Текст книги "Дама непреклонного возраста"

Глава 3
В такие уши грех не врать

Дочь Софьи Филипповны Валентина проживала в обычной панельной пятиэтажке, на втором этаже. За дверью слышались женские голоса и мужской басок. Однако когда Зинаида позвонила, открывать ей не спешили. Она позвонила еще раз и еще. Голоса смолкли, а к двери так никто и не поторопился.

– Валентина! Открывайте немедленно, я слышала, что вы дома! – властно прокричала Зинаида в самую замочную скважину.

Она попыталась еще и заглянуть в отверстие для ключа, но замки теперь стали делать такие, что порядочному человеку и глаз упереть некуда. Абсолютно никакой возможности! А уж она и так прилаживалась, и эдак… Неожиданно дверь так быстро распахнулась, что сыщица еще не успела выпрямиться, и перед ее глазами возник чей-то живот в цветастой футболке.

– Во народ пошел! – крикнула кому-то в комнату крепкая темноволосая женщина лет сорока. – Слышь, Вер! Я говорю – народ пошел, не успеешь открыть, а они уже кланяются. Чего надо-то? Голосовать все равно не пойду, хоть на колени падай!

Зинаида выпрямилась и бросила на женщину высокомерный взгляд.

– А я, собственно, вас никуда и не зову. Я к Валентине! – заявила она.

У женщины моментально глаза загорелись недобрым огнем.

– Вер! Верка! – снова рявкнула она в комнату, и в прихожей появилась сухонькая дамочка с острым, как клюв, носом и с белесыми глазами навыкате. – Вот она, Верка, полюбуйся! Легка на помине!

Остроносая Верка вышла в коридор и с неприязнью оглядела Зинаиду.

Зинаида еле сдержалась, чтобы не наговорить женщинам «любезностей», но с ругани начинать допрос – загубить все дело, так ей думалось, поэтому она только поджала губы и без приглашения шагнула в квартиру. Затем повернулась к той, что открыла ей дверь:

– У меня, Валентина, к вам серьезный разговор. Мне в гостиную проходить?

Валентина не собиралась пропускать гостью ни в гостиную, ни в кухню. Она уперла руки в крутые бока и забасила:

– Никаких разговоров! Ты уже пожила всласть, теперь наш черед. И даже не упрашивай, твоя песенка спета!

Зинаида взглянула на Валентину и вдруг поняла: а и в самом деле, эта бабища запросто может жизни лишить, вот только кулаком размахнется… Эх, неужели учуяла, что Зинаида на след напала? Скорее всего, доченька матушку, Софью Филипповну, и прикончила. А теперь, кажется, ее, Зинаиду, убивать собралась.

– Понежилась и хватит! – продолжала голосить Валентина.

– Вы знаете, – «выкинула белый флаг» Зинаида, – я, в общем-то, не нажилась еще. То есть, я бы и еще не против… Да и не нежилась как следует, правду вам говорю…

Внезапно послышался грохот, страшный треск, и до дамских ушей донесся отчаянный мужской вопль:

– Ва-а-аля-я-я! Валюша-а-а-а! Помоги!

Зинаида вздрогнула, Верочка начала мелко трястись, а Валентина еще больше набычилась и побагровела, но принципиально мольбы о помощи «не услышала». Однако и проситель не умолкал:

– Валька, стерва кривоногая! Щас оборвусь на хрен с твово балкона! Убьюсь к чертям собачьим!

Валентина ткнула подругу в бок и оглушительно зашептала:

– Верка! Иди скажи ему, пускай лучше сам убивается. Жена его пришла, она его все равно пришибет насмерть!

Верка дернулась в комнату, а Валентина уже надвигалась на гостью животом и грубо выпроваживала:

– Вы, я смотрю, уходите? Вижу-вижу, торопитесь… А я не задерживаю, нет-нет! Сами ж понимаете – незваный гость, что в горле кость.

Зинаида уже смекнула, что убивать ее сегодня не будут, и вообще – ее здесь приняли за кого-то другого, поэтому она уверенно отодвинула хозяйку и прошла в комнату. В комнате была настежь распахнута балконная дверь, и было прекрасно видно, как по ту сторону перил болтается мужчина и изо всех сил цепляется за них. При этом он нещадно покрывал матами и себя, идиота, и ту любимую и единственную, к которой завернул сегодня, «как последний лох – на груди пригреться!» Рядом с ним торчала Верочка и остервенело долбила мужчину по пальцам, чтобы он оторвался и не позорил доброе имя подруги.

– У вас там господин на балконе болтается, так вы его в дом затащите, чего ж он на ветру полощется? – кивнула Зинаида на бедолагу.

– Не ваше дело! – рыкнула Валентина. – Это совсем даже не господин, это… это… садист. Ну, цветы он садит у меня в ящичках, озеленитель. Оборвался, наверное.

– Генка! – шипела верная подруга Верочка. – Отцепляйся, паразит такой! Твоя цапля нарисовалась, все равно скинет!

– Дуры-ы-ы-ы! Это не моя! – никак не хотел быть благородным Генка.

Зинаида прикрыла двери на балкон, откуда несло холодом, и уселась на диван.

– Я к вам, Валентина, по поводу вашей матери, Софьи Филипповны. Расскажите, как прошел ваш последний день с ней?

Валентина остолбенела. Она-то решила, что милиция все вопросы ей задала, и больше ее помощь не пригодится. Нет, ну в самом деле, сколько ж можно?!

– Так я все рассказала уже, – выпятила Валентина цветастый живот.

– Мне вы ничего не говорили, так что потрудитесь, – твердо заявила Зинаида.

Когда она шла сюда, то подыскивала разные слова, чтобы, не дай бог, не ранить душу дочери неосторожными воспоминаниями. Но теперь все предосторожности показались излишними – явно дамочка не слишком печалится.

– Итак?

– Ну… – Валентина даже не догадалась сесть и теперь стояла посреди комнаты, как нашкодившая школьница. – Ну… у мамы была своя квартира, но она все равно у меня жила. И в тот раз тоже – с работы сразу ко мне пришла.

– Да вы садитесь, садитесь, – милостиво разрешила сыщица.

– А дальше… Ну, мама с собой еще работу на дом взяла. Она часто домой приносила тряпки – то прострочить не успела, то к показам торопилась. И в тот раз тоже. Мы поели… Нет, она одна поела, я уже кино смотрела, а потом кино кончилось, и я спать пошла. Уснула сразу, я ж с ночной была…

На балконе тощенькая Вера пыжилась, втягивая несчастного мужика обратно. Тот явно превосходил в весе, и Верочка еле держалась, чтобы не нырнуть следом.

– Давайте их затащим, все равно поговорить спокойно не дадут, – предложила Зинаида.

– Да ну их, пусть сами выкарабкиваются, – отмахнулась Валентина и снова сосредоточенно сдвинула брови. – Спрашивайте.

Усаживаться хозяйка определенно не собиралась, и это Зинаиду нервировало. К тому же акробаты на балконе грозили в любую минуту сорваться, что тоже раздражало. Допрос шел колом, но сыщица, однако, из последних сил напрягалась, чтобы выудить из свидетельницы всю возможную информацию.

– Значит, вы пошли спать… – поджала она губы и сосредоточенно собрала брови в кучку. – А может, вы все-таки не сразу уснули? Может, слышали какие-то разговоры или звонок телефонный? Я вот знаю, что многие очень хорошо просыпаются от телефонных звонков.

– Не, я не просыпаюсь. Потому что у нас телефона нет. Столько лет стоим на очереди, а нам все не ставят. Хотели коммерческий подвести, так еще линию не протянули. Но обещали скоро, – охотно поделилась Валентина. – Я ничего не слышала, меня и милиция-то еле разбудила.

Балконная дверь с шумом распахнулась, и на пороге появились посиневший от холода Гена и трясущаяся Верочка.

– Вальк, ну ты чо, совсем, а?! Главное, сама в тепле, а я, значит, на перилах болтайся…

– Мог бы и не болтаться! – звонко затараторила Валентина. – Мог бы и спрыгнуть, со второго-то этажа. Тоже мне, гусь хрустальный! Прямо рассыпался бы!

Мужчина медленно-медленно поднял подбородок, громко-громко засопел и быстро-быстро кинулся зашнуровывать ботинки.

– И все! И больше не вернусь! Будешь потом с обкусанными локтями жить, а я не вернусь! Верка! Пойдем в кафешку, предательство обмоем!

Верка радостно сверкнула глазами, потом мельком глянула на подружку и виновато прощебетала:

– И правда, Валечка! Я там мучилась-мучилась, чуть с горя сама не оборвалась, а ты тут в тепле… Предательство это, Гена верно говорит, надо его обмыть.

Валентина не удерживала друзей. Казалось, она была даже рада, что те так быстро смылись.

– На чем я остановилась? – спросила она Зинаиду, когда дверь за ними захлопнулась.

– Вы сказали, что милиция вас с трудом добудилась.

– Да! Долбили, долбили в двери, хотели даже взламывать, а тут я возьми и проснись наконец. Ну а они мне сразу: вы такая-то, такая-то? У вас погибла мать. Сгорела. А я даже не знала, представьте!

– Валя, а почему они к вам сразу заявились, милиционеры-то?

Валентина пожала плечами:

– Как, то есть, почему? Я же дочка. Родная. Вы знаете, как я ее любила? Ах, как я любила! Я ведь даже замуж ни разу не сходила. Все вокруг маменьки – «Мамочка, мамочка! А молочка? Не хочешь… А булочку? А вот я тебе яблочко купила, хочешь? Так какого хре…» Нет, я в маменьке души не чаяла. Вот они и сразу… А чего им ждать-то, вдруг я потом на работу уйду?

– Ну, с работой это понятно. А как они вас нашли? – допытывалась Зинаида.

Валентина еще больше распахнула глаза, удивляясь несообразительности гостьи, и буквально по слогам диктовала:

– Все очень про-сто! Маманя же очень за меня волновалась, ну и придумала – всегда с собой записочку носила: «В случае несчастья обратиться к дочери, проживающей по адресу…» И потом меня успокаивала: «Ты, доченька, не беспокойся, если со мной что случится, тебе первой сообщат!» Она меня однажды чуть не угробила так!

– Как это?

– Да вот так! – Валентина, видимо, вспомнила, как чуть не угробилась, и звучно швыркнула носом.

Хотела было продолжать, но рыдания снова схватили за горло, и женщина понеслась на кухню хлебать воду. Вернулась она с двумя стаканами воды.

– Вот, захватила себе на потом. И вам на всякий случай. А то я сейчас такой ужас расскажу! Маменька ведь у меня с придурью была… В смысле, находчивая такая, хоть вешайся! А я ее все равно любила, все ей прощала, даже ту выходку… – Валентина снова опрокинула в себя стакан и только после этого начала говорить. – Я на швейной фабрике работаю. Так вот, помню, прошлой зимой, было уже шесть часов, темно, прибегает ко мне бригадирша вся белая: «Иди, говорит, Валька, в кабинет начальника цеха, там милиция пришла. У тебя мать убили, так они просили тебя подготовить». Ну, я захожу к начальнику, там и правда два милиционера сидят. Мычали, мычали, потом приглашают меня на опознание: «Какой-то негодяй у вас мать убил, а у нее записочка, чтобы к вам обращаться. Вот мы через соседей вас и нашли на работе. Поехали опознавать». А я еще упираюсь, не хочу. А делать нечего – надо. Приехали в морг. Мне сначала вещи показали, и я даже на тело смотреть не стала – зачем, если тут тебе и матушкина шуба, и шапка ее. «Моя, говорю, родительница». Они меня до дому довезли, успокаивают, а я, как замороженная, только об одном думаю – может, и неплохо, что матушка так скончалась, от болезней не мучилась, а быстро умерла, и я теперь свободная личность, поживу как человек. А то, ну чего ж, в самом деле?! Живу столько лет, замуж не вышла, потому что матери мои ухажеры не по душе были, а тут наконец – живи с кем хочешь, полная свобода. И, главное, я еще состариться не успела, вполне можно семью устроить. Ну, радуюсь так потихоньку, сама уж думаю, какую перестановку в квартире сделаю… И что вы думаете? Поднимаюсь к себе, открываю двери, а навстречу мне выходит мамочка собственной персоной! Я чуть сама в том морге не оказалась! Говорю же – она такая, прям как чего выдумает…

– А как же? Это она пошутила, что ли? – распахнула рот Зинаида.

– Ни хрена себе шуточки! Если бы она еще и до этого додумалась… – ужаснулась Валентина. – Нет, было так. Маменьку мою в подъезде какие-то бичи ограбили средь бела, шубу и шапку сняли. И, видимо, сама-то грабительница шубу и напялила. Нарядилась, потом напилась как следует, ее собутыльники-то и прикончили. А милиция, когда труп обнаружила, сразу по карманам шарить давай, а там матушкиной рукой написано: «В случае несчастья, обращаться…»

– Какой ужас! – посочувствовала Зинаида.

Валентина потерла глаза кулаком и добавила:

– Это еще не ужас. Ужас был, когда меня заставляли тот труп из морга забрать! Я же его как маменькин официально опознала. Чуть на дом не привезли, еле открестилась!

Зинаида посмотрела на несчастную сироту и стала собираться, больше ничего ей Валентина сообщить уже не могла. Валентина с облегчением поднялась – незваная гостья вымотала у нее все силы, еще и Генку пришлось из квартиры вытурить… Хозяюшка уже распахнула дверь и даже обмолвилась:

– Если будете в наших краях, заходите. Правда, я сегодня в командировку улетаю, в срочную, так что чего вам зря по гостям таскаться…

Но тут Зинаида затормозила и резво повернула обратно:

– Вот вы сказали – Софья Филипповна сгорела. А как же бумажка при ней целая осталась? – прищурилась она.

Валентина снова скисла:

– Ну, не вся же она сгорела. Ее задушили. И хотели вместе c домом сжечь, а соседи «пожарку» вызвали, вот она и не успела, ноги только обгорели, а все остальное целое оказалось. Там даже на руке надпись какая-то была… Сейчас вспомню… «Я не такая», вот. В этот-то раз я уже по-настоящему ее опознавала.

– Хорошо, а где ваша мама жила?

– Кирпичная, одиннадцать, квартира четыре. Ну, все, что ли?

Зинаида рассеянно помотала головой.

– Спасибо, Валентина. – Но уже совсем на пороге она очнулась и щелкнула пальцами: – Черт, и все же – почему она от вас ушла в тот вечер, а?

Этого Валентина уже вынести не смогла. Она неумело «испугалась» и, ляпнув классическое:

– Ой, у меня молоко убежало! – захлопнула дверь.

Зинаида в растерянности спустилась вниз и вышла из подъезда. Что-то не нравилась ей эта Валентина. Врет ведь! А где? Зачем? Хотя… Нет, надо срочно нестись домой и там подумать.

Сыщица не торопясь направилась домой, хотелось пройтись по свежему воздуху. Однако на улице стал накрапывать дождь. И вроде бы не сильно лил – капли падали лениво, вяло, но слякоти добавил. Зинаида в своем новом персиковом пальто чувствовала себя неуютно. Да еще ох уж эти водители машин – они так и старались облить ярко одетую даму грязью. Один даже изловчился и специально по ближайшей к ней луже проехался, паразит. Хорошо еще, что Зинаида умела так ловко прыгать. Правда, от прыжка пострадали сапоги – на них теперь ясно выделялись мутные капли. А обувь и пальто следовало поберечь, за них еще даже не уплачено, поэтому Зина забежала в небольшой магазин, чтобы переждать дождь. Здесь торговали мебелью, и народу было немного – парочка пенсионеров, бродящих по выставочным рядам, будто по залам Эрмитажа, муж с женой, которые ссорились возле кресла-качалки, да молодящаяся модная особа на тоненьких каблучках. Зинаида важно прошлась между рядами диванов, потом стала приглядываться к кроватям, шкафам, горкам. Ее собственная мебель уже давненько красоты не создавала, приходилось только восхищенно ахать, разглядывая Юлькины журналы, где во всех красках были расписаны чьи-то роскошные хоромы. Однако она даже и не мечтала о том, чтобы сменить интерьер. Но теперь, когда ей светил оклад можодера… меженера… Черт, как же называется-то ее будущая должность? В общем, теперь не грех и приглядеться к новинкам мебельных фабрик.

– А скажите, почему у вас нет плетеных экспонатов? – капризно пищала молодящаяся женщина, обращаясь к продавцу. – Мне бы хотелось, допустим, плетеный сервант! И что я должна теперь делать?

«Люди в подобном случае только вешаются», – язвительно подумала Зинаида, но продавец весьма добродушно пояснила:

– А вы знаете, сейчас в городе проходит замечательная ярмарка плетеных изделий. Вам нужно от нас выйти, сесть на «семерку» и доехать до конечной. Там сразу увидите – большой такой гипермаркет – это Кирпичная, девять. Вот там ярмарка и проходит.

Девушка улыбнулась и поспешила к семейной паре. Там творилось что-то непонятное – муж уселся в кресло и раскачивался изо всех возможностей новенькой качалки. Ноги мужчины высоко взлетали вверх – как выяснилось, он проверял качества изделия.

– Ну совсем ума нет, – покачала головой Зинаида, наблюдая за покупателем.

– Действительно! – фыркнула молодящаяся особа. – Главное, говорит, сесть на «семерку»… Можно подумать, я знаю, что это такое! Можно подумать, у меня машины нет! И как туда ехать? Черт!

Зинаида моментально смекнула, что ей сейчас невозможно повезло, такое совпадение просто даровано ей небесами. Дамочка собирается на Кирпичную, девять, а Зинаиде требуется на той же улице дом одиннадцатый!

– А вы знаете, я пожалуй, смогу вам объяснить, – напыщенно предложила она.

– Ой, вы волшебница! – всплеснула руками незнакомка. – Вам тоже на ярмарку, да? Давайте тогда так: вы впереди езжайте, а я за вами сзади.

Зинаида крякнула. Ничего себе – повезло. Значит, она на троллейбусе потрясется впереди, а эта леди за ней на машине?

– У вас автомобиль какой марки? – не умолкала та. – За кем мне держаться?

Зинаида Корытская удовлетворенно расплылась в улыбке. Все не так страшно, просто дамочка посчитала, что такая достойная женщина, как Зина, тоже на «колесах». И она кокетливо поправила прическу.

– Знаете, мое авто сейчас в сервисе, что-то там… под сиденьем барахлит… и зеркало отвалилось. Так что я сегодня… гоп-стопом передвигаюсь.

– Ну, так это даже лучше! Пойдемте.

Вскоре они уже неслись по мокрым улицам города в темно-вишневой иномарке, названия которой Зинаида так и не узнала. Женщина уверенно держалась за руль, а Зинаида вовсю командовала, когда и куда свернуть. Уж что-что, а как ходит троллейбус «семерка», она знала с детства.

– Вот! – Наконец ткнула она пальцем в огромный стеклянный корпус за окошком. – Вот вам сюда.

– А вы разве не на ярмарку? – вздернула бровки дамочка.

– Вы знаете, у меня дома уже есть плетеный сервант, я плетеный телевизор заказала, жду, – мило улыбнулась Зинаида и выпорхнула из салона.

В подъезде, на первом этаже она чуть не столкнулась с худеньким старичком, который высоко задрал голову и что есть мочи долбил сучковатой палкой о бетонный пол.

– Ой, простите, пожалуйста, – извинилась Зинаида. – Здесь темно, я чуть вас не сшибла…

– А мне, красавица, все одно – что темно, что светло. Глаза мои свету не различают, – горько пожаловался старичок и принялся нащупывать Зинаиду растопыренной пятерней.

Пятерня уверенно пошарилась в области лифа, потом опустилась ниже и, когда уже Зинаида собралась-таки возмущенно надавать якобы слепому охальнику по дланям, перекинулась на стену. Старик и в самом деле был слеп, как крот, а его рукоблудство пригрезилось Зинаиде от излишней самонадеянности. А что, когда хорошо выглядишь, можно чуточку и возомнить о себе…

– Вам выйти надо? Может, двери открыть? – устыдилась Корытская.

– Да я б и сам вышел-то, чай, не впервой, да вот только пятьдесят рублей обронил, а клюкой-то их не больно нащупаешь. Погляди, девонька, может тут где валяются?

Зинаида послушно стала пялиться на пол. Ничего. Чисто подметенный пол, и все. Она даже немножко выше поднялась и спустилась на две ступеньки ниже – ничего.

– Вот ты горе какое, а? – покачал головой бедный старик, и его незрячие глаза налились слезой. – Пенсия-то когда еще будет, а я и так на одном хлебе… Вот тебе и сэкономил, называется. Хоть бы уж меня машина какая сбила, чем с голоду-то помирать… Пойду на дорогу, авось, кто сжалится, собьет…

– Да чего ж это вы такое придумали! – возмутилась Зинаида. – На дорогу нынче только выйди, там таких «жалостливых», знаете, сколько отыщется! Они и зрячего так и норовят придавить, а безглазого-то… Вот… подождите-ка… сейчас… Ну, где же кошелек-то у меня… Вот! Возьмите сто рублей, у меня нет полтинника. Берите и топайте аккуратненько в магазин, понятно? И чтобы никаких дорог, договорились?

Старичок стал кланяться, еще громче задолбил палкой о бетон и снова прослезился:

– Дай бог тебе, девонька, любовника-адвоката!

– Лучше б он мне мужа дал, – буркнула Зинаида и добавила себе под нос: – Адвоката, конечно, хорошо бы, но на худой конец можно и хирурга.

За старичком громко хлопнула подъездная дверь, а Зинаида направилась в четвертую квартиру. Неизвестно, кого она хотела там встретить, может быть, поговорить с соседями, но побывать здесь было необходимо.

Квартира номер четыре находилась на втором этаже. Обыкновенная дверь, обитая светло-коричневым дерматином, не новым, но еще очень крепким, светлая ручка, звонок… Все, как у всех, и никаких следов пожара. Даже и не подумаешь, что здесь не так давно сгорела Софья Филипповна.

Зинаида аккуратно нажала на кнопку звонка. За дверью послышалась трель, но никто не отозвался. Она попробовала еще раз – никого. Корытская взглянула на часы – половина седьмого. Может, подождать? Сейчас как раз люди с работы возвращаются. Она уселась на широкий подоконник, достала зеркальце и стала поправлять макияж – Юлька ей говорила, чтобы она чаще смотрелась в зеркало. Зинаида платочком обмахнула щеки, провела по губам помадой и решила, что уже достаточно неотразима. Она посидела еще минут десять, потом снова позвонила, но уже и сама понимала, что в четвертой квартире никого нет. В пятой тоже не отозвались, хотя она явно слышала, как шаркали за дверью чьи-то шаги. Кричать в замочную скважину не хотелось, и Зинаида решила наведаться сюда в другой раз.

Она вышла на улицу и обомлела: на скамейке возле подъезда сидел знакомый уже слепой старичок и точно, как в аптеке, разливал по пластиковым стаканчикам водку двум сотоварищам.

– Слышь, Иваныч! – ворчал на него мужчина, который был помоложе. – Ты чо мне капнул-то? Главно дело – Митричу полный стакан, да? А мне, как украл! Ты чо, краев не видишь?

– Все я вижу! Тебя, клопа, не спросил! Мы-то, почитай, кажный день тебя поим, то Митрич, то я, а ты уж год считай как балласт на нашей шее. Еще, смотри-ка, недоволен!

– Ты, Иваныч, гляди – мимо ить льешь! – дернул его тот, кто назывался Митричем.

Зинаида ошалело наблюдала за пиршеством, а больше всего, конечно, пялилась на нового «Паниковского». Сомнений в том, что пожилой мужчина явно врал ей в подъезде, не оставалось. Тот ее не замечал – опрокинул стаканчик и стал ворошить нехитрую закуску, выбирая кусок побольше.

– Эй, хорошая, а ты чего застыла с открытым ртом? – вдруг окликнул ее тот, которого обделили. – Оголодала? Так ты к нам присядь, угощайся! Иваныч, налей бабе.

– Совсем охренел! – взвился «слепой» старичок. – Сам на птичьих правах, еще и бабу при… Ой! Девица-красавица, ты ли это? Ну, садись, садись к нам!

Зинаида скривилась:

– Дедушка, и как же вы меня без глаз усмотрели? Как собака, чуете, что ли? И не стыдно вам на людской жалости зарабатывать? Добро бы правда на хлеб, а то ведь на отраву!

– Не ругайся, какая ж водка отрава? Грех это, добрый продукт хаять, – погрозил пальцем старичок. – Садись лучше, выпей вот.

– Не буду я пить с таким вруном! – дернулась Зинаида. – Я его пожалела, а он… А сам говорил – под машину!

Старичок отложил надкусанный огурец и огорченно развел руками:

– Не, мужики! Ну, вы поймите этих баб! Ить сама меня прям за ноги держала, чтоб я, значит, под какой самосвал не угодил. Сама! И сотку мне для этих целев сунула, чоб, значит, я душой поправился. Я ее благородной посчитал, пью тут сижу исключительно за ради ее здоровья, а она меня стоит и позорит принародно!

– Чего, Иваныч, опять с костылем под слепого косил? – хохотнул молодой мужик. – Попомни мое слово – накаркаешь!

Старичок огорчился. Он намеревался провести время с приятностью – в кругу друзей да за хорошей беседой, а беседа какая-то не теплая получается.

– Нет, ну ить все настроение споганил, – горько поставил он стаканчик. – Слышь, деваха, чего те надо-то? Дала деньги, а теперь забудь, потом зачтется. Что ж ты над душой-то торчишь?

Старичок все же хряпнул водочки и вдруг заговорил совсем сердито:

– А ты к кому шла, докладай быстро! Славка, держи ее за хвост, она, небось, наводчица! К кому шла, говорю?!

– Вот наглец, – горько усмехнулась Зинаида. – Как деньги брать, так и у наводчицы за милую душу, а как поговорить… И как ведь быстро за водкой-то смотался! Я в четвертую квартиру шла, к Софье Филипповне. Старушка такая тут жила, не знаете? Маленькая, низенькая такая…

Мужички переглянулись, потом «слепец» Иваныч замотал головой и сообщил:

– Мы, чтоб ты знала, красавица, маленькими старушками не интересуемся! – крякнул он, а потом хлопнул себя по коленям и, лихо притоптывая, гаркнул: – Гоп, стоп, Канада! Старых баб не надо! Молодых давайте! Хлопцы наливайте! Гоп, стоп… Вот в десятую квартиру молодка приехала, так я понимаю – полная пазуха добра, и позади тоже полно добра-то. Не какая-нибудь селедка дохлая. Митрич, слышь, а как ее, из десятой-то зовут?

– Да не помню я… – отмахнулся молчаливый Митрич.

– Ему бабка дома всю память отшибла, – хихикнул Славка. Посмотрел на Зинаиду и добавил: – А в четвертой вовсе и не старушка живет. Там у нас какой-то иностранец. Ну, в смысле, кавказец. Давно уже. Я сюда два года назад въехал, они уже жили. Сейран его зовут, что ли. Иваныч, его Сейран зовут?

– Вот как звать… то ли Сейран, то ли Джейран, то ли вовсе Сейлормун какой… Не скажу, – сосредоточенно пытался ухватить кильку за хвост Иваныч. – Не скажу, но… живет кто-то. Не старушка, точно. Братья наши по разуму, чернявые. А старушки нет.

Зинаида не могла поверить, хотя… Чего ж не верить-то? Дверь совсем не повреждена никаким пожаром. Но неужели Валентина так откровенно врала?

– Подождите… Значит, никакая старушка здесь не проживала? И пожара не было? Значит, это не у вас тут женщина сгорела?

Иваныч только что опрокинул в себя очередной стаканчик, и после ее вопроса водка из старичка брызнула фонтаном. Митрич тоже поперхнулся и закашлялся.

– Слышь, ты, красавица! – зарычал Иваныч, утираясь рукавом. – Ты б шла отседа! Да быстрее! Ишь чего, женщин наших палить надумала… Славка, беги звони в милицию, все одно тебе уже не хватит тут в бутылке. Сообщи в органы, что мы тут лазутчицу захватили…

Он даже попробовал подняться. И кто знает, может, и правда бы захватил, но и Зинаида была не робкого десятка.

– Вы тут, дедушка, сильно-то не умничайте, а то я вмиг расскажу той милиции, для чего у вас тросточка! Джентельментель…

И пока старик раздувал ноздри, она посеменила к остановке.

Уже в троллейбусе Зинаида сунула руку в карман и вытащила сложенный листок – так и есть, нарисованный Татьяной план не имел совершенно ничего общего с расположением улицы Кирпичной. Значит, получается – Валентина соврала.

До дому Зинаида добралась усталая, голодная и злая.

– Зинаида Ивановна! Ну и как ваша работа? Привыкаете? – курлыкала девчонка-квартирантка, вовсю изображая гостеприимную хозяйку. – Снимайте сапожки, вот сюда ставьте… Ой, чего ж вы так обувь не бережете, только ведь купили! Да, Зинаида Иванна, я чуть не забыла! Тут мужчина приходил, вас искал. Наверное, из милиции. Я сказала, где вас найти, он не приходил?

– Из милиции? – Зинаида пыталась сообразить, что от нее понадобилось доблестным органам. В последнее время она зубы никому не выбивала [1]1
  О том, как Зинаида Корытская выбивает зубы, читайте в книге М. Южиной «Снимать штаны и бегать», издательство «Эксмо».


[Закрыть], с коллегами не ссорилась, с постояльцами тоже… – Юля, а отчего ты решила, что тот мужчина из милиции?

Юлька вытаращила глаза, пару раз хлопнула длинными ресницами и справедливо изумилась:

– Как откуда? У него пальто такое… все длинное и черное, как у настоящего сыщика!

Заслышав про пальто, Зинаида рванула к телефону. Рука ее сама собой стала набирать заветный номер. В трубке сначала гудели длинные гудки, а потом голос… такой близкий и волнующий… такой… короче, голос Плюха спросил:

– Алло! Нюра, вы?

Зинаида брякнула трубку на рычаг. И что волнующего она находила в этом прокуренном хрипе? Нюра! Конечно, у Нюрочки столько денег, что она запросто может влюбить в них кого угодно, даже хирурга Плюха! Ну и пусть! Когда Зинаида станет… боже! Опять забыла, кем же она станет…

– Зинаида Ивановна, – подошла Юля, вытянула шейку и собрала губки пупочкой. – Вам надо сдерживать эмоции. Не дело, если вы каждый раз трубками швыряться станете. Потому что…

Почему это не дело, так и осталось секретом, потому что в тот миг позвонила Татьяна Боева и сразу же затарахтела:

– Зин! Я завтра на работу только к обеду подойду, к Вадьке какой-то серьезный доктор приехать должен. Слушай меня внимательно. Нашим девчонкам только растворимый кофе подавай, не балуй их. Натуральный, из зерен, вари только Ивской, поняла? У нас там на второй полке банка стоит, с черной этикеткой. Видела? Так вот, из этих зерен только Ивской. И еще – в долг никому не давай. Особенно Аркадию Валерьевичу, он любит в долг откушать.

– Уой, – замурлыкала Зинаида. – Прям-таки «в долг». Скажи лучше – боишься, что клиента уведу. А то я не видела, как он тебе сто долларов в карманчик сунул, а ты его за это дармовой овсянкой накормила. Я видела, как он тебе чаевые…

В трубке послышалось фырканье:

– Зина, запомни, если Аркадий сунет чаевые, это все! Армагеддон! Он и слово-то такое забыл – «чаевые»! Он вообще всегда расплачивается, как будто кровь сдает. Я поэтому у него деньги всегда вперед беру. И ты знаешь, ему это нравится, не ты одна думаешь, что он меня чаевыми балует. Да, еще! Бухгалтерше Ие Львовне с утра молоко вскипяти. Она без молока день не начинает, а от некипяченого у нее… короче, диарея у нее. Так что если вдруг чего, она тебе тогда два месяца зарплату задерживать будет, проверено…

Надавав еще кучу ценных указаний, Татьяна отсоединилась. И вовремя, потому что Юля уже кричала на все этажи:

– Игорек! Зинаида Иванна! К столу! Я сегодня такое чудо приготовила – язык проглотите! Борщ! Давайте скорее, а то все остынет, и весь вкус растеряется.

Зинаида дернула носом, однако она сегодня так проголодалась, что была рада даже чудо-борщу. Игорек уже сидел за столом и осторожно подтягивал ложку ко рту.

– О-й-й-й! – все-таки обжегся он. – Прям кипяток! И когда остынет?

Зинаида Ивановна ела молча, обдумывая, как она завтра себя покажет на новом месте. Татьяна говорит – девчонки придут, а она еще не со всеми познакомилась. И кому, спрашивается, растворимый подавать?

– Нет, ну если честно, я возмущена! – вдруг сообщила Юля. – Сколько едите, а хоть бы кто похвалил!

– Юленька! – немедленно исправилась Зинаида. – Сегодня у тебя особенно удачное варево! Просто необыкновенное! И что ты туда набросала?

Юлька вежливо мотнула головой и уставилась на мужа:

– А ты? Почему еще не похвалил? – строго вопросила она.

– Я… еще не похвалил? Я хвалил! – уперся Игорек. – Просто ты на меня внимания не обращаешь. Я хвалил!

– Нет! Я помню! Не хвалил, не хвалил!

У молодых назревала ссора.

– Ну как же! А «ой» я сразу сказал? Это что?

– Это ты обжегся! – уже начала подрагивать подбородком молодая стряпуха. – А вот…

– Юленька, – нашелся Игорь, – ты хотела Зинаиде Ивановне что-то про ключ сказать!

Юлька тут же забыла про поварские лавры и всплеснула руками:

– Зинаида Иванна, чуть не забыла! Завтра к вам слесарь придет, будет какие-то батареи смотреть, так он просил вас ключ от комнаты оставить. Вы уж оставьте мне ключик на денек.