Текст книги "Беззумный Аддам"
Автор книги: Маргарет Этвуд
Жанр: Зарубежная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Что они скажут? Догадаться нетрудно.
Скрывшись из виду (съехав под горку и свернув в сторону), он открывает седельные сумки. Сокровище: набор энергобатончиков, какая-то квазисырная паста, ветровка, мини-печка с баллончиком горючего, пара сухих носков и запасные ботинки с толстыми подошвами – они малы, но можно вырезать дырку для пальцев. И мобильник. И самое лучшее – удостоверение личности: это ему очень даже пригодится. Он разбивает мобильник на мелкие кусочки и прячет под камнем, а потом тащится вбок от дороги, по тундре, с велосипедом и всем добром.
Ему повезло – на пути попадается вскрытая пальза: наверное, злобный гризлый взрыл ее, охотясь на увертливых земляных белок. Зеб вместе с велосипедом зарывается во влажную черную землю, оставив наблюдательный зазор меж комьев. После длительного мокрого ожидания появляется топтер. Он зависает над местом, где, должно быть, обнимаются сейчас юные велосипедисты, дрожа и благословляя свою счастливую звезду. Из топтера опускается лестница, по ней через некоторое время взбираются влюбленные, и топтер уносит их в низком, неспешном полете, хлоп-хлоп, трюх-трюх. Зато теперь им будет о чем рассказать.
И они рассказывают. Уже оказавшись в Уайтхорсе, сбросив по дороге медвежьи шкуры и утопив их в ручье, сменив одежду на новую (дар Фортуны), удачно проголосовав на трассе, освежив внешность и переменив прическу, доработав кое-что в удостоверении личности велосипедиста и заправившись наличными через вызубренный на память «черный ход», Зеб прочитал все, что писали об этой истории.
Значит, йети существуют на самом деле! Они просто перекочевали в Бесплодные равнины в горах Маккензи. Нет, это не мог быть медведь – медведи не умеют ездить на горных велосипедах. И вообще эта тварь была семи футов росту, с глазами совсем как у человека, ужасно пахла и обладала почти человеческим разумом. Велосипедисты даже публикуют фотографию, снятую на мобильник девушки: бурое пятно, обведенное красным овалом (чтобы выделить на фоне всех остальных бурых пятен).
Не прошло и недели, как охотники за йети со всего мира скучковались и организовали экспедицию на место открытия. Они прочесывают район, где обнаружен йети, на предмет отпечатков ног, пучков шерсти и кучек помета. Глава экспедиции заявляет, что скоро у них будут решающие образцы ДНК, и тогда скептики будут посрамлены, и все увидят, какие они косные, растленные, ходячие окаменелости, отрицатели правды.
Очень скоро.
История Зеба, Спасибо и Спокойной Ночи
Спасибо, что принесли мне эту рыбу.
«Спасибо» значит… «Спасибо» значит, что вы сделали мне что-то хорошее. Или что-то такое, про что вы думали, что оно хорошее. Вы дали мне рыбу и этим сделали мне хорошее. Поэтому я теперь рада. И больше всего я рада потому, что вы хотели, чтобы я была рада. Вот что значит «спасибо».
Нет, не нужно давать мне еще одну рыбу. Я и без того уже достаточно рада.
Вы разве не хотите услышать про Зеба?
Тогда вам надо слушать.
После того как Зеб вернулся обратно с больших и высоких гор, на вершине которых лежал снег, после того, как он снял шкуру с медведя и надел ее на себя, он сказал медведю «спасибо». Духу медведя.
Потому что медведь его не съел и позволил ему съесть себя. И потому, что медведь дал Зебу свою шкуру с мехом, чтобы Зеб мог ее надеть.
«Дух» – это та часть вас, которая не умирает, когда умирает тело.
«Умирает»… это то, что делает рыба, когда ее ловят, а потом жарят.
Нет, умирают не только рыбы. Люди тоже умирают.
Да. Все.
Да, вы тоже. Когда-нибудь. Но не сейчас. Еще очень не скоро.
Я не знаю, почему. Так сделал Коростель.
Потому что…
Потому что, если бы никто никогда не умирал, а все только рожали все больше и больше детей, мир скоро переполнился бы, и в нем совсем не было бы места.
Нет, вас не будут жарить на огне, когда вы умрете.
Потому что вы не рыбы.
Нет, медведь тоже не был рыбой. И он умер как медведь. Не как рыба. Поэтому его не жарили на огне.
Да, может быть, Зеб сказал «спасибо» и Орикс тоже. Помимо того, что он сказал «спасибо» медведю.
Потому что Орикс позволила Зебу съесть одного из ее Детей. Она знает, что некоторые из ее Детей едят других; потому что они так устроены. Те, у которых острые зубы. И Орикс понимала, что Зеб тоже может съесть кого-нибудь из ее Детей, потому что он был очень голодный.
Я не знаю, сказал ли Зеб «спасибо» Коростелю. Может быть, вы спросите его сами, когда в следующий раз увидите. Но вообще Коростель не занимается медведями. Медведями занимается Орикс.
Зеб надел шкуру медведя, чтобы не замерзнуть.
Потому что ему было очень холодно. Потому что в тех местах гораздо холоднее. Из-за того, что там кругом очень большие горы со снегом наверху.
«Снег» – это вода, которая замерзла и превратилась в маленькие кусочки. Они называются снежинками. «Замерзла» значит, что вода стала твердая, как камень.
Нет, снежинки не имеют никакого отношения к Джимми-Снежнычеловеку. Я не знаю, почему часть его имени похожа на снежинку.
Я хватаюсь за голову руками, потому что у меня началась головная боль. Это значит, что у меня болит внутри головы.
Спасибо. Я уверена, что если вы надо мной помурлыкаете, это поможет. И еще мне поможет, если вы не будете задавать столько вопросов.
Да, возможно, что у Аманды тоже болит голова. Или что-нибудь другое болит. Может быть, вы над ней помурлыкаете.
Думаю, на сегодня уже хватит истории Зеба. Смотрите, луна восходит. Вам пора в кровать.
Я знаю, что вы не спите в кроватях. А я сплю в кровати. Поэтому мне пора в кровать. Спокойной ночи.
«Спокойной ночи» значит – я надеюсь, что вы будете спать хорошо, и утром проснетесь целыми и невредимыми, и с вами ничего плохого не случится за ночь.
Ну, например… Нет, я не знаю, что плохого с вами может случиться.
Спокойной ночи.
Шрамы
Шрамы
Она старалась это не афишировать – каждую ночь, рассказав историю Детям Коростеля, исчезала тайком, одна, и встречалась с Зебом так, чтобы никто не видел. Но ей никого не удается обмануть – по крайней мере, никого из людей.
Конечно, им смешно. Во всяком случае, молодым – Американской Лисице, Голубянке, Крозу и Шекки, Колибри. Наверное, даже Рен. Даже Аманде. Любая тень романтических чувств у «хронологически превосходящих граждан» – законная добыча шутников. Для молодежи любовные страдания несовместимы с морщинами, а сочетание того и другого вызывает смех. Наступает момент, когда пышное и сочное становится черствым и жестким, кишащее жизнью море обращается в бесплодный песок. По мнению зрителей, у Тоби этот момент уже наступил и прошел. Она готовит настои трав, собирает грибы, прикладывает опарышей к ранам, ходит за пчелами и сводит бородавки. Это все – занятия для умудренной жизнью старухи. Вот пускай она и занимается своим делом.
А Зеб для них, наверно, скорее загадочен, чем смешон. С точки зрения социобиологии он должен делать то, что лучше всего получается у альфа-самцов: прыгать на аппетитных молодок, принадлежащих ему по праву, брюхатить их, передавать свои гены через самок, способных к деторождению. В отличие от нее, Тоби. Так почему он зря тратит свою драгоценную сперму, удивляются они. Вместо того чтобы мудро инвестировать ее – например, в яичники, охотно предоставленные Американской Лисицей. Сама Американская Лисица почти наверняка придерживается именно такого мнения, судя по языку тела: она хлопает ресницами, выпячивает груди, откидывает назад копну волос растопыренной пятерней, демонстрирует подмышки. Сигналы не менее ясны, чем синяя задница у Детей Коростеля. Бабуины в течке.
«Прекрати!» – командует себе Тоби. Вот так все и начинается среди выброшенных на необитаемый остров, жертв кораблекрушения, жителей города в осаде: ревность, раздоры, брешь в стене защиты групповых интересов. А потом враг, убийца тенью проскальзывает в дверь, которую мы забыли запереть, потому что нас отвлекли наши черные двойники. Мы в это время нянчили свои мелкие ненависти, взращивали затаенные обиды, орали друг на друга и били посуду.
Замкнутые группы в кольце врагов подвержены такому нагноению: склонны к мести и вражде. Вертоградари в свое время устраивали сеансы глубинного самоосознания – именно для того, чтобы с этим бороться.
С тех самых пор, как Зеб и Тоби стали любовниками, Тоби начали сниться сны, в которых Зеб исчезает. Он и вправду исчезает, когда она спит, потому что на ее односпальном ложе – прямоугольном выступе, торчащем из пола в комнатке-чулане, – недостаточно места для двоих. Так что Зеб каждый раз посреди ночи удаляется крадучись, будто в древней комедии, действие которой происходит в английской загородной усадьбе – и ощупью в темноте возвращается к себе в закуток.
Но в снах он исчезает по-настоящему: уходит далеко, и никто не знает, куда. А Тоби стоит у забора, окружающего саманный дом, – смотрит на дорогу, уже заросшую лианами кудзу, засыпанную обломками разрушенных домов и разбитых машин. Слышится тихое блеянье – или это плач? «Он не вернется, – говорит акварельный голос. – Он больше никогда не вернется».
Голос женский. Кто это? Рен? Аманда? Сама Тоби? Сценарий слащаво-сентиментален, как открытка в пастельных тонах – бодрствующую Тоби он раздражал бы, но во сне она теряет способность иронизировать. Она так плачет, что одежда промокает от слез, фосфоресцирующих слез, мерцающих, как сине-зеленое газовое пламя в том, что становится темнотой – может, Тоби в пещере? Но тут к ней приходит большое животное, похожее на кошку, и начинает ее утешать. Оно трется о ее ногу, мурлыча, как ветер.
Она просыпается и обнаруживает рядом с собой мальчика из Детей Коростеля. Он приподнял край отсыревшей простыни, которой обмотана Тоби, и осторожно гладит ее ногу. От него пахнет апельсинами и чем-то еще. Цитрусовый освежитель воздуха. Они все так пахнут, но молодые – сильнее.
– Что ты делаешь? – спрашивает она, изо всех сил стараясь говорить спокойно. «У меня жутко грязные ногти на ногах», – думает она. Обломанные и грязные. Маникюрные ножницы; добавить в список для восторгания. Кожа у Тоби грубая по сравнению с идеальной кожей руки мальчика. Это он светится изнутри, или у него кожа настолько тонко проработана, что отражает свет?
– О Тоби, у тебя внизу ноги, – говорит мальчик. – Как у нас.
– Да, – соглашается она. – Ноги.
– А у тебя есть груди, о Тоби?
– Да, и они тоже, – она улыбается.
– У тебя две? Две груди?
– Да, – отвечает она, воздерживаясь от соблазна добавить «пока что». Интересно, а чего он ждал – одну грудь, три, а может, четыре или шесть, как у собак? Видел ли он когда-нибудь собаку вблизи?
– О Тоби, а у тебя между ног выйдет ребенок? Потом, когда ты станешь синей?
О чем он спрашивает? О том, могут ли рожать люди вроде нее – не Дети Коростеля? Или о том, может ли рожать она сама?
– Если бы я была моложе, тогда у меня мог бы выйти ребенок. Но не сейчас.
На самом деле возраст тут не главное. Если бы вся ее жизнь до сих пор была другой. Если бы ей тогда не нужны были деньги. Если бы она жила в другой вселенной.
– О Тоби, какая у тебя болезнь? – спрашивает мальчик. – У тебя что-нибудь болит?
Он протягивает ослепительно прекрасные руки, чтобы ее обнять. Не слезы ли это у него в странных зеленых глазах?
– Все в порядке, – отвечает она. – У меня больше уже ничего не болит.
Она продавала яйцеклетки, чтобы заплатить за квартиру – давно, когда еще жила в плебсвилле, еще до того, как попала к вертоградарям. Ей занесли инфекцию. И все ее будущие дети разом перестали существовать. Но ведь она похоронила эту печаль много лет назад. А если и нет, то должна была похоронить. Принимая во внимание общую картину – положение дел с тем, что когда-то называлось человеческой расой, – подобные чувства следует отправить на помойку как бессмысленные.
Она собирается добавить: «У меня внутри шрамы», но вовремя останавливается. «Что такое шрамы, о Тоби?» – это будет следующий вопрос. Тогда придется объяснять, что такое шрамы. «Шрам – это как письмена у тебя на теле. Он напоминает о чем-то таком, что случилось с тобой раньше: например, о том, как у тебя был порез и из него шла кровь. Что такое письмена, о Тоби? Письмена – это метки на куске бумаги… на камне… на плоской поверхности, как песок пляжа, и каждая метка означает звук, а звуки сливаются вместе и означают слово, а слова, соединенные вместе, означают… А как делать эти письмена, о Тоби? Их делают с помощью клавиатуры… нет, когда-то их делали ручкой или карандашом, а карандаш – это… Или палкой. О Тоби, я не понимаю. Ты делаешь метку палкой у себя на коже, чтобы разрезать кожу, и тогда получается шрам, и этот шрам превращается в голос? Он говорит и что-то рассказывает? О Тоби, а можно нам услышать, что говорит шрам? Покажи нам, как делать эти говорящие шрамы!»
Нет, лучше вообще не упоминать о шрамах. А то, чего доброго, Дети Коростеля начнут резать себя на кусочки, пытаясь выпустить наружу голоса.
– Как тебя зовут? – спрашивает она у мальчика.
– Меня зовут Черная Борода, – серьезно отвечает мальчик. Черная Борода, знаменитый пират-убийца? Это милое дитя? У которого к тому же никогда не будет бороды, ведь Коростель ликвидировал всю растительность на теле сотворенного им вида. У многих Детей Коростеля странные имена. Зеб говорит, что их придумывал сам Коростель, у которого было своеобразное чувство юмора. Хотя почему бы Детям Коростеля не носить странные имена, если они сами странные?
– Я рада познакомиться с тобой, о Черная Борода, – говорит Тоби.
– А вы едите свой помет, о Тоби? – спрашивает мальчик. – Как мы? Чтобы листья лучше переваривались?
Это еще что за новости? Съедобные какашки? Об этом Тоби никто не предупреждал!
– Тебе пора вернуться к своей матери, о Черная Борода, – говорит Тоби. – Она, должно быть, беспокоится о тебе.
– Нет, о Тоби. Она знает, что я с тобой. Она говорит, что ты хорошая и добрая, – он улыбается, показывая идеальные зубки. Обаяшка. Они все невероятно привлекательны – как отфотошопленные люди на рекламе косметики. – Ты хорошая, как Коростель. Ты добрая, как Орикс. А у тебя есть крылья, о Тоби?
Он вытягивает шею, пытаясь заглянуть ей за спину. Может быть, когда он ее только что обнимал, он просто хотел украдкой пощупать ей спину – нет ли там выступов, покрытых перьями.
– Нет, – отвечает Тоби. – У меня нет крыльев.
– Когда я вырасту большой, я с тобой спарюсь, – самоотверженно говорит Черная Борода. – Даже если ты… даже если ты будешь совсем чуть-чуть синей. И тогда у тебя будет ребенок! Он вырастет у тебя в костяной пещере! И ты будешь рада!
Совсем чуть-чуть синей. Значит, он ощущает разницу в возрасте, хотя слова «старый» в словаре Детей Коростеля нет.
– Благодарю тебя, о Черная Борода, – говорит Тоби. – А теперь беги. Меня ждет завтрак. И еще я должна пойти посмотреть на Джимми… Джимми-Снежнычеловека, чтобы узнать, не уменьшилась ли его болезнь.
Она садится на кровати и решительно ставит обе ступни на пол, намекая мальчику, что ему пора уходить.
Впрочем, он не воспринимает намека.
– Что такое завтрак, о Тоби? – спрашивает он. Она и забыла, у них не бывает приемов пищи как таковых. Они пасутся непрерывно, как все травоядные.
Он разглядывает ее бинокль, тычет пальцем в стопку простыней. Гладит винтовку, стоящую в углу. Точно так же вел бы себя и человеческий ребенок: бесцельно вертел что-нибудь в руках или ковырял с любопытством.
– Это твой завтрак?
– Не трогай, – резковато говорит она. – Это не завтрак, это такая особенная вещь для… Завтрак – это то, что мы едим утром. Такие люди, как я, с лишней кожей.
– Это рыба? Твой завтрак – это рыба?
– Иногда это рыба. Но сегодня у меня на завтрак будет часть животного. Животного, покрытого мехом. Может быть, я съем его ногу. Внутри будет вонючая кость. Ты ведь не хочешь видеть вонючую кость, правда? – Теперь-то он точно уберется.
– Нет, – неуверенно говорит мальчик. Он морщит нос. Однако перспектива его, кажется, заинтересовала: да и кто бы отказался подглядеть за отвратительной трапезой троллей?
– Тогда тебе надо уйти.
Но он все равно никак не уходит.
– Джимми-Снежнычеловек говорит, что плохие люди, которые жили в хаосе, ели Детей Орикс. Они их убивали и убивали, ели и ели. Они все время их ели.
– Да, они их ели, – соглашается Тоби. – Но они их ели неправильно.
– А те два плохих человека тоже ели их неправильно? Которые убежали?
– Да. Они ели их неправильно.
– А как их ешь ты, о Тоби? Как ты ешь ноги Детей Орикс?
Большие глаза устремлены на Тоби, словно она вот-вот отрастит клыки и набросится на него.
– Я ем их правильно, – отвечает Тоби, надеясь, что он не спросит, как же это – правильно.
– Я видел вонючую кость. Она лежала за кухней. Это завтрак? Плохие люди едят такие кости?
– Да. Но они делают и другие плохие вещи. Много плохих вещей. Гораздо более плохие вещи. Мы все должны быть очень осторожны и не выходить в лес поодиночке. Если ты увидишь этих плохих людей или любых других людей, похожих на них, ты должен сразу прийти и сказать мне. Или Крозье, или Ребекке, или Рен, или Белоклювому Дятлу. Любому из нас.
Она уже несколько раз объясняла это всем Детям Коростеля, в том числе и взрослым, но не уверена, поняли ли они. Они пялятся на нее и кивают, жуя медленно, словно думают о чем-то, но не похоже, что они напуганы. Это отсутствие страха очень беспокоит Тоби.
– Но не Джимми-Снежнычеловеку и не Аманде, – говорит мальчик. – Им не надо говорить. Потому что они больны.
Хотя бы это он понял. Он делает паузу, словно обдумывая что-то.
– Но Зеб сделает так, чтобы плохие люди ушли, – говорит он. – Тогда все будет безопасно.
– Да, тогда все будет безопасно, – соглашается Тоби.
Дети Коростеля уже возвели вокруг Зеба внушительный бастион из верований. Скоро он станет всемогущим и способным исправить любое зло; и это может сыграть плохую службу, потому что он, конечно же, не всемогущ. Он даже для меня не все может исправить, думает Тоби.
Но имя Зеба заметно приободрило Черную Бороду. Мальчик снова улыбается, поднимает руку, слегка машет – как президент в стародавние времена, как королева в веренице машин, как кинозвезда. Где он перенял этот жест? Вот он отходит бочком и исчезает в дверном проеме. Он не сводит глаз с Тоби, пока не скрывается за углом.
«Не напугала ли я его?» – думает она. Вдруг он теперь вернется к своим и начнет рассказывать им про омерзительные чудеса, как делают настоящие дети… как делают дети?
Фиолет-биолет
Вокруг саманного дома в разгаре обычный день. Похоже, все остальные уже позавтракали, хотя Американская Лисица и Белоклювый Дятел все еще сидят у стола, наверняка увлекшись причудливым флиртом – она ради практики, он, бедняга, всерьез.
Тоби озирается в поисках Зеба, но его нигде не видно: может, пошел принять душ. Крозье как раз выгоняет стадо париковец на пастбище: с ним Колибри – тащит пистолет-распылитель, прикрывая Крозье со спины. Под деревом натянут гамак Джимми, при котором несут вахту трое Детей Коростеля.
Голубянка и Рен заняты на стройке – идет расширение саманного домика. Беззумные Аддамы большинством голосов решили добавить еще спальных закутков. Новые закутки будут просторней, чтобы было больше похоже на настоящий дом. Главная часть саманного дома строилась, чтобы показать, как жили люди в старину: эрзац-древность, словно динозавр из цемента. Рядом когда-то раскидывался рынок продажи и обмена натуральных продуктов «Древо жизни». Тоби помнит, как приходила сюда с вертоградарями продавать сваренное из отходов мыло, а также уксус и мед собственного производства, грибы и овощи, выращенные в саду на крыше. Давно, когда еще существовало само понятие покупки и продажи и еще жили на свете люди, которые что-то покупали, и люди, которые им это продавали.
«Надо бы поискать пчел», – думает она. Наверняка в каком-нибудь дупле найдется сбежавший рой. Завести несколько ульев и ухаживать за ними – это и полезно, и успокаивает.
Строительство проводится в несколько стадий. Сегодня утром Рен и Голубянка смешивают глину, солому и песок в пластиковом детском бассейнчике, украшенном Микки-Маусами. Деревянный каркас уже установлен, и на него день за днем добавляют слои глины. Каждый слой надо высушить, и этому мешают ежедневные послеобеденные грозы, но, к счастью, удалось восторгнуть пластиковые тенты для прикрытия.
Аманда сидит недалеко от Рен и Голубянки, положив руки на колени и ничего не делая. Она очень много времени посвящает этому занятию. Может быть, это она так медленно выздоравливает, думает Тоби. Медленно, как варится еда в медленноварке. Может быть, от этого результат будет лучше. По крайней мере, Аманда хоть чуть-чуть набрала вес. И в последние несколько дней явно старается что-то сделать: там сорняк выдернет, здесь снимет с грядки слизняка или улитку. В стародавние времена обитатели сада на крыше «переселяли» Наших Собратьев, Поедателей Овощей – то есть кидали их с крыши вниз, на улицу. Официальная формулировка гласила, что слизняки тоже имеют право на жизнь, но отнюдь не в не подходящих для этого местах, таких, как салатные миски, где им может быть нанесен вред зубами вертоградарей. Но сейчас слизняков слишком много – кажется, что каждый кустик, каждый овощ порождает их самопроизвольно. Поэтому по молчаливому общему согласию их кидают в соленую воду.
Аманде это, кажется, доставляет удовольствие – несмотря на то, что слизняки корчатся и исходят пеной. Но участие в строительстве ей не по силам. Раньше она была сильной; ее ничто не пугало. Крепкий орешек, изворотливая плебокрыска, она могла справиться с чем угодно. Из них двоих слабой, робкой была Рен. Должно быть, то, что случилось с Амандой – то, что сделали с ней больболисты, – оказалось ей не по силам.
Несколько Детей Коростеля наблюдают за смешиванием глины. И наверняка задают вопросы. «Зачем вы это делаете? Вы творите хаос? Что это за существа с круглыми черными штуками на головах? Что такое «микимаус»? Но они совсем не похожи на мышей, мы видели мышей, у них нет больших белых рук», и так далее. Любая новая вещь, обнаруженная в царстве Беззумных Аддамов, – источник удивления. Вчера Крозье восторгнул где-то пачку сигарет, пока пас овец, и Дети Коростеля до сих пор не могут прийти в себя. «Он поджег белую палочку! Он сунул ее в рот! Он вдохнул дым! Зачем ты это делаешь, о Крозье? Дым не для того, чтобы им дышать! Дым – для того, чтобы готовить на нем рыбу!» И так далее, и тому подобное.
– Скажи им, что это вещь Коростеля, – посоветовала Тоби, и Крозье последовал совету. Универсальная формула, подходит к чему угодно.
Несколько Детей Коростеля – женщины и малыши – стоят на бывшей детской площадке рядом с саманным домом и жуют листья с лиан кудзу, обвивших горку и качели. Кудзу – их любимая еда. Коростель был весьма предусмотрителен – дефицита кудзу в ближайшее время не предвидится. Они съели почти все лианы с красной пластмассовой горки, и дети поглаживают горку, словно она живая. Никто не вспомнил бы, что тут были качели, если бы Дети Коростеля не сжевали зелень, растущую вокруг.
Тоби направляется в фиолет-биолет – не только потому, что ей туда нужно, но еще и потому, что не хочет садиться за стол, пока не ушла Американская Лисица. Тоби сознательно не дает себе подумать слово «шлюха»: женщина не имеет права называть этим словом другую женщину, особенно если к тому нет конкретных поводов.
«В самом деле? – ехидно осведомляется ее внутренний шлюхо-обличающий голос. – Можно подумать, ты не видела, как она смотрит на Зеба. Ресницы как у росянки, и зрачками поводит этак вбок, как на давнишней рекламе какого-нибудь уцененного простибота: антибактериальные волокна, 100 %-ный слив жидкости, натурально звучащие стоны, регулятор сжатия для оптимального удовлетворения».
Тоби делает глубокий вдох и вызывает в памяти методы, которым ее учили вертоградари. Она представляет себе, как гнев пробивается сквозь кожу, наподобие рожек улитки, а потом росток гнева засыхает и отваливается. Она ласково улыбается в сторону Американской Лисицы, думая: «Все, что тебе нужно, – это попрыгать с ним в койке. Просто чтобы показать, что ты это можешь. Прибить его на стенку среди прочих трофеев. Ты ничего о нем не знаешь, ты неспособна оценить его по достоинству, он не твой, ты не знаешь, как долго я его ждала…»
Но все это не значит ровным счетом ничего. Никого не интересует. В этих делах нет понятия справедливости или законных прав. Если Зеб прыгнет в койку с Американской Лисицей – или прокрадется, или просочится в эту койку, – Тоби будет иметь право только на одну модель поведения: не говорить абсолютно ничего. Почем она знает – может, он уже работает на обе стороны: бросает ее по ночам, разомлевшую от ласк… они очень уж похожи на лучших друзей, не слишком ли товарищеские у них отношения?.. и, может быть, после этого он втайне все еще неудовлетворен; и вот он тайком выходит наружу и снова тайком прокрадывается в дом, чтобы жадно наброситься на Американскую Лисицу, которая жадно набрасывается на него.
Ей невыносимо об этом думать. Поэтому она об этом думать не будет. Запрещает себе об этом думать. Делает усилие воли, чтобы НЕ думать.
Фиолет-биолеты остались в парке с прежних времен: три кабинки для мужчин, три для женщин. Солнечные панели все еще работают, питая ультрафиолетовые светодиоды и двигатели маленьких вентиляторов. Пока фиолет-биолеты функционируют, Беззумным Аддамам не придется рыть отхожие ямы. К счастью, на улицах по соседству большие запасы туалетной бумаги для восторгания – туалетная бумага была не самой популярной добычей у мародеров во время той фазы чумы, когда шли грабежи. Что толку с туалетной бумаги? Ею не напьёшься до отключки.
Внутри фиолет-биолетов стены до сих пор исписаны рукой жителей плебсвилля: несколько поколений надписей, одни поверх других. Когда-то люди, еще озабоченные какими-то нормами приличия, пытались закрасить эти надписи, но несколько подростков, одержимых анархическим самовыражением, могут за час изгадить белую поверхность, которую три дня приводила к безмолвию бригада маляров.
Дэррин! Я твоя подстилка, ты мой король!
Я тебя <3 больше всего на свете.
В жопу ККБ!
Лорис – тупая пизда
Чтоб тебя трахнули 100 000 питбулей
Тот, кто пишет на стене,
Пусть купается в говне,
Тот, кто это все прочтет,
Пусть говна скорей хлебнет!
Позвони мне, хорошо и недорого,
будешь визжать 24×7 и сдохнешь обкончавшись
НЕ СТОЙ У МЕНЯ НА ДОРОГЕ СУКА
ИЛИ Я ТЕБЯ НОЖОМ
И робкое, незаконченное:
Старайтесь любить! Миру нужна…
«Что есть, где срать, как прятаться, кого убивать: неужели это – самое главное? – думает Тоби. – Это то, к чему мы пришли – или свелись. Или вернулись?»
А кого ты любишь? И кто любит тебя? И кто не любит? И, если вдуматься – кто тебя серьезно ненавидит.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?