Книга: Боль - Маргерит Дюрас

Этот небольшой автобиографический рассказ Маргерит Дюрас на 60 с лишним страниц фигурировал среди трёх тем выпускных сочинений в этом мае. Точнее не сам рассказ, а отрывок из него. От канадских студентов не требуется знать наизусть всю французкую и канадскую литературу. Им дают 2-3-страничный отрывок, по которому они и пишут выпускное сочинение.

Сам рассказ о том, как в апреле 45-го Маргерит ждёт возвращения из концлагеря своего мужа Робера, участника французского Сопротивления. Она не знает, жив он или нет. Она проводит дни в транзитном центре, принимающем возвращенцев, она участвует в сборе информации о выживших в концлагерях и её публикации. Она отслеживает сообщения о малейшем продвижении американской армии. Она слабо борется с французской бюрократической машиной, управляемой непойми откуда взявшимися сытыми, лощёными и одетыми с иголочки чиновниками. Она борется с собственной болью - болью от потери родного человека, болью от пережитых ею самой ужасов войны, болью от уничтоженной Франции, болью от ненависти к немцам.

Дальнейшие развития событий в рассказе покажут, что, сходя с ума от отсутствия новостей от Робера, сходя с ума от горя при мысли, что он, возможно, умер 2 недели назад, 2 дня назад, 2 часа назад или умирает в эту самую секунду, сердце Маргерит болит вовсе не по Роберу, вовсе не по любимому мужу. За 5 лет войны она закручивала себя, как пружина. С каждым месяцем, с каждым днём, с каждой бомбёжкой, - пружина закручивалась всё сильнее и сильнее. В последние недели войны она сосредоточила всю свою боль на ожидании Робера. Не потому что она его любила, - у неё в это время был уже другой мужчина, - а потому что истерики, вызванные его ожиданием, позволяли ей выплёскивать её боль, ослаблять напряжение пружины.

Дальше...

Если вернуться к тому, с чего я начала, - к выпускным сочинениям, - то студентам был предложен отрывок из этого рассказа, где говорится о том, что друзья Маргерит нашли Робера и привезли его в Париж. Сцена встречи, узнавания, первый шок, попытки спасти.

Я не смогла избежать встречи с ним. Я спускалась, чтобы удрать на улицу. Бошан и Д. поддерживали его под мышки. Они остановились на площадке первого этажа. Робер Л. поднял глаза. Дальше я плохо помню. Он, должно быть, посмотрел на меня и узнал и улыбнулся. Я заорала «нет», я орала, что не хочу его видеть. Я повернулась и побежала вверх по лестнице. Я вопила, это я помню. Война выходила из меня этими воплями. Шесть лет безмолвия. Я пришла в себя у соседей. Они заставляли меня выпить ром, лили прямо в рот. Заливали крики. Я не помню, как и когда оказалась перед ним, перед Робером Л. Помню, что по всему дому слышались рыдания, что жильцы долго оставались на лестнице, что двери были открыты. Потом мне сказали, что консьержка украсила в честь его возвращения подъезд, но как только он прошел, в ярости сорвала все и заперлась у себя в комнате, чтобы выплакаться.

Перед началом проверки сочинений всем проверящим устраивают 2-дневный тренинг, включающий методический разбор предложенных текстов и коллективную проверку пары сочинений. Как сейчас помню, раздают нам тексты, дают 10 минут на чтение и осмысление, я читаю, по лицу у меня текут слёзы, я достаю платок. Пятьдесят остальных корректоров, сидящие кругом за столами в большом зале, смущённо опускают глаза.

Делаем методический разбор. В сумке уже три использованных платка. В голове - ужас от того, что мне придётся проверять десятки сочинений на эту тему.

Только кашу, сказал врач, чайными ложками. Шесть или семь раз в день мы давали ему кашу. Эта ложка каши вставала ему поперек горла, он хватался за наши руки, ловил ртом воздух и падал на кровать. Но глотал. И так же шесть или семь раз в день он просился на горшок. Мы поднимали его, подхватив под колени и под мышки. Он весил, наверно, тридцать семь или тридцать восемь килограмм — включая кости, кожу, печень, кишечник, мозг, легкие; тридцать восемь килограмм на все про все при росте метр семьдесят восемь. Мы сажали его на гигиеническое ведро, на край которого клали маленькую подушку: сзади на ляжках у него образовались открытые раны, через которые были видны суставы.

Но всё обошлось. Канадские студенты не стали писать лучше за последние годы. Уровень языка чаще всего сравним с уровнем языка 5-классника русской школы. Количество бреда, который мы читаем каждый день, меняет сознание и способствует забыванию проверяльщиками элементарных правил французского языка. Во время проверки чуть ли не каждые 10 минут кто-то из дюжины человек нашей команды, наткнувшись на очередную жемчужину, тяжело вздыхает, хмыкает, хрюкает или откровенно хохочет и предлагает зачитать нам очередной прикол, чтобы мы отвлеклись на полминутки и порадовались.

Вылавливаемые нами перлы старательно выписываются на клейкие листочки и вешаются в помещениях, где мы сидим. На перерывах мы ходим в гости к соседним командам, читаем их находки и ржём в голос. В конце проверочной сессии самые смешные перлы публикуются в нашей внутренней газете, запрещённой к публикации в интернете и прессе (чтобы не дай бог не оскорбить студента, узнавшего в перлах собственный текст).

На днях я решила прочитать рассказ полностью. Думала, что измывательства студентов над бедными Робером, Маргерит, консьержкой и таинственным Д. меня закалили. Оказалось, ничуть.

У нас наконец наступило лето, дома установились комфортные +28, а у меня при чтении "Боли" мурашки по коже от осознавания того ада, через который прошла Маргерит.

И ведь этот рассказ она написала лишь в 85-м, через 40 лет после описываемых событий.