Текст книги "Адекватность"

4.

Я удобно устроился на капоте своего авто, опершись спиной на лобовое стекло. Ноги скрестил в позу лотоса, руки протянул вдоль тела ладонями наружу. Глаза закрыты, и я проникаюсь окружающими меня звуками вокруг. Я жадно докуриваю сигарету до самого фильтра, мне не требуется открыть глаза, чтобы убедиться в этом. Нарастающий жар от испепеленного табака все ближе подбирается к моим пальцам, и я выкидываю окурок прочь.

Момент-другой, и в моих мыслях зарождаются угрызения совести. Что же, по крайней мере, я могу честно ругать себя за содеянное. Это куда лучше, нежели бы я выбросил полсигареты, считая себя реабилитированным в собственных глазах. Мой опыт совершенно точно подсказывает, что рецидив бы был неизбежен в таком случае. Уж лучше совершить проступок и довести его до конца, чем винить себя в содеянном, но незавершенном. Глупо бросать что-либо на полпути, это касается всего без разбора, даже пагубных привычек.

Конечно, не все так безнадежно, выход есть − не начинать того, о чем придется сожалеть. Самобичевание так же плохо сказывается на здоровье человеке, как пагубная привычка, сродная курению. В конечном счете, одно порождает другое, цикличность возрастает, связь с реальностью притупляется, и тогда остается один выход − либо признать поражение и жить с этой пагубной привычкой, либо в один момент уничтожить ее.

На то мы и люди, чтобы принимать решения и ошибаться. Зачем винить себя за природу устройства? Иначе было бы скучно жить, полная взлетов и падений жизнь бы превратилась в примитивное существование…

Ну вот, я снова оправдал еще неостывший прах сигареты, недавно томившейся между пальцами.

Я слышу шорох, где-то с поля, совсем неподалеку, где только что исчез окурок. Там явно кто-то есть. После света фар мои глаза не адаптировались к темноте как следует. Я приподнимаюсь на ладони с целью внимательней наблюдать за контуром поля, чтобы не упустить момента появления нарушителя моего покоя.

Вначале показывается острая морда существа, а затем и все его тело. Он двигается осторожно, он целиком озабочен своей походкой, размышляя в какую сторону ступать и на что ставить свои длинные лапы.

Как только он показывается, лишь на долю секунды мною овладевает паника − от которой человеческое тело немеет, не в способности сдвинуться с места под тяжестью чувства страха. Я не ожидал подобного животного. Собственно, я не ожидал ни с кем встречи, но услыхав шорох, я бы без удивления воспринял появление какого-нибудь мелкого существа − мыши, крысы, вероятно даже лисицы. Но ко мне выходит пес − очень уставший с виду. Он больше среднего размера пес однородного окраса, что взбудораживает меня на мгновенье, заставляя мозг инстинктивно предположить, что этот зверь хищник. Ясность быстро возвращается ко мне и страх бесследно исчезает так же внезапно, как появился. Это не волк, совершенно точно.

Теперь фары машины горят, я не придаю этому значения, вопреки полной уверенности, что выключал свет. Я лишь воспринимаю это как факт.

Пес решает двинуться прямиком к дороге и садится напротив меня, так что свет фар ослепляет его. Теперь я могу в деталях рассмотреть его всего. От такой яркости потока он лишь смиренно помаргивает веками, стараясь адаптироваться к свету. Затем он устало и очень сонно зевает, оголяя всю свою пасть, ввергая в ужас мощной челюстью, что покоится за складками его губ. Лишь глаза несут в себе безобидность. Что-то в них крайне завораживающее. Такими глазами обладает разве что старик. Не стоит перечислять, что в них, там застыла вся жизнь.

Правое ухо пса надорвано, кажется, совсем давно. След раны не виден под слоем пыли и грязи, которым покрыта вся шерсть своего обладателя.

Он смотрит на меня, хотя это поразительно, как в такой темноте он может видеть меня сквозь поток света, направленный против него и за которым нахожусь я.

Все это время я испытываю легкую взволнованность, желая наблюдать за ходом событий без вторжения в него.

Пес заговаривает ко мне, я же, вполне удовлетворенный сюрреалистичностью происходящего, лишь отмечаю, что рад собеседнику:

− Посмотри на меня, − пес продолжал жмуриться от света, − я в бездне мрака, но мне не нужен фонарь. Чтобы видеть шире, свет не нужен, он лишь ослепляет, кажется, что вокруг ничего нет – ни этих полей, ни озер, ни звезд. Ты сам ведешь себя в никуда. Не поддавайся потоку света, как не поддавайся обстоятельствам в жизни. Мы все способны видеть больше, чем одну освещенную впереди тропу.

Мне понравилось то, что он говорил, хоть я ничего не ответил.

− Не бойся меня, я не причиню тебе вреда, − голос его звучит спокойно и тихо, но отдается эхом в моей голове, от чего я целиком сосредотачиваю свое внимание на диалоге.

− С чего мне тебя боятся? Ты кажешься добрым, − я смотрю в его глаза.

− Нет, ты не можешь судить о ком-либо по глазам.

Теперь передо мной будто вплотную предстают его глаза. Большие темные зрачки, прозрачные и бездонные, и тонкий ободок розового цвета белков вокруг от бесчисленных красных трещинок сосудов.

− Мутными глаза могут становиться только у людей, − будто прочитав мои мысли, произносит он, добавляя:

− По-настоящему. Только у людей. Бойся их, но не меня.

− Что ты здесь делаешь? − спрашиваю я, преодолев недлительную паузу, ушедшую на размышления над этими словами.

− Я здесь живу, это мой дом. Ночами я выхожу на прогулки и встречаю разных людей.

− Правда? И в этих местах часто кто встречается? Я думал, здесь редко бывают гости.

− Ты прав, редко − но все же случается. Я давно хожу по этой земле, мне встречались разные люди, но все они были похожи в одном, мне приходилось подбирать разные слова, чтобы разговорить их.

− И в чем же эти люди схожи?

− Все они страдают, мучают себя, терзая мыслями свою душу, − немного погодя добавляет, − Счастливый человек не замечает меня, он проходит мимо, но даже увидь он меня, он бы не смог услышать мой голос.

− Я слышу тебя…

− Тебе сейчас плохо, от того ты позвал меня.

− Я? Разве я тебя звал, по-моему, ты пришел сам.

− Ты выбросил окурок в мой дом. Тебе больше никогда не придется думать о нем. Ты докурил сигарету и выбросил окурок − обычное дело. Для кого-то. Ты тотчас же забыл о нем, не придав этому значения. Мне же даже с этого места слышно его запах, и он останется там на годы − то время, что я буду думать о тебе, даже помимо собственной воли. Это твой отпечаток на земле, и след в моей жизни. Всякий раз, как я буду выходить на прогулку, я точно буду знать, где он лежит и как скоро земля поглотит его…

− Извини, я не думал о таких последствиях.

− Последствия самых мелких поступков не дают нам покоя, крупным же нет места в памяти.

− Я сейчас найду его, тебе не придется мириться с моим поступком, − неуверенный в своих силах я все же искренне обещаю приложить все усилия для этого.

− Оставь его, ты ведь понимаешь, что речь идет не о нем. Окурок лишь пример того, как человек совершает глупые поступки, не придавая им должного значения. Того, что случилось по твоей вине, не исправить. Можно лишь изменить последствия. Задача провинившегося принять свои ошибки и научиться жить с ними, как ты принимаешь тот факт, что твой окурок окажет влияние на мою жизнь. Моя же задача не винить тебя, а принять ход событий таким, каким он сложился для меня. Наша судьба зачастую предначертана другими для нас так же неосознанно, как неосознанно мы влияем на жизни других. Не важно, какую роль ты сейчас исполняешь, главное играть по правилам, чтобы не оказаться вне игры. Ты меня понимаешь? Принять свои ошибки так же трудно, как смириться с подготовленными судьбой испытаниями.

− Но ведь разве есть в этом смысл, мириться с проступками и смиренно отдаться течению жизни? Зачем же мы тогда способны на гораздо больше, мы в силах творить свою судьбу сами.

− Смысл жизни большинства людей состоит в самом его поиске. Ведь без смысла жизнь теряет свою ценность. Но человек ею дорожит, а потому пытается найти смысл даже в том, что его не имеет. Но разве такой ответ устроил бы кого? Потому жизнь незаметно превращается в поиски смысла, приобретая саму суть. Однако ценность прожитой жизни человек способен оценить лишь на ее закате. Я не смогу сейчас ответить тебе яснее − смысла истинно нет нигде, пока ты сам его не создашь. Ты по-своему прав, утверждая, что мы способны на более, чем просто принять свою судьбу. Главное не переоценить свои силы. Мы обладаем мизерными возможностями и не способны свергнуть горы. Не стоит питать иллюзий насчет своих сил, только ясность сможет тебе помочь в жизни. Наша жизнь очень хрупкий механизм, и даже самые чистые намерения усовершенствовать его могут как безвозвратно изменить все − к лучшему или худшему − так и вовсе разрушить. Как взмах крыльев мотылька способен вызвать ураган на другом конце земли, так и любой наш поступок отдается на весь ход событий нашей жизни. Это тончайшая материя, к которой требуется ювелирное отношение. Попытки штурмом изменить что-либо лишь наносят рубцы. Не стоит плести нити жизни слишком усердно, чтобы не оставить затяжек. Картина, изображающая твою жизнь, предначертана и она сама появится на холсте, если ты подготовишь кисти и краски. То, какой ты будешь ее видеть, зависит уже только от тебя. Можно привести еще много метафор, но суть остается одна.

Было сложно понять и тем более принять то, о чем он говорит. Мой собеседник ощущает мои переживания и, словно читая мои мысли, отвечает на мои вопросы, как только они зарождаются у меня в голове, так что я даже не успеваю вымолвить их.

Выслушав его, я решаю спросить:

− К чему ты мне все это говоришь?

− Твои мысли всегда вращаются вокруг этих вопросов, но чем больше ты над ними размышляешь, тем, тебе кажется, дальше от тебя отстраняются ответы. Тебе может не понравиться то, что я намерен донести до тебя, но ты не обязан принять все сейчас, я прошу тебя об одном, не отвергай сразу мои ответы.

Я пристально смотрю на его рваное ухо, тогда пес, скорее ощутив мой взгляд на себе, нежели заметив его, продолжает рассказ:

«Одиночество наш удел. Это не наказание, просто природой устроено так, что каждое существо борется только за себя. Пусть тебя не шокирует то, что оставшись один, ни для тебя, ни для тех, кто создавал иллюзию присутствия рядом, ничего не изменится.

Этот мир справлялся как-то до тебя, и с ним ничего не произойдет без тебя. Ты можешь оборвать все свои связи, забыть друзей, приятелей, уехать на другой конец планеты, и ты будешь существовать так же, как делаешь это здесь. Изменится самая малость − окружение.

Не стоит обижаться на всех за то, что они будут продолжать жить своей жизнью без тебя, ведь тебе так же не будет дела до них. Просто чтобы не переоценить ситуации, нужно реально смотреть на вещи.

Понять, чего ты стоишь и кого с себя представляешь, можно только так, − когда поймешь какие мысли остались с тобой. И тебе придется тяжко осознать, что большая часть твоих мыслей занята теми мелочами, что тебя окружают, тогда как твоему личному "я" будет попросту не хватать места.

Трудно разглядеть, с кем следует водить дружбу, но тебе будет труднее, если придется когда-то разочароваться в поспешном и неверном выборе.

Умение остаться наедине с собой и услышать, чего хочет твое сердце, дано не каждому, но это посильное задание».

«Одиночество наш удел, но не наказание» − этими словами он закончил свой монолог, и не дожидаясь моей последовавшей реакции, продолжает, решив объясниться насчет своих шрамов:

− Нет живого существа на планете преданней, чем собака, это у нас в крови. И я был псом своего хозяина. Я верно служил ему, и считал, что всю жизнь посвящу этой службе. Не мне судить его и его поступки, он стал жестоко со мной обращаться. Я не понимал этих перемен и продолжал вести себя как обычно, пока он не выгнал меня на улицу, не желая больше видеть.

− Но как это произошло, зачем он с тобой так поступил?

− Ты задаешь не те вопросы, как и я когда-то, а следовало спросить, что я делал не так. Но все эти вопросы в тебе провоцируют обида и чувство справедливости. Тебя должно волновать лишь одно – что делать дальше. Не проходит дня, чтобы я не думал о своем хозяине. В моих мыслях он навсегда остался таким, каким я его встретил впервые. И я знаю, что в моем сердце никому не будет отведено места больше. Лишь храня его образ всегда с собой, я способен жить дальше. Я знаю, ты услышал меня. Ты придешь к этому всему сам, как в мире нет места справедливости, так в твоем сердце не должно быть места обидам. Ты знаешь верный путь, осталось лишь ступить на него.

Пес склоняет свою голову так низко, что я могу видеть его лопатки и всю угольного цвета спину. Затем, поднимаясь на задние лапы, он исчезает с виду в мраке ночи.

Я пытаюсь связать все его слова, но чем больше прикладываю усилий, тем больше теряюсь в догадках, что именно он хотел мне сказать. Его метафоры были либо слишком завуалированы, что я был не в состоянии их понять, либо он не пытался соединить все сказанное в единую мысль, просто подкинув мне, о чем поразмыслить. Последнее предположение явно успокоило меня.