Текст книги "Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов"

6.

Случай Кэролайн Сакс не уникальный. Более половины американских студентов, которые начинают изучать естественные науки, технологические дисциплины и математику (вместе именуемые STEM), отсеивается после первого или второго курса. И хотя диплом магистра естественных наук – один из самых ценных активов, который молодой человек может иметь в современной экономике, огромное число студентов, специализирующихся на STEM-предметах, рано или поздно переключаются на гуманитарные дисциплины, где академические стандарты не столь высоки, а требования к курсовым работам не столь строги. Это главная причина серьезного дефицита в Соединенных Штатах квалифицированных ученых и инженеров с американским образованием.

Чтобы составить представление о том, кто бросает учебу и почему, давайте посмотрим на контингент студентов естественно-научного направления в Хартвик-колледже в штате Нью-Йорк. Это маленький общеобразовательный колледж, весьма характерный для северо-востока США.

Ниже представлены студенты STEM-направления, разделенные на три группы – верхняя треть, средняя треть и нижняя треть – в соответствии с тестовыми оценками по математике. Оценки получены за стандартный вступительный тест (Standard Admissions Test – SAT), экзамен, используемый многими американскими колледжами при приеме студентов. Максимальное значение теста по математике – 800 баллов[15]15
  Представленные статистические данные позаимствованы из работы «Роль этнической принадлежности в выборе и отказе от науки в учебных заведениях с очень жесткими критериями отбора», авторы – социологи Роджерс Эллиотт, Кристофер Стрента и др. Баллы по SAT относятся к началу 1990-х годов и на сегодняшний день могут немного отличаться.


[Закрыть].

Если брать за ориентир стандартный вступительный тест, наблюдается весьма существенный разрыв в математических способностях между самыми сильными и самыми слабыми студентами Хартвика.

А теперь посмотрим на долю всех естественно-научных дипломов в Хартвике, полученных в каждой из трех групп.

Студенты Хартвика из верхней трети получили больше половины STEM-дипломов колледжа. Из нижней трети – только 17,8 %. Студенты, поступившие в Хартвик с самым низким уровнем подготовки по математике, пачками отсеивались с математического и естественно-научного направления. Вроде все вполне логично. Изучать продвинутую математику и физику, необходимые для инженеров и ученых, действительно сложно, и только небольшой процент студентов обладает достаточными способностями, чтобы с этим справиться.

Теперь давайте проведем аналогичный анализ для Гарварда, одного из самых престижных университетов мира.

Студенты Гарварда набирают гораздо больше баллов на вступительных тестах по математике, чем их коллеги из Хартвика, и это неудивительно. В действительности гарвардские студенты из нижней трети набрали более высокие баллы, чем лучшие студенты Хартвика. Выходит, если получение диплома по естественным наукам зависит от умственных способностей, тогда практически все в Гарварде должны заканчивать университет с этим дипломом, правильно? По крайней мере теоретически в Гарварде нет студентов, не обладающих интеллектуальной мощью для написания курсовой работы. Рассмотрим распределение степеней по группам.

Разве не странно? Студенты Гарварда из нижней трети бросали математику и естественные науки так же часто, как их собратья в штате Нью-Йорк. Итак, для Гарварда характерно точно такое же распределение ученых степеней, как для Хартвика.

Вдумайтесь в эти цифры. У нас есть группа прекрасно успевающих студентов из Хартвика. Назовем их «звезды Хартвика». И есть группа отстающих из Гарварда. Пусть они будут зваться «Гарвардские недоучки». Представители обеих групп учатся по одним и тем же учебникам, изучают одни и те же теории и решают одни и те же задачи на таких курсах, как «Математический анализ» или «Органическая химия», и, согласно тестовым оценкам, обладают примерно одинаковыми академическими способностями. Однако подавляющее большинство звезд Хартвика добиваются желанной цели и становятся инженерами или биологами. Тем временем Гарвардские недоучки, – которые учатся в гораздо более престижном университете, – настолько падают духом, что отказываются от естественно-научной специализации и переключаются на гуманитарные предметы. Гарвардские недоучки – маленькие рыбки в очень большом и страшном пруду. Звезды Хартвика – большие рыбы в очень дружелюбном маленьком прудике. Иными словами, при определении шансов на получение диплома по естественным наукам нужно исходить не из того, насколько ты умен, а из того, насколько умным ты себя ощущаешь по сравнению с одногруппниками.

Кстати сказать, данная модель применима практически к любому учебному заведению, вне зависимости от его академического качества. Социологи Роджерс Эллиотт и Кристофер Стрента получили аналогичные показатели для 11 различных общеобразовательных колледжей в Соединенных Штатах. Судите сами:

Давайте вернемся назад и попробуем представить, как могла бы рассуждать Кэролайн Сакс, стоя перед выбором между университетами Брауна и Мэриленда. Престижность вуза – плюс учебы в Брауне. Там Кэролайн сможет общаться с более интересными и состоятельными студентами. Связи, которыми она там обзаведется, и символ Брауна на дипломе сыграют в ее пользу на рынке труда. Это все классические преимущества большого пруда. Университет Брауна – тот же Салон.

Но при этом она рискует, поскольку с поступлением в Браун существенно повышается вероятность того, что ей придется расстаться с наукой. Насколько велик риск? Согласно исследованиям, проведенным Митчеллом Чаном из Калифорнийского университета, вероятность получения STEM-диплома – при прочих равных условиях – повышается на два процентных пункта с каждыми десятью пунктами понижения среднего балла по SAT[16]16
  Это настолько важный момент, что на нем стоит остановиться более подробно. Чан и его соавторы изучили несколько тысяч первокурсников и выделили факторы, максимально повышающие вероятность того, что тот или иной студент бросит науку. Самый важный фактор? Академические способности всего студенческого контингента. «С каждыми 10 баллами повышения среднего результата SAT всех абитуриентов данного учебного заведения вероятность дальнейшей учебы снижалась на два процентных пункта», – пишут авторы. Интересно отметить, если взять отдельно студентов, принадлежащих к этническим меньшинствам, цифры отсева окажутся еще выше. Повышение на каждые 10 баллов результата SAT снижало вероятность дальнейшей учебы на три процентных пункта. «Студенты, учившиеся в учебном заведении, стоявшим на первом месте в их списке предпочтений, с меньшей вероятностью сохраняли до конца основным предметом биологию, медицину или психологию», – пишут они. Вы действительно захотите учиться в самом крутом университете? Вряд ли.


[Закрыть]. Чем умнее твои однокурсники, тем глупее ты себя чувствуешь; чем глупее ты себя чувствуешь, тем выше вероятность твоего ухода из науки. Учитывая разрыв приблизительно в 150 баллов между средними баллами по SAT в университетах Брауна и Мэриленда, Сакс заплатила «штраф» за выбор престижного учебного заведения: снизила вероятность получения STEM-диплома на 30 %. Тридцать процентов! В то время как выпускники с дипломом гуманитария отчаянно пытаются найти работу, выпускникам со STEM-дипломом практически гарантирована отличная карьера. Для обладателей дипломов в области естественных наук или инженерного дела полным-полно хорошо оплачиваемой работы. Это слишком высокая плата за престижность университета из Лиги плюща.

Позвольте привести еще один, возможно, даже более разительный пример, использующий аллегорию рыбы и пруда. Предположим, университет хочет пригласить на работу самого блестящего выпускника магистратуры. Каким образом отбирать кандидатов? Рассматривать исключительно выпускников элитных университетов? Или обращать внимание на студентов, имеющих наивысшие баллы, независимо от учебного заведения, выдавшего диплом?

Большинство университетов используют первую стратегию. И даже хвастаются этим: мы нанимаем только выпускников самых лучших университетов. Но надеюсь, к этому моменту вы уже готовы поставить под сомнение подобную позицию. Разве не стоит чуть пристальнее присмотреться к большой рыбе в маленьком пруду, прежде чем отдавать предпочтение маленькой рыбе в большом?

К счастью, упомянутые две стратегии легко сравнить. Метод сравнения предлагают Джон Конли и Али Сина Ёндер в работе, исследующей научные достижения выпускников со степенью PhD по экономике. Существует ряд специализированных журналов по экономике, которые пользуются уважением в научном сообществе. Ведущие журналы принимают к публикации только самые качественные и научно состоятельные работы, а экономисты оценивают друг друга в значительной степени по количеству публикаций в этих элитных журналах. Таким образом, утверждают Конли и Ёндер, нужно лишь сравнить количество статей, опубликованных большими рыбами из маленького пруда и маленькими рыбками из большого. И что же они выяснили? Что лучшие студенты посредственных университетов публиковались чаще хороших студентов самых лучших университетов.

Понимаю всю парадоксальность данного факта. Как-то непросто переварить мысль о том, что университетам не всегда стоит отдавать предпочтение выпускникам Гарварда и МТИ. Но анализ Конли и Ёндера трудно опровергнуть.

Давайте начнем с ведущих PhD-программ в Северной Америке, которые существуют в лучших учебных заведениях мира: Гарвардский университет, Массачусетский технологический институт, Йельский, Принстонский, Колумбийский, Стэнфордский и Чикагский университеты. Конли и Ёндер разделили выпускников этих программ в соответствии с рангом их успеваемости, а затем подсчитали количество публикаций каждого выпускника с PhD-степенью в первые шесть лет академической карьеры.

Согласен, слишком много цифр. Просто взгляните на левую колонку – это студенты, окончившие учебу в 99-м процентиле своей группы. Публикация трех или четырех статей в самых авторитетных журналах в начале карьеры – солидное достижение. Это очень талантливые люди. Здесь все логично. Попасть в число лучших выпускников экономического факультета МТИ или Стэнфорда – тут есть чем гордиться.

Но дальше начинаются загадки. Посмотрите на колонку с 80-м процентилем. Такие учебные заведения, как Гарвард, Стэнфорд или МТИ, принимают примерно 25 студентов на PhD-программу каждый год, стало быть, если вы в 80-м процентиле, значит, где-то пятый или шестой в группе. Это тоже исключительно способные студенты. Но посмотрите, как мало публикаций на счету 80-го процентиля! Лишь малая толика от количества статей самых лучших студентов. И кстати сказать, обратите внимание на 55-й процентиль, студентов с успеваемостью чуть вышей средней. Они достаточно способны, чтобы поступить в магистратуру с высочайшим конкурсом и окончить учебу в первой половине группы. Тем не менее они практически ничего не публикуют. Можно сказать, что как профессиональные экономисты они не состоялись.

Теперь предлагаю взглянуть на выпускников посредственных учебных заведений. Я употребляю эпитет «посредственный» только потому, что так бы их окрестил учащийся любого из семи элитных университетов. В ежегодном рейтинге магистратур U. S. News & World Report эти учебные заведения болтаются где-то внизу списка. В целях сравнения я выбрал три. Первый – моя альма-матер, Торонтский университет (в знак признательности!). Второй – Бостонский университет. Третий – то, что Конли и Ёндер назвали «не верхние 30», то есть среднее из всех учебных заведений в самом-самом низу списка.

Видите, что самое примечательное? Число публикаций самых лучших студентов учебного заведения из «не верхних 30» – заведения, от одной мысли о котором скривился бы любой питомец Лиги плюща, – равняется 1,05. Это значительно больше, чем у всех других, за исключением лучших студентов Гарвардского университета, МТИ, Йельского, Принстонского, Колумбийского, Стэнфордского и Чикагского университетов. Так не разумнее ли будет пригласить на работу «большую рыбу» из крошечного-крошечного пруда, чем «рыбу среднего размера» из пруда большого? Ну конечно!

Конли и Ёндер предпринимают попытки найти объяснение полученным данным[17]17
  Небольшое пояснение: в таблице Конли и Ёндер учтены не все публикации каждого экономиста. Это, скорее, взвешенный показатель – статья, принятая наиболее авторитетными журналами (The American Economic Review и Econometrics), «весит» больше, нежели публикация в менее известных журналах. Другими словами, приведенные цифры отражают не количество статей, принадлежащих тому или иному ученому, а количество опубликованных им высококачественных статей.


[Закрыть]. «Чтобы попасть в Гарвард, – пишут они, – абитуриент должен иметь прекрасные оценки, высокие баллы по тестам, превосходные и убедительные рекомендации, а также уметь подать все перечисленное в выгодном свете приемной комиссии. Таким образом, успешный кандидат должен быть трудолюбивым, эрудированным, хорошо подготовленным, сообразительным и амбициозным студентом. Почему же получается так, что большая часть успешных кандидатов, которые блистали до поступления в магистратуру, вдруг стали настолько невыразительными? Это мы обманываем ожидания студентов или они обманывают наши ожидания?»

Разумеется, ни первое, ни второе. Никто не обманывает ничьих ожиданий. Все дело в том, что свойства, делающие элитное учебное заведение привлекательным для самых успешных, превращают его в очень трудное место для всех остальных. Это иной вариант развития событий, чем в случае Кэролайн Сакс. По-настоящему талантливые студенты попадают в большой пруд и тонут в нем.

Кстати, вы знаете, какое элитное учебное заведение вот уже 50 лет признает опасности большого пруда? Гарвард! В 1960-х годах Фред Глимп занял должность руководителя приемной комиссии и принялся реализовывать политику так называемой «счастливой посредственности». В одной из первых своих служебных записок на новом посту он писал: «В любой группе, какой бы сильной та ни была, всегда найдутся посредственные студенты, попадающие в нижние 25 % по успеваемости. Каковы последствия ощущения себя середняком даже в очень сильной группе? Можно ли выделить определенные типажи: тех, кому психологическая устойчивость позволяет быть “счастливыми”, и тех, кто готов выжимать все возможное из образования, оставаясь при этом в той самой нижней четверти?» Он прекрасно понимал: большой пруд выбивает из колеи всех, кроме самых лучших. По мнению Глимпа, его работа состояла в поиске студентов, имеющих достаточно достижений неакадемического характера, чтобы справиться со стрессом очень маленькой рыбки в очень большом пруду Гарварда. Так Гарвард положил начало существующей и по сей день практике, предусматривающей набор значительного числа одаренных спортсменов, чья академическая подготовка сильно не дотягивала до уровня остальных однокурсников. Если уж кому-то приходится попадать в отстающие, гласит теория, пусть у него имеется альтернативная возможность реализовать себя на футбольном поле.

Точно такая же логика применима к дебатам по поводу позитивной дискриминации. В Соединенных Штатах разгораются многочисленные споры относительно того, должны ли колледжи и профессиональные школы снижать требования для меньшинств, чьи возможности ограничены. Сторонники позитивной дискриминации утверждают, что помощь меньшинствам в поступлении в учебные заведения с жестким отбором оправдана, учитывая долгую историю дискриминации. Противники возражают, что учеба в заведениях с жесткими критериями отбора настолько важна, что зачисление должно производиться исключительно на основании академических заслуг. Группа, занимающая нейтральную позицию, заявляет, что использование расы в качестве повода для преференций неверно и стоит позаботиться о преференциях для бедных. Все три упомянутые группы не ставят под сомнение тот факт, что учеба в крутом учебном заведении является настолько серьезным преимуществом, что за небольшое число мест на самом верху нужно обязательно бороться. Но почему, скажите ради Бога, люди так убеждены в ценности мест на самом верху и необходимости за них бороться?

Позитивная дискриминация наиболее рьяно практикуется в юридических школах, где черным студентам традиционно предлагаются позиции на один уровень выше, чем те в ином случае могли бы занять. Результат? По словам профессора права Ричарда Сандера, более половины студентов-афроамериканцев, изучающих юриспруденцию в Соединенных Штатах, – 51,6 % – занимают последние 10 % в своей группе и почти три четверти попадают в нижние 20 %[18]18
  Ричард Сандер – активный приверженец данного аргумента. В соавторстве со Стивеном Тейлором он написал увлекательную книгу под названием «Несоответствие: Чем позитивная дискриминация вредит студентам, которым призвана помогать, и почему университеты это отрицают» (Mismatch: How Affirmative Action Hurts Students It’s Intended to Help, and Why Universities Won’t Admit It). Краткое изложение доводов Сандера содержится в примечаниях в конце книги.
  Вот один из вопросов, рассматриваемых Сандером. Возможно, стать юристом после «лучшей школы» труднее, зато все трудности перекрываются тем фактом, что диплом лучшей школы ценится куда выше. Сандер и Тейлор досконально изучили этот вопрос и не смогли найти подтверждающие доказательства. Получить отличные оценки в хорошей школе практически то же самое, что получить хорошие оценки в самой лучшей школе (а может быть, первый вариант даже превосходит второй). Они пишут:
  Студентка, обучавшаяся в Фордэмском университете, находящемся в рейтинге на 30-м месте, и окончившая его в первой пятерке в своей группе, имеет работу и доход, сравнимые с работой и доходом студента, обучавшегося в занимающем пятую строчку рейтинга Колумбийском университете, но закончившего его с оценками чуть ниже средних. Я обнаружил, что в большинстве подобных случаев студенты Фордэма обладают преимуществом на рынке труда.
  Ничего удивительного. Почему положение черных студентов должно отличаться от ситуации с другими студентами, которые вынуждены учиться при наименее благоприятных исходных данных?
  Когда Сандер впервые использовал «большой пруд» в качестве аргумента против позитивной дискриминации в юридических школах, на него обрушился шквал критики и обвинений. Ученые один за другим перепроверяли числовые данные в попытках доказать его неправоту, несмотря на то, что его слова об опасностях большого пруда многие психологи, начиная со Стауффера, сочли бы весьма разумными. Представители верхней половины среднего класса в таких странах, как Соединенные Штаты, твердо убеждены в важности первоклассных школ и отказываются верить в то, что иногда от хороших школ больше толку, чем от первоклассных.


[Закрыть]. Прочитав о том, как трудно получить STEM-диплом тем, кто находится в нижней части класса по успеваемости, вы, я думаю, согласитесь с тем, что эти данные пугают. Помните слова Кэролайн Сакс: «Другие люди овладевают материалом, даже те, кто поначалу смыслил в нем не больше моего, а я просто не могу освоить такой тип мышления»? Сакс – девушка не глупая. Она очень, очень умна. Однако Университет Брауна породил у нее комплекс неполноценности, и если бы она действительно хотела получить диплом по естественным наукам, оптимальным для нее решением был бы переход на одну ступеньку ниже и перевод в Мэриленд. Ни один человек в здравом уме не посоветовал бы ей перевестись в еще более конкурентное учебное заведение вроде Стэнфорда или МТИ. Тем не менее, когда речь заходит о позитивной дискриминации, именно это мы и делаем. Мы предлагаем одаренным студентам вроде Кэролайн Сакс – только черным – подняться на одну ступень выше. А почему мы так поступаем? Потому что считаем, что тем самым оказываем им помощь.

Вне всякого сомнения, по всем возможным критериям – вероятность окончания юридической школы, вероятность сдачи экзамена на адвоката, вероятность дальнейшей практики – черные студенты, выбирающие большой пруд, который предлагает позитивная дискриминация, демонстрируют заметно менее высокие достижения, чем обладатели аналогичных дипломов, но посещавшие свои «естественные» учебные заведения.

Правда, очень странно, насколько редко подобные опасения обсуждаются публично. Родители до сих пор убеждают детей выбирать самые лучшие учебные заведения, мотивируя это тем, что это позволит им в будущем заниматься тем, чего они только пожелают. Мы принимаем как должное, что большой пруд открывает более широкие перспективы, равно как и то, что учиться в маленьком классе всегда лучше. В наших головах прочно засело определение преимущества, и это определение неверное. И что происходит в результате? Мы допускаем ошибки. Неправильно толкуем схватки между гигантами и недооцененными выскочками. Недооцениваем степень свободы, которую предоставляет то, что на первый взгляд кажется недостатком. Именно маленький пруд повышает шансы заниматься тем, чем вам заблагорассудится.

На момент поступления в колледж Кэролайн Сакс не подозревала, что рискует своим любимым делом. Теперь она это понимает. В конце разговора я спросил у своей собеседницы, что бы изменилось, выбери она Мэрилендский университет, иными словами, стань она большой рыбой в маленьком пруду. Девушка ответила без колебаний: «Я бы до сих пор занималась наукой».

7.

«Я обожал учиться, очень любил ходить в школу и хорошо учился, – начал рассказывать Стивен Рэндольф[19]19
  Псевдоним.


[Закрыть], высокий молодой человек с тщательно расчесанными каштановыми волосами и аккуратно отутюженными брюками. – Алгеброй я заинтересовался в четвертом классе, а геометрией в шестом. К тому моменту, как я перешел в шестой класс, я изучал математику, биологию, химию и углубленный курс истории США для старших классов. Помимо этого, начиная с пятого класса я посещал местный колледж, где изучал математику и некоторые другие науки. Думаю, на момент окончания средней школы у меня было достаточно зачетных единиц, чтобы получить степень бакалавра в Университете Джорджии. Я просто уверен в этом».

Каждый день, начиная с первого класса и до окончания средней школы, Рэндольф приходил на занятия в галстуке. «Выглядел я странно и чувствовал себя неловко. Но все равно продолжал его носить. Не помню, как все началось. Просто однажды в первом классе захотел надеть галстук, так оно и повелось. Я был ботаном, наверное».

На выпускном вечере Рэндольф произносил прощальную речь. Его баллы для поступления в колледж были практически идеальными. Он мог выбирать между Гарвардом и МТИ и выбрал Гарвард. В первую неделю занятий он бродил по территории университета и удивлялся своему везению. «Мне подумалось, что вокруг меня студенты, попавшие в Гарвард. Странные мысли, но я все время думал: “Здесь такие интересные, умные и удивительные люди. Будет просто классно”. Я был полон энтузиазма».

Его рассказ, почти слово в слово повторявший историю Кэролайн Сакс, еще раз подчеркивает выдающееся достижение импрессионистов. Они были художественными гениями, но при этом обладали редкой житейской мудростью. Они смогли трезво оценить то, что остальной мир воспринимал как невероятное преимущество. Моне, Дега, Сезанн, Ренуар и Писсарро выбрали бы второй университет из списка.

Так что же произошло со Стивеном Рэндольфом в Гарварде? Думаю, вы и сами уже догадались. На третьем курсе он записался на «Квантовую механику». «Я не мог похвастаться высокими оценками, – признал он. – Думал, получу четверку с минусом (это была самая низкая оценка в его жизни). Мне казалось, у меня получается либо плохо, либо недостаточно хорошо. Может быть, я считал, что должен превзойти всех или продемонстрировать гениальные результаты, чтобы был смысл в дальнейшей учебе. Некоторые схватывали материал гораздо быстрее, и, как правило, ты ориентируешься именно на них, а не на тех, кто так же плавает, как и ты».

«Материал меня увлекал, – продолжил молодой человек. – Однако первые недели меня немного подкосили, сидишь в классе, ничего не понимаешь и думаешь: “Я никогда с этим не разберусь!” Потом ты решаешь задачки, разбираешься по чуть-чуть в одном, в другом, но постоянно думаешь о том, что другие студенты разбираются куда лучше тебя. Думаю, отличительная черта Гарварда в том, что здесь слишком много умных людей и среди них очень трудно чувствовать себя умным». Стивен решил бросить учебу.

«Знаете, решение математической задачи дарит чувство удовлетворения, – заметил Рэндольф, и на его лице промелькнуло почти тоскливое выражение. – Ты начинаешь работать с проблемой, которую не можешь решить, но тебе известны определенные правила и методы, которыми можно пользоваться, и зачастую промежуточный результат, получаемый во время процесса, намного сложнее исходных данных, а конечный результат простой. И проделать этот путь очень интересно». Рэндольф поступил туда, куда хотел. Но получил ли он желаемое образование? «Думаю, в общем и целом, я доволен тем, как сложились обстоятельства, – сказал он. А затем немного печально рассмеялся. – По крайней мере я сам себя в этом убеждаю».

После третьего курса Рэндольф решил поступить в юридическую школу. Окончив ее, он устроился на работу в юридическую фирму на Манхэттене. Благодаря Гарварду мир лишился еще одного физика и пополнился еще одним юристом. «Я занимаюсь налоговым правом, – пояснил Рэндольф. – И вот что интересно: в области налогового права работает много несостоявшихся физиков и математиков».