Текст книги "Мы есть я"

Мы есть я
Анастасия Вольная
Максим Желтов

© Анастасия Вольная, 2023

© Максим Желтов, 2023

ISBN 978-5-0060-2323-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
Анастасия Вольная и Максим Желтов
 

ДанЖел

Мы есть я… Творческий союз поэта и художника, известный под названием «ДанЖел», образованный, собственно, от начала наших фамилий: Анастасия Данильченко (Анастасия Вольная – творческий псевдоним) и Максим Желтов. В тоже время в книге представлены рисунки Насти и поэтичекие работы Максима.

Анастасия Вольная и Максим Желтов

Мы на даче в Расторгуево, 2000 год

Далее, некоторые детали наших биографий, в датах и цифрах…

Немного о биографии Анастасии Вольной.

Настоящее имя – Анастасия Владимировна Данильченко (14 ноября 1972г. – 16 декабря 2009г.), своей творческой и душевной организацией обязана родителям: художнику-модельеру Надежде Георгиевне Вороновой (6 июля 1932г. – 16 июля 2011г.) и музыканту-кларнетисту Владимиру Алексеевичу Данильченко (5 августа 1937г. – 14 мая 2007г.).

Настя и мама

Владимир Алексеевич Данильченко (1950-е годы) – папа Насти

Родилась в Москве. Воспитывалась в творческой семье, в которой мама вышивала уникальные наряды, создавая неповторимые женские костюмы и образы, а папа приучал к восприятию прекрасного, через книги, музыку и изобразительное искусство.

Училась Московском гуманитарном университете по специальности искусствовед.

В 1994 году связала свою судьбу с Максимом Желтовым.

Всю жизнь тесно общалась с братом по маминой линии – Игорем Алексеевым, известным под псевдонимом Терентий Травник, который в свою очередь, проявил свои творческие таланты в живописи, поэзии, публицистике и музыке.

Мы с братом Насти – Игорем Алексеевым (Терентий Травник)

В то же время, старшая сестра Насти – Лена (Елена Леонидовна Йонкина), активно участвовала в воспитании младшей сестрёнки.

Настя и старшая сестра Лена

Алексей Данильченко, дедушка по линии папы, известно, что был солдатом и погиб на фронте во время Великой Отечественной Войны.

Владимир Ананьевич Пескин (1906—1988) – отчим папы – известный композитор и трубач, вложил творческое начало своему приёмному сыну – Володе Данильченко. Владимиру Ананьевичу Пескину принадлежат 3 концерта для трубы, вариации для трубы и фортепиано, две поэмы, скерцо, для кларнета записан концерт и экспромт, для валторны – концерт. Владимир Пескин тесно сотрудничал с Тимофеем Докшицером: всемирно-известным трубачём.

Бабушка по линии папы – баба Лида.

Дедушка по линии мамы – Георгий Андреевич Рожков. Герой Великой Отечественной Войны. Бабушка по линии мамы – Екатерина.

Стоит добавить, что на сегодняшний день, начатое Надеждой Георгиевной Вороной восхождение к созданию коллекции шедевров женской одежды продолжается, дочка и внучки продолжают начатое. Династия Вороновой, в лице Дома вышивки НВ, развивается и радуют нас.

Немного о биографии Максима Желтова.

Моя жизнь строго делится на две части. Первая, это путь до встречи и союза с Анастасии Вольной. Вторая – это союз и любовь.

Всё что было в детстве и юношестве направляло меня и давало силы для реализации накопленного в дальнейшем (как я потом стал понимать).

Вырос в семье научно-технической. Что это значит? Мать и отец, бабушка и дедушка со стороны мамы были инженерными работниками. Дедушка со стороны отца (Петр Желтов) – военный врач-хирург (участвовал в ВОВ – спасал жизни нашим бойцам во время войны с Японией). Бабушка со стороны отца (Желтова Ольга Васильевна) – медсестра из Рязанской губернии. Каждый по-своему реализован в своем деле.

Дедушка, по линии мамы – Пьянов Василий Федорович (10 января 1907г. -31 марта 1986г.), родом из села Черкасы Ефремовского уезда Тульской области, окончил МАИ и Горный институт, работал главным механиком и ведущим инженером в Курчатовском институте. Стоял у истоков зарождения ядерной энергетики в СССР.

Бабушка, со стороны мамы – Шешина Милитина Николаевна (14 декабря 1921г. – 2 февраля 2011г.), родом из города Халтурин (Орлов), Кировской области. Выросла в семье местной интеллигенции, мамы – учительницы начальных классов и папы – главного прокурора Кировской области. Окончила институт Геодезии, картографии и аэрофотосьемки (МИИГАиК). Работала в Проектном институте среднего машиностроения на улице Космонавта Волкова, дом 12 в Москве.

На даче в Загорянке 2003 год. Мы и бабушка Милитина Николаевна

Папа – Желтов Геннадий Петрович (6 марта 1936г. – 9 марта 1996г.). Родом из Брянска. Работал всю жизнь в ЦНИИС. Ученый и ведущий специалист в области воздушных и лазерных способов передачи связи, автор многих патентов и изобретений.

Желтов Геннадий Петрович, 1958 год

Мама – Пьянова (Желтова) Ирина Васильевна (7 июля 1946г. – 18 июля 2010г.), родилась в Москве, окончила институт Менделеева (РХТУ им. Д.И.Менделеева), работала в оборонных НИИ. Сначала в НИМИ им. В. В. Бахирева, потом во ВНИИНМ».

Творчество ДанЖел

Розы и огонь

Посвящается Максиму Желтову

 
Розами, поцелуями,
Днями, вЁснами, звЁздами
Обольёшь меня, убаюкаешь,
Обожжёшь меня, воскресишь меня.
Расплетён венок талых снежных струй.
Шёпот-шум ручьёв быстротечности.
Знаешь, чувствуешь, думаешь
Вместе с птицами, змеями,
Вместе с ветром, с деревьями.
Вместо огня
Вдохновишь меня, вознесёшь меня.
 

1993 год

Притча о времени
(Эссе)

Не имеющее плоти, и потому чувствующее боль. С безднами вместо глаз и потому всевидящее. Обладающее безмерной жестокостью и потому дарующее жизни. Трогательно милосердное и потому убивающее. Молчащее и потому всезнающее. Всезнающее и потому молчащее. Великое до непостижимого. Непостижимое до великого. Властвующее над мыслью и подвластное только мысли. Вечно живущее и потому знающее смерть. Знающее смерть и потому вечно живущее.

1991 год

Храм

 
Танец камней
Растущих и слышащих.
Трель, как капель
Долины невидимой.
Долины-страны
Живущих и дышащих.
Страны человеческой птичьей и змеевой.
И город там есть страждущих, жаждущих.
И облако есть вечно смеющихся.
Пасутся там кони, что звёздами кажутся
Кони молящихся, ищущих, льющихся.
И мальчик Иисус алым маком рождается.
И Бог Иисус солнцем жизни возносится.
Светом и разумом день озаряется.
Вечер в камин башмачком опускается.
Ива-печальница к озеру клонится.
Струями неба, громами, вёснами
ВетрА, купола да кресты позолочены
Храма камней растущих и слышащих.
 

1994 год

Как лилии белые

(Эссе)

Грех – уксус с желчью. Грех – вино со смирною. Свет – вода чистая, которую не дали мы Господу нашему Иисусу Христу в муках его, но которая проливается дождями небесными, пополняя океаны и орошая землю. Подставляйте кувшины и руки ваши! Поднимите лица и пейте, будто дети, струи чистейшие. «Се кровь моя» – говорит Любящий нас. Да смоется с естества нашего уксус с желчью, да смоется вино со смирною. Да откроются души наши, словно белые лилии, для дождя, ниспосланного Любящим нас.

1999 год

Зимушка Арина

Краснощёкая Арина

В белоснежной пелерине,

Шла по воду с ледяным

Коромыслом расписным.

Серьги из рябины

У зимы Арины,

Волосы серебряны – ветер января.

Сказочной снегурочкой Арина прослыла.

Синими сугробами, как вОлнами морЯ,

Буйствуют, волнуются русские поля.

Звонкий колокольчик тройку веселит,

И церковный купол небо золотит.

Дремлет между избами мёрзлый ручеёк

В маленькой деревне, что между двух дорог.

Доброславы, Акулины —

Все приветствуют Арину,

Выйдя на порог.

1995 год

Цветы-впечатление

Жёлтые лики цветов

В зелени приглушённой ночью,

Словно лики древних веков,

Посланные непорочно

Вечностью жизни Богов,

Запечатленных в иконах бессрочно

Храмов выстроенных из снегов.

И заката последняя кровь

Цветы обагрила,

Сердца в них вселила

Алою сердцевиной

И в нимб золотых лепестков заключила.

1995 год

Ночь-впечатление

 
Экспрессия начального слова,
Непорочность грядущего утра —
Это всё повторяется снова,
Будто движения Камасутры.
Куб полый, стеклянный, лиловый,
Наполненный взглядом кошки,
Пьющей сияние лимоновое,
Текущее лунной дорожкой.
Взгляд зелёных кошачьих глаз,
Пожирающий павшую ночь,
Будто птичку нечаянно уснувшую.
И уже оглянуться невмочь
И уже фатально несущею,
Кажется эта ночь.
 

1995 год

Музыкант

(Посвящаю моему отцу – кларнетисту Владимиру Данильченко)

Уличный музыкант играл вечер. Драгоценные камни в шляпе у его ног становились темнее – в них растворялся день. Но цветы вальсировали по вечно светлому снегу. Прохожие спешили к электрическим солнцам своих домов, оставляя живые синие сапфиры у ног музыканта. Музыкант играл вечер.

1999 год

Стеклянный ангел

Золотистый месяц окрасил светом красоты ночи. Как же прекрасна тьма, вместившая свет! Стеклянный ангел, стоящий на подоконнике был окружён ореолом отражённого в нём света. Будто живой, будто одушевлённый, трубил он в свой маленький горн гимн свету. Сердце тьмы – свет. Кто поверил в тьму, в этот фантом, миф? Тьмы не существует. Тьмы нет. Также как нет смерти. Тьма – холст под красками света. Смерть – ступень к новой жизни. Стеклянный ангел когда-нибудь разобьётся, но свет однажды наполнивший его, вечен. И гимн, что сыгран на маленьком горне, будет звучать всегда.

2004 год

Буква «О»

У меня опускаются крылья,

Когда я встречаю зло —

Без начала и конца

Без затылка и лица

Болью сплющенное «О»,

Криком скрюченное «О»,

В нём нет дыма, нет огня,

В нём нет личности, нет «Я».

«О» не враг мне и не друг,

Просто корнобокий круг.

У меня поднимаются крылья,

Когда я встречаю зло.

Я взлетаю над злом.

Только звук,

Только «О»,

Зло – ничто.

2009 год

Эссе

Он был белый и воздушный.

Она была жгучей брюнеткой.

Она возводила для него огонь.

Он дарил ей дожди.

Она скрылась за углом чудесного терема.

Он стал днём и повсюду искал её.

Она источала из искр звёзды, зная, что он

никогда не увидит их, зная, что они лишь для него.

Он искал её.

Он искал её.

1998 год

Ягоды вечности

С корзиной из светло-серого вереска времени

Вечность ходила по судьбы, будто по ягоды.

В станицах-лесах бескрылого спящего племени

ТрАвы искала для солнечных вин и снадобий.

ВетрА-параллели слились в единстве дыхания.

МИрры дарили ветрам благим благовоние.

В корзине бутоны вешних цветов мироздания,

Влага дождей и отблеск небесной молнии.

В корзине из светло-серого вереска времени.

1994 год

К рисункам Обри Бердслея

 
Чёрные абрисы.
Белые тени.
Углем и мелом.
Духом и телом.
Двойственны образы,
Двойственен гений
Иной, вдохновенной,
Мгновенной вселенной
Линий
И
Ливней.
 

1999 год

Мы

 
Мы дерево.
Я корни.
Ты ствол,
Идущий вверх.
Я ветви.
И веруя
Друг в друга,
Мы есть
Единый мир
И вечность.
 

И Бог хранит нас, покуда Мы есть Я.

Посвящаю моему мужу Максиму.

2001 год

Новогоднее молоко

Сосцы ледяные под брюхом оттаявшей крыши,

И оттепель, чмокая, лижет студёное их молоко.

Сугроб под окном шевелИтся, как будто бы дышит

И рыхлое тело его, будто тучка земная легко.

В каждом доме сегодня душистая, свежая ёлка,

Но хвоя языческим зельем лежит у дверИ.

Старый год соберёт эту хвою сухую в котомку,

И с ней унесут на хвостах старый год снегири.

1999 год

Аквариум со скаляриями

Бесконечность в стеклянном шаре.

Мир существ похожих на звёзды.

Человек здесь ангел-хранитель,

Человек здесь подобие Бога.

Микрокосмос с глубинами света,

Где так… беззащитны звёзды.

2000 год

Зимняя прелюдия

 
Осень на исходе.
Скоро белый снег,
Будто новый век,
Возвеличит день.
Неземной олень
На рогах лучистых
Правды зимней, чистой
Принесёт дары —
Оды и миры…
Осень на исходе.
 

2002 год

Мужчина и женщина

 
Два крыла,
Два ветра,
Две стороны мира,
Один полёт.
 

2009 год

Перо и бумага
(Эссе)

Женщина – белый бумажный лист. Мужчина – перо. Бумага с готовностью примет слова, мысли, чувства, образы, вверенные ей пером. Бумага способна бережно хранить, прославлять и увековечивать то, что вверено ей пером.

Бумага простит помарки и ошибки. Бумага даст возможность исправить перечёркнутые строки. Бумага, подобно белым крыльям, с радостью вознесёт к солнцу суть, выраженную на её чистом сердце пером. Нет благодатнее почвы, чем чистое сердце бумаги. Союз пера и бумаги порождает богатейшие всходы, но только тогда, когда все письмена озаглавлены словами – «Я люблю тебя».

2006 год

«С» – Пятое время года

Сломался смычок, сыгравший слёзы и смех, ставшие сладкой смолою смоковниц, собирающих сонмы синих стрекоз, существующих в солнечных сферах сознаний.

Сгорают секунды – спички, сплавляя в сумерки сиреневый свет. На сверкающие снежные слитки спустился сон – седовласый старец, сочинитель сказок, странствующий сеятель серебряных семян – слов, сложенных в силуэты счастья – в стихи.

Сударыня свеча созывала светлячков, соткав сияние – смерть. Сверженные светлячки соединились в созвездия, становясь светилами – смертью сотворённое совершенство.

Свершились строки. Свершилось созвучие «С».

1992 год

Опять стихи об осени

 
Опять стихи об осени.
Опять в душе тоска,
Как в небе позднем просини.
И лодка рыбака
Большим листом берёзовым
По тихим, млечно-розовым
Потокам в даль плывёт.
И нечто над Землёй,
Как нимб над золотой
Церковною лампадой,
Божественной отрадой
Звезду в ночи зажжёт.
 
 
2004 год
 

Доброта

 
Я пойду,
Как в бреду,
По тончайшему льду.
Я найду
Ту мечту,
Ту звезду —
Доброту.
Упаду —
Ну и пусть,
Зато праведен путь.
Поднимусь,
Улыбнусь,
Помолюсь —
И вперёд!
К той звезде —
Доброте.
 

2000 год

Настя. Зимний образ

 
А зима все длилась,
снилась,
снилась,
снилась,
Днесь ко мне явилась
Силою, напастью,
Вздохом, облегченьем,
Умиротвореньем.
Маленькая Настя —
Дитятко Христово —
Искреннее слово
Побежит по снегу,
к свету,
к свету,
к свету…
 

2009 год

Девочка

В лабиринтах дождя блуждает

Босоногая, синеглазая.

Рыжий локон к щеке прилипает,

Губы вишней спелой измазаны.

Смеётся задорно, глупо

Над миром неясным, мудрым.

И всё ей легко, что трудно,

И всё, что обычно – чудо.

Тот умён, кто ума не ведает.

Слышит правду лишь тот, кто глух.

Кто не носит креста, тот верует.

Мыслит ромб тот, кто чертит круг.

Научи меня быть дурашливой,

Конопатая девочка милая,

О том, что понятно, расспрашивать

И верить в ту сказку, где синие

Ликуют под солнцем луга

Где Эльфы витают над лилией,

Где добрая баба Яга.

Научи меня песенку слышать,

Что поют на восходе цветы,

Верить в замок с зеркальною крышей,

Что построили духи мечты.

Научи дотянуться до неба

Маленькой, слабой рукой,

В измерениях плача и смеха,

На земле обрести покой.

1991 год

По ту сторону радуги
(Лирическая притча)

Эф была совсем ещё юной девушкой, с волосами, похожими на струи утреннего дождя, изысканная и утончённая, как и подобает иллеанке.

– Здравствуй, Эф!

Эф радостно засмеялась, повернув лицо навстречу спускающемуся к ней из своего полёта Лану.

Лан ничем не отличался от множества других шестнадцатилетних мальчиков, живущих в долине Илле. Единственная его особенность – крылья за спиной. Впрочем, это никому не казалось удивительным. Иллены относились, как к должному, к любым сюрпризам природы, всецело полагаясь на её искусную справедливость.

– Я спешу на праздник. Сегодня поющие рыбки устраивают карнавал. Приглашаю тебя, Лан, пойдём со мною, – простодушно сказала Эф, – не смотри так, я смущаюсь, когда ты так на меня смотришь.

– Эф, ты очень красива. Ты самая красивая среди всех. И достойна всего самого лучшего. Достойна зари, звёзд, достойна открытия тайн. – Лан обнял Эф и продолжил чуть тише:

– Я расскажу тебе о самом сокровенном своём желании, открою свою тайну. Я решил отправиться в путешествие! В путешествие за Розовую радугу. Наш край прелестен – от небесного свода до крошечной песчинки! Мне известно здесь всё. Нет колоса в поле, с которым бы я не разговаривал, сидя у золотой тропы. Нет гор, которыми бы я не любовался, летя над их вершинами! Но, милая Эф, это лишь толика. Полосы Розовой радуги ведут к Иному. Мне дано летать, а значит, не дано пределов. Мне не нужны границы! Что может быть дороже свободы?! Я так хочу увидеть далёкие просторы. Но ещё я хочу, очень хочу, чтобы ты была всегда рядом со мной! Эф, летим вместе!

Глаза Эф из акварельно – фиалковых превратились вдруг в сумеречно – лиловые. Глаза илленов меняют цвет в зависимости от царящего в жизни их обладателя покоя. Иллены – изумительные создания. Они не способны на дурные чувства. Они не могут видеть изъянов и недостатков. Их родина – станица звёзд – неповторимо хороша. Но души илленов делают её совершенной. Может быть, именно глаза сохраняют сердца этих существ чистыми, не допуская в них ничего, кроме добра.

– Но, Лан, как же я отправлюсь с тобой? Я люблю свой мир… Я его маленькая частичка. Здесь моё место… Кажется, вне его я бы просто испарилась, меня бы не стало. К тому же, я не умею летать, – ответила Эф.

– Если ты любишь меня, то непременно сможешь летать. Мои крылья – твои… Как ты красива! Ты самая красивая, Эф!

– Что значат слова «самая красивая»? Ты часто говоришь на непонятном языке. Красиво всё и все. Красота – это равновесие. Красота – сама жизнь.

– А разве красива Най? Ведь она косоглаза.

– Глаза Най отражают одновременно и звёзды и зарю. За этот взор её прозвали принцессой единства.

– А горбатый Лит тоже красив?

– Лит мужественен и силён. Его тело напоминает крепкую скалу. Сестра Лита – хрупкая предрассветная лань, чувствует себя спокойной и защищённой рядом с ним.

– По-моему, Най и Лит просто уроды. Мне жаль, этих илленов.

– Я не знаю, что такое «уроды» и что такое «жаль», но когда я слушаю тебя, солёные струйки бегут по моим ресницам.

– Это слёзы. – Лан поцеловал влажные глаза Эф.

– Милый Лан, – сказала Эф, лаская крылья друга, – я очень люблю тебя. Люблю за всё. И за то, что целуешь меня, и за то, что рассказал, что такое слёзы, хотя это не лучшее открытие для меня… Тебе надо ближе познакомиться с Литом. Вам должно быть интересно вместе. Даже внешне вы похожи – у тебя за спиной крылья, у Лита – скала.

– Как можно сравнивать крылья с горбом?!

У Лана сдвинулись брови, и он отстранил от себя Эф. Девушка села на траву и заплакала. Большая, тёмного цвета жаба, встревоженная, видно, внезапным вторжением в свое зелёное жилище, прыгнула Эф на колени.

– Мерзкая тварь! Как ты смеешь прикасаться к лучшей из лучших?! – Прокричал Лан, с брезгливостью глядя на жабу, и бросил в неё палку. Та, квакнув от боли, уползла и спряталась в зарослях.

– Не плачь, Эф! Я прогнал жабу.

– Я, кажется, поняла значение еще двух твоих слов. Но уродливы не Най, не Лит и не жаба, а ты. И мне жаль тебя.

Глаза Эф вдруг стали чернее смоляной ночи, но через мгновение вновь взглянули светло и ясно. Эф поднялась с травы и медленно ушла, постепенно исчезая в цветущей, залитой солнцем дали.

1995 год

Древо Бо-Га

(Философская притча)

Рисунки Настеньки Данильченко (6—7 лет)

Полет открыл Лану страну Аго – обитель дерева мудрости Бо-Га. Лан был крылат, молод. Родина его – прекрасная долина, долина Илле. Он покинул ее, чтобы познать Иное.

Бо-Га встретил пришельца круговертью листвы, стволов, диковинных коряг. Невозможно было разобрать, где корни, где ветви, где почва, где небеса. Но прикосновение чьих-то юрких, словно птицы, рук оборвало страх. Лан оглянулся. Рядом стояла женщина. Бесконечно меняющиеся черты лица, нагое серокожее тело, льющееся подобно воде. Она была само движенье. Она неуловимая, зыбкая воспринималась отдельно от раковины. Да-да раковины, такой какие носят на себе улитки. Изящная спина женщины врастала в большой, винтовой формы панцирь.

Она заговорила первой. Язык «та» известен многим жителям Большого мира. В том числе илле и некоторым людям.

– Не пугайся, крылатый мальчик, ты в безопасности. Древо хранит каждого, кто достиг его. Это дерево разума и справедливости.

– Дерево? Но какое? Здесь их тысячи.

– То, что кажется тебе лесом – вершина дуба Бо-Га, стража мудрости. Ты оказался в сердцевине его кроны. Я дочь Бо-Га: Зеа. Счастливец, тебе удалось невозможное. Еще никто не поднимался столь высоко.

– Я не поднялся, я прилетел. Так же естественно, как ночь переносит из проходящего дня в наступающий, крылья перенесли меня сюда.

– Так значит ты равный гость. Я думала, ты один из безов. Этот народ живет внизу. Наконец-то они переступили Черту, решила я, но… Я рада тебе, Лан. Кое-чему меня научил отец. По крайней мере в том, что тебя зовут Лан, я не ошиблась. Пойдем, я покажу тебе свои владения.

Зеа вывела Лана на открытое место – гигантское высохшее ответвление. По словам Зеи это был сиамский близнец ее отца. Брат отдал жизнь брату во имя его стремления ввысь. Крестообразное пересечение с Бо-Га. Поперечное продолжение по двум полюсам небес. Казалось этот остов замер для того, чтобы можно было полюбоваться со стороны Бо-Га – дубом атлантом, само солнце отдыхало в его объятиях.

Лан не мог даже вообразить подобного. Грандиозный Бо-Га вмещал в себя и горизонты и тончайший рисунок пролегший по бороздкам коры, и необъятные луны и бусину почки, льнущую к уже распустившемуся листу, и океаны, скрывающие даль и каплю прошедшего дождя, стекающую по ветви. Удивительно, взгляд со стороны открыл столько красоты, прятавшейся за близостью. Бо-Га зажегся оранжевым свечением, приветствуя Лана. Лан низко поклонился радушному хозяину. И нечаянно увиденное внизу, так не походило на величественность Бо-Га, уходящего ввысь за небеса.

Корневище дуба мудрости опоясывал круг. От его замкнутой дорожки до Бо-Га отсчитывалось всего несколько метров. Это был город безов, низкорослых людишек, упоминаемых Зеей. Безы и безуэтки, разодетые в пестрые ткани выглядели клоунами и клоунессами. Да и вся их жизнь с высоты Бо-Га, представлялась цирковой буффонадой. Лан с любопытством наблюдал за тем, как безы бегают по кольцу своего города, сталкиваются, беседуют о чем-то неведомом. Все в их мире было неведомым. Правила, обычаи ясные лишь им самим. Один из таких обычаев – посвящение в «братья»: безы выбирают друг друга в «родственники» по совпадающему цвету шапочек. И уж, что совсем странно, все до единого перепрыгивают через встречных. Круг сводил и разлучал безов. Опять и опять. В не суеты оставались философы – старцы, сидящие у обочины круговой дороги. Они возобновляли и множили причудливые иероглифы на песке. Кое-кто из безов-мудрецов был удостоен обществом красной ленточки. Бант в бороде – знак вето. Разрушительные прыжки, через обладателя сего, запрещались. И песочные книги обретали «долговечность» следов, пробегающих стороной.

– Зеа, кто эти маленькие человечки? – спросил Лан.

– Это безы. Вначале я приняла тебя за выходца из их круга, – ответила Зеа.

– Разве я похож на этих глупых шутов?!

– Не суди их строго, Лан. Волею случая ты оказался на высоте. Расстояние меняет действительность. Расстояние преображает, уродует, низвергает. У безов есть свои достоинства. Посмотри, в какой пустынной местности они живут. И, тем не менее, многому смогли научиться. Разноцветные материи, в которые безы так любят наряжаться, сотканы ими из дорожной пыли. Среди них есть гениальные художники, мыслители. Большинство безов понимает, что мир не заканчивается глиняной дорожкой их города. Но выйти из замкнутого круга сложно. Судьба не справедлива к ним.

– Неужели безы ослеплены своей глиняной дорожкой?

Неужели они не видят Бо-Га? Ведь он совсем близко от них.

– Бо-Га слишком велик для их глаз. Ты и сам, оказавшись на груди Бо-Га, не распознал его, пока я не привела тебя сюда.

– Но, если ты сожалеешь об их участи, спустись к ним. Укажи путь к своему отцу.

Сам не ведая того, Лан стал причиной рокового события. Как загипнотизированная, Зеа скользнула по стволу вниз. И постепенно Лан терял из вида, танцующие контуры ее абриса. Непримиримость – Расстояние уничтожало Зею, делая похожей на бесформенного слизняка. Улитка-гора заползла в круговой город. Лан оцепенел от ужаса, когда монстр, недавно бывший дружелюбной Зеей, принялся пожирать безов. Человечки в панике подпрыгивали, пытаясь освободиться из круга, но неизменно падали обратно и оказывались проглоченными. Иные зарывались в глину и погибали от удушья. Иных раздавило чудовище. Но никто не перешел Черту. Не известно, что стало бы с Ланом, если не еще одно событие. Поперечный ствол Бо-Га, служивший Лану опорой, обрушился. Лан насилу успел расправить крылья, чтобы не упасть вместе с ним. Канувший остов расколол круг безов, покинувших его столь печальным способом. Улитка равнодушно проспала свой конец. Топкая лужа с осколками панциря – все что от нее осталось.

Убитый город, цветущее древо, яркие звезды. Лан летел прочь оттуда. Летел к жизни, не нуждающейся в смерти.

1997 год