Текст книги "Узлы на простыне. Детектив"

Глава 11

Александр вел машину спокойно, не делая рывков и не дергая руль. Уверенность сквозила во всем, в том, как лежали руки, как четко работал он с переключателем скоростей, как берег сцепление.

Я сидела рядом, оперевшись на бронзовую рукоятку ставшей любимой трости. За окном мелькали голые деревья и кустарники. Черная земля, лишившись травы, не нашла себе новой одежды, или прикрытия, и, для привычного к снегу москвича, все казалось нелепой и дешевой декорацией дурацкого театра, где забыли либо посыпать все белым снегом, либо просто воткнули засохшие ветки в весеннюю землю.

– Слышь, а как так получилось, что у нас тут вторая Палестина организовалась?

– А это идея – Москва – третий Рим. Ты знаешь, все хорошие идеи приходят тогда, когда в них особенно нуждаются. Именно тогда к России присоединилась Украина, – разговаривать было лень, хотелось молча смотреть в окно, жадно впитывать то, что… А что собственно… для меня все это не отсутствовало три года. Это я для всего этого отсутствовала. И то, что для меня было только вчера, для них всех, кто знал меня и жил рядом со мной, прошло три года назад. Я замолчала, не зная, что сказать. Да и зачем боксеру эти знания…

– Ты как отморозок, хоть с трудом, но что-то помнишь.

– Я и есть отмороженный. Ну как, Никон, это наш философ на троне. Ну…, – замялась я. – Не на троне, а рядом и недолго. Тогда была тенденция к тому, чтобы духовная власть была рядом со светской.

– А светская что? Бездуховная что ль?

– Как сказать. Сам все понимаешь, Шур, чего спрашиваешь. Власть, как ни крути, портит человека. Люди начинают хапать. Забывая о том, зачем они тут. Убивают одних, приходят другие, и все начинается сначала. А бояре, так и вообще, все под себя гребли. Люди, они есть люди, не о благе государственном пеклись, а о собственных владениях. Романовы, вот, к примеру, – до избрания еще выродились. Женились на своих родственниках, чтоб земель не делить. И у них уже тогда была наследственная болезнь ног.

– А Никон?

– Одно время Никон имел даже большую власть, чем царь. И вообще, ты знаешь, он носил двадцатикилограммовые вериги. Чтобы бороться с плотью.

– Ты считаешь, это правильно?

– Ну что считать – не считать. Сам посуди. Кто-то должен осуществлять исполнительную власть, а кто-то думать. Философ рядом с правителем, – это старая идея, она не от Никона пошла. Умный думает, страдает, анализирует, а другой – управляет, осуществляет механизм управления. И, что тоже важно, исчезает чувство собственной значимости.

– А это тут при чем?

– Значимость убивает сомнения, способность к размышлению. А хапать, – это же просто. Просто воруй и все.

– А у нас сейчас кто думает?

Я рассмеялась.

– Откуда ж я знаю. Кто-то наверняка все-таки думает, раз мы все еще живы, и не погрязли в хаосе, и не превратились в стадо агрессивных, одичавших человекообразных. Ты, главное, следи, чтобы ехать по карте. Вот, смотри. Уже скоро Истра.

– Ну да, я и еду к Истре.

– Да нам не город нужен. Нам нужно ехать вдоль реки. Смотри сам, тут крест стоит прямо на берегу реки. Вот, разворачивайся.

– Да что такое—то?

– Это, ну вот, ты проехал.

– Да ничего, я сейчас развернусь и на съезд пойдем.

– Давай, поворачивай. Это перед Истрой последний съезд на берег речки был. Нам нужно по берегу ехать. Ну, или идти.

Александр крутанул руль, и мы оказались на встречной полосе так внезапно, что чуть не столкнулись с КамАЗом, полным песка.

– Ну, может, повезет, и идти не придется.

Вот и проскоченный поворот. Медленно мы двинулись вниз, к реке.

Карта молчала. Тут были только современные названия деревушек и обозначения дорог.

– Оооо, смотри! Тебе это ничего не напоминает?

Я ткнула концом своей палки так, что чуть не разбила лобовое стекло.

– Смотри же.

– Да что?

– Да вот же указатель, налево смотри.

– Крест!

– Да, крест. Поворачивай, поворачивай, куда же ты едешь, там река дальше.

Поток машин увлек его уже дальше разворота.

– Так мы никогда не доедем, если каждый поворот будем дважды проезжать.

Наконец, мы оказались на пустынной дороге, узкой и разбитой. С двух сторон подступал лес.

– Ничего себе. А речка-то где?

– Да вон она.

Справа поблескивала серым жидким зеркалом речка. Пологий берег чуть зеленел и рыжел выцветшей травой и сушняком.

Впереди, на холме показалась деревня. Над ней возвышался купол церкви.

– Ты думаешь, что это церковь?

– Крест, может быть, – протянула я с сомнением и посмотрела через плечо водителя. – Да ты посмотри!

В некотором отдалении от этой дороги, в прозрачном лесочке, или даже кустарнике пестрели оградки и кресты.

– Это же кладбище!

Александр резко повернул руль, и в этот раз – как раз вовремя. Мы съехали на песчаную грунтовую дорогу, ведущую к самым могилам. У самого кладбища, у края леса и начала могильных оградок стоял черный феррари.

Машина затряслась на колдобинах неровной и забытой временем дороги.

– Почему ты так уверенно свернул? Может, стоит сначала к церкви?

– Я услышал железо в твоем голосе, – Александр улыбался. Он резко затормозил, и машина чуть не врезалась в итальянского красавца.

– Ну вот, даже тут места мало, – рассмеялся он.

Я открыла дверцу, боксер был уже рядом. Он нагнулся, и я не заметила, как оказалась на мягкой земле.

– А что, у тебя тут есть кто-то?

– Ты знаешь, я понятия не имею. Но вроде бы. Мои предки были отсюда.

– С кладбища?

Александр снова рассмеялся. Он все еще держал меня за руку и с сомнением смотрел на мокрую грязь. Похоже, что к поездке он относился легко, без всякого ажиотажа и нетерпения срубить клад по-быстрому. Это было приятно. Ощущение, что все затеяно исключительно, чтобы развлечь и отвлечь меня, рождало теплое спокойствие.

– Две недели был снег, а теперь вот просто грязь.

– Я не знаю, – улыбнулась я.

– Да, ты у нас как новорожденная. Пошли. Сможешь идти? Иль взять тебя на руки?

– А зачем тогда пришли? Погоди, а что искать?

– Значит так. Поищем могилы моих предков, для начала. Они все из Лужков, деревня тут рядом, за холмом. Прабабка, черт, я все время путаю, кто из них кто, но они были из Истринского района, погоди… И фамилия.

– Значит ищем что? Могилу с твоей фамилией?

– Типун тебе. Прабабка была Суханова, а дед был – Балакирев.

– Значит, мы ищем старую могилу с этими фамилиями?

– Да.

Кладбище было небольшое. Я шла между могил, переступая через корни деревьев. Иногда ограды вплотную примыкали друг к другу, и пройти было невозможно. Тогда приходилось возвращаться и искать другой проход. Я высматривала даты, даты смерти и даты рождения. Могилы были и современные, и старые. Но не раньше 19 века. Конца.

Внезапно мое внимание привлекло движение. Девушка в синей куртке и красной шапочке усердно размахивала руками, ее голова то возникала над оградой, то опускалась в невидимую зону.

Что она там делает. Я подошла поближе.

Лопата быстро мелькала в воздухе, то выбрасывая землю, то с хрустом вонзаясь в песчаную почву. Верхний слой дерна на старой могиле был снят, и она стояла уже по щиколотку в земле.

– Ариадна! – невольно воскликнула я, когда она, услышав мои шаги, обернулась.

– Ну, я Ариадна, ненавижу, когда меня так называют. А ты кто?

– Ты что самозакапываешься? – громкий смех был, наверное, не очень уместен в этом печальном месте.

Ариадна была из другой жизни, в которой я существовала уже без Дмитрия. Несколько дней в одной палате она не замолкала ни на минуту. Правда, разговаривали они с «хирургом», а со мной – чисто символически, не всегда дожидаясь от меня реакции и ответа, но у меня было такое чувство, что я знаю эту девушку давно. Именно она своей непрестанной болтовней вытащила меня из темноты и заставила говорить, ходить, двигаться и реагировать на все одновременно, сразу, не дожидаясь разрешения врачей. Я не ответила на ее вопрос, не поверив, что она не узнает меня.

– Я вас точно знаю? – она снова стала копать.

– Днуха, – я назвала ее так, как называл «хирург». – Это же я, коматозница. Которую ты оживила.

– Ааа, спящая царевна, а что на кладбище потянуло? Думаешь, много упустила? Решила приблизить такую возможность? Условия проверяешь? – она продолжала активно копать.

– Да ну тебя.

– Я ищу своих – прабабку. Или прадедку, – Александр подошел тихо и встал рядом со мной. Я почувствовала его руки у себя на бедрах.

– Ариадна, а ты вроде из Италии, а выходит, вы из одной деревни, – Дна вызывала у меня желание шутить.

– Да, с одного кладбища, – она и не подумала отвлечься, или остановится.

– Да погоди ты, что ты делаешь? – бешеная активность итальянки начинала раздражать.

– Не отвлекай, я хочу череп. Моей прабабки.

– Зачем тебе? Свой, небось, будет не сегодня-завтра, – мрачно рассмеялся боксер.

– Одного мне мало, – буркнула себе под нос девушка.

– Лопату с собой что ль привезла?

– Нет, тут как на горном курорте, на прокат выдают, как лыжи, – она остановилась и с сомнением посмотрела на боксера.

– Ладно, девочки, я загляну в церковь, а вы тут погуляйте. Ходить тут бесполезно, нужно либо точно знать, либо план кладбища попросить.

– Ты думаешь, у них есть? Это самопальное кладбище.

– Самопальных кладбищ с таким стажем не бывает. Кладбища при церквях делали, чтобы было кому отпеть, кому следить за всем этим хозяйством, – я села рядом с ямой Ариадны на низенькую скамеечку.

Александр быстро шагал в направлении деревни.

– А тебя не рано выпустили? – лопата снова замелькала, отбрасывая землю подальше от образовавшейся ямы.

– Я сама ушла, не дожидаясь выписки. Мне «хирург» помог. А что мне было там сидеть-то? Выпустили, скажешь тоже, не психушка.

– После длительной комы у тебя же обезвоживание. Ты должна полгода в себя приходить.

– Ну а почему ты думаешь, что я в больнице приду?

– В смысле?

– Что в больнице в себя, а дома —потеряюсь… Может, я еще где смогу себя найти.

– Да, ладно, скажи честно, небось за любовью бежала… Небось за этим вот, этим вот, – она запыхалась и остановилась, воткнув лопату в землю. – За этим вот богатырем выскочила. Соскучилась?

– Нет, – я опустила глаза. – говорить о Дмитрии не хотелось. Мысль о нем всегда была тут, рядом, она никуда не уходила и не отступала, я даже не старалась о нем не думать, просто все мои усилия были уже теперь направлены на то, чтобы думать о чем-нибудь еще, кроме, помимо него.

– Женился? – догадалась Дна. – Ладно, не буду. Это логично. Раз никто к тебе не приходил, значит милый женился. Переживаешь, небось?

Я промолчала. Сидеть было холодно, я встала и потихонечку пошла вглубь леса.

– Далеко ты?

– Посмотрю в глубине, может, тут как раз древние могилы. Наверняка по краю более современные. Вон, смотри, тут и цветы свежие…

– А вы-то что ищете?

– Александр план нашел. Бумага старая. Вот, решили найти, что это такое.

– Клад что ль думаете тут, в подмосковной деревне? Золото – брильянты?

– А что? Ну хоть какое-то развлечение. Покататься опять же.

– Да ничего тут кроме трупов нет.

– Послушай, неужели ты думаешь выкопать череп?

– А что такого?

– Дна, так ведь могилы же. Они глубокие. Я точно не помню, но метра три точно есть, а может и четыре.

– Что, правда что ль?

– Ну, да, а ты не знала? К тому же, череп ведь ты не целый откопаешь, одни кусочки, и неизвестно, возможно ли будет его склеить.

Уже не оглядываясь на итальянку, я шла глубже и глубже в кустарник. Кладбище, вместе с лесом поднималось на возвышенность, на холм. Земля была рыхлая и мягкая, шаги глушились, ноги проваливались, черпая кроссовками землю и почерневшие листья. Разговаривать уже было бессмысленно, приходилось напрягать голос, звуки которого терялись тут, среди могил и деревьев. Белый камень привлек мое внимание. Славянская вязь и каменный узор определенно делали его надгробием, а не случайным булыжником. Я присела и провела по поверхности рукой, старясь очистить его от грязи и полуистлевших листьев

– Купец, – прочитала я. – А это что?

Два небольших бугорка расположились рядом, один за другим. Тут не было ни оград, ни камней, ничего, что говорило бы о том, что это захоронение. Ничего, кроме формы, самой формы могилы, полуразмытых очертаний гроба, или холма. Я встала прямо на один из холмов. Земля тут была твердая, она не проваливалась под ногами.

Треск веток заставил меня оглянуться. Страх ущипнул меня за внутренности. Вдруг показалось, что кто-то наблюдает за мной. Новый хруст и шуршание послышались совсем рядом. Я подняла свою палку и вязла ее за деревянный конец. Все замерло. Ни одного звука не было больше слышно.

– Уф, – подумала я, – это все место. Кладбище – это всегда жуткие ощущения.

Я перевела дыхание и как можно быстрее стала пробираться сквозь кустарник к более свежим, если можно так сказать, могилам, туда, где выкапывала свою прабабку Дна.

И тут я услышала более определенные звуки. Это было не шуршание, не шорох, не скрип и треск веток, не мягкое шлепанье земли, как будто мертвецы решили выйти из душных могил, начитавшись Гоголя, чтобы подышать свежим деревенским воздухом. Это был вполне реальный, вполне определенный крик конкретной Ариадны. Итальянка вскрикнула, и явственно различимый противный металлический скрежет оглушил кладбищенскую тишину, как грохот церковного колокола. Я, как могла, ускорила шаги, чуть подволакивая ногу, я почти бежала. Дна была рядом. Я увидела ее, все так же находящуюся в полуразрытой могиле своих предков. Она стояла, полуобернувшись в мою сторону. Лопату толстушка держала наперевес, прикрываясь металлической частью как щитом. Перед ней, в этой же могиле, странно приседая, размахивал руками невысокий мужчина в сером плаще.

– С ума сошел, – выкрикнула Дна после нового выпада серого плаща в ее сторону.

В его руке был охотничий ножик. Дна прикрылась лопатой, но в этот раз она не спасла ее. Соскользнув с металла, нож полоснул ее по руке выше локтя. Девушка ойкнула, но лопату не выпустила. Рука дрогнула. Мужчина не обращал внимания ни на что, казалось, он полностью погрузился в борьбу, похоже, он все готов был сейчас сделать для достижения цели – вонзить ножик в тело Ариадны. Он даже не обернулся на звуки моего приближения. Он должен был сейчас и здесь зарезать Ариадну. Я сделала последний шаг и подняла свою трость. Со всей силой, на которую был способен мой посткоматозный организм, я обрушила бронзовую рукоятку трости на голову полоумного бандита. Действие замедлилось, как будто в ход был пущен кинематографический прием. Голова нападавшего обвисла, но не сразу. Сначала он стал поворачиваться в мою сторону, но как-то ватно, не по-настоящему, как будто пружина, которой обладатель серого плаща был заведен, вдруг потеряла свою упругость, – соскочили нарезки, – и теперь она не крутит механизм, а лишь следует за движением детских слабых рук, пытающихся добиться обычной игры от любимой игрушки, давая ей слабые толчки. Я увидела его глаза в глубоких провалах под бровями, грязные щеки, тонкие губы, толстый нос, убого свисающий над короткой верхней губой. Приоткрывшийся рот позволял разглядеть даже зубы. Желтые, то ли от никотина, то ли от кофе, почему-то промелькнуло у меня в голове. Я мысленно плюнула. Да он просто экономит на зубной пасте. Отбеливающей. Его ножик и его рука, машущая им, тоже как-то нереально стали разворачиваться и менять направление движений. Потом голова его странно качнулась в сторону, дернулась, и он, тоже медленно, стал оседать на землю.

Вот тут я не поняла. Человек не может так медленно падать. То ли я стала терять сознание, то ли Ариадна, ухватившая его ножик и руку, удерживала его на весу, но оседал он бесконечно, и мое ожидание дальнейшего его выпада, казалось, длилось целую жизнь.

Тяжелый топот вернул меня в действительность и в обычную временную скорость. К нам бежал Александр. В руках у него был деревянный надгробный крест. На металлической табличке было написано: Жматова Валентина Петровна.

Ножик был уже у Ариадны. Ее синяя куртка была разрезана на рукаве. Кровь текла вниз, ничем не опровергая законы притяжения.

– А это ты зачем несешь? – Дна, как ни в чем не бывало, обратилась к боксеру. – Бугай такой, мертвых на помощь волокешь! Да еще и женщину, – присмотрелась она к надписи.

– Я думал тут банда, – боксер откинул крест в сторону.

– Покажи, что у тебя, – он потянул итальянку за рукав куртки.

– Обалдел что ль? Больно же.

– Быстро в машину, в Истру, там все перевяжем.

– А этого куда?

– Ну не закапывать же его.

Он поднял мужика на руки и понес к дороге. Мы засеменили рядом.

– А ты молодец, я думала, что ты совсем дохлик.

Дна полулежала сзади на сиденье. Куртка была накинута у нее на одно плечо.

– Больно?

– Ну а ты что думаешь? Конечно, больно.

Мы выезжали из Истры, последние дома мелькали за окнами. Темнота наступала с востока, западная линия горизонта сопротивлялась этому изо всех сил. Желтые и красные цвета боролись с синевой и щеголяли успешностью, так и не одерживая победы.

– А менты-то. Хоть объявление бы поставили на кладбище, – так мол и так, тут ходит и убивает маньяк! А то, без предупреждения! Третье убийство, а они кладбище без охраны оставили, – наш мускулистый водитель пытался закурить.

Мы дружно рассмеялись. Дна подняла было руку, сделав движение похлопывания по плечу, но тут же застонала.

– Сиди уж. Не шевелись. Недели две теперь будешь руку свою заживлять.

– Еще неизвестно, как они там зашили. Надо будет «хирургу» показаться, – снова хихикнула Дна. – Хорошо, что толстая, до кости не достал.

Ее темный феррари плелся в хвосте машины боксера.

– Ты куда? Поворачивай.

– Ты чего? – Александр удивился.

– Чего? Ты что думаешь, я оставлю развороченную могилу что ль? Что б ко мне сегодня бабка во сне пришла?

– Слышь, да ты чокнулась. На фига тебе этот череп?

– Да не, я закопать там все хочу.

– Не страшно?

– Вряд ли там два маньяка ходили, – веселье просто перло из раненой Дны.

Кладбище встретило нас темнотой. Достав огромный фонарь и включив фары своей машины и феррари, мы снова углубились в толпу могильников.

– Ты бы уж в машине посидела. Я все закопаю, – на ходу, не оборачиваясь, сказал наш силач.

– Нет, нет, я раскопала, я и посмотрю, чтоб все было нормально. Лопату-то возьми. Контроль – превыше всего.

– Лопата-то какая легкая. Странно.

– Ничего странного. Это титановая лопата.

– Имиджевая что ль? —я вспомнила титановые мобильники, цена которых была в два раза больше обычных. – Из Италии что ль привезла?

– Сондра, откуда ты свалилась? Тут купила, в садоводческом магазине!

Протянув мне фонарь, Александр быстро заработал лопатой. Три минуты, и все стало как было, ровная поверхность земли полностью стерла воспоминание о полдневном мучении внучки в попытках достать череп своей прошлой жизни.

– Все, пойдемте отсюда.

– А вы-то нашли, что копать будете? – Дна проявляла стойкий интерес к этому месту и явно не собиралась так просто покинуть поле боя без всяких трофеев. – Вот странно, почему люди так любят на кладбище ходить? Решайте сейчас все, чтобы не таскаться сюда лишний раз. Завтра тут менты будут, со следственными экспериментами. Помяните мое слово, они любят елозить по местам преступлений.

– А рука твоя?

– А что рука? Она и в машине рука, и тут рука. От того еду я, или тут сижу – сумма быстрее не зарастает. Сяду на пенек, съем пирожок. Разве вы не знаете, что могилы обладают примитивной энергией, втягивающей и засасывающей нашу высшую энергетику.

– Если долго вглядываешься в пропасть – пропасть начинает вглядываться в тебя, – вспомнила я чьи-то слова.

– Сказано красиво, но мы сейчас все равно не найдем могилу. Служка в церкви сказал, что могила в лесу, монашеская могила, просто холмик, без камня и памятника, – боксер вопросительно посмотрел на меня.

– Так я нашла ее днем, – мой шаг вглубь леса стал сигналом для всех.

Я направила луч мощного Сашиного фонаря в том направлении, откуда я сегодня бежала на скрежет скрещенных металлов.

– Вот видишь. Вот она.

Молча, как будто он сюда именно для того и шел, боксер начал копать. Дна присвистнула.

– Ну ничего себе! Заразился могилокопательством!

Она оглянулась, ища, куда бы прислониться.

– Копай, копай, а то зря что ль сюда приехал!

Я направила свет прямо под ноги и под лопату, ловко и быстро отбрасывающую землю в сторону. Александр снял куртку и швырнул ее на кусты – она повисла на ветках.

– Да ты положи фонарь, а то устанешь.

Темнота надвинулась на нас, накрыв с головой. Только ноги и лопата ярко высвечивались, как фрагмент мозаики, облитой со всех сторон черной смолой.

Мобильник засветился голубым светом в руках итальянки.

– Сейчас я «хирурга» позову на этот пир во время чумы. Алле, алле, – заорала она в трубку. – Петя, мальчик, «хирург», давай ко мне. Что? Ты на дежурстве? Ну ладно, может заскочим, хотя нет. Давай, отпросись. И прямо ко мне. Нет, мы тебя заберем. Хорошо.

– Ловко ты, – обратилась она уже к Александру, орудующему копающим инструментом так, как будто бы был профессиональным могильщиком. – И где ты раньше был! – вздохнула она и сунула телефон в карман.

Я стояла в стороне, прислонившись к какому-то дереву. Оно было лысо или голо, или и то и другое вместе. Во всяком случае, что это за дерево определить было уже невозможно. Опиралась я на свою палку, с которой решила больше никогда не расставаться.

Глухой стук заставил нас всех вздрогнуть. Лопата наткнулась на что-то твердое.

– Это что? Крышка гроба уже? – Дна подошла к выкопанной яме. – А ты говорила – пять метров, или четыре… – оглянулась она ко мне.

Боксер стал методично выстукивать поверхность, скрытую еще землей, стараясь определить границы предмета. В какой-то момент лопата провалилась и проникла под эту твердость.

– Да нет, не похоже, – ответил он с запозданием. – Либо я его открываю.

Я тоже приблизилась к кругу света. Александр подцепил лопатой какой-то предмет и пытался вытащить его из земли.

– Только осторожно. Не стучи по нему, – мне вспомнилась археологическая практика на втором курсе. Давай сюда.

Я спустилась в яму и подхватила за край то, что Саша приподнимал лопатой.

– Ого, тяжелое.

– Ты там поосторожнее,

– Ничего, ей полезно, типа физические упражнения, – Дна села прямо на землю, подстелив сброшенную Александром крутку. – Надеюсь, вы нашли стоящую вещь, и вам хватит на новую куртку.

Мы молчали. Земля, даже мокрая, не могла скрыть сияния металла. Это было золото. Боксер перехватил у меня тяжесть и поднес предмет прямо под лампу.

– Что-то блестящее, ребята, а вы не боитесь проклятия кладов? А то, может, черную кошку притащить для начала?

– Зачем?

– Ты историк, а элементарного не знаешь! Найдя клад, нужно стукнуть черную кошку по голове и прокричать – и рассыпься проклятие на 40 голов!

– Какое проклятие?

– Как какое – я даже текст знаю – клад, клад не дайся никому, только сыну моему!

– Это ты про фараона что ль?

Александр молчал, он сосредоточенно вытирал плиту откуда-то взятой тряпкой.

– Каких ещё фараонов, совсем нет. Знаешь, было такое – проклятие Тамерлана? Могила, вскрытая 19 июня 41 года. Проклятие Алтайской принцессы с европейским лицом. Кыдым. А потом там землетрясение было.

– Ладно, пошли, не оставлять же эту штуку здесь, – боксер вынырнул из могилы с плитой в руках.

– А штука небольшая, – присвистнула итальянка. – Где-то 60 на 70 см. Это что, зеркало?

Вопрос прозвучал вполне уместно. То, что мы вытащили из земли бликовало в лучах фонаря и отражало свет как, пусть немного грязная и замусоленная, но вполне зеркальная поверхность.

– Вы что. Правда золото нашли?

– А фик его знает, пошли в машину, там разберемся.

– Может, там еще что-нибудь есть? А? А ты все остальное ментам оставишь?

Землекоп взял лопату и снова простучал и протыкал всю землю в образовавшейся яме.

– Да, вроде, нет ничего больше.

– А может, глубже?

– Да ладно, я сейчас забросаю землей, рассмотрим то, что нашли.

– Да чего ждать, мы теперь посмотрим.

Дна наклонилась над плитой.

– Тут что-то есть, но что это. Посвети-ка мне, Сонь, я ничего разобрать не могу. Все бликует.

Изображения, или надписи разобрать было трудно. Я ковырнула металл. Он, как ни странно, легко поддался под моим пальцем, и образовалась дырка. Сквозь отверстие был виден камень.

– Слышь. Это камень, а золото только сверху, как фольга оберточная. Ну и конфетку вы нашли. Хоть разобрать сможете, что тут.

– По-моему, это икона.

– А по-моему, это князь какой-то, – смотри.

Ариадна показала на шапку и другую атрибутику.

– Ты видишь, это князь.

– Да, это Владимир, но это икона Владимира святого. А тут что?

Я перевернула плиту. Тут была карта.

– Что, опять Палестина, – наследник могилы склонился рядом с нами.

– Да, но, нет, не знаю. По-моему, это план постройки. Крепость, стены, здание.

– Погоди-ка, тут что-то написано, – я направила луч фонаря на обратную сторону плиты, там, где был план постройки.

– Может, развернем конфетку? Может, там, на камне понятнее?

– Погоди, погоди. Это латынь.

Золото повторяло выдолбленные на камне буквы.

«Hic haeret aqua».

– Здесь вода останавливается, – перевела итальянка.

– Ну да, вот теперь все понятно, – рассмеялся боксер, взял плиту и пошел к машинам.

Петр ждал нас на повороте, у «Калейдоскопа». Он стоял, ежась и потирая руки.

– Что это у вас феррари прицепом едет? Обалдели что ль?

Он забрался к Дне на заднее сидение.

– А что думаешь, водить такую машину – легко? – Александр даже не обернулся.

– Да я бы за руль такой машины без прав бы залез! Слышь, боксер, что будет, если водить без прав?

– Права уж точно отобрать не смогут, – рассмеялась итальянка и чмокнула медбрата в щеку.

– Вы что же, на кладбище встретились?

– Угу.

– Прям все, не сговариваясь, встретились на одном кладбище? – удивление выливалось из «хирурга», как белок из разбитого яйца.

– Удивляешься?

– Да не, я всегда говорил, что все там будем, просто не предполагал, что…

– Так скоро? – перебил его боксер.

– А ты, вообще, молодец. Я тебе одного инвалида оставил, а ты двух теперь везешь.

– Живы же, чего говорить.

– И это только начало… – продолжил «хирург». – Хоть раненых не бросил…

Ариадна наклонилась к уху водителя.

– Вот здесь поверни, и вот тут, – командовала она. – Вот здесь развернись и перед этим вот подъездом.

– Слушайте, а разве можно буксировать машину без водителя? – Петр помог Дне выбраться, при этом он дотронулся до раны, и она громко вскрикнула.

– Нельзя приводить льва в театр, – рассмеялся наш шофер.

Мы медленно поплелись в подъезд.

– Я отлично дойду. Возьми плиту.

– Вы что, на кладбище ездили плиты воровать? Череп и плиты, ну вы даете.

Петр все никак не мог успокоиться. Он почти кричал, смеялся, и глаза его сверкали.

– Голубчик, ты что наглотался там чего?

Уже в подъезде боксер догнал нас со свертком в руках. Грязная ткань, о которую он наверное, обычно, вытирал руки, ничем не выдавала драгоценного содержания.

– Допингуешь что ль? – не отставала от хирурга девушка. – Ой, – вдруг остановилась она перед дверью квартиры. – У меня ключей нет.

– Опять, – медбрат сверкнул глазами. Зрачки его и правда были расширены. – Девушки, вроде диагноз у вас разный был, а с головой плохо одинаково. А может, у вас головы клонированные, – он захохотал и уселся на ступеньку.

– Дурак ты, Петька, я ключи в машине забыла. И от машины тоже. В зажигании.

Вся компания медленно стала спускаться к выходу.

– А что, это что значит, мы сейчас машину будем взламывать?

Ответить итальянка не успела. Мы вышли как раз вовремя, чтобы стать зрителями не так уж часто случающегося зрелища.

Хотя, наверное, я говорю цинично, но последние дни способствовали развитию этого качества.

Дна остановилась прямо на выходе из подъезда. Я выглянула из-за ее плеча, не понимая, что происходит. На всякий случай я обняла ее за плечи, думая, что ей стало плохо от потери крови, или от боли. Я протиснулась вперед и заглянула в ее глаза. Они были расширены и смотрели в одну точку. Постепенно они приобрели злобное выражение… Даже не злобное… Ненависть вспыхнула в них. Я обернулась, чтобы увидеть, что вызвало такую волну эмоций.

Черный феррари ензо был распахнут. Дверцы были открыты, и туда со смехом втискивались четверо подростков. Самый высокий, в сером капюшоне, наброшенном поверх черной куртки, уже сидел за рулем. Они не видели нас в провале темного подъезда. Темный, черный вечер поздней осени создавал иллюзию вседозволенности и невидимости преступлений.

– Да что же ты молчишь! – вскрикнула я, но Дна схватила меня за руку.

Я ничего не понимала, но, судя по коварству и злобе в глазах девушки, она знала, что делала. Спустя несколько секунд это поняла и я.

Дверцы захлопнулись одна за другой, движения сопровождались смехом и бренчанием гитарных струн.

– Хэй, куда же вы! – вопль «хирурга», который тоже выбрался из подъезда, стал катализатором того, что случилось дальше.

Машина резко рванула с места. И тут же превратилась в ракету, если это был не полет, то и не езда. На бешеной скорости, на повороте со двора на дорогу она влетела в фонарный столб, подпрыгнула, перевернулась и раскололась, как матрешка, на две половины. Через пять секунд все полыхало. Выкарабкавшиеся двое – факелами катались по земле, пытаясь сбить пламя. Их крики, и крики тех, кто горел в машине, пытаясь вырваться из железной ловушки, вызвали у итальянки истеричный смех. Дна колыхалась, ее грудь вздрагивала, она издавала приглушенные хрюкающие звуки, как будто самый невероятный клоун проделал перед ней свой коронный номер.

– Ну все, пошли, ребята, будем дверь взламывать, – она развернулась и исчезла в темном провале старого подъезда.

– Опять? – только и оставалось произнести «хирургу».