько. – Располагайте мной, друже провиднык, по своему усмотрению». Кульчицкий лучезарно улыбнулся. «Я ценю ваши патриотизм и преданность делу, – сказал он. – Но все же не забывайте, что по возвращении домой вас будет ждать условленный гонорар…»

«Город Сатаны» наплывал из прекрасного далека полосой отчуждения, скрещивающимися линиями электропередачи, пакгаузами, запасными путями, стрелками, семафорами, железным нагромождением гаражей и складов. Состав двинулся медленным шагом. Пассажиры собирали багаж.

Едущий налегке, с одной только спортивной сумкой Бузько выбрался в тамбур и сквозь пыльное стекло наблюдал за медленными изменениями пейзажа. Он закурил, и дым синими пластами потянулся сквозь трещину в окне.

Он спрыгнул на перрон первым и, забросив сумку за плечо, двинулся к подземному переходу. «Все здесь враждебно, – повторял про себя хорунжий. – Люди, автомобили, рекламные листовки, которые раздает вот эта хорошенькая малолетка… Ты приехал сюда как солдат, а значит, ты равнодушно-спокоен и готов к борьбе за счастье родного народа…» А враждебный город пузырился весенней толкотней, тысячей звуков и миллионом запахов, потому что Москва открыта гостям и любит их по мере своих восьмисотлетних сил.

* * *

– От Кульчицкого? Приезжайте в течение часа, здесь недалеко. Если задержитесь, меня уже не будет – меня ждут…

Абонент был сдержан и по-столичному деловит.

Плохо знающий Москву Бузько опоздал на десять минут: неправильно поняв многословный рассказ говорливой старушки, он проехал на метро лишнюю станцию. В облезлой квартире на втором этаже П-образного дома по Сущевскому Валу его встретил пасмурный старик в клетчатой рубашке.

– Я уже на выходе, – сообщил хозяин, открывая дверь и впуская гостя. – Описание вашей персоны, которое прислал Кульчицкий, совпадает. Значит, вы и есть тот самый Олесь. Моя фамилия – скажем так – Семенцов. Проходите. У нас пятнадцать минут…

Бузько очутился в запущенной двухкомнатной квартирке, где уборка не производилась уже лет сто. Бесформенные железки, жестяные банки, покрытые засохшими потеками, ржавые инструменты создавали впечатление запущенной мастерской.

– Садитесь, – сбрасывая на пол сонного рыжего кота с вымазанной в зеленое спиной, сказал хозяин. – Порция «мыла» уже упакована и оплачена. Акваланг – облегченный вариант без баллонов, только с маской… – Видя недоумение на лице гостя, Семенцов пояснил: – Пластит.

Взвешивая на руке увесистый пакет, Бузько поинтересовался:

– А вы с господином Кульчицким, наверное, вместе служили?

Семенцов нехорошо ухмыльнулся и, помедлив, ответил:

– Да уж, служили… В интересном одном месте… Только он, хитрожопец, подполковником уволился, а я – капитаном…

– Удивительно! Служили вместе, а на украинца вы совсем не похожи, – заметил хорунжий.

Эта фраза обозлила хозяина:

– Ты пальцы в чужие проблемы-то не суй! – прикрикнул он. – Я не турецкий, я не немецкий, а советский! Простой пенсионер, понял?! И торгую, чем могу, чтобы к пенсии приработать! И насрать мне на твоего Кульчицкого и на тебя!.. Вон рюкзак с аквалангом бери и вали отсюда!

Бузько торопливо собрал покупки и направился к двери. Говорить было больше не о чем; обижаться, впрочем, тоже.

Хозяин тем временем поостыл.

– Погоди! – окликнул он.

Хорунжий остановился.

– Приходилось плавать с аквалангом? – хмуро спросил Семенцов.

– Плавал. Даже подводной охотой занимался. В нашем родном Крыму, в хорошие времена, – поспешно ответил Бузько.

– Когда они были-то – хорошие времена? – буркнул Семенцов, расстегивая «молнию» на сумке хорунжего и заботливо вкладывая туда еще один сверток. – Запалы-то забыл, профессионал! «Липучкой» хоть умеешь пользоваться?

– Со взрывчаткой знаком хорошо…

– Не произноси слова «взрывчатка» вслух вообще никогда! – строго заметил Семенцов. – В Москве это слово произносить нынче опасно…

Хозяин повозился с ключами и открыл дверь.

– Бывай, щирый украинец! – желчно проговорил Семенцов. – Ты меня не видел, я тебя тоже.

* * *

Опасный груз Бузько оставил в тайнике на окраине города. Схема, врученная Кульчицким, оказалась точной: место было безлюдное и безопасное. Вдалеке шумная трасса, уводящая прочь от Москвы, руины, бетон, ржавые прутья арматуры… Шпионские игры, затеянные провидныком, раздражали. Но партийная дисциплина прежде всего – и Бузько аккуратно рассыпал вокруг схрона пачку дефицитной махорки.

Оставался визит к человеку, которого Кульчицкий громко именовал просто «нашим союзником». К человеку, который выведет хорунжего на объект…

Поминутно сверяясь с записанным на самой главной страничке памяти адресом, Бузько добрался до Садовнической улицы, миновал пятый номер с окнами-арками и припаркованным десятком машин, повернул во дворы… Вот то самое место – старые дома, новехонькая детская площадка из цветного пластика, хлебный ларек. Кремль недалеко, а на ступеньке сидит чернявый паренек кавказского вида и отрешенно курит, глядя прямо перед собой.

Бузько подошел и поздоровался. Чернявый не обратил на него никакого внимания, только выпустил дым из ноздрей.

– Мне нужен господин Дакаев, – настойчиво проговорил хорунжий.

Тут чернявый парнишка поднял глаза, усмехнулся и ткнул пальцем в сторону приоткрытой двери ларька, откуда несло свежим хлебным духом.

– Захады, дарагой! – услышал Бузько сакраментальную фразу. – Я здесь!

Хорунжий сделал шаг и оказался внутри ларька среди душных горячих запахов печеного и румяных булок.

– Сейчас выручку досчитаю, – не поднимая головы, сказал лысый тип с черной бородой, растущей, казалось, прямо из горла. – Присядь на табурет. Меня Хамидом зовут.

– Олесь, – просто ответил Бузько.

– И у тебя имя подозрительное, – вручая деньги подлезшему под локоть хорунжего пареньку, сказал Хамид. – Здравствуй.

– Здравствуйте. Я приехал…

– Давай-ка на «ты», – перебил Хамид. – Враг у нас общий, значит, дружить будем… А откуда ты приехал, я знаю: твое фото мне присылали, а тебя самого мой пацан срисовал, еще когда ты по дворам кружил.

– Мне бы так, чтобы время не терять, – сказал хорунжий. – У меня на родине много работы…

– А-а, у меня на родине тоже полно работы! – махнул рукой Хамид. – Все успеем, все сделаем – хорошие люди насчет тебя звонили, уважаемые… Сегодня ночью уже на место пойдем. Багаж, смотрю, не при тебе?

– В надежном месте.

– Маладэц!.. До вечера по городу покантуйся – Кремль посмотри, Красную площадь…

– Ненавижу, – скривил рот Бузько.

– Маладэц! – восхитился Хамид.

– Жмут сильно? Власти, и вообще? – поинтересовался хорунжий.

Хамид равнодушно пожал плечами:

– Я девочками не торгую, как, например, мой брат. Я хлебом торгую – хлеб и русский, и кавказец кушают. Так что ментам заплатил – и наслаждайся жизнью!

С чеченцем было легко: он оказался в курсе плана Кульчицкого, а значит, объяснять ему ничего не требовалось.

* * *

Плавучее казино «Золотая луна» огромным светящимся кубом громоздилось у причала, похлюпывало серой волной, скрипело тугими тросами, захлестнутыми на кнехтах. Парковочная площадка была заполнена едва ли на четверть: время горячей игры еще не настало. От Москвы-реки тянуло прохладой и сыростью. Хамид и Олесь прогулочным шагом миновали причал, отметив двух вооруженных охранников, стоящих на мостках.

– Тут не только охрана с проверкой клубных карт, но еще и типа фэйс-контроль, – пояснил Хамид. – Кто попало не пройдет. Там в игорном зале еще охрана, двое по палубе шастают, видеонаблюдение есть…

– И все эта суета на суше и на море ничего не стоит, потому что днище беззащитно, – с усмешкой продолжил Бузько.

– Не говори «гоп», пока не спрыгнул, – по-своему переиначил старую присказку чеченец. – Лучше скажи: ты с аквалангом давно нырял?

Хамид действительно очень рисковал: акваланг и взрывчатка были погружены в багажник его скромных «Жигулей». Им предстояло проехать около четырех километров вверх по течению реки, молясь богу, чтобы вечерний скучающий гибэдэдэшник не тормознул советское авто и не поинтересовался содержимым багажника.

Оставив машину у бетонной стены какого-то склада, они двинулись к реке. Звезды усыпали небо. Посверкивали фары проезжающих поворот машин. Тускло светили желтые фонари. Похрустывали под ногами камешки. Шелест и дыхание реки слышались явственно…

– Здесь, – указал Хамид. – Все помнишь?

– Помню, – опуская на берег снаряжение, сказал Бузько. – Скорей бы уж!

Старый навык проявился, как изображение на фотобумаге. Гидрокостюм, маска с дыхательной трубкой, ласты… «Мыло» с запалами…

Чеченец оказался опытным подводником: он посветил фонариком, критически осматривая снаряженного Бузько, подтянул, поддернул и, видимо, остался доволен. Помог приторочить на спину хорунжему прозрачный пластиковый пакет со взрывчаткой, кивнул.

Бузько уселся на землю и принялся надевать ласты.

– Возьми, – Хамид бросил на песок рядом длинный нож в деревянных ножнах.

– Благодарю, – кивнул хорунжий.

– Про нож я сразу не подумал, так будь внимателен, – проговорил чеченец. – Ножны могут разбухнуть.

– Не пригодится, – отозвался Бузько.

– Жду тебя на этом месте…

Это были последние слова Хамида, которые услышал хорунжий. Бузько надел маску и, хлопнув того по плечу, без плеска вошел в воду. Москва-река приняла его в свои темные струи.

Плыть по течению было легко. Хорунжий не погружался под воду: темнота скрывала его движение. Он держался ближе к берегу, обходя темные выступы арматуры, плывущие под водой громоздкие предметы. Прохлада пробиралась под гидрокостюм. Фонарик, укрепленный на головном обруче, он пока не включал – это могло демаскировать диверсанта.

С тарахтением прошел по середине реки катер, гоня волну и играя колеблющимися огнями. Ткнулось в колени что-то, подозрительно напоминающее разбухший труп, и Бузько инстинктивно принял в сторону. Вода не пахла водой – это был тяжелый запах живых испарений. Городская клоака гнала прочь от себя гниль и гной, плавучий мусор, пятна мазута.

Еще километр… Еще пятьсот метров…

Его было видно издалека – световая арка, брошенная с берега на море, кричала о том, что «Золотая луна» ждет своих уважаемых гостей. Грохот динамиков, исправно выдающих свое «бумс-бумс», вибрацией проник в череп. Обрисовался борт грузного прогулочного корабля, переоборудуванного под казино. Бывшая баржа правым бортом была пришвартована к набережной.

В этот ночной час «Золотая луна» полнилась бешеными страстями. В блеске золоченого потолка и пластиковых люстр кружились рулетки, и в секунды тишины было слышно, как лопаточка крупье сгребает разноцветные фишки. Бесстрастные крупье выкликали выигрыш, а игроки, утирая вспотевшие лбы, склонялись над суконным полем «блэк-джека». Красивые женщины играли плечом к плечу с респектабельными мужчинами, и в этом было настоящее равенство людей, пришедших на свидание к фортуне. Их страсть хорошо охранялась: выигравшему полагались не только деньги, но и вооруженная охрана до самого дома.

Бузько парил в толще темной речной влаги. Он коснулся рукой легко вибрирующего днища, плотнее закусил загубник, поправил дыхательную трубку и нырнул. Включился фонарик, и перед глазами расплылось пятно света, а в нем задвигались искаженные стеклом маски заклепки обшивки, потеки ржавчины, грязные мазки старой краски.

Бузько выбрал участок по левому борту ниже ватерлинии и вскрыл контейнер. Пятно света прыгало перед ним, высвечивая бесформенную массу, упакованную в полиэтилен. Держась одной рукой за выступающую из корпуса скобу, украинец приладил первую «липучку», вогнал запал. Оттолкнувшись, послал тело вперед и метрах в десяти установил второе взрывное устройство. Вибрирующая туша плавучего казино никак не реагировала на щекотку. Когда хорунжий изготовился, чтобы установить третью «липучку», над его головой хлопнул распахнувшийся иллюминатор, кто-то внятно выругался; следом в воду полетел какой-то предмет – вероятно, пустая бутылка. Грязная брань повторилась, и оравшего обильно стошнило. Бузько передернуло. Очень скоро вы протрезвеете, господа!.. Протрезвеете и задумаетесь… если успеете…

В обратном порядке – от третьей «липучки» к первой – Бузько активировал запалы, погасил фонарик и, сильно оттолкнувшись, поплыл против течения. Если все было сделано правильно, через полчаса взрывчатка поднимает «Золотую луну» на воздух.

Хорунжий не захватил часы, и тридцать минут показались ему вечностью. «Устройства должны сработать, – сильно работая ластами, думал он. – Кульчицкий доверяет человеку, продавшему мне взрывчатку. Я не допустил ошибки…»

Колыхнулась тугая вода, толкнув пловца в спину, и через секунду прогремели взрывы – сначала два почти без задержки и спустя полминуты – третий.

Бузько вынырнул и бросил взгляд назад: дуга электрических огней вздрогнула и погасла. Черная громада «Золотой луны» вздрогнула и начала заваливаться на левый борт. Дикий визг прорезал темноту и пронесся над свинцовыми волнами.

Вода мощно хлынула в трюм через три рваные пробоины. Баржа дала заметный крен. Послышались выстрелы, хлестко прозвучавшие один за другим. Но никто не стрелял – канаты, зачаленные на берегу, лопнули, как простые нитки. Кто-то с шумным плеском сверзился с палубы. Раздались беспорядочные крики. Прогрохотали по скребущим асфальт мосткам перепуганные посетители. Взвыла в отдалении сирена.

Через сорок минут «Золотая луна», подхваченная течением, развернулась на семьдесят градусов и погрузилась в воду. Информации о погибших массмедиа не дали, однако желающие могли узнать из Интернета, что погибших было семеро, и в их числе охранник, до последнего втискивавший шалых игроков в спасательные жилеты, и пьяный клиент с бутылкой «Хеннесси» под мышкой.

* * *

Вода казалась липкой, а течение усилилось. Конечно, хорунжий понимал, что это результат усталости и стресса. Он мог выбраться на берег в пять минут, но это было равносильно самоубийству: оживленная набережная не оставляла шансов уйти незамеченным. Да и менты, которые уже прибыли к месту происшествия, объявят патрулям готовность номер один…

Бузько терял силы. Месяцы он тренировался в лесу, и нужды упражняться в плаванье не было: ОУН готовилась к затяжным боям на суше. Собственное дыхание отдавалось гулом в висках. Гидрокостюм сдавливал тело, как в тисках. Пройдена только половина маршрута. С удовлетворением хорунжий подумал о том, как сейчас суетятся напуганные насекомые на палубе тонущей баржи, и страх снова вернулся к нему. Дождется ли Хамид? Если «союзник» предпочтет удрать, то проблема окажется еще серьезнее. Мокрый, обессиленный Бузько должен будет поспешно убираться подальше от Москвы-реки, предварительно утопив снаряжение…

Неужели Кульчицкий решил таким способом избавиться от своего диверсанта?

Эта догадка молнией блеснула в гудящей от боли голове хорунжего. И тотчас он отбросил эту мысль: слишком многое было поставлено на карту. В то же время Бузько слишком много знал: он встречался с пенсионером-торговцем, знал Хамида Дакаева… Нет, готовить одноразового диверсанта провиднык не стал бы: средств в партийной кассе не так много. Да и смысл в том, что это репетиция операции, которую, спустя какое-то время, должны выполнить те же умелые руки, управляемые той же холодной головой.

Эта мысль придала Бузько силы, и он поплыл быстрее. Через несколько сот метров вынырнул и увидел на берегу тускло светящиеся фары: Хамид ждал его.

Выплюнув загубник, с фырканьем и плеском хорунжий выбрался на берег. Хамид торопился навстречу, загребая туфлями сырой песок.

– Снимай быстро это барахло! – скомандовал чеченец, и Бузько почувствовал, как сильные руки сдирают с него маску, расстегивают гидрокостюм…

– Горилка есть? – простонал хорунжий.

– Это водка, что ли? – упаковывая гидрокостюм и ласты в объемистый пластиковый пакет, спросил Хамид. – Найдется… Слышал я твою музыку – хорошо бабахнуло! Туда машины под мигалками целой толпой помчались…

Чеченец упаковал снаряжение, пробежался по берегу, отыскав увесистую ржавую железку, подвязал ее к пакету и, размахнувшись, запустил вещдоки подальше.

Уже в машине, отхлебнув добрый глоток водки прямо из горлышка, Бузько вспомнил, что в спешке утопил нож Хамида.

– Если остановят, – выворачивая руль, сказал чеченец, – скажешь, что спьяну в воду упал. Слабое оправдание, но другого нет… Вид у тебя неважный, ничего не скажешь…

Расслабился Бузько уже на квартире, куда к утру привез его чеченец. Тот самый чернявый парнишка, которого Бузько встретил у хлебного ларька, мгновенно оценив ситуацию, бросился в ванную. Зашумела горячая вода.

Слыша, как кровь молотами бухает в виски, хорунжий прилег на диван. Пока хозяева переговаривались по-чеченски на повышенных тонах, он обнаружил на тумбочке рядом приемник и, повертев тумблер, нащупал киевскую радиостанцию.

– Эй, Олесь! – крикнул Хамид. – Мыться и кушать!.. Родина-мать зовет!..

– Ты почему так хорошо говоришь по-русски? – поинтересовался Бузько, когда они уже сидели за кухонным столом с бутылкой водки и скромной закуской.

– Я в России учился, – улыбнулся чеченец. – Я учитель русского языка и этой… как ее… литературы! Теперь понял, дарагой?

Уже заметно навеселе, Бузько слушал московские новости: сбиваясь на скороговорку, ведущие наперебой рассказывали о трагической гибели плавучего казино «Золотая луна». Перечислялись и возможные версии теракта. Главной была чеченская.

Хамид только криво и как-то болезненно улыбался, глядя на порозовевшего после выпитого украинского гостя.

* * *

Артем сидел перед дребезжащим допотопным телевизором, пытаясь по старой памяти анализировать промытые, просушенные и профильтрованные новости. Взлетело на воздух целое казино – и до сих пор не введены войска в Грозный… Впрочем, ирония здесь ни при чем: журналисты, по обыкновению, что-то скрывают. Сегодня, когда на игровой бизнес ведется массированное наступление сверху, такой взрыв может иметь и более простое объяснение… В то же время спецназовская интуиция подсказывала Тарасову, что спецслужбы тут ни при чем: не готовы массмедиа к освещению новости, нет в сообщениях той округленности и легкости, которая так слышна была в сообщениях из Беслана. Артему, очевидцу и участнику событий, тогда было понятно, почему так чеканны были фразы из телесообщений. Но сейчас…

«Прозвучали взрывы… баржа дала крен… лопнули тросы… Это как раз понятно. Непонятно другое – при таком уровне безопасности, как в этом элитном казино, днище оказалось стопроцентно уязвимым. Не додумали? Аквалангиста лень было в охрану взять? Впрочем, если бы знал, где упадешь, соломки бы подостлал…»

Артем размышлял, сидя у окна и наблюдая за тем, как мусоровоз во дворе выгружает переполненные мусорные баки. Грохот. Завивающаяся винтом вонь. Сизая бензиновая гарь… В этом городе возможны события и пострашнее. Последний аргумент в московском споре теперь не пуля, а взрыв.

Его последний день в общежитии подходил к концу. Гонорар, исправно, хотя и с задержкой, выплаченный Пашкой, лежал в нагрудном кармане. Небольшая часть ушла на предоплату за аренду квартиры, снятой – опять-таки, не без Пашкиной помощи – в Строгино. Для Артема начиналась новая жизнь, только радости от этого он не испытывал. Хитрая морда Савельева с распухшей и почерневшей нижней губой не сулила ничего хорошего.

Отставник спецназа стал вне закона, и любой неосторожный шаг мог обернуться арестом и безвременным исчезновением. Страна сказала «надо», и капитан Тарасов встал по ту сторону зеркала. «Перекантуюсь, – думал Артем. – Перекантуюсь и уеду к черту на Алтай. Там хорошие места, говорят…»

Вещей было немного: громадный пластиковый пакет с барахлом, которое пора бы выбросить на ту помойку, откуда только что с довольным урчанием укатил мусоровоз, и спортивная сумка с холостяцкими мелочами. Такси через полчаса. Машина приедет и послушно отвезет его на новое место, в новую опасную работу-жизнь, уже во вторую по счету.

Стать вне закона – чего проще, если жизнь подталкивает тебя в спину…

А вот и такси – синее, как мечта. Как раз вовремя…

Артем сделал было шаг, но тут его внимание привлекло странное движение за окном. Серый «Опель», вынырнув из подворотни, приткнулся к подъезду, и из него выбрался Пашка Савельев. Взглянул на тарасовские окна и заторопился к парадному, едва не столкнув со ступенек выходящих подростков-пэтэушников. Через минуту он уже стучал в дверь комнаты Артема.

– Теман, такси отменяется! – выпалил Савельев, утирая ладонью вспотевший лоб. – Сейчас садимся на меня и едем за город, на дачу к одному хорошему человеку!

– Я задаток квартирной хозяйке уже отдал, помнишь?

– Да хрен с ним, с задатком! Ты весь собрался? Давай-ка, пакетик поднесу…

– Ты что подорванный такой? – поинтересовался Артем, отстраняя услужливого Пашку. – Затеял что?

– А может, и затеял! – с наигранным весельем отозвался от двери Савельев.

«Прощай, общага! – мысленно сказал Тарасов. – Было здесь неплохо. Пойдем, поищем новое место. Хотя и совсем новое место я, похоже, не скоро нагрею…»

Грузился Савельев как-то поспешно. Серый «Опель» выкатился со двора и взял курс на Домодедово. Уже в машине Пашка начал бормотать что-то о важных делах и собственной замотанности, но Артем заметил, как приятель воровато поглядывал в зеркало заднего вида. На вид потный Савельев был, как ломовая лошадь на крутом подъеме, хотя особенной жары на улице не чувствовалось.

Трасса была обычна для этого часа: длинномеры, торопящиеся в обе стороны, легковушки, автобус-гармошка. Но Пашка упрямо таращился в зеркало, и складки ворота на его рубахи набухли едким потом.

– Толком говори, если что сказать хочешь, – прервал Пашкину невнятицу Артем.

– Да пожалуста! Тут вот еще такое дело, – вдруг обернувшись в три четверти, вкрадчиво начал Савельев. – Я ребятам кое-каким кое-что задолжал… Надо бы помочь…

Артем смотрел на приятеля, подняв бровь: еще морда не зажила, а уже снова готов к борьбе. Востер, старший лейтенант…

– Пока, понимаешь, операция только планируется… – медленно, обдумывая каждое слово, пояснил Пашка. – Но уже, думаю, скоро понадобится твоя посильная помощь…

«Опель» сбавил скорость. Загудел, идя на обгон, длинномер с бесконечной надписью по-немецки на буром брезентовом боку.

– На веревочке меня водить не получится, – сказал Артем. – Ты мне помог кое в чем, я тебе тоже… На сегодня мы в расчете, а дальше – как получится…

– Вот именно! – заулыбался Савельев. – Как получится! Я и говорю… А этого куда черт несет?! Куда ты, придурок?! – заорал он в голос.

Красные «Жигули», взревев мотором, обходили «Опель» справа.

Азартный Пашка прибавил скорость. Сзади рассерженно просигналил пристроившийся в хвост торопливый джип.

– Да пошел ты! – крикнул Савельев, адресуясь к водителю джипа, и добавил, уже имея в виду рулевого «Жигулей»: – Гонки решил устроить, козел форсированный! Я тебе покажу, Шумахер сраный!

Водитель Пашка был классный, и не видать бы водителю «Жигулей» первого приза, если бы водила отечественного авто тоже не оказался асом. «Жигули» обошли Пашку.

Предчувствие обожгло Артема. Он хотел сказать Савельеву, чтобы тот разворачивался и валил назад, к центру, но тут взбесившиеся «Жигули», взвизгнув шинами, перекрыли дорогу.

Места для маневра не осталось – Пашка инстинктивно нажал на тормоз. «Опель» встал как вкопанный. Сзади раздался глухой удар, хруст стекла и металлический скрип: вторая машина, мощный джип приложилась к бамперу савельевского авто.

Остальное случилось в мгновение: задние дверцы «Жигулей» распахнулись, и оттуда с пистолетами наготове вынырнули крепкие парни в голубой джинсе. Из джипа выпрыгнули еще двое. С треском осело заднее стекло – и в салон глянул знакомый до боли ствол «калашникова».

Несмотря на свою почти гражданскую специальность, Савельева в «Гамме» чему-то да научили: его рука распахнула бардачок, вцепилась в рукоятку ствола, но тащить пистолет наружу Пашка уже не стал – положение не то. Артем расслабленно поднял руки до уровня лица. Тот, кто их переиграл, был заметно умнее вороватого и хитрого Пашки. И это были не бандиты: те мигом издырявили бы авто пулями. Позади дружески мяукнула сирена ГИБДД. Сомнения в профессиональной принадлежности бравых ребят отпали. Спецы. Сигналили придержанные гибэдэдэшниками машины.

Джинсовые парни держали «Опель» на прицеле. Сзади раздался голос:

– Выйти из машины!

Пашка повиновался первым. Он помотал головой и сморщился, как это бывает при зубной боли. Артем, не опуская рук, проехался задом по сиденью к вежливо распахнутой правой дверце, выбрался на воздух. С водительской стороны джинсовые уже надевали на свекольно-красного Пашку наручники. Тарасов подал запястья, и его тоже закольцевали.

– Савельев, твою мать! – гаркнули сзади. – Доигрался?! Готовь адвокатов!

– Как пионеры – всегда готовы, – сквозь зубы процедил Пашка.

Артем попытался оглянуться и тут же получил несильный удар по скуле.

– Смотреть прямо перед собой! К машине! – скомандовали из-за спины.

Задержанные повиновались. Неприметная белая «Газель» с надписью «Служебная» и тонированными стеклами гостеприимно открыла двери. Глянули головы в камуфляжных кепи. Патрульная ментовская машина встала рядом с «Опелем». Проезжающие водители глазели на это занятное и редкое зрелище: арест опасных преступников средь бела дня на оживленной трассе.

Арест – тюрьма – этап – зона. Так рисовался Артему его ближайший путь. Подвел сукин сын Пашка, не рассчитал свои скромные возможности. Захотел денег побольше срубить, да не на то дерево напал, лесоруб хренов…

– Я Алке не позвонил, – обращаясь в пространство, проговорил Пашка и получил ловкий тычок автоматным стволом в спину – мол, топай, сантименты будешь в камере разводить.

Человек, отдававший команды псам, оказался седоволосым, с ежиком волос на круглой голове и каменной физиономией. Он показался Артему подозрительно знакомым, но напрягаться сейчас не стоило: уже очень скоро капитану Тарасову придется давать показания, которые стоит предварительно обдумать. Со странным удовлетворением Артем оглядел Пашку, который ерзал по сиденью толстой задницей, как карась на сковороде. Вот кому придется отдуваться по полной программе: Тарасов смутно догадывался, что шефу и владельцу охранного агентства «Армада» будет непросто пересказать все касающееся и не касающееся…

Джинсовые мальчики скромно уселись в свои «Жигули» и укатили в сторону Домодедова. «Газель» с задержанными взяла курс на центр. Седоватый постоял на обочине, раздумывая, что-то сказал лейтенанту ГИБДД, резво прыгнул в джип.

Сумрачные камуфляжные ребята приняли Артема и Пашку под руки и усадили друг напротив друга. Сурово молчали бойцы, топорщась рациями и пистолетными кобурами. Полуприкрыв глаза, что-то мычал себе под нос Савельев. Полоса дороги гладко ложилась под колеса. Приближалась Москва – как приговор.

«Тупой ты, Пашка! Недаром автомобильной ротой командовал… Тебе бы баранку вертеть – на большее ты не способен».

«Сам ты козел! Откуда мне было знать, что эти чертовы «Жигули» с сюрпризом окажутся! И вообще – пошел в жопу!»

Они говорили взглядами, и содержание беседы было понятно только им двоим. Конвой угрюмо молчал. Урчала «Газель», раздраженно переключая передачу.

«Удалась отставка! – отвернувшись от Пашки, подумал Артем и обругал себя: – За красивой жизнью погнался… дурак… и дети твои будут дураками, если доживешь…»

Оказывается, красивая жизнь была еще вчера – хотя, сказать по правде, Артем так и не понял ее чарующей прелести. А сейчас браслеты на руках, и жаловаться на то некому – тут не ментовка, авдоката и свидания с родственниками не будет…