Текст книги "Главная роль"

* * * *

За кулисами маленького театра комедии в Руане в этот вечер было очень оживленно. За пару часов до премьеры спектакля в театре появился Генрих Дюпен – владелец заведения, и все актеры сейчас толпились вокруг него. Было шумно и весело. Кто-то пытался репетировать сцену, но периодически врывался в разговор.

– Мне хотелось взглянуть, вот и все, – Генрих сел в любезно предложенное ему кресло, снял шляпу и закинул ногу на ногу. – Тем более, я в городе проездом…

– Как поживает мадам Жаклин? – молоденькая танцовщица в блестящем парике покрутилась вокруг его кресла и уже хотела сесть на подлокотник, но сразу же вскочила, заметив выражение лица Генриха.

Тот мрачно сдвинул низко посаженные брови.

– Она заболела… – и, не желая обсуждать эту тему, обратился к одному из актеров: – Любезный мой, а вот борода – враг вашей профессии…

– Да, месье, я знаю, – смутился тот, трогая свое лицо. – Но пока идет этот спектакль…

– Сегодня у вас эта роль, а завтра может быть любая другая, – поднял указательный палец Генрих. – Вы не должны быть привязаны к образу, такие детали, как лишняя растительность на лице, могут ограничивать ваши способности и профессиональную востребованность…

– Да… Я понял, – пробормотал молодой человек и постарался затесаться в толпу, стоящую вокруг гостя.

– Месье Генрих, скажите, – спросил кто-то. – Правда ли, что ваш отец был актером?

– Режиссером, – шевельнул бровью тот, стряхивая пыль со своей шляпы. – Поэтому отправить мне сценарий я просил тогда не просто так…

Он вдруг хлопнул себя по колену и откинулся назад:

– Покажите мне финальную сцену… Где Марго?

* * * *

Придержав край платья, Арабелла ловко перескочила через грязную лужу и легкой походкой направилась дальше по разбитому лошадиными копытами тротуару, когда из подворотни на неё вдруг бросилась собака. Рыжая псина с подпаленным хвостом припала на передние лапы, агрессивно залаяла и вцепилась зубами в подол платья. Арабелла взвизгнула и попятилась, едва не упав, потом вырвала одежду из пасти животного и отбежала назад. Зарычав, собака выставила хвост и снова кинулась на девушку. Та в страхе закрыла лицо ладонями, сжимаясь в комок.

– А ну, поди прочь! – прогремел рядом мужской голос и затем послышалось обиженное поскуливание.

Арабелла повела плечами, медленно открывая лицо, и улыбнулась против воли. Перед ней стоял ее недавний знакомый – старьёвщик Жак. Он опирался на свою огромную палку и слегка хмурился. Пыльная борода его топорщилась в разные стороны.

– Это вы, милое дитя? – спросил он. – Снова…

Девушка испытала облегчение и улыбнулась еще шире.

– Жак! Очень рада вас видеть… Вы снова пришли мне на помощь. Я обычно не боюсь собак, но сейчас…

Она не договорила, опасливо вытянув шею в сторону подворотни.

– Милая Арабелла, – сказал старик, – бездомные парижские собаки часто бывают агрессивны. Им достается от пьяниц и юных сорванцов… Вы, верно, путаете их с ухоженными собаками жителей вашего квартала.

Арабелла помрачнела:

– Я в ваших глазах безумная, да?

Жак почесал затылок под шляпой и перевалился на другую ногу, постучав палкой по земле.

– Силюсь лишь понять, что ищет юная особа твоего класса в таких местах, как это…

Девушка вздохнула и изучила порванный собакой подол платья.

– Ах, ничего. Я никогда не была в Париже ранее. И мне очень интересно, как существуют люди за пределами той части, где я теперь живу… – она заметила короб за плечами Жака и встрепенулась. – Он тяжелый? Давайте, я его понесу…

Старик мягко улыбнулся:

– Да, парижские женщины – они другие, – сказал он вдруг. – Я это вижу… Они более смелые и независимые сейчас, чем двадцать лет назад. Но я все же, – он выпрямился и приосанился. – предпочитаю справляться со своей работой сам… Идем отсюда…

Они двинулись в противоположную сторону той, откуда шла Арабелла. Оторванное кружево на платье девушки волочилось следом по неровной мостовой. Жак слегка опирался на свою палку, но шаг его был бодрый и крепкий. Некоторую часть пути они шли молча, затем Арабелла вдруг спросила:

– Жак, скажите, вы всю жизнь живете здесь? Вы видели другие города?

– Я видел всю Францию, – ответил тот и прибавил: – В свое время… Шумный портовый Нант, истинно лотарингский Нанси, многоэтажную Тулузу…

– Как вы считаете, Париж лучше или хуже?

– Милая Арабелла, – старьевщик замедлил шаг. – какие простые вопросы задает юность. Париж – огромный город со своей жизнью. Здесь небезопасно молодой девушке гулять в одиночку по некоторым районам… Таков Париж – вот и все.

Арабелла улыбнулась:

– И вы снова меня спасли…

– Удивительное совпадение, – пробормотал тот и взглянул на девушку. – Ты, в самом деле, никого не разыскивала?

– Я здесь никого не знаю, – ответила та. – Кроме вас… И тех людей, что живут в моем районе, как вы выразились. Но там я давно не гуляю, там ужасно вульгарно и скучно.

Жак слегка прищурил на неё синие глаза и прищурился от солнца, которое светило ему прямо в лицо. От этой гримасы его морщины, казалось, стали еще глубже.

– Почему же ты покинула родной город? – спросил он и, заметив, как сжала губы его юная спутница, прибавил. – Нет, не отвечай, если не хочешь…

– У меня не было выбора, – ответила коротко Арабелла после небольшого молчания и вдруг оживилась: – Скажите, Жак, вы знаете весь Париж, правда?

– С моей-то деятельностью, – улыбнулся тот, стряхивая со своего плеча какую-то козявку. – Конечно, знаю. Я тут всю жизнь прожил. Я видел революцию, я вижу драки по случаю бесплатной раздачи еды… – он внезапно замолчал и склонил голову к плечу, наблюдая за Арабеллой.

По лицу девушки прополз румянец.

– А вы покажете мне Монфокон? Я одна… – Арабелла вдруг смутилась и уже шепотом прибавила: – немного боюсь туда идти…

Старьевщик явно опешил. Его суховатые бесцветные губы дернулись, показывая на удивление целые зубы, глаза прищурились, потом широко распахнулись.

– Городская свалка? – переспросил он. – Самая обширная из всех? Место, где забивают скот? – и пробормотал с легкой иронией: – Странное теперь молодое поколение, гниющие трупы лошадей им подавай…

Арабелла смутилась еще сильнее:

– Я об этом не думала.

– Очаровательная особа, – по-отечески пробубнил вдруг Жак. – Может, ты все-таки мне признаешься, что ты ищешь? И будем искать вместе…

Он как-то многозначительно похлопал по коробу у себя за спиной.

Девушка вздохнула:

– Ничего. Честно. Рассматриваю Париж…

Жак повернулся в сторону и взмахнул палкой:

– Видишь гипсовые мельницы? Монмартр… Была там?

– Пыталась, – сказала Арабелла. – Прошла половину пути, мне навстречу бежали крысы, я испугалась…

– Я могу сходить с тобой туда. Но не сейчас. Мне надо работать…

– Я не подумала о том, что докучаю вам, Жак, – сконфузилась она, заломив пальцы. – Ваше ремесло требует времени, а я лишь бесцельно трачу свое, чтобы не находиться дома.

Старик постучал металлическим наконечником своей палки о мостовую, видимо, что-то обдумывая.

– Одна не ходи. Совесть меня измучает. Три дня назад я тебя случайно спас, сейчас снова… Ты слишком отчаянная. Я схожу с тобой на Монмартр, но не сейчас. И тебе нужно другое платье. Не такого уровня… – и так как девушка в недоумении взглянула на него, прибавил. – Ты выглядишь, как жительница своего округа. Это привлекает очень много лишнего внимания. Монмартр – район, где проживают рабочие. В таком платье не стоит там появляться…

Арабелла коснулась вышивки на лифе, что– то обдумывая.

– Все, что я ношу в Париже, шилось специально по этой моде, моих старых нарядов со мной не осталось… – потом вдруг кивнула. – Но, кажется, я придумала, Жак! Хорошо, я найду простое платье.

– Если ты сможешь пойти рано утром в среду. После восхода.

– Жак, – Арабелла вдруг стала серьёзной, и в ее голосе появилась болезненная суровость. – Я свободна практически двадцать часов в сутки. Я могу даже не являться домой. Не думаю, что Генриха встревожит мое отсутствие. В среду я вас буду ждать на этом месте, а сейчас мне неловко задерживать вас… Идите, благодарю вас, вы снова оказали мне услугу!

Старик взглянул на девушку со странной улыбкой, тряхнул коробом за плечами и, слегка шаркая стертыми подошвами сапог, свернул в проулок. Проводив взглядом своего нового знакомого, Арабелла наступила ногой на волочащееся по земле кружево платья, оторвала его полностью, столкнула носком туфельки в сточную канаву и уверенным шагом пошла в другую сторону. Её путь лежал домой.

– Матильда! – сказала она, едва завидев горничную, менявшую цветы в вазе. – Можешь подарить мне свое платье?

– Простите, мадам? – та бросила свое занятие и взглянула на молодую госпожу в легком недоумении.

– Мне нужно любое твое платье, – спокойно повторила Арабелла. – Из тех, что ты надеваешь, когда выходишь в город…

Матильда сжала тонкие губы и кивнула:

– Хорошо, мадам, – ее по обыкновению суровое лицо сохраняло хладнокровие. – Вам нужно принести его сейчас?

– Нет. Как освободишься, – сказала Арабелла и шевельнула бровями.

– Даже, если она и это доложит Генриху, – подумала девушка про себя, – то вряд ли его будет волновать какое-то платье. Удивлюсь, если он об этом вдруг спросит.

* * * *

Лакей Франк отошел от окна и поспешил открыть входную дверь. Действительно, ночное освещение не обмануло его и это прибыл хозяин дома – Генрих Дюпен, возвращения которого из Нанта ждали не ранее завтрашнего дня.

– Месье Генрих! – слуга поспешил принять у него чемодан. – Рады вашему возращению!

– Добрый вечер, Франк, – устало сказал тот и прислушался. В большом доме стояла мрачная тишина, пламя от свечей рисовало на стенах причудливые фигуры. Мебель в бордово-коричневых тонах в это время суток навевала усталость и печаль.

– Как Жаклин? – спросил Генрих после паузы.

Франк принял у хозяина одежду и отвел взгляд:

– Был еще один приступ, месье. Мадам в постели… – он замялся. – Доктор сказал, что она уже не встанет…

Генрих сглотнул слюну, сжимая губы в полоску. Выражение его лица выражало прискорбную смиренность, гладкий подбородок дрогнул. Так мог выглядеть человек, который осознает реальность, смирился с нею, но иногда испытывает желание открыто протестовать. Он прошелся туда-сюда возле лестницы, потом пробормотал:

– Может быть, мне не стоило уезжать…

Франк бросил взгляд на своего хозяина.

– Прошу прощения, месье, – сказал он. – Но мадам больна почти год. Ваше присутствие в Париже никак бы не повлияло на ситуацию…

Генрих ничего не ответил. Казалось, он вообще не слышал этих слов, будучи погруженным в свои мысли. Он сделал глубокий вдох, выпрямил спину и тяжелой поступью направился на второй этаж. У дверей спальни он столкнулся с выходящей оттуда служанкой.

– Ой, месье Генрих! – зашептала Матильда, прижимая к груди ладонь. – Вы вернулись!

Тот осторожно заглянул в комнату:

– Как она?

– Мадам уснула, – ответила служанка. – Я дала ей снотворное. Думаю, она проспит до утра. Если хотите, можете войти, но…

Генрих захватил воздух носом и ничего не сказал, уставившись в одну точку. Затем отрицательно помотал головой.

– Месье, вы будете ужинать? – спросила Матильда через пару мгновений.

Тот некоторое время еще продолжал смотреть в пустоту, потом провел языком по зубам и обернулся:

– Приготовь мне одежду. Я поеду в клуб!

* * * *

Париж еще спал, когда Арабелла Дюпен вышла из дома, одетая в коричневое платье с удлиненным рукавом. Она не стала завтракать и даже не ложилась накануне спать, чтобы не привлекать внимания прислуги своим слишком ранним подъемом и просьбой помочь одеться. Девушка не сомневалась, что мужа вряд ли станет волновать ее очередная отлучка, но решила, что так будет удобнее ей самой.

Когда Арабелла подошла к условленному месту, Жака еще не было. Он появился спустя четверть часа, без короба за спиной, чуть припадая на левую ногу, и приподнял свою мятую шляпу при виде девушки.

– Я припоздал, – сказал он. – С утра уже успел обойти несколько улиц и оставить дома свою котомку с добром. А палка мне нужна… С ней удобнее идти. И если что, отбиваться.

Арабелла вспомнила, как бодро старик разбросал тех пьяных мастеров, и улыбнулась:

– Такое платье подойдет?

Жак ковырнул наконечником палки кусок тряпки, валяющийся на земле, и кивнул:

– Теперь да… Ты готова покорить вершину холма?

Арабелла подала ему локоть.

– Вам трудно будет идти, держитесь за меня. Вполне можно будет подумать, что я ваша дочка…

Жак сделал гримасу, растрёпанная борода дернулась.

– Хорошо, что не внучка, – пробормотал он еле слышно и они двинулись по пустой улице. На севере собиралась темная туча, грозя обрушиться дождем на город. Пахло пылью и гниющими объедками, куча которых тянулась вдоль их пути.

Жак сильнее надвинул шляпу на лицо и заговорил:

– Во время революции из всех зданий аббатства уцелела только церковь Сен-Пьер-де-Монмартр, которую ты увидишь на холме… Ветряные же мельницы для помола гипса имеют очень древнюю историю. Они относятся почти к тому же периоду, что и основание самого ордена Иезуитов. Во времена гугенотских войн король Генрих…

Он не договорил, потому что Арабелла остановилась и в удивленном восхищении посмотрела на своего спутника.

– Жак! – воскликнула она. – У вас такие богатые знания! Вам нужно быть профессором, а не…

Девушка взглянула на его стоптанные сапоги, к подошве которых прилипла картофельная кожура, и смутилась всего сказанного, решив, что может обидеть своего спутника. Старик молчал некоторое время, глядя на неё, потом выпустил локоть девушки, жестом предложил ей двигаться дальше и нехотя сказал:

– Я же не родился тем, кого ты перед собой видишь. Когда-то и я был молод и полон энергии. Я получил образование, открыл свое дело… Ты не подумай, это не жалоба. Будучи старьевщиком тоже можно достойно обеспечить свое существование, если хорошо трудиться… На болотах много таких, как я. Но еще больше старьевщиков живут в квартале Сен-Жак…

– На болотах? – не поняла девушка, и Жак снисходительно улыбнулся:

– Так называют Маре…

– Ах… – произнесла Арабелла, не зная, что еще добавить.

– В последнюю нашу встречу я не увидел того браслета, который ты очень хотела мне отдать, – вдруг сказал старик. – Надеюсь, Арабелла, у тебя его не украли?

– Я отдала его бедной девушке, которой нечем было заплатить за жилье, – не без гордости ответила та. – Точнее, я сама продала его ювелиру, а деньги отдала несчастной…

– Это достойный поступок, у тебя добрая душа… – отозвался Жак, и какое-то время их путь продолжился в молчании.

Они уже начали свое восхождение на холм Монмартра, когда с неба стали срываться мелкие капли редкого дождя. Порыв ветра ударил в лицо. Арабелла вдруг остановилась и обернулась назад.

– Я почти нигде не была, кроме Лиона, – вдруг сказала она, изучая открывавшийся вид на город. – Я не помню своей мамы. Знаю только, что ее звали Арабелла. Мой дед входил в экспедицию датчанина, изучавшего Аравию и Иран, и решил этим именем назвать единственную дочь. Но я не знаю никаких родных. Во время революционных погромов вся семья моей матери была гильотинирована… Мы с отцом жили на городской окраине, где было огромное количество виноградников и садов. Я гуляла там в детстве. В моей комнате жили канарейки, я их рисовала. А еще – подкармливала собак на улицах… И хотела увидеть Париж. Увидела. Хочу назад…

– У тебя совсем не осталось родных? – сочувственно спросил Жак, глядя на неё слегка слезящимися от ветра глазами.

Девушка чуть опустила голову, потом выпрямилась и сдержанно ответила:

– Тетя Луиза. Сестра моего отца. Она сейчас и живет в Лионе. А я после замужества приехала в Париж…

Жак сильнее надвинул на лоб шляпу, которую норовили сорвать первые порывы ветра.

– Я не буду спрашивать, что случилось с твоим мужем, – сказал он и прибавил. – Идем дальше…

Арабелла вдруг передёрнула плечами, не глядя на старика.

– Вчера вечером Генрих был жив и здоров, а сегодня я его еще не видела, – заметила она и кивнула. – Да, вы правы, поспешим. Я вижу там арку. Если начнется дождь, сможем укрыться, – и протянула своему спутнику тонкую кисть. – Держите мою руку, Жак! Вы, наверняка, устаете от таких восхождений…

Тот добродушно улыбнулся в бороду.

– Я еще не так немощен, как ты думаешь.

Арабелла на секунду ощутила неловкость, ее пухлые губы дрогнули.

– Я не хотела вас обидеть, – сказала она. – Просто вижу, как вы опираетесь на палку, и решила…

Жак слабо улыбнулся, положил широкую сильную ладонь на запястье девушки и сжал его:

– Если тебе так лучше… – прибавил он.

Некоторое время они поднимались наверх в молчании, потом старьевщик вдруг начал рассказывать про революционные события близ Монмартра. Туча промчалась над холмом, не уронив ни дождинки. Стало душно. Откуда-то снизу пахнуло горелой землей.

Арабелла внезапно остановилась и обернулась, оценивая взглядом открывающуюся картину. Небо сияло несколькими оттенками: местами серое, оно врывалось голубым градиентом в мутновато белые облака. С востока на город двигалось золотистым пятном июньское солнце. Могло показаться, будто с минуты на минуту оно сядет на луврские башни, чтобы наблюдать оттуда за Парижем, который уже начал свою обычную повседневную жизнь. Где-то неподалёку раздался пронзительный собачий лай. Порыв ветра дунул Арабелле в лицо, поиграв прядью светло-русых волос

– Небо, Жак, – вдруг воскликнула она с волнительным придыханием и протянула руку вверх. – Какие цвета! Если присмотреться, то на границе прошедшей тучи и солнечного отблеска минимум три цвета! Я вижу два оттенка только красного! – и, поймав слегка недоуменный взгляд старика, прибавила смущенно. – Я очень люблю живопись…

– О, как это прекрасно! – тот, склонив голову к плечу, не сводил глаз со своей юной спутницы. – И что ты рисуешь сейчас?

– Около двух недель назад я закончила портрет отца. Жаль, что он его уже не увидит…

Арабелла заметила в стороне огромный кусок камня, видимо, оставшийся от развалин монастырской стены, и села на него, обняв себя за плечи.

– Тебе холодно? – встревожился старьёвщик.

– Нет. Я думаю… О том, что представляла свою взрослую жизнь другой… – ответила девушка с легкой грустью в голосе и облизала губы. – Жак, расскажите что-нибудь. Вы многое повидали, я знаю. Расскажите мне о Париже, революции… О русских. Вы видели хотя бы одного русского?

…Послеобеденное солнце обогревало город, пытаясь высушить сточные канавы и проникнуть в окна домов, когда Арабелла вернулась домой, как обычно, войдя через дверь для прислуги.

– Добрый день, мадам, – с каменным лицом приветствовала её Матильда, убирающая парадную лестницу. – Прикажете подать вам обед? Месье Генрих уехал около часа назад. Просил вам передать, что вы приглашены сегодня на ужин.

– Хорошо, – сдержанно ответила Арабелла. – Нет, Матильда, обедать я не хочу. Я лягу спать, разбуди меня, когда надо будет собираться к ужину…

– Вам удобно было в моем платье, мадам? – лицо пожилой служанки, как всегда, ничего не выражало. Разумеется, она видела нетронутую постель своей хозяйки, и сейчас за этим вопросом наверняка скрывался сарказм, которого Арабелла, правда, не уловила. Интересно, о чем Матильда думает? Что ее молодая госпожа ходит к любовнику? Что ж, она вполне бы имела на это право, вот только ей это неинтересно.

– Да, спасибо, – ответила Арабелла горничной и прибавила. – Я пока оставлю его у себя…

* * * *

Жорж Гуро посмотрел на своего гостя, потом взглянул в лежащие перед собой бумаги.

– У меня другой вопрос, Генрих. Вы считаете, что поощряя открытие нового банка в Париже, не рискуете потерять своих клиентов?

– Жорж, – тот слегка поморщился и откинулся на спинку стула. – Я же не даю денег в долг. Я приехал к вам в Лион не для того, чтобы вы указали мне, что я могу быть не прав. Это моя личная сделка. Вопрос в другом…

Разговор двух мужчин был прерван легким стуком в дверь и появлением в кабинете юной девушки, которая слегка смутилась, заметив гостя.

– Прошу прощения, папа. Я думала, ты один… Месье Дюпен, – она слегка присела в приветствии и протянула Генриху тонкую белую руку.

Тот, привстав при ее появлении, аккуратно коснулся губами запястья Арабеллы.

– Мадемуазель… Вы никоим образом нам не мешаете.

Девушка деликатно улыбнулась, бросила взгляд в окно, расположенное за спиной отца, и небрежно спросила:

– Что нового в Париже, месье Генрих?

– Признаться, ничего, – слегка улыбнулся гость, украдкой наблюдая за ней. – Большой разномастный город. Но довольно скучный, если вы можете мне поверить. Хотя сейчас я к вам прямиком из Нанси…

– Когда-то я была в Нанси, не так ли, папа? – Арабелла повернулась к отцу. – Правда, я была совсем еще ребенком и плохо помню ту поездку, – она протянула отцу какой-то конверт. – Извините, что ворвалась в ваш разговор, я принесла вот это. Только что доставили, сказали, это срочно…

Жорж Гуро бросил беглый взгляд на письмо и кивнул.

– Да, я в курсе. Мы сейчас как раз обсуждаем сложившуюся ситуацию…

– В таком случае – удаляюсь, – сказала девушка и вышла из кабинета, слегка придерживая подол голубого платья.

Генрих проглотил напрашивающуюся на лицо кислую улыбку и сел на свое место, перекидывая ногу на ногу.

– Собственно, о чем я начал рассказывать? – шевельнул бровями он.