Текст книги "Магия шипов"

Глава четвертая

Визит магистра ознаменовал последнее волнующее событие сезона. Под натиском палящей жары наступило лето. Вскоре после этого библиотеку охватила Корешковая эпидемия, которая оставила всех измученными, абсолютно несчастными и вынужденными на протяжении недель массировать корешки гримуаров с пахучими мазями. Элизабет была поручена забота о гримуарах Второй ступени под названием «Декреты Бартоломью Траута», которые приобрели привычку вызывающе дергаться всякий раз, когда видели ее приближение. К тому времени как над Саммерсхоллом разразилась первая осенняя гроза, она уже не могла и смотреть на все эти баночки с мазями. Все, чего ей хотелось – рухнуть в постель и проспать несколько лет.

Вместо этого она проснулась глубокой ночью, уверенная, что услышала какой-то звук. Ветер хлестал деревья снаружи, завывая под карнизами. Ветки отрывистыми ударами стучали по окнам. Гроза была оглушающей, но Элизабет не могла избавиться от чувства, что проснулась совсем по другой причине. Она села в постели и сбросила одеяло.

– Катрин? – прошептала она.

Та перевернулась, бормоча что-то во сне. Она не проснулась даже тогда, когда Элизабет протянула руку и потрясла ее за плечо.

– Шантажировать его, – пробормотала ее подруга в подушку, все еще видя сны.

Нахмурившись, Элизабет выскользнула из постели. Она зажгла свечу на ночном столике и огляделась в поисках чего-нибудь подозрительного.

Комната, которую она делила с Катрин, находилась высоко в одной из башен библиотеки. Она была маленькой и круглой, с узким окном, которое пропускало сквозняки, когда ветер дул с востока, подобно тем, что украшали стены замков. Все выглядело точно так же, как и тогда, когда Элизабет ложилась спать. Книги лежали открытыми на комоде и были свалены грудами вдоль изогнутых каменных стен, а записи очередного эксперимента Катрин валялись на ковре. Элизабет позаботилась о том, чтобы не наступить на них, когда направилась к двери и выскользнула в коридор со свечой в руке, окутывающей ее своим туманным сиянием. Толстые стены библиотеки заглушали вой ветра до звука отдаленного шепота.

Босиком, в одной ночной рубашке, она спускалась по лестнице, словно привидение. Несколько поворотов привели ее к неприступной дубовой двери, укрепленной железными полосами. Она отделяла библиотеку от жилых помещений и всегда оставалась запертой. Вплоть до тринадцати лет Элизабет не могла открыть ее самостоятельно – ей приходилось ждать, пока библиотекарь пройдет мимо и выпустит ее. Но теперь у нее был ключ, способный отпереть дверь Великих библиотек королевства. Она носила его на шее все время, даже когда спала или принимала ванну, – этот осязаемый символ ее клятв.

Девушка подняла ключ, затем остановилась, проведя кончиками пальцев по шероховатой поверхности двери. Воспоминания промелькнули перед ней: следы когтей на столе в склепе, которые процарапали дерево, словно масло.

Нет, это казалось невозможным. Гримуары превращаются в малефикты, только если они повреждены. Этого не могло произойти посреди ночи, когда в склепе не было ни единой души, а все гримуары находились под надежной защитой. Только не тогда, когда хранители патрулируют темные коридоры, а над их головами висит огромный предупреждающий колокол Великой библиотеки.

Решив прогнать детские страхи, она проскользнула в дверь и снова заперла ее за собой. Свет в атриуме был приглушен в ночное время. Его сияние отражалось от позолоченных букв на корешках книг, поблескивало на медных поручнях, соединявших лестницы на колесиках с верхушками книжных полок. Навострив уши, Элизабет не услышала ничего необычного. Тысячи гримуаров мирно спали вокруг нее, бархатные ленты закладок трепетали меж их страниц, пока они похрапывали. В стеклянной витрине по соседству гримуар Четвертой ступени, называющийся «Антология лорда Фьюстиана», многозначительно прокашлялся, пытаясь привлечь ее внимание. Его нужно было хвалить вслух хотя бы раз в день, иначе он мог захлопнуться, подобно моллюску, и не открываться еще много лет.

Она прокралась вперед, держа свечу повыше. Все в порядке. Пора возвращаться в постель.

И тут ее настиг он – запах, который ни с чем не спутаешь. Словно вернувшись на несколько месяцев назад, она снова стояла в читальном зале, склонившись над кожаным креслом. Ее сердце замерло и затем начало учащенно биться, оглушительно отдаваясь в ушах.

Эфирное горение. Кто-то колдовал в стенах библиотеки.

Она быстро задула свечу. Неожиданный стук заставил ее вздрогнуть. Она подождала, пока звук не повторился, на этот раз тише, почти как эхо. Теперь, догадываясь, в чем дело, она кралась вдоль книжного шкафа до тех пор, пока не показалась входная дверь библиотеки. Створки были открыты и болтались на ветру.

Где же все хранители? Она должна была увидеть хоть кого-нибудь, но библиотека казалась совершенно пустой. Похолодев от ужаса, она направилась к двери. Хотя каждая тень теперь казалась зловещей, будто протягивающей к ней по половицам длинные пальцы, Элизабет обходила лунный свет стороной, не желая быть замеченной.

Боль пронзила ее босой палец, когда она была уже на полпути к выходу из атриума. Что-то острое на полу укололо – что-то холодное и твердое, сверкнувшее в темноте.

Это был меч. И не просто какой-то меч – Демоноубийца. Гранатовый свет поблескивал на его рукояти во мраке.

Элизабет оцепенело подняла клинок. Прикасаться к нему было для нее чем-то непозволительным. Демоноубийца никогда не покидал пояса Наставницы. Она позволила бы ему исчезнуть с ее глаз, если только…

Со сдавленным криком Элизабет бросилась к фигуре, которая лежала на полу неподалеку. Рыжие волосы прядями рассыпались в лунном свете, бледная рука распласталась на полу. Элизабет схватилась за плечо и, не обнаружив сопротивления, перевернула тело. Глаза Наставницы невидяще уставились в потолок.

Пол под Элизабет разверзся, библиотека завертелась в головокружительном водовороте. Невозможно. Это был какой-то дурной сон. В любой момент она могла проснуться в своей постели, и все стало бы как прежде. Пока Элизабет ждала, что это произойдет, секунды медленно тянулись, а желудок сжимался. Она, спотыкаясь, отошла от тела Наставницы к дверям, где ее вырвало. Когда девушка протянула руку, чтобы опереться на что-нибудь, ее ладонь скользнула по дверному косяку.

«Кровь», – машинально подумала она, но субстанция, покрывавшая ее руку, была чем-то другим – более густым и темным. Это оказалась не кровь, а чернила.

Элизабет сразу поняла, что это означало. Она вытерла руку о ночную рубашку и обеими ладонями вцепилась в рукоять Демоноубийцы, слишком сильно дрожа, чтобы удержать ее одной рукой. Девушка сделала шаг прямо в ночную темноту. Ветер налетел на нее, спутывая волосы. Поначалу она не видела ничего, кроме нескольких фонарей, все еще горевших где-то в Самерсхолле. Их огни мерцали, и деревья во фруктовом саду колыхались на ветру в такт. Высокая кованая ограда окружала засыпанный гравием двор библиотеки. Пики на верхушках ее прутьев пронзали беспокойное небо, как кинжалы, однако ворота, еле державшиеся на вывороченных петлях, были распахнуты – с них капали чернила.

И тут в отдалении среди деревьев появилось какое-то движение. Лунный свет отражался от засаленной обложки. Малефикт ковылял к деревне перекатывающейся, неуклюжей походкой, словно уродливый медведь, увалисто пытающийся ходить на двух ногах. У Элизабет не было никаких сомнений: гримуар ускользнул из склепа. Черпая колдовскую силу из начертанных на его страницах заклинаний, он превратился в жуткое чудовище из чернил и кожи.

Столкнувшись с малефиктом, Элизабет должна была предупредить ближайшего хранителя или, если это не представлялась возможным, взбежать по лестнице и позвонить в колокол Великой библиотеки. Колокол призывал хранителей к оружию, а горожан – спрятаться в укрытии под ратушей. На это у Элизабет не было времени. Если она повернет назад, чудовище доберется до Саммерсхолла прежде, чем кто-либо успеет встать с постели. Множество людей погибнет на улицах. Это будет настоящая бойня.

Officium adusque mortem. Долг до самой смерти. Элизабет тысячу раз проходила сквозь двери прямо под этой надписью. Может, она еще и не была хранителем, но никогда не смогла бы назвать себя им, если бы сейчас повернула назад. Защищать Саммерсхолл было ее обязанностью, пусть даже ценой собственной жизни.

Девушка стремительно выбежала за ворота и помчалась вниз по склону. Острый гравий сменился мягким мокрым ковром из мха и опавших листьев, намочивших подол ее ночной рубашки. Она споткнулась о корень, чуть не выронила при этом меч, однако малефикт не остановился, продолжая неуклюже двигаться в противоположном направлении.

Теперь девушка была достаточно близко, чтобы почувствовать вызывающую рвотные позывы гнилостную вонь, исходящую от него. Монстр был огромен – гораздо больше человека, с толстыми и сучковатыми конечностями, напоминающими обрубки деревьев. Парализующая волна ужаса нахлынула на Элизабет. Демоноубийца резко стал неподъемно тяжелым. Она не герой – просто девочка в ночной рубашке с мечом в руках.

«Интересно, – подумала Элизабет, – испытывала ли Наставница то же самое, когда впервые столкнулась с малефиктом? Я не должна бороться с ним».

Если бы она отвлекла его на какое-то время, создав достаточно шума, то могла бы спасти город. В конце концов, нарушать покой – то, в чем Элизабет преуспела, большую часть времени делая это, даже не прилагая усилий. Мужество вернулось к ней, освобождая застывшие от страха конечности. Она глубоко вздохнула и закричала в ночь.

Ветер разорвал ее голос в клочья, но чудовище неожиданно остановилось. Маслянистая черная кожа его шкуры покрылась рябью, словно реагируя на дуновение воздуха. После долгой паузы и раздумий оно повернулось к ней лицом.

Монстр был огромным, внешне напоминающим человека, но кривобоким, с небрежно очерченными контурами, будто ребенок сделал его из куска глины. Десятки налитых кровью глаз размером от чайной чашки до тарелки таращились с каждого дюйма его тела. Их зрачки сузились до размеров иголочного ушка, и все они смотрели прямо на Элизабет. Самый опасный гримуар библиотеки вырвался на свободу. Книга Ока вернулась.

Посмотрев на девушку, чудовище заколебалось, разрываясь между ней и городом, но все же его глаза медленно повернулись в сторону Саммерсхолла. Должно быть, он не видел в ней угрозы. По сравнению со всеми людьми в городе она не стоила того, чтобы о ней беспокоиться. Элизабет должна была убедить его в обратном.

Она подняла меч и бросилась в атаку, перепрыгивая через упавшие ветки и петляя между деревьев. Громоздкая фигура Малефикта нависла над ней, заслоняя лунный свет. От тошнотворного запаха перехватывало дыхание. Несколько его глаз повернулись, чтобы сфокусироваться на ней, их зрачки расширились от удивления, но это было все, что они успели увидеть, прежде чем лезвие скользнуло по ним, оставив брызжущий чернилами порез.

Рев чудовища сотряс землю. Элизабет продолжала бежать, потому что знала – нельзя смотреть в глаза этой книге. Она пронеслась через сад и присела на корточки за замшелыми развалинами старого каменного колодца, жадно глотая чистый воздух.

Почему-то спрятаться от монстра для нее было даже хуже, чем встретиться с ним лицом к лицу. Она не могла видеть, что он делает, и это позволяло ее воображению заполнить разум самыми ужасными картинами. Однако девушка не сомневалась, что малефикт ищет ее. Хоть он и двигался крадучись, но был слишком велик, чтобы пройти между деревьями, не выдав своего присутствия. Тут и там хрустели ветки, и яблоки с глухим стуком падали на землю. Звуки постепенно приближались. Элизабет пыталась восстановить дыхание, легкие горели. Яблоко ударилось о колодец и лопнуло, забрызгав ее липкими ошметками.

«Послушница… Я найду тебя… это лишь вопрос времени…»

Шепот касался ее сознания, словно чья-то дряблая рука. Она пошатнулась, схватившись за голову.

«Будет лучше, если ты сдашься прямо сейчас…»

Коварная мысль пронеслась сквозь ее рассудок, неотразимая в своем абсолютном прагматизме. Ее миссия невыполнима. Это слишком сложно. Все, что ей нужно сделать, – это опустить меч и сдаться, и ее страдания закончатся. Книга Ока проделает все быстро.

Книга лгала.

Стиснув зубы, Элизабет подняла глаза. Малефикт остановился прямо над ней, не успев ее заметить. Его глаза вращались в глазницах, двигаясь независимо друг от друга и осматривая сад. Те, которые она успела ранить, закрылись, и из них, подобно слезам, текли ручьи чернил.

«Послушница…»

Сопротивляться шепоту было все равно что плыть в промокшей одежде, едва держа нос и рот над поверхностью. Она заставила себя вытянуть голову и сжала пальцы вокруг рукоятки меча.

– Еще чуть-чуть, – сказала она себе. Монстр придвинулся ближе, и его желтый глаз посмотрел вниз. Когда он заметил ее, его зрачок расширился так сильно, что вся радужная оболочка стала черной.

Сейчас.

Она вонзила меч в монстра, прокалывая этот глаз. Чернила стекали по ее рукам и капали на мох. Рев малефикта сотряс ночную тишину. Неожиданно, отползая в сторону, Элизабет увидела огни, мигающие в городе у подножья холма. С каждой секундой к ним присоединялись все новые и новые, распространяясь от дома к дому, словно тлеющие угольки. Саммерсхолл просыпался. Ее план удался.

А ее собственное время истекало.

Из темноты появилась рука и подбросила девушку в воздух, как тряпичную куклу. Острая боль пронзила ее, когда плечо ударилось о ствол дерева, и она покатилась по влажной траве. Элизабет ощутила медный привкус во рту, а когда села, хватая ртом воздух, все вокруг расплылось. Лямка ее ночной рубашки болталась свободно, порванная и окровавленная. Темная фигура малефикта возвышалась над ней.

Он наклонился ближе. У него была бугристая голова, но не было лица – никаких черт, кроме бесчисленных выпученных глаз.

– Ты странная девчонка. О-о-о… в тебе есть что-то… причина, по которой ты проснулась сегодня ночью, пока остальные спали…

Меч Наставницы лежал в траве. Элизабет схватила его и выставила навстречу монстру. Клинок задрожал.

– Я могу помочь тебе, – уговаривало чудовище. – Я вижу вопросы в твоей голове… Так много вопросов и так мало ответов… Но я мог бы рассказать тебе секреты – о, такие секреты, которые ты и представить себе не можешь, секреты, превосходящие твои самые странные фантазии…

Словно в водовороте, ее мысли следовали за его шепотом к какому-то темному, всепожирающему месту – туда, откуда, она знала, ее разум не вернется. Элизабет судорожно сглотнула. Ее рука нащупала ключ, висящий на груди, и девушка представила, как Наставница захлопывает гримуар, отсекая голос монстра.

– Ты лжешь, – заявила она.

Гортанный смех наполнил ее сознание. Вслепую она бросилась на него. Чудовище отшатнулось, и Демоноубийца засвистел в воздухе. Раздался треск – Книга Ока ударила по дереву, на которое Элизабет опиралась мгновение назад. Этот удар раздавил бы ее, как игрушку.

Она бежала, спотыкаясь об упавшие яблоки. Сбитая с толку, девушка чуть не врезалась в бледную фигуру, стоявшую между деревьями. Это было что-то крылатое и белое, с печальным и серьезным лицом, изъеденным временем. Ангел из мрамора.

Надежда проснулась в ней. Статуя была тайником с припасами, которые могли быть использованы хранителями или горожанами во время чрезвычайной ситуации. Она пошарила в яме под пьедесталом, пока ее пальцы не наткнулись на скользкую от дождя банку.

Голос малефикта преследовал ее.

– Я расскажу тебе, – шептал он, – правду о том, что случилось с твоей Наставницей. Ведь этот секрет ты хочешь узнать? Кто-то сделал это… кто-то выпустил меня…

Пальцы Элизабет замерли на крышке жестянки.

– Я могу сказать тебе, кто это был – один из учеников!

Воздух дрожал от движения, но Элизабет медлила. Склизкая кожа обхватила ее со всех сторон, сжимая в зловонных объятиях. Монстр оторвал девушку от земли одной рукой, поднеся так близко к своим бесчисленным глазам, что она могла видеть набухшие чернилами капилляры, протянувшиеся сквозь них темными нитями. Пальцы чудовища начали сжиматься. Элизабет почувствовала, как ребра вогнулись внутрь, а остатки воздуха из легких вырвались слабым выдохом наружу.

«Это не должно закончиться так», – подумала она, борясь с заливающей сознание темнотой. Ей предстояло стать хранительницей книг и слов. Она была их другом. Их хозяйкой. Их стражем. А в случае необходимости могла их уничтожить.

Ее рука высвободилась, и она подбросила содержимое банки в воздух. Малефикт издал мучительный вопль, когда облако соли окутало его. Хватка монстра ослабла, и Элизабет выскользнула из нее, с тошнотворным треском приземлившись возле статуи ангела. Перед глазами заплясали искры. Какое-то мгновение она не могла пошевелиться, не чувствуя рук и ног, и даже подумала, не сломала ли спину. Затем осязание вернулось к ее пальцам в виде покалывающей волны. Рукоять Демоноубийцы все еще была в ладони. Она не должна отпускать его.

Прежде чем шепот чудовища снова успел вонзиться в ее разум своими когтями, девушка перекатилась на бок и оказалась перед гигантским голубым глазом. Он покраснел и увлажнился, дрожа от боли и усилий оставаться открытым, чтобы не упустить ее из виду. Собрав последние силы, она заставила себя подняться. Элизабет занесла меч Наставницы над монстром и, вложив весь вес и всю ярость, опустила его вниз и утопила по рукоять в жирной туше чудовища.

Зрачок глаза расширился, потом сузился.

– Нет, – прохрипел малефикт. – Нет!

Чернила запузырились по краям раны. Элизабет стиснула зубы и провернула лезвие меча. Чудовище дернулось, отбросив ее в сторону. Демоноубийца застрял в его теле и оказался далеко от нее, но он больше не был ей нужен. Глаза гримуара дико дернулись, а затем замерли, закатываясь вверх, скрываясь под веками. Как будто очень быстро старея, кожа монстра начала сереть, затем трескаться и шелушиться. На глаза набежала мутная пелена. Части его тела съежились. За долю мгновения малефикт развеялся по ветру, подняв фонтаны огненного пепла.

Элизабет вспомнила, что сказала ей Наставница в склепе. Этот гримуар был единственным в своем роде. Она отвечала за него и уничтожила его собственными руками. Девушка знала, что у нее не было выбора, и все же одна мысль крутилась в ее голове.

«Что же я наделала?»

Пепел кружился вокруг нее, словно снег. Медный звон наполнил воздух. Наконец, хоть и слишком поздно, в Великой библиотеке зазвонил колокол.

Глава пятая

– Это какое-то сумасшествие. Девочка не сделала ничего дурного, ты же знаешь, что она невиновна…

– Я не знаю этого, Мастер Харгрув, – сказал Уорден Финч. – Всего двое людей держали в руках Книгу Ока, когда она прибыла в Саммерсхолл. И теперь один из них мертв. Так ответьте мне, почему Скривнер была не в постели, когда малефикт вырвался на свободу?

Харгрув крякнул, скрывая недоверчивый смешок.

– Ты действительно считаешь, что Скривнер имеет ко всему этому какое-то отношение? Что она намеренно повредила гримуар Восьмой ступени? Это абсурд. Что вообще могло бы натолкнуть ее на такой поступок?

– Ее обнаружили не в своей постели, нарушившей все мыслимые правила и держащей в руке меч Наставницы.

– Который та оставила ей по своей же воле, черт подери! Теперь он принадлежит Скривнер!

Элизабет закрыла глаза. Она лежала под тонким колючим одеялом на незнакомой кровати. Точнее говоря, это была не кровать, а койка. Пальцы ног заледенели – ступни свисали с ее края и торчали из-под одеяла. Каменная стена, к которой она лежала лицом, была ей совершенно незнакома, а ссора Финча и Харгрува казалась каким-то бредом.

– Ключи Наставницы пропали с ее связки, – прохрипел Финч, – и мы нашли их у входа в склеп. Кто-то взял их. Скривнер оставалась там одна. Библиотека была закрыта на ночь, и никто не мог попасть в нее снаружи.

– Я уверен, что есть другое объяснение. – Элизабет никогда не слышала, чтобы голос Харгрува звучал настолько огорченно, даже после того инцидента с книжной тлей. В полудреме она представляла, как он жестикулирует, как будто читает лекцию – его хрупкие старческие руки рассекали воздух, словно у дирижера.

– Мы должны все тщательно расследовать, – сказал он. – Поговорить со Скривнер и постараться объяснить с логической точки зрения то, что произошло прошлой ночью.

– Я уже послал отчет в Магистериум. Бесценный гримуар был уничтожен, и чародеи захотят привлечь кого-то к ответу. Так или иначе, они вытянут из нее правду.

Последовало долгое молчание.

– Умоляю вас подумать еще раз. – Голос Харгрува звучал приглушенно, будто он отходил назад, сдавая позиции. – Наставница доверяла Скривнер, более того – она любила девочку, а мы оба знаем, что она была далека от сантиментов. Это определенно что-то значило.

– Конечно. Это значило то, что Наставница любила не того человека, и эта ошибка стоила ей жизни. Вы уволены, Харгрув.

– Уорден Финч…

– Наставник, – поправил его Финч. – Если вы забыли свое место, Харгрув, я могу найти вам новое.

С чего это Финч называет себя Наставником?

Воспоминания захлестнули Элизабет, пока она боролась со сном. Пепел. Колокол. Хранители окружают ее с поднятыми мечами, из толпы появляется Финч и хватает ее за руку. Он тащит ее вниз и бросает в эту клетку. Она помнила ярость на его безобразном лице в свете факелов.

Еще она помнила, как что-то влажное засияло на его щеках, когда он отвернулся.

И в тот же момент она пожалела о том, что проснулась. Каждая частичка ее тела изнывала от боли. Синяки покрывали руки и спину, при каждом вздохе ребра впивались в легкие. Но осознание, пришедшее с пробуждением, было гораздо хуже этой боли.

«Он винит меня за то, что произошло». Она не ожидала славы героини, но это?.. А если теперь он – Наставник…

Покусывая щеку, Элизабет заставила себя подняться. Обнаружив, что до сих пор в ночной сорочке, покрытой засохшими чернилами и пятнами ее крови, Элизабет натянула на себя одеяло. Осмотревшись, она не увидела Харгрува, однако Финч стоял за решетчатой дверью камеры. Жестокое выражение проступало на его лице, пока он сверлил взглядом коридор. Одинокий факел горел на стене за его спиной, отбрасывая длинную пугающую тень. Элизабет попыталась вызвать в памяти события прошлой ночи. Почему его лицо было мокрым? Она не помнила, чтобы шел дождь.

И тут истина дошла до ее сознания.

– Вы любили ее. Наставницу, – произнесла она вслух.

Ее голос прозвучал не громче шороха, но Финч развернулся к ней, точно она выкрикнула в его сторону оскорбление.

– Закрой свой рот, девчонка.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Я тоже любила ее. Вы должны выслушать меня.

Слова полились рекой, словно внутри Элизабет прорвало плотину.

– Кто-то освободил Книгу Ока прошлой ночью. Я спустилась вниз и…

Как только она начала кое-как пересказывать события, в которых ей довелось накануне поучаствовать, рука Финча потянулась к мечу. Он сжал рукоять так сильно, что та заскрипела. Элизабет запнулась.

– Ты вечно лжешь, – произнес он. Его глаза были похожи на спинки огромных черных жуков, сияющих в свете факелов. – Вечно создаешь проблемы. После нарушения всех мыслимых правил ты ждешь, что я поверю тебе?

– Я говорю правду! – ответила она, страстно желая, чтобы он прочел это в ее глазах. – Вы можете отослать меня к чародеям, тем более что это сделал один из них.

– Скажи на милость, зачем же колдуну освобождать гримуар, зная, что его уничтожат? Те заклятья теперь потеряны. Нет ни единого шанса восстановить их, а из-за этой потери силы чародеев значительно ослабели.

Он прав. У чародеев не было причин для подобного поступка. Однако она знала, что обоняние не подвело ее. Если бы он только поверил ей…

– Что-то пошло не так прошлой ночью, – выпалила Элизабет. – Ни одного хранителя не было возле Наставницы. Я не видела никого в коридорах. Наверное, это какое-то заклинание. Вы можете проверить записи и опросить хранителей – кто-то должен был что-то заметить.

– Ложь, ложь и еще раз ложь! – Он сплюнул на пол возле решетки.

Ужас охватил Элизабет. Возникло чувство, словно она бродит в темном лесу и неожиданно понимает, что заблудилась, а никакой надежды на спасение нет. Финч никогда не поверит ей, потому что попросту не хочет. Ее виновность была лучшим подарком, о котором он когда-либо мог мечтать. Наставница любила Элизабет, а не его, и вот, наконец, у него появилась возможность отомстить ей за это.

– Ты глупа, – произнес он. – Я всегда так считал. Ирена никогда не верила мне, но я знал, что ты не стоишь тех стараний, на которые все шли ради тебя. Знал еще с тех пор, как ты была маленьким толстым младенцем, вопящим на всю библиотеку.

Ирена. Так вот как звали Наставницу? Она умерла, а Элизабет даже не знала ее имени.

– Я говорю правду, – повторила она шепотом. Ее лицо горело от унижения. – Я учуяла колдовство в библиотеке. Это был запах, похожий на жженый металл, – эфирное горение. Клянусь, это чистая правда!

Его губы изогнулись в презрительной усмешке.

– И как ты поняла, что это за запах?

– Я… прошлой весной, когда… – Элизабет оборвала себя на полуслове, чувствуя недомогание. Если она расскажет о том, как пробралась в читальный зал и разговаривала с магистром, все станет только хуже. Девушка опустила глаза и покачала головой.

– Я просто знаю это, – закончила она дрожащим голосом.

– Без сомнений, ты прочла об этом в гримуаре, – прорычал он, – который не должна была читать и забивать себе голову этими дьявольскими словами. Водишься с дьяволом, девчонка? Пробуешь себя в колдовстве – поэтому ты столько знаешь?

Она отползала все дальше и дальше на кровати до тех пор, пока ее спина не коснулась стены.

– Нет! – закричала она. Как он мог обвинять ее в этом? Элизабет принесла клятву, так же как и он. Если бы она нарушила ее, применив колдовство, ей никогда не суждено было бы стать хранителем, ей и на шаг не позволили бы приблизиться к этому месту.

– Скоро мы это узнаем. – Финч развернулся, вынимая факел из держателя на стене. – Я слышал, как Магистериум поступает с предателями. Их допросы похуже пыток. Когда они закончат с тобой, ты будешь не в состоянии даже подметать здешний пол.

Свет факела начал удаляться, забирая за собой тени.

Элизабет сбросила одеяло и кинулась к двери камеры, хватаясь за прутья решетки.

– Не смей называть меня девчонкой! – крикнула она ему вслед. – Я – воспитанница этой библиотеки!

Последовала ужасающая пауза.

– В самом деле? – спросил Финч. Его голос был полон омерзительного наслаждения.

Свет факела постепенно пропал, оставив ее в темноте. Медленно она потянулась к ключу на шее – тому, что не снимала с тех пор, как три с половиной года назад Наставница вручила его Элизабет. И нащупала только пустоту.

Там ничего не было.

Дни для Элизабет слились воедино. Казематы Великой библиотеки лежали глубоко под землей, куда не проникал и луч света. Она была совсем одна. Все, что ей оставалось, – лежать на своей койке, прислушиваясь к дракам мышей и книжной тли, и быть благодарной хотя бы за такую компанию. Без них эта мертвая оглушающая тишина, окружающая клетку, замучила бы ее своими странными видениями.

Финч больше не спускался к ней, так же, как и мастер Харгрув. Время от времени свет фонаря заливал коридор и один из хранителей проталкивал поднос с едой под дверь. Еще реже он отпирал ее и менял ведро, заменявшее ей туалет. Всегда это был один и тот же хранитель. Поначалу она попыталась задобрить его, однако тот ее не слушал. Взгляды, которые он бросал на девушку, красноречиво говорили о том, что тюремщик верил всему рассказанному про нее Уорденом Финчем. Точнее – Наставником.

«Что я предательница и убийца», – подумала она.

Отчаяние затуманило рассудок. Печаль накрывала ее непрерывным потоком. Она никогда не догадывалась, что Наставница любила ее. Уж точно не настолько, чтобы оставить ей меч – свою самую большую ценность. Элизабет изо всех сил желала повернуть время вспять, и сделать все по-другому. Наконец у нее было доказательство того, что все это время Наставница верила в нее, однако она получила его слишком поздно и слишком дорогой ценой.

Проходили дни, слезы высыхали, и Элизабет начала тщательно обдумывать то, что произошло, пытаясь собрать воедино все кусочки головоломки. Ей было сложно представить, чтобы кто-то мог застигнуть Наставницу врасплох, но все улики свидетельствовали о том, что чародей напал на нее неожиданно. Он похитил ее ключи и спустился в склеп, где и освободил Книгу Ока. Никто не помешал ему, потому что он применил заклинание. Но какое?

То, что заставило всех в библиотеке уснуть колдовским сном. Это и имела в виду Книга Ока, когда сказала ей, что она проснулась, когда все остальные спали. Обычно Катрин было очень легко разбудить, а в ту ночь даже крепкий толчок в бок не поднял ее с постели. При этом чародей хотел, чтобы Наставница единственная оставалась в сознании, и он мог забрать ее ключи…

Но для начала как он вообще попал в библиотеку? Все замки сделаны из железа – их невозможно открыть при помощи магии.

Впрочем, это неважно. Он нашел способ. А теперь Элизабет отдадут этим самым чародеям, среди которых ОН, ждущий своего часа, чтобы спрятать концы в воду. Никакая справедливость не ждала ее в Магистериуме. Только лишь смерть.

Она расхохоталась странным неприятным смехом, в котором едва узнала саму себя. Хранитель, который пришел, чтобы оставить еду, бросил на нее настороженный взгляд и протолкнул поднос под дверь.

«Он думает, что я спятила».

Когда мрак вернулся в темницу, просачиваясь из углов, словно вода, льющаяся с бортов тонущего корабля, она задумалась, не спятила ли на самом деле. Казалось, что это весь мир вокруг сошел с ума, а не она. Но если Элизабет являлась единственным человеком, кто так думал, была ли она действительно в здравом уме?

Синяки на ее руках, которые так часто блестели в свете факела, вместо фиолетового приобрели тошнотно-желтый крапчатый цвет. Неделя пролетела в мире там наверху. Дни проходили одинаково до тех пор, пока однажды железная решетка с пронзительным скрипом не поднялась, и две пары ботинок вместо одной не появились в конце длинного коридора.

Элизабет знала, что это значит. Чародеи, наконец, пришли за ней.