Текст книги "Спаситель и сын. Сезон 1"

– День! Настал чудесный день! – громко пропел Поль у Луизы за спиной, и от неожиданности она чуть не выронила чашку с чаем.

– Что в нем такого чудесного? – спросила она.

– Как? Ты забыла? Я иду сегодня к Лазарю.

– Понятно, – равнодушно уронила Луиза. – Во что будете играть? У Лазаря есть игровая приставка?

– Лазарь сказал, что игры на компе не творческие.

– Повторяет слова отца, – пробурчала себе под нос Луиза. Ее раздражал этот образцовый сыночек.

А ведь в начале года, когда, встречая Поля, мадам Рошто поняла, что ее сын выбрал в лучшие друзья мальчика-метиса, она почувствовала гордость. Значит, она правильно его воспитывает. У Поля нет расистских предрассудков. Будь Луиза более внимательна к тому, что рассказывал ей сын о своем друге, она бы заметила, что он ни разу не упомянул о цвете кожи. Вопрос пигментации занимает взрослых гораздо больше, чем детей. Детей интересует другое: например, Лазарь в субботу после обеда пойдет покупать хомячка!

Перед дверью дома номер 12 на улице Мюрлен Поль попробовал попытать счастья.

– А можно мне тоже хомячка? – спросил он.

– И когда тебя нет, я целую неделю буду за ним ухаживать? Нет, спасибо!

«Я сказала ребенку страшную глупость!» – корила себя Луиза, стуча в дверь.

Гостей встретил Лазарь. Он повел их по коридору, объясняя по дороге:

– Тут пока папина работа, а там, за дверью, уже наш дом.

Луиза с некоторым удивлением оглядела большую кухню, за которой виднелась веранда. Лазарь чувствовал себя в доме хозяином.

– А что, папы нет? – осведомилась Луиза.

– Он наверху. Говорит по телефону с Габеном.

– Твоим старшим братом?

– Нет, – улыбнулся Лазарь. – Габен – это мальчик, который не спит. У него мама в больнице – кажется, проглотила что-то острое.

За завтраком Спаситель говорил по телефону с дежурной сестрой больницы Флёри, узнавал новости о мадам Пупар и упомянул об остром психозе. А Лазарь, вытаскивая косточки из рыбы, истолковал его слова по-своему.

Луизе сделалось не по себе. Что-то в этом доме не то раздражало, не то тревожило ее. В любом случае, она не могла оставить тут сына без надзора взрослых. Почему она должна ждать, когда этот месье Сент-Ив изволит показаться?

С тех пор как от Луизы ушел муж, она вспыхивала от гнева всякий раз, когда мужчина – будь то даже разносчик на улице – не оказывал ей должного уважения.

– Добрый день. Извините, пожалуйста, – послышался бархатный голос со стороны лестницы.

Спаситель спешил вниз. Он только что говорил с Габеном, объяснил, что мама в отделении ГПТ, госпитализации по просьбе третьих лиц, что ее осматривал лечащий врач и в ближайшее время она из больницы не выйдет.

Луиза и Спаситель возобновили балет любезностей: извините, простите, я пренебрег своими обязанностями, что вы, что вы, это мы вторглись в ваш дом, ну и так далее. Мальчуганы принялись щекотать друг друга, чтобы не заскучать.

– Покажи Полю свою комнату, – предложил Сент-Ив сыну.

А Луизе он предложил выпить с ним чашечку кофе.

– У вас наверняка есть дела поинтереснее, – для виду заскромничала Луиза.

Сент-Ив, в свою очередь, сделал вид, что размышляет, и ответил:

– Нет. Не нахожу.

Если и была насмешка в его тоне, то совсем незаметная. Усевшись напротив Луизы с чашкой кофе в руке, Спаситель заговорил с несколько наигранной веселостью:

– Я слышал, что Николь величает нас с сыном черномазыми?

– Кто это вам… Ну конечно, Поль! – воскликнула Луиза в смущении. – Нет, не то чтобы… Но у нее такие взгляды и такие выражения. Неужели вы не замечали?

– Что Николь – расистка?

– Она ведь так давно у вас работает…

Сент-Ив помолчал, вздернув бровь, – он понял упрек, но не сразу нашел что ответить.

– Знаете, когда срочно ищешь помощника, как-то не очень присматриваешься к людям. Но Лазарь никогда мне не жаловался.

– А он часто вам жалуется?

– Никогда. Лазарь – мой антидепрессант.

Спаситель не успел даже удивиться, что заговорил так откровенно. В ответ он услышал от Луизы, что Поль – ее главная радость в жизни, особенно сейчас. Будь Луиза пациенткой доктора Сент-Ива, он бы повторил: «Особенно сейчас», – подталкивая ее к дальнейшим признаниям. Но сегодня суббота, отдых, Спаситель устал спасать людей.

– Папа! Пап!

Лазарь и Поль в страшном возбуждении влетели на кухню.

– Мы нашли сайт про хомячков. Там полно полезных советов.

Лазарь успел распечатать первую страницу на принтере и принялся читать вслух:

– Хомячок может быть в плохом настроении, когда проснется.

– Прекрасно, нас будет двое, – заметил Спаситель.

– Если хомячка разбудили, – продолжал читать Лазарь, – по его виду сразу можно понять, что он недоволен: уши у него направлены назад, такую позицию они занимают во сне. Это значит, он хочет спать и совсем не хочет, чтобы вы его брали на руки. Именно в этот момент он вас может укусить. Дайте вашему хомячку оклематься, а то он с утра в глубокой… Дальше три точки. В чем он с утра, пап, я не понял?

– В глубокой депрессии, – совершенно серьезно ответил Спаситель. – Я чувствую, что буду обожать это милое животное.

После обеда Сент-Ив вместе с двумя скачущими вприпрыжку мальчуганами отправился в «Жардиленд», сад-магазин, полный чудес. Сначала они увидели там утят – страшненьких, уже не желтых, но еще и не серых. «Подростки, – определил про себя Сент-Ив, – скоро похорошеют». Потом похохотали перед клеткой с морскими свинками – очень уж они уморительно бегали и время от времени подпрыгивали, как будто у них была икота. И наконец застыли перед маленькими клетками с хомячками. Хомячки сидели по отдельности из-за своего неуживчивого характера. Лазарь выбрал мальчика – черного с широким белым поясом вокруг живота. Он так старательно крутил колесо, как будто прибавки к зарплате добивался.

– Мне кажется, он туповат, – заметил Спаситель. – Ему что, не сказали, что он все равно никуда не прибежит?

Лазарь не обратил внимания на папины шутки, он уже подыскивал хомячку имя.

– Белое с черным – это что? – спросил Поль, словно загадывал очередную загадку.

– Клавиши рояля, – ответил Сент-Ив. – Но хомяка так не назовешь.

– А я знаю! – закричал Лазарь. – Баунти, вот как!

Спасителю показалось, что все клетки с хомяками упали ему на голову. Приятели на Антилах, когда он учился в школе, называли его Баунти: он был черным снаружи и белым внутри.

– Я назову моего хомяка Баунти, – гордо и уверенно объявил сын.

Весь воскресный день Баунти пролежал в уголке клетки, не притронувшись даже к морковке, которую Лазарь просунул ему сквозь решетку.

– Но хомячки обожают морковку, – жалобно сказал мальчик чуть ли не со слезами в голосе.

– Ну-ка, покажи мне твой сайт с хомячками, – попросил Спаситель.

Его совсем не радовала перспектива лечить от депрессии еще и хомячка. Спаситель принялся читать, что писали на сайте, и делал для себя заметки.

– Ну вот, – объявил он Лазарю, закончив чтение, – твоему хомячку нужны крекеры «Витакрафт», морковные бомбинос, площадка для игр, домик для хранения запасов, поилка «Коко Клин» и очищающий гель на натуральных маслах. Теперь я понял, зачем люди заводят детей!

Неделя
с 26 января по 1 февраля
2015 года

В этот понедельник первой пациенткой Сент-Ива была молодая женщина с анорексией. Элиана, так ее звали, обратилась к психологу вовсе не из-за пищевого расстройства, о котором она, кажется, совсем не думала. Ее волновало, что у них с мужем нет детей. Вот уже три года, как они поженились, оба не были бесплодными, а забеременеть она никак не могла. Она чуть ли не гордилась тем, что уже пять психологов ничем не смогли ей помочь, и Спаситель по ее взгляду понял, что сразу же ее разочаровал. Она искала не психолога, а фею, которая подарит ей ребенка.

– Вы ведь африканец? – спросила она с порога, и в ее голосе трепетала надежда.

– Француз, – ответил ей Спаситель. И чуть не рявкнул следом: «Не африканец и не колдун!»

Когда Сент-Ив закрыл за ней дверь, он подумал: что это я так распсиховался? Какая может быть от меня помощь?

Он распахнул окно в кабинете, встал и начал глубоко дышать.

Лазарь сидел в классе и терзался муками творчества. Мадам Дюмейе, после того как все ученики записали у себя в тетрадях поговорку «Украдешь иголку, а потом и коровку», велела им придумать историю про волка. Какую захотят. Страшную или смешную.

Лазарь начал с воодушевлением писать.

«Однажды Черный волк встретил белую волчицу она его испугалась и убежала в страну белых волков там был злой белый волк он хотел убить черного но белая волчица стала его защищать и…»

– Отлично, Лазарь, – сказала учительница, когда, прохаживаясь по рядам, заглянула к нему в тетрадь. – Но у тебя получилось пока одно предложение. Ставь иногда точку и начинай следующее с большой буквы. А ты, Поль, что написал?

Поль хорошенько погрыз ручку и придумал историю про семью волков. «Папа и мама волк поссорились. Папа волк ушел один на охоту и больше не вернулся». Он не стал писать, что папа-волк, скорее всего, встретил молодую волчицу с острыми зубами по имени Пэмпренель.

– Очень хорошо, Поль. Только обрати внимание, у тебя не один волк, а два, значит, что надо ставить?

Поль вытаращил глаза. Он не знал, что надо ставить двум волкам. Стол?

– В конце слова, Поль. Когда волков несколько, значит это множ… Говори же, Поль!

«Множ? Какой еще “множ”? Учительница совсем с ума сошла».

– Множественное число! Проснись, Поль. И поставь букву «и»: волки.

– А потом, – заторопился досказать Лазарь, – черный волк и белая волчица поженились, и у них родился серый волчонок.

– Замечательная история, только ставь, пожалуйста, точки.

Мадам Дюмейе отошла от парты мальчуганов и улыбнулась. Черный волк, белая волчица, серый волчонок. Все понятно.

После школы Лазарю в школьном дворе встретилась мама Поля. Она его спросила, как себя чувствует хомячок.

– Он какой-то грустный, – озабоченно ответил Лазарь. – В среду мы купим ему колесо в «Жардиленде». Папа сказал, если Баунти будет крутиться в колесе, у него появится смысл жизни.

Луиза улыбнулась: она оценила чувство юмора месье Сент-Ива.

– И еще папа сказал, что вы очень красивая, – прибавил Лазарь.

Сент-Ив обычно говорил о людях хорошо – в глаза и за глаза.

– Спасибо, это… мило. – Луиза покраснела до ушей, как пятнадцатилетняя девочка.

Поль с гордостью взял свою маму за руку. Но это была «папина неделя», так что идти с мамой ему предстояло недолго. До трамвайной остановки.

– Мам, я не хочу туда, – заныл Поль. – Мне Пэмпренель не нравится, и вообще у них противно.

– Не говори так, – оборвала его Луиза с бьющимся сердцем.

– Я же правду говорю. У меня и комнаты там больше не будет!

– Почему это?

– Ее отдают будущему младенцу. Уже и колыбельку поставили. Я буду спать на кушетке в гостиной.

С губ Луизы готовы были сорваться какие-то злобные, полные ненависти слова, но она сдержалась, повторяя про себя: «Спаситель! Спаситель!» Ей хотелось найти другие слова, правильные. Слова, которые сказал бы психолог.

– Почему бы тебе не попросить сестру? Может, ты устроишься у нее в комнате? – дрогнувшим голосом предложила она.

– У Алисы? Да она видеть меня не хочет! Я там всем мешаю.

Луиза присела на корточки. Теперь они стали одного роста. Она крепко прижала сына к себе.

– Я тебя люблю, – шепнула она ему на ушко.

И Поль, тоже шепотом, поделился с ней своим планом на будущее:

– Когда вырасту, я куплю тебе большой дом, мы тогда всегда будем вместе.

У Луизы к глазам подступили слезы, она поднялась на ноги и увидела Лазаря, который наблюдал за ними. Он, когда вырастет, будет, как папа, психологом. Будет помогать людям. И хомячкам тоже. Лазарь повернулся и пошел домой, волоча за собой ранец на колесиках. Про себя он уже соображал: чей сегодня день? Мальчика, который писает в постель? Или девочки, которая не хочет ходить в школу? Нет. Понедельник – это… Это… Вспомнил! Это день Марго, которая режет себе руки.

В доме на улице Мюрлен Спаситель аккуратно задернул портьеру в кабинете. Что же с ней все-таки неладно? То ли с карнизом непорядок, то ли с зажимами…

Лазарь замер у приоткрытой двери и затаил дыхание, будто от его вздоха портьера могла упасть…

Сент-Ив отошел от портьеры и распахнул дверь в приемную. Выглянул и, увидев не одну, а двух девочек-подростков, посмотрел на них с недоумением.

– Это моя сестра, – сказала Марго. – Она тоже захотела к вам прийти.

– Правда?

Младшая вскочила со своего места, будто на пружинке.

– Вовсе нет, просто я боюсь дома одна оставаться. А Марго сказала, что, если хочу, могу с вами поговорить.

– А ты хочешь?

Девочка поджала правую ногу, как розовый фламинго, и взялась рукой за щиколотку.

– Психолог – это вообще кто?

– Это я, – ответил Спаситель. – Ну, входи… Бландина?

– Прикольно. Вы даже имя мое знаете? А что, психолог – это как телепат?

– Вот именно, – отозвался Сент-Ив, пропуская девочку в кабинет.

Она была очень легко одета, в джинсовой курточке и коротких брючках, вся на нервах, вся на шарнирах, с остреньким подбородком, с живым острым взглядом.

– Вот оно как у психологов. – Бландина стояла и оглядывала кабинет, пока Спаситель закрывал дверь. – А правда, что к вам приходят психопаты и серийные убийцы?

– Не часто. Может, сядешь?

– А ложиться на кушетку не надо?

– Нет, можно просто сесть.

Бландина, похоже, пропустила мимо ушей слова Сент-Ива и принялась кружить по кабинету, словно это помогало ей говорить.

– В прошлом году народ считал меня сумасшедшей, народ из моего класса, я имею в виду, такой был жуткий класс, а в этом у меня компания, друзья, Самир, Луна, веселимся, прикалываемся, но с начала года я предупредила, я фанат петшопов, а в прошлом все стебались: «Ты дебилка, ты играешь в игрушки!» А я не играю, я снимаю ролики, стоп-моушен, понимаете? Это стиль такой в анимации. Фотографирую кадр за кадром. Не знаю, видели вы или нет. Нет? Один такой ролик я сделала со своим петшопчиком Блумфилдом. Он возвращается из школы, где ребята его достают, примерно как меня в прошлом году. Он плачет. Я сделала ему слезу на щеке пипеткой. Девчонки, кто смотрит мои ролики, сказали: «Слишком натурально!» Мама спрашивает Блумфилда: «Что с тобой?» Мои петшопы разговаривают облачком с текстом, как в комиксах. Блумфилд ничего не ответил. Он влез на крышу своего дома – у меня есть дом-плеймобил, я им пользуюсь как декорацией, – бросился вниз и разбился насмерть. Под песню «Боль». Это мне Марго подсказала. Здорово, да? Но времени ушла уйма!

Бландина на секунду остановилась.

– Я что, двинутая? – спросила она, не слишком беспокоясь, каким будет ответ.

– Я бы сказал, возбудимая, – поставил диагноз Спаситель.

Он все это время тоже стоял, заложив руки за спину, и внимательно смотрел на девочку.

– Ну, ясно! Отец мне всегда говорит: «Посиди спокойно! Посиди спокойно». Для него самое лучшее, если замрешь как мертвая.

– Как мертвая? – переспросил Спаситель, почувствовав возможность зацепиться.

– Ну да, у них там все мертвое: и дом, и жена у него, и сам он как мертвый. – Бландина нажимала на слово «мертвый». – Он как царь Мидас: все, к чему ни прикоснется, мертвеет; золото ведь не живое, оно мертвое. У него сын аутист, говорит только два слова. В три года – всего два слова! Марго от него в восторге, а я бы на месте его мамочки забеспокоилась. – Бландина протянула вперед руки, сделала шаг, как робот, и сказала детским тоненьким голоском: – Маго! Маго!

– Ты не устала? Хочешь присесть?

– Хочу.

Бландина хлопнулась со всего размаху на стул. Спаситель тоже мог теперь усесться в кресло.

– Ну что же, подведем итог: в этом году у тебя появились друзья.

– Да.

– Ты не очень ладишь с отцом.

Молчание.

– Моя подруга Луна влюблена в Эмму Уотсон.

– В кого?

– В Эмму Уотсон. Она потрясающе красивая. Не знаю, может ли такое быть, хотя нет, знаю, так тоже бывает, когда девушка любит девушку. Мы с подругами квиры. Потом переженимся друг на друге все, потому что мальчики нам не нравятся.

– Вам пока одиннадцать, еще не все потеряно.

– Мы предпочитаем голубых. Самир голубой.

– В одиннадцать лет?

– В двенадцать.

– Да, это меняет дело.

Бландина рассмеялась и доверчиво посмотрела на Спасителя.

– Черные тоже хорошие, – сказала она.

– Согласен.

– А вы гей?

– Увы, нет.

«Хорошо бы поближе к теме. Так и скачет, не угонишься», – подумал про себя Сент-Ив.

– Я куклофилка.

– Извини, не понял?

– Куклофилка, – повторила Бландина и зашлась смехом. – Я люблю кукол. «Монстер Хай». Знаете?

– Нет.

– Вообще-то вы мало что знаете.

– Так оно и есть, но мне нравится узнавать что-то новое.

– Вы классный. Марго мне так и сказала: вот увидишь, он классный!

– Она хотела, чтобы мы с тобой поговорили?

– Да.

– А почему, ты знаешь?

– Лично я думаю, чтобы я на папу нажаловалась. Она не решается. Она с ним притворяется пай-девочкой. А он ей фирменные одежки покупает. Мне на фирму наплевать. Наденешь джинсы «Капораль» или куртку «Аберкромби» – и будешь дура дурой. Лично я так с дураками и здороваюсь: «Привет, Капораль!», «Салют, Аберкромби!»

– А ты не слишком вредничаешь?

– Я? Нет. Я вообще-то не вредная. Только с папой. С ним – да. Для него я… – Она поджала губы и манерно повела рукой: – «За гранью, деточка».

– Он так тебе говорит?

– Да, когда добренький. А когда нет – «Ты ненормальная, у тебя айкью ниже плинтуса, спрячь свои коленки мосластые, от тебя по́том воняет, почему не пользуешься дезодорантом?»

– Он так тебе говорит? – переспросил для верности Сент-Ив.

– Это кошмарный тип, хоть по нему и не скажешь. Делает вид: я добрый, всегда за тебя. А сам! Говорит жене: «Почему ты всегда в брюках, дорогая? Это так неженственно!» Она надела юбку, и что? «Что ты на себя нацепила? На панель собралась?»

Бландина с удовольствием изображала отца. Сент-Ив поудобнее устроился в кресле, а это означало, что он предельно внимателен.

– Мне он сказал: «Хорошо, что ты снимаешь ролики с петшопами», а потом: «Как?! Ты выкладываешь их в интернет?» Конечно, выкладываю. Я выкладываю их на ютубе. А иначе какой в них смысл, если их никто не видит? А он устроил дикий скандал: «Ты забыла, сколько тебе лет?! Педофилы в интернете…» – и пошло-поехало. И уничтожил мои ролики. Это сколько же часов работы!

Глаза девочки заблестели слезами.

– Он роется в моих вещах, я не вру, честное слово! Роется, и мне приходится прятать свой дневник. Даже ко мне в телефон влезает, смотрит фотки. Я фотографирую свои ноги. Имею право. Оказывается, нет! Я ненормальная, это нездоровый фетишизм?

– Нездоровый фетишизм, так сказал твой папа?

– Да.

Конечно, Бландина бы так не сказала. Видимо, отец не может смириться со странностями дочери? Или постоянно нервирует девочку с живым характером?

– Эту неделю ты у отца?

– Йес.

– Он знает, что ты у психолога?

– Он не знает даже, что Марго ходит к психологу. Не знает, что она… – Бландина ребром ладони провела себе по руке.

– А ты знаешь?

– Я видела, как она резала руки в ванной.

– И никому не сказала.

– Никому.

– Не предала сестру.

– Нет.

– Ты молодец.

– Спасибо.

Они улыбнулись друг другу.

– Ну, всё? – спросила она.

– Да. Теперь я поработаю с Марго. Если хочешь, можешь побыть с нами.

– Не стоит. Я пойду фотографировать свои ноги.

– Давай.

В приемной сестры не обменялись ни единым словом. Однако Марго, усевшись на ту же кушетку, где только что сидела Бландина, спросила:

– Она со странностями, правда?

– Своеобразная девочка.

– Мама позволяет ей делать все, что захочет. А папа от нее устает. И я тоже.

Марго сразу объявила, что она на стороне отца.

– Что вам говорила Бландина?

– Все, что говорится в этой комнате, не разглашается, – напомнил девочке Сент-Ив.

Он чувствовал, что Марго в нерешительности. Ей хотелось остаться и хотелось уйти.

– Я хотела бы прекратить… – заговорила она, помолчав.

– Жаль было бы прекратить лечение, даже не начав его.

Марго с недоумением взглянула на своего психолога, потом усмехнулась.

– Я сказала, хочу прекратить…

– Резать руки, – мгновенно закончил Сент-Ив, смутившись, что поторопился с первым заключением.

– Почему я это делаю? – спросила она с тоской.

– А что ты при этом чувствуешь?

– Чувствую – до того. Мне так плохо. Хочется изрезать себе лицо… вспороть живот. А когда начинаю… когда вижу кровь, успокаиваюсь. Да. Я успокаиваюсь.

Марго подняла руку, как бы прося Спасителя молчать.

– Я читала, что говорят об этом на форуме: говорят, что надрез способствует выбросу эндорфинов, что это естественное успокоительное. Снимает стресс. Это правда?

– В общем да.

– И что, я буду так всю жизнь успокаиваться?

– Самоповреждение само по себе не проблема, Марго. Ты сама мне об этом сказала при первой встрече. Но есть НАСТОЯЩИЕ проблемы, из-за них ты и начинаешь резать себе руки.

– И в чем мои настоящие проблемы?

– В этом-то и вопрос.

– А у вас есть ответ?

– Если бы был – но это не тот случай – и я бы тебе ответил, то тебе бы это не помогло. Лечение – как дорога. И идешь по ней ты.

– А мне кажется, я остановилась.

– Почему ты пришла с Бландиной?

– Она боится оставаться одна.

– Я познакомился с твоей мамой, с твоей сестрой; хорошо было бы познакомиться с твоим отцом.

Глаза Марго вспыхнули.

– Я же сказала вам: НЕТ!

– Но раз ты ладишь с отцом лучше, чем с матерью, – заговорил Спаситель с самым простодушным видом, – было бы правильно поговорить именно с ним о твоих НАСТОЯЩИХ проблемах.

– НЕТ. Потому что… нет. Я не хочу грузить его лишними проблемами. У него своих хватает. Я единственный человек, на кого он может положиться. Кому может довериться.

– Может довериться.

– Опять вы повторяете все, что я говорю!

– Мне кажется важным подчеркнуть, насколько вы близки.

– Не знаю, что вы там подразумеваете, но вы понятия не имеете, какой у меня папа! Не знаете, какая у него жизнь!

– Ты можешь мне рассказать. У него трудная жизнь?

Марго насупилась: она не собиралась ничего больше говорить. Но внутри у нее так много всего накопилось, что она не выдержала и начала:

– Взять его жену…

Сент-Ив понял, что речь идет о теперешней жене месье Карре.

– Взять его жену, – повторил он, рискуя вновь получить замечание от Марго.

– Она постоянно обижается: «Что я такого сделала? Что такого сказала?» А папа ничего обидного не говорит, он просто шутит.

– Папа любит пошутить?

– Вчера он назвал ее «моя толстушка», но только потому, что она достала его своей диетой.

– А она что, полная?

– Два-три лишних кило, папа говорит, десять, но это шутка.

Картина для доктора Сент-Ива начала проясняться.

Месье Карре сначала внушил жене, что ей нужно похудеть килограммов на десять, а когда она заговорила о диете, сказал: «Незачем тебе худеть, моя толстушка» или «Я тебя и так люблю, жиртрестик». Пошутил, в общем.

– За столом, – продолжала Марго, изобразив мачеху, – она сидит и оглядывается по сторонам. У нее вид какой-то ненормальный. Как у птицы, которая тычется в окно.

– Желая улететь, – подсказал Сент-Ив, развивая метафору.

– Да не собирается она улетать! Вы неправильно понимаете, что мне хочется сказать.

– Извини, я очень стараюсь. Ну, так что твой отец?

– Вы все время хотите, чтобы я была против папы. Потому что он судебным исполнителем работает, да? Не его вина, что люди делают долги и потом им приходится иметь дело с судебными исполнителями. Люди предубеждены против них, а это тоже расизм.

– Расизм?

– Да. А вы, вы знаете, кто вы? Вы манипулятор. Психолог – это тот, кто манипулирует сознанием.

– Неужели? – удивился Сент-Ив так искренне, что кого угодно вывел бы из себя.

– Я прекрасно знаю, что такое манипуляторство. Моя мать постоянно этим занимается – она подсовывает мне сайты в интернете о патологических нарциссах. Хочет мне внушить, что мой папа такой. А папа говорит, манипулятор – это человек, который внедряется к тебе в мозги, чтобы заставить тебя думать как он.

– И так поступает твоя мама… По словам твоего папы.

– Это ВЫ так поступаете вот сейчас!

– Поверь, здесь ты можешь говорить все что вздумается, – проговорил Сент-Ив бархатным голосом.

– Заткнись!

Марго трясла нервная дрожь, щеки пламенели. Будь у нее с собой ножик, любимое средство успокоения, она бы им воспользовалась.

Лазарь с возмущением слушал все это по другую сторону двери. Как можно так говорить с его папой? Он заткнул уши и бегом побежал на кухню.

Марго вскочила с места.

– Не смейте со мной так разговаривать! Вы всё выворачиваете наизнанку!

– Марго, сядь, пожалуйста.

– Вы считаете, что я боюсь своего отца!

– Ничего подобного я не говорил.

– А я боюсь вас! Вы хотите взять мою жизнь под контроль, диктовать, что мне делать, что думать, кого любить, кого не любить!

Продолжая говорить, Марго ринулась к двери в приемную и открыла ее.

– Пошли! – крикнула она сестре. И, не глядя на Бландину, надевая на ходу рюкзак, побежала к выходу.

– Что такое? Что стряслось? – встревожилась девочка, вопросительно глядя на Сент-Ива, который шел следом за ее сестрой.

– Беги догоняй ее!

Он проводил Бландину до двери, выходящей на улицу Мюрлен. Дверь стояла распахнутой, Марго ее не закрыла.

Стоит ли самому бежать за Марго? Она замедлила шаг, потом обернулась. Спаситель похлопал Бландину по плечу:

– Давай, сестра тебя ждет.

Состояние Марго внушало Спасителю тревогу. Кого предупредить? Ее мать? Школьную медсестру? Сент-Ив вернулся к себе в кабинет, едва держась на ногах. Разумеется, вспышка Марго была направлена вовсе не против него. «Ничего личного», как сказал бы наемный убийца своей жертве. Но досталось ему изрядно.

Сент-Ив уже взялся за телефон, чтобы позвонить мадам Дютийо, матери Марго, но остановился, подумав о своем собственном сыне. Может, стоит посмотреть, пришел ли Лазарь из школы и все ли у него там в порядке? Спаситель отправился на кухню. Никого. Горло у него перехватило от тревоги: где сын? И тут же он себя успокоил: наверху. Возле клетки с хомячком.

– Лазарь!

Конечно, сын был наверху. Сидел по-турецки перед клеткой.

– Как ты думаешь, он умирает?

Спаситель схватил клетку обеими руками, поднял и вгляделся в зверька.

– Наш лентяй дрыхнет. На твоем любимом сайте про хомяков я прочитал, что они родом из пустыни и привыкли жить там ночной жизнью.

– Баунти никогда не жил в пустыне.

– Он сам не жил, но в нем живет память родителей, бабушек-дедушек, память предков. Не личная память, а память рода.

«Ну и ну, разговорил меня хомячок», – подумал про себя Сент-Ив, а вслух произнес:

– На ужин картофельная запеканка с мясом.

– А можно я отнесу Баунти на кухню?

– Лучшая идея года! – одобрил Спаситель, чувствуя, что с каждой секундой ему все милее их хомячок-неврастеник.

Засунув лоток с запеканкой в микроволновку, Спаситель стал прослушивать сообщения на телефоне. В течение дня у него всегда бывало много звонков, но, когда он работал с пациентами, телефон стоял на автоответчике.

– Здравствуйте, говорит директор лицея Ги-Моке. Ваш телефон мне дал психиатр больницы Мадлен, я знаю, что вы работаете с Габеном. Хочу предупредить, что Габен не был сегодня на занятиях и не отвечает по домашнему телефону. Кажется, в Орлеане у него нет родственников. Возможно, имеет смысл обратиться в социальные службы. Очень просил бы вас позвонить мне…

Далее следовал номер телефона, который Сент-Ив тут же записал. Однако ему показалось, что важнее сначала найти Габена. Он позвонил и услышал: «Добрый день, вы звоните на мобильный Габена. Перезвоните позже. Или не надо».

Сент-Ив постоял в нерешительности, размышляя. Потом нашел адрес Пупаров в картотеке пациентов.

– Улица Огюста Ренуара, дом двадцать, не так уж далеко, – пробормотал он себе под нос.

Запеканку они проглотили в пять минут, и Спаситель оставил сына в кухне вместе с Баунти и мультиками про Якари.

* * *

В доме Габена был и кодовый замок с кнопками, и домофон. После шестого звонка сонный голос спросил:

– Кто там?

– Сент-Ив.

– Зачем?

– Открывай.

Приказ. Приказы не обсуждаются, и Габен повиновался. На четвертом этаже в приоткрытую дверь выглядывал лохматый бледный мальчишка с красными глазами. Не высыпается? Принимает наркотики?

– Что-то случилось? С мамой?

– С мамой все в порядке, ее лечат. А вот с тобой что случилось? Почему ты не был сегодня в школе?

Габен не ожидал, что психолог окажется в курсе его школьных дел. Он промямлил, что не спал, голова болела, и вообще тоскливо до ужаса…

Сент-Ив прервал Габена:

– Забирай учебники, одежку и зубную щетку. Спать будешь у меня в кабинете. Завтра с утра – на занятия.

– Я сам справляюсь…

– Как видно, не справляешься.

Спаситель Сент-Ив не часто отдавал приказы, но его непоколебимое спокойствие и высокий рост действовали в таких случаях безотказно. Габен насупился и отправился собирать вещи. Спаситель, не желая его смущать, остался ждать в прихожей. Потянулось время, Спаситель искоса поглядывал на часы.

– Нельзя ли поживей, Габен! – крикнул он.

– Вали отсюда, если торопишься, – пробурчал подросток, засовывая в рюкзак ноутбук.

И все же он послушался и вскоре вышел в прихожую, сумрачно глядя на Спасителя, но в душе довольный, что нашелся кто-то, кто о нем заботится. Они шагали рядышком по пустынным в этот час улицам. Габен ежился от вечернего ветра, засидевшись в четырех стенах, – он ведь просиживал за компьютером целые дни, а порою и ночи.

Едва они зашли в дом, как Спасителю послышался голосок Лазаря. Он звал его:

– Папа! Ты где? Иди быстре-ей!

Спаситель бегом взбежал на второй этаж, успев представить себе малыша, истекающего кровью.

– Баунти! Он проснулся! – выпалил Лазарь, увидев Спасителя.

Спаситель прижал руку к груди, унимая сердцебиение.

– Хорошая новость.

Хомячок не спеша трусил по клетке. Спаситель и сын с удовлетворением пронаблюдали, как он поел, попил и пописал.

– Нам всем нужно хорошенько выспаться, – подвел итог дня Спаситель.

Однако со сном получилось так себе.

Баунти, охваченный лихорадочной деятельностью, то и дело будил Лазаря: шуршал соломой, занимался акробатическими упражнениями на прутьях клетки и очень громко шлепался.

Габен улегся, но, убедившись, что Сент-Ив больше его не побеспокоит, включил компьютер и выключил только в три часа утра. Спаситель заснул за очередной книгой по психологии «Человек, который принял жену за шляпу»[14]14
  Рассказы о клинических историях пациентов известного американского нейропсихолога Оливера Сакса (1933–2015).


[Закрыть]. Но около часа ночи его разбудила ужасная мысль: «Я не позвонил матери Марго!» Профессиональная совесть, как тень отца Гамлета, навестила его в положенный час.

– Че-е-е-ерт! – простонал он.

На протяжении двух часов, пока он не мог заснуть, с ним общались разные его пациенты, и среди них – мадам Угно, которую гнобил начальник отдела. Спаситель заснул с утешительной мыслью, что он негодный психолог, никому ни в чем не может помочь и пора ему менять поле деятельности и вывеску:

ДОКТОР СПАСИТЕЛЬ

Гадает на кофейной гуще.

Возвращает любовь.

Избавляет от импотенции.

Результат гарантирован.

На следующее утро после третьей чашки кофе Сент-Ив вновь обрел веру в себя и в Зигмунда Фрейда. А за десять минут до того он смотрел через окно веранды, как удаляются по садовой дорожке Габен и Лазарь. Сонный подросток едва волочил ноги. Спаситель пообещал себе проработать с ним проблему сна. Что ему мешает? Боится засыпать, потому что преследует страх смерти? Снятся кошмары? Беспокоит психическое состояние матери?