Текст книги "Дочь герцогини. Человек без имени. Романы"

******

– Письмо о нашем возвращении опередило нас всего на полдня, – сказала герцогиня де Трельяр, когда увидела вошедшую в дом дочь. – Поэтому здесь не полностью готово, но твоя комната… Шарлотт? – испугалась она, заметив неестественно бледное лицо девушки. – Что произошло?

– Все хорошо, – выдавила та, с трудом сдерживая слезы. – Я просто устала…

Едва договорив, она бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж, путаясь в собственном платье, и едва не сбила с ног пожилую служанку. Задыхаясь от желания кричать, она вбежала в спальню и всем телом навалилась на дверь, чувствуя как силы покидают ее. Прижимаясь лицом к прохладной древесине, несколько секунд Шарлотт еще боролась с собой, затем медленно сползла на пол и заплакала. Горькие, словно полынь, слезы текли по ее щекам и подбородку, сопровождаясь всхлипываниями. Хрупкие плечи дрожали, ногти бессильно воткнулись в стену. В один день ее сердце взлетело вверх и упало вниз, разбившись на сотни осколков.

*******

Фабьен ле Бре после расставания со своими попутчицами не спешил домой. Он пустил лошадь шагом и медленно двигался рядом, держа ее под уздцы. Париж, окутываемый сумерками, обволакивал молодого человека приятными фантазиями. В упоминании герцогиней де Трельяр – имени которой, впрочем, он не знал – возможного приглашения на ужин он усмотрел позволение ухаживать за Шарлотт, и со стороны девушки не последовало протеста. Ее голубые глаза и звонкий смех стояли в его сознании стеной, загораживающей реальность, и очнулся он от своих мечтаний только, когда услышал рядом с собой густой баритон:

– Добрый вечер, месье Фабьен.

В двух шагах от него стоял пожилой испанец в коричневом костюме с вышивкой, а за его локоть держалась девушка, судя по поразительному сходству – его дочь.

– Дон Игнасио, – молодой человек заметно смутился: – Прошу прощения за мою непочтительную невнимательность, я устал во время пути и задумался… Сеньорита Алисия, – поклонился он молодой леди.

– Хотел поинтересоваться о здоровье вашего брата. Не стало ли ему лучше? Я бы хотел встретиться с ним, если это возможно.

– К сожалению, дон Игнасио, – развел руками Фабьен, – Франсуа даже прислугу вокруг себя ограничил и не разговаривает ни с кем, кроме меня. Уверяю, я передал ему оба ваших письма, а точнее, прочитал их ему вслух, а записку сеньориты Алисии он даже оставил у себя…

– Я подумал, – Хуан Игнасио Гонсалес де Сан-Хосе вальяжно почесал бороду, – если во Франции нет хороших врачей, могущих поставить месье Франсуа на ноги, возможно, я смогу отыскать таковых в Мадриде? Не волнуйтесь за расходы, месье Ле Бре, – быстро прибавил он, заметив, что молодой человек хочет возразить, – их я полностью возьму на себя.

– Я вам очень благодарен, – в легком замешательстве ответил Фабьен, – и я обязательно передам брату ваше предложение, но, боюсь, он попросту не захочет им воспользоваться, так как не верит в свое исцеление. Может быть, стоит дать ему время передумать?

– А вспоминает ли он обо мне? – спросила до этого молчавшая Алисия с некоторой обидой в голосе.

– Ах, сеньорита, – вздохнул молодой человек, – мой брат стал так неразговорчив и часто не желает видеть даже меня. Но, уверяю вас, в те редкие часы, когда он соглашается со мной беседовать, всегда спрашивает о вас.

Обменявшись еще несколькими фразами с испанским грандом и его дочерью, Фабьен попрощался, подозвал к себе уличного мальчишку, поручил ему вернуть лошадь по нужному адресу, и пешком двинулся в сторону своего дома. Однако не сделал он и ста шагов, как его нагнал пожилой мужчина с густыми бакенбардами, продемонстрировавший удивительную скорость для своего веса и возраста.

– Месье Фабьен! – задыхаясь, выпалил он.

– Доктор Жари, – растянул губы в улыбке молодой человек, явно не радуясь этой встрече.

– Не буду спрашивать, откуда вы приехали, мне это неважно. Лучше скажите, вы не изменили решения насчет вашего брата?

– Нет, – сухо отозвался Фабьен, нахмурив темные брови.

– Однако…

– Нет, – повторил он. – Это не поможет Франсуа.

– И сколько вы собираетесь жить с этим враньем?

– До тех пор, пока вы помните, чем обязаны моему отцу, доктор Жари, – довольно сурово заметил он, дернув уголками губ. – Поэтому все останется, как есть. И чем пытаться читать мне мораль, лучше бы постарались помочь.

– Я вам достаточно помог, месье Ле Бре, – не без недовольства ответил толстяк. – В подобном деле мне еще не приходилось принимать участие.

– Если вы думаете, что мне все это по душе, то ошибаетесь… Я не люблю врать, но иногда это необходимо.

– Я видел, что парой минут ранее вы разговаривали с доном Гонсалесом де Сан Хосе. Он спрашивал о вашем брате?

– Предложил поискать медицинские светила в Мадриде… Видимо, ему и правда крайне досадно, что сорвались ухаживания Франсуа за его дочерью. Но я отказываюсь понимать, почему из всех кавалеров, желающих стать зятем испанского гранда с баснословным состоянием, наиболее благосклонен последний оказался именно к моему брату, который не имеет никаких дворянских корней.

– Возможно потому, что как истинный испанец, этот господин верит только в силу своей собственной родословной. И денег. А состояние вашей семьи не уступит какому-нибудь барону, – заметил доктор Жари и спросил, прищурившись: – Вы думаете, дон Гонсалес де Сан-Хосе что-то знает о том, что случилось на самом деле?

– Ах, нет, – поморщился Фабьен. – В его интересах, чтобы мой брат был жив-здоров и женился на его дочери. Хотя, по-моему, та либо холодна, как рыба, либо умело делает вид, что ей все равно, чьей женой стать… Будь я ее поклонником, меня такое бы крайне насторожило, – по его губам скользнула печальная улыбка. – Мы с Франсуа столь непохожи, сколь могут быть различны люди с одним лицом.

– Позвольте все-таки спросить, чего вы пытаетесь добиться всей этой ложью?

– Правды. Но пока я сделал только первые шаги в нужном направлении, – уклончиво ответил молодой человек и приподнял шляпу, прощаясь.

******

Два дня герцогиня де Трельяр наблюдала у дочери апатию ко всему и заплаканные глаза, но считала это следствием переживаний за маркизу де Буассель и не задавала вопросов. Но, полагая, что Шарлотт нуждается в помощи, чтобы выйти из этого состояния, она поймала момент во время трапезы и деликатно затронула имя Фабьена Ле Бре, спросив, что думает ее дочь, если пригласить его на ужин в пятницу. Однако, к ее величайшему удивлению, девушка с усилием проглотила кусок, положила вилку и словно вдавилась в спинку своего стула.

– Мама, я могу тебя попросить?

– О, конечно! Все, что пожелаешь.

– Не напоминай мне больше об этом человеке…

Лицо герцогини заметно вытянулось:

– Прости? – уточнила она растерянно. – Мне показалось…

– Это неважно, – пробормотала Шарлотт, опуская глаза. – К сожалению, я ошиблась… Месье Ле Бре – неприятный человек, и я бы не хотела…

Она внезапно замолчала, чувствуя, как застревают в горле слова.

Герцогиня посмотрела на дочь с теплом и жалостью, но ничего не ответила. Выдержав пару минут молчания, она кивнула и добавила с напускным оптимизмом:

– У меня есть предложение после ужина покататься по городу. После сегодняшнего дождя отличный воздух наполняет сады Тюильри.

– Да. Мне надо привыкать к жизни Парижа, – безучастно произнесла Шарлотт.

*******

Фабьен Ле Бре почти неделю напрасно ожидал приглашения от дамы, чьего имени даже не знал. Трижды в день он справлялся в своей конторе, не было ли ему личных писем, и каждый вечер, возвращаясь в большой неуютный дом на улице Святой Анны, где проживал вместе с братом, просматривал почту с надеждой. Всё это время, замечая на улице похожую на Шарлотт женскую фигуру, он замирал от волнения, но это был лишь обман его воображения.

– Месье Бенуа, – обратился он внезапно к своему заместителю, которому после болезни Франсуа передал большую часть дел, – вы ведь многих знаете в Париже?

Пожилой клерк оторвался от бумаг и поправил пенсне на широкой переносице.

– Достаточно многих, месье. Я работал с вашим отцом, когда еще он купил свою первую фабрику…

– А не слышали ли вы, – молодой человек прошелся туда-сюда, – у кого есть дочь по имени Шарлотт? Примерно восемнадцати лет.

Повисло молчание. От глаз к вискам старого служащего поползли лучики морщин:

– Месье Фабьен думает о даме? Как это непохоже на вас… Неужели это связано с вашими вопросами о том, не приходило ли личных писем?

Молодой человек заметно смутился.

– Дело в том, что по дороге в Париж я познакомился с девушкой, которая возвращалась в город со свой матерью. Но, к сожалению, они мне не представились…

– А вам очень нужно отыскать прелестницу, – закончил его мысль Гаспар Бенуа и откинулся на стуле.

– Эта женщина собиралась прислать мне приглашение на ужин, – пробормотал Фабьен, – и вот… Я жду. А ничего нет.

– Всего-то несколько дней, месье. Дамы устали с дороги. Давно не видели своих близких, возможно… А тут вы. Может, про вас и забыли.

Молодой человек слегка побледнел:

– Не должно бы… Не думаю… – снова пробормотал он.

– Э, месье, – всмотрелся в его лицо клерк, – да вы серьёзно влюбились, как я погляжу! Наверное, все время видите во снах голубые глаза.

Фабьен всем телом повернулся в его сторону:

– А откуда вы узнали про голубые глаза?

Бенуа рассмеялся. Да так откровенно, что даже закашлялся:

– Простите мне старческое веселье, месье Фабьен… Прекрасное зрелище – пылкая молодость с ее бурями в сердце. Двадцать пять – удивительный возраст, когда страсть заставляет вас видеть жизнь наперед и представлять старость с той, которую любите… – он выдержал паузу и прибавил: – Я сказал первое, что пришло мне в голову, а вы себя и выдали. Раз запомнили цвет ее глаз, значит, смотрели в них, наверное, чуть не падая с лошади.

Фабьен снова смутился:

– Как же мне теперь ее отыскать, – пробормотал он себе под нос и уточнил: – Вы действительно не знаете, чья она может быть дочь?

– К сожалению, в силу возраста я уже не запоминаю молодых девушек, месье. Нет. Не могу вспомнить ни одну по имени Шарлотт. Вот если бы вы описали ее мать, то, возможно… А если серьезно, то все же, считаю, вам стоит еще подождать.

– Снова, – печально вздохнул Фабьен и пробормотал в отчаянии: – Неужели мне почудилось и она ко мне совсем равнодушна?

********

Париж. Ситэ. 1759г.

Прачка Софи Каруш возвращалась домой после работы, когда услышала в подворотне детские крики и шум драки. Свернув на шум, она на мгновение растерялась, увидев потасовку мальчика и девочки, но тут же взяла себя в руки и властно топнула ногой.

– Хватит! Какой кошмар! Филипп, как тебе не стыдно! Трогать более слабого!

– Эта слабая? – шмыгнул носом тот, отскакивая в сторону. – Да у подобрашки кулаки не меньше моих! А еще она бешеная!

– И ничего я не бешеная! – огрызнулась бойкая девочка лет семи и показала ему язык. – А зачем ты собачку обижаешь?! Мама говорила, что животных трогать нельзя!

– Да нет у тебя никакой мамы! – Филипп также показал ей язык и отошел еще дальше. – У тебя и имени-то нет! Тебе дали чужое!

– Есть у меня имя! – заныла та. – Меня зовут Клэр! А ты… А ты!

– Хватит, пожалуйста! Филипп, иди домой… – женщина присела перед Клэр. – У тебя царапина на лице… Вот зачем ты дерешься с мальчиками? Что сказала бы твоя мама…

Девочка убрала с лица прядь золотистых волос и громко засопела:

– Я знаю, что она не моя мама, мне все про это говорят… А теперь она умерла, и меня никто не любит.

– Клэр считала тебя дочерью, – не согласилась мадам Софи. – Она не оставила тебя умирать на улице, привела тебя в свой дом, дала тебе свое имя… Хотела тобой гордиться. Так что, не расстраивай ее и не дерись. Она с неба видит всё.

– Филипп первый начал. Он дергал Лекса за хвост, – проворчала Клэр и шмыгнула носом.

– Знаешь как пишут в книгах?..

– Я не умею читать.

– А хочешь я тебя научу? – неожиданно для себя самой предложила женщина.

Голубые глаза девочки стрельнули по сторонам:

– Правда? А у меня получится? И писать научите? Я знаю, что даже не все взрослые умеют писать.

– Я умею. В молодости я недолго работала гувернанткой в Англии.

– А кто такая гувернантка?

– Она занимается воспитанием и обучением детей.

– Ууу, – протянула Клэр и почесала бок. – А потом они вырастают и ездят в красивых каретах?

– Обычно да, – по губам мадам Софи скользнула слабая улыбка. – Так что, подумай насчет моего предложения и приходи.

– Я уже подумала, мадам. Я хочу уметь читать… Вдруг у меня будут роскошное платье и карета!

*********

Выйдя из табачной лавки, Фабьен Ле Бре перешел улицу почти перед самыми копытами лошадей, везущих телегу с бочками, выслушал в свою спину брань возницы, и уже собрался продолжить путь, как вдруг увидел в толпе какую-то удивительно знакомую женщину. Даму, чье имя он не знал, но которая была ему хорошо известна, как мать Шарлотт. Это не обман зрения, это действительно была она! Все также в облегченном трауре, только с дорогой вышивкой и увешанная небольшим количеством драгоценностей. Почувствовав, как кольнуло от волнения в боку, молодой человек ринулся в ряды прохожих.

– Мадам! – выпалил он и тут же смутился. – То есть, добрый день, мадам…

И отвесил неловкий полупоклон, вспомнив, что, выходя из конторы, попросту забыл взять с вешалки шляпу.

Женщина растянула губы в вежливой улыбке, испытывая замешательство. Она не знала причины, по которой дочь запретила ей говорить об этом молодом человеке, и потому не имела представления, что стоит отвечать, если Фабьен будет спрашивать про неё. А, судя по его блестящим глазам, именно это он и хотел сделать.

– Ах, месье Ле Бре, – выдохнула герцогиня, раскрывая веер. – Как тесен Париж!

– О да, – он попытался выглядеть безмятежным. – Но к этому привыкаешь. Надеюсь, мадемуазель Шарлотт хорошо себя чувствует в этой жаре?

Герцогиня вдруг испытала жалость к бедняге, который таким неуклюжим способом пытался завести разговор о явно запавшей в сердце девушке, но помочь ничем не могла.

– Да, она в полном порядке, благодарю вас, – ответила она и тут же добавила: – Прошу меня извинить, месье, мне надо идти.

Изящно кивнув, она скрылась в толпе, оставив озадаченного Фабьена обдумывать этот диалог. Когда его в очередной раз толкнули прохожие, он тяжело вздохнул и вдруг, словно ужаленный, метнулся к табачной лавке, из которой вышел несколькими минутами ранее.

– Скажите! – выпалил он в дверях. – Я только что разговаривал с дамой, кто-то видел нас? Вы не знаете, кто эта леди?

Получив отрицательный ответ, он вышел и через минуту потянул на себя соседнюю дверь. То, как он выглядел со стороны, его волновало сейчас меньше всего на свете.

– Простите! – громко сказал он, заметив в галантерейной лавке двоих посетителей. – Я пару минут назад на улице общался с женщиной. Можете мне сказать, кто это?

– Та самая дама, которую вы чуть не начали хватать за руки прямо посреди Парижа? – насмешливо отозвался высокий пожилой господин в дорогом костюме. – А я уж подумал, что вас привлекают пожилые вдовы, молодой человек. Это – недавно вернувшаяся в город герцогиня Соландж де Трельяр.

Повисло молчание. Не ожидавший подобного ответа Фабьен замер и повернулся в сторону окна, словно пытаясь найти там подтверждение услышанного. Открыв рот, чтобы задать еще какой-то вопрос, он услышал у себя за спиной звон колокольчика над входной дверью и понял, что он здесь лишний.

Впрочем, спросить ему было больше нечего.

Выйдя на залитую летним солнцем мостовую, он несколько мгновений смотрел в одну точку, что-то обдумывая, затем решительно направился в ближайшую цветочную лавку.

– Месье Бенуа! – обратился Фабьен к своему заместителю, едва войдя в свою контору. – Вы знаете герцогиню де Трельяр?

– Эк у вас вопросики, милый мой господин, – заулыбался старый клерк. – А то, конечно, на чай ежедневно хожу, – и уже серьезно прибавил: – Это из той знати, что не по праву рождения. Около тридцати лет назад придворный врач за услуги короне получил герцогский патент… А вам зачем?

Фабьен прошелся по кабинету:

– Теперь я знаю, как зовут ее.

– Ее – это покорительницу вашего сердца? Вы получили письмо?

– Нет. Встретил на улице ее мать, герцогиню де Трельяр…

Повисло молчание.

– Мне жаль, – только и смог сказать месье Бенуа.

– Почему? Полагаете, меня не пустят даже на порог без наличия дворянских корней? В таком случае, почему же это не было уточнено сразу при нашем знакомстве, зачем было… – Фабьен вдруг резко замолчал и уставился в окно, затем обернулся:

– Я отправил Шарлотт букет! – выдохнул он и прибавил слегка смущенно: – Надо было как-то напомнить о себе…

– Похвальное упорство, месье.

– Нет же! Должно быть какое-то объяснение! Любое! – замахал руками он. – Я уверен, что Шарлотт была неравнодушна ко мне, а герцогиня первая сказала мне про ужин! Но сегодня эта женщина как-то странно себя вела… Словно я больше никому не интересен! Так бывает? – и он посмотрел на своего клерка с явной просьбой разуверить его тайные мысли, на что тот не нашелся, что ответить и лишь пожал плечами.

Не прошло и двух часов, как в конторе появился юноша в одежде служащего и с дичайшим английским акцентом спросил у Фабьена, не он ли месье Ле Бре.

– Слушаю.

– Я из цветочной лавки. Вы сегодня просили передать корзину роз по адресу…

– И?

– Там отказались их принять. Мой хозяин прислал меня узнать, что делать дальше.

Повисла долгая пауза. Фабьен в недоумении смотрел на посыльного, словно сомневаясь в том, что правильно понимает французский язык, затем осведомился:

– Отказалась принять розы?

– Просили передать, что дама даже не пожелала узнать, что за цветы доставили… Что делать? Если вы хотите вернуть деньги, то вам нужно…

Молодой человек поднял руку, перебивая:

– Я не буду просить возврата уплаченной суммы. Делайте, что хотите. Свободны.

– Я не понимаю! Не понимаю! – после ухода служащего Фабьен с размаху сбросил со стола какие-то бумаги и уставился на Гаспара Бенуа с отчаянием раненого зверя. – Вот, значит, как?! Прибыв в Париж, она вспомнила, что в ее жилах течет дворянская кровь, и какой-то буржуа родом из бургундской деревни слишком многое себе позволил?!

– Месье Фабьен, может, вам воды, – старый клерк покосился на дверь, за которой по обыкновению находилось несколько писарей. – Вы всех напугаете… Наверняка были причины…

– Причины? – простонал молодой человек. – А вы еще какие-то причины видите, да?! Я не понимаю только одного: зачем было давать мне надежду?! Ради чего?! Коварные женщины с их изощренными пытками!

Он смахнул со стола еще одну стопку документов и вышел прочь, оттолкнув подвернувшегося по пути младшего клерка.

********

Поначалу Фабьен хотел направиться домой и бросить все срочные дела, но потом осознал, что отвлечься от мыслей будет легче именно на работе, и в итоге до поздней ночи просидел в конторе. Несколько раз буря в сердце заставляла его начать писать Шарлотт возмущенное письмо, но после пары слов он яростно перечеркивал текст или рвал бумагу. Оказалось, что размышлять о делах у него нет сил: в считанные минуты рухнули все мечты, которыми он вдохновлялся в последние несколько дней, и принесли с собой апатию. В памяти постоянно всплывали глаза и улыбка Шарлотт де Трельяр, и раненое сердце начинало кровоточить с новой силой.

Ночь молодой человек провел отвратительную и явился на работу заметно позже обычного. Бледный, злой, неаккуратно выбритый Фабьен Ле Бре всем своим видом дал понять служащим, что по пустякам его лучше не беспокоить, и засел в своем кабинете, хлопнув дверью так, что она чуть не сошла с петель.

Но в этот день все шло еще хуже, чем накануне. Прочитывая свежие газеты, молодой человек задержался на какой-то заметке и пробежал ее глазами несколько раз, видимо, сомневаясь в том, что видит. Затем отборно выругался, вскочил с места и, схватив шляпу так резко, что чуть не уронил вешалку, выбежал на улицу, где сразу же остановил наемный экипаж.

– Это просто немыслимо, – бормотал он себе под нос. – Куда вообще смотрит эта странная женщина… Так можно кучу людей до банкротства довести!

Спустя менее чем четверть часа, он выпрыгнул из фиакра напротив особняка маркизы де Буассель и решительно направился к парадной, но на середине пути остановился, будто налетев на невидимую преграду: из дома вышла болезненно знакомая женская фигура. Это была молодая девушка в платье, украшенном атласными розами и из-под шляпки по плечам выбивались локоны пшеничного цвета.

Увидев Фабьена, Шарлотт застыла на месте. Повисло тягостное молчание. Их разделяло несколько шагов и воздух в этом болезненном противостоянии, казалось, гудел от напряжения. Лица обоих были растерянными, бледными и на них медленно появлялись фальшивые улыбки.

– Мадемуазель…

– Месье Ле Бре… – выдавила девушка в ответ и вдруг шевельнула бровями, обретая спокойствие:

– Вы ошиблись улицей? – с заметным сарказмом спросила она. – Кажется, вы живете не здесь.

– Мне нужно видеть маркизу.

– Она в трауре. Сомневаюсь, что визит посторонних мужчин допустим в подобной ситуации.

– А вы выступаете ее защитником? – поморщился Фабьен. – Мой вопрос касается финансовых сделок самой маркизы.

– Насколько мне известно, она не ведет дела. Для этого есть…

– О, конечно! – выпалил он, перебивая, и отчаянно взмахнул рукой. – Это же чистой воды безумие: доверить принятие подобных решений такому человеку, как Бопре! Особенно на фоне трещащего по швам положения страны!

– А почему дела маркизы касаются вас настолько, что вы без приглашения готовы ворваться в дом несчастной вдовы? – Шарлотт захватила воздух носом.

– А за вами, видимо, и карету прислали? – он демонстративно повертел головой по сторонам. – Ах, да, миледи, я запамятовал! У вас же плотный график посещения всей знати Парижа!

– А вы, кажется, лезете в то, что не должно вас касаться!

– Ошибаетесь! Дела маркизы меня касаются ровно настолько, насколько эта хитрая женщина додумалась полностью передать дела Бопре! Потому что, в таком случае, некоторые сделки окажутся весьма многозначными! В том числе, и для меня!

– Сомневаюсь, что маркиза захочет вас видеть!

– Ах, значит, ей ко мне являться можно, а мне – нет! – зло выпалил Фабьен, выдержал маленькую паузу и заметил: – Вижу вы даже не удивлены этой фразе? О, вы наверняка считаете, что эта женщина делает все правильно!

– Маркизу де Буассель я знаю давно и не вижу причин сомневаться в ней, месье Ле Бре, – холодно ответила девушка. – Чего не могу сказать о вас.

– Удивительно, но я также был о вас гораздо лучшего мнения, мадемуазель, – парировал он ядовито.

– Нет, удивительно другое, – процедила она. – Что у вас хватает наглости являться в этот дом.

– И это вы мне говорите о дерзком поведении? – он оценивающим взором скользнул по ее фигуре. – Видимо, вы, как и ваша уважаемая маркиза, уверенно следуете целям. Любым!

– Я могла бы вас ударить, месье Ле Бре, но считаю это ниже себя. Дайте пройти! – Шарлотт нарочно задела его плечом, затем обернулась. – Хотя, впрочем, может, мне стоит задержаться, чтобы увидеть, как дворецкий закроет дверь перед вашим носом?..Хорошего дня!

И она с гордо поднятой головой направилась к ожидавшему ее экипажу. Некоторое время Фабьен смотрел ей вслед, затем сплюнул с театральной досадой и пошел в обратную сторону, передумав наносить визит. Дышалось ему тяжело и болезненно. Воздух, казалось, одним горячим комом застревал в груди и вызывал спазмы в мышцах. Плечи были напряжены, кулаки сжаты.

– Кажется, все дело в маркизе, – пробормотал он. – Эта хитрая женщина или посвятила Шарлотт в свои темные делишки, или просто делает все, чтобы настроить ее против меня. Что ж, это будет мне уроком, не стоит очаровываться первой встречной владелицей голубых глаз.

…Вернувшись домой, Шарлотт убежала в свою комнату и упала на подушку, заливаясь горькими слезами отчаяния. Пару раз ударив кулаком по спинке кровати, чтобы справиться с душащими ее эмоциями, она стиснула зубы и тихо застонала. Еще какое-то время она прерывисто всхлипывала, потом, успокоившись, села на постели и вздрогнула: у стены стояла мать.

– Прости, – смутилась герцогиня, – ты не закрыла дверь…

Ответом ей было молчание.

– Если ты хочешь поговорить – говори. Я так сожалею о всех тех годах, когда меня не было рядом. Понимаю, что ты просто не привыкла делиться тем, что с тобой происходит…

– Мне больно… – выдохнула девушка, не глядя на неё. – Сердце словно раздавили тяжелым сапогом и встали туда еще раз. Я так глупа и наивна, да? Я позволила себе влюбиться впервые за свои восемнадцать, а теперь жалею об этом. Как с этим справиться, мама?

Та тяжело вздохнула:

– Иногда, когда сердце грубо раскалывают на кусочки, оно уже даже не склеивается… Мне было шестнадцать, когда во мне запылала любовь. Ах, я оказалась на вершине отдельного мира! Все было другим: небо, люди, я сама… У меня были все основания ждать от него предложения руки и сердца, я была уверена, что мой любимый испытывает ко мне похожие чувства…

Герцогиня вдруг замолчала.

Шарлотт промокнула слезы кончиками пальцев и внимательно посмотрела на мать:

– И что же случилось?

Женщина грустно улыбнулась:

– Он сделал предложение. Но не мне. То ли та девушка была более выгодной партией, то ли я сама себе придумала взаимность – сейчас уже этого не узнать, да и надо ли, – она робко села на край кровати. – Но я была уничтожена, мое сердце оказалось разорванным в клочья… Меньше чем через год ко мне посватался твой отец. Остальное тебе известно. Я так и не смогла полюбить другого мужчину, в душе оставалась пустота. И для меня очень важно, чтобы это не постигло тебя, Шарлотт, потому что кому, как не мне, знать, что такое быть нелюбимой супругой нелюбимого человека… Когда каждый раз, оставаясь с ним в спальне наедине, ты считаешь минуты до окончания этой жалкой пытки.

– Я справлюсь, – пробормотала Шарлотт через пару мгновений. – Я очень сильная и способна преодолеть все. Нужно только немного времени… Я не имею права пускать глупые слезы из-за первого встречного.

– Почему ты считаешь, что не имеешь на это права? Где же указаны права женщины на ее чувства?

– У меня в голове, – упрямо возразила девушка. – На фоне маркизы де Буассель, потерявшей мужа, мои рыдания о том, что я разочаровалась в малознакомом человеке, выглядят смешно. Ты права, мама, – уже с усмешкой прибавила она. – Я истинно твоя дочь. Кажется, я тоже сама себе придумала историю и теперь из-за этого страдаю. Это и правда смешно.

– Знаешь, наверное, это звучит глупо, но надо наслаждаться всем, что дает молодость. Я вот уже и не помню, что такое потерять голову от любви…

– Я ее не теряла, – еще более упрямо возразила девушка. – Я осознаю все случившееся. Пожалуй, хватит плакать над собственной глупостью. Нужно что-то со всем этим делать!

И вечером, после ужина, Шарлотт снова отправилась в дом маркизы де Буассель.