Текст книги "Любовь по-немецки"

12. Время отъезда

Я должна была улетать в Россию 2 декабря, это был последний день, когда моя шенгенская виза категории С была ещё действительна. Несмотря на то, что я вышла замуж, я не могла остаться в Германии, пока не открою в России новую визу, уже категории D – по воссоединению с супругом. Все были расстроены предстоящей разлукой. Карстен пришёл не в день моего отъезда, а накануне во второй половине дня. Йенс купил мне в супермаркете красное вино, и Карстен приготовил глинтвейн. Даже понимая, что я обязательно буду иметь мигрень после выпитого, потому что красное вино всегда вызывало у меня приступ, я пила, чтобы чувствовать себя раскрепощенной в этот прощальный вечер. Мы снова слушали музыку. Карстен включил для меня так полюбившуюся мне «Meine kleine Schwester», мы подпевали группe « Spektacoolär» , целовались и ласкали друг друга. В спальне был секс, которого я почти не помню, так как была уже достаточно пьяна. Кроме того, у меня начинались месячные, и я была обеспокоена тем, чтобы не оставить следов на его члене и на белье. У дверей мы снова долго целовались на прощание, и когда за ним закрылась дверь, я безутешно плакала. Я не была уверена, что когда-нибудь увижу его снова, потому что все формальности и бумажная волокита по воссоединению семьи, которые мне предстояли, чтобы вернуться в Германию, казались мне чем-то невероятно сложным, просто запредельным. Кроме того, я читала на сайтах, что иногда этот процесс может занимать до полугода и более. В тот момент расставание с Карстеном мне казалось расставанием навсегда. С другой стороны, я испытывала огромное облегчение от того, что я снова еду домой. Я слишком устала от новых впечатлений, от чуждого языка, от всего чужого, что окружало меня. Мне хотелось снова увидеть моего сына, моих родителей, порадовать их подарками, которые я купила здесь. Конечно, не терпелось похвастаться и перед подругами на работе. И самое главное – я должна была, наконец, объявить дома о том, что я вышла замуж. До сих пор об этом знали только мои сыновья. Оба были моими самыми надежными друзьями и свято хранили мою тайну.

До аэропорта в Гамбург меня провожали муж и Удо. Как всегда, муж шёл налегке с рюкзачком Nike, а бедный Удо, пыхтя, тащил мой чемодан, вернее, чемодан Йенса (я приехала в Германию только с небольшой дорожной сумкой, и чемодан пришлось заимствовать у мужа), который был набит сувенирами из Германии, местными конфетами в красочных упаковках и парой футболок и свитеров, которые я приобрела для сыновей на распродаже за очень дёшево. Все это приобреталось только за мои деньги. Йенсу даже не пришло в голову, что он должен сделать какие-то подарки семье своей жены, и он был крайне удивлен, когда я прямо сказала ему, что не мешало бы сделать какой-то подарок моей маме – его тёще. Тогда Йенс приобрел ленту на скатерть в самом дешёвом супермаркете «Lidl», он счёл, что этого вполне достаточно.

У входа в вокзал Йенс долго курил свои сигары, а я нервничала, опасаясь не найти стойку своей регистрации и опоздать на рейс. Гамбургский аэропорт был для меня ещё неизведанной территорией, и я боялась заблудиться. Позднее, когда я уже достаточно часто летала туда и обратно, я поняла, что этот аэропорт очень прост и удобен в ориентировании, в отличие от того же Шереметьево, за счёт своих небольших размеров. Но тогда, в первый раз, мне все казалось очень сложным. На прощание Йенс проливал слезы, которые с лёгкостью появлялись на его глазах, как я уже не раз успела убедиться. Однако я не могла выдавить ни слезинки. Мне было всё равно. Свои слёзы по Карстену я пролила вчера, а мой муж уже не вызывал у меня никаких чувств, кроме неприязни. Чтобы не показаться уж совсем равнодушной, я сказала ему, что не могу плакать прилюдно, к тому же сейчас волнуюсь из-за предстоящего полёта, поэтому мои эмоции будут потом в самолёте. Он принял этот ответ, хотя не уверена, что поверил.

Регистрация прошла нормально, мой чемодан был сдан в багаж трансфером до самого пункта назначения аэропорта Минеральные Воды, и я, приложив мой билет штрихкодом к турникету, с облегчением скрылась за прозрачными дверьми проверки пассажиров, куда провожающих уже не допускают.

Самый главный подарок я получила в Шереметьево, где я должна была провести около четырёх часов, ожидая пересадки на рейс до дома. В Шереметьево можно бесплатно подключаться к wi-fi, и как только я вошла в сеть, я увидела сообщение от Карстена в телеграме.

– Я слишком медленно действовал.

– Что ты имеешь в виду? – с замиранием сердца спросила я.

– Это я должен был на тебе жениться, но я опоздал.

– Ты хотел на мне жениться? – Я не верила своим глазам, ведь, несмотря на то, что я чувствовала его огромную нежность, он всегда подчеркивал в присутствии Йенса, что он лишь любовник для меня.

– Да, я люблю тебя, – был его ответ.

Если до этого я сдерживала мои чувства, полагая, что он относится ко мне лишь как к любовнице, и не позволяла себе привязываться к нему душой, то теперь меня захлестнула волна взаимного чувства.

Я разрешила себе наполнить моё сердце мечтами о нём, о нашем будущем, я позволила себе быть доверчивой. Наступали дни, исполненные счастливого ожидания, предвкушения встречи и моими хлопотами по скорейшему оформлению документов на воссоединение семьи. Жажда встречи с возлюбленным подгоняла меня, заставляя действовать быстро.

13. Дома

Мой самолёт прибывал в Минеральные Воды глубокой ночью. Получив багаж, я взяла такси, потому что в этот час нельзя было добраться иначе. Пользуясь этим обстоятельством, местные таксисты высоко задрали цену, но деваться было некуда. Пришлось заплатить тысячу рублей за двадцатиминутную поездку. Дома все спали. Заспанный сын открыл двери. Мы тихонько, стараясь никого не разбудить, разобрали чемодан. Ваня был в восторге от немецких сладостей. Нельзя сказать, что они чем-то отличались по вкусу от того, что продают у нас, а шоколадные конфеты, по моему мнению, очень сильно уступали по качеству и вкусу русским конфетам. Но то, что это было привезено непосредственно из Германии, делало их в глазах моего ребёнка особенными. Кроме того, я подарила ему красивый стеклянный шар со снеговиком. Если его перевернуть, то внутри шарика кружилась, переливаясь, серебристая пыль, имитирующая снег, а также играла рождественская мелодия. Такие шары я часто видела в иностранных фильмах и давно мечтала о таком, поэтому, когда я увидела этот сувенир в супермаркете «Aldy» в Бад Бодентайхе, я, конечно, сразу же купила его. Часть подарков мы отложили на Новый год, который должен был наступить уже через три недели.

– Мам, а когда ты собираешься сказать дедушке и бабушке, что ты вышла замуж? – спросил сын.

Сложный вопрос. Учитывая то, что мои родители считали, что весь ноябрь я находилась в командировке от работы в Саранске. Йенс, к слову сказать, настаивал на том, чтобы я познакомила его с будущими тестем и тещей ещё до отъезда, что являлось для меня бесспорным доказательством серьёзности его намерений и создавало атмосферу полной безопасности и доверия между нами. Однако я так и не решилась сделать это до того, как наш брак состоялся. Причина в том, что между мной и родителями не существует тёплых доверительных отношений. Отец всегда воспитывал меня в строгости и держал дистанцию. Проявления эмоций, поцелуи и объятия он называл презрительно «телячьими нежностями». А моя мама всю жизнь была сосредоточена исключительно на отце и на беззаветном служении ему, а потом посвятила себя внукам, моим сыновьям. Я имела для неё второстепенное значение. Неудивительно, что, повзрослев, я отчаянно искала любви, которую недополучила в семье, у мужчин, выбирая самые недоступные и неподходящие варианты, обжигаясь вновь и вновь. Я не могла откровенно разговаривать ни с отцом, ни с мамой. Любая откровенность вызывала у меня мучительное чувство стыда, настолько сильные блокировки открытого выражения чувств поставил мне в детстве мой отец. Я была очень эмоциональна и откровенна лишь вне семьи. С моими коллегами, с моими мужчинами я была абсолютно открытым и искренним человеком, делясь даже тем, чем, может быть, и не стоило делиться. Но не с моими родителями. Быть откровенной с ними было невозможно, почти равнозначно тому, чтобы раздеться догола. Поэтому рассказать родителям о моём знакомстве с Йенсом, моих планах поездки и о возможном замужестве я не могла. Кроме того, на меня обрушилась бы волна обвинений в эгоизме и глупости, как это всегда происходило. Любой мой поступок всегда подвергался беспощадной критике. Я всегда была недостаточно хороша для моих родителей и, как результат, недостаточно хороша для самой себя. Перед поездкой в Германию я не хотела столкнуться с критикой моих действий, обвинениями и ужасными прогнозами, тем более что я сама не знала, чем закончится моё путешествие. Мне было проще сделать это, как всегда, в одиночку, не спрашивая ничьих советов, не оправдываясь ни перед кем и полностью взяв ответственность на себя. В случае удачного исхода мне оставалось только обрисовать финансовые плюсы, которые принесёт моей семье моё замужество. В случае неудачи они никогда бы не узнали о моей поездке в Германию. К тому же я оберегала их от ненужных волнений на данном этапе. Но теперь, после того, как всё свершилось, откладывать больше нельзя.

Утром часов в десять вся семья собралась на завтрак за кухонным столом. Ваня бросал на меня многозначительные взгляды: «Когда?» Я наконец решилась.

– Мама, папа, я должна вам сообщить, что я была не в командировке. Я весь месяц была в Германии, и я вышла замуж, – и я протянула правую руку, демонстрируя обручальное кольцо.

Воцарилось минутное молчание. Мама в этот момент как раз стояла с тарелкой в руках, чтобы положить еду отцу.

– Ну ты даёшь, – только и смогла произнести она и медленно, словно во сне, поставила перед отцом пустую тарелку.

После шока, произведенного моим известием, на меня, конечно, обрушился шквал вопросов. Больше всего я опасалась реакции мамы, так как в случае моего отъезда вся тяжесть заботы о Ване и его предстоящих выпускных экзаменах ложилась на её плечи. Однако мои заверения в том, что мой муж обещает ежемесячно высылать в Россию 30 000 рублей на содержание моих детей, заметно успокоила её, и через некоторое время она уже воодушевленно строила планы о том, что, может быть, в дальнейшем, благодаря моему браку, я смогу устроить будущее моих детей в Германии. Если моя мама начинает о чем-то мечтать, то её уже трудно остановить. За каких-то полчаса она успела продумать и запланировать столько, сколько мне даже в голову не приходило. Я никогда не рассматривала до этого свой брак с Йенсом с точки зрения каких-то дальних перспектив. Для меня это было всего лишь спасение от моей тоски по Жене, бегство от боли и разочарования. Это была моя новая любовь и радужные мысли о моём будущем с Карстеном, который, как оказалось, тоже любит меня. Естественно, я ничего не могла рассказать о моем возлюбленном моим родителям, они знали только официальную версию. Папе мой муж не понравился, и, хотя он ничего не высказал мне по этому поводу, я слышала, как он говорил маме на кухне, что «он слишком старый» для меня.

«Ничего подобного, – запальчиво возразила мама. – Ты забываешь, что она тоже уже не девочка, просто она очень хорошо выглядит. У них идеальная разница в возрасте для пары».

Письма от Карстена в телеграм приходили каждый день, и градус его чувств нарастал. Сначала он писал просто о любви, затем я начала получать сообщения:

 
Я так сильно скучаю по тебе
Не покидай меня никогда
Я люблю тебя во веки веков
Выходи за меня замуж
Ты моя настоящая жена
Мой кролик
Не позволяй Йенсу дотрагиваться до тебя, мне будет больно
Ты должна принадлежать только мне
 

И наконец:

 
Я хочу ребёнка от тебя
 

Последнее вызвало у меня радость вперемешку с горечью. Это сообщение от любимого мужчины было для меня свидетельством подлинности его чувств и проявлением желания связать со мной свою жизнь. Но также я с горечью осознавала, что, скорее всего, уже не смогу забеременеть и выносить ребёнка из-за моего возраста. Мне уже 47, и несмотря на то, что я выглядела довольно молодо для своих лет, мои биологические часы уже отсчитали положенное мне время. У меня были постоянные сбои с циклом, а на УЗИ врач уже констатировал угасание яичников. Год назад я все-таки умудрилась забеременеть самостоятельно от Жени, однако моя радость длилась недолго: всего лишь пять недель спустя случился выкидыш, и в результате новые сбои цикла, которые пришлось лечить гормональными таблетками, на которых я сидела до сих пор, И все же, увидев на мониторе эти строчки от Карстена, я подумала, что, может быть, судьба сама ведёт меня к этому, и я смогу забеременеть от него. В тот момент я готова была поверить в любое чудо, таким сильным был мой душевный подъем, вызванный взаимным чувством. Ребёнок решил бы для нас с Карстеном многие проблемы, мечтала я, ведь тогда я могла бы развестись с моим мужем, не рискуя потерять вид на жительство, и заключить новый брак с Карстеном. И наша мечта бы осуществилась. «О если бы мне было хотя бы на пять лет меньше», – с грустью думала я. Разница в возрасте в восемь лет очень угнетала меня, я производила печальный подсчет: через десять лет мне будет уже под шестьдесят, о ужас, а ему только около пятидесяти. Мужчина в самом расцвете сил и возможностей. Ну пусть не в самом, но тем не менее. Он наверняка потеряет ко мне интерес. Неизбежный климакс с его стремительными признаками увядания маячил передо мной как самый страшный кошмар моей жизни. Теперь я понимала женщин, которые идут на все ухищрения, чтобы сохранить свою красоту, особенно если они имеют молодых любовников. Раньше я скептически относилась ко всем видам пластических операций и прочих способов вмешательства в природу. Но теперь я в корне изменила моё мнение. Я хотела оставаться красивой и желанной для моего возлюбленного. Моё изображение в зеркале уже давно перестало радовать меня. И хотя Карстен и другие мужчины все же находили меня привлекательной, я отчётливо видела все возрастные изменения, которые уже тронули моё лицо. Очередную денежную выплату, которую отправил мой муж, я потратила на контурную пластику в салоне красоты. Это оказалась серия довольно-таки болезненных, но вполне терпимых инъекций в носогубные складки, подбородок и зону между бровей. Однако на плотный филлер мне не хватило денег, и врач-косметолог ввела мне более лёгкий препарат. К сожалению, особого эффекта после его применения я не заметила и твёрдо решила копить деньги на более эффективный гель. Складка между бровей после укола диспорта также не ушла совсем, хотя немного разгладилась. Как объяснила врач, я пришла слишком поздно, когда эта борозда уже прочертила на моём челе глубокую линию. Все это надо было сделать как минимум лет пять назад, а то и ранее. Я мысленно отругала себя за это промедление, так как цена на диспорт, 5000 рублей, была более-менее доступна для меня и ранее, а теперь упущено драгоценное время, и изменения уже необратимы. И все же лицо мое после процедур заметно посвежело, что не могло не отразиться на моем настроении и подняло мою уверенность в себе.

Желательно было также отказаться от курения, но это было свыше моих сил, хотя я понимала и видела, что это делает мою кожу сухой и дряблой, не говоря уже обо всех остальных последствиях, которые влекла за собой эта пагубная привычка. Но я курила уже много лет, еще с университетской скамьи, и моя зависимость от сигареты, к сожалению, носила не физиологический, а психологический характер, а это гораздо сложнее. Много раз в более-менее спокойные периоды моей жизни я предпринимала попытку бросить, однако рано или поздно наступало какое-то стрессовое событие, и я снова хваталась за сигарету. В конце концов я, как и все курильщики, просто предпочитала не думать о том, чем мне это грозит.

Я старалась оформить все документы максимально быстро. У меня появилась цель в жизни: вернуться в Германию к мужчине, который любит меня. Поэтому вся бумажная волокита, которую я так ненавижу и боюсь, теперь не составляла для меня труда, равно как и несколько полётов в Москву и обратно в посольство, которые мне пришлось совершить.

Я ждала встречи и жила мечтами о ней. Но это было сладкое ожидание. В нём не было истеричности отчаяния, когда ты надеешься и в то же время не знаешь, увидишь ты снова своего возлюбленного или нет. Внутри меня жила твердая уверенность (что редко случается со мной), что скоро мы будем вместе. Вопрос был только в том, когда. К сожалению, вопросы воссоединения зависели от чиновников посольства здесь и в Германии, и от их расторопности.

Я вспоминала горячее тяжёлое дыхание Карстена на моей шее, когда он овладевал мной, меня переполняла нежность, и сладкое желание разливалось внизу живота. О мой милый, милый Карстен, мой любимый мальчик! Несмотря на то, что ему было 39 лет, что-то в нем: его манера двигаться, его ребячливые ужимки, его простодушная прямота – вызывали у меня ассоциацию с ребёнком. Позднее я поняла, почему, когда узнала про его диагноз гиперактивности (СДВГ). Когда-то на экранах шел американский фильм «Большой» в главной роли с Томом Хэнксом о том, как 10-летний мальчишка внезапно превратился во взрослого мужчину. Таким я видела Карстена. И хотя его облик соответствовал взрослому, в душе и в поступках он оставался ребёнком.

На работе у меня были две более-менее близкие подруги. Мы вместе ходили на обед, и, хотя не поддерживали отношений в нерабочее время, они были в курсе всех перипетий моей жизни. Гуляя в обеденный перерыв по аллее, я с восторгом рассказывала им про Карстена. Чувства переполняли меня, и я вся светилась. «Я влюблена как девчонка!» – говорила я, и это было правдой. Я чувствовала себя так, как будто мне было двадцать лет.

Мысли о Жене отступили окончательно. Я вся была поглощена моей новой любовью, ожиданием коротких строчек от Карстена с утра, ожиданием предстоящей встречи. Я тоже писала ему каждый день. Вечером в интернете я искала новую открытку «С добрым утром» и посылала ему вместе с нежными словами о любви. Он отвечал всегда смайликами с поцелуями, цветочками и сердечками и неизменным «Ich liebe dich» («Я люблю тебя»). Это переписка поддерживала нашу близость даже на расстоянии в три тысячи километров.

Несмотря на то, что я писала ему длинные нежные письма, а он отвечал всего лишь односложными предложениями, это не смущало меня. Я знала от Йенса, что Карстен из-за своего синдрома едва окончил среднюю школу, и это служило для меня объяснением его немногословности. Более того, я находила это достаточно трогательным. И хотя все письма от него были одинаковыми, словно написанными под копирку, моя фантазия и моя любовь домысливали все остальное, что он хотел сказать или вложить в эти строки.

Так как для оформления документов требовались время и определённая свобода действий, Йенс настоял на том, чтобы я уволилась с работы. Он обещал компенсировать потерю моего заработка отправлением мне уже условленных тридцати тысяч в месяц, и так как это даже несколько превышало размеры моей обычной зарплаты, я не колеблясь пошла на это. Честно говоря, я порядком устала от моей работы, которая была слишком напряжённой. Каждый день начинался с бесконечной вереницы людей, которые пришли оформляться на работу. Этот человеческий поток не иссякал никогда. Иногда за целый день мне даже не удавалось встать из-за стола, чтобы пообедать, а дни рождения или другие значимые события мы отмечали впопыхах, практически не отрываясь от монитора. Поэтому возможность отдохнуть от работы, при этом получая деньги, казалась мне очередным роскошным подарком, который преподнесла мне судьба. Впоследствии я не раз пожалела об этом моём решении. Потому что, продолжая работать и получать зарплату, и в то же время получая деньги от мужа, я могла бы создать для себя достаточную финансовую подушку безопасности, которая очень помогла бы мне в свете дальнейших событий. Однако пока все казалось правильным и логичным, а Йенс был верен своему слову, и деньги на мой счёт приходили регулярно.

Мой муж тоже ежедневно писал мне письма, контролируя процесс оформления документов на воссоединение и подгоняя меня. Это не было нетерпением возлюбленного, скорее, досада от упускаемой выгоды. Ведь каждый мой дополнительный день в России стоил ему денег, которые он мог бы получить от своего государства, если бы я уже была в Германии. Тогда я этого не знала и не могла понять, почему тон его писем после свадьбы очень сильно изменился. Несмотря на то, что я все делала очень быстро, он постоянно находил поводы упрекнуть меня в том, что я прикладываю недостаточно усилий. Так, я была обвинена в том, что записалась на приём в посольство только на январь, вместо последних чисел декабря, а мои оправдания, что я боялась не получить к этому времени письмо из датского министерства с апостилем на моём сертификате о браке, вызвали длительную изматывающую дискуссию в вотсапе. Следующим пунктом переписки стал вопрос о том, надо ли мне сдавать экзамен на знание немецкого языка в институте Гёте в Москве. Йенс нашёл лазейку в законе, по которому я могла избежать этого тестирования, так как свободно владела другим европейским языком. Мне пришлось переводить на немецкий язык и заверять нотариально мой диплом МГУ, который служил доказательством того, что я знаю французский. Но это действительно сэкономило нам много времени и денег. Чтобы подстраховаться, Йенс написал письмо в московское посольство, где ему подтвердили, что эта буква закона может быть использована, если я докажу свои знания путём тестирования на знание французского языка непосредственно в посольстве, когда приеду подавать документы в январе.

А вот дальнейшая переписка с Йенсом начала пугать меня. И чем дальше, тем страшнее мне становилось. Романтические письма о любви остались в прошлом. Теперь на смену им пришли письма откровенно порнографического содержания с соответствующими gif-картинками. Йенс описывал в подробностях свои фантазии о том, как я буду заниматься сексом с Карстеном, и его письма больше напоминали рассказы, которые помещают в специальных изданиях для взрослых. Я не ханжа и сама иногда люблю побаловаться фильмами категории ХХL. Но от его писем мне почему-то становилось мерзко. Они не только не возбуждали меня, но вызывали отвращение. Теперь я даже боялась открывать почту от Йенса в присутствии домашних, потому что была уверена, что на экране сразу всплывет неприличное фото или видео. Я игнорировала эти письма или отвечала односложными предложениями. Я мечтала о близости с Карстеном, но мне было отвратительно то, что рисует в своём воображении Йенс, и то, что он возбуждается и мастурбирует, сочиняя это. Для меня секс с Карстеном был актом любви, а в фантазиях Йенса это был процесс совокупления. Я понимала, что я сама согласилась на то, что мой муж становится зрителем нашего таинства, потому что только так я могу быть с Карстеном. Но как же выдержать эти два года, пока я смогу уйти от Йенса к нему?

Дальше стало ещё хуже. На меня посыпались письма с почтового ящика «karsten_tiger_39@mail». «Тигром» я называла моего Карстена в порыве страсти. Якобы написанные Карстеном, эти письма также содержали фантазии о нашем с ним сексе и просьбы выслать мои обнаженные фото. Не просто обнаженные фото, а фотографии определённых частей тела. Йенс был уверен, что у меня нет номера Карстена и что я приму эти письма за чистую монету. При этом он намеренно писал весь текст писем с маленькой буквы, чтобы я поверила в то, что они написаны парнем без образования. К счастью, у меня был мой личный контакт с моим возлюбленным и, конечно же, он подтвердил, что эти письма ему не принадлежат. К тому же Карстену не нужно было просить у меня мои фото. Мы и так обменивались с ним иногда нашими фотографиями без всякого давления со стороны. Здесь же начался настоящий прессинг. Как только Йенс получил ответ что я не собираюсь высылать такие фото, от «Карстена-Тигра» пришло новое письмо, где он гневно обвинял меня в том, что я не хочу сделать ему приятное, и, стало быть, он ещё подумает, оставаться ли ему моим любовником или нет.

«Что мне делать? – написала я Карстену. – Если я не вышлю эти фото, он прекратит наши отношения, мотивируя тем, что я сама оттолкнула тебя. А сам просто запретит тебе приходить к нам».

«Ты не должна ничего высылать, – ответил Карстен. – Не поддавайся».

Между тем, напор Йенса становился все сильнее. Чтобы хоть как-то выкрутиться из этой непростой ситуации, я написала непосредственно Йенсу в вотсап письмо о том, что Карстен завалил меня письмами с требованием моих фотографий, но я просто не могу это сделать, так как дома у меня всегда кто-то есть. «Пожалуйста, как мой муж, объясните ему ситуацию и прекратите эти нападки с его стороны, – попросила я, – ведь вы имеете на него влияние». Йенс ответил, что, конечно, он поговорит с Карстеном, но тот такой обидчивый, поэтому, может быть, лучше стоит сделать то, о чем он просит.

Следом пришло новое письмо от лже-Карстена: «Вы можете сделать эти фото днём, когда ваш сын уходит в школу, а родители на работу. Если вы не пришлете мне эти фото в течение 24 часов, можете считать, что между нами все кончено». Я в ужасе переслала письма Карстену. «Старый извращенец, – написал он, – я ненавижу его». В итоге нам пришлось выбрать из двух зол меньшее. Чтобы Йенс успокоился и не сломал наш тройной союз, я должна была выслать фотографию моей обнаженной груди. Это была самая безобидная фотография: снимок был сделан без лица, и Карстен его одобрил.

Это действительно на время утихомирило своего мужа. И я получила от «Карстена-Тигра» письмо о том, что, мол, умница девочка, что теперь все в порядке и я могу рассчитывать на него как на моего любовника, когда приеду в Германию вновь. Естественно, потом я увидела эту фотографию, причём размноженную многократно, в компьютере моего мужа. На мой вопрос: «Откуда у вас это фото?» – он выкрутился, сказав, что эту фотографию переслал ему Карстен.

Требования новых фотографий прекратились, однако поток грязных писем от лже-Карстена не иссякал. К концу третьего месяца ожидания визы их количество перевалило за третий десяток, Мне было по-настоящему страшно. Теперь я отчетливо понимала, что еду к психопату, к человеку с извращенной психикой. Но я была влюблена, и я готова была рискнуть. Я была уверена, что я справлюсь, тем более что Карстен обещал мне свою поддержку. «Если все будет очень плохо или я подвергнусь насилию, – писала я моему возлюбленному, – что мне тогда делать?» «Ты позвонишь мне, и я приду к вам вместе с полицией, – отвечал Карстен, – только возвращайся скорее, я очень скучаю по тебе». «Хорошо, я сделаю это ради нашей любви, – отвечала я, – я верю тебе». «Я люблю тебя, – писал Карстен в ответ, – тебе надо потерпеть два года, потом ты можешь уйти от него, и мы можем пожениться. Я собираюсь поговорить с моим адвокатом: в ситуациях морального насилия, вопрос может решиться даже гораздо быстрее».

Я понимала, что выдержать два года с таким извращенцем, как Йенс, может оказаться очень трудной задачей для меня. Встречаться с Карстеном под его контролем и наблюдением, каждый вечер снова выносить его сексуальные домогательства, – от одного воспоминания об этом мне становилось плохо. И кто его знает, что ещё меня может ждать? Какие новые сюрпризы готовит для меня этот человек, который называется моим мужем? Какие новые комбинации выстраивает его извращенный разум и больное воображение?

Но поддержка Карстена, его любовь и перспектива брака с ним придавали мне сил. И я продолжала подготовку к отъезду.