Текст книги "Восемьдесят четвертый 2.0"

Уин затушил в пепельнице сигарету, вернулся к себе и уселся за комп. Набрал пароль. «Патриот 366» возвращался в Сеть.

Работа Уина состояла в путешествии по сайтам (список ему присылала дама из шестой секции) и в написании постов в поддержку решений министерства образования. Что бы ни решили в этом министерстве, Уин должен был писать радостный одобрямс. Когда-то работа ему нравилась, и он даже находил удовольствие в том, что умудрялся с легкой иронией представлять придумки министерства в розовом свете. Новый учебник по истории? Обалдеть какой учебник, вы узнаете совершенно новую историю – вам не придется покупать толстенный роман профессора Толкиена и читать про выдуманный мир Средиземья. Новый учебник гораздо круче. Да и кому теперь нужна подлинная история? Необходим набор вдохновляющих мифов, чтобы человек мог ощутить себя частью великой державы.

Сочинять все эти комменты было не так уж и трудно – сложнее было с самим министром, которого все называли министром образины. Или просто образиной. На прошлой неделе министр заявил, что Шекспир был замечательным античным автором. Сеть в ответ взорвалась сотнями фотожаб. На одной из них несчастный Бард был изображен распростертым на полу в тоге, а из живота у него торчал кинжал. Над ним вопросительным знаком согнулся министр с портфелем. Шекспир в окровавленной тоге смотрел на министра с укором и вопрошал: «И ты, Брут?» Что ж тут написать, как отбрехаться? Что «Золотой век» Елизаветы Первой для нас, нынешних, что-то вроде античности? Или сказать, что фразу вырвали из контекста? «Юлий Цезарь», «Антоний и Клеопатра», «Кориолан» – пьесы Шекспира, основанные на античных сюжетах, посему имеем право называть Шекспира античным. Сляпать-то оно, конечно, можно, но исключительно для дураков.

Придуманные посты Уин рассылал рабочим пчелам – те тупо жали кнопки, лепя скопированные тексты под своими никами. Роили. В придачу пчелы постили восхваления в адрес Любимого Брата, зачастую обслуживая сразу по несколько ульев, и недели не проходило, чтобы кто-то не напутал, и не послал рой не в том направлении. Подобные накладки вызывали приступы ядовитых комментов в адрес Пипетки. Рабочие пчелы стоически сносили насмешки, а начальство грозило всем подряд штрафами. Подобные мини-скандалы заставляли Уина раз за разом задавать себе вопрос: как подобное комическое сборище умудряется при всем при том вполне сносно выполнять работу по оболваниванию населения.

Большинство «министерских» пчеловодов троллило любые события самым простым способом – гнала поносную волну на Евразию. Это срабатывало всякий раз почти без осечек, все забывали про образование, медицину, рост цен и начинали брызгать патриотической слюной. Однако парочка продвинутых «диванных вояк» всякий раз возвращала дискуссию в прежнее русло, и приходилось все начинать сначала.

Уин решил сейчас промолчать. Случай, можно сказать, трагический. Такому министру ни один тролль не поможет.

«А Министерству?» – тут же торкнулась молоточком в висок крамольная мысль.

Какое счастье, что телекран не читает мысли. Или все же читает?

Уин зашел на сайт поглядеть, что там и как.

«Бедняга Уил. Вот что бывает, когда тебя переводят на новояз, а потом переводят обратно», – записал какой-то Бен, уже огребший с десяток двойных и тройных плюсов.

Уин хмыкнул. Подобные провалы можно замаскировать лишь другой новостью, способной забить старую.

Уин все же решил ввязаться.

«Министр сказал ясно: «Никто не сумел так показать античность, как наш Шекспир». Сложновато, конечно, но патриот и должен выражаться цветисто.

А ведь когда-то Уин планировал написать роман про Шекспира. И даже сочинил первую главу. Где она теперь, в какой электронной папке «пылится»?

Он заскочил на паблик «друзья минобра» и вставил цитату. Потом скинул ее на официальный сайт минобра, потом раскидал еще, сам в десятках лиц перекидывал ее с ресурса на ресурс, как горячую картофелину. Создатель контента не обязан создавать рой – к его услугам Некрополь – личины умерших, чьи страницы после черного похоронного креста из социальной службы переходили в собственность Пипетки. Уин как истинный гурман отобрал годную команду: преподаватели, журналисты, парочка малоизвестных писателей. Во времена Большого Брата они преданно служили Партии, пускай теперь послужат скромному работнику Пи-Пи.

Сейчас главное, чтобы цитатка прижилась на пространстве Сети вне троллинга… Кто-то перепостил вроде, вот, еще…Всплывающие окошки сообщали, что труды Уина не пропадают втуне, со временем подлинная фраза министра утонет в потоке фальшивых цитат Пипетки.

Уин даже увлекся и поймал себя на мысли, что криво ухмыляется во весь рот.

«Вот так и становятся сволочью».

Звякнул телефон.

– Уин, заскочи ко мне! – звонил шеф. Зол – нет? Должно быть, зол, чует, что без души работает Уин. Чуйка у него здорово развита.

Наверняка заметил, что Уин не ввязался в сражение на стороне министра по поводу Шекспира. Эх, надо в «Двойном повороте» что-нибудь по поводу минобразины ввернуть, а то там все слишком мрачно. Пускай народ повеселится.

Уин поднялся, поискал в кармане пиджака расческу, не нашел, глянул в маленькое зеркальце на перегородке. Волосы опять отросли, скрывая неровный шрам на лбу. Несколько седых нитей появилось в челке. Одна бровь саркастически приподнята – как всегда. Утром он побрился, рубашка неновая, но свежая. То есть стандартный вид трудяги за компом. Он пригладил волосы руками и направился к шефу.

Тот сидел в кресле, развалившись, будто в пляжном шезлонге, и пялился в экран. Наверняка проверяет, насколько качественно троллят положенные сайты подчиненные. Хотя вряд ли. Будет он маяться с такой мелочевкой! Странно, Уин даже не знал, чем занимается шеф. Ему представлялось, что шеф за перегородкой просто сидит, пьет кофе и иногда говорит с начальством. Недаром каждый год Майкл чуток раздавался вширь: по каждой расстегнутой пуговице рубашки на животе, как по спилу дерева, можно считать годовые кольца.

– Тут я подумал, – загадочно и доброжелательно улыбнулся Майкл. Подобная сладкая улыбка не сулила ничего хорошего. Все, что придумывал Майкл, оказывалось на поверку гадской подставой.

А ведь вроде бы человек хороший, вот только решения принимает подлые. Будто нож всаживает в бок, да еще с проворотом. И наслаждается.

«Хороший человек? – переспросил сам себя Уин. – И что под этим понимать? Хороший плюс, или хороший два плюса, или вообще без плюсов, просто гуд». Он едва сдержался, чтобы не поморщиться.

– Я тут подумал и решил: кину-ку я тебя на борьбу с ересью, – без лишних вступлений объявил Майкл.

– Что? – опешил Уин. Борьба за репутацию образины с ехидными диванщиками внезапно показалась славной веселой работенкой.

– Ты не знаешь выражения «ересь»?

– Знаю. Наведение порчи. Ведьмы. Инквизиция. Костры.

– Придуриваешься? Я о современных грю.

– Голдстейнцы?

– Так-то лучше. Ну вот, теперь с ними будешь бодаться. На пару с толстяком Фредди. Затыкать пасти крикунам.

«Толстый киллер – этакое тупло. У него даже на оригинальный ник фантазии не хватает», – едва не ляпнул Уин.

– Вдвоем?

– Группа будет челов десять. На первый рывок. Фредди – главный. Там посмотрим. Будете хорошо рычать – увеличим свору.

– Надо разработать совместную стратегию?

Какая там к черту стратегия! Ползаешь по сайтам, как налим в тине, и оскорбляешь всех подряд или доказываешь, что черное – это белое. Пипишники называли это «запускать рой» – их посты атаковали сайты гудящим осиным роем.

– Стратегия на лидере. Можь предлагать. У тебя есть думки?

Уин отрицательно мотнул головой.

– Вот видишь: ты – не лидер. Так что сиди и жди указки. Кстати, накинут двадцать процев, эт не учебка и не друг Шекспира. А ты, лох, так и не накопал, чем прижучить шавок.

Шекспир как ключевое слово. Когда-то Уин обсуждал с Майклом Шекспировский вопрос[1]1
  Шекспировский вопрос – вопрос об авторстве шекспировских пьес.


[Закрыть]. Майкл был стратфориандцем, Уин – «анти», но убедительную фигуру на роль автора предложить не мог, разрываясь между Крисом Марло и Роджером Маннерсом.

«Никто никогда ничего не докажет», – заявил как-то Майкл, ставя жирную точку в их многодневном споре.

«Почему?»

«Потому что рукописей нет и ни одного листка уже не найдут. Нет документов – нет истины».

А потом они почему-то забыли о Шекспире.

– Никто бы не нашелся, – Уин не стал хвастаться сегодняшней находкой. Все равно уже не оценят.

– А перевод стрелок? Если с мыслями туго, переводи стрелки. Это первое правило пи-пишника: главное – жидко обосрать, неважно, за что. Ты, брат, застрял на одном месте. Пора устроить встрях. Кстати, работать теперь будешь круглые сутки – получишь компик и айда грузить комменты ночью. За это свои мани. Сегодня от загрузки старого дерьма свободен, начинай грести новое, дуй аватарки, ники, пароли. Завтра встреча рабочей группы. Старший Фредди, я сказал, помню. За ним – направления и стратегия. Детали на каждом. Инициативу покажи. Две недели пробные – что в головешку взбредет, то и делай. Гляну, как у тебя попрет, может, получишь свою группешку. Хорош быть на подхвате. Все, свободен!

Уин шевельнул губами – хотелось спросить: «Майкл, а зачем все это? Чем мы занимаемся, а?»

Но не спросил, вернулся в свою клетушку и плюхнулся на стул.

Ну что за черт! Получается, он будет здесь воевать с «Двойным поворотом» и с самим собой, а вечерами – что же он будет делать вечерами? Отбрехивататься от собственных аватарок? Или на одном компе язвить под ником Огненного рыцаря, а с другого – ему возражать? На одно клаве предложение, на другой – два. Или одновременно левой и правой рукой научиться работать?

Он встал и направился назад к шефу.

– В чем дел? Что еще? – буркнул Майк, не поднимая головы.

– У меня дома вечно Сеть накрывается. Как же я из дома смогу комментить?

– Так чини Сеть, – пожал плечами Майк. – И ваще пора искать новую хату. Куда ты все бабло пускаешь, а? На телок? Неужто манишь за секс?

– В выходные я езжу к отцу. Там Сеть только в пабе, – соврал Уин.

– А ну ладно. Ты серьезн? А ничего интересней нет? В выходные, кстати, двойная оплата. Объясни старику… И да, на апгрейт на карту я уже вписал тебе три сотни кредов. На Сеть хватит.

Три сотни – это месячная зарплата Уина.

Не слабо. Вопросы тут же иссякли, Уин вернулся к себе.

Надо было подключить художника из пятой секции сделать карикатурки по образине, но художник так тормозит, что успевает сляпать что-то дельное лишь к концу дня, когда его творения уже никому не нужны и Сеть полна фотожаб на любой вкус. А, к черту, теперь-то все равно. Пусть другой счастливчик, кто займет место Уина в этом скособоченном кресле, будет мучиться хроническим гастритом образины. А сегодня можно закрыть окно, потянуться до хруста в костях, собрать нехитрый скарб в коробку (чтобы назавтра перетащить все по-быстрому в новую конуру) и отправиться домой. Чем сегодня заняться? Сразу в Сеть? Нет, это подозрительно – если Огненный рыцарь появится в Сети так рано, кто-то может сопоставить.

«Боишься, трусишка? Что ж ты все оглядываешься через плечо? А пускай-ка найдут, пускай, а, – подначивал вполне отчетливый голос. – Стань самим собой наконец. Не можешь?»

Уин тряхнул головой, отгоняя назойливого собеседника. Нет, сначала в паб – посидеть за бокалом эля, предвкушая все эти надбавки, прибавки. Триста кредитов. Сумма немаленькая, но только на первый взгляд. Когда-то на один кредит можно было купить холодильник или телекран. В первые годы после Пробуждения люди всё брали в кредит, потому и говорили – получил один кредит, два, три. Порой в самом деле особо поехавшие брали по двести-триста кредитов. Так и пошло.

Уин вытащил из ящиков стола накопившееся за три года работы на этом месте барахло – блокноты с набросками записей, какие-то цитаты на обрывках, цифры. Надо же, он когда-то старался, выкладывался, сопоставлял, искал инфу. Потом азарт прошел, в ящиках скапливались буклеты с рекламой шоколада, обертки от конфет и ломтиков копченого кальмара, корешки от выплат, чеки банкомата. Мусор, в итоге от всех нас останется только мусор. Корзина под столом наполнилась очень быстро. Уин сохранил блокноты с цитатами, ручки и карандаши, придавил всё листом картона, заклеил коробку скотчем, задвинул под стол, чтобы забрать завтра утром. Прикинул, стоит ли идти в столовку (там еще открыто). Решил, что нет, и покинул офис. Работа в новой группе его не беспокоила – он вообще смутно представлял, над чем станет горбатиться. Сейчас его мысль вертелась вокруг куда более важной проблемы: что делать во второй половине дня, что выбрать – паб или новенький ресторанчик в паре кварталов от дома. Ресторан манил его давно: большие окна с белыми шторами, столики под крахмальными скатертями. Он несколько раз заглядывал в окна заведения, планируя, как займет один из этих столиков с какой-нибудь милашкой. Не хватало только денег. И вот, будто откликаясь на его мысли, звякнул телефон: триста кредов пришли на счет. А ведь говорят, у высших чинов Пи-Пи с телефона можно выйти в Сеть. И фото тоже можно делать с телефона, а не таскать с собой дурацкую «мыльницу». Пройдет пара лет, и эти блага станут доступными для всех.

«Есть, куда стремиться», – фыркнул издевательский голос.

Уин пробил свой пропуск на выходе, мысленно наслаждаясь выражением лица вахтера – едва приоткрытый рот, готовый вот-вот издать грозный окрик, взгляд на экран – легкое недоумение – и шкодливая ухмылка, призванная прикрыть проглоченный крик, вполне очень даже ясно понятый Уином.

Свободный пропуск! У него теперь свободный пропуск! Он может опаздывать, задерживаться с обеда – или вообще линять вот так в середине рабочего дня. Это даже забавно – свою свободу можно оплачивать, продавая в рабство других. Черт, а ведь плевать на все эти тонкости и…

– Пошла вон, сука!

Уин обернулся и успел заметить, как тощий мужичонка пытается вырвать из рук темноволосой девушки кусок бумаги или картона. Плакат – не сразу сообразил Уин. Ныне начальство порой разрешает стоять у здания плакатчикам, но на них непременно натравливают таких вот рьяных патриотов. Уин уже собирался повернуться и уйти, отлично зная, чем заканчиваются подобные драки – когда плакатчика отметелят, обоих заберут в каталажку, только патриота быстро отпустят, а протестанту впаяют солидный штраф. Да, проскочить мимо было самым правильным. Но Уин не ушел – может, потому что заметил, как дерзко взметнулась волна темно-русых волос, как сверкнули глаза под белой вязаной шапочкой, низко натянутой на лоб, как оскалились белые зубы. Девчонка сопротивлялась и сопротивлялась отчаянно, билась за кусок разорванного и безнадежно изувеченного картона, будто в этом была вся жизнь. Уин помешкал секунду-две, а потом направился к этой парочке, ускоряя шаги, и с каждым шагом поднималось в груди давно забытое чувство – будто горькая хмельная пена подкатывала к горлу. Парень тем временем сумел повалить девушку на мостовую и замахнулся, чтобы пнуть тяжелым ботинком под ребра. Но Уин уже был рядом. Драчун из него был так себе, но ударить по опорной ноге сзади – дело совсем нехитрое, сам бил и сам же получал такие подлянки во время игры в футбол. Сейчас он ударил и посильнее и побольнее, нежели на поле, так что парень грохнулся на мостовую и, схватившись за ногу, истошно завыл. Будто не удар по ноге получил, а ему как никчемному пленнику, не годному в рабы, подрезали поджилки – обычное дело в период античности. Настоящей античности, не образиновской.

Пока нападавший продолжал голосить, явно рассчитывая на прибытие полисмена, Уин протянул руку, поднял девчонку рывком и помчался в ближайший проулок, увлекая плакатчицу за собой, как на буксире – попадать в каталажку вместе с этими двумя у него не было никакой охоты. Завтра… Да, завтра он что-нибудь придумает, если уличные телекраны его засекли. Но говорят, многие из них не работают, установлены, чтобы наводить страх на пугливых горожан.

Завернув за угол, беглецы остановились как по команде в узком проезде между двумя новыми недавно выстроенными высотками, чьи окна смотрели друг на друга так, чтобы каждый сосед мог видеть кухни и спальни напротив. Даже днем здесь было сыро и темно. Только тут Уин заметил, что девчонка еще сжимает в руке кусок плаката.

– Да бросьте вы это. Бросьте.

Она в самом деле бросила обрывок, но тут же наклонилась и подняла картонку с одним-единственным словом «Ложь».

И тут мысль совершенно ошарашивающая, сбивающая с ног, как порыв холодного ветра, обдала Уина и заставила замереть: эта девчонка из тех, на чьей стороне он бьется в Сети, прикрывшись мнимым панцирем Огненного рыцаря. И сейчас у него появился реальный шанс – реальнее точно не будет – найти вне Сети этих людей. Найти и стать среди них своим. Желание было почти нестерпимым – настолько, что Уин даже не сделал попытки прикинуть: а во что все это может вылиться для него. Как будто впереди оказалась – нет, не стена, а поток яркого света, и что там, за этим нестерпимым блеском, разглядеть было невозможно. Да он и не пытался. Осталось только здесь и сейчас. Он, эта девушка и поток слепящего света, свет этот наполнял его и делал каждую клеточку тела иной, новой, полной незнакомой энергии и странного неведомого прежде восторга.

– И что было на погибшем плакате? – спросил Уин с улыбкой чуть покровительственной, как и положено спасителю.

– «Ложь – это ложь». – Она посмотрела на картонку, потом на Уина, тоже улыбнулась и выбросила обрывок плаката в урну. – Всю ночь рисовала.

– Какая свежая мысль!

Они рассмеялись – одновременно. Ему понравился ее смех – немного громкий и немного вульгарный, но зато без намека на жеманность. А в постели как она будет смеяться? Он окинул взглядом ее фигурку, отметил длинные стройные ноги и тонкую талию, подчеркнутую широким поясом куртки, и грудь – очень даже округлой формы, отчего талия казалась еще тоньше. Девчонка отряхивалась от обрывков бумаги, что прилипли к брючкам в обтяжку, но тут же заметила, что ее разглядывают, и скорчила гримаску, скривив слегка губы и прищурившись, без слов говоря: ну и этот туда же. Но гримаска была наигранная – ей нравилось, что Уин на нее смотрит.

– «Наше будущее – наше прошлое» – тоже неплохой лозунг, – предложил Уин.

– Вы заметили, нынешняя эпоха и подлее, и гнуснее прежней! – воскликнула незнакомка. – Тогда хотя бы страх оправдывал бездействие. А сейчас что их заставляет славословить Любимого Брата? Ведь не страх? – и тут же ответила сама на свой же вопрос: – Не страх. Нет. Раньше люди пользовались двоемыслием, а теперь у нас одномыслие – одна мысль на всех, и мозг не способен воспринять альтернативу.

– Не хотите зайти перекусить и обогреться? – спросил он, уже ведя ее по улицам к намеченному для пирушки ресторану.

Она казалась ему желанной добычей, захваченной в бою, а та пена, что поднялась в душе и швырнула его камнем из пращи в драку, все никак не оседала, хотелось и дальше прихлебывать странное питье и ощущать на губах желанную горечь.

Девушка не стала жеманиться и охотно кивнула:

– Зайду. Но платить будете вы, я пока на мели.

«Как кстати оказалось вливание Майкла, – мелькнула мысль. – Я продал себя в рабство, и вот шикую». Но язвительная самоиздевка не смогла испортить настроение.

Здесь, сейчас – он победитель. Что будет завтра – плевать!

Внутри в ресторанчике оказалось не так шикарно, как полагал Уин, заглядывая в окна снаружи. Во-первых, не работал гардероб, пальто и куртку пришлось уместить на вешалке прямо в зале. Во-вторых, в помещении было прохладно, даже зябко. Они заняли столик в уголке – тут было вроде бы потеплее, и кожаные диванчики обещали уютное застолье.

– Ничего не оставляйте в карманах, – посоветовала девчонка, выуживая из куртки телефон и запихивая его в кармашек клетчатой жилеточки. – Вытащат, вы и заметить не успеете.

Эта жилеточка с мысиками и двумя черными лаковыми пуговками поверх ослепительно белой блузки (один манжетик чуть загрязнился в драке) очень ей шла. Вообще в ней проглядывал какой-то аристократизм, что-то неуловимое в осанке, манере держаться, будто в машине времени она прибыла из другой эпохи, огляделась и смело шагнула в битву. Присмотревшись, Уин решил, что зря называет ее девчонкой: лет ей, наверное, двадцать пять или двадцать шесть, но во всем облике сохранился юный дерзкий задор, потому она и кажется моложе.

Уин тряхнул головой, смущенно хмыкнул и последовал совету: переложил из пальто и бумажник, и пропуск (как показалось ему – недостаточно ловко, – спутница что-то приметила, сощурилась, потом глянула более внимательно). Эмблема Пи-Пи многим хорошо знакома. В Сети ее постоянно постят.

– У меня, кстати, повышение сегодня на работе, – похвастался он.

Явился официант, положил на стол две книжечки меню и исчез.

– Незнакомец, я даже не знаю, как вас зовут, – воскликнула девушка. – Я вот Юлия. Или проще – Ю, если вы экономите буквы и звуки, как ныне в моде.

– Уин. Только прошу: до У сокращать не надо.

– Договорились, не буду. А полное имя Уинстон?

Он кивнул, хотя на самом деле его полное имя звучало иначе.

– Вы меня просветите, почему этот тип набросился на вас?

– Он что-то кричал про величие Большого Брата, – пожала плечами девушка.

– Ему любовь досталась в наследство.

– Нет, ну почему они так его обожают? – вновь возмутилась она. – И это после того, как Министерство Любви в комнате сто один превращало людей в студень! Из людей выколачивали даже ненависть к палачам. Их пытали до тех пор, пока они не начинали любить своих мучителей. – Юлия говорила, и голос ее становился все громче и выше, и наконец оборвался, будто она попыталась взять какую-то недоступную ей ноту и не смогла.

– Не было никакой комнаты сто один, – сказал Уин.

– Чт-то? – она выдохнула вопрос беззвучно, буквально опешив на миг.

– В Министерстве Справедливости, которое находится теперь в здании Министерства Любви, вам скажут, что комнату сто один придумали враги нашей страны, а Министерство Любви на самом деле любило всех до самозабвения.

– И вы в это верите?

– Нет, конечно.

– Уф-ф! А то я решила, что вы один из поехавших. Откуда же вы взяли, что так говорят в ДС?

– Выяснил, когда был журналистом.

– И где же вы работали? В каком издании? «Лондонское эхо?»

Любители все сокращать сумели и это название ужать до многозначного «Лохо». «Лохо» было вроде бы либеральной газетой, и ему позволялось многое, хотя далеко не всё. В то время как другие издания, явившиеся в годы сразу же после Пробуждения, в итоге благополучно пошли ко дну под бременем финансовых тягот, «Лохо» продолжало держаться на плаву.

Уин заглянул как-то в «Лохо» в начале журналисткой карьеры. Это воспоминание он старался загнать в самый подвал памяти, но оно оттуда время от времени выползало, не желая умирать.

– «Весь мир и жратва», вот где я работал, – признался Уин.

– Помню, помню. Это такая желтушная газетенка из самых желтушных. Вампиры. НЛО, трупы. Бр-р… И что же вы там делали? Учились на вампира? – Она улыбнулась, как бы говоря; ну, подумаешь, вампир, зато симпатичный.

– Сочинял новости.

– Тогда причем здесь ДС?

– Министерство тут при том, что у меня было удостоверение прессы от этой самой «Жратвы», и я пользовался их ксивой, пытаясь раскапывать кое-какую правду для себя. Полагал, что наступит один прекрасный день, и я создам собственную газету. Настоящую. Где буду публиковать только проверенную информацию, подтвержденную независимыми источниками.

– И как, создали?

– Нет. Денег не нашел. В долг брать побоялся, а своих не накопил. И правильно сделал, что не рискнул – прогорел бы мгновенно. Чтобы твое издание выложили на прилавок, надо давать взятки. И чтобы распространители с тобой расплачивались за отгруженный товар, тоже надо платить, иначе просто возьмут пачки на продажу, и ни цента не вернут. Так со всеми начинающими газетками и журналами поступают. – Давняя горечь от нереализованного, заветного, прорвалась в голосе.

– Что заказывать будете? – возник рядом официант.

Тут Уин вспомнил, что не заглянул до сих пор в меню. Он взял плотную книжечку и, предвкушая, раскрыл игрушечные ворота в мир чревоугодия.

– Юлия?

– Сначала вы. – Она вдруг нахмурилась и посмотрела на него внимательно. Чересчур внимательно, подозрительно даже, отчего лицо ее сделалось совсем иным, незнакомым, строгим и по-новому красивым.

– Мне стейк, темное пиво, салат, – проговорил он, надеясь, что выбор блюд заставит ее вернуться к прежней легкой и непринужденной беседе.

Официант что-то черканул в блокноте и повернулся к Юлии.

– Семгу можно? – Смотрела она при этом не на официанта, а на Уина.

У того было сильнейшее желание скосить глаза и глянуть в меню, выяснить, во что этот вопрос обойдется. Но он мужественно выдержал искушение, лучезарно улыбнулся и сказал:

– Гуляем, детка!

– Тогда белое вино, семгу и салат.

– Кофе и десерт закажем потом. Любишь мороженое? – подмигнул Уин Юлии.

– Люблю. Но пирожные – еще больше.

Вновь вернулось прежнее настроение – легкий флирт с полунамеками. Официант принес напитки и салаты. На удивление, кухня оказалась здесь на высоте.

– И кто сказал, что чревоугодие грех? – вздохнула Юлия.

– Возрожденная церковь, – отозвался Уин.

– Для них и секс грех.

– И наука.

– И непокорность.

– И нелюбовь к власти.

– А что не грех?

– Любовь к власти.

Принесли горячие блюда. Несколько минут они ели молча, наслаждаясь. Стейк оказался восхитительным – кажется, никогда прежде Уин не ел ничего подобного.

«Если каждый день так обедать, то продавать совесть можно без всяких угрызений», – мысленно съязвил Уин.

– Кофе и пирожные? – предложил, улыбаясь.

– Вы что, в лотерею выиграли? Или кого-то ограбили?

– Может, я удачливый бизнесмен?

Юлия отрицательно покачала головой:

– Нетушки.

– Почему? Э…

– Ботинки. Я почти точно могу сказать, что вы получаете в месяц кредитов двести.

– Уже триста.

Она открыла рот, явно намереваясь спросить, чем же он занят, но вместо этого плотно сжала губы. Побоялась? Или догадалась? Все же заметила эмблему на пропуске?

– А можно твой телефон? – спросил Уин. На миг показалось, что неловкая пауза снова уйдет, едва они возобновят разговор.

– Нет, – отрезала она без всякого намека на кокетство.

– Тогда я дам свой.

Он сунул руку в карман пиджака за визиткой, но вспомнил, что на визитке указано МПИП как место его работы, и потому оторвал уголок салфетки и написал на нем номер.

– Позвони мне. – Он протянул ей обрывок.

– Ведь ты работаешь в ПИ-ПИ, – вдруг сказала она без тени сомнения в голосе.

– С чего ты решила? – У него загорелись щеки, как у школьника, пойманного на примитивном вранье.

– Вспомнила, как ты туда заходил после обеда. Я видела, когда стояла с плакатом. Точно, видела. Ты так торопился, что даже не посмотрел в мою сторону.

Он понял, что отрицать бессмысленно.

– Работаю, – признался он. – Но я их ненавижу. И я…

– Неважно, – оборвала она. – Я бы заплатила за эту дорогущую семгу, если бы у меня были деньги. – Она внезапно схватила записку и сунула в карман. – Я позвоню, когда наберу достаточно, чтобы заплатить за семгу, верну по счету… – Она осеклась, видимо, и сама понимая, что гнев ее выглядит наигранно.

Встала и направилась к двери. Уин невольно повернулся и посмотрел ей в спину. Какой у нее четкий и в то же время грациозный шаг – она уже вышла из кафе, но он все еще видел ее через огромное окно. Еще шаг, другой, и она скрылась.

– Ваш счет. – Официант положил перед ним книжечку меню, из которой торчал корешок счета.

Он поглядел на сумму и отдал официанту карту. Все произошедшее походило на примитивную разводку. Девчонка напросилась на обед, откушала и гордо удалилась.

Нет, нет, он не хотел думать о новой знакомой в таком ключе.

Но факты – упрямая вещь. Иногда очень трудно перетолковать их иначе.

4

Он вышел на улицу, огляделся в надежде, что девчонка где-то рядом, что не ушла. Ему даже показалось, что за углом мелькнула ее тень и пропала. Вдруг ждала, что он выйдет и… Он кинулся к перекресту, но когда добежал, там уже никого не было, кроме какой-то пожилой дамочки с коротконогой собаченцией.

Уин чувствовал себя дураком, который с самого начала догадывался, что его кинут, но решил позволить себя обмануть.

Вдруг вспомнилась прежняя его жена – по закону не жена вовсе, но предложение он делал, и даже жили они вместе где-то года полтора. Она постоянно и по мелочам все время указывала, что ему делать, названивала на работу, названивала после – куда пошел и зачем, любые его доводы отвергала, находясь в состоянии какой-то невыносимой постоянной сверхправоты. Теперь он не мог вспомнить даже, с чего начался их роман, и как эта женщина просочилась в его жизнь. В ответ на невинную шутку могли последовать какой-то чудовищный ор, хамская брань, а то и бросание посуды. Как будто внутри этой женщины сидел полный энергии монстрик и время от времени выскакивал в самые неожиданные моменты. После третьего такого взрыва он собрал вещи и ушел, благо проживали они в ее квартире, а у него тогда вообще не было своей конуры.

Вспоминая те полтора года, он дивился лишь одному: как выдержал столь долго?

Сейчас оставалось одно: тащиться домой, прихватив по пути пару бутылок пива, и радоваться одиночеству.

5

Звонок в дверь заставил его вскочить. Он заснул в своей комнатушке, сидя на диване. Спросонья почему-то подумал, что Юлия отыскала его и вот теперь стоит на площадке. И неважно, что он работает в МПИП, ей все равно, и… Сердце заколотилось так сильно, что он едва не задохнулся.

Распахнул дверь, даже не заглянув в мутный глазок.

На пороге стояла Надя. Он едва не захлопнул дверь в досаде, но соседка успела шагнуть вперед и встать на пороге.

– Уин, послушай, такое дело, некого, кроме тебя, попросить. Я у подруги теперь живу. Квартиру начнут ремонтировать на той неделе. Когда мастера притащат свои задницы, открой им. Вот.

Она протянула ему брелок с ключами.

– Так ведь я обычно на работе, – напомнил Уин.

– Брось, я же знаю, ты дрыхнешь до полудня. А они должны прийти рано утром, до того как ты свалишь. Девушка и парень. Уже договорились: как только с предыдущего адреса освободятся, так сразу ко мне. Я еще звякну, уточню, когда они приползут. Сейчас хороших мастеров на отделку найти проблема. Кошмар просто. Ну, ты понимаешь, встреть их как мужчина. Это вроде как солиднее. Лучше сделают, если мужчина им ключи выдаст. И вот… – Она протянула ему бутылку джина «Победа».

Тут уже не захлопнешь дверь, пришлось распахнуть ее во всю ширь и сделать приглашающий жест. Надираться джином в одиночестве было глупо.

Он достал из шкафчика стаканы, плеснул на дно в каждый. Выпили.

– Говорят, нынешний джин не сравнится с тем, что делали во времена Большого Брата. Вот тогда было качество, а этот – б-р-р, – выдала Надя стандартный комментарий.