Автор книги: Маргарет Рук
Жанр: Книги для детей: прочее, Детские книги
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Хэмптон, 23 года, Нью-Йорк, США
«Я пошел на митинг Black Lives Matter. Полезно сходить, чтобы услышать истории людей, узнать об их опыте».
ХЭМПТОН
23 ГОДА, НЬЮ-ЙОРК, США
ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ, КОГДА МНЕ БЫЛО 17 ЛЕТ, Я БЕЖАЛ ОТ СВОЕГО ДРУГА К СЕБЕ ДОМОЙ, И МЕНЯ ОСТАНОВИЛА ПОЛИЦИЯ. НИКТО НЕ СООБЩАЛ О ПРЕСТУПЛЕНИИ, НО ОНИ РЕШИЛИ ПРОВЕРИТЬ, ВДРУГ Я ГРАБИТЕЛЬ, ОБОКРАВШИЙ КОГО-ТО. НУ МАЛО ЛИ.
Я помню, что в тот момент чувствовал себя уязвимым, хоть и был в безопасности. Полицейские попросили показать удостоверение личности и проверили по системе, нет ли там ордера на мой арест. Все это казалось странным: я же стоял перед собственным домом. Тогда я не расстроился, но родители сказали, что с моим белым другом ничего подобного бы не произошло. «В смысле?» Вот это меня сильно расстроило.
Сейчас во мне 6 футов и 1 дюйм роста, а тогда я был около 5 футов и 11 дюймов[10]10
Рост героя около 185 см сейчас и примерно 180 см – в момент происшествия. Прим. пер.
[Закрыть] – более коренастым. Возможно, я выглядел старше своих 17 лет, но не сильно.
В подростковые годы я стал обращать внимание на нарастающую жестокость по отношению к этническим меньшинствам, особенно афроамериканцам. Это меня сильно тревожило.
Воспитывая меня, родители рассказывали о несправедливости, но по-настоящему я осознал ее, только когда в 2012 году Джордж Циммерман застрелил во Флориде Трэйвона Мартина, моего ровесника. Это стало последней каплей. Трэйвон был старшеклассником и направлялся в отцовский дом, но парень из районного дозора остановил его. И застрелил – 17-летнего ребенка.
Когда в новостях сказали об этом, я ужинал дома с родителями. Помню, как это на нас повлияло. Помню, как подумал: мне стоит быть осторожнее, потому что я не знаю, как на меня отреагируют окружающие люди. Надо думать о том, что я ношу, как выгляжу, когда иду по улице, что я делаю.
Тогда я не злился – просто еще не понял, что все это значит, – но с годами я все больше расстраивался оттого, что мне приходилось подстраиваться под людей, чтобы тем было комфортно.
Я вырос в привилегированном районе, поэтому моя жизнь отличалась от жизни других афроамериканцев. Я знал, как начать разговор, чтобы людям было спокойно рядом со мной. Это тоже казалось несправедливым. Конечно, на меня повлияли события, о которых я узнал, изучая историю. В 1955 году повесили Эмметта Тилла. Этого 14-летнего мальчика обвинили в оскорблении белой женщины в магазине и линчевали. Просто еще одно преступление, совершенное из ненависти.
Вот почему я пошел на митинг Black Lives Matter («Жизни чернокожих важны»). Мне хотелось увидеть, как эти проблемы затрагивают других людей, особенно из менее благополучных районов. Я просто подумал: полезно сходить, чтобы услышать истории людей, узнать об их опыте.
На этих митингах я видел огромное количество белых людей, которые поддерживают движение Black Lives Matter. Это обнадеживает. Очень обнадеживает. Одни люди, с которыми я общался, считают это движение слишком политизированным, а другие боятся участвовать, чтобы не привлечь к себе нежелательное внимание. Жители зажиточных районов часто боятся за свою репутацию в обществе. А я считаю, что митинги позволяют увидеть вам другие точки зрения и понять, как они сложились. Это всегда важно.
Например, я не понимаю, почему люди настроены против спортсменов и спортсменок, которые преклоняют колено во время гимна[11]11
Опускаться на одно колено, когда на спортивных мероприятиях звучит государственный гимн, – один из популярных в США способов протеста против расизма и полицейского произвола. Прим. ред.
[Закрыть]. У них есть право на это. Есть много военных, которые не считают подобные действия неправильными. Это не выступление против страны, а попытка привлечь внимание к проблемам чернокожих людей в обществе. Это мирный протест.
Мне кажется, что о жестокости по отношению к чернокожим людям начали говорить чаще, и это хорошо. Проблема становится все более и более заметной. Надеюсь, больше людей обратят внимание на происходящее и остановят жестокость. Мои родители выросли во времена сегрегации, поэтому многое из этого кажется им нормальным. И я знаю: они надеются, что мы с братьями не пройдем через подобное. Они воспитывали меня человеком, который стремится к единству и становится частью того, во что верит. Таким я и остаюсь.
ХЭМПТОН
«Я НЕ ПОНИМАЮ, ПОЧЕМУ ЛЮДИ НАСТРОЕНЫ ПРОТИВ СПОРТСМЕНОВ И СПОРТСМЕНОК, КОТОРЫЕ ПРЕКЛОНЯЮТ КОЛЕНО ВО ВРЕМЯ ГИМНА. ЭТО НЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ СТРАНЫ».
Одиссей, 16 лет, Москва, Россия
«Я заметил, что дома очень похожи на людей: у каждого из них есть индивидуальность, судьба, возраст, предназначение».
ОДИССЕЙ
16 ЛЕТ, МОСКВА, РОССИЯ
МЕНЯ ЗОВУТ ОДИССЕЙ. РОДИТЕЛИ ДОЛГО НЕ МОГЛИ ПРИДУМАТЬ МНЕ ИМЯ ПОСЛЕ РОЖДЕНИЯ, НО ОДНАЖДЫ МАМЕ ПРИСНИЛСЯ СОН, ЧТО ОНА В МОРЕ НА КОРАБЛЕ, КОТОРЫМ УПРАВЛЯЕТ ОДИССЕЙ. НЕ ТО ЧТОБЫ ВСЕ БЫЛИ В ВОСТОРГЕ, КОНЕЧНО, БАБУШКА ДОЛГО ПЫТАЛАСЬ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ «СЕНЕЧКА». НО ИМЯ ПРИЖИЛОСЬ: СЕЙЧАС Я ЛЮБЛЮ ЕГО И НИКАК НЕ СОКРАЩАЮ.
В моей жизни есть тема, которая не дает мне покоя: мне хочется, чтобы в Москве не разрушали старинные дома. В июне 2019 года я создал Telegram-канал на эту тему, а раньше смотрел другие группы, возмущенно репостил что-то оттуда, добавляя свои комментарии. Со временем я стал больше читать (в том числе и те статьи, которые раньше репостил не читая), а потом сам стал создавать посты. Мне нравилось делать ликбезы к основным понятиям, которые используются в градозащите. Например, я писал о том, что такое «памятник архитектуры» и чем реконструкция отличается от реставрации.
Сейчас, когда я отлистываю написанное назад, мне бывает стыдно за свой тон: такой диванно-аналитический, иногда ужасно экспрессивный. Помню, как мама читала эти посты с ухмылкой. Сейчас стараюсь отнестись к этому с иронией – как будто это не я делал, а какой-то ребенок.
Мы с родителями прожили полтора года в Германии, и это стало для меня непростым испытанием: мне тогда было около десяти лет и я только-только начал социализироваться за границей, как мы снова вернулись в Москву. Здесь у меня не было друзей, и я часто бродил по городу безо всякой цели. Мне нравилось обращать внимание на всякие значки вокруг себя и расшифровывать их: сначала марки машин – вот «пежо», вот «тойота» вот BMW, потом я углубился в изучение метро – карт, названий станций, номеров вагонов и депо, историй разных веток. И вот однажды, после подземелья, я слонялся по городу и обратил внимание на дома вокруг. Архитектура тоже полна знаков и символов, примет времени. Я заметил, что дома очень похожи на людей: у каждого из них есть индивидуальность, судьба, возраст, даже предназначение.
Каждый раз, когда я узнаю о том, что собираются разрушить историческое здание, – мне становится удушающе неуютно, как будто речь идет о живом существе. Я считаю неправильным, что историю, иногда многовековую, убивают ради сиюминутной цели. Уже долгое время градозащитники борются, например, за комплекс зданий Бадаевского завода. На этой почве мы даже списались с другими активистами, и мне предложили готовить тексты для группы, посвященной этой проблеме.
Одна из моих глобальных целей – сделать так, чтобы как можно больше людей включилось в градозащиту, чтобы она стала им понятна и близка. Сейчас я состою в общественной организации «Архнадзор». Часто под их постами вижу лишь 15 лайков и пару комментариев, это очень грустно. Я уверен, что на самом деле гораздо больше людей заинтересованы в том, чтобы история сохранялась и чтобы Москва была красивой, в том числе и для молодежи это важно. Но люди понятия не имеют, как они могут поучаствовать. А еще многие твердят мантру-отговорку «Город должен развиваться», не понимая, что это можно сделать другой ценой. Можно строить там, где еще ничего нет, например, а не разрушать исторические здания.
Удается ли активистам, таким как я, на самом деле спасать дома? Конечно, соотношение не в нашу пользу: я бы сказал, что один к десяти. Но бывает, что интересы градозащитников пересекаются еще с чьими-нибудь: например, когда спасали особняк Булошникова на Большой Никитской, журналисты нашли коррупционную составляющую и написали об этом в крупных СМИ. Поднялся шум, среди аргументов за спасение дома также звучало, что это памятник архитектуры, и здание спасли.
В прошлом учебном году я решил снять документальный фильм об одном из исторических районов Москвы – Хитровке. Меня поддержала мама, она режиссер-документалист и работает на «Радио Свобода». Она дала советы, как лучше вести съемку и как собирать интервью, но самое важное, чему она научила меня, – всего сразу не ухватишь. Любую работу нужно начинать с маленького проекта, с кусочка того смысла, который хочешь выразить. И тогда все получится.
Особенность моего поколения – то, что мы имеем такой же доступ к аудитории, как и взрослые. Хочу – пишу посты, хочу – YouTube веду. Но нередко я вижу, как взрослые ревностно к этому относятся и пишут в комментариях молодым блогерам «Не суйся!». Это очень неприятно, потому что возраст – лишь формальный признак, важно смотреть в корень, слушать, что человек говорит. И молодым, конечно, важна поддержка взрослых, а не конкуренция с ними.
Первое время мне хотелось, чтобы мой канал стал полноценным СМИ о городе, но я быстро понял, что это утопия. Те издания, на которые я равнялся, располагали целым штатом сотрудников, они работали регулярно, чего я себе позволить не мог. Пока большую часть времени я посвящал учебе, готовился к экзаменам. Сейчас я надеюсь, что у меня будет шанс собрать команду для канала в новом лицее, куда я только что поступил, поэтому я жду сентября.
ОДИССЕЙ
«НЕРЕДКО Я ВИЖУ, КАК ВЗРОСЛЫЕ ПИШУТ В КОММЕНТАРИЯХ МОЛОДЫМ БЛОГЕРАМ “НЕ СУЙСЯ!”. ЭТО ОЧЕНЬ НЕПРИЯТНО. МОЛОДЫМ ВАЖНА ПОДДЕРЖКА ВЗРОСЛЫХ, А НЕ КОНКУРЕНЦИЯ С НИМИ».
TELEG.RUN/KOVSH_ARCH
2. Никогда не сдаваться
Алекс, 18 лет, Калгари, Канада
«На свой пятнадцатый день рождения я сломал позвоночник в четырех местах. Пришлось строить новые планы».
АЛЕКС
18 ЛЕТ, КАЛГАРИ, КАНАДА
В КАЛГАРИ ДЕТИ КАТАЮТСЯ В ЗАСНЕЖЕННЫХ ГОРАХ. БЕЗ ТРАВМ НЕ ОБХОДИТСЯ, НО ЭТО ОЧЕНЬ ВЕСЕЛО! НА СВОЙ ПЯТНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, 21 ДЕКАБРЯ 2015 ГОДА, Я РЕШИЛ ПРОКАТИТЬСЯ С ДРУЗЬЯМИ НА САНЯХ.
На одних холмах катание на санях разрешено, на других – нет, но люди все равно катаются где хотят, и я не стал исключением. Глупое было решение. Я врезался в глыбу льда, потерял управление и влетел головой в деревянный столб.
Мой позвоночник оказался сломан в четырех местах. Я сразу понял, что никогда не смогу ходить.
К счастью, у меня очень волевые родители. Они бы не позволили мне сдаться. Я знал: несмотря ни на что, я должен продолжать бороться, чтобы достичь своих целей в жизни. Меня всегда учили: если упал с лошади, надо снова садиться в седло. Типа бывает, двигаемся дальше.
До несчастного случая моя жизнь была обычной. Я играл на волынке. Принимал участие во всех видах спорта, был курсантом, бездельничал. Я мог стать кем угодно.
После несчастного случая все изменилось. На несколько секунд я потерял сознание. Затем очнулся, и первое, что друзья мне сказали, было: «Ты можешь встать или нам вызвать скорую?» А я подумал: «Не чувствую ног. Видимо, придется вызвать скорую». Я сразу понял, случилось что-то серьезное. Я не выдержал и закричал: «Я не готов к такой жизни! Я не могу стать калекой!»
Следующие три-четыре дня прошли как в тумане. Когда я оказался в больнице, меня обкололи разными иголками. Меня накачали лекарствами, но я все равно чувствовал сильную боль. После травмы спинного мозга повышается чувствительность тех мест, которые могут хоть что-то чувствовать. Невесело. А медсестры не давали мне спать, чтобы успеть сделать как можно больше тестов и выяснить, насколько серьезно я пострадал.
Три дня мне не разрешали пить и есть, потому что были опасения, что фрагменты моего позвоночника могли повредить пищевод. Маме пришлось губкой обтирать мне рот – и это была единственная доступная мне жидкость. Затем тест (с отвратительным вкусом!) показал, что пищеварительная система не затронута, и мама начала заставлять меня есть и пить, но к тому времени я потерял аппетит.
В свои 15 лет я был 5 футов и 11 дюймов, то есть ростом со среднестатистического мужчину, и весил 150 фунтов[12]12
180 см и 68 кг. Прим. ред.
[Закрыть]. Детская больничная кровать оказалась мала. Мне давали детские дозы морфина, которые на меня не действовали. К счастью, одна сестра додумалась взвесить меня, чтобы рассчитать правильную дозу морфина. Затем меня перевели во взрослое отделение.
После того как меня прооперировали и болеутоляющее начало действовать, мое психологическое состояние стабилизировалось. Я остался жив и с помощью физиотерапии постепенно восстанавливался. Уже нечего было лечить, кроме психологических проблем. Я не осознавал своего прогресса.
За месяц или два до выписки из больницы меня направили к психотерапевту. Но правда в том, что с психологическими проблемами мне приходилось разбираться в одиночку. Многие поддерживали меня, но основная ответственность лежала на мне.
Я хотел окончить школу вместе со своими одноклассниками, поэтому спустя две-три недели после травмы я начал учиться онлайн, лежа на больничной койке. До трех часов дня я занимался физиотерапией, затем ко мне приходили посетители, а после шести вечера я возвращался к учебе – и так до глубокой ночи. Поскольку я провел в больнице 19 недель, это была единственная возможность догнать мой класс. Я рад, что справился, но было непросто.
Помню, как провел Рождество в больничной палате. Родители купили небольшую елку. Ко мне заходили люди и желали счастливого Рождества. Это было и грустно, и здорово одновременно: здорово, потому что Рождество, а грустно, потому что я лежал в больнице с переломом.
Постепенно я научился жить в инвалидном кресле. Я перешел в новую школу, но попал в класс, только когда меня выписали из больницы, с опозданием на несколько месяцев. Оказалось, что всем известно мое имя – это было странно, я-то никого не знал. Телеканал брал у меня интервью, чтобы призвать людей быть более осмотрительными в горах, но я не предполагал, что благодаря этому прославлюсь.
Мне казалось, что из-за трех пропущенных месяцев я упустил и время для новых знакомств. Люди вели себя приветливо, но за все время я завел лишь двух близких друзей.
Сложнее всего было слушать о регби. Я занимался регби шесть лет и обожал этот вид спорта. Тяжело наблюдать, как другие делают то, на что ты больше неспособен.
Но еще хуже было то, что я всегда мечтал стать солдатом, пройти службу в армии, окончить военное училище и стать офицером. Теперь меня не примут туда, потому что я колясочник. Я даже для работы на базе непригоден: если вдруг на Канаду когда-нибудь нападут, я не смогу защитить себя и кому-то придется помогать мне.
Пришлось ставить себе новые цели, поэтому через 21 день я переезжаю в Летбридж, один из лучших университетов, чтобы стать учителем. Меня вдохновили наставники, которые сыграли позитивную роль в моей жизни. Если бы я решил заняться бизнесом, то не смог бы повлиять на чью-то жизнь. А как учитель я смогу вдохновлять молодежь. Есть много хороших учителей, но лучшие из них оставляют глубочайший след в наших жизнях. Эти учителя заботятся о нас как о собственных детях. Таким учителем я и хочу стать. Я смогу вернуть долг всем тем, кто поддерживал меня.
Мне всегда нравилась военная история, поэтому я хочу преподавать социальные дисциплины, но с уклоном в историю. Все это – часть моего стремления вернуть долг. До травмы я был нахальным подростком, немного эгоистичным. Я ни о ком особо не думал. Травма сделала меня скромнее. Трудно быть дерзким, сидя в инвалидном кресле. Несчастный случай пробудил мою человечность, и я теперь на правильном пути.
У меня замечательная семья, я достаточно успешен для своего возраста, а еще у меня невероятная девушка. Мы встречались три недели еще до моей травмы, затем расстались. Однажды она навестила меня в больнице, и мы снова стали общаться. Мы решили попробовать еще раз. И у нас неплохо получается.
Грядут перемены: скоро я перееду в колледж, окажусь вдалеке от дома совершенно один. У меня всегда бывают плохие дни, но я думаю: нельзя считать, что твои проблемы хуже, чем у других людей. Хороших дней в моей жизни намного больше. Иногда я обращаюсь за помощью. Но часто достаточно разобраться в своих мыслях, чтобы успокоиться.
В канадской провинции Альберта я работал наставником для группы людей с травмами позвоночника – говорил с пациентами, пока они лежали в больнице, убеждал их, что жизнь не заканчивается. Это чрезвычайно полезный опыт. Чтобы собрать средства для своей группы, спустя месяц после выписки я устроил марафон на инвалидных креслах. Дистанцию 10 километров я преодолел за час, а через год улучшил свой результат более чем в два раза, доехав до финиша за 28 минут.
Самый большой сбор денег я устроил в своей церкви – на масштабном мероприятии нам удалось собрать 100 000 долларов. Меня поддержали церковь и целый город. Мы были поражены тем, сколько людей прониклось моей историей.
В 2016 году совместно со своей школой я собрал 20 000 долларов. Половину этих средств я пожертвовал школе – в знак благодарности за все, что было для меня сделано. Я попросил, чтобы деньги потратили на развитие основных учебных дисциплин и на что-нибудь прикольное для учеников.
Больше всего я горжусь выпускным. На меня надели экзоскелет, чтобы я мог пройти по сцене, и никто не знал, что я собираюсь это сделать, даже мой папа. Многие ко мне подходили со словами: «Это вдохновляет!» Я и не понимал, как сильно влияю на своих одноклассников. Наверное, мои травмы показали ребятам: что бы ни случилось, все будет в порядке. Со всем можно справиться.
Сегодня я пытаюсь вести обычный подростковый образ жизни. Я не стараюсь быть особенным, просто живу как умею. Работаю в местном магазинчике. Подростку очень сложно найти работу, а уж если ты сидишь в инвалидном кресле… В общем, я рад, что в меня верят.
Считаю, что происходящее с нами неслучайно и моя травма тоже произошла не просто так, а чтобы я смог помочь другим людям. Моим родителям было сложно. Это точно не входило в их планы, но они сильные люди, и именно поэтому я тоже сильный.
Я всегда надеюсь, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего, что бы ни случилось. Травма многому меня научила и сделала меня лучше. Благодаря ей я быстро повзрослел. Я больше не могу строить из себя эгоистичного подростка. Я видел слишком много, чтобы думать только о себе.
АЛЕКС
«НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО, Я ДОЛЖЕН ПРОДОЛЖАТЬ БОРОТЬСЯ, ЧТОБЫ ДОСТИЧЬ СВОИХ ЦЕЛЕЙ В ЖИЗНИ. МОЯ ТРАВМА ПРОИЗОШЛА НЕ ПРОСТО ТАК, А ЧТОБЫ Я СМОГ ПОМОЧЬ ДРУГИМ ЛЮДЯМ».
@AJ.MCEWAN115
Гектор, 19 лет, Вальядолид, Испания
«У меня была возможность станцевать па-де-де в Лондоне. Но я заболел и не смог выступить».
ГЕКТОР
19 ЛЕТ, ВАЛЬЯДОЛИД, ИСПАНИЯ
ЛУЧШЕЕ СОБЫТИЕ В МОЕЙ ЖИЗНИ – КОГДА Я ПОЛУЧИЛ ВОЗМОЖНОСТЬ СТАНЦЕВАТЬ ПА-ДЕ-ДЕ В ЛОНДОНЕ. ПОТРЯСАЮЩЕ.
Постановка «Щелкунчика» в присутствии самой Тамары Рохо – арт-директора Английского национального балета и примы-балерины. Но за неделю я внезапно заболел и не смог выступить.
В жизни происходят как плохие, так и хорошие события. Я думаю, у всех так. Необходимо встретить проблемы лицом к лицу, чтобы решить их. Преодолевать проблемы – часть жизни. От этого не убежишь.
Я учился в Английской национальной школе балета. Было сложно: у меня есть и хороший, и плохой опыт. Когда я танцевал в своем первом балете – «Лебедином озере», мне доверили главную партию. Но чем жестче ты тренируешься, тем выше вероятность получить травму. Я повредил лодыжку за неделю до премьеры в Лондоне и промолчал об этом. Я продолжил танцевать, и стало только хуже.
Что я понял благодаря этому случаю: если ты травмирован, необходимо рассказать об этом людям. Надо подойти к этому с умом. Восстановиться важнее, чем прославиться. В любой профессии. Неудачи учат тебя гораздо большему, чем успех.
Когда что-то не получается, я говорю себе: могло быть хуже (почти всегда может быть хуже). Я упустил возможность станцевать в Лондоне, но моя вывихнутая лодыжка восстановилась всего за месяц. А ведь я мог сломать ногу. Нельзя рисковать тем, что потеряешь возможность танцевать. Надо подумать: «Что лучше для меня – иметь возможность танцевать через месяц или усугубить травму?» Вместо этого я напомнил себе, насколько мне повезло оказаться в Лондоне и претендовать на роль солиста. Это возможность иначе взглянуть на свою жизнь, оставаясь одновременно и страстно увлеченным человеком, и реалистом.
Моя танцевальная карьера началась благодаря одной из сестер: она занималась художественной гимнастикой, а я пытался повторять ее движения. Она ходила в спортивный центр, я сопровождал ее и наблюдал, как сестра прыгала и вращалась: мне все очень нравилось. Да и наш дом всегда был наполнен музыкой и танцами.
Однажды родители посоветовали мне найти хобби. Мне было девять, я любил карате, поэтому родители предложили им заняться. Я считал, что танцы и музыка – глупые занятия для девчонок, вот карате – мужественный вид спорта, поэтому я его и выбрал. Я знал, что люди могут неадекватно реагировать, когда ты мальчик и занимаешься танцами. Я принял неправильное решение и остался недоволен.
В последний момент я решил пройти отбор в городскую школу балета. Все остальные участники оказались в трико и на пуантах. А на мне были носки и футболка. Я ничего не знал о танцах. Жюри поставили для меня поп-музыку, и, несмотря на стеснение, я повторил движения и повороты, которые раньше подглядел у сестры во время занятий художественной гимнастикой.
Меня приняли, но большинство мальчиков позже бросили занятия из-за травли в школе: «Танцуют только геи», «Танцы для девчонок». Наверное, люди вели себя таким гадким образом, потому что никто не останавливал их.
Первый год обучения прошел очень хорошо, я перешел на следующий уровень и получил возможность выступить с девочкой на открытии шоу перед всей балетной группой. После выступления меня тут же перевели к третьегодкам. Я был счастлив, но в танцах очень много завистников, и некоторые дети спрашивали: «Почему ты здесь? Почему ты перескочил через класс?»
Я не завистливый. Всегда стараюсь помогать другим. Мне нравится вдохновляться окружающими, наблюдать за ними и учиться у них, чтобы самому стать лучше. Я вежлив, в отличие от большинства людей.
В будущем мне бы хотелось достичь успеха в Английской национальной школе балета, но я понимаю, что воплощать мечты непросто. Если хочешь чего-то – трудись. А если не получилось, то не забывай, что твоя жизнь по-прежнему хороша. Просто учись принимать как успехи, так и неудачи. Негативный опыт может оказаться полезным и многому тебя научить – в отличие от позитивного. Если ты не станешь Барышниковым, ты можешь танцевать в небольшом театре, стремиться к идеалу и наслаждаться этим. Мне встречались очень жесткие учителя, которые сомневались в моем успехе, зато у меня есть двое любящих родителей и прекрасная семья. Я счастливчик.
Хочу сказать каждому подростку: будь собой. Если хочешь что-то сделать – делай. Надо любить свою жизнь. Нельзя заниматься чем-то ради других. В тебя будут лететь камни – используй их, чтобы выстроить стену. Если ты любишь кого-то, но это не взаимно, мир не рухнет. Старайся достигать целей и стремиться к идеалу. Если не попытаешься, никогда не узнаешь, на что ты способен.
Когда я танцевал в Испании, то соревновался с другом. Ему доставались главные роли, а мне нет, и это мучило меня. Мы оба танцевали, а призы получал мой друг. Потом внезапно объявили, что хотят вручить дополнительную награду – «приз симпатий от жюри», и она досталась мне. Иногда ты можешь проиграть, иногда – выиграть. Но что бы ни случилось, ты узнаешь что-то новое.
Я искренне верю, что нет неподходящего времени, чтобы бороться за свои мечты, никогда не поздно попробовать. Но в молодости у нас больше мотивации менять жизнь. Надо оставаться реалистами и помнить, что не все желания исполнимы, но важно пробовать делать то, о чем мы мечтаем.
ГЕКТОР
«Я ИСКРЕННЕ ВЕРЮ, ЧТО НЕТ НЕПОДХОДЯЩЕГО ВРЕМЕНИ, ЧТОБЫ БОРОТЬСЯ ЗА СВОИ МЕЧТЫ, НИКОГДА НЕ ПОЗДНО ПОПРОБОВАТЬ. НО В МОЛОДОСТИ У НАС БОЛЬШЕ МОТИВАЦИИ МЕНЯТЬ ЖИЗНЬ».
@HECTORVALORIAA
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?