Текст книги "Сезон тыкв"

Пока Джек собирался с мыслями, Осень сказала:

– Ты верил в волшебство и призраков, в магию и ведьм.

– Ты говоришь так, как будто в том мире, где мы встретились, возможно все, – усмехнулся Джек.

– Возможно все, во что ты веришь, – в любом из миров.

– Я всегда верил, что встречу тебя. И… ты тоже мне снилась, – выпалил Джек, и кровь прилила к его сердцу горячей волной.

– Расскажи, – попросила Осень, и в глазах ее закружились в танце золотистые искры.

Влажные алые губы манили своей свежестью и пряным дыханием. Персиковые скулы нежным глянцем мерцали в полумраке бара. Золотистые волосы обрамляли овал ее лица, словно корона. Перед ним сидела девушка-мечта. Он мог бы протянуть руку и коснуться ее щеки, но это казалось ему немыслимым. Мысли его путались, и он с трудом проговорил:

– Я помню лишь обрывки: осень, сумерки, лес, тыквы, много тыкв… и самая красивая девушка, которую только может представить себе воображение… Это была ты.

– Только ты не представлял меня. Ты встретил меня. Твоя душа побывала в мире, где все это произошло на самом деле.

– Я был мальчишкой, а ты была такой же, как сейчас – прекрасной девушкой.

– И что мы делали?

– Ты знаешь, – тихо сказал Джек и поймал себя на том, что краснеет.

– Разве? – ее брови взлетели вверх, и в этом было столько непринужденности, что у Джека замерло сердце.

– Я думал, ты видела тот же самый сон.

– С чего ты взял?

– Слишком реалистично все было. Я чувствовал, что ты живая. Не может же проекция из другого мира целовать лучше, чем девушки из нашего.

Когда он произнес это, глаза Осени вдруг замерцали еще сильнее, словно камешки янтаря омыло морской волной.

– Ты видела все это, ведь так? – ласково спросил он, осторожно обхватывая ее ладонь своими руками и поднося ее к вдруг пересохшим губам.

Осень кивнула и опустила глаза.

– Если в каком-то другом мире мы уже знакомы, то почему бы нам не познакомиться ближе и в этом, пусть он и не так прекрасен? Неслучайно мы встретились в этом баре и вспомнили, что снились друг другу. В эту волшебную ночь нас свел дух Хэллоуина.

Он очень надеялся, что его речь произвела на нее впечатление. Но понять это было сложно – девушка не поднимала глаз и смотрела на их переплетенные пальцы, лежавшие на ее коленях.

– Осень, посмотри на меня. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, обещаю. Я лишь хочу узнать тебя лучше. Впервые в этом месте я встречаю такую прекрасную и удивительную девушку как ты. Если хочешь, мы можем уйти отсюда.

– Да, здесь слишком жарко, – кивнула она и посмотрела на него с благодарностью.

Парень тотчас оказался на ногах и бережно поднял ее с табуретки. Он поставил ее на пол и взял за руку. Только сейчас он заметил, что она едва доходила до его плеча. Обычно ему нравились высокие девушки, но сейчас он был в восторге от того, что она такая маленькая и хрупкая. Сжав ее руку, он устремился к выходу, игнорируя взгляды и ухмылки друзей.

На улице было прохладно, но только не для Осени. В ту ночь Джек обнаружил, что ей не бывает холодно. Сам он был из тех, кто замерзает при малейшем сквозняке и вечно кутается в одеяло. Чем старше он становился, тем более холодными были его пальцы, что нередко удивляло его новых знакомых, и ему оставалось лишь шутить про то, что старость – не радость.

Хмурые тучи заволокли небо, и бледный месяц лил тусклый свет на остывающую землю. Украшенные оранжевыми гирляндами деревья простирали ветви в пенящиеся чернильными волнами небеса. Пламя свечей в стоявших тут и там тыквах подрагивало на ветру, но продолжало освещать их путь янтарным светом. В воздухе стоял пряный запах, и, если бы запахи могли иметь цвет, то этот был бы оранжевый.

Они гуляли по улицам и разговаривали обо всем на свете. Джек не хотел отпускать ее ладонь ни на секунду – она была такая теплая и нежная. Когда он начинал дрожать от холода, Осень заставляла его прятать руки в карманы. Погрев их несколько минут, он снова брал ее за руку.

Три раза он покупал им кофе в круглосуточных барах. Он бы не отказался посидеть там хоть полчаса, чтобы выпить согревающий напиток за столиком, но чувствовал, что Осени некомфортно в душных помещениях среди скопления людей. В праздничную ночь все заведения были переполнены. Множество компаний встречалось им и на улице, но никто не обращал на них внимания, и Джек был этому как никогда рад. Он не хотел, чтобы им мешали, и вел Осень на самые тихие и безлюдные улицы.

Он понимал, что они полные противоположности, но при этом ни с одной девушкой ему не было так интересно. У них были разные увлечения и интересы, разное мировоззрение, но он готов был говорить с нею всю ночь напролет. Кажется, даже с друзьями у него никогда не было таких долгих и задушевных разговоров.

Джек всегда скептически относился к всевозможной эзотерике, астрологии, нумерологии, гаданиям и прочим странным и бесполезным штукам. И еще более скептически он относился к девушкам, которые забивали себе (и другим) голову подобным. Конечно, это не мешало ему клеить их, но в глубине души он знал, что с ними у него еще меньше шансов на что-то серьезное. Не каждая выдержит его сарказм и подколы по поводу подобных увлечений.

Не то, чтобы он полностью отрицал все это. Если бы ему привели наглядные примеры и убедительные доказательства того, что хоть что-то из этого работает, он мог бы пересмотреть свою точку зрения. Он не хотел кидаться в другую крайность и быть одним из тех фанатиков от науки, которые отметали все неугодное. Любая крайность виделась ему злом, так же как и любая польза – добром. Если бы хоть одно из этих так называемых учений принесло ему пользу, то, скорее всего, он изменил бы свое мнение. Но пока что все это было эфемерной блажью, не имевшей ничего общего с материальным миром.

Однако философия Осени не отталкивала его, а скорее, наоборот. Это было, по крайней мере, любопытно. Она верила в высшие силы, которые обитали в потустороннем мире, а иногда спускались и в наш, например, сейчас, в ночь Хэллоуина. Она утверждала, что рядом с ними бродили разные духи – как неупокоенные, так и те, кому одинокая свеча на окне освещала путь к близким, которые остались здесь, на земле, и вспоминали в эту ночь усопших предков.

– Если ты и правда веришь в то, что они рядом, почему ты не боишься? – спросил Джек.

– Я знаю, что со мной ничего не случится, поэтому бояться нечего, – ответила Осень.

– Это потому что я рядом? – улыбнулся он.

– Нет, – покачала головой Осень и улыбнулась ему в ответ. – Ты, конечно, большой и сильный, но против злых духов это слабое оружие. – Просто я знаю, что мы с тобой будем гулять и болтать до утра, и с нами все будет хорошо.

– А ты знаешь, что я поцелую тебя? – неожиданно для самого себя спросил Джек.

Вообще-то он давно этого хотел. Несколько раз они останавливались, взгляды их встречались, и возникала неловкая пауза. Будь на месте Осени любая другая девушка, он бы не растерялся. Да что там говорить, будь на месте Осени любая другая девушка, вся их прогулка состояла бы из дороги к нему домой и, возможно, по пути туда ему и не хотелось бы ее целовать, чтобы не терять время, да и вообще он не любил делать такое на людях. Но с Осенью все его прежние схемы не работали. Он захотел поцеловать ее, как только увидел. В первое мгновение их встречи на него пахнуло запахом ее яблочных губ, запахом костра и корицы, которым предшествовал одуряющий, сбивавший с ног аромат медовой тыквы.

Джек не сделал этого не потому, что они были на улице, а потому, что не хотел отпугнуть ее и потерять надежду на счастье, едва обретя ее. При одном взгляде в глаза, в которых он видел безусловное принятие себя со всей его болью, со всем злом, которое таилось внутри, он едва мог сдержаться. И все-таки что-то удерживало его, и это был не только страх оттолкнуть ее. Внутренний голос издевательски твердил ему, что она только притворялась особенной, а, как только он ее поцелует, принцесса превратится в Золушку, а едва начавшийся роман – в тыкву. Он боялся, что тогда ни ему, ни ей терять будет уже нечего, и после первого же поцелуя она бросится ему на шею. И вот тогда разобьется последняя надежда на что-то настоящее и светлое. Ему было стыдно за эти мысли, но он ничего не мог с ними поделать. И все же желание ее поцеловать было настолько острым, что было сродни боли. Коварный разум нашептывал об опасности, а сердце билось в мучительной истоме. Возможно, поэтому он задал свой вопрос вслух, избавив себя тем самым от сложного выбора.

– Можно, но не сегодня, – ответила Осень и заманчиво улыбнулась, а ее янтарные глаза обещали ему все счастье мира.

– Ну, раз ты не хочешь греть мои губы своими, тогда нам пора идти за кофе, – весело сказал он, пряча в улыбке разочарование, которое распарывало его вены сотней ядовитых жал.

Получить отказ впервые за двадцать четыре года, когда ты уверен, в том, что неотразим, – очень больно.

Они снова гуляли и пили сладкое капучино из больших картонных стаканов, которые согревали холодные пальцы Джека. Оживленный разговор, соблазнительно мерцавшие во тьме янтарные глаза и теплая маленькая ручка в его ладони развеяли его уныние. Он снова оказался в раю, а точнее, в его преддверии.

Но вот свечи в тыквенных светильниках догорели, и забрезжил бледный рассвет, угрожавший испепелить все волшебство, произошедшее с ним в последнюю ночь октября. Осень стала прощаться. Она отвергла все попытки проводить ее до дома, повторяя, что этого делать никак нельзя. Она серьезно утверждала, что, если он увяжется за ней (а она обязательно это заметит), то больше никогда ее не увидит. Телефона у нее не было, и Джек окончательно расстроился. Но делать было нечего, и ему пришлось довольствоваться обещанием новой встречи.

Они договорились увидеться через день, и она пришла. И снова они гуляли теперь уже целый день и заходили выпить кофе во все еще украшенные тыквами и гирляндами кофейни, и эти часы с Осенью были пропитаны запахами карамельного сиропа и булочек с корицей. Они встретились еще несколько раз, и в одну из таких прогулок он, наконец, узнал вкус яблочных губ…

4

Он будто бы оказался в аду и чувствовал лишь запах виски и отчаяния. Ветер яростно срывал с деревьев последние жухлые листья. Их черные ветви тянулись к стремительно надвигающимся сумеркам. Месяц тускло серебрился на полуночно-синем небе. Его света вполне хватило для того, чтобы Джек различил оранжевое пятно, что мерцало вдали. Внутри у него похолодело. Может, он спит и видит сон про лес, усыпанный тыквами? Но это была реальность, обернувшаяся для него хэллоуинским кошмаром.

А ведь когда-то он был здесь счастлив. Их компания вечно ищущих охотников из не вполне благополучных семей провела среди этих дубов и сосен их общее на всех детство. Они спешили сюда после школы и появлялись дома только с наступлением сумерек, хотя и знали, что получат подзатыльники от родителей. Ему казалось, что все это было с ним в какой-то другой жизни, где солнце всегда светило тебе в спину, куда бы ты ни шел. Сколько лет он здесь не был?.. Когда все их игры и прогулки вытеснило увлечение видеоиграми, пивом и случайными знакомствами? Несколько раз он приходил сюда с девушками, несколько раз с пивом и девушками, несколько раз с пивом и друзьями. И все. Только так. Он не был здесь только с Осенью, а значит, как минимум три года. Все, что было до нее – череда пьянок с друзьями и случайных связей, – превратилось в огромное мутное пятно. Вся его жизнь до встречи с ней была огромным мутным пятном, и он не мог вспомнить, когда и с кем был здесь в последний раз. Да и неважно. Главное – с кем он будет здесь этой ночью.

Сердце билось как бешеное от обжигавшего его предчувствия. Осень здесь. Осень была в каждом позолоченном ею листке и каждой увядшей от ее дыхания травинке, в каждой выращенной ее нежными руками тыкве и в лившихся с небес лиловых сумерках, что оседали на деревьях. Все эти годы Осень шептала листопадом его имя, когда он сидел на скамейке, и солнце теплыми лучами грело его спину. И в шелесте листьев, и в дуновении ласкового сентябрьского ветерка он всегда слышал одно-единственное слово: «Джек!» Она звала его сюда, в свои владения, а он все не шел. А потом все-таки пришел, но не один – и шепот ее превратился в яростный ноябрьский ураган, который сорвал последние листья детских надежд с его души. Больше она не звала его. Больше солнце не грело ему спину, не окутывало золотистой дымкой, не защищало от осенних холодов. Все это осталось в его ушедшем детстве, в которое уже никогда не вернуться. Он больше не слышал ни голос Осени, ни голос своей души, последний шепот которой он заглушал алкоголем и пьяным смехом.

Страшная правда была в том, что он все еще мог услышать голос Осени, но для этого пришлось бы оставить то грязное болото, в которое он превратил свою жизнь. Стоило ему обернуться, и солнце ослепило бы его своим лучезарным сиянием. Он слишком привык блуждать в созданной его внутренними демонами тьме, и встреча с собой настоящим, с солнцем его жизни принесла бы ему неизведанную боль. А боли он боялся. Потому и предпочел плыть по течению, втайне надеясь на чудо.

Он осознал все это в считанные секунды. Какой же он был дурак! Как мог он не узнать ее – солнце всей его жизни, согревавшее его даже в самые холодные вечера? Когда он лишился ее, ему было уже не согреться. Даже в жаркие летние дни он чувствовал идущий изнутри холод. Его пальцы всегда были холодными, как и его оледеневшая душа, которая единственная знала, какого могущественного источника света она лишилась.

Как мог он не узнать ее голос, который столько лет произносил его имя так, что оно казалось ему ароматным цветком, из сердцевины которого стекал на нежные розовые лепестки карамельный сироп? Этот голос окутывал его своим пряным дыханием, в котором сливались ароматы костра и яблок, корицы и ванили – запахи его детства.

Как мог он не узнать свою Осень, которая однажды поцеловала его своими ароматными губами, и поцелуй этот растаял у него во рту, словно сладкая вата? Ведь это была она – та, которую он видел в каждой миловидной блондинке; та, которую он тщетно искал в толпе прохожих; та, что сломала ему жизнь и подарила один-единственный миг счастья, ради которого стоило ее отдать…

Как зачарованный шел он в ту сторону, где жарким осенним костром полыхала огромная тыква. В этой тыкве хранились ответы на все вопросы, которыми закидывал его сейчас беспокойный разум. Кто она? Почему не появилась в его жизни раньше? Почему вдруг исчезла? Ведь они были так счастливы! Самые счастливые люди на свете… Как такое вообще возможно, чтобы нечто, некто, для обозначения кого он даже не мог подобрать нужное слово, превратилось в земную девушку? Его душа знала все ответы, но он боялся прочесть их в глубинах своего подсознания. Он лишь хотел поскорее увидеть свою Осень.

Джек посмотрел по сторонам – все те же унылые деревья, все та же опавшая листва под ногами. Но вдруг что-то начало меняться. Его взгляд начал выхватывать из сумерек, что зачаровали лес, огромные тыквы. Самые большие были размером с колесо виденной им однажды мельницы. В тех, что поменьше, были вырезаны жуткие физиономии, внутри которых горели свечи, освещая путь его заблудшей душе.

На некоторых деревьях висели гирлянды. Лампочки на них были в виде тыкв или же обычной продолговатой формы, но все светились янтарно-оранжевым светом. И все же, несмотря на обилие вокруг оранжевого, лес выглядел темным и мрачным. Яркие пятна только подчеркивали, насколько здесь темно и жутко. Джек понял, что если выберется отсюда (в чем он не был уверен, но эта мысль вызывала у него не так много беспокойства, сколько должна была), он всю свою жизнь будет еще больше ненавидеть Хэллоуин, тыквы и оранжевый цвет. Его будет тошнить при одной мысли об этом. А пока что он шел и благодарил богов за то, что по дороге сюда он не выпил весь виски. Через каждые несколько шагов он прикладывался к бутылке, и жгучий напиток помогал ему не отворачиваться от взглядов слепых тыквенных глаз.

Он знал, что они следят за ним, и ему не убежать. В какую сторону ни беги, везде будут огромные тыквы, и гирлянды на деревьях, и светильники, носившие его имя, которые, в конце концов, прольют весь свой испепеляющий свет на его темную душу. Он все шел и шел, а тыквам все не было конца. Казалось, он попал в свой личный ад, который был бесконечной дорогой в никуда. Дорога эта была усыпана тыквами, которые смеялись и издевались над ним. Но какой-то милосердный ангел сунул ему в руку бутылку с виски, и это спасало его от надвигавшегося безумия.

Ночь все плотнее окутывала лес черным покрывалом, и холод подкрадывался к Джеку все сильнее. Ему казалось, что он прошел много миль. Колени подгибались от усталости. Но он продолжал идти, потому что знал, что если остановится, то все будет напрасно – он сойдет с ума и погибнет здесь, так и не увидев Осень.

Тыквенный костер заволокло багряным заревом, и Джек прибавил шагу. В окутывавших лес сумерках тут и там стали появляться алые дымные кольца. Джек вспомнил багровый плащ, обтянутую усыпанным самоцветами платьем, покрытую золотистой пыльцой грудь, и сердце его заколотилось еще сильнее. Он допил остатки виски, отшвырну бутылку в сторону, и она попала в один из светильников. Тыква упала, и пламя свечи перекинулось на пожухлую траву. Огонь змейкой следовал за Джеком, но он едва ли заметил его. Он видел лишь алое пламя, которое пульсировало его именем.

Огромная тыква в центре окруженной могучими дубами поляны словно была обмазана золотистой краской. Окутанная клубами алого пара, она искрилась и переливалась в сумерках. Джеку казалось, будто она парила в воздухе, приближаясь к нему все ближе и ближе. Он разглядел подобие двери в центре, из-под которой струились багряные завитки пара. Они окутали его тело, и ему казалось, что он вот-вот задохнется от коктейля из острых запахов сырой тыквенной мякоти, опавшей листвы и разгоравшегося костра. Казалось, он пылал где-то рядом, и в нем горели опавшие ягоды рябины. А от этого костра и шел этот алый дым, словно эликсир, добытый из сокровищницы Осени.

Дверь посреди тыквы отворилась, и несколько мучительных мгновений ничего не происходило. Время и пространство перестали существовать. Джеку казалось, что он покидает привычную реальность, и его душа, словно во сне, летит навстречу новому незнакомому миру, даже самый маленький фрагмент которого вряд ли получится притянуть в наш материальный мир. Да и нужно ли это? Есть ли смысл оставаться в мире, где он никогда не сможет соединиться со своей богиней навечно?..

Силясь не сойти с ума от безумной надежды, волнения и любви, Джек прошептал:

– Моя Осень…

5

Фигура в алом плаще вышла из парящей над землей тыквы и замерла в воздухе. Медленно она сняла капюшон, и Джек отшатнулся. Это была она – его Осень. Его прекрасная богиня, подарившая ему роковой поцелуй в день его шестнадцатилетия. Его неуловимый призрак счастья, который он мучительно искал на задворках жизни. Его первая и последняя девушка, с которой он познакомился в последнюю ночь октября.

Солнце всей его жизни.

Золотые волосы будто корона обрамляли бледное лицо с высокими скулами. Алые губы были словно зацелованные. Но где янтарные глаза?..

Их не было.

С немым укором смотрели на него пустые глазницы так же, как несколько минут назад смотрели на него со всех сторон ухмылявшиеся тыквы.

– Кто это сделал с тобой? – прошептал Джек пересохшими губами.

– Моя Мать, – услышал он ее голос у себя в голове.

Алые губы Осени при этом не двигались.

– Теперь, когда я снова предстала перед тобой такой, какая я есть на самом деле, я могу говорить с тобой так, как привыкла, так, как делаю все те столетия, что помню себя, – раздалось в голове у Джека, и ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание.

– Сейчас тебе трудно общаться со мной с помощью мыслей, потому что ты все еще человек. Вы, люди, давным-давно, еще в ту пору, когда меня не было на этой земле, утратили эту способность. Если бы любой из вас поверил бы в то, что он умеет это, что так умеет его древняя душа, у него бы получилось. Джек, пришло время осознать, кто ты. Как бы странно это ни звучало, ты такой же, как я. Ты тоже Дитя Бога. Вы, люди, забыли об этом, а потому вы так несчастны, – ее речь будто лилась струей кристально чистой ледяной воды из родника, пробуждая его ото сна, пробуждая его измученную душу, о которой он на много лет предпочел забыть.

Впервые в жизни он слушал душой, а потому осознавал каждое ее слово. Все вопросы отпали. Он понимал все, о чем она говорила и даже больше. Но его эго, его разум не мог просто так сдаться. Он привык заглушать голос души и контролировать свою жизнь. Земля в прямом смысле уходила у Джека из-под ног, и разум погружался в пучины первобытного страха перед неизведанным. Ему нужна была какая-то опора – как его слабевшему телу, так и его тонувшему в безумии разуму.

– Я несчастен только потому, что ты исчезла, ничего не сказав, не попрощавшись… Я не убил себя только потому, что надеялся, что мы еще увидимся, – вырвалось у него.

– Вот и увиделись.

– Кто ты? – произнес Джек, падая перед ней на колени. Голова кружилась все сильнее, и не было никакой опоры, за которую мог бы ухватиться его по привычке сопротивляющийся разум.

В его голове зазвучал голос, в котором текли горные реки и созревали где-то в недрах земли кристаллы; голос, лишь слабо напоминавший медовый голос его возлюбленной:

– Я – один из духов Осени. У каждого времени года есть свои помощники, и я одна из них. Вы зовете нас феями, нимфами, дриадами. Как ни назови, мы те, кто оберегает закрепленную за нами территорию и помогает своему времени года вступить на ней в права. Я отвечаю за этот лес и городок, где ты живешь. Я была здесь всегда, с того самого момента, как ветер принес сюда семена, из которых начали прорастать эти могучие дубы, которым не одна сотня лет.

Джек заметил, что головокружение проходит, и ему стало легче воспринимать ее речь, звучавшую в его сознании, в его сердце и во всем его теле. Осень пробудила в нем древнее воспоминание о том, что когда-то, тысячи лет назад, люди общались друг с другом именно так. Когда-нибудь он привыкнет. А, привыкнув, сможет не только слушать, но и говорить. Но сейчас, когда при виде парящей в воздухе лесной девы, сердце его разрывало столько чувств, не сосредоточиться было не так-то легко.

Их окутывали исходившие от ее одеяния клубы дыма, и он чувствовал, что он в ее власти.

– Я не причиню тебе зла. Если бы я действительно этого желала, то сделала бы это раньше, когда у меня был для этого повод, – сказала Осень, видимо, прочитавшая его мысли. – Совсем скоро у тебя все получится. Я не сомневаюсь в тебе и твоих способностях, иначе не выбрала бы тебя.

Она опустилась на землю, и теперь Джек видел прямо перед собой складки ее плаща. Ему хотелось прикоснуться к Осени, потрогать хотя бы край ее одежды, но он не смел, как не смел поднять лицо и посмотреть в ее пустые глазницы. Он будто снова стал шестнадцатилетним мальчишкой, в сердце которого слились в тугом бутоне страсть и страх. Джек вспомнил, что Осень никогда ничего не боялась. Духам чужд страх, но чужда ли страсть?..

– Не чужда, – ответила она на его мысленный вопрос, и в голосе ее он услышал легкий вздох, будто ветер зашуршал опавшими листьями. – Ты пробудил во мне страсть, которую я не испытывала ни разу за всю мою долгую жизнь. Наверное, потому, что за страстью этой таилась любовь. Эта страсть чуть было не погубила меня… Как только я увидела тебя впервые, я поняла, что ты другой – не такой, как большинство людей. Часами я смотрела на тебя и любовалась твоей совершенной красотой. Ты был дерзким и отважным, каким и должен быть мужчина в любом возрасте. Твои друзья слушали тебя с открытыми ртами и соглашались на любые предложенные тобой авантюры. Ты лучше всех бегал, прыгал и лазал по деревьям. Ты умел тихо подкрадываться к белкам. Только ты приносил им орехи. Очень давно я не встречала таких, как ты. Ты был настоящим, со своим собственным мнением на все. Тебя нелегко было сбить с толку, заставить сомневаться. Ты был уверен в себе не потому, что считал себя лучше остальных, а потому, что никогда не шел против своей совести и оставался верен себе. Слово не расходилось у тебя с делом. Именно эти твои черты я вложила в основу своей личности, когда предстала перед тобой в облике человека. И именно они привлекали тебя во мне больше всего. Во всем остальном я была полной твоей противоположностью, потому что не могла и не хотела изменять себе. Но в главном мы похожи. Ты был и остаешься существом из другого мира, но при этом я не представляю никого другого, кому я могла бы показать свой мир.

Какая-то часть меня всегда хотела, чтобы я показала тебе себя. Эта мысль была так навязчива и соблазнительна, что не давала мне покоя. Когда приходила Зима, я спешила погрузиться в сон на долгих девять месяцев, чтобы не думать об этом. Но и тогда меня преследовали сны о том, что я земная женщина, что мы живем с тобой вместе и любим друг друга так, как никто никого не любил на этом свете. В своих снах я видела, каким сильным и красивым мужчиной ты станешь, и сердце мое изнывало от желания приблизиться к тебе. В этом мире я дух, который должен служить на благо Матери-земли. Для этого я была создана, в этом мое высшее предназначение. Много веков я счастливо и безмятежно исполняла его, но однажды в лесу я увидела тебя, и впервые в жизни меня постигло сомнение: неужели вся моя жизнь – это лишь бесконечное служение? Из года в год наблюдать одну и ту же картину смерти всего живого, спать, просыпаться и снова наблюдать? И так по кругу из года в год, до скончания времен…

Моя душа словно очнулась от спячки, подобной той, в которую я впадала на девять месяцев, и я решилась. Я явилась тебе в день твоего шестнадцатилетия. Я не знала, что будет, но я знала, что не успокоюсь, пока не сделаю этого. Я вспоминала свои сны, где мы вместе, и сердце мое говорило мне, что если где-то в другой реальности это было, значит, мы родственные души, и твоя душа узнает мою. Мое сердце не обмануло меня – ты откликнулся на мой призыв и отдал свою душу в мою власть.

– Но почему ты так быстро исчезла? Если бы я только знал, что ты настоящая, я бы уже не оторвался от тебя! Я бы приходил к тебе каждый день. Я бы остался с тобой навсегда! – воскликнул Джек, наконец, осмелившись посмотреть ей в лицо.

Он отчаянно надеялся увидеть в ее глазах знакомый янтарный свет. Но из пустых глазниц смотрела на него сама Тьма, и сердце его разрывалось от неправильности происходящего. Он просто хотел быть с ней, кем бы она ни была – Осенью, духом, ведьмой или самой Тьмой. И еще он хотел снова утонуть в янтарной реке ее глаз.

– Ты знал. Твоя душа с первой же секунды узнала меня, но твой разум не захотел принять это. В первое время после нашей встречи ты приходил в лес, и твой взгляд блуждал окрест, пытаясь разглядеть невидимое. Больше всего не свете мне хотелось обнять тебя и никогда больше не отпускать. Но я понимала, что ты еще не готов. Ты был ребенком. Психика человеческого дитя слишком хрупка, чтобы выдержать близость с божеством Природы. Я решила подождать, и я опоздала…

Однажды ты пришел сюда с женщиной. Потом это повторялось снова и снова. Они бросали недокуренные сигареты на землю, смеялись наглым смехом и целовали тебя своими мокрыми губами. Вы оставляли после себя мусор и позор. Мое сердце было разбито. Моя любовь к тебе превратилась в ненависть. С той поры в твоем городе не было бабьего лета. Я плакала каждую ночь, заливая улицы дождями. Я кричала от боли, и от этого крика листья охапками слетали с деревьев. Ветер выл, чтобы заглушить мои рыдания. Наступил вечный ноябрь, и солнце перестало согревать твои холодные руки.

– Прости меня. Не знаю, сможет ли это оправдать меня, но я хочу, чтобы ты знала, – я всегда любил только тебя. Циничный разум спрятал то юношеское воспоминание в глубины подсознания, потому что слишком удивительным и прекрасным было оно для той убогой реальности, в которой я рос. Но моя душа не забывала тебя ни на секунду. Повсюду, куда бы я ни шел, я искал тебя одну. Я всегда искал то, чего нет в этом мире. Я уже никого не мог полюбить, хотя жаждал любви больше всего на свете, боясь признаться в этом даже себе. Всегда, всю свою никчемную жизнь, я любил только тебя. Если бы не те несколько минут с тобой, к тому времени, когда встретил тебя в баре, я был бы уже женат. Я бы вообще вряд ли потащился в тот бар, если бы у меня была настоящая семья. Те несколько минут с тобой обрекли меня на вечное одиночество, – проговорил Джек.

Он заметил, что последняя мысль не вызвала в нем никаких эмоций. Ему было все равно. Значит, семья в его случае – очередная иллюзия, очередной навязанный шаблон нормы. Он пришел сюда за ответами, и он получил даже больше, чем хотел узнать. Странно, что чтобы осознать это, ему пришлось оказаться в лесу в холодную ночь Хэллоуина.

– А, быть может, те несколько минут спасли тебя? – раздался кристальный голос у него в голове. – Неужели ты думаешь, что обывательские радости принесли бы тебе счастье? Уже через год-другой ты почувствовал бы все то же небывалое, космическое одиночество; все те же пресыщение и отвращение, которые поселились в тебе после вереницы случайных связей. Так называемое семейное счастье обернулось бы для тебя еще большим кошмаром, чем тот, что ты переживаешь сейчас. Я живу на земле не одну сотню лет и повидала немало. Для таких, как ты это счастье напоказ быстро превращается в тюрьму. Я наблюдала за тобой и могла убедиться, что ты особенный.

– Я самый обычный, – покачал головой Джек, отводя взгляд от ее прекрасного и одновременно ужасающего лица.

– Поэты и писатели, художники и музыканты посвящали мне свои произведения. Их авторы были влюблены в меня, и я отвечала им взаимностью. Но мир неумолимо меняется. Большинство людей теперь не видит ничего вокруг. Они бредут по этому миру словно полуслепые, уставившись в свои телефоны. Сейчас уже невозможно стать для кого-то вдохновением. Я начала осознавать это в то время, когда здесь появился ты. И ты смог почувствовать меня. Ты чувствовал меня повсюду – в каждом засохшем листке и каждой тонкой травинке. В уставшем осеннем небе и в свете бледного солнца. В лесу меня почувствовать проще всего. Я не обделяю своим вниманием и места, где живут люди, но там мне неуютно. Только здесь я свободна и счастлива. Но все меньше и меньше людей обращают внимание на мою красоту. Большинство из вас приходят сюда с телефонами, садятся на поваленное дерево и забывают, куда и зачем они пришли. Все их впечатления и эмоции там, в мелькающих картинках.