Текст книги "Принцесса Клевская (сборник)"

Графиня Тандская

Дочь маршала Строцци[26]26
  Дочь маршала Строцци. – Имеется в виду Кларисса (Клариче) Строцци (? – 1564), дочь Пьеро Строцци (1500–1558), маршала Франции (1556 г.), и Леодамии Медичи, кузины королевы. Дата ее бракосочетания с графом Тандским неизвестна.


[Закрыть], близкая родственница Екатерины Медичи, вышла замуж в первый год ее регентства за графа Тандского из Савойского дома[27]27
  Граф Тандский из Савойского дома. – Онора Савойский (1538–1572), сын Клода Савойского (1507–1566), графа Тандского и Соммеривского, и Мари де Шабан; губернатор и сенешаль Прованса.


[Закрыть]; это был один из самых блистательных придворных той поры, красивый, богатый и более способный внушать уважение, нежели любовь. Молодая супруга, однако, поначалу страстно влюбилась в него. Она была столь юной, что он относился к ней как к ребенку и вскоре увлекся другой. Графиня Тандская, пылкая, темпераментная итальянка, начала ревновать, она не давала покоя ни себе, ни мужу; он стал избегать ее и прекратил с ней супружеские отношения.

Графиня делалась день ото дня все красивее и проявляла незаурядный ум, свет начал восхищаться ею, она же была занята только собой и незаметно излечилась и от ревности, и от любви.

Она близко подружилась с принцессой Невшательской[28]28
  Принцесса Невшательская – Жаклин де Роан (ок. 1520 – ок. 1587), в 1536 г. ставшая женой Франциска Орлеанского-Лонгвиль (1513–1548), графа Невшательского. Маргарита Наваррская сделала ее персонажем одной из новелл «Гептамерона» (№ 53).


[Закрыть], молодой, красивой вдовой, унаследовавшей после смерти мужа его владения и титул, что делало ее одной из самых блистательных невест при дворе.

Шевалье Наваррский[29]29
  Шевалье Наваррский – по-видимому, персонаж, целиком выдуманный автором. В то же время Наварцами именовались многие незаконные отпрыски королевской семьи.


[Закрыть], в чьих жилах текла кровь властителей этого королевства, тоже был молод, красив, умен и благороден, но волею судьбы не имел иного достояния, кроме высокого рождения. Он остановил свой выбор на принцессе Невшательской, угадав в ней женщину не только умную, но и страстную, брак с которой мог бы принести богатство и положение такому человеку, как он. Он начал ухаживать за ней, не будучи влюблен, и добился расположения с ее стороны: она принимала его ухаживания, но он был еще весьма далек от полного успеха. Никто не знал о его намерениях, он открылся лишь самому близкому своему другу, который был одновременно другом графа Тандского. Он уговорил шевалье Наваррского довериться графу, чтобы тот похлопотал за него перед принцессой. Граф любил шевалье; желая ему помочь, он обратился к жене, уже успевшей заслужить его уважение, и попросил ее поговорить с принцессой.

Принцесса Невшательская еще прежде призналась ей в своей склонности к шевалье, графиня постаралась углубить эту склонность. Шевалье нанес графине визит, чтобы обо всем условиться, но с первого же взгляда полюбил ее. Поначалу он противился этому чувству, понимая, как трудно будет ему достичь цели, разрываясь между честолюбием и любовью. Однако, чтобы устоять, ему надо было пореже видеться с графиней, а он видел ее чуть ли не каждый день, добиваясь с ее помощью благосклонности принцессы Невшательской; в конце концов он влюбился без памяти. Ему плохо удавалось скрывать любовь, графиня все поняла, это польстило ее самолюбию, и она почувствовала непреодолимое влечение к нему.

Однажды, когда она говорила о том, каким счастьем было бы для него жениться на принцессе Невшательской, он вдруг сказал, устремив на нее пылкий взгляд, в котором ясно читалась страсть:

– Неужели вы думаете, сударыня, что я не предпочел бы браку с принцессой совсем иное счастье?

Речи и взгляд шевалье поразили графиню, она посмотрела на него так же, как смотрел на нее он, оба в смущении смолкли, и молчание их было красноречивее всяких слов. С этого дня графиней овладела душевная смута, лишившая ее покоя: ее терзали угрызения совести оттого, что она отняла у подруги привязанность человека, за которого та собиралась замуж единственно ради любви, рискуя навлечь на себя всеобщее осуждение и сознавая, что вступает в неравный брак.

Графиню ужасало собственное предательство. Позор и опасность недозволенной любви страшили ее, она словно видела пропасть, которая уже разверзлась у ее ног, и решила победить в себе чувство к шевалье.

Ей не хватило твердости выполнить это решение. Принцесса уже почти согласилась на брак, но ее смущало поведение шевалье Наваррского: как ни любила она его и как ни старался он ее обмануть, она чувствовала его холодность. Она пожаловалась графине, та успокоила ее, но жалобы принцессы повергли ее в смятение. Она еще острее почувствовала всю глубину своего предательства и испугалась, что оно может обездолить столь дорогого ей человека. Графиня рассказала шевалье о колебаниях принцессы. Он выразил полное безразличие ко всему, кроме одного – любит ли его графиня, однако, уступив ее настояниям, постарался рассеять подозрения принцессы, и вскоре та сказала графине, что вполне довольна шевалье Наваррским.

Тут графиню охватила ревность. Она испугалась, как бы шевалье и в самом деле не полюбил принцессу, понимая, что у него есть для этого все основания. Одна мысль об их браке, которого она так желала, теперь вызывала у нее дрожь. Тем не менее она не хотела, чтобы шевалье отказался от него, и пребывала в мучительнейших переживаниях. Она поделилась с шевалье своими угрызениями совести, но сочла за лучшее утаить от него ревность и полагала, будто это ей удалось.

Любовь восторжествовала в конце концов над всеми сомнениями принцессы, она решилась на брак, но предпочла венчаться тайно и объявить о своем замужестве позднее.

Графиня Тандская чуть не умерла от горя. В тот день, на который назначили венчание, происходила какая-то официальная церемония, и муж ее должен был на ней присутствовать. Она отправила туда всех дам своего окружения, объявила, что никого не принимает, и, запершись у себя в кабинете, бросилась на кушетку во власти жесточайших мук, какие только могут причинить человеку угрызения совести, любовь и ревность.

Неожиданно она услышала, как в кабинете открывается потайная дверь, и перед ней предстал шевалье Наваррский в парадном одеянии; таким красивым она его не видела никогда.

– Шевалье, – воскликнула графиня, – как вы сюда попали? Что вам нужно? Вы сошли с ума! Как же ваша женитьба? Подумали ли вы о моем добром имени?

– Не беспокойтесь о своем добром имени, сударыня, – отвечал он. – Никто не знает и не может знать, что я здесь. О моей женитьбе не стоит говорить. Мне не нужно богатство, мне нужна только ваша любовь, ни о чем другом я не хочу и слышать. Вы дали мне понять, что я вам не противен, но хотели скрыть от меня, что я имею счастье опечалить вас своей женитьбой. Я пришел вам сказать, что я не женюсь, этот брак будет для меня пыткой, а я хочу жить только для вас. Меня сейчас ждут, все готово, но я откажусь от венчания, если это будет вам приятно и послужит доказательством моей любви.

Графиня без сил опустилась на кушетку, с которой привстала при появлении шевалье, и, глядя на него полными любви и слез глазами, произнесла:

– Вы хотите моей смерти? Неужели вы думаете, что человеческое сердце в силах вынести все, что вы заставляете меня пережить? Отказаться из-за меня от богатства и высокого положения! Я не могу допустить даже мысли об этом. Идите же, не медля ни минуты, к принцессе Невшательской, идите к уготованному вам блестящему будущему! Мое сердце вы не потеряете. С муками совести, сомнениями, ревностью, которые я так и не сумела утаить от вас, я справлюсь сама, как подскажет мне мой слабый рассудок, но вы никогда больше меня не увидите, если сейчас же не пойдете и не обвенчаетесь со своей невестой. Идите же скорее, но ради меня и ради себя самого откажитесь от своей безрассудной любви ко мне, ибо она неминуемо принесет нам обоим одни несчастья.

Сначала шевалье обезумел от радости, осознав, как искренне любит его графиня, но ужас перед тем, что он должен навеки связать себя с другой, охватил его с новой силой. Он в отчаянии залился слезами и пообещал графине все, что она требует, но при условии, что сможет еще раз увидеться с ней в этой же комнате. Она пожелала узнать, как он туда проник. Он сказал, что доверился ее стремянному, который прежде служил у него, и тот провел его через внутренний двор, куда выходит маленькое крыльцо и дверь, ведущая к этому кабинету и в комнату стремянного.

Между тем приближался час бракосочетания, и шевалье по настоянию графини принужден был уйти. Он шел, словно на казнь, навстречу величайшему благополучию, когда-либо выпадавшему на долю младшего сына без титула и состояния. Можно себе представить, в каком смятении чувств графиня провела эту ночь. Наутро, вскоре после того, как она позвала своих дам и двери ее спальни открылись, к ее постели подошел стремянный и незаметно подложил ей письмо. При виде письма графиня вздрогнула, ибо сразу узнала почерк шевалье Наваррского и ей показалось невероятным, чтобы в первую брачную ночь у него нашлось время ей написать. Она испугалась, что по его или не по его вине бракосочетание не состоялось. В большом волнении она распечатала письмо, гласившее примерно следующее:

«Я не могу думать ни о ком, кроме Вас, и вижу перед собой лишь Вас одну. В первую же ночь законного обладания самой блистательной невестой Франции я, едва дождавшись рассвета, покинул спальню, дабы сообщить Вам, что уже тысячу раз раскаялся в том, что Вас послушался и не бросил все, чтобы жить только ради Вас».

Это письмо, особенно учитывая момент, когда оно было написано, глубоко растрогало графиню. По приглашению принцессы Невшательской она отправилась к ней на обед. Ее замужество было оглашено. У принцессы собралось множество гостей, но, едва увидев графиню, она покинула всех и провела ее в свой кабинет. Не успели они сесть, как принцесса залилась слезами. Графиня подумала, что она тяжело переживает оглашение их брака, которое оказалось труднее выдержать, чем полагала принцесса, но вскоре выяснилось, что дело не в этом.

– Ах, что я наделала! – воскликнула принцесса. – Я вышла замуж по любви, вступила в неравный брак, всеми осуждаемый и унизительный для меня, а тот, ради кого я пожертвовала всем, любит другую!

Графиня чуть не потеряла сознание: она решила, что принцесса, догадавшись об измене мужа, неизбежно должна была догадаться и о том, кто ее соперница. Она не смогла ничего произнести в ответ. Принцесса Наваррская (такое имя она стала носить после замужества) не обратила на это внимания и продолжала:

– Принц Наваррский, сударыня, весьма далекий от нетерпения, которое должен был бы испытывать новобрачный, заставил себя ждать вчера вечером. Он пришел понурый, смущенный, явно занятый посторонними мыслями, и вышел из спальни с первыми проблесками рассвета под первым попавшимся предлогом. Но он что-то писал, я заметила это, взглянув на его руки. Кому он мог писать, как не любовнице? Почему он так медлил вчера и чем были поглощены его мысли?

Разговор был прерван сообщением о приезде принцессы де Конде[30]30
  Принцесса де Конде – Элеонора де Руа (1535–1564), дочь Шарля де Руа, графа де Руси. В 1551 г. вышла замуж за Луи де Бурбона, принца де Конде (1530–1569).


[Закрыть]. Принцесса Наваррская поспешила ей навстречу, оставив графиню, не находившую себе места от волнения. В тот же вечер она написала принцу Наваррскому о подозрениях его жены, призывая его к выдержке и самообладанию. Риск и препятствия не охладили их взаимную страсть, графиня окончательно потеряла покой, и ночной сон больше не приносил ей облегчения. Однажды утром, когда она дозволила своим дамам войти в ее спальню, к ней подошел стремянный и тихо сказал, что принц Наваррский ждет ее в кабинете и умоляет поговорить с ним, ибо хочет сообщить ей нечто очень важное. Мы легко сдаемся, когда нам этого хочется. Графиня знала, что мужа нет дома; она объявила, что собирается спать, велела дамам уйти, закрыть двери и не возвращаться, пока она не позовет.

Принц Наваррский вышел из кабинета и бросился на колени перед ее кроватью.

– Что вы хотели мне сказать? – спросила она.

– Что я люблю вас, сударыня, обожаю и не могу жить с принцессой Наваррской. Желание видеть вас овладело мною сегодня с такой силой, что я не смог устоять. Я отважился прийти сюда, положась на волю случая и даже не надеясь поговорить с вами.

Графиня сначала попеняла ему за то, что он так неосмотрительно компрометирует ее, но потом они завели беседу о своей любви и так заговорились, что граф успел вернуться домой. Он пошел к жене, но ему сказали, что она спит. Было уже поздно, он решился войти и обнаружил в спальне принца Наваррского, который так и стоял на коленях перед постелью графини. Трудно вообразить удивление графа и смятение его супруги, один только принц не утратил присутствия духа и, не смутившись и не вставая с колен, воскликнул:

– Идите скорее сюда, граф, помогите мне добиться от вашей жены милости, которую я вымаливаю на коленях, но пока что безрезультатно.

Тон и выражение лица принца немного успокоили графа.

– Не знаю, не знаю, – отвечал он в тон принцу, – хочу ли я, чтобы моя жена оказала вам эту милость, о которой вы просите ее на коленях, пока она якобы почивает, а вы пребываете с ней наедине и вашей кареты нет у ворот.

Принц Наваррский, успокоившись и собравшись с мыслями, поднялся с колен и сел с полной непринужденностью, графиня же, дрожащая и обезумевшая от страха, скрыла свое смятение в тени алькова. Принц Наваррский заговорил снова:

– Вы, конечно, будете удивлены и осудите меня, граф, но вы должны мне помочь. Я влюблен в самую красивую женщину при дворе и любим ею. Вчера вечером я ускользнул от принцессы Наваррской и тайком от своих людей отправился на свидание со своей возлюбленной. Моя жена, которая уже догадывается, что мысли мои заняты другой, и внимательно следит за мною, выведала у моих людей, что я покинул их. Ее ревность и отчаяние не знают границ. Я солгал, что был в это время у госпожи де Сент-Андре, супруги маршала[31]31
  Госпожа де Сент-Андре – Маргарита де Люстрак (? – ок. 1590), дочь Антуана де Люстрака и Франсуазы де Помпадур. Вышла замуж за Жака д’Альбон де Сент-Андре (ок. 1505–1564), впоследствии ставшего маршалом Франции (см. также примеч. 17 к «Принцессе Клевской»). В дальнейшем питала страсть к принцу де Конде.


[Закрыть], которая нездорова и почти никого не принимает. Я сказал, что там была только графиня Тандская, и она может спросить у графини, видела ли она меня там вчера вечером. Мне пришлось довериться вашей супруге. Я отправился к Ла-Шатру, который живет тут неподалеку, вышел от него тайком, явился сюда, и мне сказали, что графиня уже проснулась. Я никого не встретил в приемной и осмелился войти. Но графиня отказывается солгать ради меня, она говорит, что не может предать подругу, и читает мне наставления, глубоко справедливые, – все это я не раз уже говорил себе сам, но тщетно. Надо как можно скорее излечить принцессу от ревности и избавить меня от ее мучительных упреков.

Графиня Тандская была поражена находчивостью принца не меньше, чем возвращением мужа, она постепенно успокоилась, и граф ни о чем не догадался. Приняв сторону жены, он начал объяснять принцу, как облагодетельствовала его принцесса и в какую пучину бедствий грозит ввергнуть его преступная связь. В конце концов графиня пообещала сказать принцессе все, что велит ей муж.

Принц уже собрался уходить, но граф остановил его в дверях:

– В благодарность за услугу, которую мы, в ущерб истине, готовы вам оказать, откройте нам, по крайней мере, кто же ваша прекрасная возлюбленная. Должно быть, это не слишком достойная особа, если она продолжает любить вас и поддерживать с вами нежные отношения, зная, что вы связали свою судьбу с такой красавицей, как принцесса Наваррская, которой вы к тому же обязаны всем. Видимо, она неумна, малодушна и не ведает приличий и, по правде говоря, вовсе не заслуживает того, чтобы из-за нее губить выпавшее вам счастье и брать на душу грех лжи и неблагодарности.

Принц не знал, что ответить, и сделал вид, будто очень торопится. Граф сам проводил его, чтобы помочь ему выйти незамеченным.

Графиня обезумела от сознания опасности, которой чудом избежала, от горьких слов мужа и от предчувствия грядущих несчастий, уготованных ей любовью. Однако подавить в себе любовь у нее не хватало сил. Она продолжала видеться с принцем, прибегая к помощи Лаланда, своего стремянного. Она считала себя несчастнейшим существом на свете и была недалека от истины. Принцесса Наваррская каждый день поверяла ей свои горести, виновницей коих она себя сознавала; ревность принцессы вызывала у нее муки совести, а когда принцесса была довольна мужем, сама начинала ревновать.

Ко всем ее страданиям добавилось новое: граф Тандский пылко влюбился в нее, словно она и не была его женой. Он теперь не отходил от нее ни на шаг и пожелал вернуть себе права, которыми некогда пренебрег.

Графиня воспротивилась этому с решительностью и неприязнью, граничащей с презрением: она считала лишь принца Наваррского достойным себя, и страсть любого другого человека ее лишь раздражала и оскорбляла. Граф в полной мере почувствовал всю унизительность столь резкого отказа. Уязвленный до глубины души, он заверил жену, что больше никогда в жизни не станет докучать ей, и холодно с ней распрощался.

Близилась война, принц Наваррский должен был отправляться в армию. Графиня Тандская, заранее предчувствуя горечь разлуки и страшась за жизнь возлюбленного, была не в силах скрыть свое удрученное состояние и, дабы избежать необходимости притворяться, решила провести весну и лето в своем поместье, в тридцати лье от Парижа.

Она уехала; их прощание с принцем было таким мучительным, что они оба не могли не увидеть в этом дурное предзнаменование. Граф Тандский остался при короле, как того требовала его должность.

Двор последовал за армией; замок графини Тандской находился неподалеку, и муж сообщил ей, что собирается приехать на одну ночь по делу, связанному с его незаконченными трудами. Граф не хотел давать ей повод думать, будто едет ради нее: в душе его все еще кипела досада отвергнутого влюбленного. Принц Наваррский был всегда так почтителен с графиней, а она сама столь твердо полагалась на свою добродетель, что ей не приходило в голову опасаться искушения. Однако время и представившийся случай восторжествовали над ее добродетелью и над его почтением, и вскоре после отъезда из Парижа графиня обнаружила, что беременна. Достаточно вспомнить о завоеванной ею безупречной репутации и о том, в каких отношениях она была с мужем, чтобы судить об ее отчаянии. Несколько раз она хотела покончить с собой, но предполагаемый приезд мужа вселил в нее некоторую надежду, и она решила дождаться результатов. В этом подавленном состоянии она имела несчастье узнать о скоропостижной кончине Лаланда, которого оставила в Париже, чтобы вести через него переписку с принцем. С его смертью она лишилась последней поддержки в тот самый момент, когда более всего в ней нуждалась.

Между тем армия осадила какой-то город. Несмотря на свое отчаянное положение, графиня день и ночь терзалась страхом за принца Наваррского.

Худшие ее опасения оправдались: получив письма из армии, она узнала о конце осады и о том, что принц Наваррский погиб в последний день. Графиня лишилась чувств и несколько дней пребывала в состоянии беспамятства. Непомерность ее горя казалась ей временами своего рода утешением. Она не боялась больше ни за свой покой, ни за свою репутацию, ни за свою жизнь – только смерть была ей желанна. Она надеялась, что горе убьет ее или она сама наложит на себя руки. Стараясь кое-как соблюсти приличия, графиня объявила, что ее мучат жестокие боли, дабы оправдать свои стоны и слезы. Страдания заставили ее задуматься о своей жизни, она поняла, что заслужила их, но натура и христианская вера удерживали ее от самоубийства.

Горе ее было еще совсем свежим, когда внезапно приехал граф. Она думала, что уже испытала все муки своего положения, но приезд мужа стал для нее новым испытанием. Ему сказали, что она больна, и, поскольку граф никогда не нарушал правил благопристойности в глазах общества и домочадцев, он первым делом направился к ней. Он нашел графиню в ужасном состоянии, она выглядела как помешанная и не смогла сдержать стенаний и слез при его появлении, объяснив их мучительными болями. Граф пожалел жену, смягчился и, желая отвлечь ее, начал рассказывать о гибели принца Наваррского и неутешном горе его вдовы.

Графиня не выдержала, слезы хлынули из ее глаз с такой силой, что граф поразился и заподозрил правду; растерянный и удрученный, он вышел из комнаты жены, усомнившись в том, что ее состояние вызвано телесным недугом. Этот бурный поток слез, усилившийся, когда он заговорил о смерти принца, потряс графа, и в памяти его внезапно всплыл случай, когда он застал принца на коленях у постели графини. Вспомнил он и то, как она обошлась с ним, когда он захотел к ней вернуться, и картина для него прояснилась, хотя у него еще оставались некоторые сомнения, порождаемые обычно самолюбием в отношении неприятных открытий, в которые нам слишком тяжело поверить.

Граф пришел в неистовство. Его охватила жажда мести, но он был человеком благоразумным и потому решил, не поддаваясь первому порыву, назавтра с утра уехать, отложив на время выяснение подробностей и принятие решений.

Хотя графиня была вне себя от горя, она все же заметила, с каким видом муж вышел из ее комнаты, и поняла, что выдала себя. Не страшась более за свою жизнь, к которой она теперь питала лишь отвращение, она решила расстаться с ней так, чтобы не лишать себя надежды на жизнь вечную.

Во власти смертельных терзаний, горя и раскаяния она кое-как собралась с мыслями и решилась написать мужу следующее:

«Это письмо будет стоить мне жизни, но я заслуживаю смерти и желаю ее. Я беременна. Того, кто стал причиной моей беды, нет более в живых, так же как и единственного человека, который знал о наших отношениях, общество же никогда о них не подозревало. Я хотела своими руками лишить себя жизни, но теперь вверяю ее Богу и Вам во искупление своей вины. Я берегла свою честь в глазах света, ибо моя репутация принадлежит не только мне, но и Вам – сохраните же ее ради себя самого. Мое положение скоро будет заметно, не открывайте никому его истинную причину и убейте меня, когда Вам будет угодно и каким угодно способом».

За окнами уже забрезжил рассвет, когда графиня дописала это признание, наверно, одно из самых мучительных, какие были когда-либо писаны женской рукой. Запечатав его, она подошла к окну и увидела во дворе графа Тандского, собиравшегося сесть в карету. Она послала к нему служанку с письмом, велев сказать, что в нем нет ничего срочного, и граф может прочесть его, когда будет время. Граф удивился письму, и, хотя он не мог полностью угадать его содержание, у него возникло смутное предчувствие, что оно как-то связано с его вчерашними подозрениями. Он сел в карету и от волнения не сразу решился вскрыть письмо, хотя ему не терпелось его прочесть; наконец он прочел и узнал о своем несчастье. Какие только мысли не посетили его в эту минуту! Если бы кто-то увидел его в этом состоянии, то наверняка решил бы, что граф либо сошел с ума, либо прощается с жизнью. Ревность и подозрения обыкновенно подготавливают мужей к такого рода несчастьям, они даже догадываются иногда о виновнике, но, как бы они ни были проницательны, у них нет той уверенности, которую дает человеку признание.

Граф Тандский находил свою жену весьма привлекательной, хотя и не всегда любил ее должным образом, но, главное, она казалась ему самой достойной среди всех известных ему женщин, поэтому удивление его было не менее сильным, чем гнев, к которому против его воли примешивалась боль затаенной любви.

Он остановился в каком-то доме, встретившемся ему по пути, и провел там несколько дней в душевном смятении, которое легко вообразить. Сначала им владели чувства вполне обычные для его положения, – он хотел немедленно убить жену, но мысль о смерти принца Наваррского и Лаланда, в котором он без труда угадал их доверенное лицо, слегка остудила его ярость. В том, что об этой истории больше никто не знает, граф не сомневался, уверенный, что женитьба принца Наваррского вполне могла ввести в заблуждение всех, коль скоро она ввела в заблуждение его самого. Это отчасти облегчало его страдания, но, когда он вспоминал о том, каким образом и сколь ужасно был обманут, сердце его разрывалось, и он жаждал только мести. Однако он сообразил, что, если он убьет жену и обнаружится, что она была беременна, все сразу же поймут, в чем дело. Поэтому, будучи человеком чрезвычайно гордым, он решил, дабы не уронить себя, сохранить все в тайне и отправил к графине посланца с такой запиской:

«Желание скрыть свой позор вынуждает меня на время отложить месть. В дальнейшем я решу, как поступить с Вашей недостойной жизнью. Ведите себя так, как если бы Вы всегда исполняли свой долг».

Графиня прочла записку с радостью. Она считала ее своим смертным приговором, но, поняв, что муж разрешает ей не скрывать своего положения, убедилась в том, что стыд – самое сильное из человеческих чувств. Она обрела некоторое спокойствие от сознания, что смерть ее – дело решенное, а репутация спасена. Не интересуясь более ничем в этом мире, она стала готовить себя к смерти и, поскольку по натуре была человеком страстным, обратилась к благочестию и покаянию с таким же пылом, с каким прежде предавалась любви. Душа ее, отрешась от надежд, была преисполнена печали, все земное отвращало взор, и графиня не видела иного избавления от страданий, кроме конца своей несчастной жизни. Она прожила так некоторое время, словно живая покойница. На исходе шестого месяца беременности здоровье ее не выдержало, у нее началась затяжная лихорадка, и она родила намного раньше срока. Судьба послала ей утешение видеть своего ребенка живым, при этом она знала, что он не выживет и она не оставит мужу незаконного наследника. Графиня скончалась несколько дней спустя[32]32
  Графиня скончалась несколько дней спустя… – На самом деле графиня Тандская погибла от последствий несчастного случая, имевшего место в 1564 г. Вместе с супругом она сопровождала молодого Карла IX и, поднимаясь на борт королевской галеры, оступилась и упала в море; графиню спасли, но несчастный случай совершенно подорвал ее здоровье. Эта версия изложена в «Жизнеописаниях знаменитых чужеземных полководцев» Брантома (гл. XXXII).


[Закрыть] и встретила смерть с радостью, доселе еще не виданной. Она поручила своему исповеднику сообщить мужу о ее смерти, передать, что она просит его простить ее и навеки изгнать из памяти ее образ, который не может вызывать у него ничего, кроме ненависти.

Граф Тандский воспринял это известие без ожесточения и даже с известной долей сострадания, но тем не менее с радостью. Несмотря на свою молодость, он не пожелал больше вступать в брак, испытывая к женщинам одно лишь отвращение, и дожил до весьма преклонных лет[33]33
  …он не пожелал больше вступать в брак… и дожил до весьма преклонных лет. – На самом деле граф Тандский скончался в возрасте тридцати четырех лет.


[Закрыть].