Электронная библиотека » Маргарита Тара » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Сомнирум"


  • Текст добавлен: 13 декабря 2016, 18:00


Автор книги: Маргарита Тара


Жанр: Социальная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава вторая
Десс

Отец широкими шагами пересек маленькое пространство кухни. Панель холодильника отъехала в сторону. Задумчиво нахмурившись, Керк Ларсо извлек хлеб для сэндвичей, запечатанные в пластик куски мяса и сыр. Принялся сооружать бутерброд.

Десс, сидя за барной стойкой и подложив под голову руку, наблюдала за отцом. Его движения всегда были порывистыми, а лицо – сосредоточенным. Как будто он в каждую минуту был готов получить приказ и тут же броситься на его исполнение. Сказывались три десятилетия, которые он отдал защите государства. В свое время Керк Ларсо стал самым юным маршалом Бене-Исс – ему тогда стукнуло двадцать.

Десс намеревалась обойти отца. Ей уже исполнилось девятнадцать, а значит, оставалось меньше полугода, чтобы осуществить желаемое. На кону – испытания, которые определят ее дальнейшую судьбу. Либо ей предстоит надеть бело-черный костюм с закрепленной на поясе кобурой с лазерным пистолетом, либо продолжать обучение в академии, надеясь когда-нибудь все же убедить комиссию, что она достойна стать маршалом и служить во благо Бене-Исс.

По крутой спиралевидной лестнице спустилась Блэки – младшая сестра Десс. Сегодня она надела одно из излюбленных светлых платьев и плотные черные чулки. Блэки пошла в маму: волосы сверкали чернильным блеском, голубые глаза из-под челки смотрели на мир взглядом грустного щенка. Или мечтательного… если щенки вообще могли мечтать. Из-за этого взгляда Блэки казалась младше своих шестнадцати лет.

Десс иногда казалось, что Блэки делает все возможное, чтобы не быть похожей на старшую сестру и лишний раз подчеркнуть, насколько они далеки друг от друга. Десс любила облачаться в практичные вещи – брюки и куртку из саморегенерирующегося кожзаменителя, Блэки носила только платья, открывая худые ноги. Десс собирала волосы – темно-русые, как у отца – в тугой хвост, Блэки всегда оставляла их распущенными. Десс каждое утро рисовала себе дымчатые глаза, Блэки едва трогала блеском тонкие губы.

Все еще сонная младшая сестра держала в руках толстенную тетрадь. Десс закатила глаза и отвернулась. Блэки вечно носилась с этими допотопными вещицами: бумажными книгами и блокнотами, ручками с пастой, акварелью.

И все же ретроградом Блэки назвать было нельзя. На днях Десс нашла в ее комнате новехонький электронный дневник. Из любопытства решила пролистнуть пару страниц, но не смогла прочитать ни строчки – Блэки писала ручкой с симпатическими чернилами. Дневник требовательно запищал – для проявки ему требовался отпечаток пальца хозяйки. Десс пожала плечами и швырнула его на кровать. Не больно-то и хотелось.

Сестра любила и их серебристый аэромобиль, который – к неудовольствию обеих – приходилось делить между собой. Отец не покупал его – считал излишним баловать несовершеннолетних. Он достался им от матери. Модель выглядела слишком женственной, поэтому отцу ничего не оставалось, как отдать аэромобиль дочерям.

Потому Десс и недоумевала: какое удовольствие могла получать сестра от покупки очередной бумажной тетради и писанины в ней? Она постоянно фыркала и называла многочисленные книги Блэки старьем, а та, поглаживая потрепанную картонную обложку, упрямо поправляла: «Не старье, Десси, а антиквариат».

Знала же, как ее раздражает, когда ее называют этим слащавым «Десси».

С папой Блэки поздоровалась вполне искренне, ей лишь бросила хмурое «доброе утро».

– Как учеба? – за пару минут прикончив внушительных размеров бутерброд, осведомился отец.

Он никогда не называл дочерей «солнышко» или «мои девочки». Только по имени. Десс знала – Блэки это обижало. Она вообще была довольно чувствительной особой.

– Хорошо, – пожав плечами, обронила старшая дочь. Сказала бы «отлично» – она и впрямь делала успехи в академии, – если бы не знала, что за этим последует долгая лекция на тему «нет предела совершенству». Отец не любил, когда Десс зазнавалась, даже если искренне считала, что вправе гордиться собой. А ведь она как никто другой умела быть самокритичной.

Блэки, нацелившись взглядом в самое спелое яблоко в корзине, принялась воодушевленно рассказывать о вчерашнем дне. Десс изо всех сил старалась не зевнуть. Сестре определенно нужно научиться фильтровать слова и эмоции. Блэки вгрызлась в яблоко, брызнув соком, продолжила говорить с набитым ртом, за что заслужила неодобрительный взгляд отца. Десс злорадно усмехнулась. Соскочила со стула, воспользовавшись повисшей паузой. Уже на пороге обернулась и лениво спросила:

– Ты в школу идешь?

– Я даже не позавтракала! – воскликнула Блэки, метнув в нее возмущенный взгляд.

– Спать меньше надо было, – вкрадчиво произнесла Десс.

Нахмурившись, сестра сползла со стула. Зажав в руках старую тетрадь, с которой, кажется, никогда не расставалась, заспешила к выходу. Всю дорогу Блэки сидела в аэромобиле с насупленным видом. Десс не торопилась разряжать обстановку и нарушать ласкающую слух тишину. Долетев до школы за несколько минут, высадила сестру и направилась в академию.

В раздевалке было тесно и душно. Десс всегда приходила на учебу раньше остальных, чтобы в спокойном одиночестве переодеться в кадетский серо-черный костюм. Она не выносила столпотворения, пытливых девичьих взглядов и глупой болтовни. Слушать сокурсниц для нее было сродни пытке: складывалось ощущение, что они воспринимали учебу в академии только как повод найти себе симпатичных парней: разговоры в раздевалке в основном крутились вокруг количества кубиков на животе того или иного кадета и пересказа последних сплетен – кто кому нравится и кто с кем спит.

В отношении девушек и женщин, ставших маршалами, Система была более лояльна: предлагала электов, но не заставляла выходить замуж и рожать детей, как остальных достигших совершеннолетия. Даже одобряла, если маршал выбирала одиночество и служение своему государству. Маршалы – исполнители ее приговора, призванные сохранять порядок в Бене-Исс и следить за тем, чтобы его жители четко следовали правилам Системы. И чем меньше голова маршала была забита посторонними мыслями – семейными проблемами и любовными драмами, тем больше он отдавал себя работе. Системе – хладнокровной, бесстрастной – плевать на эфемерные человеческие чувства.

Ей нужно лишь одно – результат.

Совсем скоро обстановка в академии изменится. Вместо глупых разговоров в коридорах и раздевалках повиснет напряженное молчание, тренировки станут жестче, взгляды – озлобленней. Так происходило всегда, когда начиналась подготовка к испытаниям и тренеры забывали, что кадетам нужен отдых, сон и еда. Десс ощутит все это на себе – ей впервые предстоит сменить роль наблюдателя на роль испытуемого.

Она покинула раздевалку и направилась в тренировочный зал. На лестнице ее уже ждали Раск и Ангес – братья-погодки и ее единственные приятели, и в академии, и во всем Бене-Исс. Высокие, кареглазые, темноволосые, они были лучшими друзьями и вечными соперниками. Раск, вальяжно облокотившись о перила, беседовал с краснеющей кадеткой. То и дело слышался ее смущенный смех. Ангес со скучающим видом рассматривал собственные ногти. Увидев Десс, заметно оживился.

– Ну, неужели! – воскликнул он вместо приветствия. – Наконец-то хоть одна адекватная личность!

Десс широко ему улыбнулась. Раск, привыкший к подколкам брата, пропустил сказанное мимо ушей. Его собеседница негодующе фыркнула и, попрощавшись, ретировалась. Десс проводила ее прищуренным взглядом и повернулась к Раску.

– Не надоело еще? – со смешком осведомилась она.

Раск слыл бессовестным ловеласом. Десс уже и не старалась запоминать имена его «жертв», зная, что эти связи скоротечны.

– Разве это когда-нибудь может надоесть? – с притворным изумлением воскликнул приятель.

Десс, рассмеявшись, легонько стукнула его по плечу. Вместе они поднялись на второй этаж.

– Готова к испытаниям? – негромко поинтересовался Ангес.

– Готова, – твердо ответила она. – А ты?

Он мотнул головой.

– Я не буду участвовать.

– Отец тебя убьет, – прокомментировал Раск.

– Пускай, – пожимая плечами, отозвался Ангес. – Мне нравится здесь, и ничего менять я не хочу. Подожду, когда отец перебесится… или осознает, что маршалом мне все равно никогда не быть. Брошу академию, стану… не знаю, тренером или еще кем-нибудь.

Раск осуждающе покачал головой, но ничего не сказал.

Десс поняла однажды: именно в схожести их историй заключалась причина их сближения. У всех троих был суровый и требовательный отец, жаждущий увидеть своих детей в бело-черном костюме маршала, – с той лишь разницей, что отец Раска и Ангеса маршалом никогда не был. Но всегда мечтал. И теперь, как это часто бывает, делал все возможное, чтобы его дети достигли того, чего у него не получилось.

Еще одним общим звеном в истории двух семей – Ларсо и Бербен – была разница характеров двух молодых людей, связанных кровными узами. Полярное различие в их взглядах и стремлениях, которое с годами становилось все отчетливее.

Ангес поступил в академию на пять лет позже Раска. Как он однажды признался Десс – просто не выдержал постоянного давления. Когда отец узнал о нежелании сына становиться маршалом, о его горячей ненависти к Системе и к ее правилам, то просто перестал его замечать. Ангес в одночасье стал изгоем в собственном доме – в доме, где за обеденным столом велись разговоры о политике, благах Системы, ее созданиях – синтах, которые с каждым годом становились все совершеннее и все больше облегчали людям жизнь. Ангес – тогда еще пятнадцатилетний мальчишка – чувствовал себя лишним, не нужным и не любимым собственной семьей.

Ему просто не оставили выбора – хотя и выражалось это не в прямом приказе, не в предъявлении ультиматума, а в холодном молчаливом равнодушии. Кто, как не Десс, мог знать, что последнее гораздо страшнее. Ангес все же поступил в академию и со временем стал одним из лучших ее учеников, но по-прежнему не разделял рвения Раска и Десс сменить серо-черную форму кадета на бело-черную.

История Блэки начиналась примерно так же, но закончилась иначе – их отец быстро понял, что маршала из вечно витающей в облаках дочери не выйдет, как бы он этого ни хотел. Блэки была безмерно счастлива, что ее наконец оставили в покое и предоставили самой распоряжаться собственной судьбой. Десс, правда, сомневалась, что из этого выйдет толк. Младшая сестра представлялась ей эдаким нежным цветком посреди безжалостной пустыни. Нелегко ей придется в этом мире…

– А тебе не кажется… ммм… неправильным, что людей на должность маршала будут избирать праэко? То есть синтетики? – изогнув бровь, спросил Ангес Десс.

– Опять ты за свое, – раздраженно бросил Раск.

Ангес сделал вид, что его не слышит. Повернув голову, он пытливо смотрел на Десс, ожидая ее ответа.

– Праэко как никто другой знает, кто именно достоин защищать Систему. Они ведь созданы ею, – уверенно отозвалась она.

Ангес протяжно вздохнул. Он никогда не разделял взгляды Раска и Десс на Систему и готов был спорить до хрипоты.

– Вот именно, Десс! Какими бы совершенными не были синты, они – лишь творение человека. Роботы. Попросту говоря, умные машины.

– Не просто умные, – скривившись, бросила она. – Гениальные, совершенные. Создатели не просто слепили из кусков железа подобие человека, они вложили в синтов частицу своего разума, наделили собственным сознанием, мышлением и логикой! Если бы я была романтиком, то сказала бы, что Создатели вложили в синтетиков часть своей души.

О Создателях и их гениальных творениях Десс знала все. Или же почти все. Их личности оставались в тени, что лишний раз свидетельствовало о них как о людях, которых не интересовало ничего, кроме благополучия жителей государства. Именно Создатели разработали Систему. Создатели оградили Бене-Исс от всего остального мира – дикого, невероятно опасного. Точнее, того, что от него осталось. Они буквально собрали город по частям, десятки лет спустя превратив его в техногенный рай.

– И все равно это не дает им права распоряжаться человеческими судьбами, – стоял на своем Ангес.

Раску уже порядком надоела их дискуссия, повторяющаяся изо дня в день с завидной регулярностью. Он застыл у входа в тренировочный зал, приветственно махая однокурсницам. Послышались игривые девичьи смешки.

– Разве? – Десс многозначительно вскинула бровь. – Не забывай, синты обладают лишь логикой – чистой, не замутненной человеческими эмоциями. Если надо убить, они убьют, не терзаясь муками совести. Если нужно выполнить приказ Системы, они это сделают, каким бы он ни был и кто бы ни стоял перед ними – хромой щенок, маленькая девочка или сам Создатель! – выпалила она.

– И ты считаешь, что это правильно? – спросил Ангес. Ей показалось или в его взгляде и впрямь мелькнуло разочарование? – Что бы ты сделала, если бы Система приказала тебе арестовать собственного отца? Или Блэки?

– Этого никогда бы не случилось, – твердо ответила Десс. – Просто потому, что мы знаем правила. Мы уважаем Систему.

Он молчал, странно улыбаясь – уголки губ дергались и тут же опускались. Качая головой, заглянул в ее лицо и тихо произнес:

– И все-таки. Что бы ты сделала?

Десс молчала, Ангес знал ответ. И она его знала. Система не ошибается.

А маршалы не имеют права колебаться.

Глава третья
Блэки

Небо за сверкающими окнами школы было хмурым и тусклым. Грязно-серое, оно словно просило поскорее его отмыть.

Она еле дождалась конца уроков. Мысли сегодня бродили где-то далеко от своей хозяйки. Блэки прослушала вопрос учительницы и чуть не заработала низкую отметку. Отец был бы разочарован. Впрочем, ему не привыкать – он любил разочаровываться в ней. Неторопливо прохаживаясь по коридору, чьи стены едва не сотрясались от гомона взбудораженной свободой толпы, Блэки не сумела сдержать расстроенного вздоха. Конечно, до Десс – сильной, ловкой, всегда уверенной в себе – ей было далеко.

Блэки всегда отличалась особенной наблюдательностью. Помнится, в детстве она спрашивала мать: могло ли быть такое, что ее подменили в роддоме? Слишком уж она была… другой. Даже для своей собственной семьи. Маму тогда позабавил ее вопрос. В памяти остались смеющиеся голубые глаза, задорный смех. «Нет, солнышко, Система не допустила бы подобной ошибки».

И снова эта вездесущая Система. Даже в мыслях, даже в воспоминаниях, где царствовала мама.

Блэки снова вздохнула, покрепче прижала к груди тетрадь – словно щит, замаскированный под пожелтевшую от времени бумагу. Старье, как сказала бы ехидница Десс.

Она с невольным облегчением покинула здание школы, спустилась по ступеням выходящей во двор лестницы. Вполуха слушая разговоры одноклассников, скользя рассеянным взглядом по взмывающим вверх аэромобилям, Блэки думала о матери. Папа не разрешал сестрам видеться с ней. Говорил, что их мать уже другая – не та, которую они знали. И лучше они будут помнить ее той, прежней, чем увидят и почувствуют… что? Разочарование? Боль?

Что вообще чувствовали люди, сталкиваясь с родными, пережившими Изменение?

Блэки не знала. Она хотела увидеть маму, и не важно, как сильно та изменилась. Ведь руки, которыми она баюкала «малышку Блэ», голос, который напевал любимую колыбельную, глаза, которые умели смеяться, – все это по-прежнему принадлежало ей. Но папе не объяснишь… А Блэки не умела отстаивать свою точку зрения – как это умела делать Десс. Вот если бы сестра вступилась за нее, если бы она настояла… Но Десс была слишком увлечена академией. Полностью зациклилась на своем будущем и совсем позабыла о прошлом.

Иной раз, задыхаясь от тоски, переживая из-за очередной ссоры с отцом или Десс, Блэки, тихо рыдая в подушку, мысленно взывала к матери. Корила, что та оставила их однажды. Это решение – чем бы оно ни было продиктовано – повлекло серьезные последствия для всех них. Системе не нравилось, когда кто-то нарушал правила. Когда мама собрала свои вещи и объявила, что уходит от мужа и забирает с собой детей, Системе тут же стало об этом известно. Слишком ли громкой была ссора или слишком любопытны и остры на слух соседи – теперь уже никто не скажет. Как бы то ни было, но спустя несколько минут входная дверь открылась, впуская незваных гостей – именно в тот момент, когда мать, держа в одной руке чемодан, а другой схватив за руку сонную Блэки в пижамке с заячьими ушками на капюшоне, тянула ее к выходу. Реконструкторы зашли без стука – им никогда не требовалось приглашение.

Блэки тогда была слишком испугана, чтобы как следует их рассмотреть. Но в ее памяти навсегда остались высокие фигуры в черном, в черных масках вместо лиц, с серебристой горизонтальной полосой вместо глаз. Тогда они представлялись ей некими монстрами, лишь притворившимися людьми. Впрочем, это было не так уж далеко от истины.

Мама никогда не давала себя в обиду. И тот день исключением не стал. Наверное, если бы ей предоставили выбор, если бы рассказали о последствиях, то она повела себя иначе. Если бы она только знала…

Отшвырнув чемодан, мама оттолкнула плечом одного из Реконструкторов и, вылетев за порог, бросилась бежать. Блэки бежала рядом, намертво вцепившись в ее руку. Их нагнали очень быстро, просто не дали ни единого шанса скрыться. Реконструктор подхватил Блэки, чей пушистый тапочек с мордой белого зайчонка некстати зацепился о камень во дворе.

Мама закричала, чтобы они не смели отбирать у нее малышку. А малышка бессильно билась в чужих руках. Ощущения до сих пор были так живы – почти осязаемы. Больше всего Блэки пугала не хватка незнакомых мужских рук, а то, что они ничем не пахли. Совсем. От папиных рук часто исходил еле уловимый запах сигаретного дыма – электронные сигары он не любил, от маминых – нежный запах мыла или с приятной ноткой горечи – духов. Но эти руки не пахли ничем и… они были ни холодными, ни теплыми… никакими. Первое, что тогда ей пришло на ум – а она давно научилась воспринимать мир не одними лишь глазами, – что руки были мертвыми. Но стихийная мысль, пришедшая следом, поправила: не мертвыми – кукольными. Искусственными. И от этой мысли она разревелась – ей было безумно страшно находиться в этих искусственных руках.

Для любой матери плач ребенка – как самая громкая, самая тревожная и пугающая сирена. Боль ребенка – как некий ментальный хлыст, обостряющий все инстинкты и эмоции.

Мама Блэки услышала крик своего испуганного до одури дитяти, и просто не могла остаться в стороне. Подлетела, как разъяренная фурия, как хищная птица. Стремительно наклонившись к земле, подняла тот самый камень, о который споткнулась Блэки. И с силой приложила им по искусственной голове человека в черном.

Разумеется, ни к чему хорошему это не привело. Реконструктор не выпустил Блэки из стальной хватки, а ее матери так и не удалось сбежать. Зато ее действия расценили как агрессию. Сопротивление Реконструкторам, попытка нападения, попытка побега, попытка уйти из семьи – а значит, поставить под сомнение правоту Системы, грубо нарушить ее правила.

Блэки оставалось лишь бессильно наблюдать, как Реконструкторы скрутили руки ее матери и затолкнули в серебристо-черный гироплан.

С тех пор она не видела маму. И с каждым днем, с каждой недомолвкой отца и его попыткой уйти от правды в ней все больше крепла уверенность, что мама все-таки сумела вырваться из лап Реконструкторов. Что она покинула Бене-Исс, эту огромную, роскошную, но все же клетку, с которой Система ни на секунду не спускала свой пристальный взор.

Шестиэтажное здание школы, сияющий чистотой внутренний двор с его идеально ровной, идеально зеленой лужайкой остался позади. Над головой Блэки по воздушной дороге сновали аэромобили. Один раз пронесся и серебристо-черный гироплан. Сердце девочки екнуло, вновь нахлынули старательно спрятанные в складки сознания воспоминания. Мимо проносились молодые и не очень люди на ховербордах – простых, внешне незамысловатых или же модных, сверкающих неоном.

А Блэки шла пешком, притягивая к себе косые и несколько удивленные взгляды. Люди постепенно разучивались ходить – просто прогуливаться по улицам без всякой причины. Ощущать под ногами не доску или днище аэромобиля, а гладкий асфальт. Магнитные полосы испещряли все пространство Бене-Исс, пронизывали его стальными венами, словно подталкивая людей встать на магнитную доску, скоростью и высотой выделяться из все больше редеющей толпы пеших прохожих.

Блэки и сама любила ощущение полета, ветер в волосах и холодок на щеках. Но скорость стирала краски и запахи, заглушала своим свистом звуки, которые издавал огромный, противоречивый стальной организм – Бене-Исс. Поэтому Блэки, даже имея в копилке достаточно денег, которые выдавал ей отец на «карманные расходы», предпочитала после школы добираться до дома пешком. На это уходила пара часов, но их нельзя назвать напрасным времяпрепровождением – это был лишний повод рассмотреть окружающий ее мир в самых мельчайших деталях, заметить то, что не удалось заметить прежде. Изо дня в день она выбирала новую дорогу, поставив себе задачу исследовать каждый уголок родного квартала, и постоянно открывала что-то неизвестное для себя.

По мощеной дорожке Блэки спустилась к Старым прудам – ее маленькому островку спокойствия и уединения. Это было одно из немногих мест в городе, которых модернизация почти не коснулась – не слышно было шумных аттракционов, вода была настоящей, а не той серебристо-голубой субстанцией, на которую транслировалось голографическое изображение водорослей и рыбок – золотых и пестрых, как на Центральных прудах Шерасского квартала. Не было и фонтанов, исторгающих из самого центра прудов водяные струи, которые, изгибаясь, принимали самые невозможные формы, а затем обрушивались вниз и распадались на сотни мельчайших брызг.

Был лишь каскад из четырех чистейших прудов, отделенных друг от друга пешеходными аллеями, да скамейки, аккуратно выстроившиеся вдоль набережной. И тишина, изредка нарушаемая пролетающим над головой аэромобилем.

Блэки с наслаждением втянула в себя свежий воздух и медленно выдохнула. Забравшись с ногами на причудливую резную скамью, оглядела пруды прищуренным взглядом. Солнце слепило, а она практически никогда не надевала визор. Благодаря живому воображению и умению улавливать малейшие оттенки голоса ей не нужно было видеть лица собеседника, чтобы понять, когда он хмурится, злится или улыбается. Только дужка наушника за правым ухом была неизменна, но не потому, что ежеминутно разрывалась от звонков. Блэки привыкла слышать голоса только двух, самых близких ей людей. Но большего ей и не требовалось.

Сегодня на прудах она оказалась не одна – что уже само по себе удивительно. Молодая пара – по возрасту чуть старше Десс – прогуливалась рука об руку. Парень с красивым мужественным лицом смотрел прямо перед собой и говорил что-то своей подруге. Девушка смеялась, изредка заправляя падающую на лицо прядь светлых волос обратно за ухо. Выходило это у нее совершенно искренне и совсем не кокетливо.

Блэки, задумчиво оглядев незнакомку, мысленно окрасила ее в серебристый цвет. Таким ей казался ее смех – хрустальным, нежным, как множество колокольчиков. Присмотрелась к ее спутнику. Четкий, гордый профиль, под тонкой тканью футболки вырисовываются крепкие мышцы. Блэки воспринимала его чуть иначе. Темно-серым, цвета пасмурного неба. Сдержанный, сильный – именно таким она хотела видеть своего будущего избранника.

Блэки любила определять в людях подходящий им цвет. Если бы Десс прознала о ее невинной забаве, всенепременно подняла бы на смех. Ей не объяснишь, что многие вещи Блэки привыкла видеть иначе. Когда долго пребываешь в одиночестве, невольно придумываешь себе увлечения, какими бы странными они ни казались. Чем больше проводишь времени наедине с самой собой, тем больше отыскиваешь в своей душе потаенных уголков, незаметных для посторонних.

Воображение рисовало Блэки совершенно другой мир – принадлежащий ей одной и не допускающий чужого грубого вмешательства.

В этом ее фантазийном мире, где царствовали цвета, звуки и ощущения, Десс принадлежал бордовый цвет – цвет силы, ярости, внутреннего напора. А ей – темно-синий, спокойный и глубокий, как море, которое она видела лишь однажды – во время ее единственного, но запомнившегося на всю жизнь посещения Сомнирума.

Блэки вынырнула из глубин памяти, положила на колени тетрадь и вооружилась ручкой. Быстро набросала портрет пары – она не слишком была сильна в рисовании, но это помогало лучше прочувствовать момент. Задумчиво глядя на свое творение, Блэки попыталась понять: кто они, эти двое? Как давно знакомы, что значат друг для друга? Просто друзья, влюбленные или даже супруги? Как часто ссорятся? Есть ли у них собственные традиции – вроде поедания шоколадного мороженого за просмотром видеовизора по воскресеньям?

Она задумчиво полистала тетрадь. Страницы приятно шуршали, кончики пальцев ощущали шероховатость бумаги. Листы похрустывали от пролитых на них чернил и графитовых зарисовок. Пометки, наблюдения, мысли, подслушанные когда-то удачные диалоги, цитаты, слова, подчеркнутые жирными линиями – кусочки одного большого пазла. Когда Блэки будет готова, она его соберет.

Девочка предвкушала этот момент. Книга о Бене-Исс должна была стать делом всей ее жизни. Блэки хотела написать историю, которая изменит представление граждан города-государства о мире, в котором они живут. О людях, которые их окружают. О Системе и ее механических слугах.

Поэтому каждый божий день Блэки скрупулезно записывала в толстую тетрадь все, что видела и слышала. Слова кружились в голове в ожидании подходящего часа, чтобы выплеснуться на бумагу. Перед глазами вставали эпизоды из жизни выдуманных ею героев, которых и не существовало вовсе – но Блэки видела их так отчетливо, так ясно ощущала все их эмоции, что и сама начинала верить в собственную фантазию.

И она чувствовала себя ответственной за то, чтобы донести истории этих людей всему Бене-Исс. Праэко называли себя вестниками Системы. Блэки же хотела стать голосом, вестницей живых.

И пусть она была странноватой для других одиночкой, лишенной друзей и популярности, за которой так гнались сверстники. Пусть Система лишила ее матери, в одночасье разрушив и без того невеселую жизнь. Одного Система не могла отобрать у Блэки – ее мечту.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации