Текст книги "Узлы на простыне. Детектив"

Глава 9

Силы ушли. Они ушли сразу же, как за Дмитрием закрылась дверь.

– Может, поешь все же?

Отвечать я тоже не могла. Я вошла в свою комнату и легла на диван. Не хочу сказать, что все, чем я жила все это время перестало существовать. Нет. Какое время! Какая жизнь! Я же не жила три года. Меня не было. Просто не было. Кто-то жил, любил, целовался, а меня не было. И сейчас нет. Сказать – горе, – это ничего не сказать. Нет, не горе. Просто все ушло. В одну минуту. Ушло и все. Не было сил даже плакать. Горечь захлестнула мои внутренности, как будто бы трехлетняя желчь, что копилась в печени все это время, теперь выплеснулась в организм и отравила его.

– Да что с тобой такое? Если ты не будешь есть и разговаривать, я вызову скорую.

Вот это да! Я еще дышала, а он обнимал другую. Предательство Настьки меня почему-то не так возмущало. Не она же меня любила. Ну подружка, да. Я запуталась. Да я и не пыталась выстроить какую-то логическую цепочку. Я не адвокат. И ничего не могла поделать с тем, что силы просто ушли. Я не хотела больше ни говорить, ни двигаться, ни смотреть, ни жить. Вот теперь бы умереть и больше не дышать, потому что каждый вздох приносил мне боль. Грудь как-то болезненно сдавило. Видимо слезы там были, но не могли вырваться наружу. Я закрыла глаза.

– Ну поспи, поспи. Ладно. Завтра разберемся.

Я услышала, как Петр вышел из комнаты. Мне было совершенно все равно, что он будет делать. Разум отступил. Да и был ли он? Все ушло, отхлынуло, только боль и воспоминания.

Светлые кудри Дмитрия. Первое свидание. Мы шли под дождем, зонтика нет. Капли держались в его волосах, не стекая и не делая их мокрыми. Я помню, что это было все, о чем я способна была тогда думать. Мне так хотелось дотронуться до его волос и понять, почему они не впитывают дождь, а держат эти капли, как новогодняя елка стеклянные шарики игрушек.

В первый раз у нас было у меня дома. Бабушка ушла, уехала на дачу. Дмитрий вошел, он только вошел в коридор и сразу же обнял меня. Но руки его недолго оставались на талии. Они медленно ползли вверх, чуть касаясь груди большими пальцами, и потом возвращались в исходную позицию. Снова и снова дотрагивался он до моих сосков, наконец, я сама обняла его за талию. Его бедра прижались ко мне и я почувствовала, как он меня хочет. Его ладони обхватили мою шею, его глаза оказались совсем близко, губы соприкоснулись, и все опрокинулось во мне. Хотелось уже только одного – большего. Я сама опустила руку и погладила его вспученные штаны. Он сильнее прижал меня. Боже, воспоминание было осязаемо. По ладоням, по запястьям, он скользнул вниз, под майку, руки легли на мою голую грудь. Он замер, ожидая моей реакции. Я не протестовала. Я хотела еще. Ноги сами раздвигались, внутри меня все звало и ожидало его. Джинсы он расстегнул сам и медленно стянул их вниз. Двинуться с места я не могла, – боялась, что исчезнет и пропадет это блаженство, опьяняющее и гасящее все остальные чувства и разум.

– Пойдем на диван, – шепнул он мне тоже тихо-тихо, так, как будто бы колебания воздуха могли рассеять волшебство момента.

Я подчинилась его властным рукам, перешагнув через оставленные в коридоре джинсы. Диван был разобран. Неубранная постель ждала нас белыми подушками и простынями. Ни на минуту не выпуская меня из рук, он положил меня и лег рядом. Я закрыла глаза, я ничего не хотела делать. Просто ловить кайф, который исходил от его прикосновений. А его руки уже не медлили и не ждали разрешений. Он стянул с меня трусики, его пальцы я почувствовала там, где и хотела – у себя между ног. Вдруг он исчез. Не было ни рук, ни губ, ни живота. Не открывая глаз, я повернулась на бок и протянула руку. Совершенно голый он поймал меня за пальцы и вытянулся рядом. Горячие толчки я ощутила у себя в области таза и с силой прижалась к Мите. Он не удержался на краю дивана, и мы оказались на ковре, на полу. Это еще больше возбудило нас. Его руки судорожно гладили меня, – он уже не мог сдерживаться, мои ноги сами раздвинулись в сторону.

– Любимая моя, – шепнул он. – Скажи, если будет больно.

Его член скользнул по влагалищу и углубился туда, где уже все сжималось и ждало его. Первый спазм тут же заставил меня застонать. Митя оторвался от моих губ, но мои руки скользнули по его попе, и я сильно прижала его к себе. Он замер. Но лишь на минуту.

– Я чувствую. Ты кончаешь, да? – шепот его возбуждал больше прикосновений. Сильный импульс, сокращение мышц, наслаждение, прокатившееся по всему телу, толкнуло меня к обнаженному парню, лежащему на мне, в желании слиться с ним и больше никогда не отделяться. Косточка его таза уперлась мне в живот. И тут я почувствовала внутри пульсацию его челна, и теплая влага заполнила меня. Он тоже кончал. Я обхватила его ногами и услышала его стон.

Он закурил. Я заснула сразу же у него на плече, но ненадолго. Его поцелуй разбудил меня.

– Ты заснула, как мужик, – улыбнулся Митька. В руке у него дымилась сигарета. Он обернулся, поискав, куда положить окурок. Я снова закрыла глаза, и его ласковые руки заскользили по моему телу, и все продолжилось, а вернее началось снова…

Неужели всего этого больше никогда не будет. Ни его рук, ни губ, ни прикосновений его живота…

Откуда все это возьмется, если его самого больше нет. Он, тот Митька, мой Митька, умер, умер для меня. Его нет, он чужой. Он целует другую, у него есть сын, он трогает другую женщину, он целует другую и забыл, как мы целовались. Почему я еще живу…

Постепенно я заснула. Красный рассвет разбудил меня. Серые тучи закрывали солнце. Настольная лампа, так и не выключенная «хирургом», потеряла свою актуальность и видимость. Не хотелось ни вставать, ни есть, ни жить. Петр появился в дверях.

– Вставай, или я сейчас вызову скорую. Не хочешь в больницу, в психушку поедешь.

Я молчала. Все это меня больше не касалось. Я осталась там, в прошлом, там, на автобусной остановке, я все еще ждала Митю, когда он приедет, обнимет меня, мы сядем в машину и вместе поедем в кино. Может, это я умерла, а не он? У него все путем, а я все еще стою на темном островке пространства, застряв между прошлым и будущем, не принадлежа ни одному из времен.

Звонок в дверь отвлек внимание медбрата.

– Привет. Сондра живая тут? Говорят, она вернулась.

– Да какое там. Как узнала, что мальчик ее женат, легла и лежит. Даже не разговаривает. Мне на дежурство сегодня, а я не знаю, как мне ее оставить. Вот ввязался в историю, уже и сам не рад. Ну хоть бы кто пришел, оживил ее!

– Я так и знал.

– А ты кто? Тоже ухажер? Женат?

– Да нет, тут видишь какая любовь. Куда уж мне. Я брат ее подруги. Да ты не волнуйся, она меня знает.

Он шагнул в комнату. Александр. Боль снова сжала горло. Я закрыла глаза.

Резкий рывок заставил меня вскрикнуть.

– Вставай! – великан схватил меня за плечи и тряс, как осеннюю сливу.

– Хэй, ты полегче, она же больная все же.

– Да какая она больная. Вставай! Я тебе лежать все равно не дам.

Он схватил меня на руки и поднял с дивана. Я встала.

– Ну вот, другое дело.

– Ну чего тебе? – губы еле-еле ворочались.

– Я не дам тебе лежать. Заруби это себе на носу. Вернулась, так вернулась. Живи давай.

– Я умерла. И не вернулась я. Я тут никому не нужна. Чего говорить. Я не хочу, – и вот тут потоком хлынули слезы.

– Ну, поплакать можешь. Ладно.

– Уходи, я не хочу жить, и не хочу никого видеть, и знать.

Сильную боль я снова ощутила в плечах. Он опять схватил меня. Хватка боксера.

– Вот что. Сядь. Нет, не садись, – он подхватил меня и поднял на руки. – Слышь, как тебя зовут-то? – обратился он к Петру.

– «Хирург».

– Отлично, в этом сарае кофе есть?

– Да какой кофе! Ей вряд ли можно!

– Не спорь. Ты хирург, а я анестезиолог.

Он понес меня на кухню. С видимым удовольствием донес до стула.

– Значит так. Слушай и запоминай!

Ловко орудуя с кастрюльками и пакетиками, поставил кофеварку на огонь. Достал маленькую чашечку и вымыл ее тщательно и чисто.

– Отпусти парня.

– Я отпустила.

– Нет, не так. Ты отпусти его из сердца. Расслабься. Начни с нуля.

– Я отпустила.

– Да что ты заладила все, отпустила, отпустила. Раз тебе так плохо, значит, нет. Злобливая ты дура. Отпусти, тебе же легче будет.

Я с интересом впервые посмотрела на великана внимательно. Лохмотья его серого свитера ниточками висели до колен.

– Как это?

– Да вот так! Ты вернись мысленно к моменту, когда ты его не знала.

– Я знаю его со школы.

– Ну и? А чем ты занималась без него? Ты чем-нибудь без него занималась же? В школе ты жила без него? Вот и представь себе, что его нет, что все сначала, а Митьки нет. И ты свободна и еще никого не встретила, и вообще ничего еще не было.

– Я никому не нужна. Бабушка умерла, – я опять заплакала.

– Держи, выпей кофе.

Он сел передо мной на стул и стал ложечкой поить меня сладким кофе. Я сделала пару глотков, и он остановился.

– Хватит. Ты апельсины любишь?

Я кивнула.

– Сейчас купим апельсины. Так, тебе, девка, надо умыться. Петь, ну-ка займись туалетом. А я кашу приготовлю. Потом пойдем апельсины искать, а потом я покажу тебе одну вещь, которая точно тебе не напомнит ни о каких Дмитриях.

– Я сама могу туалетом заняться. Но сначала покажи вещь, – внезапное любопытство пробудило острый интерес. Я и правда забыла о своих потерях и неудачах, о руках, и прикосновениях тел, и острых наслаждениях плоти. – Покажи сейчас, и я пойду в ванну.

– Ну хорошо! Покажу. Но только в ванну пойдешь с Петром. Нельзя тебе пока одной.

– Показывай.

Александр вышел, и через минуту передо мной на кухонном столе, рядом с недопитой чашкой кофе, лежала карта. Желтый цвет бумаги говорил о не совсем современном ее происхождении. Буквы и вовсе кричали о древности.

– Ну, что скажешь? Удивил?

– Откуда у тебя это?

– На даче нашел. В сарае. Спрятано в комоде было. Ты можешь прочитать, что тут написано?

– Так вот зачем ты пришел?!

– А тебе не все равно? Главное, что ты мне нужна, и кроме тебя мне не к кому обратиться.

– Ладно, это скоропись семнадцатого века.

– Вот молодец. Это точно?

– Да, что скоропись – точно, что 17 век, тоже точно.

– А ты молодец, я думал, у тебя после трех лет комы совсем крыша съехала.

– Но, – я взяла бумагу и посмотрела на свет. – Но карта вовсе не такая уж и древняя.

– А почему ты так думаешь?

– Тут не может быть ошибки. Смотри какая бумага. И смотри сюда.

Я протянула ему листок с картой.

– Вот, смотри. Видишь? Да нет же, ты на свет посмотри. Водяные знаки видишь, или нет?

– Вижу.

– Видишь, что там написано? В овале. Фабрика господина Тульина. 1820 год.

Огромные руки поднесли бумагу к окну. Прижали ее к стеклу.

– 1820 год, это не вчера. Тоже древность. Хотя, наверное, для карты лучше было бы, если б 17 век. А ты можешь прочитать, что тут написано? Карта какая-то, а что тут, вроде русские буквы мелькают, а что написано, прочти.

– Это карта.

– Ну это я и сам вижу.

– Изгиб, – вот эта линия – это речка. Видишь, написано Иордан. Село Назарет, Иоасафатова долина, Гефсиманский сад…

– Иордан, фига себе, ты уверена? Это ж, черти где, в палестинах где-то, – он разочарованно присвистнул.

– Разочарован что ль? Клад ищешь?

– Нет, пока не ищу, вчера карту в сарае нашел. А что, считаешь в Израиль надо ехать? Думаешь, там есть еще клады?

Я улыбнулась. Впервые за время моего пробуждения.

– Думаешь, так далеко?

– А что?

– Такое дело, Шур, – я вспомнила, как называла своего брата Настя. – Палестина у нас тут под Москвой была.

– Эээ, все ж я поторопился к тебе обращаться. Тебе надо еще отдохнуть.

Я рассмеялась.

– В 17 веке у нас был такой патриарх – Никон. Он построил под Москвой копию храма Иерусалимского, Голгофской церкви, ну и все вокруг переименовал а ля Иудея.

– Ты хочешь сказать, что этот Иордан, – это Истра?

– Да.

– А этот Вифлеем, это какое-нибудь Павловское?

– Ну, да.

– А что такое этот крест?

– Не знаю. Ты видишь, крест довольно далеко от храма и от витка Иордана, где стоит монастырь, это нужно ехать по руслу реки и искать.

– И что это может быть?

– Да что угодно.

– А с чего бы ты начала?

– С элементарного. Надо взять современную карту района и наложить на эту. Хотя бы приблизительно. Вряд ли тут изменилось русло. И вычислить по расстоянию, где это может быть. Может это деревня, может дом, может это дерево. А может церковь, или часовня.

– Поедешь со мной? Лошади у ворот.

Мой ответ он прочитал в глазах.

– Тогда по коням!

Глава 10

Квартира плавала. В прямом смысле. Плавал коричневый бархатный диван, плавало кожаное черное кресло, плыл, радостно покачиваясь на мелких волнах и всплесках, путешествующий из кухни стул. Откуда взялись книги, целой флотилией направившиеся покорять просторы, по-новому повернувшегося к ним места обитания, оставалось загадкой. Книжные шкафы, несмотря ни на что, как атланты, все еще недвижимо подпирали потолок и стояли закрытыми и нерушимыми.

Антонина Алексеевна схватилась за сердце. Сзади слышались выкрики соседей.

– Что, довыпендрились? Евроремонт они полгода делали. И что? Теперь за весь стояк заплатите.

– Да замолчите же вы! – не выдержала женщина и оглянулась к наседавшим сзади разъяренным соседям. – При чем здесь наш ремонт? С каждым все это могло случиться! Трубы. Они и у вас есть! Сегодня мои прорвало, завтра ваши.

– У нас не прорвет. Мы уже два часа тебя, голубушку, ждем.

– Я сразу же приехала! Неужели нельзя отключить воду?

– Приехала она! Да ты спустись-ка к нам, ты спустись!

– Пошли, ты посмотри, что у нас творится!

Сквозь толпу, собравшуюся в коридоре, пробирался слесарь. Синий комбинезон, коричневый чемоданчик, оранжевая куртка. Черные глаза сверкнул из под синей кепки.

– Пропустите его, ну не толпитесь.

– Да что мне у вас смотреть, у меня же то же самое!

– То же самое?! – маленькая седая женщина с испитым лицом вырвалась вперед. – То же самое?! – повторила она, переходя на крик. – Да ты представить себе не можешь, что творится у нас. Потолки все протекли, желтые письки по всем стенам. Ты думаешь, только тебе жить в чистоте хочется?! А мы, по-твоему, кто? Свиньи? Я тебя научу с простыми людьми разговаривать.

Антонина Алексеевна, миниатюрная женщина, пыталась войти в маленькую комнату. Дверь в нее заклинило.

– Да что же это такое!

Она расстегнула песочного цвета плащ и попыталась повесить его на вешалку.

– А у нас вся одежда попортилась, – тут же прокомментировали за ее спиной.

Она не стала оборачиваться, лишь маленькой, покрытой старческими веснушками рукой, дотронулась до идеально уложенных и залакированных рыжих и натуральных, отливающих всеми оттенками солнца, волос. Алым огоньком сверкнул рубин в обрамлении брильянтов на изящном безымянном пальце. Аккомпанировал ему красный маникюр на миниатюрных пальчиках и кровавый рубин в мочке уха.

– Барыню из себя строит. Не здоровается. До чего дожили. Но мы этого так не оставим. Весь стояк залить! Это же надо же! Люди без телевизоров, без одежды остались. А она брильянтами тут сверкает.

– А что тут происходит? – из лифта появились новые пострадавшие.

– Да вот Лисовские весь стояк залили, а живут себе как бары.

– Убедительно.

Антонина Алексеевна сделала новое движение, пытаясь открыть дверь в маленькую комнату. Зеркала в круглых темных рамах разного диаметра, украшавшие, как иллюминаторы, видимую стенку большой комнаты, повторили ее движение. Она с сомнением остановилась, держась за круглую бронзовую ручку двери.

– Да что у тебя там? Телевизор? Ну он-то как раз цел, сверху на тебя не каплет. Как у нас.

Из туалета показался сантехник.

– Да ты хоть воду повычерпывай, чего стоишь. Вода же на нас течет твоя, – вступила в разговор сгорбленная старушка в малиновом капюшоне.

Ярко накрашенные губы Антонины Алексеевны открылись было, чтобы ответить, но лишь молча схватили воздух. Изящный носик побледнел, на нем отчетливо зарыжели веснушки. Она стала медленно оседать на пол, прямо в воду.

– Черт возьми! Да ей плохо! Вызовите скорую, скорей!

Сантехник молча направился к выходу.

– А ты-то куда? – схватила его за рукав та, что кричала громче всех. – Куда идет мой караван, один овец и два баран, – она продемонстрировала недюжинные актерские данные, нараспев изобразив южные акценты.

– Мне тут одному не справиться.

– Так позвони! Вызови помощь. Никуда ты не пойдешь! И не мечтай! Мы что, без воды теперь сидеть будем? Воду отключил, думаешь, все сделал?

– Ну мне и вентиль нужен.

– Никуда не пойдешь. Вызови себе вентиль. Скажи, что тебе нужно, пусть тебе принесут.

– Женщины, я все сделаю, вы так не волнуйтесь, – его южный акцент только усиливал раздражение пострадавших соседей.

– Женщина у тебя в сакле, а тут мы с тебя три шкуры сдерем, если немедленно все не сделаешь.

– Ну хорошо, хорошо, – пробасил он, – не надо шуметь так. Позвонить дайте диспетчеру. Пусть ко мне пришлет краны и гнезда. Только скажите ей, что вы меня не выпускаете.

– Да все мы ей уже сказали, не волнуйся.

Подхватив хозяйку, сантехник пытался вытащить ее из затопленной квартиры.

– Да просто – что мне тут делать-то? Тут труба… все равно, пока не принесут, – делать мне тут нечего.

Двое в синих скоропомщных комбинезонах вышли из открывшегося лифта. Увесистый ящик с лекарствами заставил женщин разочарованно охнуть.

Продавщица наклонилась над кругом сыра. Она не спеша разрезала его на четыре куска. Старушка, стоящая впереди Насти засуетилась.

– Вот, вот. Мне вот весь этот кусок.

– Это килограмм, – с сомнением посмотрели на нее продавщица.

– Да мне грамм триста. Ну положите на весы, может я все заберу.

Электронное табло замельтешило новыми цифрами.

– Ну вот, я же говорила, килограмм.

– Ну ладно, отрежьте мне грамм сто, двести.

Ножик вонзился в аппетитную мякоть сыра, отрезая от нее тонкую полоску. Старушка вздохнула.

Игорек капризничал. Он не хотел сидеть в коляске, не хотел смирно ждать, пока мать купит молока и сметаны. Рыночный двортерьер, рыжий и лохматый, привлек его внимание. Пытаясь вырваться из плена ремней, малыш раскачивал свое место для прогулок, и, казалось, вот-вот упадет на землю вместе с удерживающим его сидением. Псина с любопытством смотрел на рвущееся к нему существо. Он подошел к коляске, и только это удержало Игоря на сидении. Мокрый нос ткнулся в теплые пальцы, обнюхав и лизнув их на всякий случай.

– Мама, мама, – завопил вдруг мальчик, отвлекая Настю от мрачных размышлений.

– Брысь, – она подхватила малыша на руки.

– Вы стоите, или нет? – сзади подошел мужчина.

– А вам-то что? – огрызнулась молодая мамочка.

– Ну как что, вы будете покупать?

– Да пошел ты, – вдруг выругалась Настя. – Детей делать – вы быстрые, а как сидеть с ними, так женщины должны. Не видишь, урод, у меня малыш капризничает? Иль у самого курица дома сидит?

– Не хотите сидеть с ребенком, – не сидите. А то рожаете только для того, чтоб штаны рядом удержать, а потом не знаете куда деть.

– Много ты понимаешь! Что ты можешь понимать? Просиди на месте с малышом год, а тогда поговорим.

– Девушка, мне…

– Вам только все… вот именно, девушка, все мне….

Игорь уже плакал. Настя кричала.

– Так, ну ладно… Одно вам могу посоветовать, мадам, – мужчина уже отвернулся от прилавка и сыра. – В следующий раз рожайте по любви.

– А я по любви и родила! – крикнула ему Настя вслед.

И тут зазвонил ее мобильник. Белый связной лежал у нее во внутреннем кармане крутки и для того, чтобы достать его, ей нужно было отпустить сына на землю. Она резко поставила его и лихорадочно дернула пуговицу. Та полетела на мокрый асфальт и привлекла внимание рыжего пса, лениво подошедшего ее понюхать. Выхватив мобильник из кармана, Настя даже не посмотрела на номер звонившего.

– Митя, – крикнула она в трубку. – А… это вы, Антонина Алексеевна. Да, нет, просто ждала его звонка, он сказал, да он только что звонил и обещал перезвонить.

– А почему его мобильник не отвечает? – послышался на том конце недовольный строгий голос свекрови.

– Да у него, видимо, зарядка кончилась.

– Настя, девочка, скажи ему, пусть заедет домой и заберет вещи, мы там с Василием Павловичем – свекровь всегда называла своего мужа, разговаривая о нем с Настей, по имени-отчеству – Игорьку купили. Пусть немедленно приедет. Позвони ему, скажи. У нас дома труба прорвалась, там сантехник работает, я ему ключи оставила. Пусть немедленно приедет и посидит там.

Настя пыталась отогнать бродячую собаку от сына. Малыш гладил ее по всклокоченной шерстке на спине, псина тыкался ему прямо в лицо.

– Да отойди же ты, не лезь.

– Что?

– Да собака к нам пристала.

– Что? – голос свекрови приобрел металлический окрас.

– Антонина Алексеевна, я не поняла, что там у вас?

– Да ничего, пусть приедет, заберет вещи, пакет, заодно дождется ухода сантехника.

– А вы?.. Вы куда?

Трубка замолчала, Настя все еще прижимала ее к уху.

Значит, Дмитрий не у родителей. Единственная надежда, что он поехал к мамочке за утешением, улетучивалась. Тогда где же он? Если у Сондры его нет, у родителей нет, куда он делся? Почему выключил телефон.

– Девушка, вы будете что-нибудь брать? – голос продавщицы вернул ее к месту и времени реала.

Рыночная дворняга с удовольствием облизывала лицо ее сына.

– Да уйди же ты отсюда, – она подхватила ребенка на руки. – Что вы тут зверинец развели? Может, они у вас бешеные? Как так можно разводить столько бездомных тварей!

– Ты чего тут кипятишься? – Настю кто-то взял сзади за локоть. Она резко обернулась, собираясь, видимо, так же ответить.

– Ты чего тут орешь? Как на рынке, – перед ней стоял Макс и широко улыбался. Круглые черные глаза казались спелыми маслинами.

– На, – она метнула сына ему на руки. – Подержи минутку. Девушка, мне молока и сметаны поскорее дайте, – Настя обернулась к Максу – Митька пропал. Его у матери нет, она только что звонила. Приехать там что-то, уж не знаю что. Барахло забрать, и чего-то затопило. А Митьки и нет, я не знаю где, – чувствовалось, что если ее не остановить, она так и будет объяснять сложившуюся ситуацию, которую сама никак не могла понять.

– Да погоди ты, не тарахти, молоко возьми.

Макс держал Игорька, в другой руке у него была авоська.

– А это тебе зачем?

– Послушай, хочешь, я съезжу к Митькиным родителям? Заберу там все, что надо, а про Митьку скажи, что он занят очень на работе. Чтобы не вмешивать уж их в ваши дела.

– Да, да, спасибо, – девушка взялась за ручку коляски. – А ты можешь прямо сейчас поехать? Но где же тогда Митька?

– Ты же сама говорила, что вам дачу дядька подарил.

– Думаешь?

– Уверен, потому и телефон не берет. Может, за лесом, или что.

Настя даже остановилась. Чувствовалось, что это даже не приходило ей в голову.

– Да, точно, конечно же, он на даче, как я сразу не подумала!

Похоже, что эта мысль принесла ей облегчение. Она заулыбалась.

– Может, мне к нему поехать?

– Ничего сказать не могу, но я бы не торопился на твоем месте.

– Почему?

– Дай ему подумать

– Да чего тут думать? У него сын! Три года мы с ним вместе, не расстаемся. Я люблю его больше в сто раз, чем эта…

– Да успокойся ты, подожди просто.

Они подошли к воротам рынка.

– Ты что сюда без машины дотопала? Как же ты домой с продуктами?

– Не болтай, куда же мне Игорька девать? Как, по-твоему, кормить его, себя и Митьку. Что ж я его одного дома запру?

– Да, ну ладно, я тебя довезу сейчас. Я на машине, – он махнул рукой на засигналившую белую хонду.

– Нет, не надо. Лучше езжай сразу к свекрови. Она там что—то про сантехника говорила. Знаешь адрес, да? Строгино.

Глаза Насти беспокойно блуждали по проходящим мимо людям. Она в каждом надеялась увидеть ищущего её Дмитрия.

– Ладно, я быстро. Приеду, тогда поговорим.

– Три на десять, три на десять, – около перехода орал торговец лимонами.

Настя остановилась рядом с ним и стала искать свой кошелек. Макс сделал движение к ней, но она замахала рукой.

– Езжай, быстрее приезжай, может, на дачу смотаемся. Только не говори, если Антонину Алексеевну встретишь, что Дмитрий пропал. Мы сами разберемся.

Макс кивнул головой и сел в машину.

У подъезда толпились, как в развороченном муравейнике, возникшие вдруг жильцы. Они громко разговаривали, размахивая руками и что-то указывая друг другу на верхних этажах. Следуя их жестам Макс поднял голову. Все балконы были увешаны мокрым бельем, из окон второго этажа, не имеющего в своем распоряжении этого внешнего приспособления, свисали, как флаги неизвестной страны, разноцветные одежды.

– Пришлось стоять с тряпками, караулить воду, пока он не закрутил. А так бы все погибло.

– Да что же это, не могут аварийку вовремя выслать. Разве так можно жить? И за что только мы квартплату платим, – услышал он обрывки возмущений, перед тем как дверь подъезда закрылась за ним.

Квартира была нараспашку. Вода выливалась на лестницу, растекаясь по площадке и струясь водопадом по ступенькам вниз.

– Да тут всемирный потоп. Антонина Алексеевна, что у вас происходит?

Никто не ответил. Макс вошел внутрь и прислушался. В ванне слышалось явственное шуршание. Он подошел и постучал.

– Господа, вы в курсе, что у вас дверь нараспашку?

Пол был мокрый, ковер выжимал воду, ботинок утопал в отжатых лужах.

– Ну и ну.

Оранжевый жилет сантехника показался в дверях.

– Что тут происходит, – повторил Макс свой вопрос, подождав немного и не наблюдая никакой реакции на свое появление.

– Хозяйка в больнице. А я тут уже заканчиваю. Можешь работу принимать, дорогой. На ключи.

Сантехник вытирал руки сероватой тряпкой. Его чемодан лежал в коридоре, он шел прямо на Макса с гаечным ключом и какими-то втулками. Макс попятился.

– Все, починил, сейчас воду включу и посмотрим, – продолжал бормотать себе под нос смуглый король санузлов. Он наклонился и аккуратно уложил в чемодан инструменты.

– Ну вы дверь не закрывайте, я сейчас вернусь. Он решительно протянул ключи от квартиры Максу и исчез за дверью.

Мда, тут требовалось осмотреться. А где эти вещи, о которых говорила Настя? Макс вошел в большую комнату. Созвездие маленьких круглых зеркал отражало противоположную стенку с книжными стеллажами. Тут ничего не было. Маленькая комната оказалась сухой. Дубовая дверь плотно подходила к плиточному коридорному полу, а толстый ковер лишь слегка подмок с этой стороны. Она с трудом открылась. Это была спальня. Поверх пушистого оделяла лежал полосатый мех. Черно-белые полоски напоминали зебру, но вряд ли это была натуральная африканская лошадка. Изящные шлепанцы, атласные и вышитые стразами, небрежно валялись у тумбочки. Трехсекционное зеркало отражало желающих от самого пола. Деревянная рама была инкрустирована бронзой и украшена восточной резьбой. Запах духов, особый запах, господствовавший в этой комнате, успокаивал и умиротворял, заставлял забыть о мокром погроме, царствовавшем рядом.

– Ой, валенки, валенки, ой да не подшиты, стареньки, – замурлыкал тихонечко Макс, перебивая текст свистом.

– Хозяин, – прервал его умиротворенный экстаз появившийся в дверях сантехник. Восточная тюбетейка, сменившая на голове кепку, ясно определяла его происхождение и ориентацию. – Хозяин, все, я ухожу. Принимай работу. Вода есть.

Он нагнулся за своим чемоданом. Ловкими движениями собрал все и быстро защелкнул его. Макс закрыл за ним дверь.

– Так, а что же мне тут нужно забирать-то? – он прошелся по комнатам.

Было чертовски приятно ходить по чужой квартире в отсутствии владельцев. Неловкость от сознания того, что настоящие хозяева уличат его в любую минуту появившись в двери, прошла вместе с уходим сантехника. Макс усмехнулся, представив себе, что сейчас откроется дверь и на него наставят дуло пистолета. Он прошел вглубь по коридору, в самую дальнюю комнату. Тут уже совсем не было воды, все было сухо. Видимо, все просочилось сквозь полы, как сквозь решето, больше залив нижних жильцов, чем виновников потопа. Кабинет, а это был именно он, выглядел ковчегом, специально созданным для спасения всего сущего и ценного. Макс присвистнул. Три компьютера, три плоских экрана стояли в ряд, вдоль стены, на специально оборудованных тумбах, соединенных металлическими конторскими, или офисными полками для бумаг и документов. На кожаном черном диване небрежно лежал раскрытый ноутбук. В полном порядке на полках стояли папки и скоросшиватели.

– Офис на дому, – снова присвистнул Макс.

Он уселся на диван и придвинул к себе ноут. Экран зажегся раскрытым документом.

– Деньги, деньги… дебит с кредитом. Ну да, они ж бухгалтерию у дядьки ведут. Похоже, что они прямо тут ее и ведут. Инет подключен, ничего себе…

Привычные пальцы уверенно и ловко забегали по клавиатуре. Он опять засвистел.

– Ага… тут даже пароля нет. Ну, лохи Лисовские. А если бы все эти соседи, или даже и сантехник…

На минуту он завис с поднятым пальцем в странной позе проигрывающего завсегдатая казино.

Компьютерщик жадно приник к экрану. Он открывал файлы, грузил и перезагружал машину. Проникновение в чужую систему так увлекло его, что он вздрогнул, когда услышал телефонный звонок.

– Да это же Настька, – определитель траурно светился знакомыми цифрами.

– Да, Насть, да тут потоп у них, я сантехника ждал. Уже еду, минутку. Послушай, а тут ключ мне сантехник отдал, куда мне его деть? Ага, ладно.

Макс быстро вернулся в спальню и взял с кресла пакет с детскими шмотками. Потом снова пошел в кабинет.

– Ну хоть попробую, – снова сел он на диван. И уже решительно, без пауз и раздумий, забарабанил по клавиатуре.