Текст книги "Следы ангела (сборник)"

Вот ведь как бывает! Я теперь вот что думаю – это видать куклу-то мою Артос тогда и унес в зубах да бросил в конюшне, видать, она тогда соседям нужнее была, вот и ушла от меня.

Нет, все-таки я затоплю, ребята, а то промерзнет все, тепло должно быть образам-то, лапочкам.

Людмила Тихонова вернулась к чугунной дверце, снова показалось, что со всей стеной падает печка. Староста, до этого остававшаяся в болоньевом плаще, расстегнула пуговицы, показался фартук, из переднего кармана которого она достала коробок со спичками. Через какое-то время из печки стал раздаваться легкий треск, будто кузнечик начал распеваться; ветер, голосивший до этого в трубе, умолк, напоследок поругавшись с рождающимся огнем, из-за чего тот и трещал, как баба на ярмарке.

– Ну вот, сейчас потеплеет, у нас быстро это, и славу Богу! – приговаривала Тихонова, топчась у печки.

Я еще послушал печной треск, убедился в победе огня над ветром и поспешил задать главные вопросы, от которых Людмила Георгиевна пока что отступала в своем необыкновенном рассказе.

– Так как же вы в этом храме-то оказались? Чувствую я – здесь какая-то невероятная история! – снова подзадорил я старосту.

– Ну вот, я и рассказываю! Я, значит, после школы уехала в город, поступила в институт, замуж вышла, двое детей у меня, муж хороший, работала я в НИИ, потом в оборонной промышленности, преподавала, докторскую защитила, в общем, дал Господь мне себя проявить. И все это время кукла-то моя, матушка икона Знамение была со мной. А уж когда этот храм стали восстанавливать, я уж сама к вере в то время приходить стала. Вот хоть все и говорят – ученые в Бога не верят, а я так скажу – ученые-то первые, кто знает, что Бог есть, просто они привыкли все доказывать фактами, а здесь верой доказывать надо, любовью, а это для ученых, да тем более для физиков, совсем незнакомая область.

– А вы как пришли к вере-то, Людмила Георгиевна? – кажется, интервью подбиралась к самым вкусным деталям.

– Да вот я вам про это-то и рассказываю! Значит, вот когда сестра-то мне позвонила и сообщила, что икону мою ищут, я до утра не спала. Думала: отдать – не отдать. Вроде, все вернули свои, вроде, и правильно было бы вернуть: икона, раз она в церкви до этого хранилась и там какие-то чудеса совершала, в церкви и должна пребывать. Но я же вам объясняю, что это был мой талисман как будто, мой крестик, моя подруга настоящая. Как же ее отдавать-то! А чудеса-то, знаете, какие эта икона совершала? – снова отошла от темы староста. – Она ведь не только от пожаров, она же и от болезней, и от голода все деревни вокруг спасала. Да тут до сих пор поговорка есть – Знамение будет, любовь не убудет. Это так старики еще говорили наши, мол, пока икона-то эта здесь, то и Бог с нами. Это вот все я потом прочитала в архиве, в журнале церковном, в нем батюшка Сергий Власов еще до революции записи свои оставлял. Это уж я потом все прочла, а тогда-то, конечно, и подумать не могла, что за кукла моя такая, чудесница Маша. Но тогда я сказала себе – моя кукла, со мной была, со мной и останется. Вот как маленькая, ей-богу, хотя к тому времени уж докторскую защитила, двух девочек поднимала. Сейчас, прям, смешно вспомнить даже, какая во мне тогда вредность проснулась!

Еще месяц где-то прошел, а сердце мое с того дня, как сестра позвонила, ноет, ноет, ноет. Все хожу посматриваю на доску с Божьей Матерью. А сестра с тех пор уж раза два звонила: «Как пить дать, – говорит, – икона-то твоя – это наша деревенская реликвия, по всем описанием схожа, ох, как жалко, что потеряла ты ее! Батюшка так переживал, когда узнал!» – капала мне, как это говорится, на совесть. Я-то ведь понимала, что не потеряла я ее, вот она стоит передо мной, смотрит на меня. А смотрела она на меня, ой, ребятки, вот не поверите, смотрела всегда по-разному. То сурово, то улыбалась, то грустила. Это, как я для себя поняла, когда я что-то не то делала в жизни, кукла моя сердилась, когда правильно все шло, Она улыбалась. Ну, вот что ты ухмыляешься? Вот так и было! Да и по сей день так. Вот сам подойди, посмотри, если улыбнется, значит, исполняешь волю Божью. Ты подойди, подойди, – начала уговаривать староста.

– Обязательно подойду, вот как только историю мне свою расскажете! – пообещал я Тихоновой.

– Ну, а что история моя? Через полгода я приехала в деревню погостить к своим, да и привезла куклу свою. Отдала Ее батюшке. Ой, на следующий день все наши старушки собрались, целый праздник они с батюшкой в церкви устроили. Так радовались, так молились, так пели, я ни на минуту тогда не пожалела, что с куклой рассталась. Для меня-то она тогда так и была кукла – ни больше ни меньше. О вере я только начала в ту пору размышлять.

Помолчала староста, призадумалась, а глаза у нее – радостные, светлые, и такие от них волны нежности и теплоты. Весь наш разговор они такими были, будто бы сам благодатный огонь в них зажигается. Никакой печки не надо.

– А потом, как приехала я домой, в город, чувствую – не на месте сердце, вот как душу оторвали, как будто только оболочка моя в квартире, а сама я – там, в деревенском храме.

Снова помолчала Тихонова. И снова в глазах ее благодатный огонь.

– Вот, знаете, как говорят? Вам, наверное, знакомо, у молодых есть такое понятие – сохнуть от любви? Ведь, правда, есть такое. Вот только от влюбленности сохнут, от любви наоборот жизнью наполняются, но это другой разговор. Я к чему? К тому, что сохнуть стала, как икону-то в храм отдала. И сама не понимаю, что со мной. Ничего не мило, ничего не радует, по ночам сна нет, все мысли только о кукле, да о деревне, о церкви. И тут мне сестра опять моя звонит. «Ой, – говорит, – беда у нас, икона-то твоя вся черной стала». Как же, – спрашиваю, – черной-то стала? Горела, что ли? «Да нет, – отвечает сестра, – сама по себе почернела. Никто не знает, что такое. Батюшка наставляет всех – усерднее молиться. Молимся, а что толку-то, совсем уж образа не видно».

Значит, не зря со мной такое делалось, чувствовала я, что не так, неправильно я как будто поступила. Даже мысли у меня, вот вы понимаете, даже мысли у меня тогда не возникло, что икона не из-за меня почернела. Я виновата и все: от себя ее оторвала, вот знала я это на все сто процентов. Понятия не имею, откуда у меня такая уверенность была, но вот была. Теперь-то я понимаю, а тогда сама себе удивлялась. Ну да что – неверующие люди всему удивляются от глупости своей, верующие, те, кто по-настоящему верят, никогда ничему не удивляются.

Приехала я вскоре снова к себе в деревню. Первым делом в храм пошла. Смотрю на икону, а она к тому времени уже в ризе, под стеклом, а вся чернющая-чернющая, как вот когда мне ее принесли после соседского пожара. Я на колени так и упала, и внутри меня закололо все, будто горячим пеплом душу осыпало.

Батюшка говорит: «На, почитай». Я смотрю, вроде по-русски написано, а не понимаю ничего.

– Акафист это, почитай, не противься, – шепчут мне старушки, которые при храме были.

И вот я давай читать, сбиваюсь, конечно, на каждом слоге, к концу только уж обжилась со словами-то этими волшебными:

Радуйся, душ наших сладчайшая весно, радуйся, сердец наших светлейшее утро,

Радуйся, высото недомышляемая, радуйся, славо неувядаемая…

Чего говорить – боготворно! Акафист – это песня, никак иначе. И, вот, почитала я, как могла, на следующий день тоже пришла, помолилась. Но нет, конечно, икона не очистилась, хотя я втайне верила, что, глядишь, и просветлеет передо мной моя Машенька.

А Машенька ждала, чтобы просветлела я.

Опять домой в город вернулась, да вскоре слегла. И отчего слегла? Врачи – воду льют, объяснений нет. Температура в норме, сердце – тоже, ничего не болит, а слабость – встать не могу, и пот ручьем льет: ага, то пот, то озноб. И простуду тоже не обнаружили. Всё, здорова! Больничный не дали мне тогда, еле-еле на работу ходила.

Дня три так ходила, на четвертый не пошла, не могу и все, будто к кровати приковали, да на грудь булыжников накидали. Давит все. И белый свет не мил. В тот же день вижу сон.

Вот захожу я в храм наш, а там пусто, я к кукле своей иду. Только дошла, слышу шорох сзади, оборачиваюсь, вижу – у печки женщина стоит, красивая, в голубом платье, волосы под косынкой, на меня смотрит радостно, улыбается, и говорит вдруг:

– Холодно мне!

А я ей и отвечаю:

– Так не топят, видимо, лето же вроде как на дворе.

А она опять свое:

– Холодно мне, холодно!

– А вы кто? – спрашиваю, потому что я, вроде, всех местных знала, а эту раньше не видела.

Та только улыбнулась в ответ и вышла из церкви. А я стою и чувствую, что, и правда, холодно. И так резко вдруг продрыгла вся, съежилась, думаю, дай затоплю. Гляжу, а у печки дров нету, обычно там накидано. Вышла на улицу – там, на полянке за храмом, дровня стояла. И вот перед глазами моими: солнце жарит, трава огромная, сочная, зеленая, цветы, как подсолнухи все, не меньше, ягод видимо-невидимо… И посреди поляны женщина та стоит, на меня смотрит, улыбается, и снова:

– Холодно мне.

Я аж рассердилась, чего холодно, вон, лето какое, жара. И тут проснулась. Вся в мурашках лежу, замерзла, будто посреди зимы без одежды на улицу вышла… И тут звон колоколов, я аж подскочила! Что такое? Где звонят? Вроде, нет церкви-то рядом. Мужа своего спрашиваю: «Ты слышишь колокола?». Он на меня смотрит, побледнел весь: «Ты чего, мать? Тебе плохо?» А я стою и понимаю, что хорошо мне! Хорошо! Колокола бьют, я радуюсь! Но только сон-то свой вспомнила, эту женщину в голубом, и снова в озноб ударило.

Села я на кровать, зарыдала. Ясно все стало мне тогда. Вот опять, коли спросите, не отвечу, откуда эта ясность взялась, но уверена была – это я Богородицу во сне-то видела. И звон колоколов тому подтверждение, мне уж тогда известно было, что бывают случаи – слышат люди звон, даже когда храма рядом и в помине нет. Это вроде как знак сверху…

Долго я в ту ночь не спала. Да, мне кажется, и вообще не уснула.

А через неделю говорю мужу:

– Поеду я в деревню.

– Так ты же недавно там была, – муж-то удивился.

– Насовсем поеду я, – мой смотрит на меня, молчит. – Ты чего, бредишь?

– Я все решила, девочки наши уже на ногах, по семьям своим разбежались, мне на пенсию скоро, ты, как хочешь, а я поеду. – Вот так ему прямо и говорю, говорю и не чувствую ничего.

– Ты с ума сошла под старость! И что за болезнь ты подцепила?

Ну, конечно, мы еще месяц с ним ругались, решали, что, да как. Но я все равно знала: уеду. На своем стояла. Смирился мой, наконец. С тех пор всё меня «ненормальной» называет, не иначе! Сейчас уже, правда, ласково, по-доброму, а когда приехала-то сюда, он год со мной не разговаривал. Потом уж заезжать стал, а сейчас ничего – со мной, живем, он бомбит иногда, я статьи пишу в журналы, да книгу вот заканчиваю, ничего – везде жить можно.

А на работе и в институте, где я преподавала, никто меня тогда не понял, само собой. Спрашивают: «А ты чего все бросаешь-то? Ради чего?» А я и объяснить толком не могу.

– А потом что было? – спрашиваю я тихо, пока староста молчит.

– А потом светлые дни наступили. Я приехала, стала в храм ходить, молиться научилась, бабкам помогала порядок поддерживать, а потом, уж две недели прошло моего здесь жития-то, гляжу – кукла моя опять как была! Никакой черноты! Раскрылась икона-то, и снова мне улыбается!

Ну, вскоре я крестилась.

А когда бабки-то умерли, староста прежняя Антонина Ивановна отошла, Царствия ей Небесного, тогда мне батюшка и предложил вместо нее стать. Даже не думала – сразу согласилась. Так вот и живу. Все при кукле. Грею ее, чтоб не холодно. Во сне Она больше не приходила ко мне, а зачем? Мы же рядом, – и Тихонова подошла к своей иконе, стала целовать ее, гладить, так гладить, как гладят самых любимых на свете людей в благодарность за счастье. – Вместе мы, да, матушка моя, Маша моя, подруженька. Хорошо нам, вот так и живем, хорошо живем!

…

Попрощались мы тепло, сели в такси. Как догадался я – это муж Тихоновой нас привез, он и увезет обратно до станции.

– Что-то не быстро вы, накинуть за простой-то придется, – предупредил таксист.

– Накинем, не проблема, – пообещал я и в последний раз посмотрел из окна машины на храм. Уже подкрадывался закат, белые стены и купола покрывались оранжевым отсветом, из печной трубы валил черный дым… Чудная картинка, фотография памяти.

Запомнились навсегда и карьеры по обе стороны дороги, красные, под закатом и вовсе морковные. Но не в ад путь через них вел, а совсем в другое место, нами в то время еще не обдуманное, даже в мечтах не маячившее…

Уже в городе вспомнил, что так и не посмотрел, улыбается ли мне Богородица…

Последняя книга

Дышится морозом и чудесами. Нет, нет, этот год не может так просто закончиться! Что-то обязательно должно произойти. Тревожное? Доброе? Снежное? Мягкое? … Да кто его знает? Город ждёт, городу больше нечего делать.

…

СООБЩЕНИЕ ИНФОРМАГЕНСТВА:

Екатеринбург, 29 декабря. Сегодня ночью неизвестный проник в библиотеку имени Белинского.

Как сообщают наши источники в правоохранительных органах, сегодня около двух часов ночи неизвестный мужчина проник в книгохранилище библиотеки и устроил погром. Были перерыты книги русской литературы второй половины 19 века. «Что мог искать злоумышленник, непонятно, – говорит один из сотрудников библиотеки, – и на первый взгляд у нас ничего не пропало, разве что пара томов Салтыкова-Щедрина».

Задержать ночного гостя не удалось, камеры видеонаблюдения его не зафиксировали. Более того, выясняется, что ни двери, ни окна библиотеки не повреждены, а значит остаётся загадкой – как мужчина мог попасть в библиотеку, тем более в книгохранилище.

«Сейчас мы допрашиваем охранников, дежуривших этой ночью, проверяем их на причастность, – рассказал нам источник из ГУВД, – мы не верим, что человек без участия охраны мог так просто оказаться ночью в книгохранилище. Это невозможно».

…

Двери закрылись. В вагоне метро секундная тишина – люди вдыхают. Выдохнули. Заулыбались, заговорили, заглазели по сторонам … День начался! Здравствуйте всем! Пора заряжаться настроением. До следующей станции. Пока в вагон не ввалилась новая толпа вдыхающих и выдыхающих.

На следующей станции в вагон зашёл мужчина. В возрасте, с бородой, без шапки, волосы зачесаны назад. Пассажир был в довольно странной одежде. Не то, чтобы одежда была вычурная, или наоборот – лохмотья, нет, вполне приличное пальто, чёрное с большим воротником, вот только пальто было, как будто не из этого десятилетия. Впрочем, внимание на мужчину все обратили, скорее, не из-за его одежды, а из-за того, что с перрона в вагон он зашёл совершенно один. И никого рядом не было. Для метро это, согласитесь, дикость. Впрочем, пассажиры довольно скоро вдохнули снова. Поехали. Выдохнули. И тут же забыли, о чём думали до вдоха. Ну, подумаешь, зашёл всего один человек в вагон метро! В жизни ещё и не такое случается!

А мужчина в пальто, толкаясь, добрался до бокового окна. Здесь на стекле кто-то когда-то чёрным маркером нарисовал свастику. Пассажир сразу начал пристально разглядывать этот символ, словно ювелир, проверяющий на подлинность камень, случайно оказавшийся в его руках. И ладно бы он просто смотрел на свастику, через несколько вдохов и выдохов пассажиров, мужчина начал водить по свастике рукой. Осторожно, нежно…

«Вот ещё выдумал мужик, ты ещё её поцелуй!» – откуда-то из-за спины донесся женский голос. Оглянулся. Женщина. Видимо, глупая. Пальцы снова вернулись к стеклу, указательным пальцем провёл от центра пересечения линий вверх и в сторону, до конца луча, затем снова палец к центру, рука пошла вниз. Из глаз полились слёзы…

«Не, ну, точно, дурак, чего ревёшь-то?» – спросила мужчину женщина, та, что видимо глупая. Не ответил. Электричка остановилась. «Станция Геологическая, выходя из вагона…» Он снова уставился на свастику, словно медитировал, не слышал, или не обращал внимания на то, что происходило вокруг. Вагон опустел. На плечо упала рука. Лёгкая, женская. «Мужчина, всё, кончилось метро, конечная»… Опять не ответил. Промолчал.

Женщина не стала проявлять настойчивость, вышла из вагона в душный, но ещё пахнущий хлоркой зал и поплыла на эскалаторе. Она думала о Новом годе, поправляя меховую шапку и улыбаясь морщинами. Поднялась к выходу из метро и уже приготовилась потянуть на себя тяжёлую железную дверь. Но тут двери раскрылись в обратную сторону. На пороге метро стоял тот самый странный мужчина из вагона. Женщина почему-то вздрогнула и собралась было спросить, чего этот человек от неё хочет? Но он заговорил первым.

– Где здесь библиотека? – такого красивого баритона женщина не слышала никогда, и таких чистых глаз она тоже в жизни не видела. И оттого вздрогнула снова.

…

СООБЩЕНИЕ ИНФОРМАГЕНСТВА:

Екатеринбург, 29 декабря. Охранники библиотеки Белинского дали первые показания.

Охранники библиотеки имени Белинского, в которую сегодня ночью проник неизвестный, начали давать показания, – сообщает наш источник из ГУВД.

Напомним, проникший в библиотеку человек устроил настоящий хаос в книгохранилище библиотеки. Что он там искал, неизвестно, зато подтвердилась информация о пропаже двух томов рассказов Салтыкова-Щедрина. Это были редкие книги, изданные и популярные в начале 20 века, – говорят в библиотеке.

Охранники, которых следователи подозревают в пособничестве злоумышленнику, рассказали, что видели этой ночью неизвестного мужчину, гуляющего по коридорам библиотеки. Все попытки заговорить с ним ни к чему не приводили, несколько раз охранники пытались задержать его, но незнакомец тут же исчезал.

Со слов охранников, мужчина был одет в деловой костюм. У него были большие глаза и густая борода. Больше охранники библиотеки ничего сообщить не смогли, говорит наш источник из ГУВД.

По версии следователей – охранники дают ложные показания, и даже, цитата «мистические». «Вероятно, это делается с целью запутать правоохранителей», отмечают в милиции.

…

До библиотеки шёл угрюмо и быстро. Мимо гудели автомобили, нервировали прохожие, да ещё эта женщина из подземелья увязалась за ним, следит, наверное. И зачем он к ней подошёл!

И зачем здесь всё так, это же не город, это же не Екатеринбург, не русская провинция. Мужчина изредка оборачивался, смотрел по сторонам, но всякий раз быстро юркал к себе в воротник. Не потому что было холодно, потому что было страшно. «Да, это настоящий город конца» – пробубнил мужчина, переходя дорогу. Его появление на проезжей части тут же вызвало резонанс, заверещали иномарки, заорали троллейбусы, люди в окнах машин махали ему и вертели пальцами у виска. Весь этот шум ударил в голову. На минуту стало плохо, собравшись духом, он дошёл до остановочного комплекса и рухнул на сидение.

– Вот, ещё один бич, куда ты прёшь? – застонала интеллигентная дама, тоже отдыхавшая на скамейке.

– Извините пожалуйста, а где библиотека? – спросил интеллигентшу «бич», в этот момент лицо его было похоже на лица священников, которые в момент исповеди прощают прихожанам все грехи, но чтобы вера не казалась им такой лёгкой, обязательно нравоучают, – И не надо так обращаться с людьми, вы же хорошая, я это вижу.

Женщина вздрогнула, она действительно почувствовала себя хорошей, почти святой:

– Ой, батюшка, извините, я же думала, ой, грешная я, грешная, – запричитала дама. – А библиотека вот она, за моей спиной, вот оно здание-то, вас проводить, подсказать?

– Нет, спасибо, я сам всё найду.

В холле библиотеки в душе его произошло что-то невероятное, но доброе, мужчина заулыбался так, как не улыбался давно. лицо озарилось, как озаряется у человека, который попал туда, где лет сто не был, но бывать здесь любил. Хотя на самом деле он был здесь только недавно и в первый раз, просто уж сильно ему это здание напоминало старину, библиотеки старой, прежней России.

Вдруг из-за колонны к нему выбежала девушка, она тоже улыбалась, по всему ей здесь тоже было уютно. Но стоило девушке подойти к мужчине, как улыбка исчезла.

– Уходите отсюда, а то я сейчас охрану позову.

– Вы тоже приняли меня за этого, за бича? – добродушно спросил гость. – Я не бич, меня зовут, а, впрочем, это не важно, – мужчина наградил девушку своей улыбкой, и ещё одна женщина в этом городе вздрогнула. – Мне бы карту Екатеринбурга где-нибудь посмотреть.

Девушка, она была администратором, не сразу ответила. Несколько секунд ушли на анализ ситуации – так учили её в институте – оценивала, стоит ли доверять этому человеку или нет? Решила не доверять.

– Вы знаете, карт у нас нет, это вам в «Роспечать» надо, пожалуйста выйдите из библиотеки.

– Дочка, мне очень нужна карта.

Ещё несколько секунд они смотрели в глаза друг другу.

– Серёжа, – крикнула девушка и оторвала свой взгляд от взгляда настырного мужика, – Тут бомж один тупой, выгони его. Девушка сказала это грубо, но уверенно, словно в институте её все пять лет учили произносить эту фразу.

Из-за другой колонны вышёл мужчина, настоящий охранник библиотеки, маленький, худой, с длинными волосами. Чем ближе он подходил, тем больше в его лице читалась желание избежать конфликта, а лучше вообще ничего не говорить, пусть администратор сама разбирается. И всё-таки Серёжа подошёл, тоже поднял глаза на бомжа, который был гораздо здоровее него, тоже помолчал несколько секунд, после чего побледнел и пропищал не мужским голосом:

– Это же он.

Мужчина понял – его здесь узнали. Слава Богу, охранник не стал задерживать узнанного, а предпочёл вызвать подмогу. Пока подмога подбегала, несостоявшийся читатель выскочил на гудящую улицу. И почему-то не удивился, когда столкнулся в дверях с женщиной из подземелья.

– Хватит за мной следить! – От баритона она уже не вздрагивала. – Скажите, где ближайшая «Роспечать»?

– Сейчас вот туда, пппрямо, и через перекрёсток нннаправо, до университета, – ошарашенная от внезапной встречи и грубого приветствия объясняла дорогу уже знакомая незнакомка.

В следующую секунду мужчина растворился.

– Где мужик? Только что выбежал? – голос охранника вывел женщину из растерянности. Она даже смогла лукаво улыбнуться и соврать:

– А, так мужик где? Так он это, в троллейбус сел.

…

СООБЩЕНИЕ ИНФОРМАГЕНСТВА:

Екатеринбург, 30 декабря. В библиотеке Белинского вновь появился ночной гость.

Как сообщают наши источники в библиотеке имени Белинского – пару часов назад здесь вновь появился ночной гость. Напомним, в ночь на 29 декабря в библиотеку проник злоумышленник, устроивший там погром. Были перерыты книги русской литературы второй половины 19 века, похищены уникальные издания Салтыкова-Щедрина.

Милиции до сих пор не удавалось выйти на след похитителя.

Злоумышленник сам сегодня пришёл в библиотеку. Однако задержать его вновь не получилось.

– Он будто бы всех загипнотизировал, пока опомнились, он исчез, – рассказывает один из охранников библиотеки.

В правоохранительных органах сообщают – на этот раз обошлось без погромов и краж, мужчина не прошёл дальше холла библиотеки. Ведётся розыск.

…

До университетского здания дошёл быстро. Оценил его взглядом, и стал искать «Роспечать», что это такое, он не знал, но надеялся, что это будет подписано буквами, как «Университет», как «Книжный магазин», мимо которого он проходил недавно. Мужчина и не предполагал, как быстро он наткнётся на нужную надпись. Вот же она, «Роспечать», напротив университета, рядом с книжным. Потому как на полках этого стеклянного домика лежали товары, мужчина догадался, что «Роспечать» – это ларёк. Мужчина даже поднял глаза к небу, поблагодарил за сопутствие. Но как купить карту, если нет рублей в кармане? Мужчина был не из тех, кто терялся, карта ему нужна была позарез, и другого выхода, как включить обаяние, он не нашел.

За прилавком стояла уже немолодая блондинка в фартуке. Хмурая, словно только что получила нагоняй от начальства. Так оно и было.

– Девушка я не бомж и не бич, я хочу сказать вам здравствуйте, и хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Блондинка поняла только, что ее о чем-то спрашивают.

– Здравствуйте, – сказала в ответ.

– Понимаете, мне очень нужна карта.

– Какая карта?

– Карта Екатеринбурга.

– 120 рублей карта стоит, – отметила продавщица и нырнула под прилавок.

– Но у меня нет рублей, мне бы только посмотреть.

– Нет, так нельзя.

Вопросительный взгляд мужчины.

– Я уже дала тут одним журнал посмотреть за триста рублей, так ни журнала, ни тех нету. Нет, я теперь наученная, – завелась было женщина, но встретив уже заинтересованный взгляд собеседника, взгляд, который ждёт, что ему вот-вот расскажут потрясающую историю, замолчала, процедив лишь: – Итак придётся свои деньги вкладывать, тут ещё бичу помогай.

Мужчина понял всё. Всё, что надо было понять в этот момент. Он не стал настаивать, спорить, входить в доверие, умолять… Мужчина вернулся на угол, к книжному магазину, вытянул руку и запел.

…Всё это произошло так неожиданно, даже для самого певца, что город на секунду замолчал, прислушался, а мужчина зажмурился, будто не веря, что это он поёт, да ещё так правильно, попадая в ноты…

В руку, пусть и не сразу, но стали залезать монеты и бумажки. А когда он начал петь и декламировать по-французски, вокруг него даже собралась толпа, человек десять. Люди были в основном образованные и начитанные.

– Нет, ну, надо же, как он чисто говорит и поёт! – восхищались дамы.

– Видимо, артист, бедняга! – жалели певца другие.

– А как на Николая-то нашего похож, – замечали третьи.

На отзывы и комментарии он внимания не обращал. Он только пел, читал монологи, стихи и мял в руке бумажки.

Уличный концерт длился с полчаса. Наконец, чтец и певец замолчал и, послав зрителям блаженную улыбку, пошёл потихоньку к ларьку «Роспечати». Тут он заметил памятник. Через дорогу, наискось от ларька, до этого он на него не обращал внимания. Человек, вылитый из металла, показался ему знакомым. И даже очень. Через несколько секунд до него дошло, кто это. Живой мужчина встал как вкопанный, сознание его и взгляд улетели куда-то сквозь пространство и время, скорее всего в прошлое.

– Значит я уже рядом, – пробормотал он и постучался в окошечко ларька.

Как только окошко растворилось, мужчина тут же всунул туда собранные деньги.

– Скажите мне, сколько здесь денег? – он спросил так, как будто его не интересовало ничего больше во всём мире, только бы узнать, сколько он собрал денег.

Продавщица блондинка впялилась в мятые бумажки.

– На первый взгляд, рублей пятьсот.

– Дайте мне городскую карту, остальное возьмите себе.

На этот раз всё поняла она. Незнакомый мужчина, пожалуй, первый раз вот так для неё сделал что-то невероятное, что-то необычное.

Она проглотила радость, хотя было очень горько. Но куда деваться – у неё дома муж и дочка.

– Вам какую улицу надо-то? Может, я помогу? – заботливо спросила продавщица.

– Мне нужен Вознесенский проспект.

Блондинка усмехнулась.

– Вы, видимо, имеете ввиду улицу Карла Либкнехта, она когда-то называлась Вознесенским проспектом, но это было ещё при царе Горохе. Вы, видно, историк?

– Да, дочка, я историк тоже, в каком-то смысле ты права.

Услышать после всего, что он для неё сделал, слово «дочка» было ударом, но она опять проглотила – русская женщина!

– А вам что конкретно-то надо?

– Мне нужен особняк Ипатьева, кажется, это дом 49.

Блондинка усмехнулась опять.

– Вы откуда приехали вообще?

– Из Сибири.

– А, ну, тогда понятно, дома Ипатьева уже давно нет, там храм сейчас большой, Храм-на-Крови.

– Храм? – мужчина произнёс это слово как «храааам», пропевая гласную.

– Ну, да, храм, он тут рядом.

Снова вопросительный взгляд. С оттенком умиления.

– Это вы сейчас если вот туда пойдёте, – женщина вытянула руку направо, – до перекрёстка дойдёте, а там направо и увидите его, храм, большой такой будет.

Здесь возникла пауза. Мужчина подбирал слова, и, как оказалось, не слова благодарности.

– А книги там остались? – вдруг спросил он и без того удивлённую женщину.

Она восприняла этот вопрос как попытку продолжить разговор с ней, то есть как способ позаигрывать.

– Ну, книги, книги вон и у нас есть? Берите, хотите я вам и так подарю.

– Нет, спасибо, я уже посмотрел всё, что у вас есть, мне не подходит.

– Ну, как знаете, – обиделась блондинка и захлопнула окошко.

Мужчина повернул налево и зашагал к перекрёстку.

…

СООБЩЕНИЕ ИНФОРМАГЕНСТВА:

Екатеринбург, 30 декабря. В Новогоднюю ночь у мироточивой иконы Святых Царственных Страстотерпцев в Храме-на-Крови состоится праздничное богослужение.

В новогоднюю ночь в храмах Екатеринбурга пройдут праздничные богослужения.

В Храме-на-Крови ночная праздничная служба будет отмечена особым событием. Из Москвы, с православной выставки-ярмарки в храм доставят икону Святых Царственных Страстотерпцев, обильно мироточившую в дни работы этой выставки.

31 декабря, в 21.15. по местному времени в Екатеринбург из Москвы прибудет поезд, который привезет святую мироточивую икону. Святой образ перенесут в Храм-на-Крови, где возле него состоится ночное праздничное богослужение.

…

«Вниманию встречающих. Пассажирский поезд номер 620 Москва-Екатеринбург прибыл на пятый путь. Пассажирский поезд номер 620…»

В воздухе по-новогоднему морозило, кругом метелило и, когда звуковой коктейль из вьюги и сигналов машин заглушил настырного диктора, из здания вокзала вынесли икону Святых Царственных Страстотерпцев. И заревели вокруг собравшиеся у вокзала, и попадали на колени те, кто оказался ближе к образу, и перестал идти снег, и заглохла вьюга и только диктор бубнил: «В Новогоднюю ночь в здании вокзала на втором этаже будет работать кафе, гостей города и пассажиров приглашаем…».

Те, кто нес икону, и кто охранял – батюшки в рясах, и охранники в чёрных коротких куртках – не замечая ажиотажа у святыни, направились дальше, в сторону Храма-на– Крови. Весь собравшийся люд пошёл крестным ходом по пути, по которому когда-то везли на смерть последних святых людей России.

В толпе был и мужчина в чёрном пальто с высоким воротником, волосы его как всегда были зачёсаны назад, шапки не было. Да и не положено было бы ему перед такой иконой идти в шапке. Он шёл тихо и смиренно, чуть отставая от основной толпы, в его глазах не было вековой скорби и слёз, как у тех, кто провожал образ Страстотерпцев. А даже, наоборот, в глазах его читалась растерянность, словно он попал на чужой праздник, или на свои похороны.

Когда крестный ход приближался к храму, мужчина заплакал, и заплакала икона. И плач разнесся по предновогодней улице – зарыдали женщины, запричитали старухи, к тому же запели певчие, присоединяя к жалостливому эху звучания своих голосов. Казалось, когда проступила струйка слёз на иконе, в этот момент заплакали небеса, и город поддержал их – такая гармония могла случиться только в предновогодний вечер.